Православный фундаментализм: возвращение к осмыслению

В постсоветский период, наследие т. н. «парижской школы» с большим трудом пробивает себе дорогу и очень медленно идет процесс его осмысления. Поэтому приходится констатировать тот факт, что богословский фундаментализм в православии оказался вне процессов религиозной и социокультурной динамики новейшего времени. В начале XX века, когда возникли и получили распространение различные религиозно-реформаторские движения, он только формировался, а в конце XX века, в условиях нового «религиозного подъема» и активизации политико-религиозных сил, он был практически исключен из фундаменталистского дискурса.

Фундаментализм и псевдофундаментализм

Разрывы, «изгнание» и трудности возрождения русской богословской мысли, порожденная Расколом формальная религиозность (принадлежность без веры), открывающая дорогу религиозной нетерпимости и ксенофобии, а с другой стороны, жажда «спасения», которая в русской культуре, в русском самосознании, традиционно сопряжена с чаянием «социальной Правды» (локализирующей через понятия «милленаризм», или «хилиазм», и «эсхатология»), все это в совокупности определило основное измерение православного фундаментализма в России - религиозно-социальное и религиозно-политическое. И от того, как соотносятся эти начала (религиозное, социальное и политическое) зависит, является ли доктрина, идеология и движение, фундаметалистским или псевдофундаметалистским.

Обращаясь, к идейному наследию православного обновленчества начала XX века, следует отметить, что в своих религиозно-социальных исканиях оно вслед за В.С. Соловьевым развивало концепт «свободной теократии» - «внутреннего объединения государства и церкви в общем организме царства Божия» [52, с. 264]. Это было чаяние новой перспективы социально-культурной эволюции - установления Царства Божия на земле, которое предельно емко нашло выражение в словах А.В. Карташева: «Я мыслю цель устроения жизни религиозной. Устроять эту жизнь в религии не враждебно самой жизни. Не жизнь сама по себе есть цель. Само по себе есть цель это религиозное устроение жизни» [53, с. 239].

В силу этого все социальные и политические средства, в том числе социальная революция, рассматривались обновленцами как инструмент достижения этой высшей религиозной цели. «Бесчисленные формы положительного служения в богочеловеческом процессе, конечно, все они осуждаются христианством, как несовершенные, не универсальные, нехристианские, но как нехристианские, они в зависимости от своей роли в богочеловеческом процессе, все же могут быть святыми, - писал в связи с этим лидер «Христианского братства борьбы» В.П. Свенцицкий. Вот почему христиане ни в коем случае не вправе идти на войну, но язычники, ведущие эту войну, положим за спасение своей национальной самостоятельности, - ведут войну святую. Не должен, не может христианин принимать участие в вооруженном восстании - не христианин может…. Вот почему убийство, совершенное не христианином, не может осуждаться безусловно, окончательно, вне всяких мотивов - оно не может считаться абсолютно не допустимым, но наоборот: и вооруженное восстание, и террор, и война - все должны рассматриваться с точки зрения того содержания, которое в него вносится. Тогда для христиан и война, и террор, и восстание могут быть признаны и злым, и святым делом в зависимости от этого содержания» [54, с. 25-26].

Совершенно иной, псевдофундаменталистский характер, носят доктрины, движения и практики, которые превращают религию и религиозное в инструмент общественно-политической борьбы и социально-политических технологий. Они не просто используют нехристианские средства для достижения высших религиозных целей, а сами их цели становятся нехристианскими. Посредством религии они политизирую культуру и церковь, которые становится предметом «мании идентичностей» (термин Т. Мейера), источником интолерантности и насилия. Не случайно православный псевдофундаментализм прежде всего сосредоточен на решении проблем государственничества, разработке моделей общественного устройства с национально-патриотической акцентуацией и подчеркивании избраннической роли русского народа и России в глобальном переустройстве мира. Его «кредо» - это бескомпромиссный антиэкуменизм, блокирующий все формы религиозного диалога, антикатолицизм, антисектантство, борьба с моральной развращенностью и сексуальной распущенностью, критика модерна и всех его проявлений, связанных с современными формами общественной жизни.

В результате православный псевдофундаментализм в своей программе расходится с самыми основными принципами христианской веры: любовь, служение миру, свобода личности, а, следовательно, и разрывает с православной традицией. Как отмечает К.Н. Костюк, «вера и жизнь Церкви становятся для него дополнением “социальной программы”, а не наоборот. На первый взгляд, это искажение церковной вести и его губительные для Церкви последствия незаметны: фундаменталисты берут на себя роль ревнителей веры, миссионеров, защитников Церкви от недругов. Но вскоре проявляются некоторые противоречия. … Война объявляется уже внутри Церкви и ведётся с привычным ожесточением. Церковь, если не внешне, то внутренне, раскалывается». Далее сама современность, т. е. весь внешний мир, провозглашается фундаментализмом противным и враждебным Церкви. От имени Церкви этому миру объявляется война. Церковная иерархия и духовенство, не замечая подмены, усваивают и подхватывают тезис фундаментализма. В ответ “внешний мир” модерна со всей мощью своих институтов, средств массовой информации, культуры и власти обрушивается на идеологию традиционализма, за которой стоит уже не кучка фундаменталистов, а вся Церковь. Война между Церковью и обществом развязана» [5, с. 148]. Однако ситуация может развиваться и по иному сценарию - внешний мир напротив примет и усвоит эту «подмену» и псевдофундаментализм станет для него церковью.

Другим важным аспектом исследуемого вопроса, является проблема концептуализации и позиционирования / самопозиционирования «православной общественности» - генератора и главной движущей силы православного фундаментализма и псевдофундаментализма.

В русском религиозно-философском дискурсе начала XX века православная общественность рассматривалась в качестве системы, которая должна возвышать всех до нравственного уровня церкви; подчеркивалась ответственность каждого человека в деле всеобщего спасения, что переводило сами общественные отношения в религиозную плоскость. В частности, один из идейных вдохновителей религиозно-обновительного движения, русский философ В.Ф. Эрн, писал: «Если страдающая братия - не в переносном смысле слова, а действительном - и подлинно есть страдающий Христос, то, участвуя в социально-экономической неправде, т. е. в неправде против «меньших сих», мы участвуем в продолжающемся и теперь распинании Христа» [55, с. 39].

Для псевдофундаментализма «православная общественность» прежде всего, имеет инструментальное значение - это «солдаты церкви» (К.Н. Костюк), «опричнина» (А.В. Кураев), «топор, поднятый во имя веры или (чаще всего) во имя какого-то ее эрзаца» (И.И. Виноградов). Будучи в массе своей выходцами из «низовой церкви», неофитами, они плохо знакомы с православным вероучением, но мифологизируя Священное Предание и Священное Писание, объявляют себя «цензорами, защитниками и очистителями христианской веры и традиции» [56, с. 4]. Им присуще исключительно дихотомическое восприятие мира («добро - зло», «полезное - вредное», «правда - кривда»), что определяет их главную цель и основную стратегию действия - «бороться со Злом и во имя Добра его разоблачать».

Не случайно, один из современных проповедников и миссионеров русского православия, протодиакон Андрей Кураев, в середине 2000-х гг. высказал мнение, что в случае ослабления государственного контроля в религиозной сфере, в России может сформироваться мощное антииерархическое движение мирян, способное привести к разрушению института церкви. «Сейчас в начале XXI века, наша Православная Церковь оказалась на пороге не то что раскола, а гораздо более серьезной вещи. … Начинается русская реформация. В Европе Реформация произошла пять веков назад. У нас она припозднилась: ждала, пока не ослабнет государство. Пока была государственная власть с ясной и жесткой религиозной политикой (сначала православной, потом - атеистической), мирянский активизм осаживался. Теперь этот «удерживающий» отошел. И мы увидели лицо «русского бунта». Лицо Григория Распутина и Пелагии Рязанской. Издания типа «Русский вестник», «Русь православная», «Жизнь вечная» и просто «Жизнь» - вот буревестники русской реформации» [56, с. 3-4].

В качестве рефлексии. Безусловно, высшей религиозной целью могут быть объявлены самые разнообразные социальные проекты. «Дозволено все то, что повышает (или сохраняет) чувство Богоощущения» [57, с. 27], - писал в 1920-е гг. один из лидеров православного обновленчества А.И. Введенский. Однако оставаясь в рамках православного вероучения именно этот критерий, позволяет наиболее четко проводить разграничение между православным фундаментализмом и псевдофундаментализмом.

Вместо заключения

Проблема православного фундаментализма не случайно видится исследователям своего рода «бездной», в которой невозможно нащупать дна. В российской истории он предстает во всей вариативности и разнообразии модификаций: старообрядчество, обновленчество, черносотенство, «парижская школа», различные постсоветские православные «братства» и религиозно-общественные организации.

Причин этой многоликости много.

Во-первых, феноменология, структурно-функциональные особенности, а также формы проявления православного фундаментализма зависят не только от специфики православия, как самобытного направления в христианстве, но и от социокультурного контекста, в котором он заявил о себе, от характера ценностей и целей, которыми знаменательна эпоха.

Во-вторых, развитие с середины XVII века российского государства в светско-имперском ключе, со всеми вытекающими отсюда последствиями, привело к смещению акцента с богословских вопросов (русское богословие при таких условиях практически не могло развиваться) на социально-политические проблемы, сделав само религиозно-социальное / религиозно-политическое измерение православного фундаментализма основным.

В результате именно социально-политическая проблематика, при слабой разработке или игнорировании богословских вопросов, стала причиной возникновения такого явления, как православный псевдофундаменталим, который превращает религию в инструмент общественно-политической деятельности, цели и средства которого являются нехристианскими.

Однако важно понимать, что тотальная демонизация православного фундаментализма посредством псевдофундаментализма формирует ложные представления об этом явлении в целом. Она искажает смысл и значение других разновидностей этого феномена и служит основанием для ошибочных идентификаций и дефинирования. Как и любой другой фундаментализм, православный фундаментализм амбивалентен, и ориентирован не только на архаизацию и консервацию, но и творческое обновление религии и общества. Он смотрит в будущее, предлагая новые социокультурные ориентиры и общественно-политические модели, объективно влияя на поиск дальнейшего пути развития.

Библиография

1. Кузнецова О.В., Смолина Н.С., Маренинова В.В. Фундаментализм vs фундаментализм: научные и обыденные представления // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 12 (50): в 3-х ч. Ч. III. С. 119-124.

2. Виноградов И.И. Опасность «православного» фундаментализма // Живое предание: материалы Международной богословской конференции, Москва, октябрь 1997 г. [сборник докладов / подгот.: ред. Евгения Крестьянинова и др.]. М., 1999. С. 317-323.

3. Генисаретский О.И. Фундаментализм как намерение, понятие и практика // Живое предание: материалы Международной богословской конференции, Москва, октябрь 1997 г. [сборник докладов / подгот.: ред. Евгения Крестьянинова и др.]. М.: Изд-во Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы, 1999. С. 60-76.

4. Кырлежев А. Существует ли «православный фундаментализм»? // Живое предание: материалы Международной богословской конференции, Москва, октябрь 1997 г. [сборник докладов / подгот.: ред. Евгения Крестьянинова и др.]. М.: Изд-во Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы, 1999.С. 324-334.

5. Костюк К.Н. Православный фундаментализм // Полис. 2000. № 5. С. 133-154.

6. Николаев Н.И. Православный фундаментализм как филологическая утопия // Русские утопии: Сборник статей / Сост. В.Е. Багно. Вып. 1. СПб.: Terra Fantastica, 1995. С. 55-95.

7. Уляхин В.Н. Фундаментализм в православии: теория и практика // Фундаментализм. М.: Издательство «Крафт+», 2003. С. 126-164.

8. Marsden G.M. Fundamentalism and American Culture. Oxford: University Press, 2006. 468 p.

9. Encyclopedia of Fundamentalism / Edited by Brenda E. Brasher. New York: Routledge Chapman & Hall, 2001. xviii, 558 p.

10. Кудряшева И.В. Фундаментализм и «фундаментализмы» // Политическая наука. 2013. № 4. С. 92-105.

11. Obeyesekere G. Buddhism, Nationhood, and Cultural Identity: A Question of Fundamentals // The Fundamentalism Project. Vol. 5. Fundamentalisms Comprehended / Edited by Martin E. Marty and Scott R. Appleby. Chicago: University of Chicago Press, 1995. P. 231-255.

12. Barr J. Fundamentalism. Philadelphia: Westminster Press, 1977. 379 p.

13. Левин З.И. Предисловие // Фундаментализм. М.: Издательство «Крафт+», 2003. С. 3 - 12.

14. Marty Martin E., Appleby Scott R. Conclusion: An Interim Report on Hypothetical Family // The Fundamentalism Project. Vol. 1. Fundamentalisms Observed / Edited by Martin E. Marty and R. Scott Appleby. Chicago: University of Chicago Press, 1991. P. 814 - 842.

15. Riesebrodt M. Pious Passion: The Emergence of Modern Fundamentalism in the United States and Iran. - Berkeley: University of California Press, 1994. 272 p.

16. Riesebrodt M. Die fundamentalistische Erneuerung der Religionen // Fundamentalismus. Politisierte Religionen / hrsg. von Kilian Kindelberger. Potsdam: Brandenburgische Landeszentrale fur politische Bildung. 2004. P. 10-27.

17. Гуревич П. Фундаментализм и модернизм как культурные ориентации // Общественные науки и современность. 1995. № 4. С. 154-162.

18. Beeman W.O. Fighting the Good Fight: Fundamentalism and Religious Revival // Exotic No More: Anthropology on the Front Lines / Edited by J. Macclancy. Chicago: University of Chicago Press, 2002. P. 129-144.

19. Смирин М.М. Народная реформация Томаса Мюнцера и великая крестьянская война / 2-е изд., испр. и доп. М.: Изд. Акад. наук СССР, 1955. 568 с.

20. Webber J. Rethinking Fundamentalism: the Readjustment of Jewish Society in the Modern World // Studies in Religious Fundamentalism / Edited by L. Caplan. Albany: State University of New York Press, 1987. P. 95-112.

21. Walke A. Fundamentalism and Modernity: the Restoration Movement in Britain // Studies in Religious Fundamentalism / Edited by L. Caplan. Albany: State University of New York Press, 1987. P. 195-210.

22. Munson H. Fundamentalism // The Blackwell companion to the study of religion / Edited by Robert A. Segal. Malden: Blackwell Publishing Ltd, 2006. P. 255-269.

23. Caplan L. Introduction // Studies in Religious Fundamentalism/ Edited by L. Caplan. Albany: State University of New York Press, 1987. P. 1-24

24. Marty M.E. Fundamentalism // Encyclopedia of Science and Religion: in 2 vols. / Edited by J. Wentzel Vrede van Huyssteen. N.Y.: Macmillan Reference USA, 2003. Vol. 1. P. 345-347.

25. Гидденс Э. Что завтра: фундаментализм или солидарность [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.strana-oz.ru/2003/1/chto-zavtrafundamentalizm-ili-solidarnost (Дата посещения: 24.10.2015).

26. Степанова Е.А. Фундаментализм и мания идентичности // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2008. Вып. 8. С. 94-116.

27. Оден Т.К. После модернизма. Что впереди…? Минск.: Б.и., 2003. 239 с.

28. Ваторопин А.С. Религиозный модернизм и постмодернизм // Социологические исследования. 2001. № 1. С. 84-92.

29. Лебедев В.Ю., Прилуцкий А.М. К семиотике религиозного модернизма: семантика и хронологическое соотнесение // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2010. № 3. С. 37-46.

30. Троицкий С.В. Что такое модернизм: Энциклика Пия X «Pascendi Dominici gregis» и её значение. СПб.: Типография Монтвида, 1908. 66 с.

31. Головушкин Д.А. Религиозный фундаментализм / религиозный модернизм: концептуальные противники или амбивалентные феномены? // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 1: Богословие. Философия. 2015. № 1. С. 87-97.

32. Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 1. Сергиев Посад: тип. Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1909. VI, 525 c.

33. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. В двух томах / Общ. ред. В.В. Нехотина. М.: Институт ДИ-ДИК, Квадрига, 2009. 687 с.

34. Глинчикова А.Г. Раскол или срыв русской «Реформации»? М.: «Культурная революция», 2008. 384 с.

35. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2006. 607 c.

36. Карташев А. Церковь как фактор социального оздоровления России // Карташев А.В. Церковь. История. Россия. Статьи и выступления. М.: «Пробел», 1996. С. 242-250.

37. Костомаров Н.И. История раскола и раскольников // Вестник Европы. 1871. Т. 3. Кн. 4. С. 469-480.

38. Хабермас Ю. Модерн - незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 40-52.

39. Аггеев К. Реформа или реформация? // Век. 1907. № 1. С. 1-2.

40. Чельцов М. Сущность церковного обновления. - СПб.: Типография «Отто Унфуг», 1907. 15 с.

41. Головушкин Д.А. Феномен религиозного обновления: теоретико-методологические аспекты исследования // Знание. Понимание. Умение. 2014. № 3. С. 107-115.

42. Об отношении Церкви и священства к современной общественно-политической жизни. «Записка Союза ревнителей Церковного обновления» (Группы петербургских священников) // Церковный вестник. 1906. № 11. Стб. 321-331.

43. Боровой В. Социальная проблематика в русском богословии // Журнал московской патриархии. 1987. № 9. С. 17-23.

44. Дзюбенко М. Старообрядчество и церковное обновление // Живое предание: материалы Международной богословской конференции, Москва, октябрь 1997 г. [сборник докладов / подгот.: ред. Евгения Крестьянинова и др.]. М.: Издательство Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы, 1999. С. 196-210.

45. Глубоковский Н.Н. Православие по его существу // Православие: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского Гуманитарного университета, 2001. С. 182-198.

46. Федотов Г. Православие и историческая критика // Путь. 1932. № 33.

47. Карташев А.В. Свобода научно-богословских исследований и церковный авторитет // А.В. Карташев. Церковь. История. Россия. Статьи и выступления. М.: «Пробел», 1996. С. 25-44.

48. Зернов Н. Православие и англиканство // Путь. 1934. № 43. С. 49-56.

49. Шмеман А. Исторический путь православия. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1954. 388 с..

50. Зернов Н.М. Русское религиозное возрождение XX века. Paris: Ymca-Press, 1991. 382 с.

51. Светлов П.Я. Идея Царства Божия в ее значении для христианского миросозерцания: (Богословско-апологетическое исследование) // Богословский вестник. 1903. Т. 1. № 2. С. 247-277.

52. Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах: 1907 - 1917: В 3 т. / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и примеч. О.Т. Ермишина, О.А. Коростелева, Л.В. Хачатурян и др. Т. 3: 1914-1917. М.: Русский путь, 2009. 653 с.

53. Свенцицкий В. Террор и бессмертие // Вопросы религии. 1906. Вып. 2. С. 3-28.

54. Эрн В. Христианское отношение к собственности. М.: «Труд и воля», 1906. 54 с.

55. Кураев А.В. Искушение, которое приходит справа / диак. Андрей Кураев. М.: Издательский Совет русской Православной Церкви, 2005. 96 с.

56. Введенский А. Апологетическое обоснование обновленчества // Вестник Священного Синода. 1925. № 1. С. 18-28.

Аннотация

Статья посвящена проблеме православного фундаментализма. Несмотря на актуальность данной темы, в отечественной социогуманитарной науке она не получила должного рассмотрения, что рождает к жизни многочисленные мифы, стереотипы и публицистические штампы.По этой причине в центре внимания работы, прежде всего, находятся вопросы теоретико-методологического характера. В ней поднимается проблема дефинирования и модификаций религиозного фундаментализма, рассматривается соотношение религиозного фундаментализма и ортодоксии, взаимосвязь религиозного фундаментализма и религиозного обновления, выявляются истоки и идейный базис православного псевдофундаментализма. Решение этих задач потребовало обращения к современным научным концепциям фундаментализма, а также идейному наследию русской религиозно-философской мысли XX века. Параллельно велась работа по концептуализации религиозного фундаментализма как амбивалентного феномена, который не исключает религиозный модернизм и другие противоположные религиозные идеологии и мировоззрения. Это позволило придти к следующим выводам:1) Православный фундаментализм является сложным, многоуровневым и многоаспектным образованием. Его феноменология, структурно-функциональные особенности, а также формы проявления зависят не только от специфики православия, как самобытного направления в христианстве, но и от социкультурного контекста, в котором фундаментализм заявил о себе, от характера ценностей и целей, которыми знаменательна эпоха; 2) Доминирование в православном фундаментализме социально-политической проблематики при слабой разработанности или игнорировании богословских вопросов, стало причиной возникновения такого явления, как православный псведофундаменталим, который превращает религию в инструмент общественно-политической деятельности, цели и средства которого являются нехристианскими; 3) Православный фундаментализм амбивалентен, и ориентирован не только на архаизацию и консервацию, но и творческое обновление религии и общества. Он смотрит в будущее, предлагая новые социокультурные ориентиры и общественно-политические модели, объективно влияя на поиск дальнейшего пути развития.

Ключевые слова: религиозный фундаментализм, православный фундаментализм, псевдофундаментализм, религиозный модернизм, религиозное обновление, ортодоксия, идеациональность, русское православное реформаторство, обновленчество, старообрядчество

The article deals with the problem of Orthodox fundamentalism. Despite the importance of this topic, it was not given due consideration within Russian sociology. That brings to life numerous myths, stereotypes and media clichйs. For this reason the article is primarily focused on the issues of theory and methods. It raises the issue of defining and modifying of religious fundamentalism discusses the relation between religious fundamentalism and orthodoxy, the correlation between religious fundamentalism and religious renovation, shows the sources and ideological basis of the Orthodox pseudo-fundamentalism.In order to meet these challenges it was necessary to address modern scientific concepts of fundamentalism and the spiritual heritage of Russian religious and philosophical thought of the 20th century. Work was conducted in parallel with this on the conceptualization of religious fundamentalism as an ambivalent phenomenon that does not exclude religious modernism and other opposite religious ideologies and world-views. On the basis of this the following conclusions were made:1) Orthodox fundamentalism is a complex multilevel and multifaceted phenomenon. Its phenomenology, structural and functional features and manifestations depend not only on the specific character of Orthodoxy as an original trend in Christianity but also on the social and cultural context in which fundamentalism appeared, on the nature of values and aims which are characteristic for the given period. 2) The domination of social and political agenda in the Orthodox fundamentalism in combination with under-development or ignoring of theological issues gave rise to the emergence of such a phenomenon as Orthodox pseudo-fundamentalism which makes religion an instrument of social and political activity with unchristian aims and means. 3) Orthodox fundamentalism is ambivalent and oriented not only towards archaization and conservation but also to a creative renovation of religion and society. It looks to the future, offers new guidelines, social and political models, which will have an objective impact on searching further ways of development.

Keywords: religious fundamentalism, Orthodox fundamentalism, pseudo-fundamentalism, religious modernism, religious renewal, orthodoxy, ideational, Russian Orthodox reformism, renovationism, Old Believers

Размещено на Allbest.ru