Антирелигиозное наступление советского государства в 1927-1929 годы

Но не столько религиозные чувства самих коммунистов и комсомольцев, сколько их связи со священнослужителями рассматривались как преступные [80]. Типичен в этой связи фрагмент отчета Алгасовского райкома ВЛКСМ, подготовленный по заявлениям комсомольцев: «В ячейке села Раево комсомолец, бывший секретарь ячейки, пьянствовал в компании со священником и в конце концов попал под влияние семьи священника, женился на дочери священника ночью при закрытых дверях. В то же время, будучи секретарем сельсовета устроил протекцию сестре своей жены (она же дочь священника) в поступлении в педтехникум через усыновление ее на свою фамилию. В той же ячейке член РКСМ Хмуренков, ныне студент Московского рабфака, имеет связь с дочерью попа, шлет ей письма и в одном из писем пишет, что дескать, мол, ты не сумеешь устроиться учиться до тех пор, пока не вступишь в комсомол и не уедешь оттуда... до этого он же, будучи в деревне, старался протащить ее в комсомол» [81]. Как антисоветское деяние расценивалось размещение икон в избе-читальне Воротовской ячейки Курского округа. Виновный избач - комсомолец Кокорев к тому же был заклеймен как «сын бывшего жандарма», во что мало верится при знании тогдашних подходов к чистоте комсомольских рядов [82]. Проявление правого уклона увидело руководство комсомола в том, что в Гаволжанской ячейке Грязинского района комсомольцы выступили против того, чтобы отнять дом у местного дьякона, а комсомолец Графской ячейки обратился в райисполком с просьбой разрешить местным верующим провести собрание [83].

В ходе нарастания темпов индустриализации страну захлестнула «антиколокольная кампания». Ещё весной 1926 года наркоматы юстиции и внутренних дел РСФСР разослали в областные центры инструкцию «О порядке пользования колоколами». Согласно ей колокольный звон «нарушает нормальное отправление общественного правопорядка и особенно стеснительно отражается на жизни городских поселений». Запрещалось совершение набатных тревог «для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти», не допускалось и пользование церковными колоколами для звона, непосредственно не связанного со службами в дни великих христианских праздников. При ликвидации молитвенных зданий инструкция нацеливала на переустройство колоколен под противопожарные наблюдательные пункты, водонапорные башни и т.п. [84]. Президиум ВЦИК осенью 1929 года принял следующее постановление: «Колокольный звон, производимый на всю данную округу церковниками, резким образом противоречит принципу отделения церкви от государства, ибо нарушает бытовые условия безрелигиозных трудящихся масс, особенно города, мешает труду и использованию трудящимся населением его отдыха». Полностью был запрещен трезвон (звон во все колокола). Инструкция исполнителям постановления ВЦИК на местах требовала: «При проведении этих мероприятий местные общественные организации обязаны предварительно провести широкую подготовительную кампанию» [85].

В Архангельске, Брянске, Костроме, Самаре, Смоленске и других городах в 1929 году были организованы «собрания трудящихся», где были вынесены постановления о снятии всех церковных колоколов [86]. Соревнуясь друг с другом, областные, городские, окружные, районные власти принимали решения о прекращении колокольного звона. Во ВЦИКе рассматривались предложения о прекращении колокольного звона на всей территории РСФСР. На практике впереди шёл Сталинградский округ, сдавший на переплавку в конце 1929 года 90 тонн церковных колоколов (с 15 городских церквей). Самарские власти к середине января 1930 года сняли церковные колокола со всех храмов города [87]. Организационные меры, как правило, сочетались с угрозами, давлением, репрессиями.

Развернув кампанию по снятию колоколов [88] и закрытию церквей, власть вынужденно заботилась о формировании «одобрительного» общественного мнения. Для этого активно использовалась печать. Безбожник Н. Исаков, например, писал: «В Пушкогорах на колокольне бывшего монастыря висят колокола. Почему их до сего времени не сняли? Страна переживает металлический голод» [89]. «Безбожник», «Огонёк», «Комсомольская правда» и другие советские печатные издания публиковали фотографии низверженных колоколов и улыбающихся победителей на них. Пожалуй, самым распространённым «газетным штампом» того времени стала фраза: «Колокол сняли, а бог молчит».

Поступление колокольного лома по стране за 1929-1930 хозяйственный год составило 11 тысяч тонн, для обработки которых в стране не было производственных мощностей и соответствующей технологии. Зачастую разбитые колокола довольно долго валялись на заводских дворах, вызывая еще большее недовольство верующих [90].

Летом 1929 года на местах началось массовое закрытие церквей. Если в 1928 году было закрыто 534 церкви, то в 1929 году - 1119 [91]. 1 октября 1929 года было объявлено о регистрации всех религиозных объединений на территории РСФСР с целью выявить все церковные здания, не находящиеся в данное время в пользовании верующих по договорам. Перерегистрация церквей 1929 года в реальности стала политической процедурой их закрытия. Использовалась следующая схема: проходило общее собрание граждан населённого пункта, затем принималось решение административного органа на уровне района, затем следовало постановление областного исполнительного комитета со стандартной формулировкой: «…руководствуясь статьями 36 и 43 постановления ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 года, договор на здание с религиозным объединением… расторгнуть» или «…ликвидировать культовое здание». Аргументы для принятия таких решений были следующие: нужда в школьном или клубном помещении, несоблюдение религиозной общиной условий договора, невозможность сделать капитальный ремонт здания. В реальности при закрытии церквей нарушалось даже дискриминационное по отношению к религии советское законодательство. Закрытия церквей сопровождались прямыми оскорблениями верующих. Явно экстремистскую роль вновь нередко играли комсомольцы. В ходе закрытия церквей и снятия колоколов не делалось различий между «обновленцами» и «тихоновцами». Закрывали церкви, принадлежавшие как тем, так и другим. В деревне разгорелась настоящая война: нередко закрытие храмов сопровождалось погромами кладбищ и памятников, а церкви превращались в склады и клубы. В одной даже был открыт тир, где мишенями служили иконы [92].

Один из способов закрытия церквей «за недостатком верующих» описал в конце 1929 года в своем дневнике наблюдательнейший московский учитель истории Иван Иванович Шитц: «Предлагают округе, желающей сохранить храм, собрать столько-то подписей, но на подписном листе ряд вопросов: фамилия, оклад, партийность, происхождение и т.д., поставлены так, что в ответ на них лишат куска хлеба, ибо на службе, ни на какой, не допускают людей, открыто признающих себя верующими» [93]. Показательно и сообщение воронежской газеты «Коммуна», рассказавшей 14 февраля 1929 года о собрании крестьян села Девица Воронежского округа Центрально-Чернозёмной области. Из 160 человек при открытом голосовании в защиту церкви выступило лишь 28, в то время как до этого крестьяне утверждали, что церковь удастся закрыть только «через наши трупы».

На местах слова высоких чинов об осторожном подходе к закрытию церквей практически нивелировались. Более того, партийные органы, осуществлявшие политический контроль над комсомолом, объективно призванные удерживать младших товарищей от проявлений молодежного экстремизма [94] нередко сами играли роль подстрекателей. На совещании секретарей окружкомов Средне-Волжского крайкома ВКП(б), например, провозглашалось: «Движение в деревне за снятие колоколов и закрытие церквей должно быть охвачено партийным руководством; никакое сдерживание его сверху не должно иметь место» [95]. Незакрытие церквей рассматривалось как недоработка не только партийных, советских, комсомольских органов, но и ячеек СВБ. Было развёрнуто движение коммунистов и комсомольцев за массовое закрытие мечетей под лозунгом «закрывай мечети, открывай клубы». Многие мечети были разрушены.

В конце 1929 года, перейдя в открытое наступление на Церковь, власти вновь устроили публичное надругательство над мощами святых Русской Православной церкви. На изъятие мощей Митрофания Воронежского приглашали, как на развлечение, обещая участие в киносъемках. Местная партийная газета рассказывала о публичном вскрытии мощей Святого Питирима и передаче их краеведческому музею, называя «наглым и грубым обманом» нетленность останков, смаковала подробности описаний обнаруженного в качестве мощей [96].

Именно к этому времени относится один из последних всплесков массовых выступлений против действий власти. В 1928 - 1929 годах было более 1300 восстаний, 3000 чиновников пали жертвами террористических актов [97]. По данным ОГПУ с января до середины декабря 1929 года только в Центрально-Чернозёмной области состоялось 94 массовых выступления крестьян [98]. Как правило, они были направлены против хлебозаготовок и коллективизации. Однако восставшими выдвигались требования и в защиту священнослужителей, против разрушения церковных зданий. Иначе вряд ли могло быть в стране, где и в 1929 году большинство населения оставалось религиозным. В Москве в конце 1920-х годов крестили и отпевали 50-60% людей. 40% выпускников школ Москвы 1928 года признали себя верующими, в школе имени Сталина верующих оказалось 92%. Общее число религиозных людей по стране составляло не меньше 60% [99]. Обычным явлением были дежурства у храмов, которые власти решили снести. Всячески препятствовало население и снятию колоколов. Например, в одном из сёл Нижне-Волжского края прошёл слух, что безбожники заберут колокол. Полторы тысячи женщин собрались около храма и дежурили несколько суток [100].

Но все эти выступления неминуемо подавлялись. Власть откровенно демонстрировала пренебрежение к чувствам верующих, прагматизм, переходящий в надругательство над русскими святынями. Чего стоит хотя бы факт из истории Успенского собора города Кирсанова, который стали использовать под ссыпку зерна [101]. Здание Евангелистско-лютеранской церкви Св. Марии - немецкой кирхи в Ульяновске сначала использовали как библиотеку, позднее -- как спортивную школу [102].

В ответ на произвол верующие могли только молчать. Иначе их ждали суровые репрессии. Антирелигиозная печать сама подтверждает это. Журнал «Антирелигиозник», например, писал: «В Дальневосточном крае… был случай, когда над членами безбожной ячейки СБ по наущению попов был учинён самосуд. Виновные (3 человека) приговорены к расстрелу» [103]. Радикально оценивалось и пассивное сопротивление антирелигиозной пропаганде. Так, «вражьей выходкой» в газете «Коммуна» 12 мая 1929 года был назван уход с антирелигиозной лекции группы крестьян в селе Массальском.

Агрессивное поведение советских безбожников вместе с предательскими поступками апологетов «живой церкви» даже у атеистов вызывало сочувствие по отношению к истинно верующим. «Православие, окруженное ореолом мученичества и гонимое теми, кого все ненавидели, становилось символом всего русского и антисоветского… - справедливо отмечал А.Р. Трушнович, - Пройдя через потоки крови, через горы замученных, через тысячи детских трупов, Россия нашла Бога. В этой стране, которую таинственный индекс избрал всемирным рассадником безбожия и материализма, где видимые признаки Церкви разрушались, где с 1927 года не было напечатано ни строчки религиозного содержания, где начиная с детского возраста человеку внушалось презрение ко всякой вере, особенно к православной, -- торжествовала победу духа истинная вера. Срывали кресты с куполов -- начинали осенять себя крестом люди, ранее отвергавшие крест и Евангелие. Взрывали своды церквей -- люди молитвенно обращали взор к небесному своду. Уничтожались церковные книги -- Божье слово передавалось из уст в уста» [104].

Хотя в резолюции II съезда СВБ и подчеркивалось, что «наряду с критикой религиозного учения нужно давать положительные знания, нужно закладывать фундамент диалектико-материалистического мировоззрения», в реальности даже то, что подавалось как образец отстаивания научно-материалистического мировоззрения, в лучшем случае является примером вульгарного материализма. Характерен случай, рассказанный участниками экспедиции научно-исследовательского отдела Центрального Совета СВБ в Песковский район ЦЧО. На экскурсии колхозников в соседний инкубатор старуха - крестьянка осмотрела все внимательно и сказала: «А все-таки бог есть!» Активистка СВБ, сопровождавшая экскурсию, ответила на сомнения старухи: «Полно врать, бабка. Вот я прибавлю температуру на один градус, и все 10 тысяч яиц пойдут насмарку, а ты говоришь есть бог» [105]. То, что старушка растерянно замолчала, вряд ли подтверждает ее отход от веры. Крепость убеждений, сформировавшуюся за долгую жизнь, не разрушить полунасмешкой - полуиздевкой. А вот безбожники формировали свои убеждения именно на подобных примитивных примерах. Примитивизм сознания вел к упрощению всего восприятия окружающей жизни, податливости к лозунгам и ультрапрагматическому подходу к науке, культуре. По инерции нигилизм в отношении религии активисты антирелигиозного движения переносили и на прочие достижения дореволюционной культуры, тесно связанные с деятельностью основных конфессий.

В октябре 1924 года Л. Д. Троцкий восхищался, вспоминая о Ленине, рабочим из его охраны, который сказал ему, что если уж придется сдавать Питер, то лучше «подвести динамиту да взорвать все на воздух». На вопрос «А не жалко ли Петрограда?» рабочий ответил: «Чего жалеть: вернемся, лучше построим». «Вот это настоящее отношение! Тут псаломщицкой плаксивости нет и следа», - писал Л. Д. Троцкий [106] Не было следа «псаломщицкой плаксивости» и в антирелигиозной работе. С помощью своих экстремистских действий безбожники внедряли отнюдь не атеистические убеждения, а страх и озлобленность в верующих.

Ситуация резко усугубилась после внедрения в общественное сознание теории об обострении классовой борьбы в процессе строительства социализма, еще более размежевавшей советское общество. В конце 1920-х годов с религией боролись не как с «отвлеченной идеей о Боге», а как с «контрреволюционной силой». «Год великого перелома» стал переломным моментом и в истории безбожного движения в СССР. 1929 год похоронил идею демократизации и усовершенствования законодательства о культах.

Уже с весны 1929 года раздавались предложения об объявлении параллельно хозяйственной «безбожной» пятилетки. Например, говорилось об этом на XIV Всероссийском съезде Советов в мае 1929 года [107]. И хотя официально исполнительное бюро СВБ план «пятилетки Союза воинствующих безбожников» утвердило 29 января 1930 года, осенью 1929 года о задачах пятилетки говорилось уже постоянно. Причем подчеркивалась связь процессов коллективизации и ликвидации церквей. Главной целью актива СВБ называлось полное «обезбоживание» фабрики и села. Коммунистические идеологи настойчиво рекомендовали местным ячейкам СВБ активно вторгаться в сферу хозяйственной жизни: «Безбожники на селе организуют ударные группы по проведению агроминимума на полях, организуют колхозы безбожников, создают группы крестьян-бедняков по обслуживанию полей в посевную и уборочную кампании, группу по утеплению хлевов» [108].

Возникшие в ходе хлебозаготовок и коллективизации трудности были отнесены как на счет «кулацких элементов», так и «служителей культа». В циркулярах НКВД местным органам власти предписывалось контроль за деятельностью религиозных организаций строить с учетом «сращивания их с контрреволюционными элементами». Подобного рода утверждения, зачастую не имевшие убедительного фактического подтверждения даже в тексте самих документов НКВД, стали обоснованием для развертывания кампании по массовому закрытию молитвенных зданий. Только в Московской области осенью 1929 года - зимой 1929-1930 года было закрыто 696 церквей [109].

Видимо, руководство советского государства осознало, что православие - фактор, безусловно сплачивающий крестьянство, одно из необходимых условий для самоосознания им себя как единого социального слоя. Без разрушения православия невозможно было уничтожить крестьянство как самостоятельную часть общества. Отсюда - глубокая взаимосвязь процессов насильственной коллективизации и второго «штурма небес», одинаково враждебное отношение к крестьянину - крепкому хозяину и священнослужителю. Показательно выступление на II Всесоюзном съезде СВБ В.В. Маяковского. Поэт заявил тогда: «Мы можем уже безошибочно за поповской рясой различать образ кулака» [110]. Информационное письмо СВБ от 10 сентября 1929 года прямо нацеливало «разоблачать блок кулачества с церковниками и сектантами» [111].

В отличие от руководства СВБ, стоявшего на радикальных позициях, старые большевики, составлявшие ядро Антирелигиозной комиссии ЦК ВКП(б), фактически поддерживали Н.И.Бухарина, хотя открыто и не присоединялись к правому уклону. Это предопределило судьбу Антирелигиозной комиссии: 30 ноября 1929 года она была распущена. Во внутрипартийной борьбе была закреплена победа курса на уничтожение церкви как социального института. Проводилась политика, направленная на сужение круга деятельности религиозных организаций всех течений.

Резко усилилось «рекрутирование» в ряды Союза воинствующих безбожников. Как покажет опыт последующих лет, форсированный рост СВБ был искусственным. Как только власть прекратит административное давление, многомиллионный союз распадется и о своем былом членстве в этой организации ветераны будут предпочитать молчать. Но это ни в коей мере не отрицает того факта, что к началу 1930-х годов в массовом сознании был преодолен определенный рубеж. Если раньше многие советские граждане не рассматривали занятие антирелигиозной работой одним из главных направлений своей деятельности, то теперь участие в ней становилось одним из важнейших подтверждений лояльности к власти и игнорировать ее означало стать в глазах власти политически неблагонадежным.

Правотворческая деятельность советского государства и официальная пропаганда способствовали утверждению в общественном правосознании явно нигилистического отношения к правам верующих, осуществлению свободы совести. Между тем, стоит прислушаться к великому русскому философу И.А. Ильину: «Иметь религию есть право человека, и это право - право быть духом - лежит в основе всех его прав. Человек, отказывающийся от этого права, теряет своё духовное достоинство и впадает во все недуги, связанные с этой утратой; человек, не осуществляющий этого права ведёт напрасную жизнь…» [112].

Поскольку формирующаяся система права всё более отвергала само право российских граждан на осуществление свободы совести, общественное правосознание как бы в ответ отвергало саму ценность права. Вернее, формировалось своеобразное новое «двоеверие», раздвоение правовой психологии: в условиях системы, основанной на страхе, человек публично говорил одно, а думал другое. Страх подсказывал одно, совесть - другое. На официальных мероприятиях всё большее количество российских граждан демонстрировало свой атеизм, послушность новым правовым нормам. В быту же официальные запреты при первой возможности нарушались. В официальных речах выражалось одобрение решениям власти. Обыденное сознание было настроено если не решительно против, то, по крайней мере, неодобрительно.

В условиях отторжения государством религиозной нравственности право теряло поддержку нравственности, а значит имело всё более шаткую основу.

«Если бы от меня потребовали назвать кратко главную причину всего XX века, то и тут я не найду ничего точнее и содержательнее, чем: «Люди - забыли - Бога». Пороками человеческого сознания, лишённого божественной вершины, определились и все главные преступления этого века,» - говорил А.И. Солженицын в лекции после вручения ему в мае 1983 года в Лондоне Темплтоновской премии, которая присуждается «лицам, имеющим особые заслуги в укреплении духа перед лицом нравственного кризиса в мире» [113]. В этой же лекции А.И. Солженицын провозгласил: «Воинствующий атеизм - это не деталь, не периферия, не побочное следствие коммунистической политики, но главный винт её» [114].

Длительное игнорирование религиозного фактора, в частности, религиозной морали в советский период, способствовало тому, что многие накопленные ценности были утрачены, нивелировалась религиозная специфика российской правовой культуры, общественное правосознание современной России оказалось во многом беззащитным перед крайними формами религиозного правосознания.

Библиография

1. См.: Слезин А.А. Советское государство против религии: «оттепель» середины 1920-х годов // NB: Вопросы права и политики. 2013. №3. С. 37-73; Слезин А.А., Баланцев А.В. Противодействие комсомольских организаций религиозному влиянию среди «восточных национальных меньшинств» : специфика первой половины 1920-х годов // NB: Проблемы общества и политики. 2012. № 3. С. 48-100.

2. Ярославский Е. Соцсоревнование и антирелигиозная пропаганда // Правда. 1929. 1 мая.

3. См.: Пономаренко М.В. Ислам в религиозной политике советской власти в первой трети XX века. (по материалам Западной Сибири) // Проблемы истории, филологии, культуры. 2008. № 20. С. 339-340.

4. Воинствующее безбожие в СССР за 15 лет: 1917-1932. М., 1932. М., 1932. С. 334.

5. Отделение церкви от государства. Дополнения к книге П.В. Гидулянова. М., 1929. С. 24.

6. Юрченков В.А. Ликвидация мощей святых как фактор общественно-политической жизни 1920 годов // Общественно-политическая жизнь российской провинции. ХХ век. Тамбов , 1993.С. 55-58.

7. Булавин М.В. Методы антирелигиозной пропаганды в деятельности Союза воинствующих безбожников на Среднем Урале.// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2011. № 5. Ч. 4. С.37.

8. Пряженникова М.В. Пропаганда безбожия в Восточном Забайкалье в 1920-1930-х гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 12. Ч. 2. С. 160.

9. Садырова М.Ю. Антирелигиозная пропаганда в деревне в 1920-е гг.: теоретические установки и практическая реализация (по материалам Пензенской и Саратовской губерний) //Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. 2012. №27. С. 962.

10. Садырова М.Ю. Антирелигиозная пропаганда в деревне в 1920-е гг. … С. 962.

11. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО. Ф. Р - 1500.Оп.1. Д. 48. Л. 162)

12. Олещук Ф. Кулацкое рождество.// Московский рабочий. 1929. С.13.

13. Слезин А.А. Политический контроль среди молодежи 1920-х годов: победы на «фронте повседневности» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 3. Ч. 2. С. 180.

14. Цит. по: Резник С. Вместе или врозь? Богоборчество // Вестник Online. 2004.

15. Тихонова А. Ю., Голотин А. В. Региональные аспекты взаимодействия церкви и советской власти в 20-е гг.. ХХ в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 11. Ч. 1. С. 188.

16. Слезин А.А. Роль союза безбожников в реализации государственной политики в отношении религии (1924-1929 гг.) // Вестник Калининградского юридического института МВД России.2009. № 2(18).С.85-90.

17. Государственный архив социально-политической истории Тамбовской области (ГАСПИТО). Ф. П-1214. Оп. 1. Д. 31. Л. 8; подробнее см.: Слезин А.А. Антирелигиозные праздники 1920-х гг. // Вопросы истории. 2010. № 12. С.82-91.

18. Одинцов М.И. Хождение по мукам (к истории государственно-церковных отношений в СССР) // Наука и Религия. 1990. №5. С.9.

19. Александров А.П. Политика советского государства в отношении Уфимской общины евангельских христиан в 20-30-е годы ХХ века // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2010. №4. С.66.

20. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. М, 1929. №.35. С.474.

21. ХIV Всероссийский съезд Советов РСФСР. Бюллетень № 12. М., 1929. С. 24.

22. Булавин М.В. Методы антирелигиозной пропаганды в деятельности Союза воинствующих безбожников на Среднем Урале.// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 5. Ч. 4. С. 38.

23. Булавин М.В. Методы антирелигиозной пропаганды в деятельности Союза воинствующих безбожников на Среднем Урале.// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2011. № 5. Ч. 4. С. 40.

24. Горький М. Речь на открытии II Всесоюзного съезда воинствующих безбожников. [Электронный ресурс]. URL: http://home.mts-nn.ru/~gorky/TEXTS/OCHST/bezgott.txt (Дата обращения: 15.02.2013)

25. Полянскова Л.Ю. Влияние радио-и кинофикации деревни на социокультурный облик крестьянства Среднего Поволжья (1921-1929 гг.) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2010. № 1. С. 131.

26. Материалы к отчету обкома ВКП(б) ЦЧО на II-й областной партийной конференции. Воронеж, 1930. С. 184.

27. Ярославский Е. Переход к наступлению // Антирелигиозник. 1929. № 10. С. 6.

28. Олещук Ф. Кулацкое рождество.// Московский рабочий. 1929. С. 17.

29. Подробнее см.: Душечкина Е.В. «Только тот, кто друг попов, ёлку праздновать готов»: К истории рождественской ёлки // Родина. М., 1996. №1. С.96-100; Душенко К.В. Мифы XX века: Дед Мороз и Снегурочка // Культурология: дайджест. 2002. №4. С.142-158 и др.

30. Булавин М.В. Методы антирелигиозной пропаганды в деятельности Союза воинствующих безбожников на Среднем Урале.// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. № 5. Ч. 4. С. 38.

31. Салова Ю.Г. Формирование представлений детей о религии и церкви в процессе осуществления воспитательно-образовательной политики советского государства в 1920-е годы // Русская православная церковь в мировой и отечественной истории. Нижний Новгород, 2006. С. 209.

32. Антирелигиозная пропаганда - классовая борьба // Правда. 1928. 25 декабря.

33. Антирелигиозное воспитание дошкольника // За коммунистическое воспитание. 1930. №5. С.16.

34. Чемоданова Т.В. Политическое воспитание учащейся молодежи в системе школьного обществоведения в 1920-х - начале 1930-х гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. №5. Ч .4. С. 209.

35. Олещук Ф. Первые итоги социалистического соревнования на антирелигиозном фронте // Антирелигиозник. 1929. № 9. С. 32.

36. Слезин А.А. Регулирование состава комсомола на рубеже 19290-х-1930-х годов и трансформация общественного правосознания // Право и политика. 2010. № 3. С. 547-551.

37. Цит. по: Васильева О.Ю. Русская православная церковь в 1927 1943 годах // Вопр. истории. 1994. № 4. С. 38.

38. Козлов В.Ф. Гибель церковных колоколов в 1920-е -- 1930-е годы…

39. Подробнее см.: Слезин А.А. Юридическая база и правоприменительная практика «антиколокольной кампании» конца 1920-х годов // Фундаментальные и прикладные исследования, инновационные технологии, профессиональное образование: сб. трудов XIV науч. конф. ТГТУ. Тамбов, 2009. С.242-244

40. Васильева О.Ю. Русская православная церковь в 1927 1943 годах…

41. Цыпин В. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. М., 1994. С.

42. Орлов И.Б. Лозунги и реалии «безбожной пятилетки» // Армагеддон. 2001. Кн.11. С.87.

43. Шитц И.И. Дневник «великого перелома» (март 1928 - август 1931). Париж, 1991. С.162.

44. Слезин А.А. Экстремизм в комсомоле 1920-х годов: факторы развития // Политика и общество. 2009. № 6. С. 72-76.

45. Цит. по: Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30х годов). М: Магистр, 1996. С.105.

46. Губкин О. Русская Православная Церковь под игом богоборческой власти…

47. Левин О.Ю., Просветов Р.Ю., Алленов А.Н. Кирсанов Православный. М., 1999. С. 63.

48. Тихонова А. Ю., Голотин А. В. Региональные аспекты взаимодействия церкви и советской власти в 20-е гг.. ХХ в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 11. Ч. 1. С. 189.

49. Троцкий Л.Д. Верное и фальшивое о Ленине // Известия ВЦИК. 1924. 7 окт.

50. Одинцов М.И. Путь длиной в 7 десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству (государственно-церковные отношения в истории советского общества) // На пути к свободе совести. М., 1989. С.47.

51. Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. Т.12. М., 1959. С.376.

52. Ильин И.А. Общее учение о праве и государстве. О сущности правосознания. М., 1994. С. 389.

53. Солженицын А.И. Публицистика. В 3т. Т.1.: Статьи и речи. Ярославль, 1995. С. 447.

54. Слезин А.А.Экстремизм в комсомоле 1920-х годов:факторы развития // Политика и общество.2009.№6.С.72-76.

55. Слезин А.А. Антирелигиозный аспект "Великого перелома": нормативная база и правоприменительная практика // Политика и общество. 2009. № 7.С.66-76.

56. А. А. Слезин История раннего комсомола: к характеристике архивно-источниковой базы // Исторический журнал: научные исследования.-2012.-5.-C. 24-30

57. Слезин А.А., Баланцев А.В. Противодействие комсомольских организаций религиозному влиянию среди «восточных национальных меньшинств» : специфика первой половины 1920-х годов // NB: Проблемы общества и политики.-2012.-3.-C. 48-100.

58. А.А. Слезин, А.А. Беляев -- Провинциальный комсомол в системе взаимоотношений советского государства и Русской православной церкви (1940-е -- начало 1960-х гг.)//Политика и Общество, №1-2010

59. Слезин А.А. Регулирование состава комсомола на рубеже 1920-х-1930-х годов и трансформация общественного правосознания//Право и политика, №3-2010

60. Слезин А.А. Политическое просвещение молодёжи 1920-х годов как звено системы политического контроля//Политика и Общество, №3-2010

61. Слезин А.А. Современные исследования о становлении советской системы политического контроля//Право и политика, №6-2010

62. Слезин А.А. , Пузырев А.Ю. Советская военная пропаганда в провинции как инструмент повышения обороноспособности государства накануне войны//Национальная безопасность / nota bene, №5-2010

63. Слезин А. А., Щупленков О. В. Сохранение и формирование национально-культурной идентичности у молодежи Российского Зарубежья в 1920-1930-е годы//Политика и Общество, №11-2011

64. А. А. Слезин, О. В. Щупленков -- Общественно-политические течения молодежи Российского Зарубежья 1920-1930-х гг. в поисках сохранения национальной идентичности//Право и политика, №7-2012

65. Слезин А. А. История раннего комсомола: к характеристике архивно-источниковой базы//Исторический журнал: научные исследования, №5-2012

66. Максименко Е. П. Некоторые аспекты советской пропагандистской кампании в связи с присоединением к СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии (1939 - 1941 гг.).//Политика и Общество, №3-20

Аннотация

В статье показаны основные формы и методы борьбы с религией, применяемые в период ее активизации в советской России в конце 1920-х годов. Особое внимание уделено законодательной базе взаимоотношений советского государства и конфессий. Выявлена роль комсомола и Союза воинствующих безбожников как наиболее радикальных участников антирелигиозной деятельности. Молодежь рассматривается и как объект, и как субъект государственной политики в отношении религии. Продемонстрированы влияние политических кампаний на характер взаимоотношений церкви и государства, в частности, глубокая взаимосвязь процессов начинавшейся в 1929 году насильственной коллективизации и второго «штурма небес», одинаково враждебное отношение к крестьянину - крепкому хозяину и священнослужителю.По мнению автора, в условиях отвержения права российских граждан на осуществление свободы совести общественное правосознание как бы в ответ отвергало саму ценность права, формировалось своеобразное новое «двоеверие», раздвоение правовой психологии: человек публично говорил одно, а думал другое.

Ключевые слова: история, право, молодежь, комсомол, атеизм, безбожие, союз безбожников, коллективизация, антиколокольная кампания, чистки

The author of the article describes forms and methods of the anti-religious campaign carried out by the Soviet Russia in the late 1920s. Special attention is being paid to the legislative base regulating the relation between the Soviet state and religious unions. The author describes the role of Komsomol and the Union of theh League of Militant Atheists as the most radical participants of anti-religious activity. Youth is viewed both as an object and subject of state policy in the sphere of religion. The author also demonstrates the influence of political campaigns on the nature of relations between church and the government, in particular, the close interconnection between the processes of the forced collectivization that started in 1929 and the second 'attack of heavens'. According to the author, such denial of the right to religious freedom created the denial of right at it is. That caused some kind of 'dual faith': people could speak as they were required but think different.

Keywords: the league of atheists, infidelity, atheism, Komsomol, youth, law, history, collectivization, anti-bell campaign, purge

Размещено на Allbest.ru