Изменение богослужебного текста как направление трансформации религиозного сознания: на материале литургической реформы патриарха Никона

Степень радикализма никоновской реформы показана в параграфе на примере «исправления» Требника и Часослова. Делается вывод о серьезном масштабе реформы в области текста, о чем свидетельствует большое количество изменений (в Требнике более 2000, в Часослове около 400) их радикализм (удаление целых чинов, большие сокращения и дополнения текста). Сама масштабность реформы говорит о возможности концептуальных изменений, как текста, так и формируемого им сознания, заставляет предполагать наличие у реформаторов комплексной программы трансформации религиозного сознания. Характер и направления трансформации религиозного сознания, происшедшей в результате никоновской литургической реформы, рассматриваются в 3 и 4 главах работы.

В Главе 3 «Никоновская «справа» и изменение фундаментальных религиозных представлений» рассматривается влияние реформы на фундаментальные религиозные представления (теологические, аксиологические, экклезиологические). Это основные представления о Божестве и христианском видении мира, об отношении Бога к человеку, а также представления о церкви. Одной их основных предпосылок формирования религиозных представлений являются аксиологические установки, определяющие характер «встречи» человека и Бога через текст. «Встреча» может быть более или менее остро переживаемой и непосредственной.

Этому вопросу посвящен параграф 3.1. «За единый «аз»: экзистенциальное переживание и осмысление Священной истории». В параграфе рассматривается трансформация понимания степени близости к человеку событий Священной и церковной истории, происшедшая в результате церковной реформы. Основным нововведением реформы является новое, отличное от дониконовского, представление о времени, которое вводится в текст путем замены аористных форм глаголов (означавших недавно совершившиеся события) на перфектные (означавшие завершенность и удаленность событий во времени). В основном эти изменения произведены в тех фрагментах текста, где речь идет о событиях Священной истории, которые в результате выглядят не происшедшими «только что» (ср. аористную форму в пасхальном тропаре - «Христос воскресе», означающую, что Христос «воскрес сейчас»), а завершенными, историческими, отстоящими от верующего во времени.

Восприятие событий Священной истории в никоновском богослужебном тексте скорее предполагает осмысление исторически завершенных событий, нежели «выход из времени» и экзистенциальное переживание событий, как происходящих «сейчас», как это было в дониконовском тексте. События предстают как «общеизвестный факт», совершенный уже в истории и «более не имеющий места». Из их изложения уходит ранее присутствовавший динамизм, из участника событий молящийся превращается в «зрителя», положение которого предполагает не столько переживание события, сколько его осмысление, что, в свою очередь, предполагает известную самостоятельность человека в отношении осмысливаемых им событий.

В параграфе показано, что столкновение разных представлений о степени близости событий Священной и церковной истории демонстрирует не только богослужебный текст, но и полемическая литература. В частности, об этом говорит полемика по поводу знаменитого «аза» из Символа Веры, удаленного реформаторами союза «а» в словосочетании «рожденна, а не сотворенна» (о Христе). Противительный союз «а» введен был во время борьбы с арианством, говорившим о сотворенности Сына Божия, поэтому для старообрядцев удаление его является проявлением арианской ереси, тогда как реформаторы воспринимают арианскую ересь (IV в.) как событие историческое, завершенное во времени, что и дает право в новых исторических условиях изменить текст. Напротив, для старообрядцев первые века христианства не были историей, как не были ею и евангельские события. С этой точки зрения, всякая попытка выйти за пределы событий и осмыслить их воспринимается, как еретическое уклонение. Трансформация представления о времени влечет за собой трансформацию целого ряда других представлений, в первую очередь - представлений о Боге.

Изменения в области теологических представлений рассматриваются в параграфе 3.2. «Представления о Боге и никоновская реформа». Поскольку общей точкой зрения противников реформы было мнение о ее догматическом характере, чему было посвящено большинство полемических сочинений, в начале параграфа дается краткий анализ точек зрения на догматику, выявляющихся в полемической литературе, возникшей вокруг реформы. В аргументах старообрядческих полемистов обращает на себя внимание конкретность и предметность восприятия Божества и всего, с Богом связанного. Так, чрезвычайно конкретно восприятие Христа в полемике о перстосложении: два перста, означающие единство Божества и Человечества во Христе в сочетании с жестом - крестным знамением - говорят о конкретно-историческом событии Распятия с акцентом лично на Христа (как пишет один и старообрядческих полемистов, «крест Христов, а не Троицын»). О событии Распятия напоминают старообрядцы, говоря об особом значении восьмиконечного Креста, поскольку эта форма Креста связана с Распятием - верхняя короткая «доска» исторически содержала «надписание вины» Христа («Иисус, Царь иудейский»), нижняя перекладина, к которой распятым прибивали ноги, связана с конкретной казнью. Четырехконечный же Крест, по мнению полемистов, относится к временам Ветхого Завета, будучи «образом и сенью» «самого Божественного совершенного Креста Христова». В отличие от оппонентов, реформаторы в полемике склонны подчеркивать роль Св. Троицы в спасении людей (именно в этом, по их мнению, состоит богословское содержание «троеперстия») и значение четырехконечного креста, как символа не только конкретного события Распятия, но и в целом спасения людей, прообразы чего имеются в Ветхом Завете.

Выявляющиеся в полемике тенденции проявляются и в области вербального богослужебного текста, в который вводятся сокращения молитвенных возгласов, содержащих описание свойств Ипостасей Бога: например, слова «Безначальному Отцу, со Единородным Твоим Сыном и Всесвятым Духом» могут сокращаться до «Отцу, и Сыну и Святому Духу». С этим изменением сопоставимо вызвавшее резкие возражения оппонентов патриарха изменение в тексте молитвы Св. Духу (эта молитва - неотъемлемая часть каждого богослужения): слова «Царю Небесный, Утешителю, Душе истинный» заменены на «… Душе истины». Подобные изменения повторяются в тексте Требника в общей сложности 5 раз: если для старообрядцев приоритетно подчеркивание свойств Ипостасей Бога (например, в молитве Святому Духу - истинности), то для реформаторов приоритетно Триединство Бога (в той же молитве Святому Духу подчеркивается Бог, как Истина). Однако, изменения такого характера в вербальном тексте богослужения единичны, тогда как «магистральным», видимо, было изменение текста невербального, в особенности, перстосложения, как элементарной формы «богословия для всех». И все же можно говорить о том, что как реформа перстосложения, так и текстовые изменения в богослужебных книгах имеют одну и ту же направленность, «воспитывая» верующего на началах представлений о единстве Св. Троицы и мистического участия Божества в спасении человека. Представляется очевидным, что в этом случае направленность изменений проистекает из уже отмеченных особенностей восприятия реформаторами Священной истории, как отстоящей во времени от «настоящего». Именно осознание временной дистанции между «тогда» и «сейчас» позволяет реформаторам выйти на уровень осмысления богословия Св. Троицы, в духе которого «воспитывает» верующего богослужебный текст.

В свою очередь, конкретность в восприятии ипостасей Божества, наглядно демонстрируемая старообрядцами в полемике, имеет в основе формируемое текстом экзистенциальное переживание каждого события Священной истории, как личного. Отсюда и определенная христоцентричность аргументации старообрядцев, «ревнующих» об «искоренении имени Христа», отстаивающих восьмиконечный Крест, как напоминание о конкретном, лично переживаемом Распятии, и слова «Его же Царствию несть конца» в Символе Веры. Конкретика в восприятии Божества распространяется старообрядцами и в целом на понимание тринитарного догмата, когда подчеркивание свойств каждой из ипостасей Троицы предпочтительнее, чем подчеркивание единства, а малейшее отступление от этой точки зрения представляется ересью («Отца и Сына сливают во едино лице»).

Итак, разное восприятие церковной и Священной истории ведет и к определенным различиям в восприятии христианской догматики, хотя, как мы видели, и не приводит к радикальным изменениям (например, отмене догматов или введению новых). Можно предположить, что не менее серьезные изменения должны были произойти и в области религиозных представлений, касающихся позиции Бога в сакральном диалоге.

Вопрос об изменении представлений о позиции Бога в сакральном диалоге рассматривается в параграфе 3.3. «Бог в сакральном диалоге и никоновская реформа». В п. 3.3.1. «Изменение представлений о степени близости Бога» констатируется, что фундаментальное изменение - переход от экзистенциального переживания Священной истории к ее осмыслению - имело серьезные последствия и для понимания мистической «встречи» человека и Бога: в никоновской редакции она менее остра и эмоциональна, чем в дореформенных текстах. В целом ряде случаев удаляются или заменяются слова, подчеркивающие непосредственное участие Бога в таинствах, в жизни человека. Не случайно и удаление из текста множества эмоциональных определений Божества. Например, слова «Пречистых и Святых таин Твоих» могут быть сокращены до «Пречистых Таин Твоих», слова «Бог Сый и Владыка» сокращаются «Бог Сый», слова «Святый Царю славы» сокращаются до «Святый

Царю», слова «но молимтися, Владыко Ты Господи всех» - до «но Ты Владыко всех», слова «Ему же слава во веки веком» - до «Ему же слава во веки», «страшных и Божественных Твоих Таин» - до «Святых Твоих Таин», «Владыко Благий» - до «Владыко» и т. д. Одновременно подчеркивается Божественный кеносис, снисхождение к человеку. Например, в третьей молитве на 40-й день по рождении младенца слова «Господи… в четыредесятный день младенец законному храму принесеся» заменены на «… принесенный», т. е. возвратный залог глагола, подчеркивающий самостоятельное действие Христа, заменен на страдательный, что переносит акцент с Божественной самостоятельности на то, что Христос был принесен к храму, как Младенец. Эта же тенденция продолжается изменением в той же молитве, когда слова «и на объятиях праведного Симеона прият» заменены на «… носимый», вновь в страдательном залоге.

Выход на уровень осмысления Божества диктует и изменения в области представлений о соотношении суда и милости в отношениях Бога к человеку. Эти изменения рассматриваются в п. 3.3.2. «Изменение представлений о соотношении суда и милости Бога» Если дониконовский верующий, переживая евангельские события конкретно и зримо, зримо представлял и Бога-Судию, то верующий, формируемый никоновским текстом, выведенный из событий Священной истории, находящийся в некоторой степени «вне» ее, «видит» Бога в большой степени, как Милующего, любящего человека, и именно этот акцент вводится в текст реформаторами, причем достаточно целенаправленно (вплоть до введения пространных фрагментов, подчеркивающих милость Бога). Тем самым, новое представление о позиции Бога в сакральном диалоге видится как развитие новых представлений о Божестве, порожденных иным, нежели до реформы, пониманием степени близости событий Священной истории.

Особую группу фундаментальных религиозных представлений составляют представления экклезиологические. В православном религиозном сознании это - представления о церкви и ее роли в жизни человека. Изменению этих представлений посвящен параграф 3.4. «В церкви стояще славы Твоея…»: экклезиологические представления и их трансформация». Анализ изменений богослужебного текста показывает, что верующий, формируемый дониконовским богослужебным текстом склонен был распространять религию на мирскую жизнь, «пронизывать» ее религией. На это настраивало его наличие в богослужебном тексте большого количества слов, имеющих и церковные, и мирские значения (например, слово «масло» означает, помимо церковного елея, еще и масло коровье, масляную краску и др., «церковь» - помимо здания, также сообщество верующих, приход, епархию). Эта особенность способствовала тому, что мирская жизнь встраивалась в церковную. При этом сохранялся приоритет церковной жизни, на началах которой должна была преобразовываться жизнь мирская.

Другой подход характерен для никоновской реформы. Одной из ее доминирующих тенденций было стремление строго и, в ряде случаев, радикально разделить сферы церкви и «мира сего», возвысив значение духовной жизни, «подняв» ее над обыденностью. Если дониконовский текст «воцерковляет» всю жизнь человека, то никоновская редакция разделяет сферы мира и церкви, причем достаточно целенаправленно. Слова с двойным семантическим наполнением - мирским и церковным - заменяются на слова с узко-церковным значением («елей» вместо дониконовского «масло», «храм» вместо «церковь» и др.). Тем самым, можно говорить о том, что реформа ставит под сомнение устоявшееся в культуре представление о воцерковлении всей жизни человека, делая попытку разделить духовную и мирскую жизнь, что не могло не восприниматься болезненно значительной частью верующих.

Сделанные в главе наблюдения показывают, что реформа не вводила в фундаментальные религиозные представления новых элементов и не удаляла существующих: не было отменено почитание Св. Троицы, Христа, Богородицы, святых. Не претерпели изменений и фундаментальные представления о Христе и искуплении человека. Несмотря на это, точка зрения старообрядческих полемистов о «догматическом» характере никоновской реформы находит некоторое подтверждение, так как в области теологических представлений произошел переход с уровня экзистенциального переживания Священной истории на уровень ее осмысления. В связи с этим, по-новому была осмыслена догматика, трансформирована позиция Бога в сакральном диалоге, а также экклезиологические представления в аспекте роли церкви в повседневной жизни.

Отмеченные явления находятся в русле некоторых тенденций, отмечаемых исследователями в целом в культуре России XVII в.: роста рационализма, стремления осмыслить и понять (в том числе - и Священную историю), попыток осмыслить исторические события. В то же время применительно к богослужению вряд ли есть основания говорить, что никоновский текст однозначно настраивал верующего на рационалистическое осмысление Священной истории - это осмысление вполне могло быть и мистическим, как, например, осмыслил Св. Троицу прп. Андрей Рублев в своей иконе, где представлен неипостасный образ Бога, без надписей, означающих ипостаси. Несмотря на то, что реформа ориентировалась на греческую богослужебную практику, можно сказать, что в области теологических представлений она представляла собой и аккумуляцию накопленного церковью религиозного опыта. В области религиозного сознания реформированный текст должен был способствовать переходу с уровня экзистенциального переживания на уровень осмысления догматики, с возможностью дальнейшего перехода к уровню «богообщения», мистического богословия. Такой переход предполагал и изменение видения человека, в связи с чем трансформация должна была коснуться и другой группы религиозных преставлений, составляющих содержание религиозного сознания - представлений и понятий о человеке, его месте и роли в сакральном диалоге. Этому вопросу посвящена 4 глава работы.

В Главе 4 «Никоновская литургическая реформа и изменение позиции человека в сакральном диалоге» рассматривается трансформация группы религиозных представлений о позиции человека в сакральном диалоге. В параграфе 4.1. «Никоновская реформа и трансформация представлений о спасении человека» рассматриваются предпосылки изменения позиции человека в сакральном диалоге, вытекающие из нового видения Священной истории. Ряд изменений синонимического и грамматического характера вносят в текст представления о спасении человека как уже завершенном. Так, слова, подразумевающие Христа «пришед в мир во еже спасти человеческий род и свободити нас от работы вражия» заменяются на «пришедый... спасый...», слова «страсти врачуяй» - на «страсти уврачевавый» (в прошедшем времени, что говорит о завершенности события). С особой силой подчеркивается совершившееся спасение в Чине погребения мирян, одном из наиболее эмоциональных чинов Требника. При этом целый ряд изменений вводят обобщающее понятие о смерти, подчеркивая, что смерть христианина является началом новой жизни, тогда как ранее во многих песнопениях присутствовала сосредоточенность на смерти конкретного человека.

Присутствуют изменения такого же характера и в тексте Часослова. Например, в службе Великого Повечерия в молитве св. Василия Великого посредством смены форм глагола не только удаляется прямое обращение и молитвенная просьба об избавлении, но и сама молитва выглядит исполненной, так как появляется форма несовершенного вида, и речь идет не о просьбе об избавлении, а о избавлении, совершающемся всегда: вместо «Господи, Господи, избави нас от всякия стрелы, летящия во дне...» - «Господи, Господи, избавлей нас от всякия стрелы, летящия во дне...».

Введение в текст представления о завершенности спасения человека влечет за собой трансформацию в области характера и форм предстояния человека Богу, которая рассматривается в параграфе

4.2. «Изменение характера и форм предстояния человека Богу». В п. 4.2.1. «Я» и «мы» в богослужебном тексте: от личного предстояния к соборному» показано, что доминирующей тенденцией в области изменения характера предстояния является замена личного предстояния на своего рода соборное. Наиболее ярко это проявляется в чине Исповеди, когда в отличие от дониконовского текста, где священник практически кается вместе в исповедником, заявляя о том, что он «таков же человек и грешнее всех человек», в никоновском Требнике священник возвышается над кающимся в качестве носителя Благодати, и греховность его в этом контексте не имеет значения. Те же тенденции последовательно проводятся в отношении монахов и мирян: монах должен видеть себя как неотъемлемую часть монашества вообще, а мирянину прививается мысль о единстве с другими верующими христианами и о себе как о «представителе» христиан. Так, одним из часто повторяющихся изменений (в тексте Требника - более 20 раз) является удаление из целого ряда молитв конкретного указания на молящегося или верующего, над которым совершается таинство. Такого рода указания могут удаляться при помощи замен личного местоимения на менее конкретное указательное, путем удаления личных местоимений, либо замены местоимения «я» на «мы». Перечисленные изменения представляют собой последствие нового подхода к религиозным представлениям, связанного с переходом от переживания (всегда в той или иной степени личного) к осмыслению, предполагающего выход на уровень обобщения. Одновременно они находятся в русле общекультурной тенденции к открытости культуры, которая была связана с расширением культурных контактов, и постепенно формировала представление о «христианине вообще», а не только о характерном для России христианстве.

Помимо характера предстояния, изменяются и его формы. Эти изменения рассмотрены в п. 4.2.2. «Никоновская литургическая реформа и новое отношение к обряду». Для дониконовского текста характерны детализированные описания ритуальных действий по совершению богослужения, которые, как представляется, являются следствием дониконовского понимания религиозной жизни, как воцерковления всей жизни человека. В храме и вне его стен религиозный ритуал пронизывает все сферы жизни человека. В свою очередь, никоновский текст, стремясь разделить сферы мирской обыденности и церковной жизни, неизбежно должен был уделять меньшее внимание не столько самому ритуалу (понимание значимости которого полностью сохранилось), сколько детализации его совершения: ведь теперь ритуал относится только к сфере духовной жизни, а не жизни человека во всей ее полноте. В области богослужебного текста эта позиция реформаторов выразилась в сокращении описаний действий священников и верующих, что повлекло непонимание со стороны духовенства (например, по поводу якобы имевшего место «запрета» на ношение нательного креста, который в действительности представлял собой только сокращение детализированного описания облачения верующего, принявшего Крещение). Можно предположить, что не менее серьезные изменения под влиянием текста должны были произойти и в мирской жизни - это своего рода «освобождение» человека от религиозного ритуала, как руководства в жизни, с пониманием различий сфер мирской и духовной жизни.

Определенной сложностью для религиозной жизни является здесь то, что освобождение от ритуала может влечь за собой и освобождение от его содержания - то есть религиозных ценностей. Вот почему никоновский текст предполагает освобождение от ритуализации в комплексе с новыми представлениями о Божестве, рассмотренными выше, а также с новыми представлениями о характере предстояния Богу «единого от христиан».

В параграфе 4.3. «Никоновская реформа и трансформация предстояния человека Богу» рассматриваются изменения, которые претерпело предстояние человека Богу в результате реформы. Основой изменений в этой области является видение человека в качестве «единого от христиан», и понимание завершенности спасения человека в рамках нового видения Священной истории. Прежде всего, изменения представлений о предстоянии человека Богу затрагивают «чувство ранга» (И. А. Ильин), изменения в области которого анализируются в п. 4.3.1. «Чувство ранга» и его изменение». Сделанные наблюдения показывают, что в результате реформы иным становится понимание человеком (как его «видит» текст) и своего места по отношению к Богу - теперь верующий все чаще «дерзает» обращаться к Богу личным «Ты» (изменений такой направленности 39 в Требнике и 14 - в Часослове). В связи с этими обстоятельствами, происходят и изменения в области понятий и представлений о покаянии человека, рассматриваемые в п. 4.3.2 «Характер покаяния и его изменение». В п. 4.3.2.1 «Понятия о грехе и добродетели в богослужебном тексте и их трансформация» показано, что в результате изменения богослужебного текста обобщается само понятие греха: понятие общего характера в никоновской редакции может заменять перечисление ряда конкретных грехов, либо вводится слово, означающее грех, но с более широким семантическим контекстом (например, слова «и всяко прегрешение волное и не волное, содеянное им…» могут быть сокращены до «всякое согрешение, содеянное им…», слова «Господь да очистит Тя от всякия скверны» - до «Господь да очистит тя», и др.).

Введенное обобщенное понятие о грехе влечет за собой и ряд изменений, касающихся характера покаяния верующего в плане степени эмоциональности. Эта изменения анализируются в п. 4.3.2.2. «Эмоциональность покаяния и ее изменение». Наиболее ярким примером здесь является удаление покаянных молитв и их фрагментов. Так, 5 покаянных молитв удалено из чина Исповеди, из чина Елеосвящения удалены 14 кондаков и 17 покаянных тропарей Богородице, 32 покаянных стихиры удалено из Чина погребения мирян. Масштабность удаления разного рода покаянных молитв и их фрагментов свидетельствует о достаточно целенаправленном действии, ориентированном на общее снижение покаянности молитвенных прошений. Снижение покаянности и общей эмоциональности молитвенных прошений наблюдается не только вследствие простого удаления наиболее эмоциональных фрагментов, но и вследствие ряда синонимических и грамматических замен той же направленности. Наличие таких изменений показывает, что сокращение текста в части удаления покаянных молитв носило не технический, а концептуальный характер, будучи обосновано новым представлением о роли человека в сакральном диалоге.

На фоне множества изменений, снижающих покаянность, обращают на себя внимание ряд синонимических замен, подчеркивающих активность человека в деле своего спасения там, где дониконовский текст акцентировал полную зависимость спасения от воли Бога. Эти изменения рассмотрены в п. 4.3.3. «Трансформация представлений об активности человека в сакральном диалоге» в сакральном диалоге. Обращает на себя внимание большое количество замен страдательного залога, подчеркивающего подчиненность (в данном контексте - твари Творцу) на возвратный или действительный, подчеркивающий активность, в частности, человека. В ряде случаев эта активность касается собственного спасения. Активность человека в деле своего спасения подчеркивается реформаторами и в тексте Часослова. Реформой формируются и представления о «создании» спасения, активности человека в этом (например, изменение в тропаре Христу в службе Великого Повечерия: в дониконовской редакции - «житие чисто... покаянием стяжанно». В никоновском тексте: «... покаянием ми созданно»). Приведенные примеры говорят о том, что в никоновской редакции в ряде случаев подчеркивается самостоятельность человека в его духовной жизни.

В целом, можно констатировать достаточно радикальную трансформацию позиции человека в сакральном диалоге, задаваемую никоновским богослужебным текстом. На основе введенного в текст представления о завершенности спасения человека, в рамках перехода от экзистенциального переживания Священной истории к ее осмыслению, трансформируются характер предстояния человека Богу и его формы (переход от личного предстояния к соборному, падение значения ритуала). Иным становится понимание места человека в сакральном диалоге, когда происходит как бы «приближение» молящегося к Богу. На этом фоне радикально снижается покаянность богослужебного текста.

Конечно, реформой не подвергается сомнению роль покаяния в духовной жизни, однако, новое понимание человека как «единого от христиан», «христианина вообще», естественно, не может предполагать того острого покаянного чувства, которое демонстрирует дониконовский текст.

Тем самым, по внешним, формальным признакам, изменения, касающиеся позиции человека в сакральном диалоге представляют собой снижение требований к верующим: это освобождение от ритуализации, снижение покаянного пафоса. Однако суть изменений значительно глубже и предполагает не снижение, а, напротив, повышение требований к духовной жизни, что предполагает осознание себя, как христианина, представителя христиан и осознание «неотмирности» христианства. В комплексе с изменениями представлений о Боге, которые были рассмотрены в предыдущей главе, изменение позиции человека в сакральном диалоге вело верующего, путем вживания в текст и его осмысления, на новый уровень духовной жизни, тем самым, по мысли реформаторов, обеспечивая преодоление имевшего место кризиса религиозного сознания.

В Заключении сформулированы основные выводы работы, намечены перспективы дальнейшего исследования поставленных в диссертации проблем.

богослужебный текст реформа никон

ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ОТРАЖЕНЫ В ПУБЛИКАЦИЯХ

1. Сазонова, Н. И. У истоков раскола Русской церкви в XVII веке: исправление богослужебных книг при патриархе Никоне (на материалах Требника и Часослова) / Н. И. Сазонова. - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2008. - 296 с. (17,2 п.л.)

2. Сазонова, Н. И. Церковная реформа патриарха Никона и эволюция религиозного мировоззрения / Н. И. Сазонова // Религиоведение. - 2008. - № 4. - С. 23-31 (0,5 п.л.).

3. Сазонова, Н. И. Православный богослужебный текст как семиотическая система / Н. И. Сазонова // Религиоведение. - 2008. - № 2. - С. 107-114 (0,5 п.л.)

4. Сазонова, Н. И. Исправление богослужебных книг при патриархе Никоне (1654-1666 гг.) и оппозиция духовенства никоновской церковной реформе (на материалах исправления Требника) / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного университета. - 2008. - № 309, апрель. - С. 99-102 (0,5 п.л.)

5. Сазонова, Н. И. Текстология церковной реформы патриарха Никона (1654-1666 гг.) в старообрядческой полемической литературе 2 пол. XVII в. / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного университета. - 2007. - № 218, май. - С. 103-106 (0,4 п.л.)

6. Сазонова, Н. И. Текстология «исправления» Требника при Патриархе Никоне / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного педагогического университета. - 2007. - Вып.3 (66). - Серия:

7. Гуманитарные науки (История, археология, этнология). - С. 112-116 (0,4 п.л.).

8. Сазонова, Н. И. Православный богослужебный текст и социальные аспекты функционирования православного религиозного сознания / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного педагогического университета. - 2006. - Вып. 12(63). - Серия: Гуманитарные науки (Социология). - С. 106-110 (0,4 п.л.).

9. Сазонова, Н. И. «…Да не порушится греческих переводов расположение» (некоторые тенденции церковной реформы патриарха Никона на материалах исправления Часослова) / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного педагогического университета. - 2006. - Вып. 1(52). - Серия: Гуманитарные науки (История). - С. 10-15 (0,5 п.л.).

10. Сазонова, Н. И. Старообрядческий богослужебный текст XVII в. как явление религиозной культуры (на материалах Часослова и Требника) / Н. И. Сазонова // Вестник Томского государственного университета. - 2004. - № 281, март. - С. 196-199 (0,4 п.л.).

11. Исправление богослужебных книг при патриархе Никоне

12. (1654-1666 гг.): Требник и Часослов: сб. документов / сост. Сазонова, Н. И. - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2007. - 248 с. (14,42 п.л.)

13. Сазонова, Н. И. Об исправлении богослужебных книг при патриархе Никоне / Н. И. Сазонова // Отечественная история. - 2008. - № 4. - С. 78-82 (0,5 п.л.)

14. Сазонова, Н. И. Церковная реформа патриарха Никона и эволюция религиозных представлений / Н. И. Сазонова // Альманах современной науки и образования. - Тамбов: Грамота, 2007. - С. 152-154 (0,4 п.л.)

15. Сазонова, Н. И. «Обрядовая» реформа патриарха Никона и эволюция религиозного мировоззрения / Н. И. Сазонова // Материалы международной конференции «Вторые исторические чтения Томского государственного педагогического университета», 20-21 ноября 2007. - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2008. - Ч. 1. - C. 227-234 (0,4 п.л.)

16. Сазонова, Н. И. Православный богослужебный текст и религиозное сознание [Электронный ресурс] / Н. И. Сазонова // Аналитика культурологии. - 2007. - № 3. - Режим доступа: http://www.analiculturolog.ru/index.php?module=subjects&func= viewpage&pageid=44, свободный (0,5 п.л.)

17. Сазонова, Н. И. Феномен «обрядоверия» и религиозное сознание / Н. И. Сазонова // X Всероссийская конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (15-19 мая 2007 г.). - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2007. - Т. 5. Культурология, философия, социология. - С. 157-165 (0,3 п.л.).

18. Сазонова, Н. И. Текстология исправления Часослова при патриархе Никоне и возникновение старообрядчества / Н. И. Сазонова // Старообрядчество: история, культура, современность, местные традиции, русские и зарубежные связи: материалы V международной научно-практической конференции 31 мая - 1 июня. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского гос. ун-та, 2007. - С. 283-288. (0,3 п.л.)

19. Сазонова, Н. И. Православный богослужебный текст и некоторые особенности православного религиозного сознания / Н. И. Сазонова // Человек в современных философских концепциях. Материалы IV международной конференции: в 4 т. - Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2007.- Т. 3. - С. 506-510 (0,3 п.л.).

20. Сазонова, Н. И. Проблемы изучения православного религиозного сознания и семиотический анализ православного богослужебного текста / Н. И. Сазонова // II Международная научная конференция «Философия и социальная динамика XXI века: проблемы и перспективы». - Омск: б. и., 2007. - Т. 1 - С. 264-268 (0,3 п.л.)

21. Сазонова, Н. И. Текстология исправления Требника при патриархе Никоне и возникновение старообрядчества / Н. И. Сазонова // Старообрядчество: история, культура, современность: сб. статей. - М.: б. и., 2007. - С. 135-142 (0,4 п.л.).

22. Сазонова, Н. И. Междисциплинарный подход и проблемы изучения раскола Русской православной церкви в XVII в. / Н. И. Сазонова // Материалы XIX международной научной конференции «Единство гуманитарного знания: новый синтез» 25-27 января 2007 г. - М.: б. и., 2007. - С. 304-306 (0,3 п.л.).

23. Сазонова, Н. И. Православный богослужебный текст как объект семиотического исследования / Н. И. Сазонова // X Всероссийская конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (15-19 мая 2006 г.). - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2006. - Т.5. Культурология, философия, социология - С. 210-213 (0,3 п.л.).

24. Сазонова, Н. И. Семиотика православного богослужебного текста и новые подходы к изучению раскола Русской православной церкви в XVII веке / Н. И. Сазонова // Человек. Текст. Культура: сб. статей. - Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 2006. - С. 45-55 (0,5 п.л.).

25. Сазонова, Н. И. Семиотика православного богослужебного текста / Н. И. Сазонова // Православие и развитие российской духовной культуры в Сибири: материалы Духовно-исторических чтений в честь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. - Томск,: Изд-во ЦНТИ, 2004. - Т. 1. - С. 175-179 (0,4 п.л.).

26. Сазонова, Н. И. К проблеме соотношения православной культуры и культуры современного общества / Н. И. Сазонова // Культура и интеллигенция сибирской провинции в XX веке: теория, история, практика. - Новосибирск: б. и., 2000. - С. 142-143 (0,3 п.л.).

27. Сазонова, Н. И. О некоторых тенденциях церковной реформы Патриарха Никона / Н. И. Сазонова // Культура, философия и история. - Томск: Изд.Томского гос. ун-та, 1994. - С. 106-109 (0,3 п.л.)

28. Сазонова, Н. И. Раскол Русской Православной Церкви в XVII веке: обрядовая полемика / Н. И. Сазонова // Духовная культура: проблемы и тенденции развития: материалы всероссийской научной конференции. - Сыктывкар: б. и., 1994. - С. 32-35 (0,3 п.л.).

Размещено на Allbest.ru