Религиозные идеи и политические кризисы в Древнем Египте

Соляризация Амона способствовала как развитию религиозного синкретизма, так и восстановлению «перворазрядности» солярного бога, ибо солнце было единственным богом, одинаково доступным всем. По причинам, которые рассмотрены выше (§ 20; см. также: Eliade. Traite, §§ 14, 30), небесные боги превратились в dii otiosi. В начале периода Империи в честь Амона-Pa сочинялись прекраснейшие гимны, в которых он превозносился как всеобщий создатель и космократ. В то же время почитание солярного бога как высшего подготовило воцарение некоего религиозного единства: верховенство единого божественного принципа последовательно распространилось от Долины Нила до Сирии и Анатолии. В Египте эта солярная теология с её яркой универсалистской тенденцией неизбежно отражалась на проблемах политического порядка. В период Восемнадцатой династии число храмов Амона-Pa существенно возросло, а их доходы увеличились десятикратно. В результате гиксосской оккупации, а главное -- благодаря освобождению Египта фиванским фараоном, богов вовлекли в непосредственное управление делами государства. Это означало, что они -- и прежде всего Амон-Ра -- передавали свои указания через жрецов. Верховный жрец Амона приобрел значительную власть: он был вторым человеком в государстве после фараона. В Египте постепенно устанавливался режим теократии; это, тем не менее, не ослабило борьбу за власть между Верховным жрецом и фараонами. Чрезмерная политизированность жреческой иерархии усиливала напряжённость между различными теологическими ориентациями, иногда приводя к непреодолимым антагонистическим противоречиям.

Эхнатон, или неудавшаяся реформа

То, что получило название "Революции Амарны" (1375-1350 г. до н. э.), т. е. выдвижение Атона, солнечного диска, в качестве единственного верховного божества, отчасти объясняется решимостью фараона Аменхотепа IV освободиться от господства верховного жреца. Действительно, вскоре после своего восшествия на престол, молодой властитель отнял у верховного жреца Амона право на распоряжение имуществом божества, лишив его таким образом источника власти. Затем фараон, изменив свое имя ("Амон удовлетворенный") на Эхнатон ("тот, который служит Атону"), покинул старую столицу Фивы, "город Амона", и построил новую, в 500 километрах к северу, которую он назвал Ахет-Атон (ныне Телль-эль-Амарна) и где он построил дворцы и храмы в честь Атона. В отличие от святилищ Амона, храмы Атона не имели кровли, чтобы Солнце можно было чтить во всем его величии. Это не было единственным новшеством Эхнатона. В изобразительном искусстве он ввел стиль, позже получивший название "амарнский натурализм", и впервые в царские надписи и официальные декреты был введен народный язык; вдобавок, фараон отказался от строгой условности этикета и допустил непосредственность в отношениях с членами своей семьи и близкими.

За всеми этими новшествами стояло то, что для Эхнатона «истина» (маат) и все «естественное», соответствующее ритмам жизни, имело религиозную ценность. Ибо этому болезненному фараону, почти уродцу, которому суждено было умереть очень молодым, открылся религиозный смысл "радости жизни", наслаждения неистощимыми творениями Атона, прежде всего, божественным светом. Чтобы провести свою «реформу», Эхнатон «отменил» Амона и других богов В принципе, ибо он сохранил Ра, Маат и Характи. ради Атона, Верховного Бога, отождествляемого с солнечным диском, универсальным источником жизни; на изображениях его лучи заканчивались руками, приносящими его почитателям символ жизни (ankh). Сущность теологии Эхнатона выражена в двух гимнах, обращенных к Атону. Без всякого сомнения, эти гимны -- единственное, что сохранилось, -- представляют собой образцы благороднейшего выражения египетской религиозности. Солнце -- "это начало жизни", его лучи "объемлют все земли". "Хотя ты находишься очень далеко, твои лучи падают на землю; хотя ты пребываешь на лицах людей, твои следы невидимы". "Когда ты заходишь… Земля пребывает в темноте, как бы в смерти". Ночью дикие животные и змеи начинают двигаться, и тогда "мир погружается в тишину". Эхнатон описывает в удивительно ярких деталях чудо рассвета, блаженство деревьев, растений, цветов, птиц, рыб. Атон "зарождает семя в женщине", и он тот, кто дарует жизнь эмбриону и следит за рождением и ростом ребенка -- так же, как он дает дыхание цыпленку в яйце, а позже охраняет его. "Как разнообразны дела твои! Они скрыты от людей. О! Единственный Бог, другого подобного которому нет". "Ты создал Землю… когда ты был один". "Ты отдалил небо так, что можешь на него подниматься и смотреть оттуда на то, что ты сотворил!". Это Атон создал все земли, мужчин и женщин и поместил каждое свое создание на надлежащее место, удовлетворив его нужды. "Мир существует через тебя!". "Каждый имеет свою пищу".

Этот гимн справедливо сравнивают с Псалмом 104. Говорилось даже о «монотеистическом» характере реформы Эхнатона. Самобытность и значение этой, по определению Брестеда, "первой индивидуальности в истории" все еще остается предметом обсуждения, но не может быть никакого сомнения в страстности его религиозной веры. В молитве, найденной в его саркофаге, есть следующие строки: "Я иду, чтобы вдыхать сладкое дыхание твоих уст. Ежедневно буду я созерцать твою красоту… Дай мне свои руки, исполненные твоего духа, чтобы я смог проникнуться тобой и жить твоим духом. В любой миг вечности произнеси мое имя -- оно всегда ответит на твой призыв!". Спустя тридцать три столетия эта молитва все еще способна растрогать.

Во время царствования Эхнатона и именно из-за его политической и военной пассивности Египет потерял свою азиатскую империю. Его преемник Тутанхамон (1357-1349 гг. до н. э.) возобновил отношения с верховным жрецом Амона и вернулся в Фивы. Следы "атонистских реформ" были в большой мере стерты. Вскоре после этого последний фараон долгой и славной Восемнадцатой династии умер.

По общепринятому среди ученых мнению, с окончанием Восемнадцатой династии завершился творческий период египетского гения. Что касается религиозных памятников, то не кажутся ли они такими скромными (до появления мистерий об Исиде и Осирисе) лишь потому, что были созданы до начала великого процесса синтеза, характеризовавшего период Нового Царства? Мы имеем в виду, конечно, религиозные элиты, которым был доступен глубинный смысл этих произведений. Ибо, с определенной точки зрения, результаты этого синтеза являются высшей точкой развития египетской религиозной мысли: они представляют собой превосходно сформированную систему, в которую вносились только стилистические новшества.

Чтобы лучше понять значение этого теологического синтеза, вернемся на короткое время к "атонистскому монотеизму". Сначала надо уяснить, что выражение, которое Эхнатон использует в своем гимне -- "Единственный Бог, другого подобного которому нет", -- уже применялось за тысячу лет до Амарнской реформы в обращении к Амону, к Ра, к Атуму и к другим богам. Иными словами, как замечает Джон Вильсон, было по меньшей мере два бога, ибо Эхнатон сам почитался как божество. Wilson. Culture of Ancient Egypt, p. 223 sq. Молитвы правоверных (т. е. небольшой группы придворных и сановников) возносились не Атону, а непосредственно Эхнатону. В своем прекрасном гимне фараон объявляет, что Атон -- это его личный бог: "Ты в моем сердце и никто другой не знает тебя, кроме твоего сына (т. е. Эхнатона), которого ты посвятил в свои замыслы и наделил своей властью!". Так объясняется почти моментальное исчезновение «атонизма» после смерти Эхнатона. В конечном счете, это был религиозный культ, отправлявшийся лишь в кругу семьи фараона и его придворных. Добавим, что Атон был известен и почитаем задолго до Амарнской реформы. Ср.: Wilson. Culture of Ancient Egypt, p. 210 sq.; A. Piankoff. The Shrines of Tut-Ankh-Amon, p. 5 sq В "Книге о том, что за гробом" Ра именуется "Владыка Диска (Атон)". В других текстах Восемнадцатой династии Амон ("скрытый бог") не упоминается, между тем как Ра описывается как бог, чье "лицо закрыто" и который "скрывается в ином мире". Другими словами, таинственный характер Ра и его невидимость объявляются дополнительными качествами Атона -- бога, который полностью проявляется в солнечном диске. Piankoff. Shrines, p.2.

Окончательное слияние: Ра-Осирис

Теологи Нового царства подчеркивают взаимодополняемость противоположных или даже антагонистических богов. В "Молебствии Ра" солнечный бог именуется "Тот, кто един в двух лицах"" он представлен в виде мумии Осириса, увенчанной короной Верхнего Египта. Другими словами, Осирис наделяется душой Ра. Piankoff. The Litany of Ra, p. 11. Отождествление двух богов осуществляется в личности умершего фараона: после процесса осирификации царь оживает в облике молодого Ра. Ибо солнечный цикл представляет собой парадигматическую модель судьбы человека: переход от одной формы существования к другой, от жизни к смерти, затем к новому рождению. Схождение Ра в подземный мир означает одновременно его смерть и его возрождение. В одном из текстов говорится о "Ра, который отправляется покоиться в Осирисе, и об Осирисе, который отправляется покоиться в Ра". Piankoff. Ramesses, Vl, p. 35. Многие мифологические сюжеты особо подчеркивают двойственную природу Ра: солярную и осирианскую. Спускаясь в потусторонний мир, он становится тождественным двуименному Осирису-Ра.

Как гласит один из упоминавшихся выше текстов, "Ра прячется в потустороннем мире". В «Молебствии» (строки 20-23) несколько раз подчеркивается акватическая природа Ра, и солярный бог отождествляется с изначальным океаном. Но единство противоположностей выражено, главным образом, в тайной солидарности между Ра и Осирисом или между Гором и Сетом. См. примеры в: Piankoff. The Litany, p. 49, n. 3. Р. Кларк (Myth and Symbol, p. 158) высказал блестящую мысль: Ра трансцендентный и Осирис всплывающий -- это взаимодополняющие формы божественности. В конечном счете, обе ипостаси представляют одну и ту же «тайну» и, в частности, множественность форм, исходящих от единого Бога. Уже в "Текстах Пирамид" Атум вызывает эманацию богов из своего собственного существа. В форме изначального змея (см. § 26) Атум уже отождествляется с Осирисом (который утверждает, что он тоже может "умереть") и, следовательно, с Гором; см. текст, цитируемый с комментариями в: Piankoff. The Litany, p. 11, п.2. В соответствии с теогонией и космогонией, совершаемыми Атумом (§ 26), божество одновременно и единично, и множественно; творение заключается в умножении его имен и форм.

Сближение и соединение богов были знакомы египетскому религиозному мышлению еще с самой глубокой древности. Оригинальность теологии Нового царства определяет, с одной стороны, постулат двуединства процесса осирификации Ра и соляризации Осириса и, с другой, убежденность в том, что этот двухсторонний процесс раскрывает сокровенный смысл человеческого существования: взаимодополняемость жизни и смерти Аналогичный процесс, хотя и имеющий другую цель, происходил в Индии, начиная с периода брахман; см. главу IX. С определенной точки зрения, этот теологический синтез подтверждает победу Осириса, одновременно придавая ему новое значение. Триумф убиенного бога был полным уже в начале Среднего царства. С Восемнадцатой династии Осирис становится судьей мертвых. Два акта посмертной драмы -- «суд» и "взвешивание сердца" -- совершаются в присутствии Осириса. Отделенные друг от друга в "Текстах Саркофагов", «суд» и "взвешивание души" обнаруживают тенденцию к слиянию в "Книге Мертвых". Ср.: Yoyotte. Le jugement des morts dans l'Egypte ancienne, p. 45. Поясним, что суд над мертвыми и понятие о небесной справедливости, "применяемые после смерти ко всем, людям и царям", четко документируются, начиная с Девятой династии (Ibid. р. 64). Эти погребальные тексты, опубликованные в эпоху Нового царства, но содержащие более ранние материалы, будут пользоваться непревзойденной популярностью вплоть до конца египетской цивилизации. "Книга Мертвых" -- это главный путеводитель для души в загробном мире. См. русский перевод в кн.: Бадж У. Путешествие души в царстве мертвых. Египетская книга мертвых. М., 1995. Содержащиеся в ней молитвы и магические формулы призваны облегчить душе путешествие туда и, главное, -- обеспечить ей успех в "судебном процессе" и "взвешивании сердца".

Из архаических элементов в "Книге Мертвых" следует упомянуть представление об опасности "второй смерти" (гл. 44,130, 135-136, 175-176), о важности сохранения памяти (гл. 90) и запоминания своего имени (глава 25). Эти верования широко документируются у «примитивных» народов, но также в Греции и Древней Индии. "Книга Мертвых", однако, отражает процесс теологического синтеза периода Империи. Гимн к Ра (гл.15) описывает ежедневный путь солнца; оно излучает радость, вступая в подземный мир. "Мертвые радуются, когда ты светишь здесь для великого бога Осириса, хозяина вечности".

Не меньшее значение имеет желание умершего идентифицировать себя с божествами -- Ра, Гором, Осирисом, Анубисом, Птахом и др. Это не исключает употребления магических формул. Действительно, знание имени бога равнозначно обладанию некоторой властью над ним. Магическая ценность имен и вообще слов определенно была известна еще с доисторических времен. Для египтян магия была оружием, созданным богами для защиты людей. В эпоху Империи магию олицетворял некий бог, который сопровождал Ра в его ладье, как спутник солярного бога. Однако роль магических формул в конце концов становится главенствующей, особенно среди простых людей. В конечном счете, ночное путешествие Ра по земному миру, опасный спуск, полный препятствий, представляет собой образец пути каждого умершего к месту судилища. Другие погребальные сборники -- "Книга о том, что за гробом", "Книга Врат" и др. -- подробно описывают царство мертвых, через которое в течение двенадцати ночных часов проезжает в своей ладье Ра.

Одна из наиболее важных глав "Книги Мертвых" -- глава 125, посвященная суду над душой, происходящему в большом зале, "зале Двух Маат". О значении этого выражения Cм.: Yoyotte. Jugements lies morts, p. 61 sq. Сердце умершего кладут на одну чашку весов, а на другую -- перо или глаз, символы маат. Во время процедуры умерший произносит молитву, умоляя свое сердце не свидетельствовать против него. Затем он должен сделать заявление о невиновности, ошибочно именуемое "негативное признание":

Я не причинял зла людям…

Я не хулил бога…

Я не чинил насилия над бедными…

Я не убивал…

Я никого не заставил страдать…

Я не жалел пищи (денег) для подношений в храмах…

Я чист, я чист, я чист, я чист.

Умерший обращался к сорока двум богам, составлявшим суд: "Привет вам, боги, присутствующие здесь! Я знаю вас, я знаю ваши имена. Я не паду под вашими ударами. Вы не станете хулить меня перед богом, чью свиту вы составляете… Вы скажете в присутствии Всеобщего Владыки, что мне положен маат, ибо я осуществлял маат в Египте". Он произносит хвалу самому себе: "Бог доволен мною, потому что я делал то, что он любит. Я давал хлеб тому, кто голодал, воду тому, кто хотел пить, одежду нагому, лодку тому, у кого ее не было… А потому спасите меня, защитите меня! Не выступайте против меня в присутствии великого бога!". Наконец, он обращается к Осирису: "О бог, высоко стоящий на своем пьедестале… защити меня от этих вестников, сеющих зло и подымающих волнения… ибо я осуществлял маат ради Владыки маат. Я чист". По переводу в: Yoyotte , Ibid. pp. 52-56. Умерший должен также подвергнуться допросу инициатического характера. Он должен показать, что ему известны секретные названия различных частей врат и преддверия, имена привратника зала, имена богов. Ibid. pp. 56-57. В эпоху Древнего царства фараон тоже должен был подвергаться инициатическому допросу; см. § 28.

Именно в размышлениях о таинстве смерти египетский гений реализовал последний религиозный синтез -- единственный, сохранявший свою главенствующую роль вплоть до конца египетской цивилизации. Разумеется, здесь возможно множество интерпретаций и различных применений. Глубинный смысл двуименного Pa-Осириса или неразрывности жизни-смерти-преображения мог быть недоступен тем верующим, которые были убеждены в непогрешимости магических формул; однако в последних отражался тот же эсхатологический гнозис. Развивая старую концепцию смерти как духовной трансмутации, богословы Нового царства уподобляли это «таинство» и ежедневным подвигам Ра, и изначальной драме Осириса. Так они свели в единую систему то, что представлялось образцом вечного и неуязвимого (ход солнца), то, что было лишь трагическим и, в конечном счете, случайным эпизодом (убийство Осириса), и то, что казалось эфемерным и незначительным по определению (человеческое существование). В формировании этой сотериологии роль Осириса была существенной: благодаря ему каждый смертный мог отныне надеяться на "царскую участь" в загробном мире. В конечном итоге, фараон олицетворял собой универсальную модель.

Напряжение между понятиями «привилегия», «справедливость», "знание посвященных" и "добрые дела" снимается способом, который может разочаровать. Ибо если «справедливость» всегда была обеспечена, то "знание посвященных" могло сводиться лишь к знанию магических формул. Все зависело от точки зрения на эсхатологическую концепцию, нестройно выраженную в "Книге Мертвых" и других произведениях подобного рода. Эти тексты дают простор для разнообразных «прочтений», осуществляемых на различных уровнях. «Магическое» прочтение было, конечно, самым простым: оно предполагало лишь веру во всемогущество слова. Престиж магии станет возрастать, причем в той же мере, в какой, в силу новой эсхатологии, "царская участь" будет общедоступной. Сумерки египетской цивилизации ознаменует господство магических верований и практик. Вспомним, однако, что Птах, как говорится в "Мемфисской Теологии", создал богов и мир силой Слова (см. § 26).