Нетрадиционные религии

Типологическая неоднозначность нетрадиционных религий наглядно проявляется при рассмотрении новых религий, особенно в тех случаях, когда речь идет о бывших новых религиозных движениях, находящихся в процессе адаптации к окружающему их обществу.

2. Новые религии

Типология новых религий в современной России разнообразна, но трудности их морфологического определения заключаются в другом: некоторые представители новых религий не всегда достаточно четко и определенно отличаются как от новых религиозных движений, так и от традиционных религий. Объясняется это как объективными, конкретно-историческими обстоятельствами, так и субъективными. Объективными факторами, маскирующими типологическую принадлежность современных новых религий, являются либо их принадлежность в далеком прошлом к господствующей традиции, например к языческой, либо их еще не забытое прошлое в качестве радикального религиозного протеста: нынешние добропорядочные вайшнавы из Общества Сознания Кришны всего четверть века тому назад получили известность в западных странах в качестве радикального “движения Харе Кришна”. Субъективные факторы, пожалуй, в еще большей степени препятствуют пониманию фактической типологической принадлежности новых религий. С одной стороны, это идеология конфессиональной ортодоксии и антикультового движения, отвергающая новые религиозные движения как радикальное зло и не желающая видеть свойственные им тенденции к умиротворению и социальной адаптации. С другой стороны, это идентификация новых религий в качестве тех или иных извечных традиций либо незыблемых положений божественного откровения, что также препятствует пониманию социально-исторической динамики нетрадиционных религий.

Рассмотрим процесс постепенного превращения радикально настроенного нового религиозного движения в адаптировавшуюся к окружающему обществу новую религию на примере западного кришнаизма, получившего распространение в России. Эту интереснейшую проблему, актуальную во многих отношениях (например, в юридически-правовом), можно обозначить как новые тенденции в жизни российских вайшнавов, возникшие на фоне общих исторических изменений движения “Сознания Кришны”.

Международное общество Сознания Кришны (ISKCON) было создано в Америке индуистским эмиссаром Бхактиведантой Свами Прабхупадой в 1966 г. В новом религиозном движении сразу же обнаружились две противоположные тенденции: с одной стороны, вероучительская преемственность от средневекового движения бхакти (преданного служения Верховной божественной личности), ставшего влиятельным элементом традиционного индийского общества; с другой стороны, американский кришнаизм обнаруживал во многом противоположную тенденцию (не с точки зрения религиозного учения, обрядности и организационной структуры, а с точки зрения социокультурных позиций и устремлений). По единодушному мнению исследователей американский кришнаизм принадлежал к типу религиозно-мистических движений протеста, возникших на почве молодежной контркультуры.

Прабхупада опирался на первую тенденцию и действовал как миссионер в рамках второй. В результате он стал ачарьей -- основателем нового религиозного движения и последним (из определившихся на сегодняшний день) членом парампары -- непрерывной последовательности наделенных божественным авторитетом духовных наставников. Таким образом, он успешно продолжил средневековую традицию, обеспечил ее беспрецедентное распространение в западном мире и заложил ее прочные организационные основы, создав ISKCON с коллегиальной формой управления -- Административным советом. Это новшество было результатом опыта, приобретенного в западных странах и позволившего избежать раскола новой организации после смерти ее основателя.

Весьма решительной и бескомпромиссной была миссионерская деятельность Прабхупады в среде американской молодежи. Он успешно преодолел негативную сторону молодежной контркультуры, несущей на себе отпечаток анархизма и разложения -- идейного разброда, отказа от традиционных моральных норм полового поведения, брака и семьи, игнорирования авторитета, увлечения наркотиками. Однако лучшее -- устремленность к высоким духовным ценностям, отказ от культа потребительства и материального успеха -- он сохранил и удачно соединил с древней традиций.

После ухода Прабхупады из жизни проявилась и постепенно стала доминирующей третья, новейшая тенденция в развитии вайшнавской общины на Западе. Эту тенденцию в социологии религий принято называть умиротворением религиозного протеста, его адаптацией к существующему общественно-политическому строю. Речь идет, если так можно выразиться, о налаживании контактов бывшей альтернативной религии и нонконформистской секты с существующим демократическим строем.

Все эти три тенденции в определенной мере проявились и в общине российских вайшнавов. Главным фактором, определившим изменение типологических, социокультурных особенностей “Движения Сознания Кришны” в нашей стране, явилась кардинальная трансформация российского общества. Очевидно, что даже вайшнавы (при всем их стремлении чураться политики и сохранять обособленность и суверенность своей религиозно-общинной жизни) не могут оставаться одними и теми же перед лицом тоталитарного и демократического общества. В принципиально разные исторические периоды нашей страны они придерживались, естественно, разных социокультурных позиций и выступали в разных социальных ролях. В тоталитарной стране кришнаизм представлял собой четко выраженную альтернативную религию, а члены Общества Сознания Кришны однозначно воспринимались как религиозные диссиденты.

Совершенно иная ситуация складывается в демократическом обществе, устои которого заложены в современной России. В демократическом государстве существуют правовые гарантии свободы совести, есть все возможности для беспрепятственной деятельности различных религиозных организаций, уважающих закон, интересы общества и его граждан. Это система религиозного плюрализма. Она не тождественна произволу и анархии и вовсе не попирает свободу выбора мировоззрения и религиозной веры, как твердят о том поборники утверждения тоталитарно-теократических порядков на Руси.

Совершенно очевидно, что переход из одной общественно-политической среды в совершенно иную не мог не привести к существенным изменениям российских вайшнавов. При этом они остались, разумеется, верными своим религиозным убеждениям, но характер и направленность их общественной активности резко изменились. Это легко понять: поскольку религия (в данном случае определенное религиозное движение, вайшнавская община) является активным элементом в рамках социокультурной системы, постольку глубокие изменения общества существенно меняют отношение к нему религии.

Иначе говоря, тот, кто отвергал прежние условия существования, разрушавшие его духовную, религиозно-нравственную идентичность, совсем иначе воспринимает открывшуюся в России перспективу формирования цивилизованного общества, которую кришнаиты смогли ощутить благодаря юридической регистрации их общины в качестве полноправной религиозной организации.

На социологическом языке подобные изменения религии называют сменой характеризующего её культурологического типа. Как мы говорили выше, существуют религии целого ряда структурно-функциональных типов, отличающихся друг от друга особенностями взаимоотношений с общественной системой и своей оценкой мира в целом. В период своего зарождения в Америке “Движение Харе Кришны” восприняло нонконформистские установки молодежной контркультуры и представляло собой альтернативную религию. В годы советской власти “Движение Сознания Кришны” также выделялось на фоне традиционных религиозных организаций своим радикализмом, и этим, в первую очередь, и мотивировался приток молодежи в новое религиозное объединение: в нем диссиденты от религии надеялись обрести спиритуальную реальность, позволяющую уйти от неприемлемой для них социальной действительности, либо, по крайней мере, достичь радикального изменения духовного уровня своего бытия, в первую очередь благодаря декламации священной мантры, наставничеству гуру, соблюдению четырех регулирующих правил.

Мне представляется, что в жизни российских вайшнавов появилась тенденция, отмеченная признаками статуарного типа. Это свидетельствует о том, что “Движение Сознания Кришны” уже не отвергает российской действительности, что оно приемлет развивающийся демократический строй и прилагает усилия к укреплению стабильности и духовному совершенствованию нашего общества. Не только потому, что последнее “дает жить” вайшнавам, а потому, что его духовность и система ценностей оказываются соизмеримыми с их установками и требованиями. Если можно так выразиться, вайшнавы наконец-то получили возможность узреть лик Кришны в духовно обновленной российской действительности.

Общественную активность российских вайшнавов можно кратко характеризовать, во-первых, как нравственно-воспитательную и, во-вторых, как помощь страждущим, ставшим (в той или иной мере и по разным причинам) жертвами социального неблагополучия. Эта помощь двоякого рода: с одной стороны, она направлена на физическую, с другой -- на нравственно-психологическую реабилитацию человека. Основные средства физической реабилитации -- это предоставление пищи, одежды, крова (раздача палаток потерявшим свои жилища), лекарств, оказание врачебной помощи, уход и присмотр за больными и ранеными. В качестве средств нравственно-психологической реабилитации используются слова утешения, исполнительское искусство и развлечения, общение.

Каковы же мотивы и конечные цели благотворительной деятельности вайшнавов? В новых общественных условиях им просто чужды показные мотивы, продиктованные стремлением оправдаться и как бы откупиться от общества. Подобные мотивы могут быть свойственны религиозной организации в условиях недоброжелательного к ней отношения и продиктованы стремлением приобрести хорошую репутацию. Все эти лицемерные и чисто внешние мотивы сегодня устранены из жизни вайшнавов благодаря новому социально-политическому климату в стране.

Полагаю, что благотворительность вайшнавов отчасти продиктована чисто религиозными мотивами: стремлением обрести личные и коллективные заслуги перед Богом. Однако всё убеждает в том, что определяющим мотивом бескорыстной благотворительности вайшнавов является стремление помочь обществу в его бедах и трудностях с тем, чтобы способствовать его стабилизации и духовному возвышению. В этом они видят также наилучшие возможности и для своего существования и религиозной деятельности. При этом можно определенно говорить о их сосуществовании и сотрудничестве с различными светскими институтами и учреждениями общества в рамках единой социокультурной системы.

В конечном счете речь идет о том “устойчивом развитии” общества, которое признано на сегодняшний день наилучшей моделью существования человечества, обеспечивающей его выживание и процветание в сложных условиях современной цивилизации.

К числу “умиротворенных” новых религиозных движений, ассимилировавшихся в современном обществе в качестве новых религий, можно отнести современные теософские и антропософские организации, во многом утратившие свой былой радикализм, а также Веру Бахаи или, например, Универсальную американскую церковь, возникшую на основе синкретического объединения ведантизма с современной американской культурой. Все эти нетрадиционные религии трансформировались в новые религии и уже не обладают культурно-исторической спецификой периода своего появления на европейской или американской сцене. Такова первая группа новых религий, пополняемая по мере присоединения к ней умиротворенных движений религиозного протеста.

Вторая группа новых религий представлена религиозными организациями, давно известными в других странах, но и там несущими на себе отпечаток маргинальных направлений, противостоявших в период своего возникновения господствующей традиции. Из их числа в современной России получили распространение мормоны, сведенборгиане, представители такой влиятельной в Японии необуддистской организации, как Сока-Гаккай, или известной неоиндуистской организации Миссия Рамакришны. Это явление можно характеризовать как распространение маргинальной религиозности на новой для нее территории. Речь идет о появлении в России неизвестных в ней доселе конфессий, а не о новом культурно-историческом типе религий, обновленческих или альтернативных.

К третьей группе новых религий принадлежат древние верования, возрождаемые в современной России в качестве средства защиты и осмысления интересов и настроений активизировавшихся национально-этнических и общественных объединений. Это язычество древних славян, языческие верования приволжских народностей. В качестве новых религий в этих случаях возрождаются религиозные реликты, призванные отстоять, усилить и утвердить угасающую, по мнению идеологов этого языческого возрождения, культурно-историческую идентичность соответствующих этносов. Эти цели преследуют, с одной стороны, некоторые направления русского национализма, обратившиеся к религии древних славян для санкционирования своих идейно-политических устремлений, с другой стороны, националистические лидеры малых этносов, решившие путем возрождения бытовавших у них в прошлом языческих верований обосновывать и отстаивать идею своей государственной самостоятельности.

При этом речь идет не просто о возрождении архаических верований, а о решении с их помощью современных задач: идейной консолидации этносов, обретения своей культурно-исторической идентичности и социально-политической независимости. В таком случае речь идет не столько о возрождении традиционного в прошлом этих народов язычества, память о котором местами все еще сохраняется на бытовом уровне, а о пропаганде неоязычества, призванного решить современные проблемы общества и личности [см.: 8] и выступающего, следовательно, в роли новой религии.

Такова весьма разнородная группа новых религий в современной России, которая, по-видимому, и в дальнейшем будет пополняться из трех основных источников: за счет верований нашего исторического прошлого, распространения влияния неизвестных еще у нас иноземных религий и перехода религиозного радикализма на позиции традиционных религий либеральной и консервативной направленности.

Глава II

Причины распространения нетрадиционных религий

При рассмотрении этого вопроса необходимо избегать абстрактных рассуждений и следовать требованию конкретности истины. Между тем некоторым западным исследователям свойственно объяснять появление новых религий -- вполне конкретного исторического явления -- теми или иными абстрактными факторами надысторического характера. Одни из них видят причину распространения новых религий в извечной тяге человека к религиозному мистицизму, другие считают, что любое молодежное движение является, в сущности, религиозным, и поэтому студенческие выступления 60-х--70-х годов в США, Западной Европе и Японии неизбежно привели к появлению “молодежных религий”.

Научный анализ причин и условий появления новых религий предполагает конкретно-исторический подход. Он показывает, что наряду с общеисторическими условиями появления этой специфической разновидности религий существуют частные причины их появления в особых культурно-исторических и социальных условиях.

Существование новых религий на всех исторических этапах развития человеческого общества, в различных культурных ареалах свидетельствует о том, что есть общие причины их появления. Благодаря им наблюдаются стойкие исторические традиции альтернативной религиозности, преемственность идей и представлений религиозного радикализма, обычно имеющих выраженную мистическую или синкретическую окраску, культистские и сектантские формы организации, противостоящие официальным, господствующим религиозным институтам. А главное, новая религиозная идеология служит средством дискредитации существующего социального строя, обоснованием его непригодности, призывом к его устранению. Нередко новые религиозные ориентации служат прологом к программам социальных преобразований, мотивированных стремлением обрести царство небесное на земле, и даже реализуются в определенных социально-утопических экспериментах. В этом противостоянии новых религий отжившей свой век социальной действительности как раз и состоит одна из общеисторических причин их появления.

Другая причина (столь же широкого временного масштаба) заключается в том, что старые, традиционные религии перестают со временем соответствовать меняющимся социокультурным условиям, все труднее приспосабливаются к ним и, в конце концов, вынуждены бывают “потесниться” и уступить место новым религиям, более адекватно отвечающим изменившимся историческим условиям. Третья причина появления новых религий -- изменение религиозного менталитета у определенной части верующих, которым традиционные религиозные институты (например, церкви) начинают казаться “закостеневшими”, даже “мертвыми”. В связи с этим в обществе развиваются богоискательские настроения, появляется стремление обрести “живую” религиозную веру, соответствующую изменению мироощущения людей, их нравственно-религиозных чувств, представлений о своем месте и значимости на земле.

1. Причины распространения новых религиозных движений в индустриально развитых странах

Исследователи единодушно указывают на ряд острых социальных проблем и противоречий в современных индустриально развитых странах как на условия, способствующие распространению новых религиозных движений. Рост безработицы, инфляции, стоимости жизни, широкое распространение преступности, алкоголизма, наркомании, разгул терроризма, пагубное воздействие индустрии на окружающую природную среду, страх перед ядерной катастрофой -- все это вызвало сдвиги в общественном сознании, породив представление о том, что обществом распоряжаются какие-то иррациональные силы. На этой почве произошло оживление богоискательских настроений. Ему способствовала растущая неудовлетворенность духовной атмосферой в западном обществе, в котором перманентно развивался кризис традиционной культуры, усиливалась девальвация духовных ценностей, возобладал культ потребительства и “сладкой жизни”. В этих условиях росло число богоискателей, считающих, что традиционные церкви не только не в силах противостоять социальным противоречиям и культурному упадку общества, но даже потворствуют им.

Новые религиозные движения чутко реагируют на необходимость глобальных программ реформирования современных сложных общественных систем. К ним относится, например, программа по защите окружающей среды, предотвращение ядерных катастроф, овладение методами психорегуляции и саморазвития личности, оздоровительная программа и др. “Все эти виды общественнополезной деятельности не стимулируются рыночными структурами современного общества, но, тем не менее, они жизненно необходимы всей системе в целом. С другой стороны, удовлетворение многих видов потребности прямо или косвенно грозит снижению работоспособности и даже разрушению общественной системы. Примеры -- наркомания, курение, алкоголизм, проституция, порнография и т.п. Даже безудержное потребление все более престижных вещей приводит к разрушению гипертрофированным общественным производством биосферы планеты” [1, 10]. В сложившейся противоречивой исторической ситуации, когда рыночная экономика не в состоянии следовать названным приоритетам гармонизации и оздоровления общественной жизни, а государственные, идеологические и церковные инстанции оказались бессильны их защитить, новые религиозные движения берут свой психологический и пропагандистский реванш. Они требуют строгого аскетизма, отказа от технического прогресса и даже возврата к “естественному состоянию” первобытной эпохи человечества. Использование в новых сектах и культах разнообразных средств психосоматической регуляции (часто древневосточного происхождения и поэтому особо притягательных своей загадочностью и экзотичностью для людей западного мира) позволяет богоискателям надеяться на возможность нетрадиционного решения социальных проблем современности. Они уверены, что общество может отказаться от индустриального развития, свернуть с пути “технической” цивилизации и двинуться в совершенно другом направлении -- антропологического прогресса, развивая и совершенствуя без предела свои естественные физические и психические способности. В этом пункте мифологемы новых культов и сект начинают звучать как утилитарные программы строительства нового общественного строя, новых форм трудовой деятельности, науки и быта. Сектантские коммуны и ашрамы богоискателей должны сменить традиционные семейные формы общежития, магия и колдовство станут основным видом производительной деятельности, эзотерические знания и ясновидение заменят традиционную науку, телепатия -- привычные формы общения. Общество будет состоять из магов, визионеров-ясновидцев, людей, постоянно пребывающих в состоянии религиозно-наркотического экстаза. Подобные картины будущего общества рисовали в своих мистических утопиях Хаксли -- “Остров”, Т.Роззак -- “Становление контркультуры” и “Там, где кончается пустыня”, Т.Лири -- “Политика экстаза”.

Активизация религиозного мистицизма вызвана осложнением и обострением проблемы человека в современном индустриальном обществе. Подавляющее большинство людей, не принадлежащих к “правящей элите”, всё чаще чувствуют свое полное бессилие в царстве “большого бизнеса”, с возрастающей тревогой осознают бесперспективность своего существования в условиях господства всевластных государственно-бюрократических институтов. Традиционные средства манипуляции сознанием оказываются уже не в состоянии внушить им надежду на избавление от тягот повседневного существования, сохранять устойчивость официальных идеологических стереотипов и принятой системы ценностных ориентаций. Они теряют чувство социального оптимизма и все больше утрачивают сам смысл жизни. Надежды на устранение этого социально-психологического дискомфорта -- поистине, адских мучений современного человека в западном мире -- часто возлагаются на нетрадиционные религии и неомистицизм, которые осуществляют более интенсивное воздействие на духовный мир человека, его сознание и чувства.

Социально-психологические факторы распространения новых религий в западных странах с особой силой проявились в молодежной среде. Бывшие битники и хиппи, определенная часть студенчества, представители среднего класса, имеющие порой довольно высокое образование, выступили против потребительского образа жизни. Для них было неприемлемо забвение духовных ценностей ради достижения материально-финансового успеха и высокого положения в иерархии власти. Уход в мистику рассматривался ими как наиболее эффективное средство обретения высокой духовности, как верный путь религиозно-нравственного совершенствования.

2. Религиозно-мистические влияния в молодежной контркультуре

Особенно заметными религиозно-мистические влияния оказались в молодежной контркультуре, на почве которой впервые появились все известные нетрадиционные религии, секты и культы, начиная от дзэн-буддизма, воспринятого молодыми антиконформистами в форме битнического дзэна, и кончая психоделией (культом религиозно-наркотического опьянения, известного в России под названием герметики) и раджнишизмом (культом недавно скончавшегося Бхагавана Шри Раджниша, предлагавшего Горбачеву свои услуги в духовном возрождении нашей страны). Об этой специфической почве распространения новых религиозных движений необходимо сказать несколько подробнее, тем более, что молодежная контркультура в определенной мере проявилась в застойные годы и в нашей стране.

Феномен контркультуры многолик, в нем переплетаются разнообразные тенденции, идущие подчас в противоположных направлениях. Социальная активность здесь также неоднозначна, её диапазон простирается от проповеди почти полной социальной пассивности и социального эскапизма -- “ухода от жизни” и кончая экстремистскими лозунгами и призывами в самой гипертрофированной форме, вплоть до террора и вандализма.

Столь же контрастна контркультура по своему содержанию, ценностным ориентациям и целевым установкам. В ней проявились как светлые, человеколюбивые и демократические устремления, так и темные, антигуманистические порывы. С одной стороны, широкий общественный отклик и признание получили распространенные в ней настроения в защиту человеческой индивидуальности, утверждение красоты и достоинства личности, провозглашение взаимопонимания между людьми, доброты и миролюбия как высших ценностей общежития, призывы любить и беречь окружающую нас природу и все живое на земле. С другой стороны, в контркультуре не перестают звучать голоса отчаяния, переходящие в зловещую проповедь упадка и разложения либо же оборачивающиеся провозглашением культа жестокости и насилия.

Само название “контркультура” указывает на ее доминирующий мотив и социальную направленность -- отказ от так называемого истеблишмента, доминирующего экономического и политического устройства общества, соответствующей идеологии и культуры, от всего традиционного уклада общественной и частной жизни. Это социокультурная (но отнюдь не политическая!) конфронтация с господствующим общественным устройством, которая идет значительно дальше нравственно-психологического негодования, порождает антиконформистские формы поведения и даже поиски альтернативного образа жизни. Эта отстраненность и конфронтация неоднозначны по своей направленности и могут быть представлены разными тенденциями. Главные из них идут в двух противоположных направлениях: либо вспять поступательному социально-историческому развитию человечества, либо пытаются искусственно его обогнать посредством того или иного “большого скачка”.

Попятная тенденция в молодежной контркультуре направлена на возврат к “золотому веку” далекого, доисторического прошлого, когда общество ещё не знало глобальных противоречий современности, угрожающих самому существованию человечества. Это антисоциальная, редукционистская тенденция, стремящаяся упразднить всю сложность и богатство общественных отношений, созданное человечеством на протяжении всей истории его развития с тем, чтобы обрести идиллию первобытного общественного строя. Такой идиллии никогда не существовало, и первобытный человек вынужден был вести отчаянную борьбу за выживание. Тем не менее идеологи молодежной контркультуры, вопреки историческим фактам, идеализируют ранний этап общественного развития и призывают вернуться в “золотой век” палеолита. В религиозном плане эта тенденция обычно осмысливается с помощью языческих представлений.

Противоположная тенденция в контркультуре также направлена к выходу за рамки существующей западной цивилизации для достижения социальной гармонии и справедливости в обществе. И хотя её устремления также утопичны, она все же заслуживает иной оценки, поскольку наполнена позитивным смыслом, вдохновляется идеей прогрессивной социальной трансформации существующего строя. В религиозном плане эта тенденция обычно осмысливается с помощью христианских (“милленаристских” или “хилиастических”) представлений о возможности установления царства божьего на земле.

Обе тенденции часто оказываются недолговечны и возвращаются к своему исходному началу, примиряясь, приспосабливаясь и ассимилируясь с господствующей культурой. Утратив свой “бунтарский” потенциал, они сливаются по своим общественно-политическим установкам и программам с либерализмом или неоконсерватизмом, в зависимости от конкретной социально-исторической ситуации.

Поскольку же контркультуру наполняют социальные утопии разной направленности, она особенно доступна разнообразным неортодоксальным религиозно-мистическим влияниям, которые обычно играют немаловажную роль в обосновании её конфронтации с официальными религиями и церквами. В среде молодежной контркультуры нашел себе место полный спектр нетрадиционных религий и неомистицизма: неохристианство, неоориентализм, сатанизм и дьяволомания, мистифицированная терапия (врачевательные и магические культы).

Какова же в целом роль религиозного мистицизма в этой специфической социокультурной среде? Религиозные иллюзии обладают свойством дополнительно зашифровывать и без того скрытый смысл социальных утопий, хотя и расцвечивают их при этом замысловатой символикой и насыщают фаталистическими настроениями. По этой причине религиозный мистицизм безнадежно затрудняет возможность для контркультуры овладеть реальными средствами позитивных преобразований общественной системы.

Религиозными иллюзиями глубоко насыщена ретроградная тенденция в контркультуре, её устремления ко всякого рода социально-историческим и нравственно-психологическим инволюциям. Эта тенденция проявляется в том, что молодые богоискатели следуют издавна сложившимся образцам ухода от цивилизации: отшельничеству, мистическому эскапизму, монашескому уединению. В свое время среди американских битников практиковалось бродяжничество на почве религиозного мистицизма, которому Ж.Керуак дал характерное название в своей одноименной книге: “дхарма бамс” (т.е. бродяжки, следующие священному индуистскому учению и образу жизни -- дхарме).

Ещё более интенсивно религиозный мистицизм овладел примирительной тенденцией в контркультуре благодаря его склонности трактовать конкретные проблемы повседневного существования людей в абстрактно-умозрительном духе и уповать на божественное вмешательство в их разрешение. Все это побуждает “умиротворенных” богоискателей, отошедших от активных форм религиозного протеста, удовлетворяться иллюзиями и тем притупляет их стремление к преобразованию существующего строя.

Всё это ведет к тому, что приверженцы нетрадиционных религий всё больше переключаются на религиозную деятельность, имеющую иллюзорное значение. Мистицизм затрудняет развитие социально-религиозных утопий контркультуры в направлении реалистического понимания их смысла и, благодаря этому, окончательно замыкает человека в рамках социально бесперспективного богоискательства, религиозного спасения, “спиритуального роста”, мистического “просветления” и т.п. Лишь на пути освобождения контркультуры от пут религиозного мистицизма возможна её плодотворная эволюция к реалистически понимаемым средствам и формам гармонизации и гуманизации существующей социально-политической системы.

Уход молодежи в мистику, поиск новых религиозных ориентаций, стремление обрести в новых культах и сектах утраченный смысл жизни, экзистенциальные ценности и свою личностную идентичность -- эта тенденция, многогранная по своему духовному содержанию и социокультурному значению, стала заметным явлением в американском и западноевропейском обществе с начала 50-х годов, а на рубеже 70-х достигла устрашающей силы религиозно-мистической волны, развеявшей миф о построенном на Западе “обществе всеобщего благоденствия”. Молодые люди бросали школы и университеты, покидали родительский кров и всю свою энергию отдавали социальному экспериментированию с альтернативным образом жизни, создавали общины нетрадиционной религиозной и экологической направленности, в которых ощущалось влияние восточного мистицизма и язычества. Это движение молодежного протеста было направлено не только против “авторитарной” семьи, школы, системы высшего образования, не только против “бюрократической машины”, подавляющей человека и манипулирующей его сознанием на производстве, в средствах массовой информации, в учреждениях культуры и в официальных религиозных организациях. Это был “бунт” молодежи также и против государства в целом и его политических институтов, поскольку перспектива переустройства господствующего строя мыслилась глобально, фундаментально, хотя и безнадежно утопично: речь шла о создании “антиавторитарного молодежного общества”. Пафос этого выступления был духовный, часто -- религиозно-мистический и даже мессианский. Бунтующая молодежь отвергала стандарты потребительского образа жизни, возмущалась забвением духовных ценностей в буржуазном обществе ради достижения материально-финансового успеха и высокого положения в иерархии власти. Культу насилия и жестокости, проповеди одиночества и эгоизма она противопоставляла идеал смирения, кротости, любви к ближнему и всему живому, любование окружающей природой. С этими настроениями были тесно связаны установки на природосообразный образ жизни и формирование “естественного человека”. Убеждение в том, что человечество стоит на пороге Нового Века, восходило к идеям трансценденталистов и соединялось с современными неоязыческими воззрениями.

Богоискательские настроения, нетрадиционные религии сыграли значительную роль в “спиритуализации” молодежного движения протеста в западных странах, когда оно столкнулось с невозможностью реализации своих социальных утопий и с жестким отпором силовых структур государственной власти. Новые религиозные воззрения, обещая молодежи легкое и беспромедлительное разрешение (по сакраментальному принципу “здесь и сейчас”) всего комплекса отягощавших ее существование проблем, отвлекали “бунтарей” от политических выступлений и превращали их в безопасные для существующего строя группы эскапистов и “экологистов”. Получившие широкое распространение “молодежные” религии и секты -- свидетельство прогрессирующего умиротворения молодежного “бунта” и отказа его бывших участников от организованных форм политической борьбы, это свидетельство обоснования религиозными мотивами их неприятия политики и социально-экономического реформизма.

“Молодежные секты” предлагали своим приверженцам полное и окончательное, но, по сути, мнимое разрешение реальных, животрепещущих проблем: ликвидацию на планете голода и болезней, войн и междоусобиц, объявляют о путях достижения “райского блаженства” без изменения существующей системы политического неравенства и экономического угнетения, уповая на чудодейственную помощь сверхъестественных сил -- земных, космических или вовсе потусторонних, но стремящихся посредством нового Откровения и вновь обновленного Завета спасти гибнущее человечество.

В удаленных от центров цивилизации “коммунах” возрождается под влиянием неоязыческих настроений давний лозунг “назад к Природе”, сектанты ведут натуральное хозяйство и отказываются не только от современных городских условий жизни, но даже от элементарных бытовых удобств (как, например, последователи Раджниша, жившие в землянках). Полная утопичность подобных социальных экспериментов обрекает их на полный провал, тем не менее нельзя забывать, что из среды альтернативных движений вышли первые экологисты, сумевшие обратить внимание мировой общественности на одну из самых важных проблем существования современного человечества. Многие новые религиозные движения руководствуются принципами пацифизм, действенно пропагандируют и отстаивают идеалы Добра, Милосердия и Веротерпимости: проводят учебно-воспитательную работу, благотворительные миссии, активны в экуменических встречах.

3. Причины распространения нетрадиционных религий в России

В нашей стране новые религиозные движения, культы и секты сформировались отчасти самостоятельно, на почве богоискательских интересов, отчасти проникли к нам из-за рубежа. В результате к концу века Россия стала ареной очень широкого, без преувеличения, повсеместного распространения самых разнообразных нетрадиционных религий, что, впрочем, можно рассматривать в качестве закономерного явления для большинства цивилизованных стран современного мира.

Хотя целый ряд факторов, порождающих религиозные новации в современном мире, одинаков, будучи связан с общим цивилизационным процессом, с сопутствующими ему трудностями и противоречиями в промышленно-экономической и экологической сфере, в сфере национальных, политических отношений и с их отражением в религиозном сознании, тем не менее было бы неправильно единообразно объяснять причины распространения нетрадиционных религий в нашей стране и в странах Запада, нивелируя существенные различия соответствующих им культурно-исторических условий, традиций и особенностей общественно-политической обстановки. Нет сомнения, что определяющую роль в широком распространении в постсоветской России нетрадиционных религий сыграли особые обстоятельства. Вначале сказалась весьма неблагоприятная социальная и духовная атмосфера 70-х -- начала 80-х годов, ее негативное воздействие на настроения в обществе подтачивало высокие нравственные ценности, присущие нашему народу. Затем последовали резкие и глубокие социокультурные изменения конца 80-х -- начала 90-х годов, которые значительно усилили и перевели в новую фазу экстремального развития тенденции роста религиозных настроений, наблюдавшиеся еще в годы застоя. Все это подтвердило известную закономерность: углубление кризисных явлений в обществе всегда сопровождается усилением религиозных исканий.

Говоря об условиях и причинах распространения нетрадиционных религий в современной России, нельзя не коснуться двух утопических иллюзий, свойственных советской идеологии и наложивших, в свою очередь, определенный отпечаток “совковости” на религиозные искания в постсоветский период. Одна из этих иллюзий заключалась в представлении о скором, через считанные десятилетия, построении коммунистического общества, которое полностью освободится от “религиозных предрассудков” и станет целиком атеистическим. Эта просветительская иллюзия во многом основывалась на сведении содержания и культурно-исторического значения религии к идеологии эксплуататорского строя, тогда как изучение нетрадиционных религий показывает, что одним из факторов их распространениея в частности в России, является выраженное в них стремление к социальному освобождению, к раскрытию могучих потенциалов человеческой личности и их плодотворной реализации.

Другая иллюзия советской идеологии заключалась в ее собственной идентификации с атеизмом да еще “научным”. Несмотря на то, что Ленин подверг сокрушительной критике богоискательские и богостроительские настроения в рядах социал-демократов, рупором которых были одно время Луначарский, Богданов и Горький, официальная идеология советского строя представляла собой по своему смыслу и ориентациям разновидность светской религии. Ее содержание внешне выглядело секулярным, гражданско-этическим, а по существу было псевдорелигиозным. К тому же идеология большевизма обладала, по справедливому замечанию Н.Бердяева, всеми соответствующими атрибутами: своими непререкаемыми авторитетами, догмами, писаниями, обрядами и святыми [2, 7]. Современный исследователь этой проблемы А.Пименов прямо говорит о “советской религии” [3, 276-291] нашего недавнего прошлого и на примере поэзии В.Маяковского и А.Вознесенского показывает, как “внутри идеологической системы советского общества шло -- хотя, скорее всего, и не завершилось -- формирование своеобразных религиозных представлений, в структуре которых воспроизводились многие черты классических нетеистических религий” [3, 290]. Касаясь этой темы, А.Мень отмечает, что за годы советской власти произошел “отход от принципа секулярного государства” [4, 106], Сталин посчитал, что “сохранять религию даже в “прирученном” виде было рискованно. Бог должен быть один -- тот, что в Кремле, и вера в него призвана стать господствующей государственной идеологией. Вождь -- единственный оракул и носитель истины. Его не лимитирует даже формально исповедуемый им марксизм, ибо сам Вождь полностью олицетворяет его доктрину” [4, 106]. А.Мень считает, что с приходом к власти Сталина можно говорить о начале в стране “истории новой религии, рецидиве языческого человекобожия” [4, 104].

Таким образом, сама коммунистическая идеология в том виде, в котором она получила свое официальное догматическое выражение при советской власти, в силу отмеченных специфических особенностей в определенной мере создавала предпосылки к религиозным исканиям. Они в полную меру начали реализоваться в условиях разразившегося кризиса советского строя и разочарования людей в возможности достижения обещанного официальной идеологией всеобщего земного счастья людей -- “коммунистического светлого будущего”. Те, кто не был в состоянии примириться с обнаружившейся несостоятельностью этой светской утопии, обратился за утешением к нетрадиционным религиям, которые не скрывали и не стеснялись ни своего неоязычества, ни мистики эсхатологических настроений, а к тому же пропагандировали свои собственные социальные утопии, прямо заручившись поддержкой сверхъестественного природного или потустороннего начала.

Было бы неправильно сводить причины распространения нетрадиционных религий в России только к внешним, внеличностным факторам: миссионерской активности новых религиозных организаций и слабости влияния традиционных церквей. При подобном допущении совершенно игнорируется богоискательская активность приверженцев современных нетрадиционных религий, в них видят людей пассивных, которые не выбирают и не ищут новую веру, не продуцируют новую религиозность, стремясь посредством этого творчески реализовать новое видение мира и самих себя в нем.

При рассмотрении причин распространения нетрадиционных религий в стране следует говорить не только об активности новых религиозных организаций и слабости влияния православия, но и о поисках современным человеком своей идентичности, смысла и целей существования, о его стремлении к самореализации, к изменению и совершенствованию своего онтологического статуса и сакрально-нравственного уровня, о его потребности в реализации своего творческого потенциала, пусть даже в форме надежды обрести христианское обожение или достичь буддистских Святых Небес. Нельзя не заметить потребности современного человека в надежной референтной группе, служащей критерием его поведения, в непоколебимых императивах, пусть даже в форме представлений о своей связи с абсолютным, трансцендентным началом, определяющим направленность жизнедеятельности.

Каждое из новых религиозно-сектантских объединений представляет собой своеобразную субкультурную общность, в которой особым образом преломляются наиболее острые проблемы сегодняшнего дня и даются ответы на запросы времени, убедительные для приверженцев этих религий. Однако нетрадиционные религии вовсе не всегда несут в себе инновационное социокультурное содержание. Часто они содержат архаизированные пласты культуры: реликты древних фетишистских и оккультных представлений, синкретическое объединение новых и старых мифов (вроде парадоксального симбиоза культов Ленина и Христа в одной из подмосковных сект), наследие давних автохтонных традиций (например, славянского язычества) либо плоды чужеземных заимствований (преимущественно буддизма и индуизма). Не чужды им, конечно, духовные прозрения, но также (увы, и пустые домыслы. Иногда дело оборачивается значительно хуже, поскольку нетрадиционные религии вовсе не застрахованы от проявлений фанатизма, экстремизма и нарушений прав человека (впрочем, носителями подобных настроений являются подчас и представители традиционных религий, не говоря уже о проявлениях несправедливости и насилия, преступности и терроризма в экономической, политической и частной сферах нашего секуляризированного общества).

Анализируя причины распространения нетрадиционных религий, нельзя не обратить внимания на то, что они часто привлекают к себе внимание популяризацией тех или иных физиопсихотехник, которые по праву считаются действенным средством изменения сознания человека, его самочувствия и соответствующих физических (соматических) показателей. Наличие в новых культах и сектах подобной религиозной практики служит действенным аргументом в пользу утверждений об их преимуществах перед традиционными религиями, которые призывают своих верующих пассивно ожидать милости свыше. Напротив, нетрадиционные религии обещают своим приверженцам действенное преобразование личности и радикальное изменение условий повседневного существования здесь и сейчас. Конечно, за всем этим стоит главенствующая ориентация на сакральную цель, провозглашаемую религией, хотя нельзя не учитывать, что помимо обретения новых религиозных установок и чаяний происходят и позитивные изменения личности, связанные с обретением уверенности и перспективы (а это еще один из факторов притягательности новых религиозных объединений для людей, растерявшихся в наше смутное время). Вопрос об усиливающемся при этом отчуждении от секулярного окружения также нельзя трактовать однозначно: во-первых, это отчужденность избирательна, действует только в отношении иноверцев, “чужих” (и только при условии их отказа прислушаться к новым религиозным идеям), к тому же она с лихвой компенсируется многократным усилением общения в кругу своих единоверцев. Как отмечает С.Аверинцев, “за выбором христианского, парахристианского или внехристианского сектантства чаще всего стоит жажда почувствовать себя в общине. В приходе человек зачастую в достаточной степени не ощущает солидарности и братских уз... Любая секта дает им ощущение участия в малом микрокосмосе, где все друг друга знают и все солидарны” [5, 11]. Во-вторых, сегодня трудно оспаривать правомерность отстранения сектантов от пагубной во многих отношениях среды их повседневного существования, в которой все возрастает влияние преступности, коррупции, наркомании, проституции, финансовых махинаций, голода и разрухи.

Основной мотив обращения к нетрадиционным религиям состоит в том, что человека не удовлетворяют ответы и решения, даваемые официальной идеологией, будь то светской или церковной. Приверженцы нетрадиционных религий надеются, что предлагаемые последними утопические программы сакрального совершенствования человека и общества приведут к чудодейственному разрешению всех трудностей современной цивилизации и прежде всего безотлагательно помогут им лично.