Норман Малкольм. Состояние сна

Не имея адекватного представления о том, что они делают, Демент и Клейтмак предлагают новую концепцию, в которой будет иметь место и локализация, и продолжительность физического времени, и субъективно-объективное разграничение. Мы должны рассмотреть последствия такого компромисса и задать себе вопрос, соответствует ли эта концепция тому, чтобы назвать ее концепцией сновидения. Если быстрые движения глаз на протяжении сна становятся критерием сновидения, то из этого следует, что если бы кто-то рассказал сон, то тем самым его ощущение, что он его видел, было бы ошибочным, и не в том смысле, что случай, который он имел в виду, произошел в действительности, и, следовательно, его ощущение было ощущением от сна, а не от реальности. Новая концепция позволяла бы ему ошибаться, говоря, что он видел сон, даже если его впечатление, что он видел и делал различные вещи, было ложным. Другое следствие заключается в том, что было бы возможным обнаружить, что суждение человека о том, что он спал без сновидений, было ошибочным; и здесь можно было бы выбирать между тем, что он забыл свои сны, и тем, что он не отдавал себе в них отчет, когда они ему снились. Людей нужно было бы информировать после пробуждения, видели они сны или нет, вместо того чтобы они информировали нас, как это принято теперь. Могло бы оказаться, что существует такое племя людей, среди которых феномен рассказывания снов был бы совершенно неизвестен, при этом физиологические эксперименты доказывали бы, что они видят сны каждую ночь.

Посмотрим, как по-разному можно было бы обучить их новому пониманию сновидения. Дело обстоит так, что некое повествование, осуществляющееся при определенных обстоятельствах, есть то, что мы называем "рассказыванием сна" и учим детей предварять подобные повествования словами "мне приснилось". Если бы был принят физиологический критерий, рассказывание снов было бы только более или менее достоверным указанием на факт сновидения. Если бы нашей целью было обучение человека новому пониманию сновидения, мы бы не достигли успеха, обучая его начинать повествование со слов "мне снилось". Для этого мы должны были бы объяснить физиологический эксперимент, который обеспечивает новый критерий. Если бы человечество перестало рассказывать сны, физиологический критерий сновидения мог бы предполагать возможные положительные результаты. О "сновиденческих привычках" людей можно продолжать говорить еще очень долго. Но то, что тогда называлось бы снами, не представляло бы интереса для поэтов, психоаналитиков, философов и для всех нас, детей и взрослых, кто любит послушать странную сказку.

Рассматривая радикальные концептуальные перемены, к которым привело бы принятие физиологического критерия, становится очевидным, что новая концепция, будь она создана, имела бы только отдаленное сходство со старой. Использование существительного "сон" в новом понимании стало бы источником путаницы и в качестве результата имело бы путаницу. Всего этого можно избежать, твердо придерживаясь в качестве основного критерия сновидения свидетельства после пробуждения. Физиологические явления, такие, как быстрые движения глаз или мускульное напряжение, могут рассматриваться как любопытные эмпирические корреляции, но их наличие не предполагает, что они могут использоваться в качестве критериев сновидения. Желание знать больше о сновидении не должно приводить исследователей к такой трансформации понятия сновидения, что их последующие открытия не будут иметь отношения к сновидению.

Странный феномен

Я подчеркнул бессмысленность (в смысле невозможности верификации) понятия сна как события, логически независимого от впечатлений после пробуждения, которым оно может соответствовать или не соответствовать. Перед этим я доказал, что сны не могут содержать или быть тождественными суждениям, заключениям, чувствам, воображению и так далее. По причине того, что по отношению к ним на вопрос "Откуда может быть известно, что это имело место, когда он спал?" нельзя успешно ответить; в то время как вопрос "Откуда может быть известно, что его сновидение имело место, когда он спал?" вообще не может быть осмысленно задан вследствие взаимозависимости между сновидением и состояниями сна. Может показаться, что эти положения противоречат друг другу. С одной стороны, я говорю, что появление сновидений в течение сна невозможно верифицировать, если пытаться представить сновидение как явление, логически независимое от впечатлений после пробуждения. С другой стороны, я говорю, что появление умозаключений, чувств, воображения и т.д. на протяжении сна невозможно верифицировать. Поэтому линия разграничения, которую я старался провести между снами и другими явлениями, исчезает.

Так обстоит дело на первый взгляд, но, так или иначе, как я попытаюсь показать, разграничение сохраняется. Вопрос о "реальном существовании" снов, то есть вопрос о том, происходят ли они логически независимо от впечатлений после пробуждения и соответствуют ли последние "реальным" сновидениям, есть чисто метафизический вопрос, который не может возникнуть при обыденном общении и в языковой деятельности. Если известно, что кто-то рассказал сон со всей естественностью и искренностью, то может возникнуть соблазн с философской точки зрения засомневаться, действительно ли сон имел место, когда этот человек спал, или он ошибался, думая так. Но сомнение подобного рода невозможно без того, чтобы в сознании не нарушился механизм обычного употребления языка. Это вовсе не тот случай, когда кто-то делает гипотетическое заявление, что он пришел к выводу, принял решение, вспомнил о чем-то, у него возникло какое-то чувство и т.д. в то время, когда он спал. Вопрос "Откуда ты знаешь, что это произошло, когда ты спал?" был бы естественным и законным вопросом, и ничего метафизического в нем не было бы. Это не внесло бы путаницы относительно обычных понятий сновидения и состояния сна. Совсем наоборот. Этот вопрос кричал бы, вопрошал, взывал к ответу, но ни одного приемлемого ответа на него нельзя было бы дать, что показывало бы, что тут что-то не так с утверждением, которое позволило возникнуть вопросу.

Предположим, тем не менее, что никто не задавал этого вопроса, и не из пренебрежения или тупоумия, а потому, что вопрос был определен как неподходящий. Смысл моего предположения состоит в том, что мы могли бы взять чье-либо утверждение, полученное путем умозаключения, решение, эмоциональный опыт, пережитый им, когда он спал в таком смысле, что требование для доказательства того, на каком основании сделано утверждение ("Откуда ты знаешь, что это случилось, когда ты спал?"), было бы нерелевантным - не было бы частью языковой игры. Если мы сделаем это, мы должны будем принять утверждение в том же смысле, в каком мы приняли отчет о сновидении!

Можно быть уверенным, что, если все утверждение состояло, скажем, только в том, что он принял такое-то решение, в то время как спал, мы не назвали бы его отчетом о сновидении, так как предполагается, что сновидение включает в себя некоторую совокупность событий, связанных между собой определенным образом. Рассказать сон - это рассказать нечто вроде новеллы. В рассказе могут происходить различные события, такие, как решение уйти с работы или чувство злобы. Сообщить что-то одно из этого комплекса не значит рассказать сон. Но это не так важно. Важно то, что сообщение о некоторых единичных событиях или действиях (чувство злобы или решение проблемы) как о происходящих во время сна будет иметь тот же понятийный статус, что и сообщение о сне, если требование для предоставления оснований будет неосуществимым.

Представим себе племя, в котором люди никогда не произносят слов "Я видел сон". Иногда они просыпаются с ощущением, что о чем-то думали, что-то делали и чувствовали, в то время как спали. Их отчеты об этих событиях воспринимаются таким образом, о котором мы только что говорили: вопрос о верификации не является для них существенным. Если бы антропологи наблюдали их, они были бы правы, сказав, что их отчеты суть отчеты о сновидениях, даже несмотря на то, что у этих людей нет эквивалентов для слов "сон" и "видел сон".

В целом употребляемое нами выражение "Мне снился сон" означает, что повествование о событиях сна должно быть понято в особом смысле, а именно: неуместно требовать основания для составляющих его утверждений. Можно сказать, мы принимаем это повествование без доказательств не потому, что мы предполагаем заранее, что они истинны, а потому, что понятие истины, которое приемлемо здесь, не нуждается в доказательстве. В этом отношении рассказывание сна подобно представлению чего-нибудь ("Ты мама-тигр, а я детеныш-тигр"). В каком-то важном отношении совсем не похоже на то, что в рассказывании сна нет места изобретательности, изменению решений, того, что человек видит вещи так, как он хочет. Человек рассказывает сон под влиянием впечатления - как если бы он правдиво припоминал события, свидетелем которых оказался. Без сомнения, рассказывание сна - очень странный феномен.

Этот "странный феномен" требует объяснения, и мы склонны возразить: "Наиболее подходящее объяснение наших оставшихся в памяти определенных переживаний сна - это то, что мы пережили этот опыт во сне". Но такое "объяснение" ничего не объясняет, если оно включает в себя гипотезу, являющуюся невразумительной. Ничто нельзя засчитать "ни за, ни против" этой гипотезы. Мы можем сказать о переживаниях в течение сна, что они либо были, либо их не было, - как нам больше нравится. Какое бы утверждение мы ни выбрали, оно не может играть роли в нашем повседневном использовании понятия сновидения. "Колесо, которое, будучи повернутым, не приводит ничего в движение, не является частью механизма" (Витгенштейн).

Возражение, о котором говорилось выше, может принимать различные формы. Можно быть поставленным в тупик тем, почему сны относятся к прошедшему времени, если на самом деле мы не думали и не переживали различных вещей в нашем прошлом сне. Или может озадачить тот факт, что, рассказывая сон, мы пользуемся тем же языком, который употребляем при описании нашего обычного восприятия действительности. "Часы, которые ты носил в моем сне, были такого же красного цвета" (показывая на лоскут одежды). "Как мы можем делать такие сравнения, - воскликнет кто-то, - если мы не отдавали себе отчет в своем сне в чем бы то ни было, например в том, что часы были точно такого же цвета? Ясно, что мы пользуемся одними и теми же словами, потому что переживаем во сне явления, качественно сходные с явлениями, переживаемыми нами, когда мы бодрствуем" (Йост и Калиш).

Подобные "выводы" никуда не ведут: они поворачивают колесико, которое ничего не может сдвинуть с места. "Наша ошибка состоит в том, что там, где мы должны видеть "первофеномен", мы ищем объяснения. То есть там, где нам следует сказать: эта языковая игра сыграна " (Витгенштейн). В одной из своих лекций Витгенштейн сказал, что в философии очень важно знать, когда следует остановиться. Если мы прекратим спрашивать, почему происходит, что люди порой, когда просыпаются, рассказывают под влиянием своих впечатлений истории в прошедшем времени, мы увидим, что рассказывание сна так, как оно есть, - удивительный человеческий феномен, часть естественной истории человека, нечто данное, основание для понимания сновидения.

Может показаться неверным рассказывание снов называть "языковой игрой". Витгенштейн вводит это выражение в связи с такими примерами, как отдание приказов, обучение именам, счет предметов, когда имеются, различные связанные между собой действия: повторение слов, указание и т.д. Он говорит, что "назовет все, состоящее из языка и действий, в которые язык вовлечен, "языковой игрой"". Но в рассказывании снов нет действий, а есть только язык! С другой стороны, предполагается, что "языковая игра" - это нечто, чему можно обучить, а разве кто-нибудь обучается рассказывать сны? Мы должны знать язык, который употребляем, рассказывая сны, но это знание приходит при других обстоятельствах, а не в языковой игре рассказывания сна. Разумеется, мы выучиваем то, как надо употреблять существительное и глагол "dream" (сон, видеть сон. - Перев.). Но это несущественно: сны можно рассказывать и не используя этого.

Если мы чему и должны научиться, так это принимать повествования о снах определенным образом: пытаясь выяснить, является ли оно выдумкой или идет от подлинного впечатления; дифференцируя это ощущение от истинного или ложного воспоминания о событиях, происшедших до того, как человек заснул, или в то время, как он спал (что было наглядно видно); не интересуясь точностью впечатления, но принимая повествование так, как его преподносит говорящий. Научиться пониманию сновидения - значит научиться воспринимать повествование проснувшегося человека в прошедшем времени. О говорящем тоже нельзя сказать, что у него есть представление о понимании сновидения, до тех пор пока он не отдает себе отчет в том, что его повествование надо рассматривать подобным образом. Говоря шире, ему было бы не ясно, рассказывает ли он сон, сообщает ли о событиях, происшедших, по его мнению, за день до этого, придумывает ли рассказ или что-либо подобное.

Я слышал о маленьком мальчике, который, проснувшись однажды поутру, взволнованно рассказал историю о том, как за ним гнался волк. Мальчик попытался вбежать в дом, яростно отбиваясь кухонной дверью, когда зверь бросился за ним. В конце концов, он оставил дверь открытой и убежал. Его мать сказала: "Это был сон". Мальчик сердито воскликнул: "Значит, потом я видел сон, как ты оставила кухонную дверь открытой". Его мать знала, что он рассказывает сон, но мальчик не знал этого. Мы видим здесь в выражении "он рассказал сон" многозначность. В каком-то смысле мальчик не рассказывал сон - у него не было установки, что его предложениям должен быть придан тот специфический смысл, который описан выше. Но его мать придала им именно этот смысл, когда сказала "Это был сон".

Существует особого рода усвоение и употребление предложений, которыми надо владеть, чтобы было ясно, что некто рассказывает сон или понимает, что кто-то другой делает это. Это "игра", в которую надо научиться играть. Что же означает тогда, что кто-то не научился этой игре? Это изначальная склонность говоришь примерно следующее: "Я был в страшном доме; я видел, как стены начали качаться; я испугался и проснулся". Это "сырой материал" понятия сновидения. Соответствием "сырому материалу" в языковой игре "плита - балка" (имеется в виду примитивный язык, служащий для общения строителя А и его помощника В и состоящий из четырех слов: куб, столб, плита, балка. А выкрикивает их; В приносит строительную деталь, которую он выучился приносить на этот выкрик. - Прим. перев.) является, я думаю, стремление ученика выполнять команды и реагировать на жесты инструктора, например, смотреть где находятся указанные предметы.

Может показаться, что это сравнение сделает различие незначительным. Одна из причин нежелания говорить о "языковой игре" применительно к рассказыванию снов состоит в том, что идея взаимодействия учитель - ученик в этом случае неуместна. Ни одно слово здесь не нужно выучивать ("Тебе это приснилось" - можно было бы выучить, но не обязательно). Здесь должно быть разобрано особого рода употребление индикативных предложений. Здесь редко, если вообще когда-нибудь, учат явным образом. Но кажется, что дело только в уровне: ибо, когда люди учатся играм (в обыденном смысле слова "игра"), они обычно приобретают больше того, чему их обучают в явном виде.

У меня не было особого интереса защищать применение понятия "языковая игра" к рассказыванию сновидений. "Языковая игра" - это "игра с языком". В рассказах о снах предложения употребляются и понимаются особым образом. Это тe же самые предложения, но употребляемые совершенно по-другому. Тут аналогия с играми естественна и выразительна. Это как если бы кто-то делал шахматные ходы при помощи фигур, но иногда использовал бы те же фигуры, играя в шашки, совершенно другую игру! Есть несколько аналогичных соответствий в утверждении, что в рассказывании снов мы употребляем язык, играя в игру, которая резко отличается от игры, в которую мы играем теми же фигурами языка, когда описываем реальное приключение или придумываем рассказ. С другой стороны, рассказывание снов далеко от игры "плита - балка". Там нет "целого, состоящего из языка и действий, в которые язык вовлечен", нет новых слов, которые необходимо вводить, нет явного обучения, которое должно иметь место. Более того, рассказывание сна предполагает предварительное умение пользоваться языком, которое в большой степени отличается от употребления его при рассказывании сна. Игра "плита - балка" не предполагает какого-либо предварительного понимания языка: это должен быть законченный примитивный язык. Рассказывание сна не может быть таковым. Если вы относитесь к игре "плита - балка" как к парадигме "языковой игры" (что ошибочно, так как имеется в виду, что она служит иллюстрацией только одного использования языка), вы сочтете неверным назвать рассказывание снов языковой игрой. Но совершенно не имеет значения, примете ли вы этот термин или откажетесь от него.

Неразрывная связь между сновидением и бодрствованием

Главная мысль этой монографии может быть опровергнута тем фактом, что очень часто имеет место неразрывная связь между содержанием сна, который видит человек, и его эмоциями и ощущениями после пробуждения. Психологическое исследование детских снов показало, что половина детей "была расстроена неприятными снами, дети выражали желание больше никогда не видеть снов". Другое исследование обнаружило, что несколько человек "имеют некий дискомфорт днем вследствие неприятных ночных сновидений" (Рамсей). Трудность моего тезиса состоит в следующем. Предположим, кто-то рассказывает сон, в котором он, скажем, был очень напуган лошадьми. Он обнаруживает устойчивый страх перед лошадьми на протяжении дня и говорит, что это то же самое чувство, которое он испытал во сне. Можно ли принять это свидетельство как подтверждение того, что он испытывал какие-то чувства, когда спал, в том же смысле, в каком он испытывает их теперь, после того как проснулся? Если так, то сон может обладать подлинным "содержанием переживания". Или рассмотрим другой пример:

"Астматикам часто снится, что они чувствуют удушье, и после пробуждения обнаруживается, что у них действительно удушье. Их сны об удушье весьма ярки и фантастичны: это безусловно сны. Более того, ощущение удушья, которое у них было во сне, как будто в значительной степени усиливает продолжительность этого ощущения после пробуждения. И большинство из них говорит, что, какой бы фантастической и неправдоподобной ни была визуальная часть сна, ощущение удушья было очень правдоподобным и ничем не отличалось от тех ощущений, которые они испытывают после пробуждения" (Йост и Калиш).

Можно высказать соображение о том, что неразрывная связь между содержанием сна и переживанием после пробуждения не является случайной. Как мог бы кто-либо показать нам, что его сон был неприятным, если не тем, что у него было неприятное ощущение от сна после того, как он проснулся? Или что ему снилось нечто ужасное, если у него не было ощущения ужаса, когда он рассказывал сон. Тот факт, что критерий содержания сна присутствует в рассказывании сна, требует, чтобы повествование о сне с сильным эмоциональным содержанием сопровождалось соответствующими эмоциями, относящимися к сновидению. Если он сказал "Это было ужасно", но не выказал подлинного проявления ужаса, мы подумали бы, что сон был не таким уж страшным.

Кроме того, что понятие неприятного сна необходимо требует неразрывной эмоциональной связи между сном и бодрствованием, общее понимание сновидения требует, чтобы имелась неразрывная связь между снами и ощущением и восприятием. Когда мы рассказываем сны, мы должны пользоваться языком, которым мы владеем, и употреблять слова в их обычном смысле. Когда я описываю действующих лиц, движения и действия во сне, я пользуюсь обычным словарем с обычными значениями. Если я говорю, что человек, с которым я разговаривал во сне, носил мою шляпу, предполагалось бы, что я употребляю слово "шляпа" в его обычном значении, и не будет ничего удивительного, если я укажу на шляпу и скажу "Она была точно такая же, как эта". Если я сообщил, что состояние виденного мною во сне человека было странным, я должен суметь проиллюстрировать это. Я могу сказать, что он размахивал руками примерно вот так. Я могу сказать, что все это случилось у подножия холма, который выглядел примерно как этот, или что это был именно он. Человек мог быть моим братом, тем, который работает хирургом в Калифорнии. И я мог чувствовать колебания воздуха, когда он говорил, подобно ощущению, возникающему у любого, когда мимо проезжает, сотрясая землю, большой грузовик.

Нет и не может быть специального словаря для рассказывания снов. Мы используем обычные слова в обычном смысле, который они имеют в повседневной речи. Часто мы приводим примеры восприятия и переживания наших снов. Часто объекты и лица, с которыми мы сталкиваемся во сне, являются теми же объектами и лицами, с которыми мы имеем дело в обыденной жизни. Те философы, которые думают, что сны - это театр теней нашего воображения, были бы слегка шокированы рассмотрением того, что чей-то брат может появиться во сне. Не образ и не видение его (это вполне возможный сон, но другой), но настоящий брат - "тот, который работает хирургом в Лонг-Бич, Калифорния". Брат в этом сне может "совершенно ничем не отличаться" от настоящего брата, так же как ощущение удушья в чьем-либо сне "совершенно ничем не отличается" от ощущения удушья, которое больной астмой порой испытывает на самом деле. И в том и в другом случае налицо тождество. Только возникает вопрос: чем является здесь понятие тождества? Ведь лицо, которое рассказывает сон, не достигает вообще никакого тождества. Он только говорит, что человек, которого он видел во сне, был его брат, и это есть его впечатление; остальные относятся к этому впечатлению как к тому, посредством чего достигается тождество (нам же не приходит в голову подкрепить достигнутое телефонным звонком или дактилоскопией).

Понятие сновидения требует, чтобы одни и те же объекты, люди, мысли, восприятия, эмоции, с которыми мы сталкиваемся в нормальной дневной жизни, присутствовали бы во сне: некое тождество и соотнесенность необходимы. Это тождество состоит в употреблении рассказчиком того же языка, который он выучил и узнал для описания картин и переживаний жизни. Как я сказал в последнем абзаце, бесполезно доказывать, что это тождество языка обусловлено тождеством переживаний, обозначаемых им: тождество языка есть критерий тождества объектов сна и переживания сна. Язык тот же, и смысл отдельных слов тот же, но способ употребления каждого предложения в целом иной и специфический.

Безусловно, существует тесная связь между снами и реальной жизнью. Но если бы вы были злы на своего брата во сне прошлой ночью, то из этого не следует ни то, что вы были злы прошлой ночью, ни то, что вы были прошлой ночью вместе с вашим братом. Или вместо этого мы могли бы сказать: обе вещи тавтологически подразумевают друг друга. Позвольте объяснить. Можно, рассказывая сон, опустить предисловие "Мне снилось" и рассказывать следующую историю примерно так: "Прошлой ночью мой брат и я стояли у подножия холма. Он говорил со мной и при этом размахивал руками. Я разозлился на него и сказал, чтобы он перестал размахивать руками. Вот все, что я помню". Если это сказано и понято упомянутым образом, то не было бы необходимости указывать на то, что поблизости нет холмов, или что брат говорящего находится на расстоянии 3000 миль отсюда и что у него только одна рука, что рассказчик крепко спал в своей кровати всю ночь; если этот рассказ принимается как правда в том смысле, что рассказчик превращает это в правду, почему же тогда говорящий был рассержен прошлой ночью именно в том же смысле, в каком он был со своим братом прошлой ночью? Если рассказу предпосылается "Мне приснилось", но при этом он рассказывается и понимается таким же образом, то это ничего не меняет. Вводная часть только называет тип повествования и восприятия. Поэтому "Мне снилось, что р повлечет за собой р ", где "р" воспринимается в особом смысле, в смысле рассказа о сновидении (dream-telling sense), но ни в каком другом. Философы понимают, что это так, когда "р" заменяется предложением в прошедшем времени, которое в явном виде сообщает о физическом событии, например "Мы стояли у подножия холма". Но когда предложение, которое заменяет "р", явным образом сообщает о психическом событии, например "Я разозлился на своего брата", то появляется соблазн думать, что "Мне снилось что р влечет за собой р ", где "р" воспринимается не только в смысле рассказа о сновидении, но и в обычном смысле сообщения действительного случая из жизни.

Это смешение различных типов дискурсов может отчасти проистекать из чрезмерно упрощенного понимания употребления первого лица в психологических предложениях, относящихся к ближайшему прошлому. Я назову такое их употребление "историческим" и хочу сравнить с употреблением "рассказывания снов" ("dream-telling" use). Во многих случаях при употреблении предложений типа "Да, я был напуган, когда мы только что пересекали мост" в историческом значении не имеет смысла предполагать, что говорящий ошибается относительно своих ощущений. В этом отношении историческое употребление психологических предложений в первом лице не отличается от употребления их при рассказывании сновидений. Если это сравнение исчерпывающе, то нет ни малейшего различия в употреблении этих предложений независимо от того, употребляются ли они в контексте сообщения о снах или вне его. Но имеется точка расподобления. С одной стороны, если человек заявляет, что в некоем близком прошлом он был рассержен (или напуган, или чувствовал боль), то вы можете отвести его утверждение на том основании, что оно не соответствует тому, как он выглядел и что делал в это время. "Ты говоришь, что был рассержен на него? Но ты определенно не выглядел сердитым и не вел себя так, как ведут себя рассерженные люди. Ты вполне любезно с ним говорил". Может быть, он сумеет дать определенного рода объяснения этому кажущемуся противоречию. "Поскольку я был его гостем, я был вынужден не проявлять неучтивости". Или он не сумеет дать объяснений: в этом случае мы можем не верить в его рассказ о том, что он был рассержен, предпочитая думать, что он описал свое чувство неточно, или преувеличил его, или просто выдумал. Prima facie в объяснении нуждается его противоречивое поведение. Но когда мы переходим к отчету человека о сновидении, то здесь нет презумпции, что рассказ должен определенным образом соответствовать тому, как человек выглядел и что он делал в прошлом. Если он говорит "Прошлой ночью я чувствовал себя чрезвычайно рассерженным на своего брата" и вы отвечаете ему "Но ты казался глубоко спящим и не выказывал вообще никаких признаков злобы", это показало бы, что вы не поняли, что он употребил это предложение, рассказывая сон. В самом деле, связь отчетов в смысле рассказывания снов с наружностью говорящего противоположна той связи, которая имеет место, если понимать его предложение в историческом смысле. Если его наружность и действия прошлой ночью выглядят как злобные, то тогда это подходило бы для исторического отчета о том, что он был злобным, и не подходило бы для отчета о сновидении. Можно сказать, что когда его предложения понимаются в смысле рассказывания сна, то требовалось бы появление противоречия.

Другой путь, где расходятся исторический смысл и смысл рассказывания сна, состоит в отношении к последствиям. Предположим, человек говорит "Этой ночью у меня была зубная боль". Если это исторический отчет, то человека следует послать к зубному врачу, но только не в том случае, если он рассказывает сон. Если он говорит "Я разозлился на своего брата, потому что он размахивал руками", вы можете захотеть упрекнуть его в том, что он так легко дал себя рассердить, или убедить его попросить у брата прощения за свою болезненную раздражительность; но подобные реакции на его утверждения будут уместны только в том случае, если вы понимаете его речь в историческом смысле. Мы могли бы продолжить перечень различных психологических высказываний, отмечая, в какой мере уместно то или иное следствие (и в словах, и в действиях) в случаях их употребления в историческом смысле или в смысле рассказывания сна.

Следующая точка расподобления двух типов употребления психологических высказываний покоится на приложении их к связи событий в физическом времени. Если человек говорит, что этой ночью он чувствовал себя оскорбленным (или смущенным, или что у него болела голова), и говорит это в историческом модусе, вы можете попросить его вписать свое суждение в контекст физических событий. Случилось ли это, когда он разговаривал со Смитом в столовой или когда играл на фортепиано? Он может этого не помнить. Но для вас имело бы смысл требовать от него, а для него - предоставлять информацию того рода, которая дала бы точную временную соотнесенность двух психологических событий. Это было бы не нужно, если бы его утверждение принадлежало отчету о сновидении. Он может сказать "Это произошло, когда я спал". Но это лишнее. Единственный контекст, который он может дать, - это контекст событий в его сновидении, но это не будет способствовать соотнесению с физическим временем.

Психологические предложения в первом лице прошедшего времени имеют четко различающиеся "грамматики" в этих двух типах дискурса. Я отметил различие в их соотнесенности с обстоятельствами и поведением, с последствиями и временной локализованностыо. Между утверждениями, принадлежащими этим двум типам употребления языка, нет отношения зависимости. Рассел при употреблении психологических предложений не сумел увидеть различия между историческим смыслом и тем, в котором рассказываются сны, утверждая, что, когда мы видим, слышим и запоминаем в состоянии сна, мы действительно видим, слышим и запоминаем. "Тогда я вспомнил..." в смысле рассказывания сна не влечет за собой утверждения, которое было бы сделано, используй мы это предложение в его историческом смысле. И "В своем сне я вспомнил..." влечет за собой "Я вспомнил...", только если последнее понято в смысле рассказывания сна - в этом случае отношение зависимости тривиально и его не стоит рассматривать. Ту же неудачу потерпели Йост и Калиш в своей теории о том, что визуальное, аудиальное и тактильное содержание снов является случайно "не-правдоподобным". Нечто в поведении человека, что подтверждает и согласуется с его последующим отчетом "Я слышал гром", понятым в историческом смысле, говорит против того, что ему приснилось, что он слышит грохот. Принять его отчет в историческом смысле - значит отвергнуть его в смысле рассказывания сна и vice versa.

Я бы сказал, что это основная тенденция данных двух употреблений психологических предложений, хотя (как будет показано ниже) бывают и пограничные случаи, в которых трудно что-либо сказать определенно. Необходимо также исследовать различие между предложением "Я слышал грохот", используемым как отчет о переживании, и предложением "Я должен был слышать грохот" как причинным объяснением. Если мне снилось, что я слышу грохот, и затем узнаю после пробуждения, что ночью упала ваза, я могу высказать догадку, что "Я должен был слышать грохот", имея в виду, что шум, вероятно, заставил меня услышать грохот во сне. Между отчетом о сне "Я слышал грохот" и причинной гипотезой "Я должен был слышать грохот" нет несовместимости. Но она существует между отчетом о сне и высказыванием "Я слышал грохот" (не "Я должен был слышать грохот"), используемым в историческом смысле для отчета о реальном переживании.

Чувство удушья, о котором говорят Йост и Калиш, двусмысленно, когда оно рассматривается как принадлежащее к содержанию сна. Предположим, что у страдающих астмой бывали удушья. И об этом было бы трудно судить, пока их дыхание не нарушено и они не проявляют признаков физического страдания. Поэтому, если они не очень крепко спят, но и не бодрствуют, было бы неверно говорить, без некоторой натяжки, что им снится приступ удушья, в то время как очевидно, что у них действительно приступ удушья. Их случай попадает в пограничную сомнительную область между полным засыпанием и отсутствием сна. Можно описать этот случай, только если иметь в виду такие паллиативные формулировки, как "Их ощущение удушья частично происходит из сновидения, частично - из реальности". Потому что имеется критерий поведения в настоящем для подобного ощущения удушья. Оно принадлежит к содержанию сновидения в том ясном смысле слова "сновидение", который имеет в качестве независимого критерия свидетельство проснувшегося.

Сходные рассуждения могли бы быть применены mutatis mutandis к примеру ночного кошмара, приводимому Брауном. У него сказано, что спящий "мечется по кровати, пронзительно кричит и в конце концов просыпается, исполненный чувством тревоги, которое не покидает его весь день". Он описывает его как продолжение той тревоги, которую он испытывал во время ночного кошмара. Но продолжение ощущений и эмоций не так уж загадочно. Интереснее, когда то, что мы рассматриваем, является переходным от состояний, подобных сну, к состоянию полного бодрствования и где критерием продолжающейся связи служит более или менее сходное поведение в обоих состояниях. Тесная связь представляет собой проблему, когда имеет место переход от состояния полного сна к состоянию полного бодрствования и где единственный критерий тесной связи - эксплицитное свидетельство человека после пробуждения. Именно эту проблему здесь я исследовал.

сновидение бодрствование фаза сон

Сон

По определению Большой Советской Энциклопедии, сон - это периодическое физиологическое состояние мозга и организма человека и высших животных, внешне характеризующееся значительной обездвиженностью и отключением от раздражителей внешнего мира.

Субъективно у человека при этом угнетается осознаваемая психическая активность, периодически восстанавливающаяся при переживании сновидений, часто с последующим их забыванием. Низшим животным свойственны периоды бездеятельного состояния. Однако еще не выяснено, в какой мере оно функционально соответствует сну высших животных. Но наш разговор главным образом о человеке. У него на сон уходит примерно треть отпущенного ему времени на жизнь. Когда он спит, ему присущи сновидения - субъективно переживаемые психические явления, периодически возникающие во время естественного сна. Интерес к сновидениям характерен для всех эпох человеческой культуры, однако подход к ним существенно менялся на протяжении истории. Многочисленные памятники древней письменности свидетельствуют о том, что толкование сновидений занимало большое место не только в религиозных ритуалах, но и в повседневной жизни и даже при решении военных и государственных дел. Во сне видели откровение богов или вторжение демонов, один из способов контакта с «невидимым» миром. Дошедший до нас древнейший сонник (около 2000 года до нашей эры, Древний Египет) содержит истолкование двухсот снов и описание магических ритуалов для «защиты» спящего от вредоносных духов. Толкование сновидений с целью указания путей лечения играло большую роль в древней медицине, еще не отделившейся от религиозной и магической практики. Человек видит во сне то, что уже наблюдалось в объективной действительности, задумано, переработано мозгом, что оставило свой, пусть мимолётный, след в нервных клетках мозга. Хорошо известно, что слепым от рождения не снятся зрительные образы. Иначе говоря во сне можно увидеть только то, что было. Но в каком виде? Человек видит порой совершенно сказочные, невероятные сновидения. Чего только не бывает во сне! Мы видим себя в далёком детстве, путешествуем по различным странам, сражаемся, без удивления встречаемся с умершими людьми, говорим с животными, как в сказках, летаем по воздуху. В мозгу спящего, как в кино, за короткое время проходит порой вся человеческая жизнь. И какие бы фантастические картины ни развёртывались во сне, все они кажутся подлинными, реальными.

Сон - внешне пассивный период жизни, период разрядки, отдыха и переработки полученной информации. Состояние сна создано природой в качестве инструмента адаптации к внешним воздействиям. Во время сна создаются условия для функционального моделирования объектов реальной действительности.

Энцефалограмма показывает у сна наличие двух фаз: медленной, называемой иногда ортодоксальной или пассивной, и быстрой - парадоксальной или активной. На протяжении периода сна наблюдается 4 - 6 циклов чередования этих фаз. Медленная фаза характеризуется снижением активности мозговой деятельности. Внешне это выражается в снижении частоты дыхательного ритма и общим состоянием покоя. Это фаза глубокого сна. В этот период организм затормаживается и изолируется от большого объёма внешней информации. Переход в стадию быстрого сна характеризуется резким повышением активности мозга. Внешние её признаки - учащение дыхательного ритма, переход в возбуждённое состояние, движения глазного яблока и др. Именно эта фаза и сопровождается яркими сновидениями.

Наши далёкие предки ежедневно подвергались опасностям стихийных бедствий, нападения зверей. Сновидения мобилизовали силы человека. Он не мог надолго заснуть, и сон его был прерывистым, как это можно наблюдать у зверей. Тревожные внешние сигналы, крики животных, ветер, запах дыма, вспышки, плач детей, тревожные восклицания - вызывали кошмарные сновидения с картинами ураганов, пожаров, нападений и т.п. и понуждали человека проснуться.

Как известно, военные во время боевых действий могут спокойно спать под грохот канонады и выстрелов, если надо, однако чутко реагируют на слова, обращённые к ним лично. Это говорит, о высокой настраиваемости психики к разного рода стимулам в состоянии сна.

У человека, как и у животных, сновидения способствуют разрядке утомлённого мозга, переработке полученной накануне информации, переводу её в долгосрочную память.

За ночь всего циклов "медленный сон - быстрый сон" - 4-6 раз. Для взрослого человека минимально допустимое количество таких циклов - три, что соответствует примерно пяти с половиной часам сна. Менее продолжительный сон приводит к расстройствам нервной системы разной степени тяжести. Описаны случаи, когда люди не испытывают вообще потребности в сне и не спят совсем. Однако, как показали дополнительные исследования, такие люди всё же спят, но спят небольшими урывками (от полминуты до нескольких минут), что часто сами этого не замечают.

Данные исследований свидетельствуют о том, что доля быстрой фазы составляет: у младенцев - 50%; у детей школьного возраста - 30%; у взрослых - 20-25%; у пожилых людей - 14%. Особенно велика доля быстрой фазы сна у новорождённых в первые сутки - 78% от суточной продолжительности сна. При этом продолжительность сна у младенцев значительно превышает длительность сна других возрастных категорий.

Во время сна прекращается действие сознания как главного интегративного психического процесса. Человек или животное не осознают факта сна, не осознают где они сейчас находятся, некритически относятся к "событиям" сна и их последовательности. Однако сразу после пробуждения "порядок восстанавливается": если человеку снился кошмар или иные слишком эмоциональные сны, то эмоции почти сразу исчезают после пробуждения.

1. Факт о сне - Во время сна мы парализованы

Хотите верьте, хотите нет, но наше тело практически парализовано во время сна, в основном для того, чтобы тело не повторяло движений, которые происходят во сне.

2. Факт о сне - Внешние раздражители влияют на наши сны

Каждый из нас хоть раз испытал это на себе: подсознание делает частью сна физическое ощущение, которое мы испытываем в данный момент. Людям, испытывающим жажду, подсознание “подкидывает” образ стаканы воды. Они пытаются напиться (во сне, разумеется), вновь испытывают жажду, вновь видят стакан воды и так далее - пока не проснутся и не поймут, что действительно хотят пить и напьются уже в реальном мире. Таким образом, подсознание “подсказывает”, что нужно проснуться.

3. Факт о сне - Бывшие курильщики видят более яркие сны

Бывшие курильщики видят более насыщенные и реальные сны, чем все остальные люди. Чаще всего им снится, что они вновь начали курить и испытывают при этом чувство вины.

4. Факт о сне - Сны не бывают буквальными

Наше подсознание использует язык знаков и символов. Поэтому не стоит воспринимать каждый сон, даже с самым логичным и богатым сюжетом, буквально. Подсознание посылает нам сигналы, а не четкие образы.

5. Факт о сне - Не все могут видеть цветные сны

Около 12% зрячих людей видят только черно-белые сны. Остальные видят сны в цвете. Существуют несколько типичных групп сновидений, которые видят все без исключения: ситуации в школе или на работе, попытка спастись от преследования, падения с высоты, смерть человека, выпадение зубов, полет, провал на экзаменах, аварии и т.д.

6. Факт о сне - Нам снится только то, что мы видели

В наших снах мы часто видим незнакомых людей, но понятия не имеем о том, что наше сознание не придумывает их лица. Это лица реальных людей, тех, кого мы видели в течение жизни, но не запомнили.

7. Факт о сне - Сны предотвращают психоз

Недавно ученые провели эксперимент: испытуемым давали спать положенные 8 часов, однако будили в начальной фазе каждого сна. Через три дня у всех без исключения участников эксперимента наблюдались трудности с концентрацией внимания, галлюцинации, необъяснимая раздражительность и первые признаки психоза. Когда испытуемым, наконец, дали возможность видеть сны, ученые обратили внимание на то, что мозг компенсирует отсутствие снов в предыдущие дни за счет более длительного, чем обычно, нахождения организма в фазе быстрого сна.

8. Факт о сне - Сны видят все без исключения

Все люди (за исключением больных с сильным расстройством психики) видят сны, однако мужчины и женщины видят сны по-разному. Мужчинам в основном снятся представители своего пола, женщины же в снах видят представителей обоих полов в примерно одинаковой пропорции.

9. Факт о сне - Мы забываем 90% сновидений

Через пять минут после пробуждения мы уже не помним и половины своих снов, а уже через десять минут едва ли сможем припомнить 10% из них. Известны случаи, когда поэты, писатели, ученые видели сны, в которых сочиняли стихи, прозу или придумывали новую научную теорию. Повезло тем, кто догадался оставить у изголовья кровати ручку и бумагу. Именно снам обязаны своим появлением на свет стихотворение Сэмюэля Колриджа “Кубла Хан”, история про доктора Джекиля и мистера Хайда Роберта Льюиса Стивенсона, Франкенштейн Мэри Шелли, а так же знаменитая периодическая система элементов, она же таблица Менделеева.

10. Факт о сне - Слепые “видят” сны

Люди, ослепшие уже после рождения, могут видеть сны в виде картинок. Слепые с рождения не видят картинок, однако их сны наполнены звуками, запахами и тактильными ощущениями.

Еще несколько фактов о снах:

1. Человек не видит снов в тот момент, когда храпит.

2. Маленькие дети не видят во снах самих себя до достижения 3 лет. С 3 до 8 лет дети видят больше кошмаров, чем взрослые за всю свою жизнь.

3. Если вас разбудить во время стадии быстрого сна, вы запомните свой сон до самых мельчайших подробностей.

Здоровье. Интересные факты о сне

Самый длительный период бодрствования, 18 дней, 21 час и 40 минут, был зафиксирован во время соревнования по самому длительному сидению на кресле-качалке (sic!). Победитель отделался галлюцинациями, расстройством зрения, разладами речи и провалами в памяти.

Невозможно определить, спит ли человек, без медицинского обследования. Люди зачастую засыпают на несколько секунд с открытыми глазами, даже не замечая этого.

Если вечером Вы засыпаете менее чем за 5 минут, у Вас недостаток сна. Идеальное время, за которое человек вечером засыпает - от 10 до 15 минут. Это время означает, что Вы достаточно устали, чтобы крепко спать ночью, и в то же время днем не чувствуете сонливости.

Рождение ребенка означает в среднем 400-750 часов, потерянных для сна у родителей в первый год.

Скорее всего, у Вас появится бессонница в дальнейшей жизни, если Вы злоупотребляете вредными привычками вместо сна, разбуженные Вашим ребенком.

Продолжительные исследования сна человека, приведшие к открытию т.н. «быстрой фазы» не проводились до 1953 года из-за большого расхода бумаги на такие исследования.

Быстрый сон происходит импульсами на протяжении всей ночи, суммарно до 2-х часов, начиная в среднем на 90-й минуте сна.

Сны, которые, как ранее считалось, мы видим только в быстрой фазе сна, также имеют место в других фазах. Возможно, что человек видит сны в любой момент сна, только не осознает или не запоминает их.

Сны в быстрой фазе обычно странные и нелогичные, а в медленной фазе - повторяющиеся и больше похожие на раздумья с небольшой долей фантазии - например, постоянное воспоминание, что Вы забыли что-то.

Определенные варианты движения глаз в течение быстрой фазы соответствуют определенным движениям в наших снах, что свидетельствует о том, что частично наш мозг смотрит на сон со стороны, как на фильм.

Никто не знает, видят ли животные сны, но фазы сна у них тоже обнаружены.

Слоны спят стоя в течение медленной фазы, и ложатся на землю во время быстрой фазы сна.

Некоторые ученые считают, что мы видим сны, чтобы зафиксировать дневной опыт в долговременной памяти. Таким образом, мы видим сны, чтобы запомнить важную для себя информацию. Другие полагают, что мы видим сны о ненужных нам вещах и событиях, чтобы очистить мозг от ненужных воспоминаний и дубликатов.

Сновидение возможно не несет никакой полезной нагрузки, а является просто побочным продуктом сознания и сна.

Быстрый сон может помочь развитию здорового мозга. Дети, рожденные раньше срока, 75% сна проводят в быстрой фазе, а их здоровые братья - только 60%. Аналогично, новорожденные крысята и хомячки спят полностью в быстрой фазе сна, в то время как новорожденные поросята (которые более развиты от рождения) вообще не имеют такой фазы.

Ученые не могут объяснить исследование 1988 года, показавшее, что если посветить пятном яркого света на поверхность сзади колена, то ритм сна и биологические часы человека сбиваются.

В Британском Министерстве обороны придумали способ скорректировать биологические часы солдат с тем, чтобы они бодрствовали до 36 часов. Для этого крошечные излучатели света вмонтировали в очки таким образом, чтобы они подсвечивали края сетчатки глаза светом, близким к солнечному. У солдата, таким образом, создавалось постоянное ощущение раннего утра. Такая система была впервые использована американскими военными летчиками при бомбардировках Косово.

Непрерывное бодрствование в течение 17 часов уменьшает продуктивность и ослабляет внимание, как если бы у Вас было 0.05% алкоголя в крови.

Катастрофа танкера Exxon Valdez в 1988 году, авария челнока Челленджер и Чернобыльская катастрофа были вызваны человеческим фактором, который не в последнюю очередь зависит от уровня сонливости.

Международные исследования показали, что минимум 20% автомобильных аварий происходят из-за усталости и недосыпания.

Сон в шумном помещении может уменьшить иммунные свойства человека, даже если он не просыпается от шума. Особенно опасен шум в первый и два последних часа сна, он может вызвать полное расстройство режима сна и естественных часов человека.

Самостоятельное внезапное пробуждение вызывается выбросом в кровь гормона адренокортикотропина.

Некоторые снотворные препараты, в частности, барбитураты, подавляют стадию быстрого сна, что вызывает долговременное нарушение психики и режимов сна.

Применение снотворного оправдано с психологической точки зрения только если бессонница вызвана чувством тяжелой утраты или сильным стрессом.

Незначительный свет от цифровых электронных часов достаточен, чтобы нарушить режим сна, даже если Вы этого не осознаете и продолжаете спать. Этот свет «выключает» режим сна в мозгу и вызывает уменьшение концентрации веществ, стимулирующих сон.

Чтобы хорошо заснуть, требуется прохладное место. Температура тела и циклы сна напрямую связаны. Именно поэтому жаркой летней ночью мы с трудом засыпаем и мало спим. Лучше всего кровоснабжение мозга работает при температурах окружающей среды 18-30 градусов. С возрастом, этот диапазон сужается до 23-25 градусов - это одна из причин, почему пожилые люди чаще испытывают расстройства сна.

Если Вы выпьете немного грога (горячий крепкий напиток) перед сном, это поможет Вам заснуть, но сон будет поверхностный и оздоровляющий эффект от него будет незначителен.

После пяти ночей плохого сна, рюмка спиртного подействует на Вас с такой силой, как 2 рюмки, если бы Вы хорошо выспались.

Человек спит на 3 часа меньше, чем его ближайшие родственники-животные - шимпанзе, гориллы, орангутанги. Эти приматы спят как минимум 10 часов в сутки.

Утки при наличии опасности умеют спать одной половиной мозга, в то время, как вторая зорко следит за окрестностями.

Десять процентов храпящих людей страдают расстройством сна, которое называется apnorea. При этом заболевании человек на короткое время перестает дышать около 300 раз за ночь, что повышает риск сердечно-сосудистых заболеваний.

Человек храпит только во время медленной фазы сна.

Подростки нуждаются в сне, как и маленькие дети, т.е. около 10 часов в сутки. Пожилым людям достаточно 6 часов сна. Для человека среднего возраста оптимальная продолжительность сна 8 часов.

Некоторые исследования показывают, что женщины имеют потребность в дополнительном часе сна по сравнению с мужчинами, что вызвано их склонностью к депрессии и психозам.

Записи Викторианской эпохи показывают, что люди спали в среднем 10 часов в сутки, причем график сна смещался в зависимости от светового дня.

Большинство информации о состоянии сна ученые узнали в последние 25 лет.

Невыспавшиеся молодые люди имеют меньшую продуктивность труда, чем люди старшего возраста.

Множество экспертов указывают, что одной из основных причин расстройства сна является круглосуточный доступ в Интернет.

Желаю Вам хорошо спать, продуктивно бодрствовать и быть здоровыми!

Размещено на Allbest.ru