Философия Бертрана Рассела — современные дискурсы

Рассел не отвергает нейтральный монизм, что и демонстрируется различием между «фактами» и «опытом» и понимается как различие между «слоями» «нейтрального» бытия, а бытие вещей отождествляется с восприятием чувственных данных в «Исследовании значения и истины». Здесь проявилось влияние Лейбница и его «принципа неразличаемого тождества». Феноменалистическая трактовка восприятий приводит его к признанию: «Относительно вопроса о материале, из которого сконструирован физический мир... имеет, вероятно, более родства с идеализмом, чем с материализмом» [45, р. 387]. Рассел охотно называл свою философию «логическим атомизмом», связывая это понятие с отрицанием единства воспринимаемых предметов, т. е. «событий». «Мы воспринимаем события, а не субстанции» [45, р. 284]. Иными словами, «материал познания» по Расселу состоит из обособленных множеств чувственных качеств. Нарский замечает, что опора Рассела на плюралистические воззрения Лейбница и Мура, не далеко ушли от Беркли и Маха [16, с. 197-198]. В «Анализе духа» [42, р. 201] и «Человеческом познании» он категорически отвергает откровенный онтологический солипсизм [16, с. 206-207] и «скептический» солипсизм, ставя под сомнение переход от чувственных данных субъекта к утверждению о наличии фактов за пределами опыта субъекта [21, с. 213].

Проблема истины, причинности, теория верификации, смысла и значения, проблема вероятности в работе исследуется на фоне всего неопозитивизма, в т. ч. и в творчестве Рассела. При этом Нарский подчеркивает верность Рассела традициям неореализма и «нежелание прибегнуть к материалистической теории» [16, с. 384-85]. Вывод делается в духе времени -- «позитивизм потерпел поражение, но не окончательное, ибо он оживляется духом буржуазной идеологии и многочисленными гносеологическими трудностями современного естествознания» [16, с. 412].

В этом же году публикуется работа Ю. А. Асеева и И. С. Кона «Основные направления буржуазной философии и социологии ХХ века» Нас интересует в ней только глава «Философия современного позитивизма» [1, с. 13-35]. Это такой скетч для студентов, поскольку учебников по этой дисциплине в то время не существовало. Ю. А. Асеев определяет три этапа неопозитивизма: «логический атомизм» Рассел и Витгенштейна, «логический позитивизм» «Венского кружка», семантический идеализм. Выделяется «основное ядро» философии неопозитивизма -- «аналитическое понимание предмета философии» [1, с. 13]. Акцентируется, что неопозитивизм понимает под философией «аналитическую деятельность, ставящую своей целью прояснение смысла тех или иных предложений современной науки и повседневного опыта», со ссылками на Шлика и Витгенштейна [1, с. 14].

Асеев считает, что «логический анализ смысла научных положений -- необходимый элемент познания», ибо одной из главных философских проблем современной физики является «проблема адекватного физического истолкования объективного смысла математических уравнений теоретической физики» [1, с. 15]. Но дело в том, что неопозитивизм противопоставляет свое понимание предмета философии т. н. традиционному пониманию, под которым подразумевается теория, утверждающая, что философия есть наука о наиболее общих закономерностях развития объективной действительности, система взглядов на мир в целом. Неопозитивизм же пытается доказать, что все традиционные проблемы -- псевдопроблемы. Логический анализ предложений должен прояснить смысл предложений конкретных наук, выполнить конструктивную работу, но и разрушить «традиционную» философию как общую теорию объективной действительности и доказать, что она является «псевдонаукой». Иными словами, задача состоит в разрушении материалистической философии, что и подкрепляется ссылками на «Логику исследования» (1935) Поппера.

Следующая проблема -- семантическая, которую неопозитивизм решает в духе субъективного идеализма. Под значением и смыслом слов и предложений неопозитивизм понимает не объективную действительность, а совокупность фактов личного опыта, совокупность ощущений (Шлик). Впервые такую постановку вопроса о значении слов и предложений наметил в «теории описаний» Б. Рассел. Он раскрыл взаимозаменяемость «описаний» и «имен», которая приводит к тому, что логические функции «имен» и «описаний» в нашей речи часто отождествляются. «Имя», не указывающее на объект, теряет логические качества «имени» чего-то. «Собственное имя будет бессмысленным, если не существует объекта, именем которого оно является» [21, c. 107]. Если в «описаниях» существует такая же связь слова и действительности, то мы столкнемся с рядом логических противоречий. Так, «описания» с «пустыми классами», т. е. не относящиеся к реальным предметам действительности («современный король Франции», «золотая гора» и т. д.), становятся бессмысленными при обозначении их существования. Рассел вводит критерий разграничения «имен» и «отношений»: только «имена предполагают существование объектов, ими обозначенных [46, р. 66].

При логическом анализе «описаний» с реальными объемами возникают некоторые парадоксы, убеждающие в том, что значением «описаний» вообще не бывают предметы или объекты окружающей нас реальности. Итак, в отличие от «имен» все «описания», по Расселу, не обладают прямым указательным значением, не соотнесены прямо с действительностью [1, с. 18-19]. «Описания» обозначают признаки и свойства предметов в их абстракции от самих предметов. Поскольку они не встречаются в отрыве от предметов, постольку «описание» является «неполным символом» -- ему не хватает указания «имени» того объекта, к которому оно относится.

Краткое содержание «теории описаний» объявляется Асеевым «одним из главных идейных источников неопозитивизма» [1, с. 20]. Вывод прост: значительная группа слов в языке (кроме имен собственных) не связана по своему значению непосредственно с действительностью. Здесь и намечается субъективно-идеалистическое решение семантической проблемы. Притом «теория описаний» имеет недостатки: логический порок ее -- метафизическое противопоставление «имени» и «описания». Если не бывает признаков предмета, существующих независимо от предметов, то не бывает и предмета без признаков, о чем Рассел забывает [46, р. 69]. «Имена» и «описания» взаимно дополняют друг друга. Рассел вводит еще один принцип «знакомства», ошибочный в философском смысле. Предложение будет понято, ели оно состоит из «имен» тех объектов, которые даны нам в непосредственном, чувственном опыте (совокупности единичных ощущений). Но чувственный «опыт» Рассел вслед за Юмом понимает не как отражение независимо от меня существующего мира, а как совокупность моих переживаний. Решить эту проблему, по Расселу, может только идеальный язык, составленный из «имен». Поскольку «имя» имеет в качестве своего значения не предмет объективного мира, а ощущение познающего субъекта, то «теория описаний» смыкается с субъективно-идеалистическим решением основного вопроса философии -- таков вывод автора раздела. Дальнейшие представления о философии неопозитивизма Витгенштейна, Карнапа, Тарского, Рейхенбаха мы опустим, поскольку они в русле духа времени показывают «враждебность империалистической идеологии завоеваниям общечеловеческой культуры» [1, с. 36].

Еще одним источником восприятия философии Рассела служили ежемесячные критико-библиографические бюллетени по общественным наукам издательства «Иностранная литература». В 1959 г. на страницах бюллетеня Дм. Ермоленко представил «Мое философское развитие» (1959) [41] Рассела [9]. Автор рецензии благожелательно раскрывает вехи долгой жизни мыслителя: его интерес к вопросам защиты от религиозной веры побудил и страсть к философии, его взгляды вначале были схожими с дуализмом Декарта, затем концепциям Спинозы, а позднее -- со взглядами французских философов XVIII в. [41, р. 35]. Во время учебы в Кембриджском университете он находился под влиянием своих учителей -- кантианца Джемса Уорда, гегельянцев Стаута и Мак-Таггарта. Затем он, вместе с Муром, выступает против Канта и Гегеля, а в 1900 г. уже становится на позиции позитивистской философии: «.. .принимает философию логического атомизма и технику Пеано в математической логике» [41, р. 11].

Рецензент отметил «Математические принципы» (1903) и “Principia Mathematica”, цель которых была показать, что вся чистая математика вытекает из чисто логических посылок. Столкновение с логическими противоречиям ведет философа к поискам путей для дальнейшей реформации формальной логики. Не ограничиваясь ими, Рассел исследует широкие гносеологические и онтологические проблемы в работах «Наше познание внешнего мира», «Анализ духа», «Исследование значения и истинности», «Человеческое познание, его сфера и границы», сборники «Логика и познание» и «Почему я не христианин». Эти работы указывает рецензент.

В своих философских воззрениях Рассел, по словам его биографа Алана Вуда, прошел путь «от Канта до Канта» [41, р. 262]. Сам мыслитель говорил, что его взгляды «менее кантианские, чем это следует из слов Алана Вуда», ибо он не рассматривает пространство и время в качестве субъективных форм. Рецензент пишет, что, как и другие позитивисты, Рассел подчеркивает, что его взгляды сформировались под влиянием физики, физиологии, психологии и математической логики [41, р. 16; 9, с. 31] Притом «каждая подлинно философская проблема, -- это проблема анализа» [41, р. 264]. Отличительная особенность творчества Рассела -- его сохранение проблем онтологического плана, которые традиционно изгоняются позитивистами из философии как «метафизические». Вот почему в последнее время, отмечает рецензент, Рассел разошелся во многом с логическими позитивистами. Отмечается также влияние на философа концепций Витгенштейна и несогласие мыслителя с «формальнологической схоластикой» «новой философии» своего ученика.

Критикуя некоторых современных представителей логического позитивизма, Рассел одновременно дает острую критику такой формы позитивистской философии, как прагматизм, который теоретически ошибочен и социально вреден [41, р. 179]. В рецензии отмечается и критика Расселом солипсизма, и невозможность его опровергнуть [41, р. 104, 214, 245]. Рецензент сожалеет, что философ признает слабость формальной логики для решения многих проблем [41, р.194], но не поднимается в своих решениях до уровня диалектической логики. При этом Рассел, отвергая феноменологическую теорию «чувственных данных», в то же время идет на серьезные уступки кантианству и таким путем приходит к разновидности «теории иероглифов». К недостаткам книги Ермоленко относит отсутствие отражения эволюции его политических взглядов, ибо в последние годы его деятельность направлена на борьбу за ядерное разоружение и предотвращение новой мировой войны [9, с. 33].

В этой же серии В. Малинин представил рецензию на книгу «Бертран Рассел раскрывает свой образ мышления» (1960, 173 р.) [15] -- обработанную запись бесед между Б. Расселом и В. Юэттом (Би-би-си) на английском телевидении во второй половине 1960 г. Обсуждались вопросы о том, что такое философия, религия, война и пацифизм, коммунизм и капитализм, моральные запросы, власть, что такое счастье, национализм, роль личности, фанатизм и терпимость, водородная бомба, каково будущее человечества. Рецензент отмечает заслуги современного гуманиста, видного ученого, старейшины английской философии, убежденного сторонника мирного сосуществования стран с различным социальным строем [15, с. 37].

На вопрос «что такое философия» Рассел отвечает, что «наука есть то, что мы знаем, а философия есть то, что мы не знаем» Она обращает наше внимание на вещи, которые следует познать, да и наука не может сказать нам, что такое добро и что такое зло. Признавая ценность марксизма, Рассел считает, что «подлинный философ не тот, кто изменяет мир, а тот, кто понимает его» [15, р. 14]. Свою собственную философию он определяет как логический атомизм, а логические атомы -- это своего рода «идеи из которых построены вещи» [15, р. 18]. Вместе с тем Рассел скептически оценивает лингвистическую философию, экзистенциализм на континенте. Рассел не думает, что философия когда-нибудь будет играть большую роль, чем она играла у древних греков, ибо с достижениями науки будет уменьшаться значение философии. Вместе с тем он видит значение ее в современном мире в том, что она обращает внимание на целый ряд важных вопросов, которые наука игнорирует.

На вопрос о религии Рассел ответил, что христианский бог имеет не больше права на веру, чем боги Олимпа или Валгаллы. Притом влияние религии в истории «было вредным» [15, р. 25]. Мыслитель верит в общую систему этики, которая связана с политикой, а не с религией. Счастье стимулируется работой и приходит вместе с ней. По мнению Рассела, существует четыре наиболее важные стороны счастья: здоровье, счастливые личные отношения, отсутствие материальной нужды и успешная работа. Конечно, счастье зависит от социальной системы, которая представляет наибольшие возможности для развития личности. Он не думает, что «сохранение существующего социального порядка является существенным для личности» [15, р.136]. Не все, что считается свободой на Западе, является таковой [15, р. 100], поскольку «свободный мир... не свободен» [15, р. 52]. Рассел высмеивает утверждение империалистических пропагандистов, будто коммунизм является главной опасностью для «современной цивилизации». Книга, по мнению рецензента, «смело разоблачает многие предубеждения, предрассудки и ошибки традиционного буржуазного мышления» [15, с. 43].

Рецензия Е. Помогаевой на новое издание книги Рассела «Брак и мораль» [18, с. 46-52] не отличается особыми рассуждениями на эту тему. Сообщается, что по мнению Рассела, в настоящее время существуют две влиятельные школы мышления: одна исходит из экономических источников (школа Маркса), а другая из семейно-сексуальных (школа Фрейда). Для мыслителя эти школы выступают как равнодействующие факторы в истории общества. Рассел не допускает, что брак и семья как определенная форма социальных отношений в конечном счете определяются экономической структурой общества. Рассел тесно связывает половой вопрос и вопросы брака и семьи. Критикуя буржуазную мораль в этих вопросах, он считает, что необходимо устранить религиозные предрассудки и принять во внимание новые факторы. Он рассматривает исторические формы брака и семьи, влияние на них язычества, христианства. Со знанием дела он раскрывает семейно-брачные отношения в феодальном обществе, хотя видно отсутствие классового подхода и некоторая абстрактность. «В современном мире. любовь имеет более опасного врага, чем религия. Этим врагом является евангелие бизнеса и экономический успех», -- пишет Рассел. В итоге буржуазная мораль сводит счастье человека к сексу и преувеличивает его роль в жизни. Чтобы общество двигалось вперед, необходима новая мораль, которая, по Расселу, должна отвечать следующим требованиям: серьезная и глубокая любовь между мужчиной и женщиной, максимальная забота о детях; мораль не должна базироватся на страхе; требуется обуздание инстинкта и самоконтроль. Основою счастья являются полное равенство, личная свобода и взаимное уважение между членами общества. Так видится мораль для всех классов без изменения буржуазной системы. Но чтобы не было войны, стоит воспитывать молодежь в духе равенства и установить международное правительство, которое установит международный контроль над деторождением, воспитанием и выполнением установленных моральных норм во всем мире. Так уживаются в сочинении гуманиста критика буржуазной морали и надежда на прогресс общества.

В сентябрьском номере «Новых книг за рубежом» (1964) дается краткая справка о книге Лилиан Эйкен «Философия морали Бертрана Рассела» (New York: The Humanities Press, 1953), в которой дается общая характеристика концепций, которых придерживался мыслитель, -- интуиционизма, эмотивизма и натурализма. Точка зрения Рассела предполагает признание безличного и объективного элемента в этических суждениях.

Можно отметить, что отечественная философская литература вначале опиралась на упрощенное понимание логического позитивизма (логического эмпиризма, неопозитивизма, научного эмпиризма, логики науки, философии науки, аналитической философии и др.) и его идейные истоки. Исходили из того, что Венский кружок М. Шлика воспринял «Трактат» как следование логическим схемам Рассела и Уайтхеда. В. С. Швырев так и писал:

Специфика логического позитивизма Венского кружка состоит в соединении позитивистской философии с методом формально-логического анализа знания. <...> Этим логический позитивизм в наибольшей мере обязан идеям «Логикофилософского трактата» Л. Витгенштейна [33, с. 9].

Первая глава в этой работе имеет заглавие «Доктрина Рассела -- Витгенштейна -- основа воззрений Венского кружка». На самом деле история Венского кружка и научного эмпиризма -- это более сложная и интересная история [12].

Заметим, что благодаря настойчивым просьбам Шлика, летом 1927 г. Витгенштейн встречался с избранной частью кружка (Вайсман, Фейгль, Карнап), но в результате стало ясно, что Витгенштейн не является логическим позитивистом, а его установки во многом противоположны их положениям. Все отношения завершились обвинениями Витгенштейна в плагиате Шлика и Р. Карнапа после публикации Р. Карнапом статьи «Физикалистский язык как универсальный язык науки» (1932).

В 1961 г. на русском языке публикуется работа английского философа и социолога Э. Геллнера «Слова и вещи» [4], предисловие к которой написал Б. Рассел. Она еще раз соединила Витгенштейна, Рассела и философию эмпиризма. Геллнер критикует Оксфордскую школу лингвистической философии. Рассел с этим согласен, поскольку «Геллнер обвиняет общество и лингвистическую философию в “беспощадной тривиальности”», и пишет во «Введении»:

Трудно заранее предугадать непосредственную реакцию, которую вызовет появление данной книги; сила моды велика, и даже самые неоспоримые аргументы оказываются неубедительными, если они не согласуются с ходячим мнением [4, с. 25].

В основе лингвистической философии лежит точка зрения, время от времени проявляющаяся в истории философии и теологии.

Наиболее логически и в наиболее полной форме оная выступала у сторонников абеседарианской ереси. Эти еретики утверждали, что все человеческое знание есть зло, и поскольку оно основано на алфавите, то ошибочно даже учить азбуку [4, с. 27]. Так и лингвистическая философия заботится только о языке, а не о мире. Э. Геллнер описывает логический атомизм Витгенштейна [4, с. 95-105] и считает, что критика Абсолюта Расселом способствует воскрешению атомизма, который «почти неизбежно предполагает эмпиризм». Так, через восстановление реалистического мировоззрения и эмпиризма, «логический атомизм был стимулирован определенными успехами в логике» и новой точкой зрения на статус логики и математики [4, с. 98]. Трудности логического атомизма, по Геллнеру, состоят в том, что возможны ошибочные аналогии, связаны с нахождением и опознанием атомов. И, наконец, где в схеме логического атомизма можно найти уголок для человеческого мира ценностей, для этики, эстетики, религии и т. д. [4, с. 104]? Кроме того, Геллнер говорит о радикальном эмпиризме логического позитивизма, хотя дедуцируемое учение ближе релятивизации, субъективизации достоверности [4, с. 106-110].

Естественно предположить, что эти оценки были восприняты и отечественными авторами. К тому же А. А Френкель и И. Бар-Хиллел в [29] дали свои оценки логицизму. Да, обычно его считают одной из разновидностей платонизма, «однако сам Рассел на протяжении своей семидесятилетней деятельности не раз высказывал идеи, носящие концептуалистский и даже номиналистический характер» [29, с. 404]. Разветвленная теория типов имеет явственный концептуалистический привкус; что же касается аксиомы сводимости, то она, конечно, является платонистской. Бесклассовую теорию Рассела многие расценили как чисто номиналистическую, продолжающую традиции бритвы Оккама. Хотя это было явным недоразумением, отчасти связанным с употреблением Расселом термина «пропозициональная функция» в значении «открытая формула» и в то же время -- «атрибут». Фактически Рассел показал, как можно обойтись без употребления классов, заменив их «пропозициональными функциями», но эти функции были не чем иным, как атрибутами (свойствами или отношениями), т. е. по меньшей мере такими же «универсалиями», какими являлись сами классы. Рассел отдавал себе отчет в двусмысленности этого своего словоупотребления, но заблуждался, полагая, что оно имеет чисто языковую природу.

Уже в 1971 г. Г. И. Заиченко в работе о критике современного английского позитивизма [11] отмечает, что «сочетание резко усилившейся дробности, плюрализации философских школ и школок» ведет к попыткам «синкретически объединить разнородные элементы однотипных и разных школ в некоторую видимость целостных, «интегративный учений» [11, с. 5]. Гносеологический источник плюрализма современных философских направлений во многом определяется развитием самой философской проблематики, усложнением и дифференциацией философской теории. «Ранний» Рассел и «ранний» Витгенштейн были основой раннего неопозитивизма.

Особо заметим, что Заиченко раскрыл особенности английского эмпиризма, своеобразие восходящих к Локку его направлений, и проблему скептицизма. Беркли, Толанд и Гартли вышли из Локка. Рассел так обработал Локка «под Юма», что Беркли аттестуется у Рассела как «последователь Локка» [20, с. 624]. Скептицизм так разнообразен содержанием, что под этим названием существовали враждебные направления, ибо мера сомнений и их порождения различны. Философский скептицизм и состоит не в абстрактном ограничении познавательных способностей человека, а в сомнении в них. Парадокс еще и в том, что самая «нищая» в определении богатства мира философия -- «мир как комбинация ощущений» -- не может быть определена ни как скептическая, ни как агностическая. Логика здесь есть. Если все богатство мира определяется ощущениями субъекта, там нет гипертрофии сомнений в познавательных способностях человека [11, с. 14-17].

Рассел в период логического атомизма выдвинул ряд важных общеметодологических положений о природе человеческого знания. Одним из них является тезис о логико-языковой детерминации содержания человеческого знания, в т. ч. и философского знания. Отчасти он следовал идеям Лейбница, отчасти развивал идеи Фреге, но и то и другое самобытийно. Для Рассела вопрос о мере законности влияния языка на философию -- это частный вопрос о взаимоотношении и взаимообусловленности логико-языковых и внеязыковых факторов детерминации знания [38, р. 330]. Заслуга Рассела состояла в том, что он поставил вопрос об особенности корреляции языка и логики в обыденном и научном знании, но и подчеркнул необходимость исследования влияния логико-языкового аспекта знаний на выражение определенной онтологической картины мира. Вывод в этом случае естественный -- различие языков может означать категориальные различия, и использование логического языка с субъектными и предикатными знаками представляет возможность выражать структурно-онтологическое членение мира на субстанцию и атрибуты. Акцент Рассела на необходимости осознания качественно своеобразной специфики языка новой математической логики -- не самоцель, а лишь способ подчеркнуть возможности новых категориальных различий, которые могут быть выражены средствами этого языка [11, с. 29, 30]. При этом «абсолютный метафизический агностицизм несовместим с использованием языковых суждений» [22, с. 394].

Заиченко указывает, что идеи плюралистической онтологии (мир как совокупность атомарных фактов) и фундаментальной роли отношений в картине мира были у Рассела одним из конкретных следствий попытки реализовать указанный подход к оценке языка и его роли в познании мира. Но в философии логического атомизма Рассела переплелись противоречащие друг другу стороны (оправдавший себя в научной практике метод логического анализа берклианско-юмистское решение вопроса о чувственной природе мира и др.), в нее проникает объективный момент:

.. .сложность факта не может быть чем-то просто психологическим... [сложность] есть род подлинно объективной сложности и поэтому необходимо в соответственно упорядоченной процедуре начинать со сложности мира и достигать сложности утверждения [38, р. 196].

Если говорить о неких чувственных формах знания, то любая теоретикопознавательная доктрина без опоры на них лишает себя адекватности реальному процессу познания. Однако нельзя пройти мимо расселовской теории (познания) редуктивного анализа и логических конструкций, которая связана с замыслом проникновения в логический механизм построения знания. И хоть логические средства и гносеологические установки Рассела были ограничены, он стал одним из первых в создании логико-конструктивной модели теоретического знания, которую он сам и ввел в литературу по логико-методологическим вопросам науки. В то время как лингвистические позитивисты в большинстве своем весьма равнодушны к идее синтеза философии и научного знания и пытаются представить теоретические неудачи Рассела как плод сциентизма философской проблематики, следует отметить его заслуги в постановке важных логико-философских и философских проблем. Та же теория дескрипций использовалась Расселом для реализации логико-философской программы, в которой наряду с позитивистскими содержались и вполне оправданные цели: уточнение понятий языка средствами логики, обогащение его новыми, не обыденными, а логически обоснованными терминами, словами.

Так логико-гносеологический крен анализа работ Рассела стал пробивать дорогу, а взвешенная оценка всего вклада мыслителя в многообразные области философского знания стала нормой.

Литература

1. Асеев Ю. А., Кон И. С. Основные направления буржуазной философии и социологии ХХ века. -- Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1961. -- 108 с.

2. Вейль Г. О. О философии математики. -- М.: Гостехиздат, 1934.

3. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. -- М.: Иностранная лит-ра, 1958. -- 134 с.

4. Геллнер Э. Слова и вещи. -- М., 1962.

5. Гетманова А. Д. О взглядах Бертрана Рассела на соотношение математики и логики // Вестник МГУ -- 1959. -- № 11.

6. Герасимов Г. Две книги Б. Рассела // Новый мир. -- 1962. -- № 10. -- С. 29-31.

7. Гильберт Д., Аккерман В. Основы теоретической логики. -- М.: Иностранная лит-ра, 1947.

8. Гильберт Д. Основания геометрии. -- М.; Л.: Гостехиздат, 1948.

9. Ермоленко Д. [Рец.:] Рассел Б. Мое философское развитие. 1959 // Критико-библиографический бюллетень по общественным наукам. -- 1959. -- № 10, окт. -- С. 29-33.

10. Жигалов И. И. Прогрессивные силы Великобритании в борьбе за разоружение и мир. 1956-1964. -- М.: Наука, 1965.

11. Заиченко Г. И. К вопросу о критике современного английского позитивизма. -- Харьков: Изд-во ХГУ, 1971.

12. Крафт В. Венский кружок. Возникновение неопозитивизма. -- М.: Идея-Пресс, 2004.

13. Л. Витгенштейн: pro et contra, антология / сост., вступ. статья, примеч., научн. ред. С. В. Никоненко. -- СПб.: РХГА, 2019. -- 1056 с.

14. Малинин В. [Рец:] Рассел Б. Мудрость Запада. -- С. 39-43.

15. Малинин В. [Рец:] Бертран Рассел раскрывает свой образ мышления. 1961 // Критико-библиографический бюллетень по общественным наукам. -- М., 1962. -- С. 37-43.

16. Нарский И. С. Современный позитивизм. Критические очерки. -- М.: АН СССР, 1961. -- 414 с.

17. Перегудов С. П. Антивоенное движение в Англии и лейбористская партия. 1957-1968. -- М.: Наука, 1969.

18. Помогаева Е. Рецензия на новое издание книги Б. Рассела «Брак и мораль» (1961. 158 р.) // Критико-библиографический бюллетень по общественным наукам. -- М., 1962. --С.46-52.

19. Рассел Б. Исследование значения и истины. -- М., 1999.

20. Рассел Б. История западной философии. -- М.: Иностранная лит-ра, 1959.

21. Рассел Б. Проблемы философии. -- СПб.: Изд-во П. П. Сойкина, 1914.

22. Рассел Б. Человеческое познание. Его сферы и границы. -- М.: Иностранная лит-ра, 1957. -- 556 с.

23. Рубинштейн С. Л. Философия и психология // Вопросы философии. -- 1957. -- № 1. -- С. 121-126.

24. Серрюс Ш. Опыт исследования значения логики. -- М.: Иностранная лит-ра, 1948.

25. Современный субъективный идеализм. Критические очерки. -- М.: АН СССР, Гос. изд-во политической лит-ры, 1957.

26. Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. -- М.: Иностранная лит-ра, 1948.

27. Трофимов П., Помогаева Е. Фальсификация истории философии // Большевик. -- 1948. -- № 11. -- С. 71-78.

28. Уайтхед А. Н. Введение в математику. -- Пг.: Физика, 1916.

29. Френкель А. А., Бар-Хиллел И. Основания теории множеств. -- М.: Мир, 1966.

30. Френкел Г. Злоключение идей. Критика философии Уайтхеда / ред. и предисл. Е. Ф. Помогаевой. -- М.: Иностранная лит-ра, 1959.

31. Харди Г. Х. Курс чистой математики. -- М.: Гос. изд-во иностранной лит-ры, 1949.

32. Хаусдорф Ф. Теория множеств. -- М.; Л.: Гостехиздат, 1937.

33. Швырев В. С. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. -- М.: Наука, 1966.

34. Яковлев А. А. Назначение философа // Вопросы философии. -- 1988. -- № 5. -- С. 125-136.

35. Carnap R. Der Logische Aufban der Welt. -- Berlin, 1928.

36. Passmore J. A hundred years of philosophy. -- London, 1957.

37. Russell B. A History of Western Philosophy. -- London, 1946. -- 848 p.

38. Russell B. An Inquiry into Meaning and Truth. -- London, 1940. -- 368 p.

39. Russell B. An Outline of Philosophy. -- London, 1927, -- 264 p.

40. Russell B. Logic and Knowledge. -- 1957. -- 400 p.

41. Russell B. My Philosophical development. -- London, 1959. -- 279 p.

42. Russell B. Our Knowledge of the External World as a Field for Scientific Method in Philosophy. -- Chicago; London, 1914. -- 256 р.

43. Russell B. Problems of Philosophy. -- London: Williams and Norgate, 1912.

44. Russell B. The Analysis of Matter. -- London, 1924. -- 424 p.

45. Russell B. The Analysis of Mind. -- London: George Allen & Unwin, 1921. -- 328 p.

46. Russell B. The Principles of Mathematics. -- Cambridge, 1903. -- 576 р.

47. Russell B. Wisdom of the West. -- London, 1959.

48. Russell B., Whitehead N. H. Principia Mathematica. -- Cambridge: Cambridge University Press, 1910. -- Vol. 1.

Размещено на Allbest.ru