Философско-методологический анализ научного знания Френсиса Бэкона

В небольшой главе VIII Бэкон стремился осмыслить методологические проблемы, возникавшие при переходе от исторических исследований эмпирической частной истории к обобщенному историческому процессу всеобщей истории. Он справедливо отмечал, что при переходе от описания исторических событий к обобщенным концептуальным построениям исторического процесса будет происходить утрата важного эмпирического материала, что может привести к разрыву между частной и всеобщей историей (Бэкон, 1971, с. 176-178). При этом следует отметить, что исторический дискурс Бэкона движется в эмпирическом ментальном пространстве исторического прошлого. О его теоретических заходах говорить не приходится.

По мнению Ф. Бэкона, целесообразно «разделить гражданскую историю на чистую и смешанную. «Особенно часто в сочинение исторического характера включается материал, заимствованный как из других гражданских наук, так и в значительной мере из наук естественных. .так же к смешанному виду истории относится и космографическая история. географического положения и природных ресурсов; из гражданской истории - описание городов, государств, нравов; из математики - описание климата и движения небесных светил над землей. Этот род истории или, точнее, науки составляет, как мне кажется, особую славу именно нашего века. Ведь именно в нашу эпоху земной шар каким-то удивительным образом сделался открытым и доступным для изучения» (Бэкон, 1971, с. 179-180). В этом рассуждении Бэкон отмечает важную особенность развития исторического знания «нашего века», когда исследователи, привлекая описания климатических и географических условий, природных ресурсов и др., существенно расширяли поле научного исследования. Историческое знание приобретало комплексный характер.

Для Бэкона было очевидным, что в системе гуманитарного знания самой развитой была теология «Мы считаем, - пишет он, - что и теология не нуждается в каком-то ином типе деления. Конечно, существует различие между информацией, получаемой через откровение, и информацией, идущей от чувственных восприятий, как по самому существу, так и по способу ее передачи, но дух человеческий един и его способности и части одни и те же» (Бэкон, 1971, с. 157). Теология потребовала от Бэкона тщательного методологического анализа.

В главе XI Ф. Бэкон обратился к упорядочиванию текстов церковной истории, среди которых он выделял церковные хроники, жития отцов церкви и «повествования о синодах и других событиях, имеющих отношение к церкви». «Однако в собственном смысле слова, - пишет он, - церковная история делится на историю церкви (сохраняющую свое родовое название), историю пророчеств и историю возмездия или Провидения. Первая из них излагает эпоху воинствующей церкви и изменение положения церкви в различные периоды ее развития: бросают ли ее волны, подобно ковчегу во время потопа, странствует ли она, подобно ковчегу в пустыне, или покоится, подобно ковчегу в храме, т. е. говорит о положении церкви в периоды преследования, распространения и мира. Я не вижу в этой области чего-либо недостающего, скорее здесь можно говорить о значительных излишествах, чем о недостатке сведений. И мне бы хотелось только, чтобы всему этому колоссальному объему содержания соответствовали искусство и искренность повествования» (Бэкон, 1971, с. 181). По свидетельству Ф. Бэкона, церковная история была наиболее проработана, что вполне объяснимо приоритетным ее развитием в эпоху Средневековья. Особое значение в церковной истории Бэкон придавал описанию пророчеств и их исполнению, что в полной мере свидетельствует о его глубокой религиозности. Почтительное отношение Бэкона к пророчествам и их исполнению приоткрывают важную сторону в его эпистемологии исторического прошлого. Помимо социально-политических и культурных событий в историческом процессе он отслеживал проявления деяния Господа (Бэкон, 1971, с. 181182). В церковной истории Ф. Бэкон важное место отводил истории возмездия, которая, как бы завершая весьма объемный комплекс, должна была способствовать развитию благочестия и укреплению религиозной веры людей (Бэкон, 1971, с. 182).

Центральное место в философско-методологических размышлениях Бэкона занимала проблема философии. Какой она должна быть? Какими должны быть ее взаимоотношения с набиравшими силу различными науками? Бэкон следующим образом очерчивает предмет философии: «У философии троякий предмет - бог, природа, человек и сообразно этому троякий путь воздействия. Природа воздействует на интеллект непосредственно, т е. как бы прямыми лучами; бог же воздействует на него через неадекватную среду (т. е. через творения) преломленными лучами; человек же, становясь сам объектом собственного познания, воздействует на свой интеллект отраженными лучами. Следовательно, выходит, что философия делится на три учения: учение о божестве, учение о природе, учение о человеке» (Бэкон, 1971, с. 209-210). Бэкон полагал, что его философские мысли питают два благостных источника - опосредованно Бог и «прямые лучи» Природы. Следует заметить, что английский философ не выделял общество как своеобразную социальную реальность. Поэтому для него она не была предметом философского исследования. Примечательно также то, что в силу неразвитости социальной философии того времени он даже не выделял ее как особый род знания, хотя она имела тысячелетнюю историю, имея своими родоначальниками Платона и Аристотеля.

Поскольку в начале XVII в. наука представляла собой аморфное, неструктурированное образование, Ф. Бэкон всемерно старался ее упорядочить и выстроить оптимальную модель ее построения. Он предложил весьма примечательную ее конструкцию. Бэкон полагал, что «так как различные отрасли науки нельзя уподобить нескольким линиям, расходящимся из одной точки, а скорее их можно сравнить с ветвями дерева, вырастающими из одного ствола, который до того, как разделиться на ветви, остается на некотором участке цельным и единым, то, прежде чем перейти к рассмотрению частей первого деления, необходимо допустить одну всеобщую науку, которая была бы как бы матерью остальных наук и в развитии их занимала такое же место, как тот общий участок пути, за которым дороги начинают расходиться в разные стороны. Эту науку мы назовем «первая философия», или же «мудрость» (когда-то она называлась знанием вещей божественных и человеческих). Этой науке мы не можем противопоставить никакой другой, ибо она отличается от остальных наук скорее своими границами, чем содержанием и предметом, рассматривая вещи лишь в самой общей форме... мы имеем по существу лишь какую-то мешанину, сырую, непереваренную массу научных знаний, собранных из естественной теологии, логики, отдельных разделов физики (например, о первых началах и о душе), и эту-то мешанину некоторые самовлюбленные люди, прикрываясь высокопарными речами, пытаются поставить над всеми науками. Мы же весьма скромно стремимся лишь к тому, чтобы существовала наука, которая была бы собранием аксиом не одной какой-нибудь науки, а многих наук» (Бэкон, 1971, с. 210). По мнению Ф. Бэкона, оптимальной моделью общего построения науки было бы ее формирование в виде единого мощного древа, ствол которого составляла бы универсальная, базовая система научного знания «первая философия», служившая общетеоретической основой для других частных наук. При этом он рассматривал «первую философию» не как самодовлеющее абстрактное философское знание, а как особого рода науку, содержащую исходные теоретические представления и принципы научного исследования, которые он называл «аксиомами».

В качестве показательных примеров Бэкон приводит ряд теоретических положений («аксиом»), которые, по его мнению, носят универсальный характер. «Никто не станет спорить с тем, - утверждает он, - что такого рода аксиом существует множество. Например: «Если к неравным величинам прибавить равные, то суммы будут также неравны» - это правило математики. Но то же правило можно применить и к области этики, во всяком случае в том, что касается «справедливости распределения», так как в применении к «справедливости обмена» принцип равенства требует, чтобы неодинаковым воздавалось одинаковое, тогда как при «справедливости распределения», если не воздать неодинаково неодинаковым, произойдет величайшая несправедливость... «Изменяется все, но не гибнет ничто» - этот общий принцип формулируется в физике следующим образом: «Количество материи не увеличивается « и не уменьшается». «Сила действия возрастает благодаря противодействию противоположного» - это физический закон. Но он же удивительным образом имеет силу и в политике; ибо ярость любой группировки возрастает вместе с усилением враждебной ей группы» (Бэкон, 1971, с. 210-212). Мудрый Ф. Бэкон предложил красивую и достаточно сильную идею в построении новой системы философско-научного знания. По его мнению, следовало создать фундаментальную общенаучную теоретическую систему, которая содержала бы в себе все «аксиомы» (универсальные принципы, суждения), позаимствованные из различных наук. Таким образом достигалось единство теоретического знания. Отдавая дань высокоумному Аристотелю, он рекомендовал назвать эту систему общенаучного знания «первой философией». Заметим, что Бэкон приводит одну из рабочих формулировок будущего универсального закона сохранения.

По-видимому, Ф. Бэкон полагал одним из самых больших своих философских достижений выявление общетеоретического уровня современной большей частью эмпирической науки. Он резюмирует: «Этих немногих примеров, полагаю, достаточно, чтобы понять мою мысль... Все то, что мы назвали, и многое другое в том же роде не является простым совпадением (как это, пожалуй, могло бы показаться людям недостаточно проницательным), но совершенно очевидно представляет собой общие знаки и приметы природы, которые она запечатлела на самых различных своих созданиях и в разных областях. Никто еще серьезно не занимался этим вопросом. Может быть в сочинениях выдающихся авторов и можно изредка встретить отдельные из этих истин, причем всегда только применительно к данному содержанию, но еще никто не создал полного собрания таких аксиом и принципов, которые были бы применимы как общие и основополагающие в различных науках. А между тем именно это могло бы лучше всего показать единство природы, что и является задачей первой философии» (Бэкон, 1971, с. 212). Последующее развитие науки показало, что не было необходимости в создании науки общетеоретического знания, содержащего первопринципы и первоположения, которые с различными вариациями содержались в различных частных науках, требовавшими по мере развития и совершенствования концептуального аппарата науки уточнения и коррекции.

В главах III - VI Ф. Бэкон обратился к изучению философского учения о природе («естественной философии»), которое в начале XVII в. представляло собой сложный комплекс собственно философского и естественнонаучного знания. Требовалось прояснить своеобразие природы каждой из них и упорядочить их классификацию, что, по его замыслу, должно было способствовать дальнейшему продуктивному развитию философии и науки. В том неупорядоченном философско-научном знании, которым располагал английский философ науки, он стремился не только выделить, но и разделить теоретическую и практическую части. Автор книги «О достоинстве» пишет: «Пользуясь знакомыми схоластическими терминами, мы можем сказать, что следует разделить учение о природе на исследование причин и получение результатов: на части - теоретическую и практическую. Первая исследует недра природы, вторая переделывает природу, как железо на наковальне. Мне прекрасно известно, как тесно связаны между собой причина и следствие, так что иной раз приходится при изложении этого вопроса говорить одновременно и о том и о другом. Но поскольку всякая основательная и плодотворная естественная философия использует два противоположных метода: один - восходящий от опыта к общим аксиомам, другой - ведущий от общих аксиом к новым открытиям, я считаю самым разумным отделить эти две части - теоретическую и практическую - друг от друга и в намерении автора трактата, и в самом его содержании» (Бэкрн, 1971, с. 217). Ф. Бэкон полагал, что создаваемая им общенаучная «первая философия» должна быть относительно самостоятельной теоретической системой, при этом продуктивно направлявшей практические научные исследования.

Между тем, Ф. Бэкон продолжал развивать свои умозрительные построения общетеоретического характера. Он полагал целесообразным в естественной философии выделить теоретическую философию, которую он назвал «метафизикой». При этом он указывал, что из стремления «как можно меньше отступать от мыслей и способов выражения древних авторов» (Бэкон, 1971, с. 218). Отметим, что он употреблял термин «метафизика», вкладывая в него совсем другое содержание. Бэкон утверждал, что «насколько это в наших силах, установить связь и преемственность между древней и новой наукой, твердо решили следовать до конца за древними и сохранять их термины, хотя довольно часто нам приходится менять их смысл и определения» (Бэкон, 1971, с. 219). В своих спекулятивных рассуждениях Ф. Бэкон решил подняться на вершину западноевропейской философии. Читаем замечательный фрагмент напряженных поисков оптимальной структуры философско-научного знания основателя философии науки. «Из того, что было сказано раньше, - пишет он, - ясно, что мы отделяем от метафизики первую философию, хотя до сих пор они рассматривались как одна и та же наука. Первую философию мы называем общей матерью наук, метафизику же считаем одной из частей естественной философии. Предметом первой философии мы назвали общие для всех наук аксиомы, а также относительные или же привходящие признаки сущего, которые мы назвали трансценденциями, как, например: многое и малое, тождественное, различное, возможное, невозможное и т. п., предупредив лишь о том, что эти понятия должны рассматриваться не в логическом, а в физическом смысле. Исследование же таких вещей, как бог, единый, благой, ангелы, духи, мы отнесли к естественной теологии. Вполне законно возникает вопрос, что же в таком случае остается на долю метафизики? Во всяком случае за пределами природы - ничего, но зато важнейшая область самой природы. И конечно, без большого ущерба для истины можно было бы и теперь, следуя древним, сказать, что физика изучает то, что материально и изменчиво, метафизика же - главным образом то, что абстрактно и неизменно. С другой стороны, физика видит в природе только внешнее существование, движение и естественную необходимость, метафизика же - еще и ум, и идею... Мы разделили естественную философию на исследование причин и получение результатов. Исследование причин мы отнесли к теоретической философии. Последнюю мы разделили на физику и метафизику. Следовательно, истинный принцип разделения этих дисциплин неизбежно должен вытекать из природы причин, являющихся объектом исследования. Поэтому без всяких неясностей и околичностей мы можем сказать, что физика - это наука, исследующая действующую причину и материю, метафизика - это наука о форме и конечной причине. Таким образом, физика рассматривает изменчивую, неопределенную и в соответствии с характером объекта подвижную сторону причин и не касается того, что в них является постоянным» (Бэкон, 1971, с. 219-220). Мы полагаем, что этот фрагмент является ключевым в осмыслении громоздкой системы философско-научного знания, которую с таким трудом выстраивал Ф. Бэкон. Что же у него получилось на высших, самых важных этажах его концептуальных построений?

На вершину выстроенной пирамиды философско-научного знания Ф. Бэкон поставил «общую матерь наук» «первую философию», которая должна была содержать в себе «общие для всех наук аксиомы», т.е. первопринципы и базовые представления. Из «первой философии» он изъял теологическое знание о трансцендентной божественной реальности, отдав его на откуп естественной теологии. В ее концептуальный аппарат Бэкон рекомендовал поместить достаточно тривиальные общенаучные понятия «многое и малое, тождественное, различное, возможное, невозможное и т. п.». Он полагал, что в раздел теоретической философии, т.е. метафизики, следует отнести исследование причин. По мнению Бэкона, физика изучает лишь поверхностные природные явления. В то время как предметом метафизики должна была изучать сущностные проявления всего сущего и разрабатывать исходный категориальный аппарат, вооружившись которым, ученые более успешно проводили бы свои научные исследования. Ясно, что выстроенная Ф. Бэконом умозрительная конструкция философско-научного знания была нежизнеспособна. Эти размышления великого английского мудреца проявили важную особенность его философско-научного дискурса. Как он ни старался избавиться от самодовлеющего влияния аристотелевского философско-научного мышления, в ходе изучения философии и науки базовые представления последнего потаенно направляли ход его рассуждений. Могучую, всепобеждающую мысль мыслительного гиганта Аристотеля ему так и не удавалось вытравить из своего мышления. Обычно философские представления настырного грека странным образом появлялись на самом достойном месте, как у Бэкона, так и у Декарта, который, казалось, нашел действенный способ избавиться от проникновенной мысли Стагирита, «запретив» всю предшествующую философию.

В отношении древних философов Ф. Бэкон также реализовывал свой испытанный методологический принцип - у мыслителей прошлого следует стремиться взять все ценное и позитивное. По его мнению, только при этом условии открывалась возможность успешного продвижения вперед. (Бэкон, 1971, с. 235-236). Отметим весьма любопытный момент в рассуждениях Бэкона. Будучи достаточно осведомленным с математическими моделями Птолемея (ок.100-ок.170) и Коперника, он не видел преимущества последней, потому что в его время отработанная веками космологическая система древнеримского астронома давала более точные описания механики космоса.

Рассуждения Ф. Бэкона о природе и значении общетеоретической науки метафизики в системе научного знания в высшей степени примечательны, потому что они показывают, насколько трудным и мучительным был переход от эмпирического научного дискурса к теоретическому в самом начале первой в истории науки научной революции. Чтобы как-то выйти из беспросветного леса эмпирических исследований на ясную поляну теоретического их осмысления, он рекомендовал создать общенаучную подсистему знания метафизику, которую он подавал как уже существующую. Бэкон относил к метафизике «исследование формальных и конечных причин. .. .если мы внимательно, серьезно и искренне обратимся к действию и практике, то без большого труда сможем в результате исследований достичь знания того, что собой представляют те формы, познание которых могло бы удивительным образом обогатить и облагодетельствовать человечество» (Бэкон, 1971, с. 236-337). Бэкон ошибочно полагал, что первоначально следует создать теоретические мыслительные конструкты «формы», а затем с помощью их осмысливать фактические данные. История науки показала, что при отсутствии научной теории конструирование теоретического объекта, формы по Бэкону, происходит с великими творческими муками в ходе осмысления эмпирических данных, т.е. мыслительное движение идет как бы «снизу». Затем происходит «эврика!», и ученый собирает похвалы первооткрывателя. Подобный путь прошел Ч. Дарвин (1809-1882) к своей мощной идее «естественного отбора». В формировании теоретического конструкта «электрон» принимали участие Дж. Стоуни (1826-1911), Э. Вихерт (1861-1928), Дж. Томсон (1856-1940), Луи де Бройль (1892-1987) и другие по мере наращивания экспериментальной базы. Картина научного исследования коренным образом меняется на теоретической стадии развития науки, когда имеется научная теория, которая дает целостное теоретическое описание изучаемой реальности, создает ее идеализированную модель. Тогда теоретический анализ концептуального аппарата теории позволяет делать предсказания, как говорят, «на кончике пера», что свидетельствует о мыслительном движении как бы «сверху вниз». Но до такой «механики» развития научного знания преимущественно эмпирической науке начала XVII в. было очень далеко.

Ф. Бэкон всемерно стремился навязать ученым свой умозрительный проект метафизику как систему общенаучного теоретического знания. Он писал: «Польза же, приносимая этой частью метафизики, которую я отношу к числу дисциплин, требующих дальнейшего развития, исключительно велика по двум причинам. Первая причина состоит в том, что вообще является обязанностью всех наук и их подлинной силой - сокращать (насколько это допускает требование истины) длинные и извилистые пути опыта и тем самым находить ответ на старинную жалобу о том, что «жизнь коротка, а путь искусства долог». Лучше всего это можно сделать, собрав воедино наиболее общие научные аксиомы, имеющие силу по отношению к материи любой индивидуальной вещи. Ведь науки образуют своеобразную пирамиду, единственное основание которой составляют история и опыт, и поэтому основанием естественной философии служит естественная история. Ближе всего к основанию расположена физика, ближе всего к вершине - метафизика. Что же касается конуса, самой верхней точки пирамиды, т. е. высшего закона природы, или «творения, которое от начала до конца есть дело рук бога», то я серьезно сомневаюсь, может ли человеческое познание проникнуть в эту тайну. Во всяком случае эти три области знания составляют три подлинные ступени науки» (Бэкон, 1971, с. 239). Красивая задумка Ф. Бэкона оказалась нежизнеспособной. Ученым легче жилось и свободней дышалось в науке без высших этажей выстроенной Бэконом пирамиды научного знания - метафизики и первой философии.

В своих рассуждениях об общенаучном теоретическом знании Бэкон затронул весьма важную проблему конечных причин, исследование которых он полагал отнести к метафизике. «Вторая часть метафизики, - пишет автор книги «О достоинстве», - посвящена исследованию конечных причин. Эту область знания нельзя назвать заброшенной, но она отнесена не к той науке. Ведь, как правило, такого рода исследования предпринимаются в области физики, а не метафизики... Дело в том, что рассмотрение вопроса о конечных причинах в физи- ке совершенно изгнало из нее изучение физических причин, так что люди к огромному ущербу для науки успокоились на этих эффектных и неясных причинах, перестав настойчиво стремиться к исследованию реальных и подлинных физических причин» (Бэкон, 1971, с. 240). По мере более успешного развития механики в научном дискурсе ученых все большее место стал занимать стиль механистического мышления, который опирался на упрощенные однозначно детерминистические схемы научных представлений. Поэтому ученые повсеместно отказывались от телеологического учения Аристотеля. Ф. Бэкон справедливо полагал такой подход методологически ошибочным и, чтобы сохранить учение о конечных причинах в концептуальном арсенале науки, пытался пристроить последнее в своем детище метафизике.

Ф. Бэкон утверждал, что рассмотрение изменений в живой природе с точки зрения конечных причин достаточно продуктивно. Он писал: «Мы говорим об этом не потому, что эти конечные причины не являются истинными и достойными внимательного изучения в метафизике, но потому, что, совершая набеги и вторжения во владения физических причин, они производят там страшные разорения и опустошения... Мы видим, что и тот, и другой род причин великолепно согласуется между собой, с той лишь разницей, что одни причины указывают на цель, другие же просто называют следствие. Все это ни в коей мере не ставит под сомнение божественное провидение и нисколько не умаляет его значения, наоборот, скорее удивительным образом укрепляет его и превозносит. Я не стану отрицать, что раздел этой науки, посвященный конечным причинам, излагается в книгах как по физике, так и по метафизике, но если во втором случае это правильно, то исследовать эти причины в книгах, по физике - ошибочно, ибо это наносит ущерб самой физике» (Бэкон, 1971, с. 241-243). Бэкон справедливо полагал, что учения о детерминистских физических причинах и конечных (целевых) причинах не отрицают друг друга, а, напротив, при исследовании многообразного материального мира могут успешно взаимно дополнять друг друга. Дискурс механистического детерминизма победил в науке XVII в. и продержался в уже более смягченных формах вплоть до середины XX в., когда ускоренное развитие биологии, информатики, кибернетики, теории систем привело к активному исследованию целостных, целенаправленных процессов в живой природе и в обществе как целостных, саморазвивающихся систем.

Следует иметь ввиду, что многоопытный Ф. Бэкон не занимался умозрительными спекуляциями. Он исходил из большей частью неупорядоченного множества эмпирических исследований весьма нераз- граниченных между собой наук, которые он, прилагая немалые усилия, настойчиво стремился структурировать. Ведь до него такой работой практически никто не занимался и, как мы знаем, после него вплоть до XX в. также. К практическому естествознанию он относит ведущие науки физику и механику, изучавшие действующие материальные причины. Как мы видим, согласно Бэкону, механика представляла собой достаточно неоднородное знание, что существенно затрудняло для него задачу определения ее связи с другими науками. К тому же, как справедливо отмечал английский философ науки, часто открытия делались случайно учеными с неопределенной специализацией.

Одной из важнейших методологических установок научного дискурса Ф. Бэкона было собрать, систематизировать и сохранить с трудом добытый учеными фактический материал, чтобы использовать его в дальнейших научных исследованиях. Поэтому он, завершая анализ какой-либо науки, обычно рекомендовал составлять перечни и списки научных открытий и изобретений, которые бы проясняли картину научных сведений в этой науке. Бэкона можно назвать великим архивариусом науки эпохи начала научной революции XVII века. По его мнению, существуют два очень важных приложения практического учения о природе. «Первое - необходимо создать опись всех человеческих богатств, в которую должны быть включены и коротко перечислены все существующие и находящиеся в распоряжении человечества блага и богатства независимо от того, являются ли они дарами природы или произведениями человеческого искусства; сюда же следует присоединить и все то, что, как известно, некогда существовало, а теперь погибло; это необходимо для того, чтобы люди, приступая к новым открытиям, не тратили понапрасну усилия на то, что уже известно и существует... Первый перечень должен способствовать обострению человеческой изобретательности, второй же - до известной степени направлять ее, чтобы все желательные и возможные вещи быстрее превратить в действительные. Второе - необходимо создать перечень тех экспериментов, которые являются особенно полезными и способствуют, и пролагают путь к новым открытиям. Если такого рода полезные эксперименты составят специальный каталог, то это в очень значительной степени сократит путь к новым открытиям» (Бэкон, 1971, с. 247).

В небольшой главе VI Ф. Бэкон обратился к изучению роли математики в системе научного знания. Он пишет: «Аристотель прекрасно сказал, что «физика и математика рождают практику, т. е. механику». .обычно ее рассматривают как третью часть философии после физики и метафизики, но если бы мы, пересматривая сейчас систему наук, собирались отнести математику к числу основных и определяющих наук, то было бы, как мне кажется, более соответствующим и природе самого дела, и ясности классификации определить математику как раздел метафизики. Ведь количество, которое составляет предмет математики, приложенное к материи, является своего рода мерой природы и одной из причин множества явлений в природе, поэтому его следует отнести к сущностным формам» (Бэкон, 1971, с. 248). Бэкон рассматривал математику как важнейшую вспомогательную науку и ставил ее на третье место после физики и мифической метафизики, хотя уже в его время математика выступала ведущим локомотивом развития научного знания. Он не мог согласиться со сторонниками господствующего положения математики в современной науке и возражения последних не принимал.

Проявляя недюжинные знания по истории математики Ф. Бэкон старался структурировать и эту важную область научного знания, в которой он различал: «Математика бывает или чистая, или смешанная. К чистой математике принадлежат те дисциплины, которые рассматривают количество, полностью абстрагированное от материи и физических аксиом. Этих дисциплин две - геометрия и арифметика. Первая рассматривает непрерывное количество, вторая - дискретное. Обе эти дисциплины потребовали для своего исследования и разработки большого таланта и усилий многих ученых... В арифметике еще не существует ни достаточно разнообразных, ни достаточно удобных способов сокращения вычислений, особенно в прогрессиях, широко используемых в физике. Не вполне совершенна еще и алгебра. И уже явное отклонение от правильного пути науки представляет собой та пифагорейская, мистическая арифметика, которую начали возрождать, опираясь на сочинения Прокла и некоторые отрывки из сочинений Евклида. Таково уж свойство человеческого ума: не имея достаточно сил для решения важных проблем, он тратит себя на всякие пустяки. Предметом смешанной математики являются некоторые аксиомы и части физики. Она рассматривает количество в той мере, в какой оно помогает разъяснению, доказательству и приведению в действие законов физики» (Бэкон, 1971, с. 249). Развивающуюся плодотворную связь математики и физики Бэкон называл «смешанной математикой», которой предсказывал успешное развитие в будущем. Он полагал, что поскольку «в природе существует много такого, что не может быть ни достаточно глубоко понято, ни достаточно убедительно доказано, ни достаточно умело и надежно использовано на практике без помощи и вмешательства математики. .я могу предсказать, что в будущем, если только люди не предадутся праздности, таких разделов окажется очень много. Ведь по мере того как физика день ото дня будет приумножать свои достижения и выводить новые аксиомы, она будет во многих вопросах нуждаться все в большей помощи математики; и это приведет к созданию еще большего числа областей смешанной математики» (Бэкон, 1971, c. 250). Уже вскоре после смерти отца философии науки Ф. Бэкона физика и математика станут главным мотором развития научного знания классической науки.

Таким образом, в философско-научном дискурсе Ф. Бэкона можно выделить следующие особенности. Обладая развитым историческим мышлением, мудрый «канцлер Англии» рекомендовал философам и ученым использовать очищенный от устаревших предрассудков опыт истории философии и науки. Он существенно углубил методологию построения исторического знания и указал перспективы его дальнейшего развития. В отличие от своих современников Бэкон мыслил системно, стараясь упорядочить и структурировать весьма разнообразное философско-научное знание. Ему даже удалось построить своеобразную пирамиду наук, на вершину которой он водрузил «первую философию» и метафизику» как общенаучные образования. При этом он рассматривал философию в неразрывном единстве с науками о природе. Для Бэкона была характерна теоретическая устремленность его мысли к познанию сущностных причин происходивших процессов, что было немалым достижением научно мыслившего философа. Одним из заметных проявлений научного дискурса мудрого «канцлера Англии» была настойчивая направленность на практическое использование научных знаний на благо общества и людей, а также всемерное развитие экспериментальных исследований. Надо полагать, популярность философско-научных воззрений Патриарха философии науки среди ученых Европы в значительной мере способствовала перестройке западноевропейской науки и ее дальнейшему успешному развитию.

Литература

бэкон философский методологический научный

1. Боголюбов А. Н. Роберт Гук. Москва: Наука, 1984. 239 с.

2. Бэкон Ф. Сочинения: в 2 т. Москва: Наука, 1971-1972. Т 1. 1971. 590 с.; Т 2. 1972. 582 с.

3. Лейбниц Г. Сочинения: в 4 т. Москва: Мысль, 1982-1989. Т. 2 1983. 696 с.; Т 3. 1984. 734 с.

4. Рассел Б. История западной философии. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. 992 с.

References

1. Bjekon, F. (1971-1972). Sochinenija [Essays] (Vol. 1-2). Moskva: Nauka [in Russian]. Bogoljubov, A. N. (1984).

2. Robert Guk [Robert Hooke]. Moskva: Nauka [in Russian]ж

3. Lejbnic, G. (1983-1984). Sochinenija [Essays] (Vol. 2-3). Moskva: Mysl' [in Russian].

4. Rassel, B. (1998). Istorijazapadnoj filosofii [History of Western Philosophy]. Rostov-na-Donu: Feniks [in Russian].

Размещено на Allbest.ru