Каббалистическая герменевтика и утопическая компаративистика ВсеЯСветной Грамоты

Хорошо, что ранее планета Земля была менее расчленена. Например, Гомер -- это Омир, переведенный на язык общения с Господом, то есть на язык Г(осПодь) Рек, кратко на язык Г(осПодней) Русии, то есть кратко говоря ГРусии (ныне Грузии) (Бюллетень № 20, стр. 2)

«Еси» -- это радиолокатор из прошлого, обобщающий Административно-Командным аппаратом в Настоящее все Лучшее и лелеющий БиоЭнергоПосылом Будущее (Буковник, стр. 34)

«Бюллетени» ВГ тоже содержат обращение к бюрократическим жанрам (в примере ниже оно непосредственно связано с секретностью как социальным капиталом):

Этой небольшой справкой от ШУВП чуть восстановим в Вашей РодПамяти ИстъОрическую Правду о Детстве Марии -- Будущей БогоРодицы. Очень жаль, что пока приходится утаивать точное место рождения Машеньки, чтобы враэи не омерэили Его «строительством» на этом Месте какого-либо индустриального чудовища, питейного заведения или туалета, как это уже случалось в поруганном иуд.деями (чаще бабушками-дедушками нынешних дерьмократов) СвятоРусьи. (Бюллетень № 17 от 7502 г., стр. 1).

Характерно, что в некоторых случаях всеобъемлющая аббревиация тяготеет к форме акростиха, объединяющего метафизические трактовки каждой из «буков» в длинные атрибутивные конструкции, зачастую содержащие указание на субъект, объект, цель и способ действия. (Рис. 6)

Рис. 6 (см. описание в тексте статьи)

ВГ и геометрия утопии

Мэттью Халл, обращаясь к изучению документооборота и градостроительной документации Исламабада, вспоминает метафору, предложенную Джеймсом Скоттом в его книге Seeing Like a State Scott, J.C. (1998) Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed. Yale University Press.: бюрократия делает общество «читаемым» для государства. (Впрочем, Халл добавляет, что этот процесс предполагает несколько каналов медиации) Hull, M.S. Government of Paper: The Materiality of Bureaucracy in Urban Pakistan, pp. 155-156.. Скотт, помимо прочего, пишет и об искусственных лесных насаждениях, и об утопическом городском планировании «высокого модернизма», и о радиально организованной транспортной системе, соединяющей окраины и центр. Именно их визуальная эстетика, четкая геометричность отвечала запросу на рационально организованное, упорядоченное, «читаемое» для государства пространство. Этой же цели служила и стандартизация, обеспечивающая преодоление лингвистической непроницаемости территорий, населенных носителями диалектов Scott, J.C. Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed, pp. 9-82..

Как уже упоминалось выше, ВГ предлагает свою собственную норму литературного языка, соблюдение которой довольно жестко контролируется в повседневной речи. «Грамотная» речь в версии ВГ не только освобождена от лексем, опознаваемых как относительно современные (постсоветские заимствования -- в основном англицизмы), но и в некоторых случаях предполагает отказ от конвенционального словоупотребления в пользу иных вариантов. Так, особенное внимание привлекают возвратные глаголы (действие по которым трактуется как направленное на себя, например, «Я пытаюсь...» -- «Не надо пытать себя!»), а также отрицательные частицы. Произносящий местоимение «что-нибудь», согласно «всеясветной» логике словоупотребления, желает предмету «не быть» (вместо этого следует говорить «что-либо», то есть «что любо»), а вежливое удивление «Ничего себе!» немедленно вызывает ответный хор голосов, с мягким укором поправляющий: «Всё тебе!». Разговорное эмфатическое словоупотребление «ужасно (нравится)» тоже вызывает нарекания и прочитывается как оксюморон. Похоже, что все эти случаи объединяет стремление к буквализации, разрушение метафоричности и идиоматичности, присущих языку.

Такое языковое модерирование -- хоть и доброжелательное, но безапелляционное -- представляется одной из самых распространенных практик не только среди всеясветников, но и в культуре нью-эйдж в целом. Она отчасти укоренена в популярной психологии, проводящей связь между мыслями и словами и их телесными «материализациями». С другой стороны, в числе ее предпосылок стоит вспомнить высокий социальный престиж грамотной речи в советское время. Но всеясветники осуществляют альтернативную кодификацию и предлагают альтернативную литературную норму, демонстрируя в этом смысле по-настоящему имперские амбиции. Одно из занятий на съезде было посвящено многомерному письму; в ходе него участники записывали с доски названия малых народов России на ВГ (в перечень входили, в числе прочих, например, «пеласги»)⁵⁷. Эти действия расценивались как занятия практической магией с целью помочь представителям этих народов. Закончилось занятие чтением стихотворения, прославляющего Владимира Путина (фамилия президента послужила источником образа слагающего «небесные пути» и ищущего «пути спасения Земли»).

Классификаторский энтузиазм, который нетрудно заметить в старых бюллетенях ВГ, определенно, неотделим от ее визуальной культуры. Неслучайно адепты учения сравнивают Грамоту с таблицей Менделеева -- ее элементы обозначены буквами и их сочетаниями, а всеясветные «буковы» в свою очередь сами оказываются первоэлементами. Таблица Менделеева в этом контексте оказывается и символом научного (и при этом интуитивно-экстрасенсорного) знания, и его «иконой». Мироздание и человек приводятся в соответствие лингвистической геометрии (во многом так же, как в ренессансной каббалистической традиции) по утопической модели авторитарной социальной инженерии -- стандартизации и классификации. И в этом смысле за кажущимся усложнением реальности, ощущение которого сопровождает знакомство с ВГ, стоит упрощение.

Относительно недавняя история знает многочисленные примеры кириллизации письменности неславянских и нехристианских народов как инструмента советской колониальной политики. Изобретенный алфавит как способ преображения мира заимствован альтернативной наукой в том числе и из авторитарной национальной политики.

Заключение

Рассуждая о трансформации статуса стигматизированного знания в современной американской культуре, Майкл Баркун отмечает размывание границ между ним и информационным мейнстримом, связанное, помимо прочего, с появлением и распространением интернета Barkun, M. (2016) “Conspiracy theories as stigmatized knowledge”, Diogenes October: 1-7.. Характер медийного контекста представляется в данном случае ключевым фактором. Применительно к позднеи постсоветскому периоду противопоставление стигматизированного знания и массовой культуры зачастую кажется контринтуитивным. С момента ослабления институционального контроля над содержанием печатной продукции и практиками неформального распространения информации эта оппозиция -- по крайней мере, на некоторое время -- стала нерелевантной, и высокий спрос на знание, транслируемое печатными источниками, был порожден, скорее, уже существующим доверием к их авторитету и некритичным присвоением. И если об изданиях, подобных «Науке и религии» или издательствах вроде «Молодой гвардии» можно сказать, что они контролировались конкретными сообществами или субкультурами, то их многочисленную аудиторию по большей части объединяли не принадлежность к определенным группам, а привычные способы потребления информации. Так стигматизированное знание стало массовым по меньшей мере за десятилетие до широкого распространения интернета, и прошедшее с тех пор время характеризуется обратными процессами -- маргинализацией и более четким обособлением сообществ носителей подобного типа знания. По крайней мере, кажется, что именно так обстоит дело с неоязычеством и более широким кругом явлений в рамках постсоветского нью-эйдж.

Таким образом, «ВсеЯСвятная грамота» -- казалось бы, довольно маргинальная доктрина, одержимая фобией западного мира -- может быть вписана в одну из самых масштабных и значимых культурных тенденций для европейской культуры в целом: речь идет о том, что Умберто Эко назвал «поисками совершенного языка» Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре. СПб.: Александрия, 2007.. В этой же парадигме можно рассматривать сравнительно-историческое языкознание, занятое поисками праязыка. В то время как «Велесова книга» все-таки оставалась во многом «элитарным» знанием в среде позднего советского национализма, «ВсеЯСвятная грамота» и профанирует, и эзотеризирует, и радикализирует его в одно и то же время. Даже ВА. Чудинов, почетный академик РАЕН и один из самых известных российских «лингвофриков», отзывается о ней в лучшем случае снисходительно, изобличая невежество ее создателей См. «ответы» В.А. Чудинова о ВГ на сайте Института древнеславянской письменности и древнеевразийской цивилизации http://www.runitsa.ru/publications/466#37837..

И автор скандальной статьи в «Литературной газете», и академики РАН, составляющие по поводу его статьи возмущенное письмо, могут быть равно привержены лингвистическому национализму (см. статью А.В. Павловой и М.В. Безродного о подтекстах российской «лингвокультурологии» Павлова А.В., Безродный М.В. Хитрушки и единорог: из истории лингвонарциссизма // Политическая лингвистика. 2011. № 4 (38). С. 11-20.). При этом проявления этого лингвистического национализма могут сильно отличаться, поскольку сюжеты, лежащие в их основе, носят экстралингвистический характер.

О непосредственной ориентации на Каббалу в массовой культуре позднеи постсоветского нью-эйджа вряд ли может идти речь -- важно при этом отметить возрождение и распространение сложившегося еще в эпоху Серебряного века в русле сюжета о сионистском заговоре образа Каббалы как влиятельного референта в религиозно-политическом воображении (в основном в среде православных националистов) Bennett, B.P. (2011) Religion and Language in Post-Soviet Russia, pp. 139-141. New York and London: Routledge.. Вместе с тем можно говорить о своеобразном русском изводе «низовой филологии», вобравшем общеевропейский лингвистический национализм. Рассматривая ту конфигурацию национализма и сравнительно-исторического языкознания, развитие которой в XIX веке сформировало представление о провиденциальной роли арийцев в истории человечества, Морис Олендер прослеживает философско-научную традицию противопоставления христианско-европейского мира семитскому, основанную на ориенталистской оппозиции прогресса и статики Olender, M. (1992) The Languages of Paradise: Race, Religion, and Philology in the Nineteenth Century. Harvard University Press.. Восточноевропейский национализм, адаптируя эти идеи, меняет члены оппозиции местами: место сакральной, статичной традиции занимает русская (славянская), а искажающий эффект модернизации исходит от западной (еврейской) культуры. Подобные инверсии в генеалогии современного нью-эйджа наблюдаются постоянно, и многочисленные примеры деи реконтекстуализации убеждают в жизнеспособности мелких единиц трансмиссии.

Существенная часть упомянутых изысканий уже в XX веке разворачивается именно вокруг происхождения алфавита, возведения его знаков к предположительным исходным криптограммам и восстановления его географической и культурной траектории Drucker, J. (1995). The Alphabetic Labyrinth: The Letters in History and Imagination, pp. 286-306. London: Thames and Hudson.. Алфавит представляется своеобразным носителем культурной информации в предельно сжатом виде (почти геномом культуры), за первенство обладания которым ведется борьба. Случай «ВсеЯСвятной Грамоты» как пример низовой нью-эйдж субкультуры позволяет увидеть, как эзотерический дискурс трансформируется в столкновении с вернакулярными практиками и какую роль в этом процессе играет медиация.

Как можно было видеть, знаки ВГ, с одной стороны, гиперсемиотичны, а с другой -- несемиотичны. Им присуща материальность не вполне уловимой природы: с одной стороны, их постулируемая многомерность делает их в полной мере доступными лишь для экстрасенсорного восприятия (теми самыми «органами очувствования»), с другой -- они становятся визуальными медиаторами такого типа, при котором семиотические отношения заменяются миметическими.

Майкл Тауссиг предлагает рассматривать фетишизацию государства по аналогии с дюркгеймианским пониманием тотемизма. Поскольку сакральность тотемного изображения выше, чем сакральность самого тотема, мы можем наблюдать отслоение означаемого от означающего и создание новой «архитектуры» знака, в которой репрезентация наделена не только властью репрезентируемого, но и властью над ним Taussig, M. (1993) “Maleficium: State Fetishism”, in E. Apter, W. Pietz (eds) Fetishism as Cultural Discourse, pp. 235-236. Ithaca: Cornell University Press.. Эта параллель позволяет Тауссигу рассуждать о подмене сакрального секретным, на которой строится «фетишизация» государства. Можно предположить, что и буквы ВГ выступают своего рода тотемными изображениями, и в таком случае кажется привлекательным стремление Халла отказаться от «наивного постсемиотического подхода» и рассматривать бюрократию как независимый политический актор Hull, M.S. Government of Paper: The Materiality of Bureaucracy in Urban Pakistan, p. 5.. В таком случае пример ВГ позволяет увидеть в буквальном смысле буквализацию власти языка.

Библиография / References

1. Базылев В.Н. Криптолингвистика. М.: Флинта, 2012.

2. Белов А.К. Славяно-горицкая борьба: Изначалие. М.: Оздоровит. и науч.-информ. центр «Здоровье народа», 1992.

3. Белякова Н.Е. Всеясветная грамота. 1000 лет забвения. СПб., 1996.

4. Богданов КА. Риторика ритуала. Советский социолект в этнолингвистическом освещении // Антропологический форум. 2008. № 8. С. 300-337.

5. Богданов КА. Русские этруски: протестные этимологии и исторические фантазмы // Межэтнические и межконфессиональные связи в русской литературе и фольклоре. СПб.: Издательство Пушкинского Дома, Издательство РХГА, 2013. С. 100-114.

6. Бурмистров К.Ю. Владимир Соловьев и европейский эзотеризм: проблема источников // Соловьевские исследования. Вып. 2(50). С. 47-65.

7. Дейч М. Коричневые. М.: ТЕРРА -- Книжный клуб, 2003.

8. Жуковская Л.П. Поддельная докириллическая рукопись: (К вопросу о методе определения подделок) // Вопросы языкознания. 1960. № 2. С. 142-144.

9. Кукулин И.В. Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции // Новое литературное обозрение. 2017. № 3. С. 61-85.

10. Митрохин НА. Русская партия: движение русских националистов в СССР: 1953-1985 годы. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

11. Павлова А.В., Безродный М.В. Хитрушки и единорог: из истории лингвонарциссизма // Политическая лингвистика. 2011. № 4(38). С. 11-20.

12. Панин СА. Философия эзотеризма. Эзотеризм как предмет исторической и философской рефлексии. М.: Новое Литературное Обозрение, 2019.

13. Панченко АА. Двадцатый век: новое религиозное воображение // Новое Литературное Обозрение. 2012. № 117. С. 122-139.

14. Панченко АА. «Эра Водолея» для строителей коммунизма: культура нью-эйджа в позднесоветском обществе и проблема «переломных эпох» // Новое Литературное Обозрение. 2018. № 1(149). C. 300-317.

15. Писанов В. «Мина, заложенная Максом Фасмером» // «Литературная газета», № 12 (6636), 12.03.2018 [электронная версия -- http://www.lgz.ru/article/-12-663621-03-2018/mina-zalozhennaya-maksom-fasmerom/, доступ от 10.01.2019].

16. Полиниченко Д. Фольк-лингвистика как объект научного изучения // Обыденное метаязыковое сознание: онтологические и гносеологические аспекты. Ч. 1, 2009. C. 67-87.

17. Полиниченко Д. Любительская лингвистика: проблемы номинации и определения феномена // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2011. № 2.

18. Прибыловский В., Верховский А., Михайловская Е. Национализм и ксенофобия в российском обществе. Панорама (РУ), 1998.

19. Рыбаков Б. Язычество древних славян. М.: Академический Проект, 2013.

20. Савин А., Ратников Б., Рубель В. Пси-войны. Запад и Восток. История в свидетельствах очевидцев. Постум, 2016.

21. Серио П. Языкознание ресентимента в Восточной Европе / Пер. с фр. О.Г. Путырской // Политическая лингвистика. 2012, № 3. С. 186-199.

22. Творогов О.В. Влесова книга // Труды Отдела древнерусской литературы. 1990. Т. 43. C. 170-254.

23. Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М.: Индрик, 1997. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. в 2-х т. М. 2006.

24. Успенский П.Д. Четвертое измерение: Опыт исследования области неизмеримого. СПб.: тип. Спб. т-ва печ. и изд. дела «Труд», 1910.

25. Шнирельман ВА. Арийский миф в современном мире. Т. 1-2. М.: Новое Литературное Обозрение, 2015.

26. Шубин-Абрамов А.Ф. Буковник Всеясветной Грамоты. М.,1996

27. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре. СПб.: Александрия. 2007.

28. Aitamurto, K. (2016) Paganism, Traditionalism, Nationalism: Narratives of Russian Rodnoverie. New York and London: Routledge.

29. Barkun, M. (2016) “Conspiracy theories as stigmatized knowledge”, Diogenes October: 1-7.

30. Bazilev V. N. (2012) Kriptolingvistika [Cryptolinguistics]. Flint.

31. Belyakova N.E. (1996) VselAsvetlnaia Gramota. 1000 let zabveniia [The WorldWide Alphabet. 1,000 years of oblivion]. St. Petersburg.

32. Bennett, B.P. (2011) Religion and Language in Post-Soviet Russia. New York and London: Routledge.

33. Bogdanov, K.A. (2008) “Ritorika rituala. Sovetskii sotsiolekt v etnolingvisticheskom osveshchenii” [Rhetoric of the ritual. Soviet sociolect in ethnolinguistic coverage]. Antropologicheskii forum, 8.

34. Bogdanov, K.A. (2013) “Russkie etruski: protestnye etimologii i istoricheskie fantazmy” [Russian Etruscans: Protest etymologies and historical fantasies], in Mezhetnicheskie i mezhkonfessional'nye sviazi v russkoi literature i folklore. SPb.: Izdatel'stvo Pushkinskogo Doma, Izdatel'stvo RKhGA.

35. Boyer, P. (1990) Tradition as Truth and Communication: A Cognitive Description of Traditional Discourse. Cambridge University Press.

36. Brach, J.P. (2009) “Mathematical esotericism: some perspectives on Renaissance arithmology”, in W. Hanegraaff, J. Pijnenburg (eds) Hermes in the Academy: Ten Years' Study of Western Esotericism at the University of Amsterdam, pp. 75-89. Amsterdam University Press.

37. Burmistrov, K.Iu. (2016) “Vladimir Solov'ev i evropeiskii ezoterizm: problema” istochnikov [Vladimir Solovyov and European esoterism: the problem of sources], Solov'iovskie issledovaniia 2(50).

38. Dejch, M. (2003) Korichnevye [The Browns]. TERRA-Knizhnyjklub.

39. Drucker, J. (1995) The Alphabetic Labyrinth: The Letters in History and Imagination. London: Thames and Hudson

40. Hull, M.S. (2012) Government of Paper: The Materiality of Bureaucracy in Urban Pakistan. University of California Press.

41. Keane, W. (1997) Signs of Recognition: Powers and Hazards of Representation in an Indonesian Society. Univ of California Press.

42. Kornblatt, J.D. (1997) “Russian Religious Thought and the Jewish Kabbala”, in B.G. Rosenthal (ed.) The Occult in Russian and Soviet Culture, pp. 75-94. Ithaca &London: Cornell Univ. Press.

43. Laruelle, M. (2008) “Alternative Identity, Alternative Religion? Neopaganism and the Aryan Myth in Contemporary Russia”, Nations and Nationalism 14(2): 283-301.

44. Mitrokhin, N.A. (2003) Russkaia partiia: dvizhenie russkikh natsionalistov v SSSR: 19531985 gody. [Russian Party: Movement of Russian Nationalists in the USSR: 19531985]. M.: Novoe literaturnoe obozrenie.

45. Olender, M. (1992) The Languages of Paradise: Race, Religion, and Philology in the Nineteenth Century. Harvard University Press.

46. Ostrander, S., Schroeder, L. (1970) Psychic Discoveries Behind the Iron Curtain. Englewood Cliffs NJ: Prentice-Hall (Bantam).

47. Panchenko, A.A. (2012) “Dvadtsatyi vek: novoe religioznoe voobrazhenie” [The twentieth century: a new religious imagination], Novoe Literaturnoe Obozrenie 117.

48. Panchenko, A.A. (2018) “«Era Vodoleia» dlia stroitelei kommunizma: kul'tura n'iu-eidzha v pozdnesovetskom obshchestve i problema «perelomnykh epokh»” [“The Age of Aquarius” for the builders of communism: the culture of New Age in the late Soviet society and the problem of “breakthrough epochs”], Novoe Literaturnoe Obozrenie 1(149).

49. Pavlova, A.V., Bezrodnyi M.V. (2011) “Khitrushki i edinorog: iz istorii lingvonartsissizma” [Hitrushki and Unicorn: from the History of Linguonarcissism] Politicheskaia lingvistika 4(38).

50. Pisanov, V. (2018) “Mina, zalozhennaia Maksom Fasmerom” [The mine laid by Max Vasmer], Literaturnaia gazeta 12 (6636). 12.03.2018 [http://www.lgz.ru/article/-12-6636-21-03-2018/mina-zalozhennaya-maksom-fasmerom/, accessed on 10.01.2019].

51. Rybakov, B.A. (1981) Iazychestvo drevnikh slavian [Paganism of the Ancient Slavs], M: Nauka.

52. Savin, A., Antonenko, V. (2013) Osnovy nookosmologii [The fundamentals of Noocosmol-

53. °gy^].

54. Savin, A., Ratnikov, B., Rubel, C. (2016) Psi-voiny. Zapad i Vostok. Istoriia v svidetel'stvakh ochevidtsev [Psi wars. West and East. The story is in the eyewitness accounts]. Postum.

55. Scott, J.C. (1998). Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed. Yale University Press.

56. Serio, P. (2012) “Iazykoznanie resentimenta v Vostochnoi Evrope”, [Linguistics of resentiment in Eastern Europe], Politicheskaia lingvistika 3.

57. Shnirelman, V.A. (2015) Ariiskii mif v sovremennom mire [Arian myth in the modern world]. M.: Novoe Literaturnoe Obozrenie, Т. 1.

58. Stuckrad, K. von. (2013) “Discursive Study of Religion: Approaches, Definitions, Implications”, Method & Theory in the Study of Religion 25(1): 5-25.

59. Stuckrad, K. von. (2010) Locations of Knowledge in Medieval and early Modern Europe: Esoteric Discourse and Western Identities (Brill Studies in Intellectual History 186). Leiden & Boston: Brill.

60. Taussig, M. (1993) “Maleficium: State Fetishism”, in E. Apter, W. Pietz (eds) Fetishism as Cultural Discourse, pp. 217-247. Ithaca: Cornell University Press.

61. Tvorogov, O.V. (1990) “Vlesova kniga” [The Book of Vles], Trudy Otdela drevnerusskoi literatury Т. 43.

62. Uspenskii, P.D. (1910) Chetvertoe izmerenie: Obzor glavneishikh teorii i popytok issledovaniia oblasti neizmerimogo [Fourth Dimension: Experience of research in the field of the immeasurable]. St. Petersburg: tipografiia. Spb. tovarishchestva pechatnogo i izdatel'skogo dela «Trud».

63. Zhukovskaya, L.P. (1960) “Poddel'naia dokirillicheskaia rukopis': (K voprosu o metode opredeleniia poddelok)” [A fake pre-Cyrillic manuscript: (To the question of the method of determining fakes)], Voprosy iazykoznaniia 2.

Размещено на Allbest.ru