Проблема смысла жизни в нравственно-религиозной философии Л.Н. Толстого

Такая вера, как уже отмечалось выше, предполагает строгую и однозначную предметную определенность, обнаруживающую две тесно взаимосвязанных между собой сферы имманентно присущего ей содержания: метафизическую, в которой ее предмет выступает как истина, и аксиологическую, где последний раскрывается как благо (добро). В силу исходной скоординированности этих неотъемлемых составляющих предметной области толстовской веры ее фундаментальным принципом оказывается тождество истины и блага, позволяющее обеспечить телеологическое и критериальное единство нашего восприятия и реализации «истинной жизни» как блага, т. е. существования, удостоверяемого и санкционируемого наличием в нем универсального жизнеутверждающего смысла.

Иными словами, в интерпретации Толстого, вера представляет собой способ непосредственного постижения человеком истины, выступающей как благо (добро) в его абсолютном измерении. Тем самым, толстовская философия веры во многом продолжает и развивает духовную традицию, в рамках которой вера раскрывается как деятельное выражение мыслящей воли человека к достижению опознанной им цели жизни. Будучи непосредственно соизмеримой с высшими, предельными основаниями бытия, эта цель стимулирует пробуждение в человеке той всеподчиняющей устремленности к вере, которая пробуждает, проясняет и облекает в конкретную форму уже хранившиеся в его душе отрывочные и не до конца осознанные представления о наличии безусловного духовного центра его жизни, о сущности абсолютной истины и ее содержательной наполненности. Действие этой «воли к вере» Толстому в полной мере довелось испытать на собственном опыте, приобретенном им в ходе выпавших на его долю духовных испытаний. Они кардинально изменили самые основы жизнепонимания мыслителя, но даже это не смогло заставить его (подобно Сократу) «повиноваться ничему.., кроме того убеждения, которое после тщательной проверки представляется... наилучшим»55. Следуя в русле сократического интеллектуализма и глубоко усвоив его фундаментальное требование «мыслить правильно», Толстой услышал в нем призыв употреблять свой разум не на разрешение вопросов о том, что такое жизнь и зачем человек живет, а на максимально полное уяснение того, как следует жить, т. е. как правильно распорядиться благом жизни. Наиболее внятный и непротиворечивый по содержанию ответ на этот вопрос Толстой нашел в учении Христа.

Не случайно в своем программном сочинении «В чем моя вера?» Толстой, формулируя собственный «символ веры», напрямую связывает его с евангельской проповедью Христа и, в то же время, придает ему форму рационально детерминированного алгоритма постижения подлинного смысла конкретного человеческого существования:

Я верю в учение Христа, и вот в чем моя вера.

Я верю, что учение это дает благо всему человечеству, спасает меня от неизбежной погибели и дает мне здесь наибольшее благо. А потому я не могу не исполнять его.

Учение Христа есть благо и истина.

Я понял, в чем мое благо, верю в это и потому не могу делать того, что несомненно лишает меня моего блага.

Но мало того, что я верю в то, что я должен жить так, я верю, что если буду жить так, и только так, то жизнь моя получит для меня единственно возможный разумный, радостный и не уничтожаемый смертью смысл.

Однако, несмотря на постоянно демонстрируемую Толстым склонность, с одной стороны, апеллировать к ценностно-нормативному универсализму новозаветной моральной доктрины, а с другой, - явно солидаризироваться с классическими интенциями европейского интеллектуализма, не следует поддаваться искушению упростить толстовское понимание веры, сведя его лишь к тактически вынужденному компромиссу между объективно неизбежным признанием ограниченности теоретических возможностей разума в области познания мира и постулированием неограниченности его практических полномочий в области регуляции человеческого поведения, т. е. к «моральной вере» в кантовском ее понимании. Их качественным различием является то, что если для немецкого философа, говоря его же языком, вера основывается на допущении моральных убеждений, то для русского мыслителя она сама выступает первичным основанием как нравственного закона, так и жизни во всей ее онтологической полноте и подлинной аксиологической качественности.

Таким образом, символический круг наших рассуждений замкнулся, и исходная посылка органично обнаружила себя в их заключительной фазе: «истинная жизнь» возможна только в качестве блага, вера же, в оригинально толстовской ее версии, и есть единственная возможность конституирования жизни в статусе «истинной жизни», т. е. смыслообразующего и смыслореализующего существования автономных и ответственно действующих субъектов. Эта «разумная вера» открыла перед духовным взором Толстого ранее недоступное для его восприятия пространство, в рамках которого человек способен, ясно осознавая собственную онтологическую ограниченность, гносеологическую не- самодостаточность и нравственное несовершенство, действовать так, будто он является субстанциональным носителем универсального начала, логически и аксиологически предшествующего его эмпирическому бытию и всецело подчиняющего его деятельность абсолютной моральной императивности. Платон. Критон. С. 100. См.: Толстой Л.Н. В чем моя вера? С. 329-345.

Именно «разумная вера» стала фундаментом и, одновременно, способом репрезентации уникальной толстовской модели жизнеутверждения. Говоря иначе, «разумная вера» Толстого - не отвлеченно-абстрактная по отношению к жизненной стихии величина, не искусственно-мертвая моралистическая константа, чуждая конкретной полноте жизни и жестко регламентирующая ее, а насущно необходимая практическая стратегия человеческого существования, неукоснительное следование которой служит высшим гарантом целесообразности и осмысленности последнего. Эта вера явилась особой интегративной формой духовного знания, которое стало неизбежным следствием глубокой убежденности привыкшего последовательно мыслить человека в логической и экзистенциальной достоверности определенной совокупности возвышенных и универсальных нравственных принципов и, вместе с тем, основанием оригинальной антропоцентрической концепции смысла жизни, ориентирующей человека на абсолютные моральные ценности и безусловные нравственные правила.

Список литературы

1. Белый А. Душа самосознающая. М.: Канон+, 1999. 560 с.

2. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. Т 2. М.: Искусство, l994. 510 с.

3. Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996. 509 с.

4. Булгаков С.Н. Соч.: в 2 т. Т 2. М.: Наука, 1993. 751 с.

5. Зеньковский В.В. История русской философии: в 2 т. Л.: ЭГО, 1991.

6. Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. 428 с.

7. Ильин В.Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. СПб.: РХГИ, 2000. 480 с.

8. Лев Николаевич Толстой / Под ред. А.А. Гусейнова, Т.Г. Щедриной. М.: РОСС- ПЭН, 2014. 574 с.

9. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М.: Искусство, 1969. 641 с.

10. Платон. Соч.: в 4 т. Т 1. М.: Мысль, 1990. 860 с.

11. Сумерки богов. М.: Политиздат, 1990. 398 с.

12. Толстой Л.Н. Избр. филос. произведения. М.: Просвещение, 1992. 528 с.

13. Толстой. Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? Л.: Худож. лит., 1991. 410 с.

14. Толстой Л.Н. Путь жизни. М.: Высш. шк., 1993. 527 с.

15. Толстой Л.Н. Философский дневник. 1901-1910. М.: Известия, 2003. 543 с. Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс: Вильтис, 1991. 600 с.

16. Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб.: Наука, 1996. 736 с. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л.: ЛГУ, 1991. 213 с. Шестов Л. Избр. соч. М.: Ренессанс, 1993. 512 с.

17. Шестов Л. Соч.: в 2 т. М.: Наука, 1993. 1222 с.

References

1. Belyi A. Dusha samosoznayushchaya [The Self-conscious Soul]. Moscow: Kanon+ Publ., 1999. 560 pp. (In Russian)

2. Berdyaev, N. Filosofiya tvorchestva, kul'tury i iskusstva [The Philosophy of Creative Work, Culture and Art], Sobranie sochinenii [Colected Works, 2 vols.], vol. 2. Moscow: Iskusstvo Publ., 1994. 510 pp. (In Russian)

3. Bulgakov, S. Tikhie dumy [The Still Thoughts]. Moscow: Respublika Publ., 1996. 509 pp. (In Russian)

4. Bulgakov, S. Sobranie sochinenii [Collected Works, 2 vols]. Moscow: Nauka Publ., 1993. 751 pp. (In Russian)

5. Florovskii, G. Puti russkogo bogosloviya [Ways of Russian Theology]. Vilnius: Vil'tis Publ., 1991. 600 pp. (In Russian)

6. Frank, S. Russkoe mirovozzrenie [Russian Worldview]. St. Petersburg: Nauka Publ., 1996. 736 pp. (In Russian)

7. Il'in, V. Mirosozertsanie grafa L'va Nikolaevicha Tolstogo [The Worldview of Leo Tolstoy, the Graph]. St. Petersburg.: RKhGI Publ., 2000. 480 pp. (In Russian)

8. Ivanov, Vyach. Rodnoe i vselenskoe [The Native and Universal]. Moscow: Respublika Publ., 1994. 428 pp. (In Russian)

9. Lev Nikolaevich Tolstoy [Leo Tolstoy], ed. by A.A. Guseinov, T.G. Shchedrina. Moscow: ROSSPEN Publ., 2014. 574 pp. (In Russian)

10. Losev, A. Istoriya antichnoi estetiki. Sofisty. Sokrat. Platon [The History of the Antique Aesthetics. Sophits. Sokrat. Platon]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1969. 641 pp. (In Russian)

11. Platon. Sobranie sochinenii [Collected Works, 4 vols.], vol. 1. Moscow: Mysl' Publ., 1990. 860 pp. (In Russian)

12. Shestov L. Apofeoz bespochvennosti [The Apotheosis of the Groundlessness]. Leningrad: Leningrad St. Univ. Publ., 1991. 213 pp. (In Russian)

13. Shestov, L. Izbrannye sochineniya [Selected Works]. Moscow: Renessans Publ., 1993. 512 pp. (In Russian)

14. Shestov, L. Sobranie sochinenii [Colected Works, 2 vols]. Moscow: Nauka Publ., 1993. 1222 pp. (In Russian)

15. Sumerki bogov [The Twilight of the Gods]. Moscow: Politizdat Publ., 1990. 398 p. (In Russian)

16. Tolstoy, L. Izbrannye filosofskie proizvedeniya [Selected Philosophical Works]. Moscow: Prosveshchenie Publ., 1992. 528 pp. (In Russian)

17. Tolstoy, L. Ispoved'. Vchem moya vera? [A Confession. What I Believe?]. Leningrad: Khudozhestvennaya literatura Publ., 1991. 410 pp. (In Russian)

18. Tolstoy, L. Put'zhizni [Path of Life]. Moscow: Vysshaya shkola Publ., 1993. 527 pp. (In Russian)

19. Tolstoy, L. Filosofskii dnevnik [Philosophical Diary]. 1901-1910. Moscow: Izvestiya Publ., 2003. 543 pp. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru