Постмодерн как целое: архитектоника и языки

Аргументу от эстетики сопутствует аргумент от онтологии. В спонтанной архитектуре за каждой странной нелепостью, за каждой царапиной на камне стоят реальные жизненные события, а не каприз проектировщика. Но постмодернизм -- это эстетика постправды. Ведущая в никуда дверь высоко в стене в старом городе не прикол, а эпизод, правдивость которого подтверждается следом от когда-то бывшей лестницы. Постмодернизм этого не умеет, в нём этой правды нет, что придаёт постмодернистской фантазии вторичность и легковесность.

Сюда же примыкает аргумент от политики. Порядок центрирующей город архитектуры произведения олицетворяет власть триумфом композиционной и политической воли. Эта власть над социальной «природой» повторяет власть над обычной природой, запечатлённую в первых же архитектурных артефактах. Вторая архитектура, наоборот, спонтанностью и своеволием малого обслуживает жизнь приватных пространств. Её эстетическая неупорядоченность воплощает индивидуальную свободу на микроуровне, сохранявшуюся в сколь угодно организованных социумах вплоть до прихода тоталитаризма и даже посттоталитарима.

Постмодернизм выворачивает эту политическую эстетику наизнанку. Пространства общественного центра -- консолидации власти и общества -- перестают воплощать красоту порядка, позволяя себе постмодернистскую фривольность в разной степени, иногда в предельной. Приватные пространства города, в которых люди в максимальной степени живут сами по себе, наоборот, начинают воплощать казарменный порядок в худших своих проявлениях.

Это превращение с пугающей точностью воспроизводится в постмодернистской политике. На высших уровнях политической организации государственная власть всё чаще выходит из-под власти конституционного закона, позволяя себе поистине постмодернистские чудеса в отрыве от реальности -- как в информационной политике, так и в самой жизни. Низовые уровни социума, наоборот, подвергаются тотальной, всё более мелочной регламентации. Политический постмодернизм точно так же, как и архитектурный, имитирует живую спонтанность, заменяя её симуляцией массовых эмоций и движений -- запроектированным, административно стимулируемым и технично организованным «самовыражением». Эта заорганизованная массовость с неестественными восторгами, по сути, мало отличается от постмодернистских попыток запроектировать мнимое «исторически сложившееся».

Схематизм этого извращения воспроизводится в институциональной среде, в сфере регулирования всех возможных видов деятельности, прежде всего в экономике. В худшем виде это воплощено в системе обязательного нормирования (ГОСТы, СНиПы, СанПиНы, правила безопасности), допуска на рынок (лицензирование, аккредитация, сертификация), государственного контроля и надзора (санитарного, пожарного, атомного, транспортного, госгортехнадзора, охраны труда, распределения частот, электромагнитной совместимости ЭМС и пр.). Во всём этом наблюдается всё та же абсурдно мелочная регламентация на низовых уровнях, сопровождаемая отсутствием системы и регулятивным произволом на высших уровнях. Этот удивительный изоморфизм, пронизывающий архитектуру, политику, экономику, систему образования и производства знания и пр., конечно же, впечатляет, но было бы странно, если бы было иначе.

Выход из тупика возможен только движением в обратную сторону. В регулировании экономики и других видов деятельности именно это и происходит. В европейском подходе на высших уровнях (на уровне «генплана») регулирование так называемыми директивами становится максимально жёстким, но и компактным, тогда как на низовых уровнях достигается очевидная либерализация (в частности, все стандарты становятся добровольными). В мире это уже распространённая схема; в России -- концепция действующего федерального закона 134-ФЗ, но бледно и с диким сопротивлением реализуемая на практике.

В политической модели такой реверс предполагает максимально жёсткое ограничение власти неукоснительно соблюдаемым законом при снятии массы отягчающих, порой просто абсурдных или злонамеренных ограничений повседневной, низовой политической жизни.

Если вернуть этот схематизм назад в архитектурную метафору, мы получим модель, в которой архитектуре произведения на градостроительном уровне возвращается ценность правильности и порядка, тогда как приватные пространства освобождаются от стандартизированной регламентации и прочих свойств благоустроенной казармы.

Это уже явно присутствует на уровне эстетических ожиданий: на фоне расползающегося постмодернизма опять хочется классики площади Вогезов и улицы Зодчего Росси. Вернуть приватной среде её былую буквальную спонтанность сейчас представляется утопией, хотя в скрытом виде такие тенденции также есть. Ещё один мыслительный эксперимент: представим себе, что некто вскрыл этажи современных жилых домов, подобно тому, как это сделал чёрт из «Хромого беса» Алена-Рене Лесажа, снявшего крыши мадридских домов, чтобы показать студенту интимную сторону жизни города. Сейчас такие дома всё чаще сдают с незаконченной планировкой квартирных блоков. После доработки или перепланировки мы получаем типичную спонтанную архитектуру, но устроенную таким образом, чтобы она никак не проявлялась на фасаде. Это, кстати, прямая архитектурная материализация сути постмодернистской политики власти в отношении граждан: между собой вы можете думать и говорить всё что угодно, но это никак не должно мешать видимой благопристойности политического фасада.

В такого рода уроках важно главное: отсутствие искусственности и буквализм коллективного взаимодействия в том, что называется спонтанностью, будь то архитектура, социальная жизнь, гражданская инициатива или какое-либо иное политическое самовыражение. Даже в философии Делёз и Гваттари, имитируя эстетику и логику «исторически сложившегося» текста, не просто выстраивают «Тысячу плато» как среду множества не приведённых к единому плану объектов. Они настаивают на том, что этот ризоматический текст можно читать с любого места, пофрагментно и без постоянной оглядки на общую (к тому же отсутствующую) схему -- точно так, как это происходит в восприятии среды старого города. Но при этом они интуитивно используют коллективистскую метафору: «Нас было много». Здесь хорошо видны фундаментальные ограничения постмодернизма: «Тысяча плато» -- это всё же текст не исторически сложившийся, а именно написанный; за этим «много» спрятались всего двое. Однако само это желание выставить перед собой мнимое множество соавторов говорит о многом.

Самый тяжёлый случай -- гибрид недоделанного Модерна с экстремальным политическим постмодернизмом. С одной стороны, это Модерн с остаточными претензиями на тотальную регулятивность и явно недоделанный по линии свободы и права. С другой стороны, это крайне циничный политический постмодернизм, насквозь симулятивный, эклектичный и отличающийся грубо ампутированной «онтологией настоящего».

Как выходить из этого замеса -- тема отдельного разговора. Выход из постмодерна в целом -- тем более отдельная тема. Здесь же нам достаточно того, что такая интенция уже есть даже на уровне профессионального языка: пост постмодернизм, неоклассицизм, after-postmodernism... Постмодернизм все чаще воспринимается как недостойное порождение постмодерна -- родное, но не совсем удавшееся. Применительно к архитектурной метафоре это может звучать весьма категорично: «Провозглашение конца постмодернизма в архитектуре» и т. п.Didelon V. Proclaiming the End of Postmodernism in Architecture (https://www.researchgate.net/profile/Valery_Didelon/publication/). Или даже совсем технологично: «Эволюционирующая архитектура и спонтанное проектирование» -- но только с учётом того, что в данном случае речь идёт об архитектуре, проектировании и дизайне... в системном программировании Форд Н. Эволюционирующая архитектура и спонтанное проектирование. Составной метод и SLAP (https://www.ibm.com/developerworks/ru/library/j-eaed4/index.html)..

В теории и концепциях международных отношений также говорят о необходимости создания «новой глобальной архитектуры». Наконец, проблема поднимается до цивилизационного уровня, где также намечается интерес к новым цивилизационным проектам, которые, с одной стороны, задавали бы рамку и общую конструкцию, а с другой -- позволяли бы на макрокультурном, региональном, страновом, национальном, этническом и др. уровнях взаимодействовать совместно, но при этом солидарно, равноправно и вне каких-либо односторонних расстановок и иерархий Смирнов А. В. Всечеловеческое vs общечеловеческое. -- М.: ООО «Сандра», Издательский Дом ЯСК, 2019. -- 216 с..

Как ни странно, точный образ искомого здесь схематизма принадлежит Александру Бурову -- архитектору сугубо советскому и в этом смысле правильному. Плоха та архитектура, которую портят сохнущие на фасаде пелёнки. Настоящая архитектура должна быть настолько сильной и крепкой, чтобы такие проявления жизни были бы для неё необходимым украшением.

Литература

Курицын В. Н. Русский литературный постмодернизм -- М.: ОГИ, 2001. -- 286 с.

Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность / Пер. с англ. И. Хестановой и Р. Хестанова. -- М.: Русское феноменологическое общество, 1996. -- 282 с.

Рубцов А. В. Архитектоника постмодерна. Время // Вопросы философии. -- 2011. № 10. -- С. 37-47.

Рубцов А. В. До и после постмодерна: на пороге сверхнового времени // Политическая концептология. -- 2018, № 1. -- С. 143-157.

Рубцов А. В. Национальное государство в эпоху постмодерна // Отечественные записки. -- 2012. № 1 (46) -- С. 239-245.

Рубцов А. В. Порядок в хаосе: как выйти из политического постмодерна // Forbes. -- 26.02.2015.

Рубцов А. В. После постмодерна: реабилитация философии // Философ и наука. Александр Павлович Огурцов / Отв. ред. С. С. Неретина. -- М.: Голос, 2016. -- С. 360431.

Скотт Джеймс. Благими намерениями государства / Пер. с англ. Э. Н. Гусинского, Ю. И. Турчаниновой. -- М.: Университетская книга, 2011. -- 568 с.

Смирнов А. В. Всечеловеческое vs общечеловеческое. -- М.: ООО «Сандра», Издательский Дом ЯСК, 2019. -- С. 216.

Сыродеева А. А. Мир малого. Опыт описания локальности. -- М.: ИФ РАН, 1998. -- 125 с.

Сыродеева А. А. Малое и большое: открывая другую сторону // Этическая мысль. -- 2014. № 14. -- С. 35-42.

Фидлер Л. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. -- М.: Ad Marginem, 1993. -- С. 462-518.

Форд Н. Эволюционирующая архитектура и спонтанное проектирование. Составной метод и SLAP (https://www.ibm.com/developerworks/ru/library/i- eaed4/index.html).

References

Didelon V. Proclaiming the End of Postmodernism in Architecture (https://www.researchgate.net/profile/Valery_Didelon/publication/).

Fidler L. Peresekayite rvi, zasypaite granitsy [Cross Ditches, Cover Borders]. Sovremennaya zapadnaya kulturologiya: samoubiystvo diskursa Contemporary Western Cultural Studies: suicide discourse], Мoscow: Ad Marginem, 1993, pp. 462-518. (In Russian.)

Ford N. Evolutsioniruyushchaya architektura i spontannoe proektirovanie. Sostavnoy metod i SLAP [Evolving Architecture and Spontaneous Design. Composite method and SLAP] (https://www.ibm.com/developerworks/ru/library/i-eaed4/index.html). (In Russian.)

Kuritsin V. Russkiy literaturniy postmodernism [Russian Literary Postmodernism]. Moscow: OGI, 2001. 286 p. (In Russian.)

Rorty R. Sluchainost', ironiya i solidarnost'. [Contingency, Irony and Solidarity]. Moscow: Russkoe phenomenologicheskoe obshchestvo, 1996. 282 p. (In Russian.)

Rubtsov A. Arkhitektonika postmoderna. Vremya [Architectonics of Postmodernity. Time]. Voprosy Filosofii, 2011, № 10, pp. 37-47. (In Russian.)

Rubtsov A. Do i posle postmoderna: na poroge sverkhnovogo vremeni [Before and after Postmodernity: on the cusp of supermodern time]. Politicheskaya Conceptologiya, 2018, № 1, pp. 143-157. (In Russian.)

Rubtsov A. Posle postmoderna: reabilitatsiya filosofii [After Postmodernity: Rehabilitation of Philosophy]. Filosof i nauka. Alexander Pavlovich Ogurtsov [Philosopher and Science. Alexander Pavlovich Ogurtsov]. Moscow, Golos, 2016. Pp. 360-431. (In Russian.)

Rubtsov A. Poryadok v khaose: kak vyiti is politicheskogo postmoderna [Order in Chaos: how to get out of the political postmodernity]. Forbes, 26.02.2015. (In Russian.)

Rubtsov A. Natsional'noe gosudarstvo v epohu postmoderna [The Nation-state in the Postmodern Era]. Otechestvennye zapiski, 2012, № 1 (46), pp. 239-245. (In Russian.)

Scott J. Blagimi amereniyami gosudarstva [Seeing Like a State]. Moscow: Universitetskaya kniga, 2011. 568 p. (In Russian.)

Smirnov A. Vsechelovecheskoye vs obshechelovecheskoe. [All-human vs. Universal] Moscow: Sandra, LSC Publishing house, 2019. 216 p. (In Russian.)

Syrodeeva A. Mir malogo. Opyt opisaniya lokal'nosti [World of the Small. Locality description experience]. Moscow: IF RAN, 1998. 125 p. (In Russian.)

Syrodeeva A. Maloe I bol'shoe: otkryvaya druguyu storonu [The Small and the Big: opening the other side]. Ethical Thought, 2014, № 14, pp. 35-42. (In Russian.)

Размещено на Allbest.ru