Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии

Во время Второй Мировой войны и сразу после нее на островах Тихого океана распространился культ карго. Для снабжения воюющей американской армии военно-транспортной авиацией туда было десантировано огромное количество грузов. Это внесло коренные изменения в жизнь островитян, поскольку огромное количество промышленных товаров (одежда, обувь, консервы, палатки, оружие и т.д.) тем или иным путем попадали к туземцам. Когда в конце войны воздушные базы были заброшены, а груз ("карго") больше не прибывал, туземцы не захотели мириться с резким снижением уровня и качества потребления, к которому к тому времени уже привыкли. Опираясь на свои представления о происхождении материального богатства и жизненный опыт, островитяне начали предпринимать действия для того, чтобы получить товары и увидеть падающие парашюты, прилетающие самолеты. Каковы же были эти действия? Разумеется, самые очевидные c точки зрения аборигенов. Они построили в натуральную величину из дерева и травы взлетно-посадочные полосы, контрольно-диспетчерские вышки, разводили костры и прикладывали к ушам наушники из дерева, призывая груз ("карго"). Но божественные самолеты не прилетали, и грузы с неба не падали. Тогда туземцы, проявив последовательность, достойную лучшего применения, полностью отказались от своих прежних религиозных воззрений, существовавших до войны, и стали более тщательно поклоняться аэродромам и самолетам. Со временем распространение культа карго сократилось, но некоторые аборигены ждут божественных товаров и сегодня, продолжая поклоняться деревянным самолетам и посадочным полосам. Смешно? Да не очень, поскольку если заменить термин "карго" на "саморегулирующийся рынок", полуголого жреца - на либерально мыслящего интеллектуала рыночника, а острова Тихого океана на постсоветское пространство 90-х и 2000-х годов, то становится не до смеха. Поскольку, если в первом случае приверженцы культа обычно не понимают в полной мере значимость производства или коммерции и их понятия о современном обществе, религии и экономике могут быть частичными и фрагментарными [30], то во втором - наблюдается то же самое упрощенное представление о процессах, происходящих в современной рыночной и пострыночной экономике.

Очень похожая ситуация просматривается сегодня и в экономической науке, когда некоторая часть научного сообщества убеждена в том, что применение тех или иных экономических теорий и практик, доказавших свою состоятельность 20, 30, 50 и более лет тому назад, позволит решить сегодняшние непростые проблемы. При этом не так уж и важно, что именно предлагается взять за основу: кейнсианские механизмы преодоления экономического кризиса, ордолиберальную политику ФРГ или экономические реформы Г.К. Орджоникидзе и А.Н. Косыгина в СССР. Важно то, что все эти экономические инструменты были эффективны лишь в свое время, в уникальном цивилизационном и историческом контексте. Прошедшие десятилетия, а иногда и века, за счет аберрации дальности естественным образом упростили наше представление о реформах, превратив их из живого, постоянно меняющегося процесса, в мертвую схему. В результате, как метко заметил в свое время А.А. Галич: "Сложные проблемы всегда имеют простые, легкие для понимания неправильные решения". А мировая и национальная экономика, как известно, это живые и очень быстро эволюционирующие системы.

Чтобы разобраться в политико-экономических и гносеологических причинах возможности таких методов межстрановой конкуренции, необходимо, прежде всего, понять: как же возник в обществоведении "экономический империализм"?

В 1960-1970-е годы идеальной рыночной модели, очищенной от каких-либо социальных факторов был придан фактически универсальный характер. "С ее помощью, - отмечает В.В. Радаев, - стали объяснять самые разные типы существующих рынков вне зависимости от исторической и культурной специфики хозяйства и общества" [32, с. 28-37]. Г. Беккер и его последователи в рамках "экономического империализма" начинают активно использовать данную модель за пределами анализа собственно экономических отношений в их былом понимании [28, с. 177-189; 33, с. 395-396; 34, с. 12-36; 35, с. 37-49]. Поскольку принцип универсализма не отвечает ни принципам современных системных исследований социальных объектов, ни историческим реалиям, то мы в своих дальнейших исследованиях будем исходить из взгляда на современные системы хозяйствования как на многоукладные, сочетающие в себе универсальные и национальные особенности. "История свидетельствует, - отмечает А.Л. Подгайский, - что ни одна хозяйственная система, в том числе, и всемирное индустриально-капиталистическое хозяйство, никогда не охватывала не только все страны, но и отрасли экономики отдельной страны. Любое доминирование той или иной хозяйственной системы воплощается в действительности в ассиметричном образовании "центр-периферия" с наличием множества метапозиций между крайними точками" [27, с. 9].

В настоящее время в различного рода литературных источниках и электронных СМИ происходит лавинообразный рост диаметрально противоположных суждений как о перспективах развития мировой и национальных экономик, так и о том, какие формы хозяйственного регулирования экономически эффективны. В результате терминологической путаницы, отсутствия категориальной определенности, в последние десятилетия в мире наблюдается увеличение отрыва экономических практик от их теоретического осмысления. Конечно, экономической науке не следует забегать вперед с поспешными прогнозами, как и отставать от требований времени, чтобы грядущие события не оказались неожиданными. Поэтому, уже сегодня возникает насущная необходимость выявить и спрогнозировать те процессы и явления, которые характеризуют современную экономику. Решение этой задачи требует ревизии методологических основ исследования процессов хозяйствования. И начинать надо с уточнения объекта экономической науки.

Экономика в последние десятилетия претерпела небывалые изменения, которые радикальным образом изменили ее объект. Сегодня рыночный, административно-командный и иные способы организации экономической жизни правомерно рассматривать как специфические уклады хозяйствования, сосуществующие наряду с другими их формами. В идеале, в зависимости от того, какая из форм хозяйствования на том или ином историческом этапе обеспечивала общество необходимыми для его существования материальными условиями, средствами, благами, та и преобладала. Экономика, как правило, была и остается многоукладной. При этом, например, рынок выступал одним из социальных инструментов, позволяющих более или менее успешно облегчать жизнь людей, - снижать трансакционные издержки.

Что же характерно для современного экономически развитого общества - постиндустриального, сверхиндустриального, информационного, пострыночного, посткапиталистического и т.д.? Во-первых, изменение характера промышленного производства от массового изготовления до гибкого специализированного в ответ на технологические инновации. Во-вторых, переход роли локомотива развития экономики от промышленности к сектору услуг. В-третьих, в формирование принципиально новых глобальных финансов, которые выходят за рамки своей традиционной функциональной роли в экономической системе общества и существуют достаточно изолированно от процессов, происходящих в реальном секторе экономики. Разве не о таком разрыве французский социолог Ж. Бодрийяр в свое время писал: "Весьма любопытной чертой, связанной с крахом на Уолт-стрит в 1987 году, является неуверенность в том, имела ли на самом деле место настоящая катастрофа и ожидается ли таковая в будущем. Правильный ответ - нет, реальной катастрофы не будет, поскольку мы живем под знаком катастрофы виртуальной. В этом контексте красноречиво проявляется несоответствие между фиктивной экономикой и экономикой реальной. Именно этот диссонанс и защищает нас от реальной катастрофы производительной экономики" [36, С.40]. Далее он добавляет, что "деньги вращаются в недоступном пространстве, которое оставляет мир таким, какой он есть. В конечном итоге, экономика продолжает производить, в то время как малейшего логического следствия из колебаний фиктивной экономики было бы достаточно, чтобы ее уничтожить (не забудем, что сегодня объем товарооборота в 45 раз уступает объему перелива капитала)". [36, с.42] В-четвертых, для современного экономически развитого общества характерно также в возрастание роли общественно-функциональных инноваций. С расширением применения общественно-функциональных технологий для принуждения акторов к желательному для Манипулятора поведению, посредством целенаправленной подачи информации в интернете и традиционных СМИ, значительно искажается восприятие субъектами своих потребностей и интересов. "Любая коммуникация (в информационном обществе - С.С.), - пишет по этому поводу Ж. Бодрийяр, - по сути есть лишь принудительный сценарий, непрерывная фикция, избавляющая нас от пустоты нашего умственного экрана, на котором мы с не меньшим вожделением ждем изображения". [36, с.22] В-пятых, наше общество характеризуется значительным изменением роли и функций информации в хозяйственной жизни, увеличением значения знаний для развития экономики. С другой стороны в современную эпоху информация, постоянно воспроизводящаяся и катастрофически разрастающаяся в Интернете, приходит в свою противоположность. "Избыток знаний безразлично рассеивается по поверхности во всех направлениях, при этом происходит лишь замена одного слова другим" [36, с.21]. Ж. Бодрийяр подчеркивает, что "написано и распространено столько знаков и сообщений, что они никогда не будут прочитаны. К счастью для нас! Ибо даже с той малой частью, которую мы абсорбируем, с нами происходит нечто, подобное казни на электрическом стуле" [36, с. 49]. В данном случае речь идет по существу об использовании невероятно большого объема информационных сообщений не для получения или трансляции новых знаний, а как важного инструмента современных информационных войн. Причем последние сегодня ведутся не только между государствами и политическими партиями, но и между многочисленными классами, и даже отдельными коммерческими организациями. Вместе с тем, эта лавина интернет-информации слабо пересекается с теми знаниями, технологическими решениями, в которых сегодня как никогда нуждаются реальный сектор экономики и сфера услуг.

Под воздействием принципиально новых явлений в хозяйственной деятельности экономическая система общества радикально изменилась, невероятно усложнившись. Для современной экономической науки зачастую характерен недоучет влияния внешних, в том числе и неэкономических, факторов, которые могут кардинальным образом воздействовать (что и происходит в современном глобальном мире) на классическое протекание экономических циклов, быстро разрушая привычное течение хозяйственной жизни в обществе, изменяя объект экономической науки. О чем свидетельствуют развернутые дискуссии у нас в стране и за рубежом об объекте, предмете, задачах и возможностях этой науки. Надо сказать, что среди экономистов в последние годы становятся нередкими предложения вообще отказаться от использования математических моделей при исследовании национальной экономики. Но у данной идеи пока много оппонентов. Так, к примеру, противоположного мнения придерживается профессор Колумбийского университета М. Вудфорд, Ученый не считает, что на пути к более надежным экономическим рассуждениям следует отказаться от привычки экономистов использовать модели [37, с.14]. На необходимость существенного повышения качества которых, к слову, обращает внимание и американский исследователь Д. Кей. Он считает, что экономисты сегодня слишком часто прибегают к некачественным моделям [38].

Действительно, если исходить из некоторых экономико-математических моделей (в данном случае имеются в виду те расчеты, в основе которых лежат излишне упрощенные, а иногда и преднамеренно ложные вводные [39, с.190-191]) или теоретических построений сторонников либерального направления экономической мысли, то можно сделать ложный вывод, что снятие барьеров на допуск на внутренний рынок зарубежных инвестиций, всегда благо для экономики. На самом деле это умозаключение в корне неверно, и даже вредно, так как для любой национальной экономики может иметь катастрофические последствия моментальное проникновение в нее глобальных, спекулятивных в своей основе, финансов. Ж. Бодрийяр был прав, что "надежда примирить фиктивную экономику с реальной утопична: эта свободно обращающиеся миллиарды долларов невозможно переместить в реальную экономику, что, впрочем, является большой удачей, ибо если бы каким-то чудом они оказались вложены в производство, это стало бы настоящей катастрофой" [36, с.43].

Сегодня в нашей стране существуют и активно развиваются несколько научных экономических школ и направлений. Между ними ведется активная дискуссия, отражающая широкий спектр взглядов на экономические явления, объект и предмет экономической теории и частных экономических наук. Белорусская наука усилиями этих ученых не только не выпала из мирового информационного пространства, но и вносит заметный вклад в мировую науку.

Естественно, что взгляды белорусских исследователей на современную экономическую науку, ее предмет и инструменты различны. Это проистекает как из того, к какому научному направлению принадлежит тот или иной ученый, а также из его личного житейского опыта, мировоззрения и целей, которые он преследует.

В свое время Р. Фейнман в своей речи, произнесенной в Калифорнийском технологическом институте заметил, что как самолетопоклонники (сторонники культа карго - С.С.) воссоздают облик аэродрома, вплоть до наушников с "антеннами" из бамбуковых палочек, но самолеты при этом не садятся, так и некоторые ученые часто проводят исследования, имеющие все внешние атрибуты настоящей науки, но в действительности составляющие псевдонауку [30], Неким околонаучным экзерсисом воспринимается, на наш взгляд, статья кандидата экономических наук П.Н. Пекутько "Экономическая наука Беларуси: тематическая направленность и функциональная специализация", опубликованная в Вестнике БГЭУ №1 в 2015 г. Если исходить из того, что специализация в науке - это исторически определенная качественная дифференциация научной деятельности, обусловленная ее функциями, то становится очевидным, что в самом названии темы статьи кроется научная тавтология.

В своей статье П.Н. Пекутько пишет: "Рассматривая белорусскую экономическую науку через призму субъектного состава, предметной исследовательской направленности или используемой методологии, на наш взгляд, можно вести речь о существовании в ней различных экономических школ". [40, с.15] Автором также дается определение научной школы, "применительно к белорусской экономической науке" [40, с.15], под которой понимается "исследовательская организация, обладающая достаточно многочисленным (не менее пятидесяти сотрудников) устойчивым научным коллективом, разрабатывающая собственную исследовательскую программу и сформировавшая стабильную систему внутреннего воспроизводства научного потенциала и передачи знаний". [40, с.16] Исходя из данного определения, выходит, что белорусская экономическая наука настолько специфична, что необходимо определять ее научные школы не так как в других странах? Но почему это так, ответы, к сожалению, автором в статье не приводятся.

В то же время он вскользь отмечает, что избранный им "в работе подход к определению белорусских научных экономических школ не является единственно возможным" [40, с.15]. При этом ссылаясь на свою же работу в соавторстве с А.В. Марковым.[41] Отметим, что А.В Марков известен в научных кругах своими "оригинальными" идеями о переносе научных исследований за рубеж: "Весьма перспективным для страны, по нашему мнению, может стать экспорт (перенос) научных исследований в экономические регионы мира, являющиеся наиболее продвинутыми в научном обеспечении (обосновании), направлений инновационного развития, относящихся к числу национальных научно-технических приоритетов". Очевидно, что реализация такого подхода, идущего вразрез с глобальными цивилизационными тенденциями, на практике неизбежно приведет к исчезновению в Республике Беларусь многих научных традиций, сокращению экспортного потенциала белорусской науки, а в перспективе к вытеснению к нам из других стран низко интеллектуального труда. Комментарии, как говорится, излишни.

Внимательно прочитав статью П.Н. Пекутько можно обнаружить и другие противоречия. На наш взгляд, логика поведения этого автора, если судить по его публикации, очень схожа с мотивацией приверженцев культа карго, в основе которого - желание что-то получить без серьезных усилий. Своей "научной" статьей он словно иллюстрирует идею Р. Фейнмана о "самолетопоклонниках" в науке.

Разнообразие теоретических взглядов и используемой методологии в целом полезно для любой науки. Не является исключением и экономическая наука. Но эта польза сохраняется лишь до тех пор, пока мы имеем дело с грамотными специалистами. Дж. Кейнс в свое время сказал: "Если мне докажут, что моя точка зрения не верна, я ее поменяю". По существу это императив поведения настоящего ученого. Нельзя быть правым во всем и всегда, как не всегда удается без посторонней помощи разобраться в своих просчетах и ошибках. В этом плане нет ничего более полезного для добросовестного исследователя, чем замечания компетентных критиков. Исходя из этой точки зрения, следует приветствовать науковедческие исследования, которые всегда выступали, и будут выступать базой соотнесения различных научных школ и направлений. Конечно же, если эти исследования осуществлены на основе соблюдения общенаучных методов и в целях служения истине, а не личным амбициям.

Преодоление кризиса экономической мысли и самой экономики, как справедливо отмечают белорусские экономисты П.С. Лемещенко и И.А. Лавру - хина, - поставило перед экономической наукой три группы задач:

- парадигмальное обновление;

- выбор типа хозяйственного порядка и модели экономики, к которой мы хотим прийти;

- разработка конкретных форм хозяйственной деятельности, соответствующих выбранному типу хозяйственного порядка [42, с.34].

Определенный прогресс в решении этих задач существует. Но, как констатируют вышеупомянутые авторы, - "это не предотвратило снижения общетеоретического уровня национальной экономической науки. И проявилось в предметно-методологической неопределенности, нарушении алгоритма исследования, размытости выводов, а также в преобладающем использовании интуитивно-описательного метода [42, с.35].

Добавим, что снижение общетеоретического уровня национальной экономической науки всегда опасно, поскольку не только повышает риски принятия неправильных решений в практике хозяйствования на национальном и отраслевом уровнях, но и перестает выполнять важнейшую идеологическую функцию фундаментальной экономической науки (политической экономии). По моему глубокому убеждению, без выработки позитивной экономической идеологии, которая неразрывно связана с понимание места Беларуси в мировой экономике, преимуществ нашей модели развития и социального характера хозяйственной деятельности, невозможно будет успешно противостоять информационным атакам извне, которые по мере распространения и совершенствования информационного оружия будут только усиливаться. Сегодня можно с уверенностью сказать: хочешь жить в мире и достатке - готовься к информационной войне.

Следует подчеркнуть, что гносеологический кризис в отечественной экономической науке по времени совпал с глобальным изменением объекта экономической науки и расширение пострыночного хозяйственного уклада в экономически развитых странах. На смену классической рыночной экономике, где предприниматель ориентировался на увеличение прибыли, быстро пришла экономика, где вместо этого показателя, определяющим становится капитализация активов (роста цены акций и других ценных бумаг), в результате ускоряется рост фиктивной экономики и происходит ее отрыв от экономики реальной. В свою очередь капитализация активов во многом начинает зависеть от мнения различных рейтинговых агентств и экспертов, и уже нельзя понять, что первично в этой безудержной гонке: сама предшествующая капитализация (когда непрофессиональные участники рынка формируют спрос на ценные бумаги для самих себя), рейтинги и экспертные мнения, или же все-таки реальная экономика? Как результат, перед белорусской наукой встает задача ответить на новые вызовы, когда мы еще не успели определиться с тем, как отвечать на все старые. Архисложная задача. Но, на наш взгляд, выполнимая. Но для этого надо, чтобы в экономической науке стало недопустимым не соблюдение базовых общенаучных и политэкономических принципов.

Почему я с оптимизмом смотрю на будущее белорусской науки? Потому что у нас уже сегодня существует значительные научный задел, продолжают функционировать и развивать многие научные школы и направления, появляются и набирают силу новые школы.

Одним из важных дополнительных резервов, направлений развития белорусской экономической науки, сегодня может стать:

- проведение совместных научных исследований и разработок;

- инжиниринг;

- приобретение патентов, лицензий и приглашение зарубежных экспертов;

- персональный контакт белорусских ученых с зарубежными разработчиками на международных научных и научно-практических конференциях, семинарах, выставках, ярмарках, в интернете. Отметим, что при поддержке участия белорусских ученых в международных конференциях, необходимо применять дифференцированный подход, основанный на объективных и прозрачных критериях. Например, если у исследователя (за исключением молодежи до 30 лет) за последние три года менее 5 статей в рецензируемых научных журналах и одной монографии, то не следует тратить деньги на выезд его на зарубежные симпозиумы. При этом все статьи в обязательном порядке должны проверяться через систему анти-плагиат.

Чтобы задействованные дополнительные резервы для поддержки развития белорусской экономической науки были экономически эффективны, необходимо также ввести регулярную (раз в 3 года) аттестацию экспертов с выдачей соответствующего сертификата.

Для усиления продукционного эффекта рыночной системы Беларуси за счет наращивания и оптимизации использования институционального и социального потенциала необходимо формировать новую нравственную социально-экономическую культуру путем:

конфигурирования процесса организации неформальных объединений в виде деловых сетей, функционирование которых основано на высокой степени взаимного доверия, постоянных взаимных услугах, негласных договорах, которые лишь отчасти отражаются в формальных договорах, дополняя их. Экономический эффект от социального капитала в данном случае заключается в формировании этики внутрисетевых отношений, позволяющей оказывать широкий спектр неформальных услуг "для своих": скидки, задержки оплаты, кредиты под низкий процент, вето на использование кабальных условий, запрет на применение силы при решении хозяйственных споров и т.д. В данном случае дополнение юридических (формальных) отношений межличностной системой взаимопомощи, основанной на общих этических принципах, позволяет повысить уровень экономической безопасности бизнеса, т.к. является действенным способом снижения рыночных рисков и нестабильности, катализатором деловой активности;

совершенствование социально-экономических механизмов получения и использования информации хозяйственными субъектами за счет социального капитала как способа экономии транзакционных издержек. Неравномерность в распределении информации и, соответственно, неполнота обладания ею является важным атрибутом экономической системы общества. Социальный капитал позволяет индивиду получить недостающую информацию путем обмена между участниками соответствующих социальных сетей. Таким образом удается с наименьшими издержками уменьшить негативные хозяйственные последствия от асимметричности распределения информации и таким образом повысить безопасность экономических систем различной степени интегрированности;

формирование новых посткапиталистических финансовых отношений на основе нравственных (в том числе и религиозных) принципов. В случае, если кредитные отношения внутри сообщества обладающего достаточным для этого социальным капиталом, строятся на оптимальном сочетании формальных и неформальных финансовых институтов, подкрепленных едиными моральными позициями, то они становятся более конкурентными чем формальные финансовые институты, работающие в рамках классического капиталистического хозяйственного уклада. В первом случае расширяется ресурсная база кредитования, облегчается получение кредитов, когда залогом выступают не только (и не столько) материальные ресурсы, а доверие, т.е. социальный потенциал кредитополучателя. Сегодня примером такой эффективной системы кредитования может служить исламский банкинг. Становление новых посткапиталистических (нравственных) финансово-кредитных отношений может стать важным фактором обеспечения экономической безопасности как за счет роста устойчивости национальных кредитных институтов в условиях глобального финансового кризиса, так и за счет расширения возможных потребителей кредитных ресурсов - основы для роста внутреннего спроса и расширения экспортного потенциала. В качестве одного из первых шагов в этом направлении может стать, например, создание христианских и исламских банков;

внедрения новых посткапиталистических механизмов конфигурации управления персоналом (в хозяйственных субъектах и государственных учреждениях) на основе широкого использования социального капитала, накопленного как на уровне общества, так и на уровне экономических субъектов. Так, если на стадии поиска работы социальный капитал позволяет минимизировать асимметрию информации на рынке труда (т.е. снижает индивидуальные транзакционные издержки), то после трудоустройства социальные связи работника являются дополнительным ресурсом (социальным капиталом) для организации. Для самого работника использование возможных социальных сетей создает условия для повышения его индивидуального социального потенциала, в том числе и за счет ресурсов организации в которой он трудится. Последнее выступает фактором повышения индивидуального профессионализма и дальнейшего карьерного роста. В современных условиях хозяйствования этого однако не достаточно для укрепления экономической безопасности страны. Необходимо, чтобы при использовании работником социального капитала и его накоплении перманентно присутствовал "нравственный фильтр", ограничивающий пределы возможного эгонального поведения;

усиление субстационарно-гносеологической, идеологической и реально-онтологической функций белорусской общественной науки; наращивание социального капитала науки и на этой основе завершения формирования социально-научного сообщества.

Литература

1. Клягин Н.В. Происхождение цивилизации (социально-философский аспект). Москва: Институт философии РАН, 1996. 148 с.

2. Бенвенист Э. Общая лингвистка. Москва, 1974. 452 с.

3. Афанасьев Ю.Н. Понятие "цивилизация" во французской историографии // Цивилизация и исторический процесс. Москва, 1983. 182 с.

4. Gabori М. La civilisations du Paleolithique moyen entre les Alpes et l'Oural: Esquisse historique. Budapest, 1976. 234 p.

5. Большой энциклопедический словарь: философия, социология, религия, эзотеризм, политэкономия / гл. науч. ред. и сост. С.Ю. Солодовников. Минск: МФЦП, 2002. 1007 с.

6. Морган Л.Г. Древнее общество, или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. 1934. 132 с.

7. Тронский И.М. Очерки из истории латинского языка. 1953. 367 с.

8. Степин В.С. Культура / Всемирная энциклопедия: философия / гл. науч. ред. и сост. А.А. Грицанов. Минск: Харвест, Современный литератор, 2001. 543 с.

9. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск: ИЭи ОПП СО РАН, 2001. 308 с.

10. Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. Москва: Смысл, 1999. 189 с.

11. Герасимов Н.В. Экономическая система общества: генезис, структура, развитие. Минск: Наука и техника, 1991. 180 с.

12. Солодовников С.Ю. Экономическая обусловленность эволюции социально-классовой структуры общества переходного периода. Минск: БГЭУ, 1999. 150 с.

13. Солодовников С.Ю. Трансформация социально-классовой структуры белорусского общества: методология, теория, практика. Минск: Право и экономика, 2003. 274 с.

14. Солодовников С.Ю. Социальный потенциал Республики Беларусь: теория, методология, практика. Минск: Беларус. навука, 2009. 303 с.

15. Современная социоэкологическая динамика Республики Беларусь в контексте экономической безопасности / С.Ю. Солодовников [и др.]. Минск: Беларус. навука, 2009. 503 с.

16. Никитенко П.Г., Солодовников С.Ю. Социодинамика Беларуси, России и Украины: политико-экономический аспект. Минск: Беларус. навука, 2010. 557 с.

17. Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. - Москва: Канон, 1995. - 325 с.

18. Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. Москва: Прогресс, 1968. 298 с.

19. Веблен Т. Теория праздного класса. Москва: Прогресс, 1984. 376 с.

20. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. Москва: Начала, 1997. 238 с.

21. Современная западная социология, 1990. 467 с.

22. Тамбовцев В.Л. Экономическая политика для российской экономики. Общество и экономика. 1996. № 5.

23. Тамбовцев В.Л. Институциональные изменения в российской экономике. Общественные науки и современность. 1999. № 4.

24. Veblen T. Theory of the Leisure class. N.-Y. 1899.

25. Солодовников С.Ю., Черныш С.Л. Мозговые центры Запада. Наш современник. 2008. №12.

26. Бессонова О.Э., Кирдина С.Г., О'Салливан Р. Рыночный эксперимент в раздаточной экономике России. Новосибирск: Изд-во Новоси 6. ун-та, 1996.

27. Подгайский А.Л. Взаимодействие доминирующих и периферийных укладов как составляющая социально-экономической динамики. Гумантарна-эка- намгчны веснік. 2008. № 3 (42).

28. Радаев В.В. К обоснованию модели поведения человека в социологии (основы "экономического империализма") / Социологические чтения. Вып. 2. М.: Институт "Открытое общество": Институт социологии РАН, 1997.

29. Современные глобальные трансформации и проблема исторического самоопределения восточнославянских народов: моногр. / Ч.С. Кирвель [и др.]; под науч. ред. Ч.С. Кирвеля. 2-е изд., перераб. и доп. Гродно: ГрГУ, 2009.

30. Карго-культ. 2003. URL: https://ru. wikipedia.org/wiki/Карго-культ. Дата доступа: 07.10.2015 г.

31. Мясникова Л.А. Экономика постмодерна и отношения собственности. Вопросы философии. 2002. № 7.

32. Радаев В.В. Рынок как объект социологического исследования. Социологические исследования. 1999. № 3.

33. Беккер Г. Выбор партнера на брачных рынках. THESIS. 1994. Вып. 6.

34. Becker G. Nobel Lecture: The Economic Way of Looking at Behavior. Journal of Political Economy. 1993. Vol. 101.

35. Шульц Т. Ценность детей. THESIS. 1994. Вып. 6.

Размещено на Allbest.ru