Гармоническая многомерность истины

В первом параграфе «Мнение, знание и истина» отмечается, что проблема различения мнения и знания и определения их истинности была поставлена еще в древнегреческой философии. Для ответа на вопросы о взаимосвязи данных понятий в интерпретации античной гносеологии необходимо разобраться с разночтениями по поводу терминов «знание» и «мнение». Недостаточно считать, что, по Платону, знание возможно только как постижение идей, а результаты всей остальной деятельности познающего субъекта - мнения. Безусловно, есть рациональные зерна и в их противопоставлении как теоретического и обыденного знания и в разведении их по ступеням познания: представлять мнение результатом деятельности чувств, а знание - нечувственным.

Существенная черта мнения - его возможная неистинность. Обосновывая закон противоречия и необходимость различения истинных и ложных человеческих представлений, Аристотель замечает: «...если же люди признают это не на основании знания, а на основании одного лишь мнения, то тем более им необходимо заботиться об истине, как и больному нужно гораздо больше заботиться о здоровье, чем здоровому, ибо тот, у кого одно лишь мнение, в сравнении со знанием, не может здраво относиться к истине» Аристотель. Сочинения. Т.1. М., 1975. С.133.. Мнения и рассуждения, считает Аристотель, допускают ошибки, «наука же и нус всегда истинны» Там же..

Платон и Аристотель нащупывают действительное различие между мнением и знанием в характере или степени их освоения и обоснования субъектом. На высоте познавательной иерархии учений античных философов находится знание, полученное недискурсивным мышлением, и лишь затем следуют результаты рассуждений и мнение. В то же время гносеологическая линия Платона направлена на проблему достижения рационального знания, отличительной чертой которого является обоснованность, и «ущербность» мнения сказывается как раз в этом пункте. Как заметил Х.-Г. Гадамер, «именно мнение подавляет спрашивание», обращая внимание на то, что греческое слово «докса» обозначает решение, принимаемое на собрании «всем миром» Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С.430., после чего дело не доходит до спрашивания.

Различие между мнением и знанием сводится Аристотелем к различию в способах рассмотрения предмета. Способ рассмотрения знания - рассмотрение по существу, общего (хотя и с оговоркой), необходимого с одновременной уверенностью в том, «что дело иначе обстоять не может». Мнение основывается на «непосредственных, но не необходимых посылках», в нем, в отличие от знания, не заключен способ, гарантирующий именно такое, а не иное обстоятельство дела. По Аристотелю, мнение, отражая определенный этап в сложной диалектике становления знания, отличается от знания гносеологической неопределенностью, неустановленностью своей истинности или ложности. Таким образом, древнегреческая гносеология подходит к выявлению важнейшей особенности теоретического уровня познания - возможность движения мысли от гипотетического к обоснованному знанию.

Исследование истинностных характеристик мнения и знания было продолжено Дж. Локком, И. Кантом, Б.А. Еруновым и др. И в настоящее время проблема соотношения мнения, знания и истины является актуальной, поскольку она задает объем, многомерность исследования проблемы истины в познавательной деятельности человека.

Во втором параграфе «Внезнаниевые формы истины» рассматривается функционирование истины в процессе познания в формах, отличных от знания.

Формирование образа науки, основанной на опытном и/или рациональном знании, началось еще в ХV веке. Однако лишь в конце ХIХ века теоретическая физика, неевклидова геометрия и другие убедительные подтверждения относительной самостоятельности теории от эмпирии перевесили чашу весов в пользу автономной, наиболее эффективной схемы развития теории от гипотетического. Эта схема утвердила в науке два общеизвестных процесса - открытия и обоснования. В связи с этим попытаемся показать, что названным процессам соответствуют различные - внезнаниевые и знаниевые - познавательные формы, даже при истинности обеих.

Догадка, мнение, вера, в свою очередь, имеют отношение к процессу открытия, однако, характерной познавательной формой здесь является гипотеза.

Теоретизация и математизация современного частнонаучного знания привела к заметной автономии теории от эксперимента, к тому, что большинство теоретических схем науки конструируется не за счет прямой схематизации опыта, а методом трансляции уже созданных объектов. Последние могут быть почерпнуты из других разделов знания и соединены в новой «сетке», составляя содержание формирующейся гипотезы. Как элемент структуры научного познания, она образует исходную часть системы «гипотеза - законы - теория». При данном подходе к гипотезе важно установить, в какой степени она выражает объективную истинность.

Классифицируя гипотезы, А. Пуанкаре в первую очередь обращал внимание на их гносеологическую эффективность. Относя к гипотезам первой категории такие, которых невозможно избежать из-за их естественности и очевидности, ко второй - безразличные, которые никогда не представляют опасности, а чаще - полезны, к третьей - «обобщения в настоящем смысле слова» Пуанкаре А. О науке. М., 1983. С.97-98., он замечает, что плодотворны даже те из числа гипотез последней категории, которые опровергаются. По Пуанкаре, поскольку гипотеза выдвигается обдуманно, с принятием в расчет всех известных факторов, постольку ее опровержение - редкость. «Если она не оправдывается, то это свидетельствует о чем-то неожиданном, необыкновенном; это значит, что предстоит найти нечто неизвестное, новое» Там же. С.97..

Однако гипотеза, занимая непосредственные подступы к научному знанию, обладает более высокой степенью истинностной вероятности, нежели, например, вера. Вера, по образному выражению Канта, это путеводная нить, которую субъекту дает идея; вера оказывает субъективное влияние на успех деятельности разума.

В современной науке существуют парадоксальные гносеологические ситуацию, когда «теоретические образы в целом ряде случаев имеют избыточное содержание, которое не может быть спроецировано на отражаемую ими объективную реальность и в то же время необходимо для адекватного описания этой реальности в рамках теории» Жаров С.Н. Пути достижения объективной истины и избыточное содержание научной теории //Философские науки. 1986. № 2. С.13..

В частности, носителями такой избыточной информации являются абстрактные объекты, отражающие не только фрагменты реальности, но и способы их освоения человеком. По-видимому, всякое нетривиальное знание, будучи отражением не только наличной реальности, но и возможной, а также параметров субъекта, находясь в контексте более емкого знания, имеет также истинностные элементы.

Таким образом, мы можем утверждать, что сводить истину к характеристике знания, значит видеть лишь одно ее измерение. Истина присутствует в познании множеством форм, проявляя тем самым многомерность как сущностную характеристику.

В третьем параграфе «Метафора как форма выражения истины в философском познании» отмечается важность для нашего исследования проблемы когнитивной нагруженности метафоры. В связи с этим мы должны найти ответы на вопросы: способна ли метафора выразить специфику философского отношения к миру, является ли она средством, отвечающим собственной природе философствования. Мы должны выяснить, является ли метафорическая форма необходимой для философских построений, или же, напротив, столь часто встречающиеся в философских текстах метафорические выражения являются безразличными к их глубинному содержанию и могут рассматриваться лишь в качестве иллюстраций для философских рассуждений. Нам необходимо ответить на вопрос принципиального характера: возможна ли философия как таковая, может ли быть создан какой-либо философский текст без использования метафор?

Ответы на данные вопросы мы можем получить, осуществив сопоставление важнейших черт философского знания, с одной стороны, и природы метафоры -- с другой. В случае, если мы сможем показать, что философское отношение к миру в принципе не может быть выражено без помощи метафоры, может считаться выполненной основная задача данного параграфа -- доказать, что метафора в философии не случайна, но является формой, выражающей истину философского познания мира.

В конце XX века философия заявила о себе как о своеобразной форме культуры, представ в виде ряда текстов постмодернистского характера. В философии отчётливо обозначилась иррационалистическая направленность и ярко проявилась её связь со сферой художественного творчества. Подобные черты, свидетельствующие об обусловленности философии наиболее глубокими, непостижимыми рационально отношениями человека и мироздания, казалось бы, могли утвердить особую специфику философии и показать её несводимость к другим формам интеллектуальной жизни человечества. Но в качестве краеугольного камня философии постмодернизма было выдвинуто положение о неизбежной художественности всякого мышления, и философия рассматривается как особый литературный жанр и размещается рядом с поэзией.

Философия посредством своего исторического развития воплотила себя как форму сознания, в которой неразрывным образом сплелись два начала - интуитивное и рациональное, пророческое и научное, поэтически-творческое и абстрактно-логическое. Первое роднит её с религией и поэзией, второе же объединяет с наукой. Мы полагаем, что особенность, специфичность философии обусловлена именно наличием, соединением данных начал. Теряя одно из них, она утрачивает своё качественное отличие от других форм духовной жизни. Так, без рационального полюса философия не может быть отличена от религии, мифа, поэзии, без чувственно-интуитивной составляющей она становится наукой. Бытие философии предполагает сочетание непосредственного, безусловного постижения мира с рациональным, понятийно-логическим мышлением. Идея о неразрывном единстве в философии двух начал применима к философии как особой духовной сфере. На практике же философия представлена множеством систем, в каждой из которых данные начала далеко не всегда находятся в равновесии, что явным образом выражается в области исследования истины.

Таким образом, философия имеет двойственную, биполярную природу: с одной стороны, она является рациональным познанием, с другой - интуитивным, непосредственным постижением мироздания, основанном на деятельности бессознательного. Исходя из этого, мы считаем необходимым говорить о принципиальной двойственности используемых в философии средств: философию как логико-рассудочную деятельность представляет понятие, философию как интуитивное прозрение - метафора.

Попутно заметим, что в свете нашей концепции может быть объяснена мысль М. Хайдеггера о том, что «поэты слышат голос бытия». Действительно, в силу того, что важнейшим элементом поэтической речи является метафора, поэты могут передать знание о трансцендентном. Подобное знание передается косвенно, через игру ассоциаций.

Исследование метафоры как средства философского познания позволили нам сделать вывод о корреляции структуры метафоры со структурой бытия. Таким образом, метафора, будучи объемной и многоуровневой формой языкового выражения действительности, является эффективным средством постижения многомерной истины.

Вторая глава «Религиозный и этический опыт» посвящена исследованию устойчивых соотнесений истины с верой, мистическим откровением, благом.

В первом параграфе «Истина и вера» обосновывается диалектический характер взаимоотношений истины и веры в религиозном познании.

Тысячелетия исторического сосуществования в человеческом мире показали, что истину и веру можно рассматривать как пару оппозиций, проявляющих силы Инь и Ян. Вера и разум не противоборствуют, а укрепляют и стимулируют друг друга. Сосуществуя в человеческом духе, они обеспечивают возможность восприятия человеком целостной картины мира, которая основывается не только на индивидуальном, но и на совокупном опыте всего человечества.

Современное научное мировоззрение, сформированное в Новое время, представляет нам новый объект веры - данные науки, открытия и теории, истинность которых как будто доказана. Большинство людей не заняты непосредственно научными исследованиями, и истины науки воспринимаются ими просто на веру. Сообщая своему ребенку, что Земля - это планета, вращающаяся вокруг Солнца, обычный человек ничем не может подтвердить свои слова, кроме ссылки на «данные науки». Формально это ничем не отличается от ссылки на Священное Писание. Однако по оценке содержания истины религия и науки принципиально отличаются. Религия провозглашает божественные истины как абсолютные, неизменные, не имеющие пространственно-временной определенности. Научные же истины - относительны, сама наука в процессе развития опровергает одни и предлагает новые, что современными философами и методологами науки уже не рассматривается как непрерывный прогресс научного знания, поскольку новое - не обязательно лучшее, оно просто другое. Содержание же этого другого знания, направления новых научных поисков обусловлены потребностями духовной жизни конкретно-исторического общества.

Истины науки не даны нам непосредственно, иначе наука ничего не добавляла бы к непосредственному восприятию, доступному любому человеку независимо от его интеллектуальных способностей. В научном познании исследователи творческими усилиями мысли и воображения добираются до скрытых глубин мира; и результаты его определены не только целями, задачами, применяемыми методами и теми понятиями, в которых выражается познаваемая действительность. В любом случае - и в отношении царящих в науке заблуждений, и в отношении ее истинных достижений - научное познание и отдельного человека, и целой эпохи зависят от их мировоззрения, их духовных интересов и, разумеется, верований и религиозных идеалов.

Религиозное и научное познание оказываются взаимодополнительными в процессе «цельного» познания, предпочтение одного или другого одинаково ущербно и представляет опасность также для целостности духа познающего человека.

Античная наука впервые открыла Космос, как божественное единство и божественную гармонию мирового бытия, и на этой основе утвердила рациональное познание отдельных закономерностей мировых явлений. Многие гениальные догадки древнегреческой научной мысли проистекали из первичного признания совершенства (что является характеристикой Абсолюта, божества) Космоса. Например, идеи пифагореизма в астрономии (о шарообразной форме и круговых орбитах небесных тел) или числовое выражение мировой гармонии. В Новое же время наука, проникнутая идеями рационализма, «автономии» разума, разрушила целостность картины мира, космоса и утвердила в душе современного человека двойственность, обусловленную мнимой необходимостью выбора между религиозной верой и научным сознанием. История религиозно-философских учений показывает, что истина и вера взаимообуславливают друг друга, гармонизируют отношения человека с миром трансцендентных объектов, недоступных обыденному или научному познанию.

Во втором параграфе «Истинность мистического знания» отмечается, что мистическое знание не было предметом специальных исследований в силу своей природы. Мистическое знание - это индивидуальное знание, личное переживание растворения, слияния с миром («все во мне и я во всем»), мгновенное постижение его сути, целостности. Это знание, которое нуждается не в рациональном осмыслении, а в понимании. Мистическое знание - «закрытое», «сокрытое», внутреннее, знание не для всех, получаемое особым путем - мистического озарения, интуиции.

В отечественной литературе под этим понятием подразумевается чаще всего ряд эзотерических учений, к которым относятся гностицизм, герметизм, теософия, антропософия, магия, алхимия, астрология. Характерной чертой такого знания является наличие закрытого, тайного содержания, доступного лишь посвященным в него.

Сегодня ученые вынуждены признать факт, что за пределами наших способностей лежит огромный, неизведанный мир, знание о котором пока не стало достоянием нашего сознания. Наше обычное сознание не может проникать в этот мир, и лишь особые его состояния, измененные, расширенные (как итог определенных, целенаправленных действий) способны соприкасаться с этой реальностью. Мистики, великие Учителя, «Продвинутые» в тайных учениях, святые описывают нам эту реальность, где находится скрытая Истина, объект страстного желания человека, единственная приемлемая для него цель поиска. Особенность мистического познания в том, что Истина является в ответ на усилия духа, настроенность сознания во всем своем блеске, не требуя ни доказательств, ни обоснований.

В мистическом познании огромную роль играет интуиция. Мистицизм можно определить как интуитивное познание мира, в основе которого лежит ощущение единства человека с Абсолютом. Мистическое знание не опирается не разграничения, абстракции и классификации интеллекта, это непосредственное, прямое восприятие недифференцированной, неделимой, неопределенной реальности. Именно непосредственность и прямота восприятия выступают характеристиками истинности мистического знания.

Очевидно, что мистическое знание не может быть проверено и верифицировано, доказано методами, используемыми в науке. В мистическом, эзотерическом познании человек постигает вечные и бесконечные истины, которые невозможно объять, измерить некими конечными и временными величинами. Научные теории - явление временное, меняющееся, дополняющееся (или заменяющееся) новыми знаниями на каждом из последующих витков процесса познания. В науке истина носит относительный, временный характер, новое знание либо устраняет, отменяет старое, либо сужает сферу его применения. В мистическом опыте познают вечную, трансцендентную чувственному миру Реальность, реальность абсолютного знания.

Мистическое мироощущение, мистическое мировоззрение, учения и идеи, практика, не утратили своей актуальности, не отошли в прошлое с развитием науки и техники, но приобрели новые очертания и контуры. Это доказывает, что человек - существо в большей степени иррациональное, чем рациональное, более стремящееся к целостности, чем к разрушению, желающее слиться с Истиной, а не выстраивать цепочки умозаключений в целях ее верификации.

В третьем параграфе «Истина и благо» соотношение фундаментальных философских категорий «истина» и «благо» анализируется на материале исследований Института философии РАН, опубликованных в сборниках: «Благо и истина: классические и неклассические регулятивы» (1998) и «Истина и благо: универсальное и сингулярное» (2002). История вопроса об отношениях категорий истины и блага в человеческом опыте позволяет сказать, что со времен античной философии и по настоящее время они существуют относительно автономно, несмотря на постоянные попытки синтезировать гносеологический и этический аспекты деятельности человека.

А.П. Огурцов утверждает, что центральным вектором истории всей западноевропейской философии было расхождение между теоретической философией, ориентирующейся на понятие Истины, и практической философией, ориентирующейся на понятие Блага. Этот вектор развития определил собой не только расхождение между двумя модусами Разума, но и дифференциацию оснований и регулятивов теоретического знания от оснований и регулятивов этико-практического знания. Хотя и в том и в другом случае речь идет о знании, о двух видах знания, однако уже начиная с античной философии эти виды знания не просто дифференцируются друг от друга, но и все более и более отдаляются друг от друга, замыкаясь внутри собственной области и в рамках своих особых регулятивов, норм и идеалов. И, в конце концов, к началу XX века сформировались осознанные и четко артикулированные программы, для которых истинное знание должно быть свободно от ценностных суждений, а этико-аксиологические размышления не могут быть построены по образу и подобию теоретико-научного знания.

Различение Истины и Блага предполагает и воплощается в различных видах дискурсов - эйдетического и аксиологического (в терминологии М. Хайдеггера), а сами эти дискурсы обладают определенной целостной структурой, включающей в себя ряд пластов - от теоретических размышлений до реального поведения людей в их отношении к правилам, регулятивам и ценностям.

При эйдетическом подходе Истина рассматривается как объективно-идеальное образование. Она образует идеальный мир, противопоставляемый материальному миру или воплощающийся в нем. Мир Истин, понятый как духовно-идеальный мир, интерпретируется как мир смыслов, идеальных сущностей, идеальных объектов и образцов, устойчивых и инвариантных по сравнению с текучим миром явлений. Эйдетический подход подчеркивает объективно-идеальный, духовный статус Истины, ее автономность относительно и психического, и физического миров.

Аксиологический подход, трактуя культуру как мир особой - ценностной предметности, на деле субъективизирует ценности. Ведь ценности (а именно так трактуется Благо) укоренены в оценках, в актах оценивания, в свою очередь коренящихся в полезности, утилитарности тех или иных свойств оцениваемого предмета. Иными словами, аксиологический подход превращает мир культурных предметностей в нечто служебное и инструментальное, поскольку исходной системой отсчета здесь является потребность человека. Этот подход делает акцент на отношении субъекта к объекту, подчеркивая фундаментальное значение актов оценки для фиксации ценностей или Блага.

В целях нашего исследования интересно было проследить, на каком основании можно совместить (хотя бы частично) понятия истины и блага. В результате мы пришли к выводу, что и истина и благо являются формами гармонии, согласованности человека и мира. Расхождение эйдетического и аксиологического дискурсов обусловлено множественностью интерпретаций рассматриваемых понятий, объем которой многократно возрастает в эпоху постмодерна. Однако в религиозном мировоззрении, продолжающем существовать вопреки всем политическим, научным и техническим революциям, истина и благо сливаются в божественной сущности.

В четвертой главе «Эстетический опыт» автором анализируются специфические параметры бытия и познания истины в сфере искусства.

В первом параграфе «Художественное творчество и истина» показано, что вопрос об отношении истины и творчества необходимо вытекает из анализа ряда классических для онтологии и гносеологии проблем, таких как: соотношение истины и знания, бытия и знания, истины и не-истины, знания и незнания, творчества и процесса познания, творчества и бытия истины, сущности творчества и сущности истины и т.п.

Особенность взаимоотношения истины и творчества можно объяснить, опираясь на два типа креативности, обладающие, в целом, разнонаправленной настроенностью. Мы понимаем креативность не как способность (в отличие от психологической точки зрения), разве что понимать под способностью потенциал, возможность. Креативность есть скорее некая направленность, настроенность, интенциональность (но в отличие от гуссерлевской интенциональности не имеющая вектора направленности от сознания к предмету) с широким «диапазоном» восприятия и разнообразными результирующими «на выходе».

Экстенсивный тип креативности соотносится с гносеологическим пониманием истины, устанавливающей «вектор» познавательной направленности «от субъекта», вовне. В общем, его можно сопоставить с процессом экзистенции у Хайдеггера.

Интенсивному типу креативности, обращенному к духовным основаниям личности, ближе онтологическая трактовка истины, в человеческом плане обращенная «внутрь», поскольку онтологический аспект предполагает, как мы видели в учении Хайдеггера об истине, целостное постижение, органический подход в постижении. Интенсивная креативность составляет основу человеческой инзистентности, удерживающей константность личности в ходе самоформирования мировоззренческой структуры.

Безусловно, отделять один тип креативности от другого можно лишь в абстракции. Они, подобно экзистенции и инзистенции, взаимообусловлены, перетекают один в другой, открывая человеку путь самосовершенствования, создавая человеческую открытость истине и гармонии.

Но два типа креативности редко бывают сбалансированы. Поэтому, фактически, человек в процессе творчества сталкивается с негарантированностью истины. Но если научное и религиозное творчество все же, априори, исходят из положения о достижимости истины: иначе не было бы смысла в науке, а в религии истина гарантируется Богом, - то в художественном творчестве отношения с истиной сложнее.

Процесс творения создает новые смыслы, альтернативную реальность, корректирующую и ставящую под вопрос уже существующие реальности. Нельзя отрицать, что посредством альтернативной можно обрести некое знание об уже существующей реальности. В словах Платона о способности художников усматривать высшую истину и тщательно воспроизводить ее, устанавливая новые законы о красоте, благе, и справедливости и защищая уже существующие (см.: Платон. Государство. Книга шестая), заложен тот смысл, что творец причастен не обыденному знанию, определяемому эмпирическим опытом, а онтологическим первоосновам, миру идей, позволяющих иметь представление об эмпирии, но превышающих сумму отдельных знаний как предельное цельное Знание. Вместе с тем, процесс созидания непредсказуем. Стремление творца к сотворению создает пространство, возможность для открытости истины, но не гарантию. Даже наоборот, возникновение новых смыслов разрушает старые, возможность иной истины приводит к отрицанию существующей.

Замысел второго параграфа «Язык поэзии как приобщение к истине бытия» связан с философским вопросом об истинности поэтического познания мира. Правомерно ли считать истинным произведение словесного искусства, если соответствие или неадекватность его предметам и явлениям не доказуемы логически? Изучение поэзии в гуманитарных науках с особой наглядностью выявляет и заостряет актуальную проблематику комплементарности теории познания и учения о бытии.

Показательны в рамках нашего исследования поиски нерациональной формы познания истины М. Хайдеггером. Наиболее совершенной формой для понимания истинного бытия выступает для него поэзия. Для характеристики «истинного мышления» он употребляет понятие «вслушивание»: бытие рационально непостижимо и истину (подлинность) существования человек может узнать только, вслушиваясь в язык.

У Хайдеггера не весь язык, а только поэтический «открывает истину». Он обращается к исследованию творчества Р.М. Рильке, Г. Тракля, С. Георге и прежде всего - к исследованию творчества немецкого романтического поэта Ф. Гёльдерлина, «поэта поэтов», как он его называет. В поэтическом языке Хайдеггер увидел соединение непосредственного переживания, адекватной формы его выражения, ненасильственности при его восприятии (необязательности для «всеобщего» познания) и живой связи человека и всего остального бытия.

Только в языке имеет место гармоничное, слитное существование человека с миром, возможность «собеседования». Само же это гармоничное существование, не позволяющее человеку раствориться в обыденности и все же утверждающее социально-деятельную сущность человека, устанавливается в поэтическом слове. Поэзия каждый раз заново дает тем или другим вещам их названия, каждый раз создает особый и все же понятный другим людям язык.

Если истину понимать семиотически, то необходимо видеть ее как знак, который обозначает определенную реальность. Любой знак одновременно указывает на реальность и скрывает, замещает ее. Классическая философия была ориентирована на полное раскрытие истины, на полное совпадение означающего и означаемого. Критически ориентированные теории постструктурализма, напротив, утверждают невозможность такого совпадения: для них бесконечность текста, бесконечность ряда означающих указывает на принципиальную сокрытость референта, который ускользает от обнаружения.

В феноменологической герменевтике истина бытия - это алетейя, выведение сущего из сокрытости в непотаенностъ, феноменальное проявление вещи такой, как она есть сама-по-себе. Истина не умещается ни в суждение, ни в вещь, она предшествует смыслообразующему соединению между ними как условие возникновения истинного суждения.

Концепция истины поэтического произведения как «спора» между проявленностью феноменов и их сокрытостью вплотную приближена к миметическим поэтикам Платона и Аристотеля, поскольку постулирует необходимость изначального феноменального раскрытия сущности для последующего воспроизведения бытия стихотворным сочинением. Алетейя как «сочинение» сущего, раскрывающего и замыкающего бытие, остается подосновой мимесиса, в которой прочно укоренена способность человека воспроизводить сущее, но которая, в свою очередь, немыслима без этой способности изображать действительность в дорефлективной достоверности.

Четвертая глава «От множественности истин к гармонической многомерности истины» посвящена диалектике множественного и единого, проявляющейся в области исследований истины.

На материале нашего исследования мы видим, что множественность истин имеет объективный характер. Идет ли речь о теоретических построениях или практической деятельности, они - производные от человека, следовательно, историчны и социокультурно обусловлены. В разное время, в разных местах, в разных культурах возникают концептуализации истины, образуется множество теоретических образов истины. Например, Риккерт говорил, что существует столько же различных исторических истин, сколько существует различных культурных кругов, и все эти истины в равной мере будут обладать значимостью. Однако все они будут историческими истинами, что подтверждает наличие некоего единого основания всего множества истин. Возникает вопрос об онтологическом статусе этого основания. Мы полагаем, что множественность истин есть проявление многообразия, многогранности бытия человека в мире. Являясь убежденными сторонниками идеи о гармоническом устройстве мироздания, мы пришли к выводу, что множественность образов истины на любом отрезке времени и в конечном итоге складывается в гармоническую систему. При этом гармонический характер многомерности истины проявляет гармонию бытия человека в мире.

В заключении сформулированы основные идеи и выводы диссертации, подведены итоги и обозначены перспективы дальнейших исследований.

Основные идеи диссертации, ее концептуальный замысел и полученные результаты изложены автором в двух монографиях и публикациях общим объемом более 35 п.л.

Монографии

Проблема истины: гносеологический и экзистенциальный аспекты. Уфа: Гилем, 2007. - 7,67 п.л.

Истина как многомерная философская категория. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. - 13,34 п.л.

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК РФ

1. Мистическое знание: параметры истинности // Социально-гуманитарные знания. 2007. № 9. С.431-441. (0,5 п.л.)

2. Внезнаниевые формы истины // Культура & общество [Электронный ресурс]: Интернет-журнал МГУКИ / Моск. гос. ун-т культуры и искусств - Электрон. журн. - М.: МГУКИ, 2007. - № гос. регистрации 0420600016. - Режим доступа: http://www.e-culture.ru/Articles/2007/Lukmanova.pdf, свободный - Загл. с экрана. (0,5 п.л.)

3. Истина и вера: диалектика отношений // Социально-гуманитарные знания. 2007. № 12. С.449-461. (0,5 п.л.)

4. Социальная значимость истины // Социально-гуманитарные знания. 2008. № 7. С.137-145 (0,5 п.л.)

5. Проблема истины в философии Хайдеггера // Философия и общество. 2008. № 4. С.166-174 (в соавт. со Столетовым А.И.) (0,5/0,3 п.л.)

6. Сущность и вариации дефляционизма в отношении истины // Социально-гуманитарные знания. 2008. № 9. С. 94-104 (0,5 п.л.)

7. Истина: открытие или творение? // Ученые записки Казанского университета. 2009. № 1. (0,5 п.л.)

8. Универсальное и локальное в мировоззрении // Регионология. 2009. № 1. (в соавт. со Столетовым А.И.) (0,75/0,5 п.л.)

9. О соотношении истины и художественного творчества // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. № 92: общественные и гуманитарные науки: Научный журнал. СПб., 2009. С.143-149 (0,6 п.л.)

Другие публикации по теме исследования

1. Критерий истины: свобода, творчество человека // Научная картина мира как феномен культуры: Тезисы конференции. Издание Башкирского университета. Уфа, 1992. С.65-70. (0,4 п.л.)

2. Истина в познании и жизни человека (Препринт доклада конференции «Научное обоснование и здравый смысл»). Уфа: Изд-е Башкирск. ун-та,1994. 36 с. (2,25 п.л.)

3. Актуальные проблемы процесса познания // Единство онтологии, теории познания и логики: Тезисы докладов научной конференции, посвященной 400-летию Р.Декарта и 100-летию С.А.Яновской. Уфа: Изд-е Башкирск. ун-та,1996. С.103-105.

4. О некоторых аспектах языковой проблемы // История образования и педагогики Башкортостана (межвузовский сборник научных статей). Уфа, 1996. С.49-52.

5. Истины человеческого существования // Проблемы духовной защиты человека труда: Материалы межрегиональной научно-практической конференции. Уфа, 1996. С.68-70.

6. Природа как сфера смыслополагания человеческого духа // Мировоззренческие основания человеческой деятельности на рубеже ХХI века: материалы научно-практической конференции. Уфа: Изд-е Башкирск. ун-та,1997. С.126-127.

7. Рассмотрение соотношения мнения и знания в античной философии (Платон и Аристотель) // Материалы научной конференции, посвященной 40-летию Башкирского государственного университета. Май 1997 г. / Изд-е Башкирск. ун-та. Уфа, 1997. С.36-39.

8. Проблема истины на пороге III тысячелетия // Вестник ВЭГУ. № 5. Философия, социология, политология. Уфа: «Восточный университет», 1997. С.21-25.

9. Н.А. Бердяев о философском познании // Философский космос России. Памяти Н.А. Бердяева (1874-1948). Уфа: Изд-е Башкирского университета, 1998. С.110-114.

10. Понятие истины в языке современной науки // Язык науки ХХI века: Материалы научной конференции. Издание Башкирского университета. Уфа, 1998. С.102-104.

11. Об отношениях религиозного и научного мировоззрений в современной духовной культуре // Культура и образование: Сб. статей. Вып. 1 / Башк. пед. ин-т. Уфа, 1999. С.44-51.

12. Средства массовой информации и мифотворчество ХХ века // Системная аналитика и проблемы принятия решений. М.: Университетский гуманитарный лицей, 1999. С.271-274.

13. О соотношении разума и веры в научном мировоззрении // ХХI век: будущее России в философском измерении: Материалы Второго Российского философского конгресса (7-11 июня 1999 г.): В 4 т. Т.1: Онтология, гносеология и методология науки, логика. Ч.1. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. С.176-177.

14. Магия как форма отношения к природе // Вестник ВЭГУ. № 10. Философия. Социология. Политология. Уфа: «Восточный университет», 1999. С.30-36.

15. Истинностные параметры ненаучного знания // Обретение и постижение духовности. Материалы регионального симпозиума. Оренбург: Оренбургский филиал УрАГС, 2000. С.51-54.

16. Путь к познанию истины в средневековой исламской духовной культуре // Исламская культура и мировая цивилизация: Сб. статей / Под ред. Д.А. Гущина, Ю.Н. Солонина, М. Санаи. СПб.: Изд-во С.-Петерб.ун-та, 2001. С.227-239.

17. Религиозное и научное мировоззрение: отношения в современном мире //Толерантность: Материалы Летней школы молодых ученых «Россия - Запад: философские основания социокультурной толерантности». Екатеринбург, сент. 2000 г.: В 2 ч. / Под ред. М.Б.Хомякова. Ч.1. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. С.62-67.

18. Истина как целостность и ценность // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского конгресса (16-20 сентября 2002 г.) В 3 т. Т.3. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ. 2002. С.98-99.

19. Проблема истины в русской религиозной философии // Культурное наследие России: Универсум религиозной философии: Материалы всероссийской научной конференции «Культурное наследие России: Универсум религиозной философии» (К 110-летию со дня рождения А.Ф. Лосева). Уфа: РИО БашГУ, 2004. С.52-55.

20. Мнение как внезнаниевая форма истины // Университетская наука - Республике Башкортостан: Материалы научно-практической конференции, посв. 95-летию основания Башкирского государственного университета. Т. 2. Уфа: РИО БашГУ, 2004. С.294-296.

21. Многообразие форм истины // Первые Садыковские чтения: Материалы научно-практической конференции, посвященной 75-летию со дня рождения профессора Ф.Б. Садыкова. Уфа: РИО БашГУ, 2004. С.70-76.

22. Переживание истинности знаний // Философия XXI века. Международная конференция 30 мая-1 июня 2006 года. Материалы конференции. СПб., 2006. С.130-132.

23. Идеи Просвещения и социальный прогресс // Наследие М. Акмуллы: взгляд через века: Материалы Международной научно-практической конференции 14-15 декабря 2006 г. Уфа: Издательство БГПУ, 2006. С. 231-234.

24. Экзистенциальные истины // Философия в XXI веке: международный сборник научных трудов / под общей ред. проф. О.И. Кирикова. Вып. 12. Воронеж: ВГПУ, 2007. С.187-196.

25. Религиозно-философские концепции истины: христианство и ислам // Человек и общество: на рубеже тысячелетий: международный сборник научных трудов / под общей ред. проф. О.И. Кирикова. Вып. XXXVIII. Воронеж: ВГПУ, 2007. С. 104-111.

26. Истина и знание в исламской традиции // Гуманистическое наследие просветителей в культуре и образовании: Материалы Международной научно-практической конференции 13 декабря 2007 г. Уфа: Издательство БГПУ. С. 236-239.

27. Истины веры и истины разума в свете отношений науки и религии // III Садыковские чтения: Материалы Международной научной конференции 15-16 июня 2006 г. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. С.46-49.

28. Национальная культура в эпоху глобализации // IV Садыковские чтения: Сборник научных трудов. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. С. 45-49.

Размещено на Allbest.ru