Альберт Эйнштейн о религии

А. Эйнштейн о религии, его вера. Природа реальности, беседа с Рабиндранатом Тагором. Наука, бог и счастье. Сократовский диалог, наука и цивилизация. Теория познания Бертрана Рассела. Физика, философия и технический прогресс. Письмо Морису Соловину.

Рубрика Философия
Вид курсовая работа
Язык русский
Дата добавления 22.01.2012
Размер файла 151,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Таковы некоторые фундаментальные физические идеи, развитые в течение последнего столетия. Попытаемся понять, какое воздействие оказало развитие этих идей на биологов или, точнее, на их философскую позицию в отношении цели их исследований. Разумеется, физику здесь следует понимать в самом широком смысле; иначе говоря, она включает в себя все науки, занимающиеся изучением неорганической природы.

Напомним в этой связи плодотворное влияние понятий ньютоновской небесной механики на развитие физики. Ньютон показал, каким образом при надлежащем использовании понятий массы, ускорения и силы (последняя считается зависящей от расположения масс) можно понять движение планет. Эти понятия казались настолько естественными и даже необходимыми, что все с полной уверенностью видели в них ключ к пониманию всех процессов неорганической природы. Затем на основе этих понятий была построена механика сплошных сред, в рамках которой понятие силы было обобщено за счет включения в него напряжений.

Однако для завершения теории необходимо было ввести в нее тепловые понятия - температуры и количества тепла. Хотя вопрос о том, сводятся ли эти понятия к механическим или нет, в течение долгого времени оставался нерешенным, утвердительный ответ на него в конце концов был получен с развитием кинетической теории газов и, в более общем плане, статистической механики.

В то время как физика развивалась как младшая сестра небесной механики, биология развивалась как младшая сестра физики. Сто лет назад в умах естествоиспытателей вряд ли было хоть какое-нибудь сомнение в том, что механическая основа физики установлена навечно. Процессы в неорганической материи представлялись им в виде своеобразного часового механизма, все детали которого полностью известны, хотя сложность их взаимодействия не позволяет проводить детальный анализ. Не было никаких сомнений в том, что неустанные усилия экспериментаторов и теоретиков шаг за шагом приведут ко все возрастающему пониманию всех процессов. Поскольку фундаментальные законы физики казались надежно установленными, вряд ли можно было ожидать, чтобы они оказались неверными в органической области. Мне кажется, что для развития биологии были существенны не только средства и методы, в большинстве своем заимствованные из физических исследований, но и существовавшая в XIX в. твердая уверенность в надежности основ физики. Ибо никто не берется за предприятие подобного масштаба, не будучи уверенным в конечном успехе.

К счастью, в наши дни биологии уже не приходится обращаться к основам физики, чтобы обрести уверенность в возможности решения своих более глубоких проблем. К счастью, ибо в настоящее время мы знаем, что уверенность в механических основах покоилась на иллюзии, и старшая сестра биологии, несмотря на поразительные результаты в деталях, уже не считает себя постигшей сущность явлений природы. Это заметно хотя бы по тому, что она столь мучительно философствует о предмете своих исследований. Сто лет назад всякое философствование было бы с презрением отброшено.

Под впечатлением глубоких перемен в научном мышлении, происшедших со времен Галилея, невольно возникает вопрос: осталось ли вообще что-нибудь неизменным после всех этих перемен? Нетрудно указать некоторые существенные особенности научного мышления, которые сохранились со времен Галилея.

Во-первых, мышление само по себе никогда не приводит ни к каким знаниям о внешних объектах. Исходным пунктом всех исследований служит чувственное восприятие. Истинность теоретического мышления достигается исключительно за счет связи его со всей суммой данных чувственного опыта.

Во-вторых, все элементарные понятия допускают сведение к пространственно-временным понятиям. Только такие понятия фигурируют в "законах природы"; в этом смысле все научное мышление "геометрично". Истинность закона природы, по предположению, неограниченна. Закон природы неверен, коль скоро обнаружено, что одно из следствий из него противоречит хотя бы одному экспериментально установленному факту.

В-третьих, пространственно-временные законы полны. Это означает, что нет ни одного закона природы, который нельзя было бы свести к некоторому закону, сформулированному на языке пространственно-временных понятий. Из этого принципа вытекает, например, убежденность в том, что психические явления и связи между ними в конечном счете можно будет свести к физическим и химическим процессам, протекающим в нервной системе. Согласно этому принципу в каузальной системе явлений природы нет нефизических элементов; в этом смысле в рамках научного мышления нет места ни для "свободы воли", ни для того, что называют "витализмом".

Еще одно замечание в этой связи. Хотя современная квантовая теория содержит несколько ослабленный вариант концепции причинности, все же она не открывает черного хода для приверженцев свободы воли, что видно уже из следующих соображений. Процессы, определяющие явления в неорганической природе, необратимы в смысле термодинамики и таковы, что полностью исключают статистический элемент, приписываемый молекулярным процессам.

Сохраним ли мы это кредо навсегда? Думаю, что на этот вопрос будет лучше всего ответить улыбкой.

Physics, Philosophy and Scientific Progress. Journal of the International College of Surgeons, 1950, XIV, 755-758.

Текст взят из кн.: Эйнштейн А. Собрание научных трудов. Т. N. М.: Наука, 1967. - С.316-321

Письмо Морису Соловину

от 1 января 1951 г.

Дорогой Соловин!

Очень признателен Вам за Ваше подробное письмо от 7 декабря. Отвечаю на Ваш вопрос.

Милитаризация Германии началась уже вскоре после 1848 г., с того времени, как возросло влияние Пруссии. Я полагаю, что милитаризация Германии длится по крайней мере лет сто.

По поводу заключительной части статьи о Кеплере. [7] Речь идет о статье Johannes Kepler. Frankfurter Zeitung (9 Nov. 1930). - Прим. ред. Следующее замечание должно обратить внимание читателя на одно обстоятельство, представляющее интерес с психологической и исторической точек зрения. Хотя Кеплер и отвергал астрологию в том виде, какой она имела в его время, он тем не менее высказывал мысль о том, что вполне возможна иная, рациональная, астрология. В этом нет ничего необыкновенного, ибо одухотворение причинных связей, в том виде, в каком оно характерно для первобытных людей, не является бессмысленным само по себе, а лишь постепенно, под давлением накопленных фактов, вытесняется наукой. Исследования Кеплера, разумеется, значительно способствовали этому процессу. В душе самого Кеплера этот процесс привел к жестокой внутренней борьбе.

Мне вполне понятно Ваше упорное нежелание пользоваться словом "религия" в тех случаях, когда речь идет о некотором эмоционально - психическом складе, наиболее отчетливо проявившемся у Спинозы. Однако я не могу найти выражения лучше, чем "религия", для обозначения веры в рациональную природу реальности, по крайней мере той ее части, которая доступна человеческому сознанию. Там, где отсутствует это чувство, наука вырождается в бесплодную эмпирию. Какого черта мне беспокоиться, что попы наживают капитал, играя на этом чувстве? Ведь беда от этого не слишком велика.

Не могу согласиться с Вашей критикой науки и морали, т.е. тех целей, которые ставит перед собой наука. То, что мы называем наукой, преследует одну-единственную цель: установление того, что существует на самом деле. Определение того, что должно быть, представляет собой задачу, в известной степени независимую от первой; если действовать последовательно, то вторая цель вообще недостижима. Наука может лишь устанавливать логическую взаимосвязь между моральными сентенциями и давать средства для достижения моральных целей, однако само указание цели находится вне науки. По крайней мере таково мое мнение. Если же Вы со мной не согласны, я со всей почтительностью буду вынужден задать один вопрос: чьи бессмыслицы должны быть в этой книге - мои или Ваши?

С сердечным приветом и наилучшими пожеланиями на 1951 г.

Ваш Эйнштейн

Текст взят из кн.: Эйнштейн А. Собрание научных трудов.Т. N. М.: Наука, 1967. - С.564-565.

Письмо Морису Соловину

от 7 мая 1952 г.

Дорогой Соло!

В своем письме Вы обвиняете меня в двух грехах. Во-первых, в некритическом отношении к проекту всемирного правительства. И все же Вы сами рассматриваете этот проект не как нежелательный, а как нереальный, если говорить о ближайшем будущем. Вы приводите веские доводы, свидетельствующие о невыполнимости этого проекта. С равным основанием Вы могли бы высказать опасение и по поводу того, что всемирное правительство было бы столь же невыносимым и столь же несправедливым, как и существующее ныне состояние анархии. Можно было бы напомнить и о тех "благодеяниях", которые ООН оказала корейскому народу. Но, с другой стороны, существует опасность полного самоуничтожения человечества, которую нельзя сбрасывать со счета. Вот почему мы не должны (хотя и с некоторыми колебаниями) считать этот проект "нежелательным".

Что же касается его "неосуществимости", то по этому поводу можно сказать следующее: он станет "реальным", если люди всерьез захотят этого, хотя бы из-за того, что нельзя жить и дальше в обстановке невыносимой неуверенности в завтрашнем дне. Необходимо изо всех сил стремиться к тому, чтобы у людей возникло такое желание. Подобные усилия были бы полезны и в том случае, если бы цель и не была достигнута, ибо они оказали бы благотворное воспитательное воздействие, направленное против тупого и пагубного национализма.

Вы говорите, что воспитание юношества необходимо начинать с объективного изучения исторических событий. Лишь в этом случае можно было бы надеяться на то, что удастся добиться каких-то перемен в области политики. Но вопрос о том, какое из этих мероприятий следует считать первым, - это вопрос о том, что было раньше: яйцо или курица. Иначе говоря, наши рассуждения содержат порочный круг.

Курица - это политический строй, яйцо - это рационально построенное образование. Поскольку мы никак не можем ухватить ту нить, которая позволила бы распутать весь этот клубок, необходимо испробовать все попытки и не терять мужества.

Если же все усилия не приведут ни к чему и люди все же уничтожат друг друга, то Вселенная не прольет над ними ни единой слезы. Было бы хорошо, если бы наша книга по крайней мере появилась в продаже до этого.

Что же касается гносеологических вопросов, то Вы меня совершенно не поняли. По - видимому, я плохо объяснил свою точку зрения. Схематически эти вопросы я представляю себе так.

1. Нам даны Е - непосредственные данные нашего чувственного опыта.

2. А - это аксиомы, из которых мы выводим заключения. Психологически А основаны на Е. Но никакого логического пути, ведущего от Е к А, не существует. Существует лишь интуитивная (психологическая) связь, которая постоянно "возобновляется".

3. Из аксиом А логически выводятся частные утверждения S, которые могут претендовать на строгость.

4. Утверждения S сопоставляются с Е (проверка опытом).

Строго говоря, эта процедура относится к внелогической (интуитивной) сфере, ибо отношение понятий, содержащихся в S, к непосредственным данным чувственного опыта Е по своей природе нелогично. Но это отношение между S и Е (с прагматической точки зрения) гораздо менее неопределенно, чем отношение между А и Е (например, понятие "собака" и соответствующие ему непосредственные данные чувственного опыта). Если бы это отношение нельзя было установить с высокой степенью достоверности (хотя сделать это чисто логическим путем невозможно), то весь аппарат логики не имел бы никакого значения для "познания действительности" (например, теология).

Квинтэссенцией всего этого является извечная проблема соотношения между миром идей и ощущений (чувственных восприятий).

Мою работу, предназначенную для юбилейного издания в честь де Бройля, переведет на французский язык один из французских коллег. Но ее содержание для многих будет казаться наихудшей разновидностью ереси. Эту работу я смогу послать Вам лишь после того, как она выйдет из печати.

У нас все обстоит хорошо, но моя работоспособность заметно понизилась. Может быть, это и к лучшему.

Искренне Ваш А.Э.

Зелиг кажется мне приятным человеком. Я сужу целиком по его поступкам, поскольку лично с ним не знаком.

Текст взят из кн.: Эйнштейн А. Собрание научных трудов. Т. IV. М.: Наука, 1967. - С.569-570.

Наука и религия

I
В течение прошлого и частично предыдущего столетия было широко принято считать, что между знанием и верой существует непреодолимое противоречие. Среди образованных людей превалировало мнение, что настало время, когда вера должна во всё большей степени заменяться знанием, что вера, не основанная на знании, - это предрассудок, и с этим нужно бороться. В соответствии с этой концепцией единственной функцией образования было открыть дорогу к знаниям и школа как орган образования должна служить исключительно для этой цели.
В столь категорической форме эта рационалистическая точка зрения формулировалась редко, а может быть, и никогда, ибо для любого достаточно здравомыслящего человека ясно, насколько односторонней такая формулировка является. Но в той же мере ясно, что, если хочешь добраться до сути дела, нужно выражаться четко и без обиняков.
Верно, что убеждения лучше всего подкреплять опытом и ясным осмыслением. Поэтому нужно, безусловно, согласиться с таким крайним рационализмом. Слабость этой позиции, однако, в том, что убеждения, необходимые и определяющие для нашего поведения, и умения правильно реагировать на обстановку нельзя найти исключительно только на этой твердой научной почве.
Научный метод может научить нас только, как факты связаны друг с другом и обусловлены друг другом. Стремление к такому объективному знанию является самым высшим, на которое человек способен, и вряд кто-нибудь заподозрит меня в желании преуменьшить героические достижения человечества в этой области. Но в то же время ясно, что знание того, что есть, не открывает дверь к открытию того что должно быть. Можно иметь самое ясное и полное знание о том, что есть, и в то же время быть не в состоянии вывести из этого, что должно быть целью наших человеческих устремлений. Объективное знание предоставляет нам мощные средства для достижения конкретных целей, но конечная цель сама по себе и средства ее достижения должны прийти из другого источника. И вряд ли нужно доказывать, что наше существование и наша деятельность обретают смысл только после формулировки такой цели и соответствующих ценностей. Знание правды как таковой - это замечательно, но этого слишком мало для того, чтобы служить путеводителем, так как оно не может доказать обоснованность и ценность этого стремления к знанию истины. Следовательно, здесь мы сталкиваемся с ограниченностью чисто рациональной концепции нашего существования.
Не следует, однако, предполагать, что научный образ мышления не играет никакой роли в формировании целей и в этической оценке. Когда кто-либо осознает, что для достижения цели были бы полезны определенные средства, средства сами по себе становятся в силу этого целью. Интеллект раскрывает для нас взаимоотношение средств и целей. Но разум сам по себе не может разъяснить смысл конечных фундаментальных целей. Выявить эти цели и сделать их основой эмоциональной жизни индивидуума - именно в этом, как мне представляется, состоит наиболее важная функция религии в социальной жизни человека. И если спросить, откуда проистекает авторитетность этих фундаментальных целей, поскольку их нельзя установить и обосновать просто из здравого смысла, можно только ответить: они существуют в здоровом обществе как прочные традиции, которые действуют на поведение, стремления и оценки людей, они с нами, они просто существуют как нечто живое без того, чтобы нуждаться в нахождении обоснования для их существования. Они пришли в мир не через демонстрацию, но через откровение, через посредство ярких личностей. Не следует пытаться оправдать их, нужно только просто и ясно ощущать их природу.
Высшие принципы наших устремлений и оценки даны нам иудейско-христианской религиозной традицией. Она ставит высокую цель, которую при нашей слабости мы в состоянии достичь только не полностью, но которая дает прочное основание нашим устремлениям и оценкам. Если отвлечься от ее религиозной формы и взглянуть просто на ее человеческую сторону, можно было бы, вероятно, сформулировать ее так: свободное и ответственное развитие индивидуума, такое, чтобы он мог свободно и с радостью поставить свои силы на службу всему человечеству.
Здесь нет места для обожествления нации, класса, не говоря уже об индивидууме. Говоря языком религии, разве мы не дети одного отца? В самом деле, даже обожествление человечества как абстрактной общности было бы не в духе этого идеала. Именно индивидууму дана душа, и высшее назначение индивидуума служить, а не править или посвятить себя чему-либо иному.
Если посмотреть на суть, а не на форму, можно принять эти слова как выражение фундаментальных принципов демократии. Подлинный демократ может столь же мало поклоняться своей нации, сколь и человек, религиозный в нашем понимании этого термина.
В чем же в таком случае функция образования в школе? Она должна помочь молодому человеку вырасти так, чтобы эти фундаментальные принципы стали для него воздухом, которым он дышит. Одно обучение не может дать этого.
Если взять эти высокие принципы и сравнить их с современной жизнью и духом нашего времени, станет ясно, что цивилизованное человечество находится в настоящее время в смертельной опасности. В тоталитарных странах опасность исходит от правителей, которые стремятся уничтожить дух гуманизма. В более благополучных странах опасность удушения этих бесценных обычаев исходит от национализма и нетерпимости, а также от подавления индивидуумов экономическими средствами.
Однако признание того, как велика опасность, распространяется среди мыслящих людей, и известно множество попыток поиска средств борьбы с ней, средств из области национальной и международной политики, законодательства, организации общества в целом. Эти попытки, вне всякого сомнения, очень и очень нужны. Даже древние знали нечто, что мы, по - видимому, забыли. Все средства будут не более чем тупым инструментом, если за ними не стоит живой дух. Но если стремление к достижению цели живо в нас, пусть у нас найдутся силы и средства для ее достижения.
Прийти к соглашению относительно того, что мы понимаем под наукой, не составляет труда. Наука - это вековое стремление путем систематического размышления привести воспринимаемые явления к возможно более всесторонним ассоциациям. Грубо говоря, это попытка постериорной реконструкции сущего путем процесса концептуализации. Но когда я спрашиваю себя, что такое религия, я не могу ответить на этот вопрос так же просто. И даже найдя ответ на этот вопрос, который удовлетворяет меня в какой-то момент, я остаюсь при убеждении, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не сведу вместе, даже в малейшей степени, всех, кто серьезно размышлял над этим вопросом.
Прежде всего вместо вопроса о том, что такое религия, я бы предпочел спросить, что характеризует стремления человека, который кажется мне религиозным. Религиозно просвещенный человек представляется для меня человеком, который в максимально возможной для него степени освободил себя от пут эгоистических желаний и поглощен мыслями, чувствами и стремлениями, которых он придерживается ввиду их сверхличностного характера. Мне кажется, что важна сила сверхличностного содержания и глубина убеждения в его всемогущей значимости безотносительно от того, делалась ли попытка объединить это с божественным Существом, ибо в противном случае нельзя было бы считать Будду или Спинозу религиозными личностями. Соответственно, религиозная личность блаженна в том смысле, что у нее нет сомнений в значимости и величии этих сверхличностных объектов и целей, которые не могут быть рационально обоснованы, но в этом и не нуждаются. Они существуют как факт, с той же необходимостью, что и он сам. В этом смысле религия является вековой попыткой человечества ясно и полностью осознать эти ценности и цели и усиливать и расширять их влияние.
Если религию и науку постигать в соответствии с этими определениями, конфликт между ними невозможен. В науке можно только удостовериться в том, что есть, но не в том, что должно быть. Религия, с другой стороны, имеет дело только с оценками человеческих мыслей и поступков. Она не может обоснованно говорить о фактах и взаимоотношениях между ними. В этой интерпретации известные в прошлом конфликты религии и науки следует приписать неспособности понять описанную ситуацию.
Например, конфликт, связанный с тем, что религиозные круги настаивают на абсолютной достоверности всего, что написано в Библии. Это означает, что религия вторгается в сферу науки. Именно это происходило, когда церковь боролась против учений Галилея и Дарвина. С другой стороны, представители науки часто делали попытки добиться фундаментальной оценки человеческих ценностей и целей на основе научного метода и тем самым ставили себя в оппозицию к религии. Все эти конфликты происходили в результате фатальных ошибок.
Теперь, даже хотя сферы религии и науки сами по себе ясно разграничены, между ними существует сильная взаимосвязь и взаимозависимость. Хотя религия может служить тем, что определяет цели, она тем не менее научилась у науки, в широком смысле, какие средства приведут к достижению целей, которые она наметила. Но наука может развиваться только теми, кто полностью впитал в себя стремление к истине и пониманию. Это стремление, однако, проистекает из сферы религии. К ней же принадлежит вера в возможность, что правила, пригодные для мира сущего, рациональны, т.е. доступны разуму. Я не могу представить себе подлинного ученого без этой глубокой веры. Эту ситуацию можно выразить афоризмом: наука без религии хрома, религия без науки слепа.
Хотя я только что показал, что по сути подлинного конфликта между религией и наукой не может быть, я должен тем не менее вернуться к этому утверждению еще раз в одном существенном вопросе, относящемся к подлинному содержанию исторических религий. Это вопрос о концепции Бога. На ранних этапах духовной эволюции человечества человеческая фантазия создала по образу и подобию человека богов, которые, действуя по своей воле, должны были определять мир явлений [phenomenal world] или во всяком случае повлиять на него. Люди считали, что можно изменить предначертания богов в свою пользу посредством магии или молитвы. Идея Бога, как ее подает религия, в настоящее время является сублимацией этой старой концепции богов. Ее атропоморфный характер вытекает, например, из того факта, что человек обращается к божеству в молитве и просит его о выполнении своих желаний.
Никто, конечно, не будет отрицать, что идея существования всемогущего, справедливого и всеблагого личностного [personal] Бога способна дать человеку утешение, оказать ему помощь и направить его. Кроме того, в силу своей простоты она доступна даже для незрелого [underdeveloped] ума. Но, с другой стороны, в самой этой идее имеются решающие слабые стороны, которые болезненно ощущались на протяжении истории, начиная с ее ранних этапов. Ведь если это существо всемогуще, тогда любое событие, включая все действия людей, все их чувства и устремления, - это также Его работа. Как же тогда можно говорить об ответственности человека за свои деяния и мысли перед таким всемогущим Существом? Назначая наказания и награды, Он в известной степени судит самого себя, как же тогда это сочетается с благостью и справедливостью, которые ему приписываются?
Главный источник современных конфликтов между сферами религии и науки лежит в этой концепции личностного [personal] Бога. Цель науки - установить общие правила, которые определяют взаимосвязи объектов и событий в пространстве и времени. Для этих правил, или законов природы, требуется абсолютная общая применимость [validity] - но она не доказывается. Это в основном программа, и вера в ее справедливость в принципе основана на частных примерах, ее подтверждающих. Но вряд ли можно найти кого-нибудь, кто будет отрицать эти примеры и считать их самообманом. Тот факт, что на основе этих законов мы способны предсказать определенные явления с большой точностью и определенностью, глубоко укоренился в сознании современного человека, даже если он и не очень хорошо знает содержание этих законов. Ему нужно только вспомнить, что движение планет солнечной системы можно рассчитать заранее с высокой точностью на основе нескольких простых законов. Подобным же образом, хотя и не так точно, можно заранее рассчитать, как будет действовать электрический мотор, система передачи или радиосвязи или другие самые последние разработки.
Надо сказать, что, когда число факторов, играющих роль в феноменологическом комплексе, очень велико, научный метод не срабатывает. Возьмем, к примеру, погоду, предсказание которой даже на несколько дней вперед невозможно. Тем не менее ни у кого нет сомнений, что мы сталкиваемся с причинными связями, чьи компоненты в основном известны. Исходы событий в этой области невозможно точно предсказать из-за разнообразия влияющих факторов, а не из-за отсутствия порядка в природе.
Наименее глубоко мы проникли в закономерности в сфере живой природы, но все-таки достаточно глубоко, чтобы по крайней мере чувствовать и здесь господство определенной необходимости. Достаточно только вспомнить о закономерности наследственности или о влиянии ядов, например, алкоголя на поведение живых существ. Чего еще недостает, так это всеохватывающих связей, но не убеждения в наличии порядка. Чем больше человек проникается упорядоченной регулярностью всех событий, тем тверже его убеждение, что вне упорядоченной регулярности причин различной природы ничего нет. Для него не существует ни господства человека, ни господства божества как независимых причин явлений природы.
Конечно, доктрина Бога как личности, вмешивающейся в природные явления, никогда не может быть в буквальном смысле опровергнута наукой, ибо эта доктрина может всегда найти убежище в тех областях, куда научное знание еще не способно проникнуть. Но я убежден, что такое поведение части представителей религии не только недостойно, но и фатально. Ибо доктрина, которая способна поддерживать себя только в потемках, а не при ясном свете, по необходимости потеряет свое влияние на человечество, что нанесет непредсказуемый вред прогрессу человечества. В своей борьбе за этическое добро учителя от религии должны иметь мужество отказаться от доктрины Бога как личности, т.е. отказаться от этого источника страха и надежды, который в прошлом дал такую всеобъемлющую власть в руки служителей церкви. В своих работах они должны будут посвятить себя тем силам, которые способны культивировать Божественность, Истину и Красоту в самом человечестве. Это, конечно, более трудная, но и несравненно более достойная задача. После того как религиозные учителя осуществят этот процесс обновления, они, безусловно, признают с радостью, что научное знание возвеличивает истинную религию и делает ее более мудрой.
Если цель религии - освободить человечество, насколько это возможно, от рабства эгоцентричных устремлений, желаний и страхов, научное мышление может помочь религии еще в одном отношении. Хотя это правда, что цель науки - это открытие правил, которые позволяют находить связи между фактами и предсказывать их, это не единственная ее цель. Она также стремится уменьшить количество этих связей до минимального числа независимых концептуальных элементов. Именно этому стремлению к рациональной унификации разнообразия она обязана своими самыми большими достижениями, даже несмотря на то, что оно связано с наибольшим риском пасть жертвой иллюзии. Но кто бы ни претерпел от этого, огромный опыт успешного продвижения в этой области движим глубоким убеждением в рациональности, проявляющейся в сущем. Путем понимания человек достигает далеко идущего освобождения от оков личных надежд и желаний и тем самым убеждается в скромном положении мозга по отношению к величию причины, воплощенной в сущем, которая в своей бездонной глубине недоступна человеку. Эта позиция, однако, как мне представляется, является религиозной в самом высшем смысле этого слова. И мне кажется, что наука не только очищает религиозные побуждения от шлака антропоморфизма, но также вносит вклад в религиозное одухотворение нашего понимания жизни.
Чем дальше продвигается духовная эволюция человечества, тем более определенно мне представляется, что путь к истинной религиозности проходит не через страх жизни, страх смерти и слепую веру, но через стремление к рациональному знанию. В этом смысле я верю, что священник должен стать учителем, если он хочет оправдать свою высокую образовательную миссию.
A. Einstein, Science and Religion, in: Out of My Later Years, The Citadel Press, Secaucus, New Jersey, 1956, pp.21-30.
Перевод Леонида Ярославского

Бог Эйнштейна

Майкл Гилмор

Так во что же верил Эйнштейн?

Впервые полностью представлены тексты двух писем Эйнштейна, касающихся его неверия в Бога как в личность

Почти столетие назад, на начальном этапе своей интеллектуальной жизни, юный Альберт Эйнштейн стал скептиком. Об этом он пишет на первой странице своих "Автобиографических заметок" (Autobiographical Notes, 1949, pp.3-5):

"Я впал - хотя рожден был в абсолютно нерелигиозной еврейской семье - в глубокую религиозность; но в 12-летнем возрасте от религии резко отошел. Читая научно-популярные книги, я вскоре убедился, что в библейских сказаниях есть много такого, что просто не может быть правдой. В результате - жажда свободомыслия и в придачу впечатление, что молодежь намеренно обманывают… Именно здесь коренится мое недоверие к властям любого рода, это скептическое отношение, никогда с тех пор меня не покидавшее…"

Все мы знаем Альберта Эйнштейна как самого знаменитого ученого XX в., многим он известен как великий гуманист. Кто-то считает его человеком религиозным. Действительно, в работах Эйнштейна содержатся широко известные сейчас высказывания о Боге и религии (1949, 1954). Но хотя Эйнштейн и говорил, что религиозен и верит в бога, он вкладывал в это свой собственный, совершенно особый смысл. То, что Эйнштейн не был религиозен в обычном понимании этого слова, знают многие, но то, что он четко и ясно называл себя агностиком и атеистом, явится для кого-то настоящим открытием. Тем не менее тому, кто понимает, в каком значении Эйнштейн употреблял слова "религия", "бог", "атеизм", "агностицизм", ясно, что в своем отношении к вере он абсолютно последователен.

Отчасти распространенное представление о Боге и религии Эйнштейна навеяно его собственными афоризмами: "Бог изощрен, но не злонамерен", "Бог хитроумен, но козней не строит" или "Бог себе на уме, но он не подлец". (1946). И еще одно, тоже многократно упоминавшееся, - "Бог не играет в кости".

"Я хочу знать, как Бог создавал мир. Меня не интересуют здесь тот или иной феномен, спектр того или иного элемента. Я хочу постичь его мысли, все остальное - детали".

Легко понять, откуда взялось впечатление, что Эйнштейн в этих случаях говорит о своих близких отношениях с Богом как личностью, однако гораздо вернее будет сказать, что здесь он ведет речь о вселенной.

Часто цитируют и высказывание Эйнштейна о его "вере" в бога Спинозы. Но вырванное, как и большинство подобных изречений, из контекста, оно - в лучшем случае - вводит в заблуждение. Все началось с того, что бостонский кардинал О'Коннел раскритиковал теорию относительности Эйнштейна, предостерегая молодежь, что под туманной завесой этой теории скрывается "мерзкий призрак атеизма" и "размышления, которые сеют сомнения в Боге и его творении" (Ronald Clark. Einstein, The Life and Times, 1971, pp.413-414). Эйнштейн уже сталкивался и с более серьезными выражениями протеста против его теории в виде антисемитских сходок в Германии, поэтому сначала он не обратил внимания на обвинения кардинала. Но некоторое время спустя, 24 апреля 1929 г., нью-йоркский раввин Герберт Гольдпггейн телеграфировал Эйнштейну с вопросом: "Верите ли Вы в Бога?" (Sommerfeld А. То Albert Einstein 70th Birthday. 1949, p.103). В ответ Эйнштейн прислал растиражированное впоследствии: "Я верю в бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии Вселенной, но не в бога, который занимается судьбами и поступками людей" (там же, р.103). Раввин, который упорно пытался защитить Эйнштейна от кардинала, интерпретировал слова Эйнштейна по-своему, написав: "Спинозу, о котором говорят, что он восторженно относился к Богу, и для которого вся природа была божьим проявлением, разумеется, никак нельзя назвать атеистом. Более того, Эйнштейн подчеркивает единичность. Теория Эйнштейна, если довести ее до логического завершения, даст человечеству научную формулу монотеизма. Он развенчивает идеи дуализма и плюрализма. Он не оставляет места политеизму ни в одном из его проявлений. Возможно, последнее и вызвало возмущение кардинала. Назовем вещи своими именами" (Ronald Clark. Einstein, The life and Times, 1971, p.414). Им обоим, и раввину, и кардиналу, не следовало бы упускать из виду замечание Эйнштейна 1921 г. о науке, адресованное архиепископу Дэвидсону: "Это не имеет значения. Это просто абстрактная наука" (р.413).

Американский физик Стивен Вайнберг (Dreams of a Final Theory, 1992), разбирая высказывание Эйнштейна о "боге Спинозы", отметил следующее: "Имеет ли для кого-то принципиальное значение, что мы используем слово "бог" вместо слов "порядок" или "гармония", - разве что мы делаем это во избежание обвинений в безбожии?" Довод Вайнберга, конечно, разумен, но в случае с Эйнштейном мы должны сделать скидку и на то, что он был продуктом своего времени, и на его поэтическое мироощущение, и на его космическое религиозное восприятие таких понятий, как порядок и гармония вселенной.

Так во что же, если разобраться, верил Эйнштейн? Пространный ответ можно найти в эссе Эйнштейна на темы религии и науки, приведенные в его "Идеях и мнениях" (Ideas and Opinions, 1954), "Автобиографических заметках" (Autobiographical Notes, 1949) и в ряде других работ. А как насчет более короткого ответа?

Летом 1945 г., незадолго до того, как были сброшены бомбы на Хиросиму и Нагасаки, Эйнштейн написал небольшое письмо, в котором сформулировал атеистические взгляды (письмо 1). Это был ответ лейтенанту Гаю Рейнеру, обратившемуся к Эйнштейну с берегов Тихого океана с просьбой прояснить, во что же верит ученый с мировым именем (письмо 2). Спустя четыре года Рейнер обращается к Эйнштейну за дальнейшими разъяснениями: "По Вашему письму получается, что для иезуитского священника атеистом будет любой, кто не принадлежит римско-католической церкви, а Вы на самом деле еврей-ортодокс, или деист, или кто угодно еще. Вы намеренно оставили пространство для такой интерпретации, или Вы все же атеист в словарном значении этого слова, т.е. "тот, кто отрицает существование бога или высшей силы""? Ответ Эйнштейна приведен в письме 3.

Если соединить ключевые положения первого и второго ответов Эйнштейна, то его позиция не оставляет места для сомнений: "С точки зрения иезуитского священника, я, разумеется, атеист и всегда был им… Я неоднократно повторял, что, по моему мнению, идея бога-личности довольно наивна. Можете назвать меня агностиком, но я не разделяю воинственного духа настоящих атеистов, чей пыл объясняется по большому счету болезненностью избавления от оков религиозного воспитания, полученного в ранние годы. Я предпочитаю смиренное отношение, соответствующее нашей недостаточной способности рационально осмыслить природу и само наше существование".

Мне посчастливилось встретиться с Гаем Рейнером на собрании гуманистов в конце 1994 г. Тогда он и рассказал мне о письмах Эйнштейна. Рейнер проживает в калифорнийском городе Чатсуэрте, долгие годы работал преподавателем, теперь на пенсии. Письма Эйнштейна, которые он хранил как сокровище почти всю жизнь, в декабре 1994 г. были проданы компании, занимающейся историческими документами (Profiles in History, Беверли-Хиллз, Калифорния). Пять лет назад коротенькая заметка (Raner amp; Lerner, Einstein's Beliefs, 1992), описывающая эту переписку, появилась в журнале Nature. Но два письма Эйнштейна так и оставались неизвестными широкой публике.

Интересно, что в написанной Банешем Хоффманом великолепной биографической работе "Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь" (Albert Einstein, Creator and Rebel, 1972) письмо Эйнштейна к Рейнеру (от 1945 г.) все же приводится. Но при этом, хотя у Хоффмана письмо цитируется почти целиком (pp. 194-195), в нем отсутствует следующая фраза: "С точки зрения иезуитского священника, я, разумеется, атеист и всегда был им". Хоффмановская биография написана при участии секретаря Эйнштейна Хелен Дьюкас. С ее ли подачи была пропущена эта важная фраза или это была инициатива самого Хоффмана, я не знаю. Однако Фримен Дайсон (вступление в книге Quotable Einstein, 1996) отмечает, что "Хелен хотела представить миру Эйнштейна-легенду, друга школьников и голодных студентов, мягкого ироничного философа; Эйнштейна, не способного на ярость и трагические ошибки". По словам Дайсона, Дьюкас "была в корне не права, пытаясь скрыть от мира подлинного Эйнштейна". Возможно, именно по этим протекционистским соображениям она и исключила Эйнштейна из атеистов.

Одно из лучших определений бога, в которого верил Эйнштейн, содержится в книге Рональда Кларка "Эйнштейн, жизнь и время" (Einstein, The Life and Times, 1971), написанной профессиональным биографом Рональдом Кларком (хотя физики эту книгу и не жалуют): "Однако бог Эйнштейна - не тот, в кого верит большинство. Когда он писал о религии - а в зрелые и пожилые годы он обращался к этой теме часто, - он под разными названиями выводил то, что для простых смертных - и для большей части иудеев - представлялось просто вариацией агностицизма… Это была самая настоящая вера. Она рано созрела и глубоко укоренилась. С годами ее облагородили, окрестив космической религией, - изобрели словосочетание, которое придавало надлежащую солидность взглядам человека, не верящего в жизнь после смерти и полагавшего, что если добродетель вознаграждается в земной жизни, то это результат причинно-следственных отношений, а не награда свыше. Так что бог для Эйнштейна обозначал стройную систему следования законам, которые мог обнаружить человек, обладающий смелостью, воображением и настойчивым стремлением эти законы обнаружить" (р. 19).

Эйнштейн продолжал этот поиск, продолжал до последних дней своей 76-летней жизни, но искал он не того бога, который являлся Аврааму или Моисею. Для него целью поисков были мировой порядок и гармония.

Письмо 1
2 июля 1945 г.
Уважаемый м-р Рейнер,
я получил Ваше письмо от 10 июня. Никогда в жизни я не беседовал с иезуитским священником и поражен дерзостью этой лжи обо мне.
С точки зрения иезуитского священника, я, безусловно, всегда был и остаюсь атеистом. Ваши контраргументы кажутся мне очень правильными и едва ли можно сформулировать лучше. Антропоморфные концепции применительно к тому, что не относится к человеку, - по-детски наивны. Нам надлежит смиренно восхищаться гармонией устройства этого мира - насколько мы способны постигнуть его. И не более того.
С наилучшими пожеланиями, искренне ваш, Альберт Эйнштейн
Копия лейтенанту Глиндену.
Письмо 2
10 июня 1945 г.
Уважаемый м-р Эйнштейн,
вчера вечером я беседовал с иезуитом, католическим священником, по разным вопросам, связанным с религией, и в ходе разговора он сделал несколько заявлений относительно Вас, в которых я склонен сомневаться. Поскольку я хотел бы уяснить для себя эти вопросы, то буду признателен, если Вы прокомментируете следующие пункты.
Он сказал, что сначала вы были атеистом. Потом, по его словам, вы поговорили с иезуитским священником, и тот привел силлогизмы, которые Вы не смогли опровергнуть, после чего Вы стали верить в высший разум, управляющий вселенной. Один силлогизм был следующий: творение требует творца; вселенная-это творение, следовательно, должен быть и творец. Тут я поставил под вопрос то, что вселенная - это творение; я вижу объяснение сложности растительного и животного мира в эволюции; движение планет можно объяснять законами отталкивания и т.д., а понятие бесконечности вселенной объясняет то, чего не могут объяснить эволюция и законы вероятности. Но если бы даже творец и был, он мог бы лишь переделывать, а не создавать; к тому же, допуская наличие творца, мы снова возвращаемся к тому, с чего начали, - кто-то должен был создать и самого творца и т.д. Это точно так же, как считать, что мир покоится на спине слона, слон на черепахе, черепаха на другой черепахе и т.д.
Так или иначе, по его словам, этого оказалось достаточно для того, чтобы убедить Вас в существовании высшего разума, который правит вселенной.
Второй силлогизм: "законы" природы (гравитация и т.д.) существуют, но если есть законы, то, значит, должен быть и законодатель; законодателем был Бог. Для меня это звучит как словесная эквилибристика. Исходя из того, что вселенная существует, независимо от того, был "бог" или нет, что-то должно было произойти; если бы вся материя сошлась в небесное тело, Вы имели бы закон притяжения или что-то в этом роде. Те законы, на которые он ссылается здесь, представляются мне просто констатацией фактов, а не законами, которые предполагают разумного законодателя.
Третий силлогизм он не мог вспомнить. Но если эта история правдива, то, вероятно, это сможете сделать Вы. Он утверждал также, что теория эволюции сегодня полностью опровергнута; у меня обратное впечатление. Несмотря на то, что теория Дарвина о выживании "наиболее приспособленных" в общем опровергается (надо признать, я не слишком много знаю о современных теориях в этой области), по моим представлениям, теория эволюции остается основной концепцией в биологии. Разве я не прав?
Моя личная философия в целом согласуется с позицией гуманистов, выраженной Американской гуманистической ассоциацией. У меня было впечатление, что Вы связаны с этим движением, поэтому я усомнился в том, что вышеприведенные аргументы привели Вас к вере в "высший разум, который правит вселенной". Буду чрезвычайно признателен Вам за коротенькое письмо, проливающее свет на эту ситуацию. Мой друг, с которым у нас был спор, сказал, что будет очень благодарен, если Вы пришлете ему копию по следующему адресу…
Письмо 3
28 сентября 1949 г.
Дорогой м-р Рейнер,
с удовольствием делаю вывод из Вашего письма от 25 сентября, что Ваши убеждения близки моим собственным. Доверяя Вашим здравым суждениям, я уполномочиваю Вас использовать мое письмо от 3 июля 1945 года так, как вы сочтете нужным.
Я неоднократно повторял, что, по моему мнению, идея бога-личности довольно наивна. Вы можете называть меня агностиком, но я не разделяю воинственного духа настоящих атеистов, чей пыл объясняется по большому счету болезненным избавлением от оков религиозного воспитания, полученного в ранние годы. Я предпочитаю смиренное отношение, соответствующее нашей недостаточной способности рационально осмыслить природу и само наше существование.
Искренне Ваш, Альберт Эйнштейн
Skeptic, vol.5, no.2, 1997.
Перевод Марии Десятовой и Розы Пискотиной

Размещено на Allbest.ru


Подобные документы

  • Наука как сфера человеческой деятельности. Этапы познания научной истины. Характеристика и причины расцвета лженауки. Причины и особенности возникновения и развития религии. Вопрос об отношении государства к церкви, история размежевания науки и религии.

    реферат [29,6 K], добавлен 24.12.2010

  • Жизнь и деятельность английского ученого и общественного деятеля Бертрана Рассела. Создание концепции логического атомизма. История философии глазами Рассела, язык математики в его философии. Литературно-поэтическое выражение в философском тексте.

    контрольная работа [24,3 K], добавлен 27.06.2010

  • История сосуществования науки и религии. Наука как система понятий о явлениях и законах внешнего мира. Естественные и гуманитарные науки, их основные методы познания. Мировоззрение в науке и религии. Противостояние сущности науки и мировоззрения.

    курсовая работа [29,9 K], добавлен 23.02.2010

  • Изучение философии как высшей формы духовной деятельности. Сущность и роль науки как феномена культуры и общественной жизни. Исследование основных элементов религии: вероучения, культа, религиозной организации. Соотношение философии, науки и религии.

    курсовая работа [31,7 K], добавлен 12.05.2014

  • Проблема времени в философии жизни. Понятие времени в античной философии. Длительность в XVII-XVIII веках. Абсолютное и относительное время. Философия науки конца XIX – начала XX вв. Альберт Эйнштейн: пространство, время как четырёхмерное многообразие.

    реферат [22,4 K], добавлен 11.12.2010

  • Характеристика соотношения философии (дисциплины, изучающей наиболее общие существенные характеристики и фундаментальные принципы реальности и познания человека, отношения человека и мира) и науки - особого вида человеческой познавательной деятельности.

    презентация [1,5 M], добавлен 09.06.2010

  • Ряд тестов и верные ответы на них по курсу дисциплины "Философия". Философия как наука, целостная картина мира и бытие человека в нём. Определение категорий философии, произведения утопистов, проблемы экологии. Теоретические течения философии и религии.

    тест [27,4 K], добавлен 20.12.2010

  • Теория познания как мировоззренческое направление. Институты философского исследования: истина, знание, наука. Силлогистика - предпосылка развития истинного знания и логики. Научное миропонимание, его преобладание в ареале технократической цивилизации.

    контрольная работа [467,8 K], добавлен 23.11.2010

  • Гносеология как философское учение о возможностях и путях познания бытия человеком. Наука как деятельность человека по выработке, систематизации и проверке знаний. Проблема взаимоотношений знания и веры. Гносеология как философское учение о возможностях и

    контрольная работа [20,1 K], добавлен 19.02.2009

  • Понятие и основные компоненты науки, особенности научного познания. Сущность и "эффект Матфея" в науке. Дифференциация наук по отраслям знаний. Философия как наука. Специфика познания социальных явлений. Методологические аспекты существования науки.

    курсовая работа [31,2 K], добавлен 18.10.2012

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.