Субъективная логика или учение о понятии

Эта тотальность, моменты которой сами суть обладающие полнотой отношения понятия - умозаключения, в которых каждый из трех различенных объектов проходит через определение среднего члена и крайних членов, - эта тотальность составляет свободный механизм. Различенные объекты имеют в нем своим основным определением объективную всеобщность, тяжесть, проникающую [все] и сохраняющую себя тождественной в обособлении. Отношения давления, толчка, притяжения я тому подобное, равно как и агрегации или смешения, принадлежат к отношению той внешности, которая обосновывает третье из сформулированных выше умозаключений. Порядок - чисто внешняя определенность объектов - перешел в имманентное и объективное определение; это определение есть закон.

в) Закон (Das Gesetz)

В законе проявляется более определенное отличие идеальной реальности объективности от [ее] внешней реальности. У объекта как непосредственной тотальности понятия внешность еще не отлична от понятия, которое отдельно [еще] не положено. Когда объект возвратился через процесс в себя, возникла противоположность простой центричности в отношении к внешности, определенной теперь как внешность, т. е. положенной не как в-себе-и-для-себя-сущее. Указанный выше тождественный или идеальный момент индивидуальности есть в силу соотношения с внешностью долженствование; это - в себе и для себя определенное и самоопределяющее единство понятия, и этому единству упомянутая выше внешняя реальность не соответствует и потому может быть лишь стремлением. Но индивидуальность в себе и для себя есть конкретный принцип отрицательного единства и как таковой сама есть тотальность - единство, расщепляющее себя на определенные различия понятия (Begriffsunterschiede) и остающееся в своей равной самой себе всеобщности; тем самым индивидуальность есть средоточие, расширенное внутри своей чистой идеальности через различие. - Эта соответствующая понятию реальность есть идеальная реальность, отличная от указанной выше лишь стремящейся реальности; различие, которое вначале есть множественность объектов, дано в своей существенности и принято в чистую всеобщность. Эта реальная идеальность есть душа развитой прежде объективной тотальности, в себе и для себя определенное тождество системы.

Поэтому объективное в-себе-и-для-себя-бытие оказывается в своей тотальности более определенным, нежели отрицательное единство центра, которое разделяется на субъективную индивидуальность и внешнюю объективность, сохраняет в последней первую и определяет ее в идеальном различии. Это самоопределяющее единство, абсолютно возвращающее внешнюю объективность в идеальность, есть принцип самодвижения; определенность этого одушевляющего [принципа] - различие самого понятия - есть закон. - Мертвым механизмом был рассмотренный выше механический процесс объектов, которые непосредственно являли себя как самостоятельные, но именно поэтому на самом деле несамостоятельны и имеют свой центр вовне себя. Этот процесс, переходящий в покой, обнаруживает либо случайность и неопределенную неодинаковость, либо формальное единообразие. Это единообразие есть, пожалуй, правило, но не закон. Лишь свободный механизм имеет закон, собственное определение чистой индивидуальности или для себя сущего понятия; как различие в самом себе этот закон есть вечный источник само себя возбуждающего движения; соотносясь в идеальности своего различия лишь с собой, закон есть свободная необходимость.

с) Переход механизма (Ubergang des Mechanismus)

Однако эта душа еще погружена в свое тело; отныне определенное, но внутреннее понятие объективной тотальности есть свободная необходимость: закон еще не противопоставил себя своему объекту; закон есть конкретная центричность как всеобщность, непосредственно переходившая в свою объективность. Указанная выше идеальность имеет поэтому своим определенным различием не сами объекты; они самостоятельные индивиды тотальности или же, если бросить взгляд назад на [пройденную] формальную ступень, неиндивидуальные, внешние объекты. Закон, правда, имманентен им и составляет их природу и мощь, но его различие включено в его идеальность, и сами объекты не различены в идеальном различии закона. Однако объект имеет свою существенную самостоятельность единственно лишь в идеальной центричности и ее законах; поэтому объект не в силах оказывать сопротивление суждению понятия и сохранять себя в абстрактной, неопределенной самостоятельности и замкнутости. В силу идеального, имманентного ему различия его наличное бытие есть определенность, положенная понятием. Его несамостоятельность перестала таким образом быть стремлением лишь к средоточию, по отношению к которому он (именно потому, что его соотношение [с центром] есть лишь стремление) являет себя как самостоятельный внешний объект; теперь он стремление к определенно противоположному ему объекту; в силу этого и сам центр распался, и его отрицательное единство перешло в объективированнную противоположность. Поэтому центричность есть теперь соотношение этих отрицательных друг к другу и напряженных объективностей. Так свободный механизм определяет себя как химизм.

Глава вторая. ХИМИЗМ (DER CHEMISMUS)

Химизм составляет во всей объективности в целом момент суждения-различия, ставшего объективным, и процесса. Так как он уже начинает с определенности и положенноеT и так как химический объект есть в то же время объективная тотальность то дальнейшее его течение просто и вполне определено своей предпосылкой.

А. ХИМИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ (DAS CHEMISCHE OBJEKT)

Химический объект отличается от механического тем, что последний есть тотальность, безразличная к определенности;

природе же химического объекта свойственна определенность и, стало быть, соотношение с другим, а также способ этого соотношения. - В то же время эта определенность есть по существу своему обособление, т. е. она принята во всеобщность; как такая она принцип - всеобщая определенность, определенность не только одного единичного объекта, но и другого. Поэтому в химическом объекте его понятие как внутренняя тотальность обеих определенностей отличается теперь от той определенности, которая составляет природу единичного объекта в его внешности и существовании. Будучи таким образом в себе всем понятием в целом, объект имеет в самом себе необходимость и импульс к тому ' чтобы снять свое противоположное, одностороннее наличие (Bestehen) и сделать себя в наличном бытии тем реальным целым, которое он есть по своему понятию.

Относительно выражения "химизм" для [обозначения] отношения того различия объективности, которое здесь выявилось, можно, впрочем, заметить, что его не следует здесь понимать так, будто это отношение проявляется только в той форме природы элементов, которая именуется так называемым химизмом в собственном смысле. Уже такое отношение, как атмосферные явления, должно рассматриваться в качестве процесса, причастники которого имеют больше природу физических, чем химических элементов. В живых существах под эту схему попадает отношение полов, точно так же она составляет формальную основу духовных отношений - любви, дружбы и т. д.

При ближайшем рассмотрении [оказывается, что] химический объект как самостоятельная тотальность вообще есть прежде всего рефлектированный в себя объект, который поэтому отличен от своей рефлектированности (Reflektiertsein) вовне, - безразличный базис56, индивид, еще не определенный как различенный; личность также есть такой еще только с собой соотносящийся базис. Имманентная же определенность, которая составляет дифференцию химического объекта, во-первых, рефлектирована в себя так, что это изъятие соотношения, направленного вовне, есть лишь формальная абстрактная всеобщность; таким образом, соотношение, направленное вовне, есть определение непосредственности и существования химического объекта. С этой стороны он не а самом себе возвращается в индивидуальную тотальность, и отрицательное единство имеет оба момента своей противоположности в двух отдельных объектах. Поэтому химический объект не может быть понят из него самого, и бытие одного объекта есть бытие другого. Но во-вторых, определенность абсолютно рефлектирована в себя и есть конкретный момент индивидуального понятия целого, а это понятие есть всеобщая сущность, реальный род отдельного объекта. Химический объект (а тем самым и противоречие между его непосредственной положенностью и его имманентным индивидуальным понятием) есть стремление снять определенность его наличного бытия и дать существование объективной тотальности понятия. Поэтому хотя он и есть несамостоятельный объект, но такой, что самой своей природой он приводится в напряженное состояние относительно этой несамостоятельности и, самоопределяясь, начинает процесс.

В. ХИМИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС (DER CHEMISCHE PROZESS)

1. [Химический] процесс начинается с предпосылки, что хотя объекты находятся в напряжении относительно самих себя, они именно поэтому находятся в напряжении прежде всего относительно друг друга; это отношение называется их сродством. Так как каждый объект по своему понятию находится в противоречии с собственной односторонностью своего существования и потому стремится снять ее, то здесь непосредственно положено стремление к тому, чтобы была снята односторонность другого объекта и этим взаимным уравниванием и соединением была положена реальность в соответствии с понятием, содержащим оба момента.

Так как каждый [из этих объектов] положен как в самом себе противоречащий себе и снимающий себя, то лишь внешнее насилие удерживает их обособленными и друг от друга и от их взаимного дополнения. Середина, связывающая эти крайности (Extreme), - это, во-первых, в-себе-сущая природа обеих, все понятие в целом, держащее их внутри себя. Но, во-вторых, так как они в [своем] существовании противостоят друг другу, то их абсолютное единство также есть отлично от них существующая, еще формальная стихия, - стихия передавания, в которой они вступают во внешнюю связь друг с другом. Так как реальное различие свойственно крайним членам, то этот средний член есть лишь их абстрактная нейтральность, их реальная возможность, -как бы теоретическая стихия существования химических объектов их процесса и его результата; в сфере телесного вода исполняет функции этой среды; в сфере духовного, поскольку в ней имеет место нечто аналогичное такому отношению, им следует считать знак вообще и, точнее, язык.

Отношение объектов [между собой] просто как способ передачи в этой стихии есть, с одной стороны, спокойное слияние, но с другой стороны, в равной мере и отрицательное отношение, поскольку при передавании конкретное понятие, составляющее их природу, полагается в сферу реальности, и тем самым реальные различия объектов приводятся к его единству. Этим их прежняя самостоятельная определенность снимается в соединении, соответствующем понятию, которое в обоих одно и то же, их противоположность и напряженность от этого ослабевают, вследствие чего стремление достигает в этом взаимном дополнении своей спокойной нейтральности.

Процесс таким образом угас; так как противоречие между понятием и реальностью теперь уравнено, то крайние члены умозаключения утратили свою противоположность и тем самым перестали быть крайними членами по отношению друг к другу и к среднему члену. Продукт нейтрален, т. е. его составные части которые больше не могут быть названы объектами, уже утратили свою напряженность, а стало быть, и свойства, ранее присущие им как напряженным, но в нем сохранилась способность к их прежней самостоятельности и напряженности. А именно отрицательное единство нейтрального [продукта] исходит из некоторого различия, выступающего как предпосылка; определенность химического объекта тождественна с его объективностью она первоначальна. Рассмотренным процессом эта дифференция снята еще только непосредственно; определенность поэтому еще не абсолютно рефлектирована в себя, стало быть, продукт процесса есть лишь формальное единство.

В этом продукте напряженность противоположности и отрицательное единство как деятельность процесса теперь, правда, угасли Но так как это единство существенно для понятия и в то же время само достигло существования, то оно все еще имеется, однако вне нейтрального объекта. Процесс не возбуждается вновь сам собой, поскольку он имел дифференцию лишь своей предпосылкой, а им самим оно не положено. -Эта самостоятельная деятельность вне объекта, существование абстрактной единичности, для-себя-бытие которой имеет свою реальность в неразличенном (indifferenten) объекте, теперь находится в напряжении внутри самой себя относительно своей абстрактности, есть беспокойная внутри себя деятельность, которая, Расходуя себя обращается вовне. Она непосредственно соотносится с объектом спокойная нейтральность которого есть реальная возможность ее противоположности; объект этот есть теперь средний член нейтральности, бывшей прежде чисто формальной, а теперь конкретной внутри себя и определенной.

Ближайшее непосредственное соотношение отрицательного единства как крайнего члена с объектом состоит в том, что объект определяется этим единством и вследствие этого расщепляется. Это расщепление можно рассматривать прежде всего как восстановление той противоположности напряженных объектов, с которой начался химизм. Однако это определение не составляет другого крайнего члена умозаключения, а принадлежит к непосредственному соотношению различающего принципа с тем средним членом, в котором этот принцип дает себе свою непосредственную реальность; это та определенность, которой средний член дизъюнктивного умозаключения обладает еще помимо того, что он есть всеобщая природа предмета, и благодаря которой предмет есть и объективная всеобщность, и определенная особенность. Другой крайний член умозаключения противостоит внешнему самостоятельному крайнему члену - единичности; поэтому он столь же самостоятельный крайний член-всеобщность; поэтому расщепление, которому подвергаются в нем реальная нейтральность среднего члена, состоит в том, что она разлагается не на взаимно различные, а на неразличенные моменты. Эти моменты суть тем самым, с одной стороны, абстрактный безразличный базис, а с другой - его одушевляющий принцип57, который, отделяясь от базиса, тоже приобретает форму безразличной объективности.

Это дизъюнктивное умозаключение есть тотальность химизма, в которой одно и то же объективное целое представлено сперва как самостоятельное отрицательное единство, затем - в среднем члене - как реальное единство, наконец, как химическая реальность, разложенная на свои абстрактные моменты. В этих моментах определенность достигла своей рефлексии-в-себя не в чем-то ином, как это имеет место в нейтральном объекте, а в себе возвратилась в свою абстрактность и есть стихия в ее первоначальной определенности.

3. Тем самым эти объекты-стихии освобождены от химической напряженности; в них реальным процессом была положена первоначальная основа той предпосылки, с которой химизм начался. А поскольку, далее, с одной стороны, внутренняя определенность этих объектов, как таковая, есть по существу своему противоречие между ее простым безразличным наличием (gleichgiiltigen Bestehens) и ею как определенностью, а также побуждение вовне, которое расщепляет себя и полагает напряженность в своем объекте и в некотором другом, дабы иметь нечто такое, к чему объект мог бы относиться как различенный (differentes) и в чем он мог бы нейтрализоваться и сообщить своей простой определенности налично сущую реальность, - постольку химизм возвратился тем самым к своему началу, в котором взаимно напряженные объекты ищут друг друга, а затем соединяются в нечто нейтральное через формальный, внешний средний член. С другой стороны, химизм этим возвращением в свое понятие снимает себя и перешел в некоторую высшую сферу.

С. ПЕРЕХОД ХИМИЗМА (UBERGAND DES CHEMISMUS)

Уже обычная химия дает нам примеры, таких химических изменений, при которых, например, то или другое тело сообщает одной части своей массы более высокую степень окисления и этим снижает окисление другой ее части до той степени, при которой данное тело только и может вступить в нейтральное соединение с придвигаемым к нему другим отличным (differenten) от него телом, что было бы невозможно при сохранении его первой, непосредственной степени окисления. Здесь происходит следующее: объект соотносится с другим объектом не на основе непосредственной, односторонней определенности, а на основе внутренней тотальности некоторого первоначального отношения полагает предпосылку, необходимую ему, чтобы вступить в реальное отношение, и тем самым дает себе средний член, которым он связывает свое понятие со своей реальностью; он есть в себе и для себя определенная единичность, конкретное понятие как принцип разделения на крайние члены, воссоединение которых есть деятельность того же самого отрицательного принципа, который благодаря этому возвращается к своему первому определению, но уже как объективированный.

Сам механизм есть первое отрицание безразличной объективности и внешности определенности (Auberlichkeit der Bestimmtheit), следовательно, он еще отягощен непосредственной самостоятельностью объекта и внешностью. Поэтому он сам по себе еще не есть та тотальность самоопределения, которая проистекает из него и в которой он скорее снимает себя. - Полученные три умозаключения составляют его тотальность; первое умозаключение имеет средним членом формальную нейтральность, а крайними - напряженные объекты; второе имеет средним членом продукт первого, реальную нейтральность, а крайними - расщепляющую деятельность и ее продукт, безразличную стихию;

третье - это реализующее себя понятие, полагающее для себя ту предпосылку, которой обусловлен процесс его реализации, - умозаключение, имеющее своей сущностью всеобщее. Поскольку определение химической объективности - быть непосредственностью и внешностью, эти умозаключения все еще оказываются вне друг друга. Первый процесс, продукт которого - нейтральность напряженных объектов, угасает в своем продукте, и его вновь возбуждает лишь приводящее извне дифференцирование; буду обусловлен непосредственной предпосылкой, он ею и исчерпывается. Точно так же выделение различенных (differenten) крайних членов из нейтрального [продукта ], а равно и их разложение на их абстрактные стихии должно исходить от приходящих извне условий и возбуждений к деятельности. Но так как и оба существенных момента процесса - с одной стороны, нейтрализация, а, с другой - отделение и редукция, - связаны одним и тем же процессом, а соединение и ослабление напряженных крайних членов есть также и разделение на таковые, то эти моменты в силу внешности, еще лежащей в основании, составляют две разные стороны; крайние члены, выделяемые в этом же процессе, - это не те объекты или материи, которые соединяются в нем; поскольку первые выходят из этого процесса вновь различенными, они должны обращаться вовне; их новая нейтрализация есть другой процесс, нежели та нейтрализация, которая имела место в первом процессе.

Но эти разные процессы, оказавшиеся необходимыми, составляют столько же ступеней, проходя через которые снимаются внешность и обусловленность (Bedingtsein), вследствие чего понятие выступает как определенная в себе и для себя и не обусловленная внешностью тотальность. В первом процессе снимается внешность составляющих всю реальность, различенных (differenten) друг от друга крайних членов, иначе говоря, снимается разность между в себе сущим определенным понятием и его наличествующей определенностью. Во втором процессе снимается внешность реального единства, снимается соединение как чисто нейтральное', - говоря точнее, формальная деятельность снимает себя сначала в столь же формальных основаниях (Basen) или неразличенных (indifferenten) определенностях, внутреннее понятие которых есть теперь возвратившаяся в себя, абсолютная деятельность как реализующаяся в самой себе, т. е. как деятельность, полагающая внутри себя определенные различия и конституирующаяся как реальное единство благодаря этому опосредствованию, - опосредствованию, которое, стало быть, есть собственное опосредствование понятия, его самоопределение и которое касательно рефлексии понятия в себя из этого опосредствования есть имманентное предполагание. Третье умозаключение, которое, с одной стороны, есть восстановление предшествующих процессов, снимает, с другой стороны, еще и последний момент безразличных оснований (Basen) - снимает совершенно абстрактную внешнюю непосредственность, которая таким образом становится собственным моментом опосредствования понятия самим собой. Понятие, которое тем самым сняло все моменты своего объективного наличного бытия как внешние и которым они положены в его простое единство, благодаря этому полностью освободилось от объективной внешности, с которой оно уже соотносится лишь как с несущественной реальностью; это объективное свободное понятие есть цель.

Глава третья. ТЕЛЕОЛОГИЯ (TELEOLOGIE)

Там, где усматривается целесообразность, источником ее признают рассудок; для цели, следовательно, требуют собственного свободного существования понятия. Телеологию противопоставляют прежде всего механизму, в котором положенная в объекте определенность есть как внешняя по существу своему такая определенность, в которой не обнаруживается никакого самоопределения. Противоположность между causis efficientibus и causis finalibus - между только действующими и конечными причинами - относится к указанному различию, к которому, взятому в конкретной форме, сводится также и исследование того, понимать ли абсолютную сущность мира как слепой природный механизм или как рассудок, определяющий себя согласно целям. Антиномия фатализма (вместе с детерминизмом) и свободы равным образом касается противоположности между механизмом и телеологией, ибо свободное есть понятие в своем существовании.

Прежняя метафизика обращалась с этими понятиями так же, как и со своими другими понятиями: с одной стороны, она предполагала некоторое представление о мире и старалась показать, что то или иное понятие ему соответствует, а противоположное понятие неудовлетворительно, так как это представление нельзя объяснить из него; с другой стороны, она не исследовала при этом, какое понятие истинно само по себе - механической причины или цели. Если само это установлено, то пусть объективный мир являет нам механические и конечные причины; их существование не есть масштаб истины, а скорее истина есть критерий того, какое из этих существовании есть истинное существование мира. Подобно тому как субъективный рассудок обнаруживает в самом себе и заблуждения, так и объективный мир показывает и те стороны и ступени истины, которые, взятые сами по себе, лишь односторонни, неполны и суть только отношения в сфере явлений. Если механизм и целесообразность противостоят друг другу, то именно поэтому их нельзя брать как равнодушные друг к другу, каждое из которых отдельно как будто есть правильное понятие и так же ценно, как и другое, так что весь вопрос только в том, где можно применять то или другое. Эта их равноценность основана только на том, что и то и другое есть, а именно на том, что мы имеем их оба. Но так как они противоположны, то необходимый первый вопрос -какое из них есть истинное понятие, а более важный подлинный вопрос _ это вопрос о том, не есть ли нечто третье их истина или не есть ли одно из них истина другого. - Но отношение цели оказалось истиной механизма. - То, что представилось как химизм, связано с механизмом постольку, поскольку цель есть понятие в своем свободном существовании и ей вообще противостоит несвобода понятия, его погруженность во внешность, таким образом, и то и другое - и механизм, и химизм - одинаково рассматриваются как необходимость природы, так что в механизме понятие не существует в объекте, потому что объект этот как механический не содержит самоопределения, а в химизме понятие или обладает напряженным, односторонним существованием, или (поскольку оно выступает как единство, создающее в нейтральном объекте напряженность и расщепляющее его на крайние члены), снимая эту раздельность, внешне самому себе.

Чем больше телеологический принцип связывался с понятием некоего внемирового рассудка и потому находился под покровительством благочестия, тем в большей мере он, казалось, удалялся от истинного исследования природы, которое стремится познать свойства природы не как чужеродные, а как имманентные определенности и признает лишь такое познание постижением в понятиях. Так как цель есть само понятие в своем существовании, то может показаться странным, что познание объектов из их понятия представляется скорее неправомерным переходом в некоторую чужеродную стихию, а механизм, для которого определенность объекта дана как определенность, положенная в нем извне и чем-то иным, считается более имманентным воззрением, чем телеология. Механизм, по крайней мере обычный, несвободный, равно как и химизм, действительно должен рассматриваться как имманентный принцип постольку, поскольку определяющее внешнее само в свою очередь есть лишь такого рода объект, нечто внешне определенное и безразличное к такой определяемоеT (Bestinuntwerden), или, если иметь в виду, химизм, поскольку другой объект есть равным образом химически определенный и вообще поскольку тот или иной существенный момент тотальности всегда находится в чем-то внешнем. Эти принципы остаются поэтому в пределах одной и той же природной формы конечности; но хотя они не желают выходить за пределы конечного и для [объяснения] явлений приводят лишь к конечным причинам, которые сами требуют идти все дальше и дальше, они, однако, в то же время расширяются, с одной стороны, до формальной тотальности в понятиях силы, причины и тому подобных рефлективных определениях, которые должны выражать собой первоначальность, с другой стороны, через абстрактную всеобщность - до некоторой совокупности сил (All der Krafte), до некоторого целого взаимных причин. Механизм проявляет себя как стремление к тотальности тем, что он старается понять природу самое по себе как нечто целое, не требующее для своего понятия ничего иного, - тотальность, которой нет в цели и в связанном с ней внемировом рассудке.

Целесообразность проявляется прежде всего как нечто высшее вообще, как рассудок, внешним образом определяющий многообразие объектов через некоторое в себе и для себя сущее единство, так что безразличные определенности объектов становятся благодаря этому отношению существенными. В механизме они становятся таковыми благодаря одной лишь форме необходимости, причем их содержание безразлично, ибо они должны оставаться внешними, и только рассудок, как таковой, должен чувствовать удовлетворение, познавая присущую ему связь-абстрактное тождество. Напротив, в телеологии содержание становится важным, так как она предполагает некоторое понятие, нечто в себе и для себя определенное и, стало быть, самоопределяющее, следовательно, от соотношения различий и их взаимной определенности (Bestimmtsein), от формы она отличила рефлектированное в себя единство, нечто в себе и для себя определенное, стало быть, некоторое содержание. Но если содержание к тому же конечно и ничтожно, то оно противоречит тому чем оно должно быть, ведь цель по своей форме есть бесконечная внутри себя тотальность, в особенности если признают что целенаправленная деятельность есть абсолютная воля и абсолютный рассудок. Телеология потому навлекла на себя столько упреков в несообразности, что цели, которые она указывала, то более значительны, то более ничтожны - как попадется и касающееся целей отношение между объектами потому столь часто должно было казаться пустой забавой, что это отношение являет себя столь внешним и потому случайным. Напротив, механизм оставляет за определенностями объектов по их содержанию свойственное им значение случайных определенностеи, к которым объект безразличен и которые не должны быть более значимы ни для объектов, ни для субъективного рассудка, вот почему этот принцип, связывая собой внешнюю необходимость, дает сознание бесконечной свободы по сравнению с телеологией, выставляющей вне незначительное и даже презренное в своем содержании как нечто абсолютное, в котором более общая мысль может чувствовать себя лишь бесконечно стесненной и даже испытывать отвращение.

Формальная невыгодность позиции, которую занимает эта телеология, заключается прежде всего в том, что она доходит лишь до внешней целесообразности. Так как понятие тем самым положено как нечто формальное, то содержание есть для телеологии и нечто данное ему внешним образом в многообразии объективного мира, -данное именно в тех определенностях, которые составляют также содержание механизма, но как нечто внешнее, случайное. Ввиду этой общности [содержания! единственно лишь форма целесообразности, взятая сама по себе и составляет суть всего телеологического. В этом отношении и не принимая во внимание различия между внешней и внутренне" целесообразностью, отношение цели вообще оказалось в себе для себя истиной механизма. - Телеология вообще обладает лее высоким принципом - понятием в своем существовании, каковое понятие в себе и для себя есть бесконечное и абсолютное, - принцип свободы, который, совершенно уверенный в своем самоопределении, абсолютно лишен присущей механизму внешней определяемости.

Одна из великих заслуг Канта перед философией состоит в различении им относительной, или внешней, и внутренней целесообразности; в последней он раскрыл понятие жизни, идею и этим сделал положительно то, что критика разума делает лишь несовершенно, весьма превратно и лишь отрицательно, - а именно возвысил философию над рефлективными определениями и релятивным миром метафизики. - Раньше уже было указано, что противоположность между телеологией и механизмом - это прежде всего более общая противоположность между свободой и необходимостью. В такой форме Кант представил эту противоположность как одну из антиномий разума, а именно как третье противоречие трансцендентальных идей. - Я изложу его взгляд, которого я уже касался выше, совершенно кратко, так как существенное в нем столь просто, что не нуждается в пространном разъяснении, а характер кантовских антиномий мы уже осветили более подробно в другом месте58.

Тезис антиномии, подлежащей здесь рассмотрению, гласит:

"Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность (Kausalitat durch Freiheit)".

Антитезис: "Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы".

Доказательство, как и в прочих антиномиях, ведется, во-первых, апагогически: допускается противное каждому тезису; во-вторых, чтобы показать противоречивость этого допущения, принимается и предполагается правильным противоположное этому допущению, т. е. положение, подлежащее доказательству. Можно было поэтому обойтись без всего этого окольного пути доказывания; доказательство состоит не в чем другом, как в ассерторическом утверждении обоих противостоящих друг другу положений.

А именно, для доказательства тезиса нам предлагают сперва допустить следующее: нет никакой другой причинности, кроме причинности по законам природы, т. е. по механической необходимости вообще, включая сюда и химизм. Это положение противоречит себе потому, что закон природы состоит именно в том, что ничто не происходит без достаточно определенной а priori причины, в которой, стало быть, содержится абсолютная спонтанность; другими словами, допущение, противоположное тезису, противоречиво потому, что оно противоречит тезису.

Для доказательства антитезиса предлагается сделать следующее допущение: существует свобода как особый вид причинности - свобода безусловно начинать некоторое состояние, а стало быть, и ряд следствий его. Но так как такое начало предполагает состояние, не имеющее никакой причинной связи с предшествующим состоянием той же самой причины, то оно противоречит закону причинности, только согласно которому и возможно единство опыта и вообще опыт; другими словами, допущение свободы, противоречащее антитезису, невозможно потому, что оно противоречит антитезису.

По существу та же самая антиномия встречается снова в "Критике телеологической способности суждения" как противоположность [между утверждением], что "всякое возникновение материальных вещей возможно только по механическим законам", и утверждением, что "некоторые порождения их невозможны по таким законам". - Кантово разрешение этой антиномии таково же как общее разрешение [им] прочих антиномий; а именно, разум не может доказать ни того, ни другого положения, так как у нас не может быть априорного определяющего принципа относительно возможности вещей только по эмпирическим законам природы; далее, оба положения следует поэтому рассматривать не как объективные положения, а как субъективные максимы: я, с одной стороны, должен всегда размышлять о всех событиях природы согласно принципу одного лишь механизма природы, но это не мешает мне в подходящих случаях исследовать некоторые формы природы по другой максиме, а именно по принципу конечных причин, - как будто эти две максимы (они, впрочем, по мнению Канта, необходимы только для человеческого разума) не столь же противоположны друг другу, как указанные выше положения. - Как уже было отмечено, [Кант], придерживаясь полностью этой точки зрения, не исследует того, чего единственно и требует философский интерес, а именно какой из этих двух принципов истинен сам по себе. Для этой точки зрения нет никакой разницы, рассматриваются ли принципы как объективные (это значит здесь: внешне существующие определения природы) или только как максимы субъективного познания. Скорее это - субъективное, т. е. случайное, познание, применяющее ту или другую максиму в подходящих случаях, т.е. в зависимости от того, какую из них оно находит подобающей для данных объектов, вообще же оно не спрашивает об истинности самих этих определений - суть ли они оба определения объектов или определения познания.

Поэтому, как бы неудовлетворителен ни был кантовский анализ телеологического принципа с точки зрения существа дела, во всяком случае достойно внимания то, какое место Кант отводит этому принципу. Приписывая его рефлектирующей силе суждения Кант делает его связующим звеном между всеобщностью разума и единичностью созерцания. Далее он различает эту рефлектирующую силу суждения от определяющей, которая лишь подводит особенное под всеобщее. Такое всеобщее, под которое только подводится [единичность], есть нечто абстрактное, становящееся конкретным лишь в чем-то ином, в особенном. Напротив, цель есть конкретное всеобщее, имеющее в самом себе момент особенности и внешности; оно поэтому деятельно и есть побуждение отталкивать себя от самого себя. Понятие как цель есть, конечно, объективное суждение, в котором одним определением служит субъект, а именно конкретное понятие, как определенное само через себя, а другим определением - не только предикат, но и внешняя объективность. Однако отсюда не вытекает, что отношение цели есть рефлектирующий акт суждения (reflektierendes Urteilen), который рассматривает внешние объекты лишь с точки зрения единства, как будто какой-то рассудок дал это отношение для нашей познавательной способности; нет, это отношение есть в себе и для себя сущее истинное, которое судит объективно и абсолютно определяет внешнюю объективность. Отношение цели есть в силу этого нечто большее, чем суждение, оно умозаключение самостоятельного, свободного понятия, связывающего себя с самим собой через объективность.

Цель оказалась третьим по отношению к механизму и химизму; она их истина. Находясь еще внутри сферы объективности или непосредственности тотального понятия, она еще испытывает воздействие внешнего, как такового, и ей противостоит объективный мир, с которым она соотносится. С этой стороны при отношении цели (которое есть внешнее отношение) все еще выступает механическая причинность, к которой в общем следует причислить и химизм, но выступает как подчиненная этому отношению, как сама по себе снятая. При ближайшем рассмотрении этого отношения оказывается, что механическому объекту как непосредственной тотальности безразлично, быть определяемым или чем-то определяющим. Эта внешняя определенность теперь развилась до самоопределения и тем самым положено понятие, в объекте лишь внутреннее или, что то же самое, лишь внешнее; цель и есть прежде всего именно само это внешнее для механического объекта понятие. Таким же образом и для химизма цель есть то самоопределяющее, которое возвращает к единству понятия внешнюю определяемость, обусловливающую химизм. - Отсюда явствует, какова природа подчинения обеих предыдущих форм объективного процесса; то иное, что в них выступало в виде прогресса в бесконечность, есть понятие, положенное вначале как внешнее для них; оно и есть цель; не только понятие есть их субстанция, но и внешность есть существенный для них момент, составляющий их определенность. Таким образом, механическая или химическая техника, будучи по своему характеру определенной извне, сама собой предлагает себя отношению цели, которое мы теперь и должны рассмотреть подробнее.

А. СУБЪЕКТИВНАЯ ЦЕЛЬ (DER SUBJEKTIVE ZWECK)

В центричности объективной сферы, которая есть безразличие к определенности, субъективным понятием вновь обретена и положена прежде всего отрицательная объединяющая точка в химизме же - объективность определений понятия, только благодаря которой оно и положено как конкретное объективное понятие. Его определенность или его простое различие имеет теперь в нем самом определенность внешности, и его простое единство есть поэтому единство, которое отталкивается от самого себя и тем самым сохраняется. Цель есть поэтому субъективное понятие как существенное стремление и побуждение к внешнему самополаганию. Она при этом избавлена от перехода [в иное]. Она не сила, которая проявляет себя, и не субстанция и причина, обнаруживающая себя в акциденциях и действиях. Сила - это лишь абстрактно внутреннее, пока она себя не проявила иначе говоря, она обладает наличным бытием лишь в своем' проявлении, к которому она должны быть побуждена. Точно так же причина и субстанция: так как они имеют действительность лишь в акциденциях и в действии, то их деятельность есть переход (Der Obergang), перед лицом которого они не сохраняют своей свободы. Правда, цель тоже может быть определена как сила и причина, однако эти выражения отражают ее значение лишь неполно. Если применять их для обозначения цели согласно ее истине, то они могут это выполнять лишь способом, снимающим их понятие: цель будет тогда силой, которая сама себя побуждает к самопроявлению, будет причиной, которая есть причина самой себя или действие которой есть непосредственно причина.

Если целесообразное приписывается, как указывалось выше, некоторому рассудку, то при этом внимание обращается на определенность содержания. Но это содержание следует брать вообще как разумное в своем существовании. Оно потому обнаруживает разумность, что оно конкретное понятие, сохраняющее объективное различие в своем абсолютном единстве. Вот почему оно по существу своему умозаключение в самом себе. Оно равное себе всеобщее, а именно (как содержащее отталкивающую себя от себя отрицательность) прежде всего всеобщая и потому еще неопределенная деятельность; но так как эта деятельность есть отрицательное соотношение с самой собой, то она непосредственно определяет себя и сообщает себе момент особенности, которая как равным образом рефлектированная в себя тотальность формы есть содержание в противоположность положенным различиям формы. Столь же непосредственно эта отрицательность есть благодаря своему соотношению с самой собой абсолютная рефлексия формы в себя и единичность. С одной стороны, эта рефлексия есть внутренняя всеобщность субъекта, но, с другой - она рефлексия вовне, и постольку цель еще субъективна и ее деятельность направлена на внешнюю объективность.

А именно, цель есть понятие, к самому себе возвратившееся в объективности; определенность, которую цель сообщила себе в объективности, есть определенность объективного безразличия и внешности для того, что определено (Bestinuntseins), поэтому ее отталкивающая себя от себя отрицательность такова, что моменты ее, будучи лишь определениями самого понятия, имеют также форму объективного безразличия друг к другу. - Уже в формальном суждении субъект и предикат определены как самостоятельные по отношению друг к другу; но их самостоятельность еще только абстрактная всеобщность; теперь же она достигла определения объективности; но как момент понятия эта доведенная до конца разность включена в простое единство понятия. А поскольку цель есть эта тотальная рефлексия объективности в себя, и притом непосредственно, то, во-первых, самоопределение или особенность как простая рефлексия в себя отлична от конкретной формы и есть определенное содержание. По этому содержанию цель конечна, хотя по своей форме она бесконечная субъективность. Во-вторых, так как определенность цели имеет форму объективного безразличия, то эта определенность имеет вид некоторой предпосылки, и конечность цели состоит с этой стороны в том, что она имеет перед собой объективный - механический и химический - мир, к которому ее деятельность относится как к чему-то наличному; таким образом, ее самоопределяющая деятельность в своей тождественности непосредственно внешняя самой себе и настолько же есть рефлексия в себя, насколько и рефлексия вовне. Как такая, цель еще имеет поистине внемировое существование, а именно поскольку ей противостоит указанная выше объективность, так же как объективность противостоит цели как механическое и химическое целое, еще не определенное целью и не проникнутое ею.

Поэтому можно теперь движение цели выразить следующим образом: оно направлено к снятию ее предпосылки, т. е. непосредственности объекта, и к полаганию объекта как определенного понятием. Это отрицательное отношение к объекту есть столь же отрицательное отношение к себе, есть снятие субъективной цели. Как нечто положительное это отношение есть реализация цели, а именно соединение с ней объективного бытия, так что это бытие, которое как один из моментов цели есть непосредственно тождественная с ней определенность, дано как внешняя определенность и, наоборот, объективное как предпосылка скорее полагается как определенное понятием. - Цель есть внутри самой себя побуждение к своей реализации; определенность моментов понятия есть внешность; но простота этих моментов в единстве понятия не соответствует тому, что она есть, и поэтому понятие отталкивает себя от самого себя. Это отталкивание есть вообще разрешение (Entschluss) соотношения отрицательного единства с собой, в силу чего здесь имеется исключающая единичность; но через такое исключение (Ausschliessen) оно род-пешается (entschliesst sie sich) или раскрывается (schhesst sich auf) так как налицо самоопределение, полагание самого себя. С одной стороны, субъективность, определяя себя, делает себя особенностью, дает себе содержание, которое, будучи включенным в единство понятия, есть еще внутреннее содержание, но, [с другой стороны], это полагание. простая рефлексия в себя, есть, как выяснилось, в то же время непосредственно предполагайте; и в том же моменте, в котором субъект цели определяет себя, не соотнесен с безразличной, внешней объективностью, которая должна быть сделана им равной той внутренней определенности, те, должна быть положена как нечто определенное понятие", прежде всего как средство.

В. СРЕДСТВО (DAS MITTEL)

В сфере цели первое, непосредственное полагание есть в то же время полагание внутреннего, т. е. определенного как положенное " в то же время предполагание некоторого объективного безразличного к определению цели. Но субъективность есть абсолютное отрицательное единство; поэтому второй акт ее определения есть снятие этого предполагания вообще; это Снятое есть тем самым возвращение в себя, поскольку этим снимается указанный выше момент первого отрицания, полагание отрицательного по отношению к субъекту, полагание внешнего объекта. Однако по отношению к предпосылке или к непосредствености акта определения, по отношению к объективному миру снятие есть еще только первое, само непосредственное и Потому внешнее отрицание. Вот почему это полагание еще есть сама осуществленная цель, а есть лишь ее начало. Лишь определенный таким образом объект есть средство.

Цель связывает себя через средство с объективностью, а в объективности - с самой собой. Средство есть средний член умозаключения. Для своего осуществления цель нуждается в средстве, как она конечна; нуждается в средстве, т. е. в среднем члене, который в ,о же время имеет вид (Gestalt) внешнего наличного бытия, безразличного к самой цели и к ее осуществлению. Aбcoлютное понятие имеет опосредствование внутри самого себя таким образом что первое полагание этого понятия не есть такое предполагание, основным определением объекта которого была бы безразличная внешность; нет, мир как творение имеет лишь форму такой внешности, основное же определение его состоит в отрицательности и положенности. - Конечность цели состоит поэтому в том, что акт ее определения вообще внешен самому себе и, стало быть, первый акт ее определения, как мы видели, распадается на полагание и предполагание; поэтому отрицание этого акта определения также лишь с одной стороны есть уже рефлексия в себя, с другой же стороны оно скорее лишь первое отрицание; иначе говоря, рефлексия-в-себя сама также внешняя себе и есть рефлексия вовне.

Средство есть поэтому формальный средний член формального умозаключения; оно есть внешнее по отношению к [первому] крайнему члену - к субъективной цели, а потому и по отношению ко [второму] крайнему - к объективной цели, подобно тому как особенность в формальном умозаключении есть безразличный medius terminus, заменимый и другими [средними членами]. Далее, так же как особенность есть средний член вследствие того, что она по отношению к одному крайнему члену есть определенность, по отношению же к другому крайнему члену - всеобщее и, следовательно, ее опосредствующее определение есть лишь соотносительное определение, через другие определения, так и средство есть опосредствующий средний член лишь потому, что, во-первых, оно непосредственный объект и что, во-вторых, оно средство через внешнее ему соотношение с тем крайним членом - с целью; это соотношение есть для средства безразличная форма.

Поэтому понятие и объективность связаны в средстве лишь внешне; постольку средство есть чисто механический объект. Соотношение объекта с целью есть посылка, иначе говоря, то непосредственное соотношение, которое, как было указано, с точки зрения цели есть рефлексия в само себя; средство есть присущий [цели] предикат; его объективность подведена под определение цели, которое в силу своей конкретности есть всеобщность. Через это имеющееся в средстве определение цели под средство в то же время подведен другой крайний член - вначале еще неопределенная объективность. - Наоборот, средство как непосредственная объективность обладает по отношению к субъективной цели всеобщностью наличного бытия, которого субъективная единичность цели еще лишена. - Таким образом, цель, будучи прежде всего лишь внешней определенностью по отношению к средству, сама выступает как отрицательное единство вне средства, подобно тому как средство есть механический объект, содержащий в самом себе цель лишь как некоторую определенность, а не как простую конкретность тотальности. Но как нечто связующее средний член сам должен быть тотальностью цели. Выше обнаружилось, что в средстве определение цели есть в то же время рефлексия в само себя; постольку это определение есть формальное соотношение с собой, так как определенность как реальное безразличие положена как объективность средства. Но именно потому эта, с одной стороны, чистая субъективность есть в то же время и деятельность. - В субъективной цели отрицательное тельное соотношение с самой собой еще тождественно с определенностью, как таковой, с содержанием и внешностью. Но в начинающемся объективировании цели, в иностановлении простого понятия указанные моменты отделяются друг от друга или, наоборот, именно в этом отделении и состоит это иностановление, или сама внешность.

Весь этот средний член, стало быть, сам есть тотальность умозаключения, в котором абстрактная деятельность и внешнее средство составляют крайние члены, а определенность объекта целью в силу которой он средство, - их средний член. - Но, далее ' всеобщность есть соотношение целенаправленной деятельности и средства. Средство есть объект, есть в себе тотальность понятия- оно не в силах сопротивляться цели в отличие от того, как оно сопротивляется любому другому непосредственному объекту Поэтому средство всецело проницаемо для цели (которая есть положенное понятие) и восприимчиво к тому, что ему здесь передается, так как в себе оно тождественно с целью. Но теперь оно также положено как то, что проницаемо для понятия, ибо в центричности оно нечто стремящееся к отрицательному единству равным образом и в химизме оно - и как нечто нейтральное, и как нечто различенное - стало чем-то несамостоятельным -Его несамостоятельность состоит именно в том, что оно лишь в себе есть тотальность понятия; понятие же есть для-себя-бытие. Поэтому характерная черта объекта в отношении цели - быть бессильным перед ней и служить ей; она его субъективность или душа, которая имеет в нем свою внешнюю сторону.

Объект, непосредственно подчиненный таким образом цели, не есть один из крайних членов умозаключения; нет, это отношение составляет одну из посылок умозаключения. Но с какой-то стороны средство еще самостоятельно по отношению к цели. Объективность, связанная в средстве с целью, ввиду того, что она связана с ней лишь непосредственно, еще внешняя для цели, и потому предпосылка еще имеется налицо. Поэтому деятельность цели через средство еще направлена против этой предпосылки, и цель есть деятельность (а уже не только побуждение и стремление) именно постольку, поскольку в средстве момент объективности положен в своей определенности как внешнее, и простое единство понятия имеет ее теперь в себе как таковую.

С. ОСУЩЕСТВЛЕННАЯ ЦЕЛЬ

1 В своем соотношении со средством цель уже рефлектирована в себя- но ее объективное возвращение в себя еще не положена Деятельность цели через свое средство еще направлена против объективности как первоначальной предпосылки, и заключаем эта деятельность именно в том, чтобы быть безразличной определенности. Если бы деятельность состояла опять-таки лишь в том, чтобы определять непосредственную объективность, то продукт был бы в свою очередь лишь средством, и так далее до бесконечности; в результате получилось бы только целесообразное средство, а не объективность самой цели. Поэтому действующая через свое средство цель должна определять непосредственный объект не как нечто внешнее; этот объект, стало быть, должен сам через себя слиться в единство понятия, иначе говоря, указанная выше внешняя деятельность цели через ее средство должна определить себя как опосредствованно и снять самое себя.