Личность в философии Фрейда

Фрейд не отвергает случайности как таковую, полагая, что бытие человека в мире не редко зависит от случая, хотя в самом мире действуют довольно строгие и устойчивые закономерности. Но он не абсолютизирует роль случайности в развитии мира. В отличие от тех философов, для которых только случай является причиной возникновения того или иного явления. Фрейд признает закономерности, действующие в реальном мире и стоящие за каждой случайностью. Другое дело сфера психической реальности, внутренний мир человека. Здесь по убеждению Фрейда, нет места для случайности, связанной с желаниями отдельного человеческого существа.

Правда, любой нормальный человек может признавать в применении к некоторой части своих психических актов фактор случайности. Однако Фрейд не считает нужным углубляться в дебри психологии подобных самоощущений и представлений. Он лишь подчеркивает свое отношение к данному вопросу: "…если я и верю во внешний (реальный) случай, то не верю во внутреннюю (психическую) случайность"[2]. По убеждению Фрейда, в психической реальности действуют свои закономерности, независимо от того, осознает их человек или нет. Как во внешнем мире за кажущимися случайностями стоят определенные закономерности, так и в сфере психического произвольные на первый взгляд процессы и акты являются в действительности закономерными и строго детерминированными.

Согласно исходным установкам основателя психоанализа, "то, что в психической жизни мы считаем произволом, подчиняется законам, о которых, правда, в настоящее время мы имеем лишь смутное представление"[2]. Конечный вывод, к которому приходит Фрейд при обсуждении данного вопроса, однозначен: "…в области психического нет ничего произвольного, недетерминированного "[2]; вера в психическую свободу и произвол "должна сложить оружие перед требованиями детерминизма, господствующего также в душевной жизни"[3].

В психоаналитической философии, следовательно, отстаивается точка зрения, согласно которой человеческая деятельность подчиняется определенным закономерностям, а психические процессы имеют свою детерминацию, выявление и понимание сути которой должно стать объектом пристального внимания исследователей. Обращение к закономерностям человеческой деятельности позволяло внести некую упорядоченность в изучение природы человека, точно так же как это было сделано рядом ученых по отношению к исследованию внешнего мира. В этом смысле психоаналитическая философия освобождается от той абстрактности и метафизичности, которые были свойственны многим философским системам прошлого.

Фрейд обратился к изучению закономерностей в сфере бессознательного психического, к выявлению внутренней детерминации бессознательных процессов, что было расширением области приложения принципа детерминизма, сформулированного задолго до появления психоаналитической философии. Впрочем, и в сфере бессознательной деятельности человека идеи о детерминизме отнюдь не были откровением, получившим статус непререкаемой истины, прозвучавшей из уст основоположника психоанализа. Уже в XVII в. Спиноза отстаивал точку зрения, согласно которой желания, влечения и хотения человека не могут быть названы свободными, но необходимо являются такими, какими их детерминируют породившие их причины.

Провозглашенный Спинозой детерминизм в сфере желаний и влечений человека был сознательной позицией, противостоящей воззрениям Декарта, приписывающего человеческой душе полную свободу. Фрейд продолжает линию, начатую в философии Спинозой, и, стало быть, отстаивает такие идеи, которые расходились с декартовскими представлениями не только о тождестве психического с сознательным, но и о свободе, царящей в человеческой душе.

Однако по поводу психоаналитической трактовки последнего вопроса необходимо сделать некоторые разъяснения. Дело в том, что, говоря о детерминизме в области душевной жизни и о необходимости развенчания существовавших в традиционной философии иллюзий о психической свободе, Фрейд допускал в то же время такие высказывания, которые, казалось бы, если не опровергали его собственную точку зрения, то во всяком случае вступали в явное противоречие с ней. В самом деле, в своих клинических импликациях психоанализ основывался на методе "свободных ассоциаций", и, следовательно, Фрейд признавал возможность свободного проявления психических процессов. Да и в его теоретических работах содержались двусмысленные положения. Так, в работе "Тотем и табу" Фрейд писал: "Психические процессы в бессознательном не совсем тождественны с процессами, известными нам в нашей сознательной душевной жизни, а пользуются некоторой замечательной свободой, которой лишены последние".

Но как же это согласуется с требованием признания детерминизма в области психической реальности, выдвинутым Фрейдом? Во-первых, психоаналитические представления о "свободных ассоциациях" являются на деле довольно условными, а точнее, не отражающими существа реального протекания психических процессов. В действительности так называемые "свободные ассоциации" детерминированы той психоаналитической ситуацией, которая возникает в ходе психоаналитического лечения. Как отмечал Фрейд, "возникающая мысль всегда строго детерминирована внутренним направлением внимания" и, стало быть, "совершенно свободно возникающие представления, таким образом, и подчинены определенному ходу мыслей" [3].

Во-вторых, одно дело - признавать за "свободной волей" реальность и совершенно другое - верить или иметь убежденность в существовании таковой. Фрейд выступает против " свободы воли" в психической жизни человека. Но он исходит из того, что чувство убежденности в наличии "свободной воли" может существовать у человека даже тогда, когда тот верит в детерминацию. Фрейд не берется судить о правомерности существования подобного чувства и рассматривает его как психический факт, считая, что нет надобности оспаривать право на существование чувства убежденности в свободной воле.

Однако, замечает Фрейд, данное чувство убежденности свидетельствует лишь о том, что человек не проводит различий между сознательной и бессознательной мотивировкой своей деятельности. Если внимание акцентируется на сознательной мотивировке, то невольно возникает мысль о "свободной воле", так как не все в поведении человека поддается разумному объяснению. Если же учитывать, что в человеческой деятельности имеется бессознательная мотивировка, то истинность утверждения о "свободной воле" оказывается под вопросом. То, что воспринимается как не связанное с какой-либо группой мотивов, "получает сою мотивировку с другой стороны, из области бессознательного, и, таким образом, детерминирование психических феноменов происходит все же без пробелов"[2].

Таковы взгляды Фрейда по вопросам случайности и необходимости, "свободной воли" и детерминации психической жизни человека. Они оставались неизменными на всем протяжении развития психоаналитической философии.

Таким образом, в психоаналитической философии происходит осмысление онтологической проблематики, рассмотренной под углом зрения человека в мире.

Психоаналитическое осмысление бытия человека в мире предполагало обращение к моральным и этическим аспектам, ибо раскрытие природы человеческого существа тесно связано с пониманием вопросов. Касающихся добра и зла, побудительных мотивов деятельности и нравственных ограничений, свободы воли и судьбы, совести и вины.

Обращаясь к осмыслению внутрипсихических процессов и взаимоотношений между бессознательными влечениями и сознанием человека, Фрейд натолкнулся на ряд вопросов этического плана, связанных, в частности, с рассмотрением дилеммы "добр человек от природы или зол".

Акцентируя внимание на бессознательных влечениях человека, таящихся в глубинах человеческой психики и представляющих собой необузданные порывы индивидов, Фрейд обратился к рассмотрению темной стороны человеческой души. Расшифровка символического языка бессознательного, толкование сновидений, обнаружение симптомов болезненного расщепления внутреннего мира личности - все это неизбежно приводило его к признанию того скрытого "дурного" начала в человеке, которое находило свое проявление в природной сексуальности, противостоящей культурным завоеваниям человечества.

В самом деле, согласно Фрейду, уже в сновидениях обнаруживаются антисоциальные, противоморальные желания человека, свидетельствующие о его "дурных" наклонностях. Эти желания обретают свое самовыражение в символической форме, ибо в сновидениях цензура сознания ослаблена, контроль человека над самим собой устранен, угрызения совести отсутствуют. В этой связи Фрейд напоминает об уместности старого изречения Платона, согласно которому добродетельный человек ограничивается тем, что ему лишь снится то, что дурной совершает в реальной жизни. Психоанализ с его акцентом на толковании сновидений лишь подтверждает данное платоновское изречение, поскольку раскрытие символики языка бессознательного позволяет выявить все те "неприличные" желания индивида, которые, будучи вытесненными и подавленными днем оживают и приобретают реальную значимость ночью во время сна. Бессознательное представляется Фрейду тем резервуаром, где содержится все зло человеческой души.

Психоаналитическое видение человека основывается, таким образом, на признании в нем наличия "злого", "дурного" начала. Более того, Фрейд не только говорит о "дурных" душевных движениях, проявляющихся во время сна, и о "злобных" желаниях. Вытесненных из сознания человека. но и указывает на возможность обострения внутри психических конфликтов, возникающих в результате столкновения бессознательных природных влечений с нравственными предписаниями культуры.

Апелляция Фрейда к "темной" стороне человеческой души послужила основанием для выводов со стороны многих комментаторов его учения о психоаналитическом образе человека как изначально злом существе. Как правило, с этих позиций психоанализ и подвергается критике западными исследователями, исходящими из иного образа человека, однако, несмотря на его утверждения о природной склонности человека к агрессии основатель психоанализа не разделял философских воззрений тех, кто полагал, что человеческое существо является изначально злым. Его этические взгляды скорее противостояли крайним философским позициям, приверженцы которых односторонне трактовали человека или как исключительно доброе, или как всецело злое существо.

Фрейд не отрицает "доброго" начала в человеке и благородных стремлений, присущих каждому индивиду. Тем, кто не понял его этических воззрений и обвинял основателя психоанализа в абсолютизации "злого" начала в человеке, он замечал, что никогда не пытался уменьшить достоинства благородных стремлений человеческого существа. "Мы подчеркиваем все злое в человеке только потому, - писал Фрейд, - что другие это отрицают, - благодаря чему душевная жизнь человека хотя и не становится лучше, но зато делается понятной. Если же мы откажемся от односторонней этической оценки, то, несомненно, сможем определить форму взаимоотношений доброго и злого начала в человеческой природе" [3].

То страшное, повергающее в ужас цивилизованного человека своей низменностью и животностью, что обнаруживается в сновидениях, является результатом компенсации неудовлетворенных желаний индивида в реальной жизни, где ему приходится считаться с нравственными и моральными требованиями общества. Человек лишь мысленно, в своих сновидениях, грезах или мечтаниях отдается власти бессознательных влечений и "дурному" своему началу, в то время как в реальности он стремится вести себя пристойно, чтобы тем самым не выглядеть изгоем или негодяем в глазах окружающих его людей, когда неприкрытое проявление природной сексуальности или агрессивности вызывает моральное осуждение и социальное порицание.

Фрейду удалось, кроме того, нащупать важные аспекты мотивационной деятельности человека, понимание которых необходимо для раскрытия как природы самого человеческого существа, так и его бытия в мире. Речь идет о двойной детерминации человеческого поведения, связанной с естественными влечениями индивида и социально-нравственными требованиями окружения, внутренними и внешними стимулами, а также ограничениями, налагаемыми на человека. Заслуга Фрейда состояла в том, что в отличие от абстрактных размышлений некоторых философов прошлого с их односторонним акцентом на внутренних или внешних детерминантах поведения, он обратился к психическим механизмам человеческой деятельности, попытавшись рассмотреть "овнутрение" морально-нравственных ограничений, приводящих к психическим конфликтам и душевным надломам личности. Это осуществлялось им путем осмысления природы "категорического императива", чувства вины, ощущений страха и иных проявлений человеческой психики.

Как известно, под "категорическим императивом" Кант понимал некий "закон нравственности, благодаря которому поступок человека является объективно необходимым сам по себе, без соотнесения его с какой-либо иной целью. Этот императив назывался им не иначе, как "императивом нравственности". Но если Кант говорил о "нравственном законе", то Фрейд не прочь рассматривать "категорический императив" в качестве особого психического механизма, всецело предопределяющего или корректирующего деятельность человека.

В своей "овнутренной" ипостаси этот императив представляется Фрейду не чем иным, как совестью, имеющей своей целью вытеснение и подавление природных влечений человеческого существа. Ведь в общем плане для основателя психоанализа "нравственность - это ограничение влечений". Поэтому и совесть, как нравственная категория. Соотносится им с ограничениями влечений и желаний человека.

В процессе развития человеческой цивилизации налагаемые извне заповеди и запреты с их непременным ограничением свободного самовыражения естественных влечений стали внутрипсихическим достоянием человека, образовав особую инстанцию Сверх-Я, выступающую в качестве моральной цензуры, или совести, соответствующим образом корректирующей его жизнедеятельность и поведение в реальном мире.

Сверх-Я у Фрейда выступает в двух ипостасях: как совесть и как бессознательное чувство вины. В функциональном отношении оно также двойственно, ибо олицетворяет собой не только требования долженствования но и запреты. Требования долженствования диктуют человеку идеалы, в соответствии с которыми он стремится быть иным лучшим, чем он есть на самом деле. Внутренние запреты направлены на подавление его темной стороны души, на ограничение и вытеснение изначально бессознательных естественных желаний сексуального и агрессивного характера.

Таким образом, раздвоение и конфликтность между бессознательным и сознанием, Оно и Я, дополняется в психоаналитической философии неоднозначностью самосознания, разноликостью Сверх-Я, в результате чего психоаналитически трактуемый человек действительно предстает в образе "несчастного" существа, раздираемого множеством внутрипсихичесих противоречий. Фрейд фиксирует двойственность бытия человека в мире, связанную с естественной и нравственной детерминацией его жизнедеятельности, и в этом плане делает шаг вперед, по сравнению с крайностями антропологизма и социологизма, свойственными различным философским учениям идеалистического толка.

При осмыслении морально-этической проблематики Фрейд уделяет значительное внимание рассмотрению феномена страха. Психоаналитическая философия Фрейда с ее акцентом на этической проблематике предполагала теоретическое углубление в понимание природы и истоков страха, поскольку рассмотрение бытия человека в мире через призму бессознательных влечений так или иначе подводило к вопросу о соотношении желаемого и должного, естественно-природного и морально-нравственного, столкновение которых между собой оборачивалось возникновением реальных или воображаемых страхов, нередко перерастающих в психические расстройства.

Считая, что ядром так называемой совести является "социальный страх", Фрейд пытается проникнуть по ту сторону нравственных запретов и социальных ограничений, налагаемых культурой и обществом на человека, с тем чтобы выявить и обнажить подлинные детерминанты, обусловливающие возникновение страха у индивида, раскрыть и объяснить психические механизмы, способствующие усилению эмоциональных, стрессовых состояний человеческой души.

Специфика фрейдовского понимания феномена страха заключается в том, что он стремится соотнести страх с морально-этическими предписаниями культуры и социальными взаимоотношениями людей в обществе.

Итак, все вышесказанное очерчивает круг тех проблем, с которыми сталкивается Зигмунд Фрейд при создании своей философской системы и которые можно отнести к вопросу о концепции личности в его философии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Из всех загадок существования ни одна не представляет для современного человека такой важности, как загадка собственного бытия и установления своей особой, личной обусловленности и исключительности.

К этому средоточию внутренней жизни человека Фрейд еще раз приблизил психологию, ставшую к тому времени абстрактною наукою. Он впервые развил с почти художественной мощью заложенные в человека драматические элементы - эту судорожную игру мельканий в сумеречном свете подсознательного, где ничтожный толчок отдается отдаленнейшими последствиями и в самых изумительных сочетаниях сплетаются прошлое с настоящим - поистине целый мир в тесном кругообороте человеческого тела, необозримый в своей цельности и все же обаятельный как зрелище, в непостижимой свое закономерности. А закономерное в человеке, - в этом решающая переустановка фрейдовского учения, - никоим образом не поддается академической схематизации, но может быть только пережито, изжито совместно с ним и познано в процессе этого изживания, в качестве единственно ему свойственного. Личность человека постигается не с помощью застывших формул, но исключительно по отпечаткам посланных ему судьбой переживаний; поэтому всякое врачевание в тесном смысле этого слова, всякая помощь в смысле моральном предполагают, по Фрейду, познание личности, но познание утверждающее, сочувствующее и в силу этого действительно полное. Поэтому уважение к личности, к этой, в гетевском смысле, "явленной тайне" есть для него непреложное начало всякой психологии и всякого душевного врачевания, и Фрейд, как никто другой, научил нас хранить это уважение как некий моральный закон.

Лишь благодаря ему тысячи и сотни тысяч узнали об уязвимости души, в особенности детской, и перед лицом вскрытых им изъявлений начали понимать, что всякое грубое касание, всякое бесцеремонное залезание (часто при посредстве одного лишь слова!) в эту сверхчувствительную, одаренную роковой силой припоминания материю может разрушить судьбу и что, следовательно, всякие необдуманные запреты, наказания, угрозы и меры принуждения возлагают на наказывающего неведомую до того ответственность. Он неизменно внедрял в сознание современности - школы, церкви, зала суда - уважение к личности, даже на путях ее отклонения от нормы, и этим более глубоким проникновением в душу насадил в мире больше предусмотрительности и снисходительности. Искусство взаимного понимания, это наиболее важное в человеческих отношениях искусство, которое может способствовать возникновению высшей гуманности, в развитии своем обязано учению Фрейда о личности много больше, чем какому-либо другому методу современности; лишь благодаря ему стали понятными нашей эпохе, в новом и действительном понимании, значение индивидуума, неповторимая ценность всякой человеческой души. Идя своим, сторонним путем, Фрейд неизменно попадал в средоточие жизни - в область человеческого. И в то время как специалисты все еще не могут помириться с тем, что его творчество не выдержано в строго-академических формах медицины, естествознания или философии, в то время как тайные советники и ученые все еще яростно спорят об отдельных пунктах и о конечной цели его труда, учение Фрейда давно уже выявилось, как непреложно-истинное - истинное в том творческом смысле, который запечатлен в незабываемых словах Гете: "Что плодотворно, то единственно-истинно".