Этническая идентичность: роль хозяйственно-экономических и культурно-языковых факторов

Автор диссертации стремится выявить роль и значение социальной и культурной дистанции для этнической идентичности бурятского и русского этносов. Индикатором социальной дистанции является для нас понятие производственной ниши этносов. Индикатором культурной дистанции являются культурные и языковые факторы этнической идентичности.

Во втором параграфе рассматриваются теории этносоциальной стратификации, поскольку понятие производственной ниши внешне напоминает теоретические аспекты этнокультурного разделения труда.

В западной социологии наиболее яркое выражение проблемы этносоциального расслоения нашли в концепции «национальной стратификации» (Т. Шибутани, К. Куан, Дж. Фарлей), которая рассматривает этот феномен как «систему распределения основных доходов (доходы, власть, богатство и т.п.) не равномерно, а на основе этнической принадлежности» Farley J. Majority - Minority Relations. - N.Y., 1982. - P. 23..

Отечественным социологом, который напрямую связывает этническое неравенство с социальным пространством, и следовательно с социальной дистанцией является В.И. Ильин. Этносоциальная стратификация - это иерархически упорядоченное этническое неравенство, проявляющееся в неравенстве таких статусных индикаторов как безопасность и стабильность физического существования представителей этнических групп, уровень жизни, престиж, перспективы социальной мобильности, объем власти, место в общественном разделении труда.

Исследование этносоциальной структуры российского общества имеет свою историю. Так, в ряде работ, посвященных методологическим основам проблематики национальных отношений, заложены коренное исходные принципы для анализа механизма внутринациональных и межнациональных процессов, что в целом является необходимым теоретическим фундаментом для установлении самого понятия «этносоциальная структура». Сюда следует отнести труды М.С. Джунусова, В.И. Затеева, С.Т. Калтахчяна, М.Н. Руткевича, Ц.А. Степаняна, И.Г. Цамеряна и др.

К ним примыкает зпачительное число исследований непосредственно этносоциальной направленности, среди них наиболее важны по-своему значению труды Ю.В. Арутюняна, Ю.В. Бромлея, Л.М. Дробижевой, Ю.И. Семенова, С.А. Токарева, Н.Н. Чебоксарова и др., в которых, главным образом, с позиций этнологии разработаны понятия «этнос», «этническая общность», «этническая структура», а также «этносоциальный организм» и т.д.

Наконец, особую группу составляют работы исследователей этносоциальных процессов в Бурятии (В.И. Затеев, Ц.Б. Будаева, Д.Д. Мангатаева, Б.М. Митупов, И.И. Осинский, Ю.Б. Рандалов, Б.В. Хараев и др.).

В.И. Ильин в качестве главного фактора выделяет безопасность и стабильность физического существования представителей этнических групп, уровень жизни, перспективы социальной мобильности и т.д. Д.М. Гилязетдинов называет ведущими признаками этнической стратификации показатели национально-культурного развития. Р.Р. Галлямов рассматривает этническую стратификацию как самостоятельный феномен общественного развития, имеющий как детерминирующие факторы, так и специфические тенденции развития Галлямов Р.Р., Зайнетдинов Л.Ф. Этносоциальная стратификация: Теоретические подходы, концептуальные модели, тенденции развития.Уфа: 2004..

Р.Р. Галлямовым и Л.Ф. Зайнетдиновым предлагается видовая классификация этносоциальной стратификации: этнорасселенческое, этнодемографическое, этнопроизводственное и этнопрофессиональное, этноклассовое, этнополитическое, этнообразовательное, этноязыковое, этнокультурное, этноидентификационное, субэтническое и этносословное Галлямов Р.Р., Зайнетдинов Л.Ф. Этносоциальная стратификация: Теоретические подходы, концептуальные модели, тенденции развития.Уфа: 2004.-С.55-57..

Необходимо заметить, что этносоциальная стратификация в условиях российского общества по своей сути не является маркером этнической границы, т.к. в основном отражает уровень социального, а не этнического неравенства. В то же время автор согласен со стратификационной типологией Р.Р. Галлямова и Л.Ф. Зайнетдинова, которые выделяют этнопроизводственную и этнопрофессиональную модели стратификации.

В третьем параграфе рассматриваются теоретические и практические аспекты моделирования социальной и культурной дистанции. Социальное моделирование является наиболее перспективным методом исследования социальных, политических и культурных процессов. Как правило, моделирование заключается в построении абстрактной модели реальных процессов. При этом, такая модель характеризуется высоким уровнем обобщения и структурирования множества эмпирических показателей. При построении моделей социальных и культурных процессов все исследователи, без исключения, обращаются к материалам статистики, т.е. массовым источникам информации, поскольку сам социальный процесс относится к явлению крупномасштабного социального характера. В настоящей работе разработана и применена методика анализа сводных статистических данных количественными методами (методы описательной статистики, корреляционный и факторный анализы) что позволило увеличить объем извлекаемой информации из массовых статистических источников. При этом анализировались источники конца ХIХ века, и современные статистические материалы с целью моделирования социальной дистанции между бурятскими и русскими этносами в историческом и современном аспектах.

Кроме того в данном параграфе обосновываются методологические и методические принципы проведенного социологического исследования бурятского населения этнической Бурятии с целью выявления у них роли культурно-языковых факторов, как основы культурной дистанции.

Третья глава работы называется «Производственные ниши этносов как фактор этнической идентичности». Она включает два параграфа, в которых рассматриваются производственные ниши этносов Забайкалья в историческом аспекте, и влияние современных процессов социальной модернизации на производственные ниши этносов.

В первом параграфе третьей главы выявляется взаимосвязь производственных ниш и этнической идентичности на примере традиционных хозяйств русских и бурят в конце девятнадцатого века, в период, когда процессы социальной модернизации ХХ века еще их не затронули в полной мере.

Статистические материалы показывают, что в конце 19 века в сельской местности Забайкальской области проживало 561.542 человека. Из них русских - 362.623, бурят - 170.849, эвенков - 24.594. Основными категориями населения являлись : крестьянство - 199.201 человек, казачество - 184.029 человек (из них 23.627 исповедовали ламаизм, т.е. были бурятами), кочевое население области (буряты и эвенки) - 165.462.

Результаты описательной статистики показали, что казачество представляло собой неоднородную совокупность хозяйств, сочетая в себе черты как земледельческого, так и скотоводческого характера. Остальные сословия четко различались по хозяйственным укладам: крестьяне - явно выраженный земледельческий тип хозяйства, кочевники - скотоводческий.

Проведенный корреляционный и факторный анализы подтвердил вывод о том, что в хозяйствах Забайкальской области существовала производственная специализация, которая была явно связана с сословными или этническими различиями. Наблюдается четкая взаимосвязь с одной стороны этничности и сословия, и с другой стороны сословия и производственой ниши. При этом наблюдается значительное сходство хозяйственно-экономической структуры кочевых и казачьих хозяйств. Более 90% бурят занималось исключительно кочевым скотоводством. Русское крестьянство занималось преимущественно земледелием.

Необходимо отметить, что подобная этносоциальная структура была характерна для всех сибирских регионов с полиэтническим составом населения. В Якутской области в конце XIX века, все население было также размежевано по сословному признаку, который совпадал с этническим. 80% якутов были заняты скотоводством, охотой и лесными промыслами, и только 5-6% занимались земледелием Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897. Т.LXXX. Якут. Область.Спб., 1905.-_С.80..

Таким образом, в конце XIX века сословное разделение общества в Забайкалье (как и в других регионах Сибири) представляло собой пример практически полного совпадения двух стратификационных систем: этнической и социальной.

Кочевое население области представляло собой, по сути, социально деструктурированную массу населения, живя по законам родовых, семейно-клановых отношений. Социально-профессиональная стратификация проходила фактически по границам производственных ниш этносов. Кочевое население области в основном не было стратифицировано ни по профессионально-статусному, ни по политическому, ни по социокультурным признакам, т.е. не входило в сословия (исключение составляли казаки из числа «инородцев»).

При этом, казачество обладало «смешанной» производственной нишей. Последствием такого хозяйственно - экономического отличия, на наш взгляд, является тот факт, что казачество всегда традиционно дистанцировалось от русского крестьянства в культурных, ценностных и психологических качествах, и позиционировало себя как отдельный субэтнос.

Во втором параграфе третьей главы анализируются производственные ниши русского и бурятского этносов под влиянием процессов социальной модернизации ХХ века.

В течении 20 века революционные процессы социальной модернизации затронули и крестьянство, и кочевников. При этом, необходимо отметить, что русское крестьянство являлось представителем мажоритарного этноса и характеризовалось высоким уровнем территориальной и социальной мобильности (в первую очередь имеется в виду выбор профессий).

Как уже отмечалось выше, для многих малых народов Севера скачок из общинно-родовой культуры к индустриально-городской был чересчур резок и нередко вел к разрушению традиционной культуры и формированию новой, но маргинальной. При этом, бурятские ученые считают, что промышленное развитие не явилось для бурят негативным фактором Михайлов Т.М. Бурятский этнос в свете современных социальных изменений.//Путь предков. №14,2005..

Проведенный корреляционный анализ современных статистических данных Республики Бурятия выявил различный удельный вес «бурятских» и «русских» районов в общереспубликанских показателях развития промышленности и сельского хозяйства. В целом районы с преимущественно бурятским населением значительно отстают по уровню экономического развития, за исключением показателей сельского хозяйства. В принципе, подобная социально-экономическая структура вполне соответствует концепции современной теории этнического развития, которая выделяет мажоритарный и миноритарный этносы, различающиеся по основным рассмотренным показателям.

Таким образом, мы наблюдаем четкую тенденцию у бурятского населения сохранения традиционного производственного уклада, и связанных с ним культурных особенностей. К 1989 году структура занятости бурят показывает, что концентрация бурят в сельском хозяйстве в два раза выше, чем в индустриальных отраслях (293 и 143 человек соответственно).

По состоянию на начало 1999 г., в системе государственных служащих республики представители русской национальности составляли 48,3%, бурятской - 50% общего состава. В составе членов правительства это соотношение было соответственно 54% и 44%, глав местного самоуправления - 54% и 47,8%, руководителей министерств - 54% и 46,6%, госкомитетов - 61,2% и 37,5% Культурные процессы в Республике Бурятия: оценки в глазах населения (опыт социологического изучения). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - С.14.. Данные цифры демонстрируют, что представленность бурятского этноса в органах власти существенно превышает их удельный вес в общем составе населения республики Бурятии.

Экономическая модернизация 1990-х годов привела также к созданию нового слоя собственников: частных предпринимателей, банкиров, руководителей коммерческих структур. По данным 1995 г. из общего состава собственников и руководителей 63 закрытых акционерных обществ 62% являются бурятами, из собственников и руководителей 132 акционерных обществ отрытого типа - 40% бурят, из собственников и руководителей 4253 товариществ с ограниченной ответственностью - 47% бурят. Хозяевами 992 индивидуальных частных предприятий являются лица бурятской национальности, что составляло 52% руководителей всех предприятий данного типа, а численность бурят в общем составе владельцев крестьянских (фермерских) хозяйств достигало 71% Рандалов Ю.Б. Этносоциальные и этнополитические процессы в среде бурятского народа//Буряты / Отв.ред. ЛЛ. Абаева, Н.Л. Жуковская; Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. - М.: Наука, 2004. - С.568-577.

Таким образом, относительные показатели представительства бурят в органах государственной власти, а также в числе руководителей и собственников коммерческих предприятий демонстрируют их непропорционально высокое представительство в этих сферах занятости.

Как известно, представители инструментализма считают этничность своеобразным политическим и экономическим ресурсом, приносящим конкретную выгоду представителям титульной национальности Дробижева Л.М. Российская и этническая идентичность: противостояние или совместимость// Россия реформи-рующаяся. М., 2002. С. 213-244..

На наш взгляд, высокий процент представительства бурят в органах государственной власти объясняется в основном советской политикой «коренизации» и традиционно высоким уровнем образования среди бурят. Что касается занятия бизнесом, то процесс этнической мобилизации, вызванный суверенизацией и национально-культурным возрождением в республике, несомненно способствовал чувству психологической уверенности у представителей коренного этноса. Таким образом, этничность действительно стала одним из объективных жизненных ресурсов (в основном как психологическая уверенность).

Данные всероссийской переписи населения 2002 показывают, что основная часть русского населения в Республике Бурятия трудится в обрабатывающей промышленности (137 человек из 1000), в торговле (118), в госуправлении и обороне (106), в образовании (103). Буряты заняты в сфере образования (203), торговли (119), госуправления и обороны (117), здравоохранения (116) и сельского хозяйства, охоты и лесоводства (102) Баинова Д.С. Национальный состав населения РБ.//Путь предков. №15. 2006..

В современной литературе, специфика предпочтений в выборе профессий у бурят объясняется определенной стратегией социальной мобильности, ориентированной на индивидуально избираемые городские занятия, не требующие личного участия в материальном производстве Панарин С. Этнополитическая ситуация в Республике Бурятия//Байкальская Сибирь: из чего складывается стабильность. Москва-Иркутск: Наталис, 2005.-С.61.

На наш взгляд, в двадцатом веке у бурят, мы наблюдаем, изменение содержания самой производственной ниши. В условиях ограничений городской и индустриальной жизни произошла корректировка этнической границы.

Существующие различия в тенденциях выбора профессий у русских и бурят могут иметь множество объяснений, но доказывают тот факт, что этнические границы, несмотря на глобализационные процессы, по прежнему, взаимосвязаны с определенной производственной нишей. Таким образом, этническая идентичность бурят четко проявляется в социально-экономической сфере. В следующей главе мы проанализировали значимость для бурят на современном этапе родного языка и культурных факторов.

Четвертая глава называется «Культурные и языковые факторы этнической идентичности». Она состоит из двух параграфов, в которых на основе проведенного на территории этнической Бурятии социологического исследования аналитическому осмыслению подвергнуты массовые, обыденные представления самих носителей языка - членов бурятской этнической общности - о связи бурятского языка и этнической идентичности, этноинтегрирующих и этнодифференцирующих факторах, мотивировках выбора бурятского или русского языка, соотношении языковой и культурной компетенции у современных бурят.

Первый параграф четвертой главы посвящен анализу этноинтегрирующих признаков. Как показало исследование, подавляющее большинство респондентов считают, во-первых, происхождение и историю (67,3%), во-вторых, культуру, обычаи и традиции (63,3%) основными этноинтегрирующими признаками. Третьим по важности этноинтегрирующим признаком более чем половиной респондентов (56,8%) признан язык. Далее следуют религия (48,2%), родная земля, природа, территория (43,5%). Менее популярными оказались такие этноопределители, как традиционная материальная культура (национальная кухня, одежда и т.д.), внешность и свойства национального характера, особенности поведения.

Тем не менее, по мнению большинства опрошенных (78%), наибольшей угрозой самому существованию бурятского этноса вплоть до его исчезновения является именно потеря языка.

Поиск причин этого дисбаланса, возможно, в некоторой степени объясняет ситуацию с бурятским языком на протяжении последних десятилетий.

Во-первых, буряты не могут не признавать тот факт, что многие из них не знают своего титульного языка, и вполне закономерно, что, задавая себе вопрос о том, что же в первую очередь делает бурятский народ единым, интегрирует его, они находят адекватные нынешней ситуации ответы. Расхождение ответов на вышеназванные вопросы - также яркое свидетельство расхождения между реальным и символическим ипостасями языка: как символ он возносится на щит, а как реальное средство общения и объединения членов бурятской этнической общности - пропускает вперед более подходящие для этой роли происхождение и историю, а также культуру, обычаи и традиции.

Во-вторых, частично утраченный язык уже не может служить универсальным этноинтегратором, поскольку это означало бы исключение из этнической общности не владеющих титульным языком членов общности, чего последняя не может допустить, поэтому он замещается другими, вышеназванными этноинтеграторами.

По нашему исследованию, современные буряты имеют следующее представление о том, что отличает бурятский народ от других этносов. Здесь уже на первом плане фигурируют культура, обычаи и традиции (47,1%), с небольшим отрывом идет язык (46,6%), и затем происхождение и история (42,6%). Примечательно, что одна треть респондентов (30,3%) считает, что ничто не отличает бурят от других этносов. Религия рассматривается в качестве этнодифференцирующего признака только четвертью опрошенных, внешность - одной пятой опрошенных, и наименее релевантной признана родная земля, природа, территория.

Материалы исследования свидетельствуют о достаточно высоком уровне этноаффилиативной потребности у бурят. При этом, однако, на втором месте после такого индикатора высокой потребности, как «Я никогда не забываю о том, что я бурят» (66%) стоит, хоть и с большим отрывом, ответ «Для меня не имеет значения моя национальность и национальность окружающих» (14,6%). Для сравнения - в исследовании по выяснению связи языка и национального самосознания татарского этноса были получены следующие результаты: более 69% татар никогда не забывают о своей национальности, а 15,6% помнят об этом в определенной ситуации (данные 2001 г.), Язык и этнос на рубеже веков: Этносоциологические очерки о языковой ситуации в Республике Татарстан. - Казань: Магариф, 2002. т.е. в целом у татар уровень этноаффилиативной потребности выше, чем у бурят.

Это подтверждает мнение бурятских исследователей об открытости, космополитизме бурят. И.Э.Елаева определяет «открытость» бурятского этноса для внешних влияний как одну из доминант современной этнической идентичности бурят Елаева И.Э. Некоторые доминанты этнической идентичности бурят // Гуманитарные исследования молодых ученых Бурятии. - Улан-Удэ: БИОН СО РАН, 1996. - С. 106.. Об этом же говорит и В.В.Мантатов, который именует бурятскую нацию «соборной личностью» Мантатов В.В. Выступление // Материалы Всебурятского съезда по консолидации и духовному возрождению нации (22-24 февраля 1991 года). - Улан-Удэ, 1996. - С. 108..

Во втором параграфе четвертой главы анализируется процесс внутреннего самоопределения у бурят, приписывания себе (и соответственно, своей группе) диакритиков, т.е. тех социокультурных нормативных признаков, которые самими индивидами воспринимаются как значимые.

На основе обобщения личностных дискурсивных самоопределений была получена групповая структура идентификационных предпочтений бурят.

По нашим данным, для 92,7% респондентов быть бурятом - значит «знать национальные традиции», «знать, приумножать культуру своего народа», «чувствовать себя представителем этноса, носителем определенных культурных традиций, обычаев, знаний», «жить в контексте бурятской культуры», «уважать культуру, обычаи, традиции», «для меня значит, что я чту обычаи своего народа», «сохранять национальные традиции», «быть сопричастным своему народу, его культуре».

Для несколько меньшего количества - 85,7% - дискурсивным основанием этнической самокатегоризации является (в первую очередь) язык: «знать свой язык», «человек, знающий бурятский язык», «знать и любить свой язык и нацию», «думать, говорить по-бурятски, чтить традиции и обычаи своего народа, гордиться, что я бурят», «знать язык, поддерживать традиции».

В нашем исследовании представляется необходимым проанализировать взаимосвязь языковой компетенции представителей бурятского этноса с их культуроведческой компетенцией Под культуроведческой компетенцией понимается знание бурятского речевого этикета, народных игр, обрядов, обычаев, изобразительного искусства, устного народного творчества, наименований предметов и явлений традиционного быта, а также невербальных средств общения., диалектику процессов языкового и национально-культурного развития в этнической Бурятии.

Соотношение культуроведческой и языковой компетенции выявляется при помощи корреляционного анализа данных о степени владения титульным языком современными бурятами и данных, касающихся соблюдаемых ими национально-религиозных обычаев и обрядов и отмечаемых традиционных народных праздников.

Первое, что бросается в глаза при анализе ответов на вопрос о национально-религиозных обычаях и обрядах - то, что в сознании респондентов не разделяются национально-религиозные обряды и народные праздники - такие традиционные ритуальные праздники, как Сагаалган, тайлаган (тайлган), обоо тахилга, сурхарбан, Ёрдынские игры были названы респондентами как среди национально-религиозных, так и среди народных праздников.

Вторым примечательным фактом является то, что Сагаалган занимает совершенно особое место среди традиционных праздников - он попросту вне конкуренции (77,3%); более того, для многих бурят это единственный религиозный обычай, равно как и единственный народный праздник, который они отмечают.

Следующим после Сагаалгана национально-религиозным обычаем и обрядом, который соблюдают респонденты, были названы шаманские обычаи и обряды (73%).

67,6% опрошенных отметили соблюдение ими буддийских обрядов: они посещают дацан, присутствуют на хуралах («сагаан hарын хурал», «Майдари хурал», «сахюусан» и др.), совершают обряды «сэржэм», «хии морин», «маани», «сангарил», отмечают большие буддийские праздники. 49,7% опрошенных соблюдают такие обряды, как обоо тахилган, угаа тахилган - обряды, представляющие собой «симбиоз древнейших культов (культа гор, почитания предков, хозяев местности и т.д.) […] с буддийской традицией Бадмаев А.А., Гомбожапов А.Г. О современных традициях проведения обряда обоо тахилган у забайкальских бурят // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Т. I. Археология. Этнология: Материалы международной научной конференции. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - С. 329-334. .

Полученные ответы продемонстрировали культуроведческую компетенцию современных бурят, реализованную как на уровне коллективного знания, так и на уровне повседневных практик.

Согласно данным опроса, обнаружена, во-первых, дифференцированная корреляция между языковой компетенцией и приобщенностью респондентов к бурятским народным и религиозным праздникам: наиболее популярные праздники, такие, как Сагаалган и сурхарбан, отмечаются всеми респондентами этнической Бурятии независимо от их языковой компетенции, а участие в менее популярных праздниках, таких, как тайлаган, Зеленая тара и пр., зависит в Республике Бурятия от степени владения этническим языком.

Во-вторых, выявлена региональная дифференциация: западные буряты в культурном отношении являются наиболее ассимилированными в русскую культуру, что проявляется как в меньшей популярности столь любимых восточными бурятами праздников, как Сагаалган, большей популярности традиционных русских и шаманских праздников и обрядов (Никола, Ёрдынские игры и т.п.) и, наконец, в отсутствии всякой значимой корреляции между языковой и культурной компетенцией. Можно сказать, что был зафиксирован определенный «культурный разрыв» между восточными и западными бурятами в области национальных религиозных и народных традиций, включая обычаи, обряды и празднества.

В целом можно говорить об отсутствии прямой зависимости между степенью знания бурятами своего этнического языка и их компетенцией в данной области. Возможно, это облегчается тем, что сфера обычаев, обрядов и народных праздников во многом является невербальной - в том же Сагаалгане символические жесты и действия важнее, чем слова.

Наиболее устойчивой областью сохранения языка, как свидетельствуют полученные нами данные, является безэквивалентная лексика, обозначающая соответствующие ритуальные обряды, обычаи и праздники или действия по их совершению, например: сэржэм, обоо / обоо тахилга, бурханда мургэхэ, сагаан эдеэ ургэнэбди, тайлаган, хурал, сурхарбан, сахюусан и т.д.

Таким образом, подводя итог полученным в данной главе результатам, мы можем сказать следующее. В отношении современных бурят необходимо различать, с одной стороны, владение языком и его использование, а с другой стороны - лингвистическую идентичность: если первое постепенно утрачивается, то второе практически полностью сохранено. Наименьший разрыв между этими двумя сферами зафиксирован в АБАО и сельских районах Бурятии, которые дали наибольший процент признавших бурятский язык родным по той причине, что это язык их национальности.

Анализ полученных данных в генерационном аспекте подтвердил значимость возрастного фактора при рассмотрении того или иного языка в качестве культурного маркера: старшее поколение тяготеет к прошлому, к этнически специфическим формам культуры, включая этнический язык, причем скорее в символическом, чем в реальном аспекте, в то время как молодое поколение предпочитает игнорировать проблему статуса титульного языка как ситуационно нерелевантную.

В целом выявлен разрыв между идеалистическим представлением о престижности и необходимости бурятского языка, с одной стороны, и индивидуальным речевым поведением, с другой стороны. Этот разрыв также может быть интерпретирован в терминах символического и реального отношения к языку. Связь языка и этнической идентичности у бурят в практическом, утилитарном аспекте носит скорее инструментальный характер: знание бурятского языка часто актуализируется только тогда, когда члены этнической группы считают это необходимым или выгодным для себя.

В целом полученные данные позволяют сделать вывод, во-первых, о решающем значении регионально-локального фактора, включающего дифференциацию «город - село», для выбора языка и его значимости в структуре этнической идентичности, во-вторых, о наличии определенного конфликта идентичности у современных бурят, противоречивости ее характера, в-третьих, о том, что этнические общности нельзя рассматривать как гомогенные образования, и релевантность культурных маркеров может варьироваться внутри группы, в частности среди разных поколений, и в-четвертых, что в целом язык не может считаться диакритиком в отношении бурятской этничности, а связь «язык - культура» в отношении бурятского этноса может быть выражена - и выражается - посредством русского языка.

В заключении подводятся основные итоги диссертационного исследования, делаются теоретические выводы и обобщения, определяются направления дальнейшей разработки проблемы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ИЗЛОЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА

Монография:

1. Хилханов Д.Л. Этническая идентичность и этносоциальные процессы в Бурятии: история и современность. - Улан-Удэ, ИПК ВСГАКИ, 2005. - 13,5 п.л.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

2. Хилханов Д.Л. Конструирование региональной и этнической идентичности в Бурятии на современном этапе// Вестник Бурятского Университета. Серия 16: Политология, культурология. Вып.3.- Улан-Удэ, 2006. - 0,8 п.л.

3. Хилханов Д.Л. Теоретические аспекты изучения этничности: значение теории этнических границ Ф.Барта// Вестник Бурятского Университета. Серия 5: Философия, социология. Вып.11. - Улан-Удэ, 2005. - 0,8 п.л.

4. Хилханов Д.Л. Этническая идентичность бурят в историческом аспекте (на примере социально-экономических факторов)// Вестник Бурятского Университета. Серия 4. История. Вып.11.- Улан-Удэ, 2006. - 0,5 п.л.

5. Хилханов Д.Л. О моделировании социальных явлений и процессов (на примере сводных статистических материалов Республики Бурятия)// Вестник Бурятского Университета. Серия 15. Социальная работа. Вып.1. Улан-Удэ, 2005. - 0,5 п.л.

6. Хилханов Д.Л. Модель аграрного строя Забайкальской области на рубеже 19-20 веков// Вестник Бурятского Университета. Серия 4. История. Вып.3. Улан-Удэ, 2000. - 0,7 п.л.

Статьи в научных сборниках и журналах:

7. Хилханов Д.Л. Этничность и социальная стратификация: теоретические подходы// Социально-стратификационная дифференциация российского общества: материалы международной научной конфепенции: в 2 т.Т.1-М.-Улан-Удэ, 2006.- 0.5 п.л.

8. Хилханов Д.Л. Процессы глобализации и этническая идентичность// Буряты в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов. Традиционная культура, народное искусство и национальные виды спорта бурят в условиях полиэтничности: сборник статей: в 3 т.Т.1-Улан-Удэ, 2006- 0,6 п.л.

9. Хилханов Д.Л. Проблема взаимосвязи этнических границ и традиционного способа производства у русских и бурят в конце 19 века// Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии. - Улан-Удэ, 2006.- 0,8 п.л.

10. Хилханов Д.Л. Эволюция этнической и социальной идентичности в современной Бурятии// Монголын соел, урлаг судлал. Улаанбаатар хот. 2005 он. - 0,5 п.л.

11. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Роль государства в современных этнических процессах и положении языков миноритарных этносов//Этнические процессы и традиционная культура. Серия Сибирь, Этнос, Культура. Вып.9. Москва-Улан-Удэ, 2005. - 1 п.л. (авторский текст не разделен).

12. Хилханов Д.Л. Проблемы моделирования социальных явлений с использованием статистических материалов// Образование, культура и гуманитарные исследования Восточной Сибири и Севера в начале 21 века. Байкальские встречи 5. Том 1. Улан-Удэ. 2005 г. - 0,7 п.л.

13. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Роль экологического дискурса в социальном развитии Республики Бурятия// Кадровое и научное сопровождение устойчивого управления лесами: состояние и перспективы. Материалы международной конференции. Иошкар-Ола 2005. - 0,5 п.л. (авторский текст не разделен).

14. Хилханов Д.Л. Роль интеллигенции в современных этнических процессах.// Интеллигенция и нравственность. Материалы Международной научной конференции. Том 2. Москва-Улан-Удэ.2005. - 0,5 п.л.

15. Хилханов Д.Л. Компьютерное моделирование в системе социологического образования// Актуальные вопросы воспитательной работы в условиях ВУЗа. - Улан-Удэ,2005. - 0,5 п.л.

16. Хилханов Д.Л. Проблема сохранения этнических границ в условиях глобализации// Бурятский язык и культура в условиях глобализации: Материалы международной научно-практической конференции.-Улан-Удэ, 2005.- 0.3 п.л.

17. Хилханов Д.Л. Стратификационное значение расового, этнического и гендерного факторов в современной социологии// Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии: материалы 2 международной научно-практической конференции. Улан-Удэ. 2004 г. -0,6 п.л.

18. Хилханов Д.Л. Формирование межкультурной компетентности в процессе вузовского образования// Актуальные вопросы воспитательной работы в условиях ВУЗа: материалы международной научно-методической конференции. - Улан-Удэ, 2004. -0,5 п.л.

19. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Language and Ethnic Identity of Minorities in the post-Soviet Russia: the Buryat Case Study', Journal of Language, Identity, and Education. USA. 2004. Vol.3, N2. - 1,9 п.л. (авторский текст не разделен).

20. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. The Changing Dynamics of Language and Ethnic Identity Link by Russian Minorities: the Buryat Case Study', Journal of Eurasian Research. Нижний Новгород. 2003. Vol.2, N 2. -0,8 п.л. (авторский текст не разделен).

21. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Бурятский этнос: этническая самоидентификация, культура и язык в современный период российской и мировой истории. Санжиевские Чтения-5. Материалы научной конференции.Часть1.- Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН,2003. - 0,5 п.л. (авторский текст не разделен).

22. Хилханов Д.Л. Проблема определения социальных детерминирующих факторов в развитии культуры России и Бурятии// Культура народов Сибири: традиции и современность. Улан-Удэ. 2002. - 0,5п.л.

23. Хилханов Д.Л. Социологические теории этнического развития: модели культурной диффузии// Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии. ВСГАКИ. Улан-Удэ. 2002. - 0,5 п.л.

24. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Культура и национальная идентичность (опыт дискурсного анализа)// Международный симпозиум «Байкальские встречи-3». ВСГАКИ. Улан-Удэ. 2001. Т.2.- 0,7 п.л. (авторский текст не разделен).

25. Хилханов Д.Л., Хилханова Э.В. Расизм, дискурс средств массовой информации и язык// Материалы международной научно - практической конференции «Сибресурс-7-2001». Томск. 2001. - 0,5 п.л. (авторский текст не разделен).

26. Хилханов Д.Л. Цивилизационный подход в социально-культурных исследованиях// Проблемы культурологического образования: этно - региональные аспекты. Москва - Улан-Удэ, 1999. - 0,3 п.л.

27. Хилханов Д.Л. Методологические проблемы при типологизации социальных процессов// Сборник научно-методических статей. Восточно-Сибирский Государственный Технологический Университет. Вып.6. Улан-Удэ, 1999. - 0,5 п.л.

28. Хилханов Д.Л. История создания и деятельности комиссии А. Н. Куломзина// Материалы научной конференции «Цыбиковские чтения - 7». - Улан-Удэ, 1998 - 0,7 п.л.

29. Хилханов Д.Л. Компьютерное моделирование социальных процессов // Сборник научных статей. Восточно-Сибирский Государственный Технологический Университет. Вып.4. - Улан-Удэ, 1998. - 0,3 п.л.

30. Хилханов Д.Л. Материалы комиссии Куломзина как источник для изучения крестьянского хозяйства в Забайкалье// Цыбиковские чтения: Проблемы истории и культуры монгольских народов. - Улан- Удэ, 1993.- 0,5 п.л.

31. Хилханов Д.Л. Источниковедческие аспекты материалов обследования комиссией Куломзина Забайкальской области в 1897 г.// Рукопись депонирована в ИНИОН РАН 1.11.1993 г. - № 48620. - 2,2 п.л.

32. Хилханов Д.Л. Классификация комиссии Куломзина и степень ее обоснованности// Информационный бюллетень Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при отделении истории РАН и ассоциации «История и компьютер». №9. Москва, 1993. - 0,3 п.л.

Учебное пособие:

33. Хилханов Д.Л. Социальное проектирование и моделирование. - Улан-Удэ, 1999.- 2,2 п.л.

Размещено на Allbest.ru