Исследование темы юродства в творчестве Ф.М. Достоевского

В статье О.Фрейденберг Фрейденберг О.М. Терсит // Яфетический сборник. VI. Л., 1930. С.231-253. шут выступает как «персонифицированная смерть», «метафора смерти». Инвектива шута выполняет регенерирующую функцию, его критика действительности необходима для жизни: «Терситы своей инвективой перерождают царей, избавляя их и всё племя от смерти» Там же. С. 243.. «Это персонифицированная смерть, изгоняемая за черту города для спасения от неё всей общественной группы» Там же. С. 245.. Сходно говорит о своей роли в мире черт Ивана Карамазова, явившийся ему в «пошлом» виде старого шута и приживала: «Каким-то довременным назначением, которого я никогда разобрать не мог, я определен «отрицать», между тем я искренно добр и к отрицанию не способен. Нет, ступай отрицать, без отрицания-де не будет критики, а какой же журнал, если не «отделения критики»? Без критики будет одна «осанна». Но для жизни мало одной «осанны», надо чтоб «осанна»-то эта проходила через горнило сомнений, ну и так далее в этом роде» (XV, 132). Вспомним уже цитированные наброски Достоевского к статье «Социализм и христианство». Шутовство совпадает с периодом цивилизации в исторической концепции Достоевского - это «отрицание непосредственных идей и законов (авторитетных, патриархальных законов масс)», «развитие личного сознания», «потеря веры в Бога». Это «состояние болезненное», но необходимое в истории человечества для осознания необходимости возвращения к Богу, «в массу». В этом, кажется, и заключена регенерирующая функция шута Достоевского. Шут демонстрирует болезненное состояние обособленного мира. Он не указывает еще пути спасения, но показывает, что «так жить нельзя».

Осознание своей греховности шут ставит себе в заслугу. За раскаяние он добивается награды в этом мире, и потому его действия снижают высокую идею. Это ложный юродивый, с традициями юродства его связывает только внешняя сторона, для Достоевского мало важная (тех показных черт, которые заимствует у юродивого шут, настоящий юродивый в романах Достоевского лишён, о чем будет речь в следующих главах).

3. ХРАНИТЕЛИ «ВЫСШЕЙ ИСТИНЫ»

В этой главе мы рассмотрим следующих героев романов Достоевского: архиерея Тихона («Бесы»), странника Макара Долгорукого («Подросток») и старца Зосиму («Братья Карамазовы»). Эти герои, как правило, высказывают идеи самого автора о сущности христианской веры, о положении человека в мире. Комплекс этих мыслей частично близок идеологии юродства (идея вины каждого человека, необходимости попрания своего Я и др.), но назвать этих героев «юродивыми нельзя: ведь юродство - это жизнь по христианским законам в миру, среди обычных людей. Данные же герои исключены из обычной жизни. Они не затворяются от людей, но и не живут их жизнью. Они вдали от соблазнов этого мира, а потому их подвиг не является юродством. Тихон и Зосима живут в монастыре. Макар странничает, и хотя он постоянно среди людей, он не связан с ними, не участвует непосредственно в их жизни. Эти герои совершают подвиг христианской жизни на земле, но подвиг их - индивидуальный, обособленный (они сами много говорят об этой беде современного мира - обособленности). Юродивый проповедует действиями, своим поведением, всем своим образом жизни. Тихон, Макар и Зосима проповедуют словом. Их функцию в мире скорее можно назвать «сохранением святости», чем её использованием в реальных условиях жизни, как это делали юродивые. Но подвиг их не менее важен, чем юродство. Рассказчик "Братьев Карамазовых" пишет о необходимости русскому человеку знать, что где-то сохраняется истина: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по все земле, как обещано» (XIV, 29). Так же думает о старце Зосиме и Алеша: «Не смущало его нисколько, что этот старец все-таки стоит перед ним единицей: «Все равно он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая установит, наконец, правду на земле, и будут все святы, и будут любить друг друга, и не будет ни богатых, ни бедных, а будут все как дети Божии и наступит настоящее царство Христово» (XIV, 29).

Несмотря на то, что герои эти не являются юродивыми в полном смысле этого слова, в их образах есть некоторые черты юродства. Тихон, Макар и Зосима выполняют в романах роль духовного руководителя главного героя. Зосима вообще является «старцем», т.е. наставником для многих людей. Повествователь говорит: «Старец - это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу, в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаёте её ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно, в надежде после долгого искуса победить себя» (XIV, 85). Таким образом в старчестве мы видим воплощение идей Достоевского о добровольном отрешении человека от воли и разума, от самого себя. Но видим также и личность, наделенную духовной властью направлять остальных людей. Такую духовную власть получал юродивый в результате долгого аскетического попрания собственного Я. Такая духовная власть есть проявление юродства, свидетельство причастности человека высшему миру.

Тихону и Зосиме помогает в духовном наставничестве дар предвидения. Тихон угадывает, что Ставрогин замышляет самоубийство. Зосима предчувствует грядущую катастрофу в семействе Карамазовых и многое другое. Этим даром были наделены и реальные юродивые, и дар этот является так же свидетельством принадлежности иному миру.

Юродство подразумевает нарушение норм падшего мира, насмешку и издевательство над ними с целью показать их несостоятельность. Тихон, Макар и Зосима переворачивают представления обычных людей о жизни монахов и странников, о христианских нормах. Вместо проповеди аскетизма они говорят о «радости» жизни. Вместо догматизма проповедуют свободное общение с Богом. Вместо фанатического мистицизма они демонстрируют здравомыслие и веру в науку. Архиерей Тихон считает галлюцинации Ставрогина болезнью. Зосима рекомендует от галлюцинаций пурген. Всё в этих героях «странно» для окружающих, вплоть до убранства их жилья, где сочетаются символы православия и католицизма, религиозная и светская литература. Окружающим непонятно, как монах или странник может интересоваться внешними по отношению к церкви вопросами - политикой, наукой. Завершающим аккордом в чреде этих «странных» поступков стало «поведение» (слово мадам Хохлаковой) старца Зосимы после смерти - то, что он «провонял».

Непонимание вызывает неприязнь, осуждение. Тихона (как и Зосиму) упрекают за «небрежное житие» (XI, 6). Повествователь «Бесов» говорит о Тихоне: «Приверженцы, и даже горячие, (…) что-то как будто хотели утаить о нем, какую-то его слабость, может быть юродство» (XI, 6). Н. Ставрогин высказывает Тихону: «Все-таки вы чудак и юродивый…» (XI, 11).

Эти герои нарушает ожидаемые представления, не укладываются в заготовленные стандарты. Христианство Достоевского, проповедниками которого стали Тихон, Макар и Зосима, лишено аскетизма и догматизма. Оно светлое и понятное. Герои - христиане прежде всего потому, что являют простую, естественную человечность. В то же время от них ждут чего-то непонятного и загадочного. Такой, традиционный, тип юродивого тоже представлен в романах Достоевского. Это Семен Яковлевич ("Бесы") и отец Ферапонт ("Братья Карамазовы"). Семен Яковлевич являет собой распространенный в то время в России тип юродивого и прорицателя, к которому стекались толпы народов, «добиваясь юродивого слова» (X, 254). А.Г. Достоевская в своих примечаниях к произведениям мужа к сцене у Семена Яковлевича в "Бесах" записала: «Фёдор Михайлович описывает посещение им известного московского юродивого Ивана Яковлевича Корейши» Гроссман Л.П. Семинарий по Достоевскому: Материалы, библиография и комментарии. М., 1922 . С. 62. . Более подробной информации об этом посещении нам не удалось найти.

Возможно, Достоевский читал также работы своего современника Ивана Прыжова (который стал прототипом Толкаченко в "Бесах"), посвященные исследованию таких явлений современности, как юродство, кликушество, нищенство, кабачество и др. В 1865 г. была издана его книга «26 московских пророков, юродивых, дур и дураков», куда входила и глава об Иване Яковлевиче Корейше (некоторые главы этой книги издавались и раньше 1865 года отдельными брошюрами, в т.ч. и «Житие Ивана Яковлевича»). Прыжов не верит в чудодейственную силу юродивых, не испытывает к ним никакого благоговения, описывает их иронически. Юродивые у Прыжова - ханжи и обманщики, чутко уловившие и обслуживающие потребности московских барынь. Либо юродивые - действительно больные люди, и тогда тем более безнравственно отношение к ним общества.

Прыжов возмущен фанатизмом почитателей юродивых. Он ярко описывает антигигиеничный и безнравственный быт этих «пророков». Его ужасает, когда «песочком», пропитанным мочой юродивого, кормят больного ребенка Прыжов И. 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии. Спб: «Эзро», 1996. С. 41..

Некоторые герои Достоевского имеют общие черты с юродивыми Прыжова. Комментарии к полному собранию сочинений (XII, 234-235) отмечают Ф. Опискина из "Села Степанчикова", Семена Яковлевича и Хромоножку из "Бесов". Мы же добавим сюда и Татьяну Ивановну из «Села Степанчикова». Отношение Достоевского к юродивым не всегда совпадает с отношением к ним Прыжова. Татьяна Ивановна и Марья Тимофеевна сходны отдельными чертами с двумя героинями Прыжова, Татьяной Степановной Босоножкой и Марьей Ивановной Скачковой, - это и перекличка имен, и хромота, и пользование косметикой, и отсутствие своего дома, жизнь у благодетелей, и мечты о женихах . Но у Прыжова это ханжи и обманщицы, описанные саркастически. А у Достоевского эти женщины - действительно сумасшедшие, притом вызывающие симпатию у читателя. Кроме того, героини Достоевского, в отличие от юродивых Прыжова, не имеют толп почитателей.

В описании мужских персонажей Достоевский ближе к И.Прыжову. Фома Опискин задаётся как действительно ханжа и лицемер, юродствующий, но не юродивый. О Семене Яковлевиче трудно сказать - притворяется он или действительно сумасшедший, но симпатий у читателя его образ не вызывает тоже. Семен Яковлевич сочетает черты двух юродивых Прыжова: Ивана Яковлевича Корейши и Семена Митрича (опять созвучные имена). Как и к ним, к Семену Яковлевичу стекаются отовсюду поклонники, представители разных социальных слоев. Достоевский дает оба вида «потребителей» зрелища юродства, описанных Прыжовым: фанатичных почитателей и просто желающих развлечься. Указания Семена Яковлевича так же нелепы, как и указания и пророчества реальных юродивых, требуют разгадывания. Но Достоевский придал более благообразный вид своему герою: это не живой комок грязи, а чисто одетый человек, сидящий в вольтеровских креслах. Однако в коце главы Семен Яковлевич выкрикивает все-таки нечто неприличное, повергающее дам в бегство. Достоевский упоминает, что в одного из посетителей Семен Яковлевич метнул две картофелины, когда прогонял его (X, 254). В книге Прыжова описывается, как Иван Яковлевич, ничего не говоря, кинул два больших яблока в одну больную княгиню, после чего она выздоровела Прыжов И. 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии. Спб: «Эзро», 1996. С. 35..

Семен Яковлевич демонстрирует «традиционный» тип юродства, как ни странно применение подобного определения к этому явлению, призванному нарушать все традиции. Такой юродивый почитаем в миру О «пленительности» юродства см. 16 нашей работы., но в художественном мире Достоевского это ложный Пророк, один из «бесов» романа. Здесь нет «простоты», нет «смирения» и «приниженности» - тех черт, которые привлекают Достоевского в юродстве. Напротив, Семен Яковлевич и подобные ему Пророки наделены земной властью, а следовательно не имеют права на роль духовного вождя. В "Братьях Карамазовых" ложный юродивый, отец Ферапонт, уже открыто наделен бесовской гордостью и завистью к старцу Зосиме. Он демонстрирует все неприемлемые Достоевским черты традиционного юродства, кроме имморализма: крайнее уединение, молчание, аскетизм, театральность. Его самоуничижение проявляется в попрании своей плоти, но не в отдаче себя людям, не в деятельной любви к миру. Он во многом схож с Лизаветой блаженной из "Бесов". Такое самоуничижение становится средством самоутверждения и достижения земной власти. Поведение отец Ферапонта театрализованно, как у шута. Он простирается на земле, что делают в том же романе Зосима и Алеша (а в «Преступлении и наказании» Родион Раскольников). Но для Зосимы и Алёши этот жест знаменует важный перелом в жизни (Зосима так умирает; Алеша, повторяя его жест, примиряется со смертью старца; раскольников идёт признаваться в убийстве), а отец Ферапонт добивается этим признания своей исключительности. «Вот кто праведен! Вот кто свят!» - восклицают зрители устроенной им сцены (XIV, 304). «Исступление какое-то всех обуяло…» - пишет повествователь "Братьев Карамазовых". «Исступление» подразумевает нечто бесовское, обратное просветлению после общения с настоящим юродивым. Использование высшей истины в земных целях сближает отца Ферапонта и Семена Яковлевича с юродствующими шутами, но у Ферапонта и Семена Яковлевича, в отличие от шутов, нет трусости в характере, они уже ничего не боятся и не стыдятся. Поэтому у Семена Яковлевича взгляд «заспанный» (X, 256), а у шутов - «беспокойный».

Наказание за извращение высшей истины настигает отца Ферапонта уже на земле: повсюду ему мерещатся бесы, а по ночам вместо вяза он видит Христа, простирающего ему руки, и о. Ферапонту страшно.

Земная власть лишает права быть духовным учителем: это смешение социальной и духовной иерархий. Поэтому неприятие большей частью общества Тихона и Зосимы становится положительной характеристикой их в художественной системе Достоевского.

Тихон, Макар и Зосима находятся рядом с главными героями романов, руководят их духовной жизнью, но влияние их не является абсолютным. Ставрогин слишком поздно приходит к Тихону: что-либо исправить уже практически невозможно. Подросток и в финале романа так и не расстаётся окончательно со своей «идеей». Алеша поддаётся всеобщему настроению после того, как его старец «провонял». С.Н. Митюрев, анализируя влияние Макара и Зосимы на Подростка и Алешу, пишет: «Чертами идеального учителя наделяется в «Подростке» «русский странник» Макар Долгорукий. Его роль в нравственном самоопределении Аркадия велика, но все же косвенна. Герои сходятся совсем ненадолго, да и никаких практических советов странник не даёт. Таков замысел романа, такова концепция главного героя, который обо всем «догадывается (…) и осиливает» «всё сам» (XVI, 49 - курсив С.Н. Митюрева). Только в столкновениях с проблемами и противоречиями жизни один на один, в неизбежных на пути к истине «паданиях» и «воставаниях» созидается личность» Митюрев С.Н. Проблемы творчества Ф.М. Достоевского 1870-х гг. Тлн, 1989. С. 22.. «Алёша, как и Аркадий Долгорукий, недовоплощен, ему предстоит долгий путь жизненных испытаний и искушений» Там же. С. 32.. Видимо, к истине можно направить, но придти к ней человек должен сам. Так приходит к истине старец Зосима, о чем свидетельствует история его жизни, записанная его Алешей.

Примечательно, что Тихон и Зосима отправляют Ставрогина и Алешу, героев настолько разных, жить в миру и там исполнять волю старца. Тихон говорит Ставрогину: «Я знаю одного старца (…). Подите к нему в послушание, под начало его лет на пять, на семь, сколько сами найдете потребным впоследствии. Дайте себе обет и сею великой жертвой купите всё, чего жаждете и даже чего не ожидаете, ибо и понять теперь не можете, что получите! (…) Вам не надо быть в монастыре, не надо постригаться, будьте только послушником тайным, неявным, можно так, что и совсем в свете живя…» (XI, 29-30). Старец Зосима напутствует Алешу: «Мыслю о тебе так: изыдешь из стен сих, а вмииру пребудешь как инок. Много будешь иметь противников, но и самые враги твои будут любить тебя. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то и счастлив будешь, и жизнь благословишь, и других багословить заставишь - что важнее всего» (XIV, 259). По мысли наставников, герои должны обрести истину, находясь в миру и исполняя при этом волю старца. А отречение от своей воли, отказ от мирских страстей и одновременно жизнь в миру прямо отсылают нас к феномену юродства.

4. ЮРОДИВЫЕ «ХРИСТА РАДИ»

«Христа ради» юродство подразумевает притворное, напускное сумасшествие, т.е. юродивый сознательно отказывается следовать морали погибающего мира и живёт на земле, руководствуясь законами высшего мира. Со стороны его поведение выглядит как безумное. Цель его - дать пример истинно христианской жизни, привести погибающий мир в соответствие христианским законам. Мы считаем, что традиции юродства «Христа ради» (в позитивном аспекте, а не в негативном, как например отец Ферапонт) продолжают в романах Достоевского Соня Мармеладова ("Преступление и наказание"), кн. Мышкин ("Идиот") и Алеша Карамазов ("Братья Карамазовы"). Далее мы попытаемся доказать свою точку зрения.

Внешне эти персонажи бесконечно далеки от традиционного образа юродивого. Здесь нет никакой театральности, нет ничего показного, герои Достоевского простодушны и естественны, как дети. Здесь нет никакого аскетизма и самоуничижения, нет даже физических убожеств, сумасшествия, имморализма. Кн. Мышкин был раньше «идиотом», но действие романа застаёт его в период совершенной умственной нормальности. След имморализма есть у Сони - она проститутка, но «весь этот позор, очевидно, коснулся её только механически; настоящий разврат ещё не проник ни одною каплей в её сердце» (VI, 247) -думает о ней Раскольников. «Тип в высшей степени интеллигентный во всех проявлениях», - так определяет юродивого Достоевского В.В.Иванов Иванов В.В. Поэтика чина // Новые аспекты в изучении Достоевского: Сборник научных трудов / Под ред. В.Н. Захарова. Петрозаводск, 1994. С. 85..

Внешне древнерусскую традицию частично напоминает только одежда юродивых Достоевского: все они предстают в каком-то ряженом, нелепом виде. Одежда Мышкина в самом начале романа поразительно напоминает «рубаху юродивого» (длинный балахон с капюшоном): «На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей… В руках его болтался толстый узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, кажется, все его дорожное состояние. На ногах его были толстоподошвенные сапоги с штиблетами, - всё не по-русски» (VIII, 6).

Одежда юродивого служила его корпоративным признаком, а также подчеркивала пренебрежение её носителя к земным благам: к теплу, красоте, чистоте, удобству, приличиям и т.п. Герои Достоевского выглядят нелепо в привычных житейских одеждах: Соня в наряде проститутки, Мышкин в модном костюме. Нелепо, потому что герои Достоевского совершенно не интересуются тем, что на них надето, как пытались это продемонстрировать в своем костюме древнерусские юродивые. Алеша в подряснике тоже смешон (Лизе, Ракитину), но совсем по другой причине: смешон и непонятен сам герой, поселившийся в монастыре, а потому кажется нелепой и одежда послушника на нем. После смерти старца мы видим Алешу в светском костюме и с постриженными волосами : «Все это очень его красило и смотрел он совсем красавчиком» (XIV, 478) - такое описание внешнего вида Алёши подчеркивает его отличие от Сони и Мышкина, тенденцию к обмирщению образа юродивого у Достоевского.

В остальном связь с древнерусскими юродивыми у героев Достоевского исключительно духовная. Это их общая несвязанность законами погибающего мира. Герои руководствуются христианскими законами. Как и древнерусские юродивые, герои романов Достоевского живут в миру, но не поддаются его соблазнам, не следуют его морали, а потому они «чужие» здесь. «Идиот» в переводе с греческого - «отдельный, частный человек». Князь действительно отдельный в мире. Но не потому, что стоит в стороне от него. Он «отдельный», потому что не такой, как все: только он является носителем неизбирательной любви в романе, только он ничего не ищет для себя, живет жизнью других людей. Он лишён самолюбия, как и Соня Мармеладова, Алеша Карамазов. Им не требуется аскетического попрания своего Я, потому что их личность не выражена, растворена в мире. Самоуничижение заменяется здесь деятельной любовью.

Для выделенных героев характерна такая общая черта, как «всепонимание и всечувствование при великом сострадании к себе подобным» Чирков Н.М. О стиле Достоевского: Проблематика. Идеи. Образы. М.: Наука, 1967. С. 143.. Ни Мышкин, ни Алеша не имеют жизненного опыта, и, однако, интуитивно постигают характер, внутренний мир людей, создавая тем самым противовес эгоизму, замкнутости окружающего мира. При этом они никого не осуждают, а даже в самих себе находят «темное» начало, с которым борются. Соня считает себя «великой грешницей». Мышкин признаётся Келлеру в «двойных мыслях». Алеша говорит, что способен понять страсти Дмитрия - он сам стоит на той же лестнице, что и братья, только на низшей ступени. Терпимость героев сильно отдаляет их от традиционных юродивых, непримиримых максималистов. Но ощущение своей правоты неприемлемо в художественном мире Достоевского.

Из всепонимания вытекает проницательность юродивых Достоевского, свойственная и традиционному юродству. Герои «угадывают» окружающих людей, способны даже предвидеть будущее. Наиболее полно эта способность проявилась в князе Мышкине, что неудивительно - настолько нереален сам персонаж. Но присуща она и Соне, и Алеше. Соня «угадала», кто убил старуху-процентщицу: «Даже потом, впоследствии, когда она припоминала эту минуту, ей становилось и странно и чудно: почему именно она так сразу увидела тогда, что нет уже никаких сомнений. Ведь не могла же она сказать, например, что она что-нибудь в этом роде предчувствовала? А между тем теперь, только что он сказал ей это, ей вдруг и показалось, что и действительно она как будто это самое и предчувствовала» (VI, 316 - курсив Достоевского). Юродивые именно не предсказывают, а предчувствуют, и это предчувствие - следствие их слитности с миром.

Образ юродивого «во Христе» в романах Достоевского постепенно менялся. В.В.Иванов называет эту эволюцию «обмирщением» Иванов В.В. Поэтика чина // Новые аспекты в изучении Достоевского: Сборник научных трудов / Под ред. В.Н. Захарова. Петрозаводск, 1994. С. 96.. Действительно, в отличие от Сони и князя, Алеша наделен полным физическим здоровьем. Но в то же время некоторыми чертами он ближе, чем Соня и Мышкин к традиционному юродивому: он максимально отдален от социальной иерархии, никак в ней не закреплен, он и в монастырской иерархии временный человек - послушник. В то время как положение других героев социально более определённое: Соня «живет по желтому билету», а у Мышкина есть титул и наследство Эту «социальную незакрепленность» Алеши В.В. Иванов считает чертой «обмирщения» героя, но мы с ним не согласны. Нам кажется, что «обмирщение» напротив предполагает приближение к социальной иерархии.. Как и традиционный юродивый, Алеша обладает даром возбуждать к себе любовь других людей. Он мог бы жить в своё удовольствие, у него нет никаких личных несчастий, он вообще лишен личного сюжета, в отличие от Сони и кн. Мышкина: Соня обременена семейством, которому должна помогать, Мышкин получает наследство. Но из-за этой личной незаинтересованности Алёши, непричастности земным делам его юродство становится более сознательным и свободным действием.

Соня «Обозначение Сони личным местоимением (она, ее), которое автор подчеркивает, явственно говорит о том, что она стала наравне с Раскольниковым (им), главной героиней романа; такова обычная манера Достоевского, засвидетельствованная рукописями всех позднейших романов» (VII, 317)., Алеша и князь Мышкин являются главными героями романов, но никакой решающей роли в сюжетах они не играют. Они практически не связаны с остальными действующими лицами и никак не влияют на развитие событий. Некоторое влияние на ход событий еще оказывает Соня: направляет Раскольникова признаться в убийстве, способствует его духовному возрождению. Влияние же Мышкина и А.Карамазова минимально. Если читать романы Достоевского только как детективные, то этим героям отведена самая второстепенная роль: они лишь связующее звено между главными действующими персонажами. Главными становятся юродивые в «романе идей»: здесь они являются той силой, которая ломает социальную иерархию и устанавливает простые человеческие отношения между людьми. Все герои как бы проходят «пробу» князем Мышкиным, Алешей, Соней. Чем чище в нравственном отношении человек, тем скорее он отзывается на духовную красоту главного героя Грушенька говорит Алеше: «В другую минуту я, бывало, Алеша, на тебя как на совесть мою смотрю» (XIV, 317).. Поэтому к юродивым так тянутся дети. Как в реальной жизни любили и заботились о юродивых, считали хорошим знаком, когда юродивый что-либо взял из какого-нибудь дома, так и юродивые Достоевского обладают даром возбуждать к себе любовь окружающих. Особенно это выражено в Алеше Карамазове. Меньше всего - в Соне: ее любят только дети, Лизавета Ивановна да убогие, косноязычные Капернаумовы.

Но в целом движение в романах идет не к юродивому, а от него к людям. Об этом пишет Н. Бердяев Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н.А. О русских классиках. М.: Высш. Школа, 1993. С.107-223.: «В то время как «темные» - Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов разгадываются, к ним всё движется, «светлые» - Мышкин, Алеша сами разгадывают других, от них идет движение ко всем. (…) «Светлые», Мышкин, Алеша, наделяются даром прозрения, они идут на помощь людям. «Темные», Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов, наделяются загадочной природой, которая всех мучит и терзает. Такова концепция центростремительного и центробежного движения в романах Достоевского» Там же. С. 124-125.

Интересно, что основная идейная интрига произведений завязывается на взаимоотношениях юродивых с двумя героями, традиционно обозначаемыми в исследовательской литературе как 1). герой с ярко выраженным рациональным началом и 2). герой, погруженный в сферу страстей. Для Мышкина это Ипполит Терентьев и Парфен Рогожин. Для Алёши - его братья, Иван и Дмитрий. В "Преступлении и наказании" героя разума представляет Раскольников, а героя страстей - Свидригайлов, но последний здесь мало связан с Соней по сюжету Однако в своих подготовительных материалах Достоевский связывает этих персонажей - комментаторы полного собрания сочинений пишут: «Соня и Свидригайлов как бы две стороны души Раскольникова. Об этом прямо сказано на последних страницах тетради: «Свидригайлов - отчаяние самое циническое. Соня - надежда самая неосуществимая»» (VII, 321).. Юродивый рядом с этими героями представляет третье, противостоящее им начало - духовное. Силой духа он пытается возродить героев, запутавшихся в сфере разума и страстей. Но удается это только Соне (хотя полное возрождение героя не показано и в "Преступлении и наказании"). Алеше Карамазову и Мышкину не удается никого спасти. Мало того, Соня и Мышкин оказываются сами поруганными в этом мире В черновиках к «Преступлению и наказанию» остались такие мысли Рогожина: «Она пожертвовала себя семье. Господи! Даже и в жертве-то, самой великой - безобразие и пакость. До того унижает судьба униженных, что даже в благороднейшей жертве их - позор и безобразие» (VII, 91).. В чем причина этих неудач?

Апостол Павел так писал о судьбе сторонников Христа в этом мире: «Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти… Злословят нас, мы благословляем; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (I Коринф., гл. 4, ст. 9). Т.е. приверженцы христианской веры обречены на униженное положение в падшем мире. Об этом писал и сам Достоевский: «Христос, высочайший положительный идеал человека, нес в себе отрицание земли, ибо повторение его оказалось невозможным. Отрицание необходимо, иначе человек так бы и заключился на земле, как клоп. (…) Отрицание земли нужно,чтоб быть бесконечным» (XXIV, 112). Юродивый обречен на неудачу на земле, потому что он «отрицание земли». Христос не может восторжествовать в падшем мире, иначе он превратится в Великого Инквизитора. Торжествующая истина лишает человека свободы выбора и превращается в насилие. Христос лишь идеал, к которому можно стремиться. Именно в этой функции он необходим на земле. Достоевский пишет о периоде цивилизации: «Если б не указано было человеку в этом его состоянии цели - мне кажется, он бы с ума сошел всем человечеством. Указан Христос» (XX, 192).

Юродивые герои Достоевского не устраивают ничьего благополучия, их функция - показать пример истинно христианской жизни, дать образец. А следовать ему или нет - решает уже сам человек. Мир настолько отпал от истины, что желающих следовать за юродивым почти не осталось. Но с юродивыми остаются дети, и это делает романы Достоевского чуть менее пессимистичными.

Кажется, сами герои чувствуют свою обреченность в мире, свою жертвенность. В текстах подчеркивается, что они тяготятся этим миром, что им тяжело здесь. Особенно часто этот мотив упоминается у кн. Мышкина: «Ему хотелось (…) быть одному с своими мыслями и чтобы никто не знал, где он находится» (VIII, 286-287). «Он предчувствовал, что если только останется здесь хоть еще на несколько дней, то непременно втянется в этот мир безвозвратно, и этот же мир и выпадет ему впредь на долю. Но он не рассуждал и десяти минут и тотчас решил, что «бежать» невозможно, что это будет почти малодушие, что пред ним стоят такие задачи, что не разрешить, или по крайней мере не употребить всех сил к разрешению их он не имеет теперь никакого даже и права… Он был вполне несчастен в эту минуту» (VIII, 256). А вот молитва другого обреченного в этом мире: «Душа Моя скорбит смертельно… Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты… Отче Мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя!.. (Ев. от Матф., гл. 26, ст. 38-42). Подвиг юродства заключался в подражании крестному пути Христа Лихачев Д.С. Панченко А.М. Понырко Н.В. Смех Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 88.. Отсюда и самопожертвование юродивых, их обреченность в падшем мире. О саможертвовании во имя будущего возрождения говорит и эпиграф к «Братьям Карамазовым»: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то прнесет много плода» (Ев. от Иоанна, гл. 12, ст. 24). Примечательно, что кн. Мышкин объявляет католичество «верой нехристианской» именно потому, что оно основано на утверждении власти церкви на земле Истинную веру князь нашёл в России. После своего шестимесячного скитания по родине он говорит Парфёну Рогожину: «Сущность религиозного чувсва ни под какие проступки и преступления и ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить. Но главное то, что всего яснее и скорее на русском сердце это заметишь, и вот мое заключение! Это одно из самых первых моих убеждений, которое я из нашей России выношу» (VIII, 184). Достоевский наделяет Мышкина своими же мыслями о том, что вера - это не философия: разумом она непостижима, и даже противоречит ему: «Тут уж не философия, а вера, а вера - это красный цвет…» (XXIV, 174). На тех же принципах противопоставления веры и разума существовал и институт юродства..

В падшем мире может победить только самолюбие и стремление к власти. В этом плане нам кажется интересным сравнить влияние в мире настоящего и ложного юродивых. Для примера мы возьмем кн. Мышкина и Фому Опискина, шута из «Села Степанчикова», произведения, написанного до рассматриваемых романов, но важного для нас, потому что шут здесь - главное действующее лицо здесь, а значит, наиболее полно представлен. В центре обоих произведений героини, которых зовут Настасьями: Настасья Филипповна и Настасья Евграфовна, Настенька. Обе - воспитанницы. Одна становится наложницей своего воспитателя, другая подозревается в этом.

Настасья Филипповна тяжело оскорблена своим «воспитателем». Это унижение становится трагедией всей ее жизни. Кн. Мышкин, «положительно прекрасный человек», пытается спасти ее, предложив ей выйти за него замуж. Но спасения не получилось. Женщины в романе не поняли неисключительной любви князя к ним, они испытывают к этому импотенту любовь исключительную, страстную, ревностную и ждут от него того же. Т.А. Касаткина в своей статье «И утаил от детей…» Причины непроницательности князя Льва Николаевича Мышкина» видит причины трагедии в романе "Идиот" в том, что Мышкин с самого начала поступает неправильно: предлагает Настасье Филипповне выйти за него замуж, т.е. ввергает себя в мир неисключительной любви, который ему недоступен и непонятен. Предложи князь сразу свою любовь-сострадание, всё было бы в порядке, как полагает Т.А. Касаткина Касаткина Т.А. «И утаил от детей…» Причины непроницательности князя Льва Николаевича Мышкина» // Характерология Достоевского: Типология эмоционально-ценностных ориентаций. М.: Наследие, 1996. С.202-209.. Однако нам кажется, что Мышкин не мог поступить иначе. Падший мир не знает и не понимает неизбирательной любви. Князь предложил единственный приемлемый в этом мире способ спасения Настасьи Филипповны - женитьбу, хотя и не испытывает к ней исключительных чувств. Спасения не получилось, в романе обе героини, к которым испытывал любовь князь, погибли: Настасья Филипповна - нравственно, Аглая - духовно (она прешла в католицизм, а это «вера нехристианская», как говорят князь и сам автор). Князь не мог никого спасти, потому что христианская вера не может торжествовать в этом мире.

Вмешивается и «юродивый» Фома в отношения Настеньки со своим воспитателем. Фома старается помешать счастью Настеньки и полковника Ростанева, которые искренно любят друг друга. Чего добивается Фома? Влюблен ли он сам в Настеньку или хочет, чтобы полковник женился на богатой Татьяне Ивановне? Думается, нет. Опискин далек от материальных благ или физических наслаждений. Он больше живет мыслью, нежели плотью. Удовлетворение он получает от признания окружающими его исключительности, его роли духовного вождя. И в истории с женитьбой полковника его «бесит», скорее всего, то, что не он становится первым поверенным влюбленных, что все делается в обход его. Сказалась также, разумеется, и его потребность помучить, потиранить окружающих. Прикрывает он свое истинное лицо маской благочестия, заботой о погубленной невинности. Не выдержав, полковник выкидывает Фому из дома. Чтобы вернуться, Фома выдумает историю о проверке истинных чувств полковника к Настеньке. Фома удовлетворен: полковник заботится о репутации девушки, уважает её - им можно пожениться. Здесь Настенька оправдывает значение своего имени - «воскресающая». «Фома Фомич созидает всеобщее счастье» (так назвал эту главу Достоевский). Из эгоистичных побуждений, случайно шуту удается что-то исправить в падшем мире. «Истинно прекрасный человек», Лев Мышкин, привел свою Настасью Филипповну к гибели.

«Смирение - страшная сила», «красота спасет мир» - афоризмы кн. Мышкина. На фоне трагичных событий в романе эти слова звучат абсурдно. В мире побеждает эгоизм, люди озабочены удовлетворением своих амбиций, а потому смирение для них - вещь непонятная и ненужная. Но, кажется, князь имел в виду другое: смирение и красота - сила, потому что поднимают человека над падшим миром, приближают к миру высшему. Они не в силах что-нибудь изменить в земном мире, но спасают душу.

Итак, юродивые выполняют функцию идеала, дают пример христианской жизни. Подробнее о том, каким образом они несут истину в мир, мы будем говорить в следующей главе.

IV. «ВЫСШАЯ ИСТИНА» В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ ДОСТОЕВСКОГО

На каторге, уже выздоравливая, Родион Раскольников видит странный сон: «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, невиданной и неслыханной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тот час же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. (…) Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе, (…) начинали обвинять друг друга, дрались и резались…» (VI, 419-420, курсив наш - Ю.С.). Заражение «умом и волей» приводит человека к сознанию своей исключительной правоты, к разъединению с людьми и гибели. Убеждение, что владеешь единственной истиной, приводит к насилию. Существует ли «высшая истина» и как она должна выражаться, чтобы не привести мир к разъединению?

Князь Мышкин постоянно боится повредить словами «идее»: «По возвращении же в Петербург он был заметно и намеренно молчалив и очень недавно, при всех, проговорился князю Щ., что ему надо сдерживать себя и молчать, потому что он не имеет права унижать мысль, сам излагая её» (VIII, 429). На вечере у Епанчиных Мышкин говорит: «Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста, я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею. (…) Я знаю, что говорить нехорошо: лучше просто пример, лучше просто начать» (VIII, 458-459). Даже такой «истинно прекрасный человек» как Мышкин боится высказать свои идеи, чтобы не исказить их, не «унизить», не превратить в нечто «противоположное». Вспоминаются и некоторые другие герои Достоевского, которые молчат или косноязычны.

Ни слова не проронил Христос в «Легенде о великом инквизиторе» Ивана Карамазова. «Он молча проходит среди их (людей - Ю.С.) с тихой улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в его сердце, лучи Света, Прощения и Силы текут из очей его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает им руки, благословляет их, и от прикосновения к нему, даже лишь к одеждам его, исходит целящая сила» (XIV, 226-227, курсив наш). Люди узнают истину каким-то мистическим путем, без слов. «Лучи Света» проникают прямо в сердца людей, минуя разум.

Великий Инквизитор понимает, что Христу достаточно сказать лишь одно слово, чтобы исказить истину, лишить людей свободы: «Всё, что ты вновь возвестишь, - говорит Великий Инквизитор, - посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры была тебе дороже всего еще тогда, полторы тысячи лет назад» (XIV, 229).

В.Н. Сузи так объясняет молчание Христа: «Диалогически открытая миру и одновременно завершенно-замкнутая на инобытии природа Первообраза определяет свое полнотой бытия Безмолвие как единственно возможную и предельно совершенную форму общения, воплощения и явления Слова. (…) Провиденциальная полнота Божественного знания - еще один источник безмолвия. Христос постигает мир сердцем» Сузи В.Н.Тютчевское в поэме Ивана Карамазова «Великий инквизитор» // Новые аспекты в изучении Достоевского: Сборник научных трудов / Под ред. В.Н. Захарова. Петрозаводск, 1994. С.185-186.. Безмолвие - воплощение «полноты бытия» и «явленность» этой полноты Там же. С. 186.. А.М. Панченко пишет, что для юродивых было типично молчание, либо произнесение неясных, загадочных звуков - как существа иного мира они не имели права говорить земным языкомСм. об этом: Лихачев Д.С. Панченко А.М. Понырко Н.В. Смех Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 95-99.

.

Молчит еще один герой Достоевского, отец Ферапонт ("Братья Карамазовы"), одержимый завистью к старцу Зосиме. «Бывали, однако, очень редкие случаи, что и он разговорится, но большею частию произносил одно лишь какое-нибудь странное слово, задававшее всегда посетителю большую загадку. (…) Ходил очень странный слух, между самыми, впрочем, темными людьми, что отец Ферапонт имеет сообщение с небесными духами и с ними только ведет беседу, вот почему с людьми молчит» (XIV, 152). Отец Ферапонт профанирует идею юродства - копирует поведение юродивого, чтобы самоутвердиться в мире. Его молчание уже с обратным знаком: не из боязни повредить идее, а из гордости. Молчание о. Ферапонта - следствие его сознания своей исключительности, обособленности в мире. Аналогично молчит и Лизавета блаженная. Примечательно, что игуменья монастыря, где она себя заключила, считает её поведение тоже следствием гордости.

Молчит и Лизавета Смердящая. «Молчалива ужасно» Мари из рассказа Мышкина. «Протяжно и задумчиво» говорит Лизавета Ивановна. Причем в задумчивости она повторяет сказанное собеседником. Этот же мотив повторения есть в житии юродивого Михаила Клопского. В.В. Иванов отмечает, что диалог о.Ферапонта с Паисием после смерти старца Зосимы, почти дословно повторяет разговор М. Клопского с настоятелем монастыря Иванов В.В. Поэтика чина // Новые аспекты в изучении Достоевского: Сборник научных трудов / Под ред. В.Н. Захарова. Петрозаводск, 1994. С.98.. Загадками говорит Марья Тимофеевна.

Кроме молчащих героев, можно выделить «косноязычных» Паченко А.М., говоря об отличии языка юродивых от языка обычных людей, отмечает, что очень часто это была глоссолалия - косноязычное, неразборчивое бормотание, «словеса мутны». Это бормотание воспринималось как родственное детскому лепету, а детский лепет в Средние века воспринимался как средство общения с Богом (См.: Лихачев Д.С. Панченко А.М. Понырко Н.В. Смех Древней Руси. - Л.: Наука, 1984. С. 96).. Это прежде всего семья Капернаумовых в "Преступлении и наказании" , у которых живет Соня Мармеладова. «Капернаумами» называли во II половине XIX в. «питейные заведения» Альтман М.С. Достоевский: По вехам имен. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1975. С. 55.. Поэтому понятно, почему дочь пьяницы, проститутка, живет у них. Но Соня не только проститутка, она юродивая, а потому уместно вспомнить, что евангельская блудница, Мария Магдалина родом из города Магдала, близ Капернаума. Подобно Магдалине Соня идет за Раскольниковым в каторгу, на его Голгофу. Капернаум также - город, где совершил множество чудес исцеления Христос, о чем написано во всех четырех Евангелиях. Евангелист Матфей, когда пишет, что Христос поселился в Капернауме, приводит пророчество Исайи об этом городе: «Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране тени смертной воссиял свет» (Матф., гл. 8, ст. 16). Позднее Христос в числе городов, в которых он лично побывал, укоряет и Капернаум за то, что они (капернаумцы - Ю.С.) не покаялись: «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься; ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные тебе, то он оставался бы до сего дня; но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе» (Матф., гл. 11, ст. 20-24). «Не от подобных ли жутких и противоречивых пророчеств о Капернауме и сам Капернаумов, если от испуга не онемел, то стал косноязычным?» - предполагает М.С. Альтман Там же. С. 57.. У нас возникли иные предположения. «Светом великим» стали для семьи Капернаумовых чтения Евангелия на их квартире Соней и Лизаветой Ивановной, этими «юродивыми», как говорит о них Раскольников. Как некогда жители Капернаума, семейство Капернаумовых прикоснулось истине, тайне высшего мира. Причастившись ей, они становятся косноязычными, потому что слова, как нечто рациональное, становятся уже не важны.

Косноязычен еще один герой Достоевского - Кириллов ("Бесы"). В записной тетради 1875-77 гг. есть такие слова об этом герое: «Поврежденность ума, но не сердца, Кирилловы» Неизданный Достоевский // Литературное наследство. Т. 83. М.: Наука, 1971г. С.616.. Этот герой многими внешними чертами близок кн. Мышкину: это эпилептические припадки; переживание экстатического слияния с природой; уверенность, что мир хорош, только люди не знают об этом. Сердцем Кириллов видит красоту мира. Умом он понимает, что мир болен и страдает. Отрицанием Бога он надеется подарить человечеству счастье. «Я думаю, человек должен перестать родить. К чему дети, к чему развитие, коли цель достигнута?» - слова Кириллова (X, 450-451). В известном отрывке «Маша лежит на столе…» (1864 г.) Достоевский писал, что когда будут уничтожены все единоличные Я, человечество изменится, перейдет на другую стадию существования - жениться и рожать детей уже не будут (XX, 172-173) «1) Не женятся и не посягают, - ибо не для чего; развиваться, достигать цели, посредством смены поколений уже не надо и 2) Женитьба и посягновение на женщину есть как бы величайшее оттолкновение от гуманизма, совершенное обособление пары от всех (мало остается для всех)» (XX, 173 - курсив Достоевского).. Думается, что в романе "Бесы" «цель достигнута» не миром, а самим Кирилловым. Он уже переродился, вплотную (сердцем) прикоснулся высшей истине - отсюда его косноязычие, - понять, что истина в Боге ему мешает «поврежденный ум». Поэтому его подвиг не способствует возрождению человечества, им пользуются «бесы».

Итак, в отличие от беспрерывно витийствующих шутов, действительно причастные высшей тайне герои молчат, или стараются молчать, или испытывают трудности в общении. Истина чувствуется сердцем, как нечто прекрасное Вспомним уже цитированные слова из записной тетради 1864-65гг.: «Возвращение в непосредственность, в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, не по сознанию, а по непосредственному, ужасно сильному, непобедимому ощущению, что это ужасно хорошо.» (XX, 192).. Разумом её не постичь (неслучайно во сне Раскольникова люди заражаются «умом и волей» и считают после этого, что владеют единственной в мире истиной, что приводит к разобщению людей), поэтому слова как нечто рациональное здесь не важны. Как же принести истину в мир? Кн. Мышкин говорит: «Лучше просто пример». Лучше любых слов то, что делает «святая» Лизавета Ивановна. Это деятельная любовь к миру, без каких либо теоретических, рациональных обоснований, без рассуждений. Старец Зосима говорит: «Всякая-то травка, всякая-то букашка, муравей, пчелка золотая, все-то до изумления знают путь свой, не имея ума, тайну Божию свидетельствуют, беспрерывно совершают её сами… все совершенно, все, кроме человека, безгрешно, и с ними Христос еще раньше нашего» (XIV, 267-268, - курсив наш).

С.Н. Митюрев, анализируя «Сон смешного человека», задается вопросом: в чем же суть «истины», которую познал «смешной человек» в результате путешествия в «золотой век», т.е. в период истории человечества до осознания границ своей личности: «Достоевский намеренно обыгрывает ситуацию, он словно дразнит читателя, обставляя «истину» со всех сторон бесчисленными подробностями и деталями (вплоть до указания точной даты познания - 3 ноября), но так и не разъясняя её сути. В том-то и дело, что эта «истина» не может быть выражена словами, тем более сообщена другим людям в качестве указания что делать и как жить. Способы достижения «золотого века» едва ли могут быть вербализованы, ибо сам идеал - не от рассудка, не от логики: «Но как мне не веровать: я видел истину, - не то что изобрел умом, а видел, видел, и живой образ её наполнил душу мою навеки. (…) Но как устроить рай - я не знаю, потому что не умею передать словами (XXV, 118 - курсив С.Н. Митюрева)» Митюрев С.Н. Проблемы творчества Ф.М. Достоевского 1870-х гг. Тлн, 1989. С. 45. Повествователь «Дневника писателя» 1876 года («Сон смешного человека» входит в «Дневник писателя» 1877 г.) описывает «золотой век» более конкретно. В главе «Золотой век в кармане» он говорит, что для его наступления достаточно, чтобы все «захотели, хоть на миг один, стать искренними и простодушными» (XXII, 12).. Истина в художественном мире Достоевского заключена в деле, а не словах. Поэтому он использует в своем творчестве традиции юродства - юродивый не говорил, не рассуждал, а действовал, жил в земном мире по законам высшего мира, «свидетельствовал» эти законы всем своим поведением.

Но сами эти законы Достоевский подвергает коррекции: он лишает их догматизма, вместо аскетизма проповедует радость бытия и свободное общение человека с Богом, на первое место в христианстве ставит идею объединения человечества. В соответствии с этим меняется в романах Достоевского и традиционный образ юродивого.

V. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Продолжая вслед за М.М. Бахтиным изучение поэтики Достоевского, П. Тороп выделяет в его романах три пространственно-временных уровня: топологический, психологический и метафизический. Топологический уровень - хронотоп сюжета. На этом уровне роман гомофоничен, т.е. описан одним человеком, имеющим свои цели и пристрастия в этом описании. Психологический уровень - пространство героев с их идеями и мировоззрениями. Вместо единого повествователя мы видим здесь мир автономных голосов, вместо гомофонии - полифонию. П. Тороп утверждает, что слово повествователя тесно связано со словами отдельных персонажей, и происходит эта связь на уровне метафизического хронотопа: «Слово, связывающее уровни сюжета и самосознания, приобретает в целом произведении метаязыковое значение, так как связано с идейным осмыслением всего текста, в том числе пространства и времени. Метаязык задается не просто описывающим, а его главной идеей - и оказывается, что на более глубоком уровне полифония является лишь сосуществованием разных трансформаций этой идеи. Тем самым на уровне метафизического хронотопа правильнее оказывается говорить о гетерофонии, о вариациях единой идеи» Тороп П.Х. Симультанность и диалогизм в поэтике Достоевского // Учён. зап. Тарт. ун-та. Вып. 641. Структура диалога как принцип работы семиотического механизма. Тр. по знаковым системам; XXII. Тарту, 1987.. Таким образом, единая идея текста устанавливает язык описания этого текста. Единая на уровне топологического хронотопа, она распадается на психологическом уровне на множество профанных или сакральных своих вариантов.