Свобода творчества и феномен хулиганства в русской лирике Серебряного века (В. Брюсов, В. Каменский, С. Есенин)

С. Есенин, лирический герой которого трагически переживает разложение сознания, регрессивное движение к некоему архаическому состоянию, создает еще один наряду с «авторским поведением» альтернативный богоданному Текст. Речь идет об особой картине мира, вырастающей на досознательных, доличностных представлениях о нем. Декларируемые С. Есениным трагизм, духовная трудность личностно-сознательного пребывания человека в мире снимаются обращением к культуре, не знающей личности как таковой (с ее жаждой сверхличных ценностей, духовной свободы), развивающейся по ту сторону сознания, а стало быть, и им порождаемого страдания, поскольку сознание внушает, что человек как плоть смертен. С. Есенин создает концепцию нового языческого мира, открывая в нем гармонию и искомое бессмертие. В свою очередь, художественное воплощение поэтом языческих представлений, чуждых этических дифференциаций, оказывается не менее «хулиганским» с точки зрения нормативной эстетики, кладущей в основу своих оценок того или иного эстетического явления нравственный критерий.

Исследованию так называемого «образного» хулиганства поэта и стоящей за ним философии посвящен второй параграф третьей главы «Мифопоэтическая философия образного хулиганства в поэзии С. Есенина». В самом Слове (Образе) разворачиваются мифопоэтические философские поиски поэта. С. Есенин переносит вершину в иерархии ценностей в самое начало культурного развития. Поэт стремится приблизиться к «древней Тайне» через сотворение особого Образа, отражающего особенность раннего, сложившегося в самом начале культурного цикла народного мироощущения. В создании Образа поэт ориентируется на специфические формы мышления человека древней эпохи, когда мир воспринимается в категории тождества. Собственно человеческое и природное оказываются слиты. Первобытный человек мыслит себя составной частью природного мира. Это выражается, с одной стороны, в очеловечивании макрокосма, в отождествлении его с микрокосмом (антропоморфизм является основополагающей категорией первобытной мысли), а с другой - сама жизнь человека осмысляется космогонически. Человек и Вселенная единосущны. В есенинском образе, все, во-первых, природное, во-вторых, отвлеченное, идеальное, духовное переводится в материально-телесный план. Мир видится поэту гротескным Телом, неустойчивым, вечно творящимся. Это одушевленное существо, каждая часть которого является органом космического целого.

Тело мира, сохраняя свою универсальность и космичность, оказывается глубоко «физиологичным». Человеческое тело как наиболее совершенная форма организации материи становится для С. Есенина ключом к материи мира. Телесная материя организует материю космическую. Материя, из которой состоит вселенная, и материя человеческого тела имеют родственную природу - творческую, созидательную. Все неодушевленное, неорганическое С. Есенин подчиняет законам органики, делает соприродным человеку. Ничего бестелесного, недоступного прикосновению, незнакомого на вкус во всей космогонии есенинский человек не знает. Тело принимает космические масштабы, а космос отелеснивается. Тело космоса оказывается плоть от плоти, кровь от крови человеческого тела. Мира, находящегося по ту сторону телесной жизни, не существует. Так, есенинский образ «Мне сегодня хочется очень / Из окошка луну обоссать», в котором современники поэта видели исключительно эпатирующий поэтический жест, преодолевает расстояние между землей и небом, снимает границу между человеком и миром. Человек, стоящий на земной тверди, кровными узами связанный в своей телесной жизни с жизнью земли, равно как и с жизнью неба, ощущает под своими ногами твердь небесную.

В есенинском мире вселенная обогащена всем, что есть в теле человека во всем его многообразии. Моча, слюна, гной, кровь, вытекающий мозг, молоко отелеснивают космос, делают мир, пугающий своей недоступностью, неизменностью, огромностью, телесно понятным. Такой (отелесненный, заставленный рукотворной предметностью) космос ощущается человеком родным домом. В языческом типе мироотношения поэту открывается источник гармонии, ибо язычество - единственная эпоха, не разграничивающая духовное и телесное начала в мире и человеке. На этом уровне преодолевается страх перед жизнью и, прежде всего, перед смертью, мыслимой уже следующей, христианской, культурой как отделение души от тела.

Подобное мироотношение определило качество есенинских сравнений - сравнение несравнимого. Слово поэта обращено к плоти. Всякое отвлеченное явление оно переводит в плоскость тела. Так, например, момент переживания мысли человеком у С. Есенина определяется через предметно-конкретное «думы давят череп мне», или высоко духовный акт говорения низводится до понятия физиологически-рефлекторного «рыгать». Слово актуализирует в мире и человеке не духовную природу, а события их телесной жизни. Оно снимает поэтический запрет на все, что связано с телом, с внутрителесным бытием. Слово переживает жизнь Тела, неготового и незавершенного.

Таким образом, так называемые «физиологические» образы С. Есенина не имеют того бытового или узкофизиологического значения, которое вкладывал в них традиционный читатель, видевший в поэте хулителя, разрушителя собственно поэтического (духовного) видения мира и воплощения его в Слове. Есенинский Образ, уходящий своими корнями в самое начало культурного цикла, нацелен на создание той связи человека и природы, когда ощущающий свою материальность и телесность человек становится средством выражения столь же материального и телесного в его видении космоса, находит этот космос и живо ощущает его в своем собственном теле.

Творчество С. Есенина с его проникновением в плоть мира оказывается по ту сторону этических категорий. Есенинский мир - это мир языческий, дохристианский. Поэт, заговоривший о космической плоти, безусловно, вступает в противоречие со складывающейся на протяжении более четырех веков литературной нормой и стоящими за ней религиозными, моральными ценностями и запретами. Русская литература развивалась за пределами плоти как таковой, поскольку корни русской литературы - в церковно-славянской традиции. С. Есенин «разламывает» старый христианский мир, утверждая концепцию нового языческого мира. Новое слово о мире, убеждающее в необходимости смены и обновления, непрерывного становления всего существующего, строится на разрушении христианского Слова, создающего прямо противоположное представление о неизменности и незыблемости мира. Характер выстраивания Слова и стоящая за ним мифопоэтическая философия говорят о том, что вектор поэтического развития С. Есенина направлен к некоей первоточке, идеальному состоянию, где отсутствует личность как таковая, человек и мир едины: человек - органическая часть мира. Это линия движения к отрицанию «Я», разрушению личностной плоти, где человек оказывается вне мысли как таковой, вне рефлексии. Здесь смерть никак не проявлена, она объективно существует, но ее нет в сознании человека. Язычество - первая культура, которая делает человека бессмертным. Языческое (первобытное) сознание не мыслит смерть трагически. Смерть оказывается предпосылкой роста и обновления, оборотной стороной рождения. С. Есенин, который на протяжении всей жизни решал проблему смерти, пытается преодолеть декларируемый им трагизм конечности индивидуальной человеческой жизни, ставший одной из движущих сил «хулиганства» как «поведения», на уровне работы со Словом/Образом, создавая посредством материально понимаемого Слова картину столь же материально-вещного мира. Обращаясь к языческой онтологии, поэт делает попытку осилить смерть Словом.

Так, поведение и язык есенинского «хулигана» перестают быть просто эпатажем или возводимым в новую художественную норму антиэстетическим жестом (что было свойственно некоторым группам поэтов 1910-20-х годов), а представляются в качестве фундаментальных оснований поэтической космогонии. В опыте С. Есенина «хулиганство», воплощенное и в «поведенческом» аспекте, и в характере словотворчества, впервые приобретает феноменальную сущность, становясь универсальной категорией художественного мышления поэта. Оно обнаруживает глубокую укорененность в национальном духовном опыте, а потому органично входит в русскую поэтическую культуру.

В заключении подводятся итоги исследования.

Поставив вопрос об основополагающей для культуры Серебряного века проблеме свободы творчества и феномене хулиганства как производном от нее, мы показали динамику реализации этой идеи на разных этапах литературного развития рубежа ХIХ-ХХ веков и проследили, как в русской поэтической культуре этого времени идея творческой свободы модифицируется в феномен хулиганства. Мы пришли к следующим выводам:- категория «свободы творчества» предполагает такую форму пребывания художника в культуре, при которой он актуализирует в самоценном творческом акте отрицание сдерживающей эту свободу предшествующей культурной традиции;

- исповедующий идею свободы творчества художник идет либо по пути восстановления отдаленной культурной традиции, реализуя ее в новой функции отрицания, либо по линии расширения границ искусства, привлекая маргинальную культуру в качестве «хулиганского» жеста.

Таким образом, творческая индивидуальность каждого поэта - его эстетические установки, созданная им картина мира, его представления о человеке - проявляется в специфике путей отрицания, которые он выбирает, утверждаясь в культуре. Описанная в работе вариативность художественного опыта открывает перспективы для изучения творчества отдельных поэтов (К. Бальмонта, В. Маяковского, В. Хлебникова, Б. Пастернака и др.) и для исследования поэтической культуры ХХ века в целом.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах

Статьи в рецензируемых научных изданиях, включенных в перечень ВАК:

1. Поварницына, Н.С. «Образное хулиганство» в творчестве С. Есенина: природа слова // Вестник ВятГГУ. №4 (2). Киров, 2009. С. 120-125.

Статьи в других изданиях:

1. Поварницына, Н.С. Феномен хулиганства в творчестве С. Есенина: Учебное пособие для студентов-филологов. Ижевск, 2004. 108 с.

2. Поварницына, Н.С. Свобода творчества как объект русской философской и эстетической мысли конца ХIХ - начала ХХ века // Материалы ХХХI Зональной конференции литературоведов Поволжья: В 3 ч. Ч. 2. Елабуга: Изд-во ЕГПУ, 2008. С. 287-293.

3. Поварницына, Н.С. Лирика В.Я. Брюсова и романтизм: о ценностном аспекте «хулиганства» // Кормановские чтения: Статьи и материалы Межвуз. науч. конф. (Ижевск, апрель, 2009) / Ижевск, 2009. Вып. 8. С. 155-160.

4. Поварницына, Н.С. Философская интерпретация «отрицания» как основы художественной практики рубежа ХIХ-ХХ веков // Междисциплинарные связи при изучении литературы: Сборник научных трудов / Отв. ред. проф. А.А. Демченко. Вып. 3. Саратов: Издательский центр «Наука», 2009. С. 250-257.

Размещено на Allbest.ru