Современная русская литература

Распутин заставляет читателя почувствовать черствость и бездушие Андрея, его неуважение к традициям родных. В этом писатель близок к Шукшину, Абрамову, Белову, которые с тревогой пишут о равнодушии молодежи к отчему дому, о забвении ею народных традиций, которые веками передавались из поколения в поколение.

В своей небольшой повести "Пожар" Распутин заставляет читателя задуматься над тем положением, в котором оказалась страна. В бедах небольшого поселка лесозаготовителей-временщиков сфокусированы тревожные явления жизни, характерные для всего общества.

Взволнованно и художественно сильно рассказал писатель об утрате чувства хозяина своей страны, настроениях наемных работников, равнодушных к тому, что будет после них с поселком, где они живут, да и со страной в целом, о пьянстве, падении моральных устоев. Повесть Распутина имела большой успех и получила высокую оценку читателей.

Василь Быков единственный из писателей, сохранивший преданность исключительно военной теме. В своих произведениях он заостряет внимание на проблеме цены победы, нравственной активности личности, ценности жизни человека. Нравственная кульминация повести «Круглянский мост» заключалась в том, что старший в группе партизан-подрывников Бритвин, руководствующийся бездушным принципом, что «война - это риск людьми, кто больше рискует, тот и побеждает», послал на смертельное задание - взорвать мост - молодого парнишку, сына здешнего полицая, Другой партизан Степка в гневе пытается застрелить за это Бритвина. Так автор страстно выступал за то, что и на войне человек должен жить по совести, не поступаться принципами высокой человечности, не рисковать чужими жизнями, щадя свою собственную.

Проблема гуманистической ценности личности возникает в самых разных произведениях. Особенно интересуют Быкова такие ситуации, в которых человек, оставшись один, должен руководствоваться не прямым приказом, а своей совестью. Учитель Мороз из повести «Обелиск» воспитывал в детях доброе, светлое, честное. И, когда пришла война, группа ребят из его небольшой сельской школы по сердечному порыву, хотя и опрометчиво, устроила покушение на местного полицая, заслуженно прозванного Каином. Детей арестовали. Немцы пустили слух, будто отпустят ребят, если явится укрывшийся у партизан учитель. Партизанам было ясно, что задумана провокация, что гитлеровцы все равно не отпустят подростков и с точки зрения практического смысла являться Морозу в полицию бессмысленно. Но писатель говорит о том, что кроме прагматической ситуации, есть и нравственная, когда человек должен подтвердить своей жизнью то, чему учил, в чем убеждал. Он не мог бы учить, не мог бы дальше убеждать, если бы хоть один человек подумал, что струсил, оставил детей в роковой момент. Упрочить веру в идеалы у отчаявшихся родителей, сберечь твердость духа у детей - вот чем был озабочен Мороз до последнего шага, подбадривая ребят, идя с ними на казнь. Ребята так и не узнали, что Мороз явился в полицию ради них: он не хотел унижать их жалостью, не хотел, чтобы они терзались мыслью о том, что из-за их поспешного, неумелого покушения пострадал любимый учитель. В этой трагической повести писатель осложняет задачу, вводя второе действие. Мотивы поступка Мороза были осуждены некоторыми как безрассудное самоубийство, и оттого после войны, когда на месте расстрела школьников сооружали обелиск, его фамилии там не оказалось. Но именно потому, что в душах людей проросло то доброе семя, которое он заронил своим подвигом. Нашлись и те, кто все-таки сумел добиться справедливости. Имя учителя было дописано на обелиске рядом с именами героев-ребят. Но и после этого автор делает нас свидетелями спора, в котором один человек говорит: «Особого подвига за этим Морозом я не вижу… Ну в самом деле, что он такого совершил? Убил ли он хоть одного немца?» В ответ один из тех, в ком жива благодарная память отвечает: «Он сделал больше, чем, если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху, сам добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент. И в чью пользу…» Этот аргумент как раз и относится к нравственной сфере: доказать всем, что твои убеждения сильнее грозящей смерти. Переступить через естественное чувство самосохранения, естественную жажду выжить, уцелеть - с этого начинается героизм отдельного человека.

В своих произведениях Быков любит сводить персонажей контрастных по характеру. Так происходит и в повести «Сотников». Все туже затягивается петля вокруг Сотникова и Рыбака - партизанских разведчиков, которые должны достать продовольствие для партизанского отряда. После перестрелки партизаны сумели оторваться от преследования, но из-за ранения Сотникова вынуждены укрыться в деревне в избе Демчихи. Там их лишенных возможности отстреливаться схватывает полиция. И вот они проходят страшные испытания в плену. Вот тут и расходятся их дороги. Сотников выбрал в этой ситуации героическую смерть, а Рыбак согласился вступить в полицаи, надеясь перебежать потом к партизанам. Но вынуждаемый гитлеровцами он выталкивает чурбан из-под ног бывшего боевого товарища, на шею которого накинута петля. И нет ему дороги назад.

Неторопливо воссоздает писатель в Сотникове характер человека цельного, последовательного в своей героической жизни и смерти. Но в повести есть свой поворот в изображении героического. Для этого Быков каждый шаг Сотникова соотносит с каждым шагом Рыбака. Для него важно не описать еще один героический поступок, а исследовать те нравственные качества, которые дают человеку силу перед лицом смерти.

Первые опубликованные в начале 60-х годов произведения Александра Исаевича Солженицына (род. в 1918 г.) повесть "Один день Ивана Денисовича", рассказ "Матренин двор" появились на исходе хрущевской оттепели. В наследии писателя они, как и другие небольшие рассказы тех лет: "Случай на станции Кочетовка", "Захар Калита", "Крохотки", остаются самыми бесспорными, классикой. С одной стороны классикой "лагерной" прозы, а с другой - классикой прозы "деревенской".

Наиболее значительными являются романы писателя "В круге первом", "Раковый корпус", "Архипелаг ГУЛАГ" и "Красное колесо".

В известном смысле "В круге первом" - это роман о пребывании героя-интеллигента Нержина в закрытом НИИ, в "шарашке". В романе Нержин в серии бесед с другими заключенными, с критиком Львом Рубиным, инженером-философом Сологдиным, долго и мучительно выясняет: кто же в подневольном обществе в меньшей степени живет по лжи. Эти всезнайки-интеллигенты, пусть и страдающие или дворник Спиридон, вчерашний крестьянин. В итоге он приходит, после целой серии споров, крайне острых, глубоких, к мысли, что, пожалуй, Спиридон, не понимающий множества превратностей истории и своей судьбы, причин горя своей семьи, жил все же наивнее и чище, нравственней, непритворней, чем эти всезнайки, готовые служить злу за научную степень, лауреатский значок и т.п. Те, кого Солженицын впоследствии назовет "образованщиной", развращенные подачками интеллигенты.

"Архипелаг ГУЛАГ" сам автор образно определил как "окаменелую нашу слезу", как реквием русской Голгофе. При всей тщательности коллекционирования документов о технологии средств, судов, казней ("В машинном отделении", "Поезда ГУЛАГа" и т.п.), перевозок заключенных, бытия лагеря в Соловках (" там власть не советская, а ... соловецкая) и т.п. книга Солженицына предстает гораздо крупнее тех произведений, что изобличали террор, перегибы репрессий как искажения генеральной линии партии. Целый поток лирических отступлений, выводов против фальсификаторов истории пробивается в летописи ГУЛАГа. Но только к моменту завершения "ГУЛАГа" Солженицын приходит к своей излюбленной идее - идее победы над злом через жертву, через неучастие, пусть и мучительное во лжи. В финале своей книги-реквиема, приговора тоталитаризму Солженицын произносит слова благодарности тюрьме, так жестоко соединившей его с народом, сделавшей его причастным к народной судьбе.

"Красное колесо" - это глубокомысленный трагический роман, хроника с совершенно уникальным образом автора-повествователя, с чрезвычайно активным самодвижущимся историческим фоном, с непрерывным передвижением вымышленных и подлинных героев. Подчиняя исторический процесс строго отмеченным срокам ("Красное колесо" - это серия романов-узлов вроде "Августа Четырнадцатого", "Октября Шестнадцатого" и т.п.) Солженицын неизбежно отодвигает вымышленных героев на второй план. Все это создает грандиозность панорамы: обилие персонажей, остроту ситуаций и в царской ставке, и в тамбовском селе, и в Петрограде, и в Цюрихе, придает особую нагрузку голосу повествователя, всему стилистическому строю.

Как отмечает критика многие повести Юрия Трифонова строятся на бытовом материале. Но именно быт становится мерилом поступков его героев.

В повести "Обмен" главный герой Виктор Дмитриев по настоянию расторопной жены Риты (и ее родичей Лукьяновых) решил съехаться с уже смертельно больной матерью, то есть совершить двойной обмен, взойти в квартирном плане на более престижный уровень. Метания героя по Москве, тупой нажим Лукьяновых, его поездка на дачу в кооператив "Красный партизан", где некогда в 30-е годы жили его отец и братья, люди с революционным прошлым. И обмен, вопреки желанию самой матери, свершен. Но оказывается "обмен" был свершен гораздо раньше. Больная Ксения Федоровна, хранительница какой-то нравственной высоты, особого аристократизма, говорит сыну о его снижении "олукьянивании": " - Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел... - Вновь наступило молчание. С закрытыми глазами она шептала невнятицу: - Это было очень давно, и бывает всегда, каждый день, так что ты не удивляйся, Витя. И не сердись. Просто так незаметно".

В другой повести, "Предварительные итоги", герой - переводчик, изнуряющий свой мозг и талант, переводя ради денег нелепую поэму некоего Мансура "Золотой колокольчик" (прозвище восточной девушки, данное ей за звонкий голосок), меняет что-то возвышенное на усредненное, стандартное, сделанное по мерке. Он способен чуть ли не на грани самонасмешки оценивать свой труд: "Практически умею переводить со всех языков мира, кроме немецкого и английского, которые немного знаю - но тут у меня не хватает духу или, может быть, совести". Но еще более странный обмен, от которого герой убегает, но с которым в итоге смиряется, свершается в его семье, с сыном Кириллом, женой Ритой, гоняющейся за иконами как частью мебели, усвоившей цинично-упрощенную мораль репетитора Гартвига, подруги Ларисы. Иконы, книги Бердяева, репродукции Пикассо, фотография Хемингуэя - все это становится предметом тщеславия и обмена.

В повести "Долгое прощание" в состоянии обмена, распыления сил живет и актриса Ляля Телепнева, и ее муж Гриша Ребров, сочиняющий заведомо средние пьесы. Обмен, хроническая неудача сопутствуют им и тогда, когда нет ролей, нет успеха, и даже тогда, когда Ляля вдруг обрела успех в громком спектакле по пьесе Смолянова.

Трифонов очень жалеет своих уступчивых, идущих на обмен героев, деликатных, мягких, но видел и бессилие их аристократизма.

3. Поэзия 60-90-х годов

Поэзия 60-х годов, так же как и проза, связана с современностью. Современность в представлении поэтов - это не просто сегодняшний день, а движение времени.

В 60-е годы продолжают работать поэты старшего поколения, начавшие свой творческий путь в 20-30-е годы. (Н. Асеев, А. Прокофьев, А. Твардовский и другие).

Интенсивно развивается и философская лирика. Расширяется ее диапазон. Можно выделить несколько тематических и интонационных линий: героическая лирика, связанная с войной, углубление философской лирики, обусловленной новым осмыслением жизни, красоты, интерпретацией вечных тем дружбы, любви и т.д.

Одним из наиболее ярких представителей философской лирики был Николай Алексеевич Заболоцкий.

50-е годы были и вершинным этапом, и концом творческого пути для этого поэта. Он размышляет об извечных философских вопросах, жизни и смерти, любви и дружбы и т.д. и заставляет читателя размышлять о смысле и содержании своей жизни, о значении и месте человека на земле. Поэт часто обращается к приему контраста. Общее признание получили его стихотворения "Старая актриса", "Некрасивая девочка", "Жена". Позабытый кумир театральной Москвы, старая актриса, превратив свой дом в своеобразный музей, пребывает в надежде, что "ее красе вечно сиять суждено в этом доме, как некогда прежде". Контрастом звучит описание девочки, дальней родственницы актрисы, которая ютится в полутемном низком подвале, где-то в сыром углу, прислуживая тетке. Девочка наблюдает жадность тетки, которая алчно пересчитывает и прячет деньги. Стихотворение заканчивается глубоким философским обобщением:

Разве девочка может понять до конца,

Почему, поражая нам чувства,

Поднимает над миром такие сердца

Неразумная сила искусства.

В стихотворениях "О красоте человеческих лиц", "Некрасивая девочка" ставятся проблемы красоты человека. Н. Заболоцкий рисует многообразные человеческие лица, которые напоминают и "пышные порталы", и "жалкие лачуги", но в основном человек прекрасен своей человечностью, "внутренним озарением". Поэтому закономерны заключительные строки стихотворения о том, "что есть лица подобны ликующим песням".

Всеобщее внимание привлекает стихотворение "Некрасивая девочка". У девочки-дурнушки, напоминающей лягушонка, и "рот длинен, зубки кривы, черты лица остры и некрасивы". И в то же время ребенок полон добра, любви к своим сверстникам и обладает редкой грацией души, которая сквозит в любом ее движении. Н. Заболоцкий - мастер создания концовок стихотворения, в котором, подводя итог сказанному, дает некую формулу философского открытия. Такова концовка этого стихотворения:

А если это так, то что есть красота,

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота

Или огонь, мерцающий в сосуде?

По принципу контраста написано и стихотворение жена. В нем поэт слагает гимн безответной трогательной любви женщины к мужу, бесконечному преклонению перед его трудом. И в ответ на такую любовь муж относится к ней с равнодушием и высокомерием. Полны иронии слова, обращенные к такому человеку:

Так кто же ты, гений вселенной?

Подумай, ни Гете, ни Данте

Не знали любви, столь смиренной,

Столь трепетной веры в талант.

Горько звучит вопрос автора: "Как мог ты не видеть доселе сокровище жизни своей?".

Завещанием поэта последующим поколениям является стихотворение, опубликованное уже посмертно, где он писал:

Не позволяй душе лениться!

Что б в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Она рабыня и царица,

Она работница и дочь,

Она обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

В 60-е годы в литературу приходит много новых молодых поэтов, среди которых можно выделить Е. Евтушенко, Р. Рождественского и А. Вознесенского.

Евгений Евтушенко - поэт открытых эмоций, решительно и определенно заявляющий о своих симпатиях и антипатиях. Быстрый отклик на текущие события - характерная черта не только многих его стихотворений, но и произведений крупной лиро-эпической формы.

Наряду с публицистикой определенное место в творчестве Евтушенко занимает тема любви. Неопределенность эмоций начальных стихов о любви, первые, еще неглубокие переживания уступают место более зрелому пониманию внутреннего мира человека. Возникает тревога за любовь, страх обидеть, потерять любимую женщину ("Когда взошло твое лицо...", "Зеркало", "Заклинание" и др.)

Евтушенко широко использует ассонансную рифму, которая стала определять стиль поэта в целом. Традиционная форма стиха с его устойчивой метрической системой тоже представлена в творчестве поэта. В этом ключе создан ряд стихотворений. ("Хотят ли русские войны", "Вальс о вальсе", "Со мною вот что происходит" и др.).

В середине 60-х годов поэт все чаще декларирует свою приверженность к усвоению наследия русской классики, традиций Пушкина и Некрасова, Пастернака и Ахматовой. Об этом и "Молитва перед поэмой" из "Братской ГЭС", явившейся итогом раздумий Евтушенко после поездок на Север и в Сибирь.

Тема связи истории с современностью получила воплощение также в сборнике стихотворений "В полный рост", куда вошли три поэмы: "В полный рост", "Просека", "Ивановские ситцы".

Искания другого поэта, Андрея Вознесенского, в области стилистики и версификации порой совпадали с интересными и свежими мыслями об эпохе НТР, и тогда рождались запоминающиеся образы, емкие формулы. Так чередуя стихотворные главки с прозаическими, (поэма "Оза") поэт изображает чуждый духу человека мир, в котором "быть человеком некогда", ибо "идет в мире роботизация". Хорошо понимая противоречивый характер взаимосвязей между научно-техническими открытиями и гуманитарным обеспечением человеческой личности, поэт убежденно провозглашает: "Все прогрессы реакционны, если рушится человек". Для поэзии Вознесенского характерна свойственность к эстетическим парадоксам и словоизобретательности.

В 70-е годы в поэзии Вознесенского заметны иные мотивы, подходы к творчеству (сборники "Дубовый лист виолончельный", "Витражных дел мастер"): ощущение боли при виде несовершенств и несправедливостей современного мира не проходит, но дополняется как бы заново увиденными гранями жизни. Так возникает чувство признательности, любви к родному краю ("Озеро", "Груша заглохшая, а чаще одна..."), новое осмысление явлений окружающей действительности ("Ностальгия по настоящему"). В его творчестве глубже зазвучали гражданские мотивы, обострилось чувство ответственности за настоящее и будущее человечества ("Реквием", "Анафема", "Есть русская интеллигенция" и др.)

По другому направлению развивалось творчество Р. Рождественского. Его поэмам не свойственны черты эпичности. В них, как и в стихотворениях лирический герой - автор. Поэту подвластны различные средства воплощения многоликости окружающего мира. Героическая патетика ("Реквием") соседствует с сатирическим изображением лиц и предметов ("Поэма о разных точках зрения"), едкая ирония, сарказм с грозно-предупреждающей интонацией при обращении к человеку, оставшемуся одному на сожженной планете после атомного кошмара. Столь же страстно звучит голос поэта против некогда узаконенной формулы "незаменимых нету" (поэма "Посвящение").

В 1971 году выходит один из лучших сборников Рождественского "Все начинается с любви". Резкое разграничение добра и зла, высокой нравственности и мещанского благополучия, светлых и темных красок - характерная черта его поэзии. В области лирической публицистики, избранной поэтом, форма исповеди нередко идет рядом с прямым обращением, типа: "Давай покинем этот дом, давай покинем" ("Богини"), "Знаешь, друг, мы наверно, с рожденья такие" ("Ровесники"), "Будь пожалуйста послабее". Стих Рождественского, отмеченный особой акцентировкой слова и четким ритмом, лишен, как правило, психологической нюансировки образа.

Когда в 1965 году появилось стихотворение Н. Рубцова "Тихая моя родина", слово было найдено "тихая лирика". Но это было более чем слово, ибо за ним прочитывалось целое направление нашей поэзии, идущее по сравнению с эстрадной поэзией другой дорогой, громкость заменившее глубиной. Его крупнейшие представители (Н. Рубцов, А. Прасолов, Ю. Кузнецов, Н. Тряпкин, В. Соколов, А. Жигулин) отстаивали свои эстетические и нравственные принципы и делали это совсем не так, как это было присуще Евтушенко или Вознесенскому. Если последние преимущественно отмечали, фиксировали в обостренной форме некоторые противоречия и сложности эпохи, то эти поэты стремились постичь их природу и сущность, запечатлеть процессы, совершающиеся в человеческой душе.

Перед ними стояли те же проблемы, что и перед создателями высокой прозы: углубление историзма, новаторское воплощение ведущих тем (Великая Отечественная война, судьбы деревни, проблема "человек и природа", более полное и совершенное проникновение во внутренний мир современника).

Одним из лучших представителей этого направления был Николай Рубцов.

Наследие из пяти сравнительно небольших сборников стихов оставлено Н. Рубцовым. Первая его книга "Лирика" увидела свет в 1965 году, последняя - "Зеленые цветы" - уже после гибели поэта, а между ними сборники "Звезда полей", "Душа хранит", "Сосен шум".

Н. Рубцов до самозабвения влюблен в Русь, тихую вологодскую сторону с ее полями, лесами и озерами, с ее простыми и немногословными, немало повидавшими на своем веку людьми ("Душа хранит", "Привет Россия", "Тихая моя родина").

Тихая моя родина!

Ивы, реки, соловьи...

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Поэт не раз свидетельствовал, что он улавливает голоса природы, слышит, как ветер "воет", "стонет", "плачет", "свищет", "дышит", "всхлипывает, словно дитя", как метель "голосит за окном", как ропщут березы, звенит листва. Поэт переводит мгновения бытия на язык искусства, ясно осознавая свою зависимость от природных сил.

Для Рубцова важно не только то, что выражено словами, но и то, что за текстом, как бы невысказанное, но напетое самой мелодией поэтической речи.

Приглашая учиться высокому искусству гармонии у природы, поэт не впадал в запоздалый руссоизм. Это было лишь трезвое понимание жгучей связи между человеком и природой, которая может оборваться в эпоху нарастающего экологического кризиса. Отсюда трагические тона, усиливающие внутренний драматизм поэзии Рубцова.

Особая, еще малоизученная сфера - поэтика Рубцова, который понимал, что поистине прекрасное должно быть величаво. У поэзии Рубцова своя мелодия. Хотя его стих лишен той песенной интонации, что присуща Есенину, он очень музыкален, причем больше, чем Тютчев и Блок, мелодическому рисунку стихотворений к которым он близок.

На протяжении 70-х годов многие поэтические имена, независимо от желания самих поэтов, сделались объектом критического манипулирования, выстраивались в ряды и школы. "Органичным" поэтам (Рубцов и Прасолов) противопоставляли "неорганичных", "книжных": А. Тарковского и Д. Самойлова, Б. Ахмадуллину, Ю. Мориц, А. Кушнера, хотя у каждого из названных своя "книжность", свое очень разное отношение с традицией и своя мера одаренности.

Одним (Тарковскому, Кушнеру) более свойственно усилие припомнить и настроить звучание своего стиха в лад с высоким строем классической поэзии. Другие (Мориц) склонны не столько переноситься в прошлое, сколько сами эти классические ассоциации приближать к себе, осовременивать их своим голосом. И от тех и от других отличен Давид Самойлов, в первую очередь рефлектирующий в стихе, переживающий своим стихом дистанцию, все более отдаляющую нас от тех, в ком продолжился "серебряный век" русской поэзии, благодаря чему этот век был почти современным нам:

Вот и все смежили очи гении. Тянем, тянем слово залежалое

И когда померкли небеса, Говорим и вяло и темно.

Словно в опустевшем помещении Как нас чествуют и как нас жалуют!

Стали слышны наши голоса. Нету их. И все разрешено.

Это восьмистишие Давида Самойлова помечено 1966 годом - годом смерти Ахматовой. Оно кажется удачным эпиграфом к двум последним десятилетиям в поэзии.

Не случайно, что оно написано Д. Самойловым. Он последним в своем военном поколении издает первую книгу - в 1958 году. Его значение в полной мере начинает осознаваться лишь в 70-е годы, после выхода в свет первого маленького сборника избранных стихотворений "Равноденствие".

Самойловская легкость, самойловская ирония: "Я сделал вновь поэзию игрой..." - привлекала одних и отталкивала других, полагающих более отвечающей духу времени торжественность, с какой следовало докладывать о великом, о свершениях, о нравственных исканиях. Тон определял многое. По нему узнавалась и эстетическая позиция - отношение к традиции. Стихотворения Самойлова - знак определенного стиля, в котором легкость, уклончивость, приобретали значение высказывания. Много в его стихах "как будто бы". Как будто бы поэзия игра, как будто бы все в ней только сиюминутно, бегло, неповторимо:

Лихие, жесткие морозы Повторов нет! Неповторимы

Весь воздух звонок, словно лед. Ни мы, ни ты, ни я, ни он.

Читатель ждет уж рифмы "розы", Неповторимы эти зимы

Но, кажется, напрасно ждет. И этот легкий, ковкий звон.

Напрасно ждать и дожидаться, И нимб зари округ березы,

Притерпливаться, ожидать Как вкруг апостольской главы...

Того, что звуки повторятся Читатель ждет уж рифмы "розы",

И отзовутся в нас опять. Ну что ж лови ее, лови!..

"Повторов нет!" - такой тезис, доказываемый, а на самом деле опровергаемый стихом. Слишком много повторов в этих строчках. Пушкин - его нельзя не узнать, он процитирован откровенно и хрестоматийно. Начинается стихотворение с полуцитаты в первой же строке. И завершается все повтором уже тютчевским.

Значит есть повторы, все повторимо, хотя и не буквально, а по закону изменчивости неизменного. В стихах Самойлова много цитат реминисценций, на которых поэт не задерживается. Они лишь определяют характер постоянно поддерживаемой, но не обнаруживаемой, не выпячиваемой связи с традицией, возникают, поглощаемые движением стиха.

В 70-е годы традиция - предмет постоянных критических споров, повод к которым дает сама поэзия. Поэтическое прошлое становится предметом рефлексии, выбора. Традиция обнаруживает себя как процесс двусторонний, как диалог, в котором по-новому, без хрестоматийной заученности, выглядит и тот, кто оказывает влияние, и тот, кто его воспринимает. От его восприимчивости и от его таланта зависит степень равноправия собеседников.

Споры о том, что считать национальной традицией были и в эмиграции, в какой мере она устойчива и открыта изменению.

Иосиф Бродский является автором многочисленных сборников, основными из которых являются "Осенний крик ястреба", "Назидание", "Часть речи", "Урания".

"Урания" - название последнего сборника поэта. "К Урании" название одного из центральных его стихотворений:

У всего есть предел: в том числе у печали.

Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.

Можно налить воды. Позвенеть ключами.

Одиночество есть человек в квадрате.

Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.

Пустота раздвигается, как портьера...

Урания - муза астрономии, владеющая пространством мироздания. В этом стихотворении ничего не сказано о ностальгии, но взгляд как бы скользит, восстанавливая пейзаж оставленного пространства.

В поэзии Бродского сложное отношение героя с пространством. Сначала оно как бы дробилось на множество предметов, оставляя впечатление многообразия и раздробленности, распада, как будто ускользала нить, которая связывает целое.

Пространство чаще всего равнодушно к человеку, иногда враждебно. Открыто Бродский не говорит в своих стихах о себе, а использует образы. Например, ястреба. В стихотворении "Осенний крик ястреба" он пишет о птице, которая взлетает выше своих сил, на высоту, где она не может преодолеть воздушного потока, и он выталкивает ее в ионосферу, "в астрономически объективный ад птиц, где отсутствует кислород".

Бродский приучает вспоминать в словах их культурные значения. Причем делает это в духе классической традиции, для которой со времени античности полет птицы вызывает ассоциацию с поэтическим парением. Образ становится многозначным, он допускает различные оттенки смысла, хотя и не допускает нарочитых иносказаний. Бродский не пишет аллегорий. "Осенний крик ястреба" - это стихотворение с предчувствием зимы, стихотворение о гибели птицы в американском небе, ставшей

горстью юрких

хлопьев, летящих на склон холма

И, ловя их пальцами, детвора

Выбегает на улицу в пестрых куртках

И кричит по-английски: "Зима, зима!".

Творчество Бродского всегда вызывала споры и неоднозначное отношение. Но его поэзия - это мир большого поэта, который, как и всякий большой поэт, меняет облик национальной культурной традиции.

В марте 1991 года в Литературном институте прошла конференция "Постмодернизм и мы". Это была попытка объединить в одну группу поэтов, которые пришли в литературу в начале 80-х годов, попытка определить характер нового, найти слово или термин, способный обозначить меняющееся мышление.

В понятии постмодернизма есть одно безусловное достоинство: оно не навязывает общность, не предписывается единая программа. То, что сравнительно недавно стало фактом общественного сознания, гораздо ранее стало материалом поэзии.

В 1989-1992 году отдельными сборниками напечатались те, чьи имена более или менее глухо упоминались ранее, но которые не имели возможности публиковаться в советское время.

Среди них - обладатель международных премий, переводчик французской поэзии - Геннадий Айги. Многие критики, в частности В. Новиков, считает, что основной мотив его поэзии - это мотив тишины или молчания:

тишина

где ребенок - неровная

будто в пределах - из ломкости светотеней:

пустота! - ибо мир Возрастает

в нем - чтобы Слушать

Себя Полнотой.

Понятия пустота, тишина несут в себе заряд отрицательной энергии. В то же время образы, которые использует Айги нельзя назвать нетрадиционными для русской поэзии. В частности Айги наследует традиции тютчевской поэзии, но на другом философском уровне. Как отмечает В. Новиков: "Если вы эту тишину в себя вобрали - можете считать, что в мир Айги вошли... Вынужденные к молчанию или выбравшие молчание? Во всяком случае, поставленные перед необходимостью этого выбора, который дается в разной мере легко".

Для творчества Дм. Пригова характерна простодушно-штампованная манера, которую он прячет под маской академической и официозной серьезности. В его сборнике "Слезы геральдической любви" с необнаруживаемой самим автором иронией демонстрируется абсурдность сущего и общепринятого:

На прудах на Патриарших

Пролетело мое детство,

А теперь, куда мне деться,

Когда стал я много старше?

На какие на пруды,

На какие смутны воды?

Ах, неужто у природы

Нету для меня воды?

Манера Пригова предполагает минимум авторского вмешательства и максимум доверия. Отсюда и маска простодушия, и ирония, и неожиданные концовки его стихотворений:

Счастье, счастье, где ты, где ты? Ах ты ж, бедное мое!

И в какой ты стороне? Детка ненаглядная!

Из-под мышки вдруг оно Дай тебя я пожалею!

Отвечает: вот я! вот я! Ты сиди уж не высовывайся!

Как определил И. Шайтанов: "лицо современной поэзии, пожалуй, по преимуществу смеющееся, хотя не очень веселое". Особое место в литературе постмодернизма занимает поэзия Тимура Кибирова. Ирония большинства его стихотворений построена на ассоциациях, природа которых может быть совершенно различна: это и отвлеченно-языковые конструкции, и песни 20-60-х годов, и элементы быта, и классическая литература от Ломоносова до Пастернака. Но все это воспроизводится на другом более низком, пародийном уровне:

Спой же песню мне, Глеб Кржижановский!

Я сквозь слезы тебе подпою,

Проскулю тебе волком тамбовским

На краю, на родимом краю!

На краю за фабричной заставой

Силы темные злобно гнетут.

Спой мне песню, парнишка кудрявый,

Нас ведь судьбы безвестные ждут...

Как видно в данном случае это стихотворение соткано из обрывков популярных в 20-е годы песен.

Одной из ведущих тем его творчества была тема Росси. И опять это образ возникает как цепь ассоциаций, причем самых неожиданных:

Пахнет дело мое керосином

Керосинкой сторонкой родной

Пахнет "Шипром" как бритым мужчиной

И как женщиной "Красной Москвой"

Чуешь, чуешь, чем пахнет? Еще бы!

Мне ли, местному, нос воротить!

Политурой, промасленной робой

Русским духом, едрить-колотить

И антоновкой ближе к Калуге

И в Моздокской степи анашой.

Чуешь падла, чем пахнет? и вьюгой,

Ой, вьюгой, воркутинской пургой...

Очень часто в его поэзии сближаются понятия прежде несовместимые:

Тараканы в барабане

Вошки-блошки по углам,

И мерещатся в тумане

Пролетарии всех стран.

И опять отношение к России это взгляд со стороны. И взгляд не рыдающий, не умиляющийся. Это взгляд человека прекрасно понимающий страну, о которой пишет, и время, в котором он живет:

Я то хоть чучмек обычный,

Ты же, извини, еврей!

Что ж мы плачем нестерпимо

Над Россиею своей?

Очень точно отметил сущность постмодернизма И. Шайтанов: "Вынужденные молчать или выбравшие добровольно, внимающие священной тишине или оглушенные "негативным эхом" и погребенные языковым обвалом - все они родственны в своей причастности к молчанию. Властное родство, объясняющее, каким образом в одном пространстве андерграунда могли родиться, в одних поэтических сообществах сойтись и буйные иронисты, и приверженцы молитвенно-тишайших текстов. И для тех и для других условие творчества - отчуждение действительного, дистанцирование от него словом.

Говоря о взаимодействии поэтов-шестидесятников и андерграунда, следует отметить, что конец 80-х начало 90-х годов - это то самое время, когда старшие и младшие вышли из зоны молчания и разошлись между собой по многим пунктам. Вызывающим показалось бытовое поведение младших. Они, в лучшем случае, равнодушны к нравственности, и уж никак нравственная идея не признается подобающим поводом для поэтического вдохновения. Сами принципы шестидесятничества, таким образом были отвергнуты.

В 80-е годы начинают более серьезно и глубоко оценивать то, что в 60-е годы считали "субкультурой", "предлитературой", "контркультурой" и т.п. В частности авторскую песню.

Современник Пушкина князь Вяземский говорил, что есть жанры, в которых общество не просто выражается, а "выхаркивается", и выплескивается, и стонет, и заклинает, и по черному шутит. В. Маяковский считал подвигом то, что он "вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката". Барды стали игнорировать плакат и этим продлили век плаката. Этим они резко расширяли сферу дозволенного в раздумьях о жизни, в выработке рецептов самозащиты от зла. Уже В. Шукшин частично ввел в свои рассказы то, что третировалось как "площадное", "уличное", "скоморошеское", увидев в этом элементы народной смеховой культуры.

70-е начало 80-х годов - это время расцвета авторской песни (В. Высоцкий, А. Галич, Ю. Визбор, Е. Клячкин, Б. Окуджава, Ю. Кукин).

Тематика и содержание авторской песни исключительно многообразно. Здесь и дворовая песня, и сатирическая, и блатная, и философская притча, и частушка. Большинство из них носит интимно камерный характер и не рассчитаны на внешний эффект. Ее важной особенностью также является то, что она рассчитана прежде всего на устное выступление. Возникший на рубеже 50-60- годов жанр авторской песни по самой своей природе ориентировался на устную традицию, органически осваивая все ее формы от мещанского романса до анекдота.

Наиболее яркими представителями авторской песни были А. Галич и В. Высоцкий.

В отличие от большинства авторских песен поэзия Галича не была рассчитана на коллективное восприятие массовой аудитории. Стихи Галича - это разговор поэта с близким собеседником, это исповедь. Хотя и у него было много песен остро-сатирического и шутливо-иронического характера. ("Баллада о прибавочной стоимости", "Красный треугольник", "История о том, как едва не сошел с ума директор антикварного магазина" и др.). Но даже в них был элемент трагической исповедальности, скрытый где-то на втором плане и более обнаженный в таких песнях, как "Веселый разговор", "Караганда", "Вальс-баллада про тещу из Иванова", "Облака", "Романс о Прекрасной Даме", "Поезд". В поэзии Галича много реминисценций с русской поэзией "серебрянного века". Например:

Прилетает по ночам ворон.

Он бессонницы моей кормчий

Если даже я ору ором

Не становится мой ор громче

Он едва за пять шагов слышим

Но и то говорят слишком.

Но и это словно дар свыше,

Быть на целых пять шагов слышным.

Это стихотворение - прямая перекличка и продолжение темы стихотворения Мандельштама "Мы живем под собою не чуя страны". Здесь же и современный вариант блоковской "Незнакомки": "Принцесса с Нижней Масковки". "И вот она идет меж столиков в своем костюмчике джерси... на узком пальце у нее кольцо за два с полтиною..."

Реальная жизнь существует во всех песнях Галича, построенных на парадоксе. Вот две человеческие судьбы, в рассказе о которых у поэта объединились сострадание к одной и презрение к другой, сквозь которое, впрочем, тоже просвечивает сострадание:

Она вещи собрала, сказала тоненько

А что ты Тоньку полюбил, так будь с ней с Тонькою

Тебя же не Тонька завлекла губами мокрыми,

А что у папе у ее топтун под окнами,

А что у папе, у ее, дача в Павшине,

Топтуны да холуи с секретаршами,

А что у папе, у ее пайки цековские,

И по праздникам кино с Целиковскою.

Вот, что ты захотел и ведь знаешь сам.

Знаешь сам, да стесняешься

Про любовь твердишь, про доверие,

Про высокие, про материи.

А в глазах то у тебя дача в Павшине.

Еще в 60-е годы Галич поднял огромную и ставшую одной из ведущих в его творчестве проблему, злободневную и сегодня: о людях, которые приспособились. Поэт говорит об этом в песне, иронически названной "Старательским вальском":

Но поскольку молчание золото

То и мы безусловно старатели.

Пусть другие кричат от отчаяния,

От обиды, от боли, от голода.

Мы то знаем доходней молчание

Потому что молчание золото.

Вот как просто попасть в богачи

Вот как просто попасть в первачи,

Вот как просто попасть в первачи

Промолчи, промолчи, промолчи.

В этом стихотворении с наибольшей публицистической ясностью и определенностью выражено поэтическое и гражданское кредо Галича. Эта же тема продолжена в стихотворении посвященном памяти Пастернака.

"Мело, мело по всей земле И не к терновому венцу

Во все пределы. Колесованьем,

Свеча горела на столе А как поленом по лицу

Свеча горела." Голосованьем.

Нет, никакая ни свеча, И кто-то спьяну вопрошал:

Горела люстра. За что, кого там

Очки на морде палача И кто-то жрал,

Сверкали тускло. И кто-то ржал

А зал зевал, а зал скучал, Над анекдотом.

Мели Емеля. Мы не забудем этот смех

Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, И эту скуку.

Не к высшей мере. Мы поименно вспомним всех.

Кто поднял руку.

Он ни на йоту не сомневался, что это будет и станет актом гражданской позиции.

Широкое признание не только у нас в стране, но и за рубежом получило творчество Владимира Семеновича Высоцкого. Его песни на собственные стихи запоминались необычностью содержания и страстным, вдохновенным исполнением. Они доходили до самых глубин сердец слушателей. Поэзия Высоцкого многогранна по содержанию. Он пел обо всем, чем жил народ: о мире и войне, о любви и дружбе, о спорте и труде. Его интересовали темы искусства, космоса, судьбы Земли.

Для поэзии Высоцкого характерно философское осмысление извечных проблем жизни и смерти. Он выражает в стихотворениях свою веру в бесконечность жизни на земле:

Кто сказал: "Все сгорело дотла, Материнства не взять у Земли,

Больше в землю не бросите семя..." Не отнять, как не вычерпать моря,

Кто сказал, что Земля умерла? Кто поверил, что Землю сожгли?

Нет, она затаилась на время... Нет, она почернела от горя...

Много песен Высоцкий написал о войне. Хотя, когда началась война, ему было три года, а когда закончилась всего семь лет, Высоцкий сумел передать трагедию народа, трагедию тех семей, где сыновья, братья, женихи и мужья своей жизнью заплатили за победу над фашизмом:

Почему все не так? Вроде все как всегда:

То же небо - опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода...

Только он не вернулся из боя...

Большое место в поэзии Высоцкого занимают песни о дружбе и любви. Широкую известность получила его "Песня о друге":

Если друг оказался вдруг

И не друг, и не враг. а так...

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош, -

Парня в горы тяни - рискни!

Не бросай одного его!

Пусть он в связке одной с тобой -

Там поймешь, кто такой.

Большое место занимает тема любви. Любовь для Высоцкого - величайший дар природы и великое чувство человеческих сердец:

Когда всемирного потопа

вернулась вновь в границы берегов,

из пены уходящего потока

на сушу тихо выбралась любовь

и растворилась в воздухе до срока,

а срока было - сорок сороков...

И вдоволь будет странствий и скитаний:

Страна любви - великая страна!.

Поэзия Высоцкого стала достоянием народа. В ней взволнованный разговор с современником о том самом главном, самом важном, самом насущном, что волновало всех. Его поэзия - это поэзия чести, мужества, человеческого достоинства, поэзия правды и любви.

4. Драматургия 60-90-х годов

Рубеж 60-80-х годов был ознаменован активным поиском новых форм в драматургии и театре. Внимание к тем житейским моментам, которые служат точкой пересечения общественной и личной психологии, характерны для творчества В. Розова, А. Володина, А. Вампилова и многих других. Пьесы, созданные в эти годы, дали благодатный материал для обновления театрального искусства. На 70-80-е годы приходится расцвет театра. В те годы работали Г. Товстоногов, О. Ефремов, А. Эфрос, М. Любимов, М. Захаров.

70-е годы стали рождением нового жанра, который вначале называли производственной драмой. Для пьес этого направления было характерно обращение к личности руководителя, к вопросам совершенствования экономики и системы управления. Конфликт в социологической драме развивается между новым и старым. Вследствие этого сюжет строится по одной композиционной схеме: на какой-либо производственный участок (бригада, цех, завод, организация) приходит человек, чаще всего со стороны, и начинает устанавливать свои порядки, которые он считает лучшими. Из-за этого между ним и старожилами коллектива возникает конфликт, который и составляет основу пьесы.

Большой интерес представляет пьеса А. Дворецкого "Человек со стороны". "Деловой человек" Чешков - высокопрофессионален, сугубо рационалистичен. При этом он страстен в своем увлечении делом, бескомпромиссен, требователен. Одержимый идеей научной организации труда, Чешков бросается в бой, не щадя ни правых, ни виноватых. Герой подчеркнуто не интересуется ничем, кроме дела, он не считается ни с традициями завода, ни с достоинством и самолюбием людей.

Антагонисты Чешкова - не бюрократы, не карьеристы. Они не меньше любят свой завод, которому отдано столько сил, энергии. Но они еще не умеют работать по-иному и зачастую объективно не могут круто изменить стиль своей деятельности.

Как бы ни были привлекательны (особенно на первый взгляд) и необходимы деяния нового начальника цеха, Чешков не выдержал испытания на роль современного, гармонично развитого человека.

Образ "делового человека" привлек внимание и А. Гребнева в пьесе "Из жизни деловой женщины". Директор ткацкой фабрики Анна Георгиевна далека от новых веяний. Организация труда на ее предприятии во многом ведется по старинке: здесь царят текучесть кадров, авралы, необоснованные увеличения планов. Вот почему она с беспокойством и некоторым страхом присматривается к новому главному инженеру, который, словно усвоив уроки Чешкова, не столь жестко, но достаточно решительно пробует вводить новую систему труда.

С идеей необходимости безукоризненной профессиональной честности, наведения строжайшей трудовой дисциплины приходит в бригаду подручным сталевара инженер Виктор Лагутин в пьесе "Сталевары" Г. Бокарева. Вначале симпатии зрителя, так же, как и автора, на стороне этого уверенного в себе парня. Однако Виктор грубо оскорбляет старого мастера, и бригада, посчитав его карьеристом, отторгает его от коллектива.

Таким образом терпит крах уверенность в своей непогрешимости, душевная сухость и жесткая требовательность, не подкрепленная заботой и вниманием. Многое поняли и члены бригады, осознав главное - Виктор со своим неуживчивым характером не карьерист. Он идет на конфликт не ради корыстных целей, ибо его максимализм диктовался самыми добрыми побуждениями. Виктор заставил и окружающих критически посмотреть на себя и принципиально оценить свои действия и поступки.

Но в целом пьесы этого направления страдают эскизностью большинства персонажей, неоправданностью ряда сцен, спорностью некоторых обобщений. Часто конфликт в них выглядит надуманным. Вследствие этого уже в 80-е годы пьесы такого типа сошли со сцен большинства театров.

Для 70-80-х годов характерно заинтересованное внимание к психологической драме и к возможностям мелодрамы. В 40-50-е годы слово мелодрама употреблялось в негативном смысле. Но обращение к этому жанру именно в это время объясняется реакцией авторов на рассудочную социометрию социологической драмы, которой противостоит открытая и откровенная эмоциональность мелодрамы.

Серьезными и художественно перспективными были поиски новых форм в области сюжетно-композиционной структуры психологической драмы.

В драматургии 50-х годов строго выдерживалась хронологическая последовательность событий, однонаправленность действия. Начало 70-х годов было ознаменовано попытками строить драму свободно, возвратив сценическому времени возможность свободно переноситься из настоящего в прошлое, если это необходимо для смысла.

Одним из первых драматических произведений, где художественное время то возвращается назад, то снова соответствует нашим дням стала пьеса К. Симонова "Четвертый". Герой пьесы - американский летчик, участник гражданской войны в Испании, активный борец против фашизма. Послевоенная Америка, охваченная психозом "холодной войны" уродует душу этого человека, по природе и неплохого, но слабовольного. Богатство и успех, которых он может лишиться, если сохранит верность идеалам молодости, отравляют его сознание. Герою становится известно о готовящейся провокации. И ему предстоит нелегкий выбор: промолчать и сохранить свое благополучие или разоблачить преступников. Рано или поздно решать приходится каждому.

Эта мысль о правомерности и необходимости нравственного выбора реализуется в пьесе с помощью условной ситуации: герой заново переживает минувшее. Их было четыре товарища. И перед нами проходит суд совести. А судят его люди, возникающие в его памяти, его друзья, уже давно погибшие. Свидетельствует женщина, которую он любил, потом женщина, на которой он женился. Он заново переживает все события, взвешивая все "за" и "против" в момент решающего выбора.

К психологической драме обращается и такой известный драматург, как А. Гельман. Событие, которое лежит в основе пьесы "Наедине со всеми" исключительное по своему трагизму и необычно по роковому стечению обстоятельств. Андрей Голубев, начальник строительного управления, направляет для того, чтобы угодить руководству на срочные работы для завершения объекта в срок рабочих-крановщиков. Среди них его единственный сын. В суете и спешке Голубев забывает проверить, соответствует ли условия работы на участке, куда он послал людей, требованиям техники безопасности. Один из кранов задевает за провода линии высоковольтного напряжения. Именно на этом кране работал сын Голубева, в результате несчастного случая лишившийся рук. Время действия пьесы - вечер, канун того дня, когда супруги Голубевы, должны взять из больницы и привезти домой сына-калеку. И это вечер страшного суда в семье Голубевых. Андрей и Наташа обвиняют друг друга в беде, постигшей их сына. И новый виток выяснения отношений, взаимных претензий. Наташа изменяла мужу с неким Кузьминым. А тот был полезен и Голубеву, и его начальнику Щетинину. Поэтому Андрей, зная о неверности жены, закрывал на это глаза. Общественная безнравственность, то есть то, что делает на стройке Голубев и его покровители неотделима от безнравственности личной. Автора пугает нежелание героев отвечать за свои поступки, полное отсутствие у них чувства вины и отвественности. Виноват, по мнению каждого, кто-нибудь другой, либо обстоятельства. Невозможно оправдать Андрея, но еще труднее понять Наташу, которая уходит из дома накануне возвращения искалеченного сына домой.

Наиболее яркими представителями психологической драмы были В. Розов и А. Вампилов.

Виктор Розов с первых пьес заявил о себе как художник, глубоко взволнованный судьбой молодого поколения. Пафос его творчества - борьба за истинные нравственные ценности в человеке, против мещанства не только в быту, но и в самом строе мыслей и чувств.

В пьесе "Вечно живые" восемнадцатилетняя Вероника, сникшая после ухода Бориса на фронт, опустошенная после его гибели, находит силы к концу пьесы совсем по-взрослому спросить себя: "Зачем я живу? Зачем живем мы все, кому он и другие отдали свои непрожитые жизни? И как мы будем жить?"

Вопрос "Как мы будем жить?" вновь и вновь задают себе молодые герои драматурга. Уже в первых пьесах "Ее друзья" и "Страницы жизни" В. Розов, отказавшись от привычной схемы построения конфликта и от стандартной фабулы, попытался проникнуть в психологию юных героев, проследить процесс их гражданского становления.

Особенно удачно это сделано в комедии "В добрый час", где размежевание персонажей по нравственному принципу проведено четко и бескомпромиссно. Драматург вводит нас в атмосферу, характерную для многих семей. Вчерашний выпускник школы должен выбрать свой единственный путь в жизни. Так ли это просто? Как не ошибиться? Во имя чего человек ставит перед собой большие цели? Соблазнительная перспектива вырисовывается перед Вадимом Раз валовым: по глубокому убеждению этого юного карьериста высокий пост обеспечивает желанное реноме. Для Алексея, приехавшего из деревни, поступление в сельскохозяйственную академию имени Тимирязева вызвано желанием поднимать сельское хозяйство. А Андрей Аверин, центральный персонаж пьесы, весь в поиске самого себя и своего предназначения в жизни. Непосредственность чувств и поступков, душевная чуткость, неприятие фальши и пошлости, корыстолюбия, расчета и "благоразумия" делают этот образ привлекательным.

Автор настаивает на праве молодых самим искать свои пути-дороги и самостоятельно решать свою судьбу.

Еще резче и острее показаны столкновения героев в таких пьесах, как "В поисках радости", "Неравный бой". Борьба светлого начала с эгоистической психологией, с мещанским практицизмом, с неверием в большую и чистую любовь - стержень конфликтов в этих пьесах. Если в ранних произведениях Розова в центре внимания художника персонаж, за судьбу которого автор особенно волновался, то в "Дне свадьбы", "Традиционном сборе", "С вечера до полудня" и других судьба почти каждого действующего лица значима и интересна. На встречу бывших учащихся собрались выпускники 1941 года, которым уже за сорок ("Традиционный сбор"). С точки зрения одних почти единственным мерилом того, "состоялся" человек или "не состоялся", служат чины, звания, должности. По мнению Сергея Усова, важно прежде всего, каким быть, а не кем слыть. В словах героя слышится голос самого автора.

Розов предпочитает оставлять финалы своих пьес открытыми, как будто странствия его героев продолжаются и мы с ними еще встретимся. Но в то же время, открытый финал дает читателям возможность самим размышлять, делать выводы, сопоставить свою нравственную позицию с позицией героев. Следует отметить, что открытый финал был очень характерен для психологической драмы.

На 60-70-е годы приходится возникновение такой своеобразной ветви искусства сцены, которая получила название театр Вампилова. Интересное оригинальное дарование Александра Вампилова, воплощенное чаще всего в форму комедии, драмы или мелодрамы, привело на сцену героев и конфликты, не подмеченные ранее другими драматургами. Решения этих конфликтов художником неожиданно. Действие, начавшись как водевиль, может, по воле автора, превратиться в драматическую ситуацию, исход которой будет зависеть от характера персонажей. Вампилов не ищет типического героя и не ставит его в типические обстоятельства. Наоборот, его герой, как правило, оказывается в условиях исключительных, невероятных. При этом тот или иной ход автора не самоцель, а своеобразное средство для раскрытия внутренней сущности человека: богатства его души или, наоборот, уродства и пошлости мещанина.