Таких волос не расплела;

С тех пор как мир лишился рая,

Клянусь, красавица такая

Под солнцем юга не цвела…

Лермонтову в его философско-символической поэме был необходим образ, как бы равновеликий Демону. Опустошенности, могущественной разрушительной силе противостоит воплощение полноты земной жизни и гармонии. Поэтический реквием мертвой Тамаре во второй части поэмы - одно из достижений русского искусства; он превращается в гимн жизни и женской красоте как высшим ценностям природы.

Новым художественным достижением Лермонтова стал образ Нины в неоконченной поэме «Сказка для детей» (1840).

Образ героини, один из самых выразительных в русской литературе, замечателен тончайшим психологизмом, изяществом, оригинальностью.

При характеристике красоты молодой женщины (отрывок поэмы заканчивается днем, когда героине исполняется семнадцать лет) Лермонтов пользуется всеми превосходными степенями:

Влюбился я. И точно хороша

Была не в шутку маленькая Нина.

Нет, никогда свинец карандаша

Рафамэля иль кисти Перуджина

Не начертали, пламенем дыша,

Подобный профиль… Все ее движенья

Особого казались выраженья

Исполнены. Но с самых детских дней

Ее глаза не изменяли ей,

Тая равно надежду, радость, горе;

И было темно в них, как в синем море.

«Сказкой для детей» восхищались многие современники поэта, позднее Достоевский и Лев Толстой. При создании образа Наташи Ростовой, особенно при описании ее первого бала, Толстой, несомненно, вспоминал эту поэму Лермонтова.

В поэме «Мцыри» (1839), где даны картины южной природы («Кругом меня цвел божий сад…»), возникает один из ее ликов - образ молодой грузинки:

Держа кувшин над головой,

Грузинка узкою тропой

Сходила к берегу…

… летние жары

Покрыли тенью золотой

Лицо и грудь ее; и зной

Дышал из уст ее и щек,

И мрак очей был так глубок,

Так полон тайнами любви,

Что думы пылкие мои

Смутились…

Она была уж далеко;

И шла хоть тише, но легко,

Стройна под ношею своей,

Как тополь, царь ее полей!

Этот короткий отрывок весьма знаменателен; каждый эпизод «Мцыри» близок к символу. Образ женщины венчает редкий по красоте пейзаж.

Баронесса Штраль в «Маскераде» (1835) - красавица, «которой свет дивится с завистью». Здесь Лермонтов с полной отчетливостью словами героини сказал о судьбе женщины в светском обществе.

Подумаешь: зачем живем мы? Для того ли,

Чтоб вечно угождать на чуждый нрав

И рабствовать всегда!

О выдающейся женщине с «неизъяснимой прелестью выраженья в лице» идет речь в начатой Лермонтовым повести «Я хочу рассказать вам». История женщины, о которой он пишет, напоминает судьбу баронессы Штраль: «Она уже сошла со сцены большого света, ей тридцать лет, и она схоронила себя в деревне; но когда ей было только двадцать, весь Петербург шумно занимался ею в продолжение целой зимы». Очевидно, этот замысел, относящийся к 1836 году, возник не без влияния «Физиологии брака» и «Тридцатилетней женщины» Бальзака (последний роман Лермонтов упоминает в «Герое нашего времени»). Восхищение красотой и повествование о трудной участи женщины часто соединяются у Лермонтова в одном произведении. Трагически сложилась жизнь Алены Дмитриевны в «Песне о купце Калашникове», Тамары в «Демоне» - «свободы резвую дитя» в замужестве ждет «судьба печальная рабыни». И, наконец, мертвая казачка в «Дарах Терека» - жертва ревности.

Одновременно с «Демоном» Лермонтов пишет поэму «Тамбовская казначейша». Авдотья Николаевна - героиня поэмы, «тамбовская красотка» (так ее называет автор) - только на первый взгляд может показаться комическим персонажем. Это своего рода провинциальный вариант красавицы, обреченной на жизнь в пошлой провинциальной среде. В сцене, пародирующей последнее свидание Евгения Онегина и Татьяны, в ответ на притязания штаб-ротмистра Гарина героиня «толкнула прочь его: «Довольно, молчите - слышать не хочу! Оставите ль? я закричу!.»

В финале поэмы торжество Гарина, выигравшего Дуню в карты, не снижает по-своему трагического облика казначейши:

Она на мужа посмотрела

И бросила ему в лицо

Свое венчальное кольцо.

Лермонтов создает пленительные женские образы, применяя разные оттенки красок, но главная прелесть в их сочетании: молодая казачка «с темно-бледными плечами, светло-русою косой», «Графиня Эмилия - белее, чем лилия».

Прозрачны и сини,

Как небо тех стран, ее глазки…

И солнца отливы

Играют в кудрях золотистых

(«М.А. Щербатовой»)

Психологический портрет всегда лаконичен, точен, индивидуален:

Как племя родное

У чуждых опоры не просит И в гордом покое

Насмешку и зло переносит.

(«М.А. Щербатовой»)

То истиной дышит в ней все,

То все в ней притворно и ложно!

Понять невозможно ее,

Зато не любить невозможно.

(«К портрету»)

Женские образы исполнены гармонии и изящества. Особенно подчеркивает Лермонтов красоту движений. Про Тамару в «Демоне» сказано:

И были все ее движенья

Так стройны, полны выраженья,

Так полны милой простоты.

Про юную Нину (из «Сказки для детей»):

Пред зеркалом, бывало, целый час

То волосы пригладит, то красивый

Цветок пришпилит к ним; движенью глаз,

Головке наклоненной вид ленивый

Придав, стоит… и учится.

Авдотья Николаевна в «Тамбовской казначейше»:

Идет, бывало, гордо, плавно -

Чуть тронет землю башмачок.

В стихах и мадригалах Лермонтов разнообразит ритмы и интонации, это усиливает музыкальность поэзии, а также эмоциональное воздействие. Воспевая красоту и достоинство женщины, Лермонтов освободил тему любви от романтических штампов, женские образы, созданные им, по праву вошли в сокровищницу мировой культуры.

Тема памяти в любовной лирике Лермонтова

Одна из центральных тем у Лермонтова - тема мечты, воображаемой жизни, заменяющей реальную. Этот мотив окрашивает любовную лирику Лермонтова («бесплотное видение ношу в душе моей, ласкаю и люблю»), он открывает и важную сторону души Печорина: «В первой молодости моей я был мечтателем: я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение!… Я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книги».
Одна из форм мечты у Лермонтова - мечта о прошлом. Лермонтову очень близка христианская концепция мира и судьбы человека в мире. У Лермонтова очень остро противопоставлены два мира: нынешний, «земной», разъединенный и полный страдания, и мир иной, в котором царит гармония и символом которого является небо. Человеческая душа изначально приобщена к небесному, но обречена пройти свой земной путь, прежде чем вернуться к гармонии. Однако эта религиозная концепция по-особому преломляется у Лермонтова. Если обычно акцент ставится на блаженстве будущем, а путь человека представляется как путь к будущему блаженству, то у Лермонтова подчеркивается в основном момент утраты прошлого блаженства. В стихотворении «Ангел»:

Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез,

И звук его песни в душе молодой

Остался - без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна;

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли.

Разрыв земного и небесного воспринимается трагически, как непреодолимый и необратимый: «звезды и небо - звезды и небо! - а я человек» (изменение здесь происходит только в самый последний период творчества Лермонтова). Жизнь человека с момента приобщения к земному мрачна и бессмысленна, это не путь к блаженной цели, а «веков бесплодных ряд унылый» (судьба Демона у Лермонтова - это романтически гиперболизированный образ судьбы человека). Поэтому и место обычной для человека мечты о будущем в духовном мире лермонтовского героя занимает мечта о прошлом. Необязательно она является в такой отвлеченно-мистической форме, как в «Ангеле». Тот же образ песни является в автобиографической заметке Лермонтова как вполне реальное воспоминание детства: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать». Но детство для Лермонтова в каком-то смысле аналог «прежней жизни». Эта та часть жизни, когда человек не приобщен еще земному злу и страданию. Момент «грехопадения» в судьбе лермонтовского героя особо подчеркнут:

Из детских вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной,

И свет не пощадил - и Бог не спас!

Момент приобщения к злу и страданию выделен и в биографии Печорина, и в биографии Сашки.

Детство становится, таким образом, «абсолютным прошлым» человеческой жизни, отделенным от героя непреодолимой стеной. Оно покрыто дымкой ирреальности, и воспоминание о нем сближается с мечтой и с мистическим переживанием. Это сближение очень заметно в стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен…» Воспоминание о прошлом вводится словами о мечте:

Ласкаю я в душе старинную мечту,

Погибших лет святые звуки.

Картины, проходящие далее перед мысленным взором лирического героя, связываются с реальным временем («вижу я себя ребенком») и местом действия («родные все места: высокий барский дом…»). Но затем вновь переход к мечте:

Я думаю об ней, я плачу и люблю,

Люблю мечты моей созданье

С глазами, полными лазурного огня,

С улыбкой розовой, как молодого дня

За рощей первое сиянье.

Однако тема памяти у Лермонтова совсем не исчерпывается мечтой о прошлом. Не только полуреальное «абсолютное прошлое», но и вполне конкретные воспоминания, относящиеся уже к этой жизни (можно назвать ее реальным прошлым), играют огромную роль у Лермонтова: «Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надомной: всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки, я глупо создан: ничего не забываю, ничего». Весь пройденный путь, все прожитое незримо присутствует в жизни лермонтовского героя. Как уже сказано, этот пройденный путь обычно представляется в мрачном свете: «былое полно мук и зла». Но это - лишь фон, на котором возникает более сложное, внутренне противоречивое отношение к реальному прошлому.

Очень важный мотив в судьбе лермонтовского героя - сначала он «наслаждается бешено всеми удовольствиями», но потом эти удовольствия теряют для него свою свежесть:

Из каждой радости, бояся пресыщенья,

Мы лучший сок навеки извлекли.

Тогда у лермонтовского героя возникает стремление сохранить свежим хотя бы «остаток чувства», хотя бы воспоминание о нем:

Мы жадно бережем в груди остаток чувства,

Зарытый скупостью и бесполезный клад.

Этот «клад», однако, становится едва ли не важнейшим предметом духовных забот и тревог человека:

«В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа…» -

вот что больше всего волнует лирического героя стихотворения «И скучно и грустно…».

Как было сказано, отношения лирического героя с прошлым противоречивы. Прошлое - бережно хранимый клад, но в то же время у Лермонтова возникает тема власти прошлого над человеком. Эта тема развита не только в «Герое нашего времени», но и, например, в стихотворении «Журналист, читатель и писатель»:

Бывают тягостные ночи:

Без сна, горят и плачут очи,

На сердце - жадная тоска,

Дрожа, холодная рука

Подушку жаркую объемлет,

Невольный страх власы подъемлет,

Болезненный, безумный крик

Из груди рвется - и язык

Лепечет громко, без сознанья,

Давно забытые названья,

Давно забытые черты

В сиянье прежней красоты

Рисует память своевольно:

В очах любовь, в устах обман -

И веришь снова им невольно,

И как-то весело и больно

Тревожить язвы старых ран.

Здесь воспоминание получает специфическое значение источника мрачного вдохновения поэта. При этом видно, что память «прорывается» в человеке вопреки его воле и приобретает власть над ним. Мотив неожиданного «прорыва» прошлого в настоящее присутствует и в стихотворении «Нет, не тебя так пылко я люблю…» (кстати, это пример того, как преломляется тема памяти в любовной лирике Лермонтова).Сквозь образ реально существующей в настоящем женщины проступают черты другой, уже умершей.

В «Герое нашего времени» тема власти прошлого соотносится с более общей темой власти судьбы. Дурная предопределенность жизни Печорина («лицо пятого акта», «топор в руках судьбы»,) - следствие безверия, наказание за безверие. Неистребимая память - тоже наказание для Печорина (как и для Демона: «Забвенья не дал Бог…»). Но, с другой стороны, не случайно прошлое Печорина, неожиданно олицетворяет Вера. Это имя не случайно, ведь именно любовь к Вере открывает в Печорине человеческое. В такой ситуации сложные отношения Печорина с прошлым - Верой, это притяжение отталкивание можно понять как борьбу веры и безверия, человеческого и нечеловеческого, истинной сущности и маски в самом Печорине. Однако важно заметить, что любовь к Вере принципиально не может быть в лермонтовском романе выходом для Печорина, хотя она и очеловечивает его. Для Лермонтова проблема человечности переживаний в бесчеловечном герое отступает на задний план перед глобальной проблемой всего творчества поэта - проблемой пути человека во времени, проблемой прошлого и будущего. Призрак прошлого может являться и в настоящем, но само оно невозвратимо уходит. Лермонтовский герой всегда ощущает себя в этом неотвратимом движении, удалении от прошлого и приближении к чему-то неясному и страшному: «Гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской…» Само течение времени ощущается Лермонтовым трагически. Только в последние месяцы своего творчества Лермонтов освобождается от этого ощущения - через выход за пределы времени, отрешение от понятий прошлого и будущего:

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть,

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!»

Заключение

Любовь занимает большое место в поэзии Лермонтова. Позднее Тургенев скажет: «По тому, как может любить человек, мы можем судить о его внутренней зрелости». Лермонтов как личность сформировался очень рано. В пятнадцать лет у него были глубокие, философские стихи о любви, о родине, о тайне человеческого бытия. Он пишет: «Мне жизнь все как-то коротка, и все боюсь, что не успею свершить чего-то». Идеалы Лермонтова беспредельны: он жаждет не простого улучшения жизни, а «полного блаженства», изменения несовершенной человеческой природы, абсолютного разрешения всех противоречий бытия. Существовать вечно - на меньшее поэт не согласен. Любовь в творчестве Лермонтова носит трагический отпечаток из-за его единственной, настоящей, неразделенной любви к другу юности - Вареньке Лопухиной. Он видит невозможность любви и окружает себя мученическим ореолом, ставя себя вне мира и жизни. Лермонтов грустит о потерянном счастье: Душа моя должна прожить в земной неволе Не долго. Может быть, я не увижу боле Твой взор, твой милый взор, столь нежный для других. Лермонтов подчеркивает свою отчужденность от всего мирского: «Чего б то ни было земного, но я не сделаюсь рабом.» В понятии Лермонтова любовь должна быть вечной, поэта не удовлетворяют «обычные», скоротечные страсти, и если он иногда увлекается и отходит в сторону, то его строки - это не плод больной фантазии, а всего лишь минута слабости: У ног других не забывал я взор твоих очей. Любя других, я лишь страдал Любовъю прежних дней. Человеческая, земная любовь кажется помехой для поэта на его пути к высшим идеалам. В стихотворении «Я не унижусь пред тобою» он говорит, что вдохновение для него дороже ненужных страстей, которые способны кинуть человеческую душу в бездну. Любовь в лирике Лермонтова носит роковой характер. Он пишет: «Меня спасало вдохновенье от мелочных сует, но от своей души спасенья и в самом счастье нет.» Бабушка Лермонтова говорила: «Странный Мишель, пока одни подыскивают себе невест и устраивают свои материальные дела, он все витает в облаках, грезит о неземной любви». В стихотворении «Сонет» поэт пишет: «Я памятью живу с увядшими мечтами, виденья прежних лет толпятся предо мной, и образ твой меж них, как месяц в час ночной, между бродящими блистает облаками.» Поэт пытается противопоставить унылой действительности свои идеальные воззрения. В этом отличие любовной лирики Лермонтова от любовной лирики Пушкина. У Пушкина любовь, как божественный дар, радостна и светла. Он не привносит неразрешимого трагизма в свои лирические стихи, у него любовь - всего лишь миг прекрасного, чарующего, возвышенного. Он более реалистичен и жизнерадостен в своих стихах, хотя и у него порой проступают пессимистические нотки. В стихотворениях Лермонтова любовь - чувство высокое, светлое, поэтическое, но всегда неразделенное или утраченное. В стихотворении «Валерик» любовная часть, ставшая впоследствии романсом, передает горькое чувство утраты связи с возлюбленной. «Безумно ждать любви заочной? В наш век все чувства лишь на срок; но я вас помню…», - пишет поэт. Традиционным в творчестве Лермонтова, Связанным с его личным опытом, стал мотив неверной возлюбленной, недостойной великого чувства или не выдержавшей испытания временем. Разлад между мечтой и действительностью проникает в это прекрасное чувство, любовь Лермонтову приносит не радость, а грусть и страдание: Мне грустно, потому что я тебя люблю. Поэт раздумывает над вопросом жизни и смерти. Он грустит о скоротечности жизни и хочет успеть сделать как можно больше за тот небольшой срок, который отведен ему на земле. Ему «жизнь ненавистна, но и смерть страшна». Лирические стихи Лермонтова отражают глубину его восприятия окружающей жизни, в них сосредоточены душевные переживания поэта, богатство его внутреннего мира. Он повсюду ищет гармонию, его мысли о вечной свободе, о любви неразрывно связаны с думами о несовершенстве мира к отдельной человеческой личности.

Литература

лермонтов любовь лирика литературный

1. Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений в 5-ти томах. Под ред. Б.М. Эйхенбаума. - М. - Л.: Academia, 1935-1938.

2. Асмус В. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. - 1941. - т. 43-44. - с. 83-128.

3. Василев К. Любовь. М.: Прогресс, 1992.

4. Василев С. Психология любви. М.: Интерпринт, 1992.

5. Висковатов П.А. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. - М.: Книга, 1989. - 454 с. Факс. изд.: М: Типо-лит. Рихтера, 1891. Приложение к факс. изд.-336 с.

6. Гинзбург Л.Я. Творческий путь Лермонтова. - Л.: Гослитиздат, 1940. - 224 с.

7. Григорьян К.Н. Лермонтов и романтизм. - М. - Л.: Наука, 1964. - 300 с.

8. Жуховицкий Л. Счастливыми не рождаются… М.: Просвещение, 1989.

9. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. - М.: Просвещение, 1973. - 157 с.

10. М.Ю. Лермонтов: Вопросы традиций и новаторства. Сб. научн. трудов/ Рязанский госуд. пед. институт; Под ред. И.П. Щеблыкина. - Рязань: Ряз. ГПИ, 1983.-119 с.

11. Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. - Л: Сов.писатель, 1987.-398 с.

12. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. - М.-Л.: Наука, 1964.-266 с.

13. Рюриков Ю. Три влечения. М.: Прогресс, 1984.

14. Соковня И. Бессонница в ожидании Любви. М.: Просвещение, 1992.

15. Фромм Э. Искусство любви. Минск: Полифакт, 1990.

16. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1961 - 372 с.

Размещено на Allbest.ru