Благодаря опять-таки новым союзным силам троянцы имеют возможность продолжать войну даже после гибели Гектора, с которой, казалось, должна была решиться окончательно судьба Трои. Далее амазонка Пентесилея умирает от руки Ахилла, который, увлеченный любовью к убитой неприятельнице, убивает Ферсита, насмехающегося над ним. Сначала Ахилл воздерживается от борьбы против эфиопского царя Мемнона, потому что с судьбой последнего связана и его собственная судьба. Но после того как пал его друг Антилох, - этот последний в пылу сыновней любви пожертвовал жизнью для спасения своего отца Нестора - начинается решительный поединок между двумя сыновьями богов при живом участии и самих небожителей, и смертных людей. Хотя Ахилл и остается победителем, но в то время как он спешит проникнуть вслед за бегущими троянцами в Скейские ворота, его поражает стрела, пущенная Парисом и направленная Аполлоном. Аякс и Одиссей доставляют тело Ахилла в лагерь, где устраиваются его пышные похороны с играми. Драгоценное вооружение его присуждается тому, кто нанес наибольший ущерб троянцам. Одиссей получает приз, а Аякс из-за этого впадает в бешенство и в припадке отчаяния убивает себя. Теперь ахейцы должны позаботиться о подкреплении, на что указывают и изречения прорицателей. Грекам удается убедить тяжко оскорбленного Филоктета отправиться под Трою, и от его стрелы погибает виновник всех несчастий, Парис. Одиссей приводит из Скироса подросшего к тому времени Неоптолема, который от отца унаследовал его неукротимую смелость, но не его благородство. Однако завоевание Трои возможно только при помощи хитрости. Одиссей и Диомед с помощью Елены похищают палладиум, древнее изображение Афины, служившее охраной города, и после этого наиболее смелые ахейцы (по «Малой Илиаде» до 3000!) прячутся в сооружении громадных размеров, имеющем подобие коня. Троянцы в радостном упоении по поводу мнимого ухода неприятеля сами вводят в город гибельного для них деревянного коня, несмотря на предостережения Кассандры и жреца Лаокоона, ужасная гибель которого еще более укрепляет их в безумной затее. Ночью огненный знак призывает обратно греков, дожидающихся у острова Тенедос. Из коня выходят ахейцы, и начинается резня, от торой спасаются лишь немногие, как, например, благочестивый Эней. Без сожаления Неоптолем убивает безоружного Приама у домашнего алтаря; локрийский Аякс насильно отрывает Кассандру от алтаря Афины, к которому она в страхе припала. Менелай, решившийся раньше убить неверную супругу, смягчается при виде ее красоты. Наконец, победитель приступает к разделу добычи и пленных; но Астианакта, сына Гектора, решают сбросить с высокой башни, чтобы он впоследствии не отомстил за отца.

Гнев Афины преследует возвращающихся ахейцев за то, что они не искупили преступления Аякса. Лишь немногие возвращаются на родину целыми и невредимыми, причем некоторые, как Менелай, - «лишь после долгих странствий». Многие тонут во время бури, которая губит и Аякса. Другие основывают вдали от родины новые поселения, являясь примером для будущих эллинских колонистов. Что же касается главного вождя всего предприятия, Агамемнона, то его в Микенах ждет трагическая кончина от руки вероломной супруги Клитемнестры и ее любовника Эгисфа, которых впоследствии убивает Орест, мститель за отца. Этими событиями определяется настроение действующих лиц в начале «Одиссеи» - как небожителей, так и смертных людей.

Одиссей по возвращении своем предпринимает еще несколько поездок, как, например, к феспротам, где он согласно совету Тиресия основывает культ Посейдона, чтобы умилостивить гнев этого божества. Наконец, Одиссея настигает смерть в Итаке от руки собственного сына (от Цирцеи) Телегона, который отправился разыскивать отца. Таким образом, троянские сказания заканчиваются древним мотивом о поединке между отцом и сыном, не узнавшими друг друга.

Другие эпосы. Писандр. Паниассид. Антимах. Хэрил. Еще меньше знакомы нам другие циклические поэмы, которые рассказывали о сотворении мира и о сражениях богов, а в особенности те, которые содержали в себе славные фиванские сказания. Эти сюжеты были разработаны в «Эдиподии», «Фиваиде», «Эпигонах» и «Алкмеониде». По всей вероятности, «Поход Амфиарая» (который был «оком всего войска, прорицателем и героем») представлял собой самостоятельную поэму по отношению к Фиваиде. Форма, в которой здесь передалась история Эдипа, неудачный поход семи вождей против Фив и, наконец, завоевание города сыновьями этих семи, не отличалась существенным образом от знакомой нам обработки сюжетов в позднейших трагедиях. В «Завоевании Этолии» один из подвигов Геракла получил впервые самостоятельную эпическую форму и лишь в VI веке все приключения этого героя были приведены в известный порядок Писандром из Родоса и связаны в одну поэму, к которой в следующем веке примыкает обширная «Гераклеида» поэта Паниассида, дяди Геродота. Новую «Фиваиду» сложил Антимах из Колофона во время Пелопоннесской войны; эта поэма написана сильным языком, но лишена внутренней связности.

Все произведения этих поэтов, которые, вероятно, шли по проторенным дорогам гомеровского стиля, до нас не дошли и это неудивительно, так как нигде не встречается ни малейшего намека на популярность их произведений. Вместе с исчезновением наивной веры в древние сказания заглох и интерес к бесхитростному повествованию ионийского эпоса. Только «Илиада» и «Одиссея» удержались рядом с лирическими и трагическими поэтами, которые сумели влить сказания, точно драгоценное старое вино в новые мехи. Только один поэт осмелился в своем эпическом творчестве пренебречь отжившими свой век сказаниями, заглушившими впоследствии и трагедию. Это был Хэрил из Самоса, который горевал о том, что он не родился в то время, «когда перед служителями музы простиралось еще необработанное поле». Хэрил выбрал сюжетом для эпоса поражение Ксеркса, и его поэма, говорят, декламировалась в Афинах на торжественных праздниках рядом с Гомером. Нам не известно, насколько ему удалось придать этому грандиозному сюжету достойную поэтическую форму; во всяком случае, поэма его не нашла подражателей.

«Война мышей и лягушек». Застывший в мертвых формулах героический эпос вызывал даже насмешки, примером чего служит так называемая «Батрахо(мио) махия» - невинная пародия, в которой с комическим пафосом изображается грозная война лягушек с мышами. Этот комический эпос, сочиненный, вероятно, во время персидских войн (может быть, Пигретом из Карии), долгое время пользовался большой популярностью и даже поныне не совсем забыт. Мышиный царевич Крохобор (Psicharpax), сидя на спине лягушечьего царя Толстщека (Physignathos), решил плыть по волнам и погиб в них. Мыши, разгневанные этим, снаряжаются на войну под предводительством своего царя Хлебогрыза (Troxartes); их глашатай Горшколаз (Embasichytros) передает вызов лягушкам, и они тоже по-своему вооружаются. Боги решают сначала держаться в стороне от боя, потому что они не могут принять к сердцу дело ни одной из воюющих сторон; разгорается жестокий бой, и лягушки побеждены. Даже молния Зевса не может сдержать кровожадности мышей, пока он не выслал на помощь лягушкам одетых в панцири раков, которые обратили мышей в бегство. Введение задумано прекрасно; но в описании боя силы изменяют поэту Комический эффект повествования основан на чисто внешних средствах, т.е. смело составленных именах и на контрасте между высокопарными фразами и ничтожеством сюжета.

Гимничность. Демодок в «Одиссее» начинает свою песню обращением к божеству, и его примеру следовали рапсоды, которые странствовали не с лирой, но с посохом в руках и до позднейших времен исполняли гомеровские песнопения при торжественных случаях. Это вступление первоначально состояло только из нескольких стихов; но во время праздников в честь какого-нибудь божества в него естественно вплетались мифы из его культа и культа его святыни, что увеличивало его объем и придавало ему самостоятельное значение. Собрание 34 подобных вступлений сохранилось под неподходящим именем «гомеровских гимнов»: они совсем не гимны в древнем смысле этого слова и не сочинены Гомером. Их значение заключается скорее в том, что они появились после Гомера (700 г. до н.э.) в различных странах греческого мира; они, таким образом, наглядно представляют нам, как ионийский эпос был разработан даровитыми и бездарными певцами по образцу существовавших уже ранее оригиналов.

Эти гимны различаются между собой как по содержанию, так и по форме. Серьезно и с достоинством описывает слепой певец из Хиоса в первом гимне Аполлону величественное появление бога, его рождение на острове Делос и веселое празднество, ежегодно наполнявшее оживлением маленький остров. Во втором гимне, который по характеру приближается к поэзии Гесиода, описывается торжественно, хотя и несколько однообразно, основание дельфийской святыни. Печальный основной тон, напоминающий точно так же мировоззрение Гесиода, господствует и в гимне Деметре, сюжет которого - похищение Персефоны (Прозерпины) Плутоном, появление горюющей богини в Элевсине, где она основала свои таинства, и горестно-сладкое воссоединение дочери с матерью. Напротив, в третьем и четвертом гимнах почти исчезает серьезное отношение к религии, которое заменяется чисто человеческим представлением о мире богов, так хорошо известном нам из многих гомеровских сцен. С наивным, местами даже грубоватым юмором изображает гимн Гермесу дивные дела новорожденного бога, который, выскользнув из колыбели, тотчас же блестяще обнаруживает свои талант изобретательности и свою воровскую хитрость. С ионийским реализмом, напоминающим гомеровский эпизод с Аресом и Афродитой, автор гимна Афродите изображает ее любовное соединение с Анхисом на горе Иде. В седьмом стихотворении прелестными стихами описывается победа Диониса над морскими разбойниками. Что касается более коротких гимнов, то многие из них представляют собой только с трудом сколоченные стихотворные изделия без самостоятельного значения, подобные которым мы снова встречаем в виде вставок в стихотворениях Гесиода.

Гесиод

«Труды и дни». Между тем как на берегах Малой Азии расцветала новая Греция при деятельном соревновании племен, а стремление к совершению великих дел и к творчеству окрыляло шаги музы - в это время старая Греция совершенно изменила свой облик. Большая часть территории наполнилась новым населением, и новый порядок вещей мог только мало-помалу утвердиться после переселений. Но при этом совершенно недоставало поводов и побуждений к большим общенародным предприятиям, ибо каждый из маленьких городов-государств, так же как и каждый их гражданин, боролись, озабоченные лишь своим собственным благосостоянием или собственной невзгодой. На этой почве выросла поэзия Гесиода. Поэтому она ведет нас из мира гомеровских героев сразу в трезвый мир действительности, который прежде всего ставит человеку задачу старательно упорядочить свое отношение к соседям и богам. Потому-то Гесиод и является первым поэтом, который выступает в своих произведениях как живая личность. Его отец выселился из эолийской Кимы в бедное беотийское местечко Аскру. Там Гесиод жил около 700 года как простой земледелец, а в молодые годы пас стада на Геликоне, этой горе муз. При этом богини сами явились ему и посвятили его в поэты, чтобы он воспевал вечных богов. Печальные опыты с братом Персом, который, подкупив судий, обманул его при разделе наследства, а потом попытался сделать то же самое еще раз, и наконец, растратив в праздности все свое имущество, пришел к нему просителем, направили его на другой путь. К брату обращены песни порицания и увещания, сочиненные в разное время и без всякой внутренней связи и собранные со многими вставками и добавлениями под названием «Труды и дни» в одно произведение, которое, по местному преданию, считалось единственным подлинным творением Гесиода.

Все вместе можно назвать песнью о добросовестном труде и честной наживе; как руководящей мотив постоянно повторяются увещания: «работай, неразумный Перс!» и «делай дело за делом!». Но содержание необыкновенно разнообразно, потому что поэт различными путями приближается к своей цели - доказать необходимость труда и то, что настоящий труд приносит людям благословение. Кроме злой Эриды, которая сеет между людьми несогласия, есть еще другая, которая пробуждает между ними благородное соревнование. Повинуясь ей, Перс должен мирно уладить спор с братом. Только трудом можно приобретать блага жизни; на работу Зевс обрек людей в наказание за обман Прометея. Тогда же он послал Пандору, созданную по его повелению женщину, неразумному Эпиметею, который принял ее, несмотря на предостережения своего предусмотрительного брата Прометея, а из принесенного ею сосуда распространились на человечество все бедствия. То, что на свете все идет к худшему, становится очевидным из рассказа о четырех веках, следовавших один за другим. Здесь в первый раз появляется прекрасная мечта о золотом веке младенчества людей, для которой у жизнерадостных гомеровских героев не хватало времени. Каждая следующая ступень приносит упадок, сравнительно с предшествующей; но между медным и железным веком, по временем которого вздыхает он сам, он должен вставить блестящую эпоху героев чтобы согласовать свой мрачный взгляд на вещи с ходячими воззрениями своего времени. Басня из жизни животных, первая в греческой литературе, предостерегает «царей» от насилия над слабым; как они, так и Перс должны слушаться голоса справедливости и не зазнаваться из страха перед богиней Правдой, являющейся могущественной помощницей Зевса в суде и его всевидящим оком. Крута дорога к добродетели, но она сулит награду; путем серьезного труда ведет она к продолжительному счастью. Целый ряд метких пословиц - «простой народный катехизис древнеэллинской морали» (как его называет Кирхгоф) - указывает истинные нормы полезной деятельности. За этими общими правилами жизни непосредственно следует связное поучение о земледелии, обращенное также к брату, которому он вместо денег предлагает добрый совет. По положению созвездий определяется там деятельность земледельца, начиная с основательного устройства плуга и прочих зимних приготовлений, посева семян весной и кончая уборкой жатвы и сбором винограда осенью. Странно выделяется среди прозаичности этого дела живое описание суровой зимы. Полагаясь на музу, Гесиод решается даже давать предписания относительно мореплавания, хотя всего один раз переправлялся морем в Эвбею на состязание певцов. Как в земледелии, так и во всей жизни важно схватить решающий момент. Эта основная мысль проводится в другой серии изречений, которые указывают также на многочисленные, вообще предосудительные действия. Многие содержащиеся там правила приличия и в современной Греции не считаются так самоочевидными, как в других странах. В заключение перечисляются дни месяца, которые считаются пригодными или не пригодными для разных житейских дел; это перечисление доказывает нам, к какой глубокой древности относится неискоренимый предрассудок, связывающий с известными днями хорошие или дурные предзнаменования.

Свежий запах земли исходит из всего стихотворения, которое заключает в себе бесценную по своей верности картину эллинской культуры того времени. С неприкрашенной правдивостью поэт описывает жизнь и мировоззрение здорового, умеющего выполнять тяжелую работу поколения с ограниченным кругозором, которое по трезвости и практичности можно сравнить с римлянами и которое даже среди трудов и угнетения сохранило в целости веру во всемогущество и всепримиряющую справедливость богов.

«Теогония». Религиозной потребности народа должна была удовлетворять «Теогония». Она повествует о происхождении мира богов: мало-помалу бесформенные первичные силы могуществом любви и борьбой с враждебными началами достигают твердого мирового порядка, воплотившегося в олимпийских богах. Стихотворение в его настоящей форме начинается двумя гимнами к музам, из которых первый содержит посвящение Гесиода в поэты и часто служил образцом для подражания. Вначале была зияющая бездна Хаоса, затем широкогрудая Земля, мрачный Тартар и всепобеждающая любовная сила Эрота. Земля произвела из самой себя покрытого звездами Урана и от него - сильное поколение титанов, из которых младший, хитрый Кронос, сверг могущество отца. Далее тянется длинный ряд произошедших от них божественных существ, населивших небо и землю, так же как и чудовищные сказочные создания, с которыми боролись боги и герои. Сухой перечень их только изредка прерываемый живо рассказанными эпизодами, заставляет предполагать, что поэт не сознавал глубокого символизма во многих из этих генеалогий. От титана Кроноса и Реи происходят главные боги Олимпа, которых отец тотчас же вновь поглощает, пока Зевс не спасается от подобной же участи благодаря хитрости своей матери. Но и Прометей, сын титана, неутомимый защитник людей, обделил Зевса при разделе жертвы и похитил у него огонь, который Зевс не давал смертным. В наказание Зевс посылает им греческую Еву - Пандору - родоначальницу женщин, которые с тех пор стали жить среди мужчин, причиняя им великое зло. Затем, пользуясь всеми находящимися в его распоряжении средствами, поэт описывает борьбу богов с титанами, которая вследствие помощи освобожденных из оков сторуких исполинов оканчивается победой нового мирового порядка. Точно эпилог ко всему предыдущему, является вставленное после и написанное другой рукой описание последней трудной борьбы Зевса с чудовищем Тифоном. Наконец, являются потомки олимпийских богов, к которым в особом прибавлении присоединяются смертные сыновья богинь.

Характеристика. Причина влияния Гесиода на соотечественников заключается не в его поэтическом даровании, а в значительности его сюжетов и в возвышенности сил, появление и уничтожение которых он описывает. У Гесиода не было достаточной поэтической мощи, чтобы собрать в одно законченное целое то множество фигур, которые были или плодом его собственного вымысла, или заимствовались им из старых гимнов или устных преданий. Несмотря на добросовестное старание оживить описание, ему было трудно избежать однообразия перечислений, необходимых при таком обилии материала. К тому же в этом сочинении первоначальная связь часто нарушалась вставками. Тем не менее, следует остерегаться предъявлять слишком строгие требования к этим древнейшим дидактическим стихотворениям. Правильная оценка поэзии Гесиода затрудняется еще неизбежным сравнением ее с Гомером, с которым она находится в тесной внешней связи в то же время в глубоком внутреннем противоречии. Уже около 700 года в собственной Греции так любили гомеровские песнопения, что даже поэт, желавший дать что-нибудь новое, должен был по форме приблизиться к этому первообразу. Так, размер стиха, язык и способ выражения, даже подражание отдельным местам - все это объясняется влиянием поэзии Гомера, что тем более удивительно, чем резче бросается в глаза контраст песен Гесиода с героическим эпосом. Разница между легко живущими краснобаями ионийцами и положительными, но прозаичными беотийцами проявляется здесь самым наглядным образом. Прекрасное сияние, преображающее действительность, и жизнерадостное мировоззрение гомеровских богов и людей находились далеко за пределами ограниченного кругозора этих мелких земледельцев; напрасно мы будем искать среди них малейший след той рыцарской любви к битве, которая наполняет «Илиаду».

Музы Гесиода, предостерегая его, возвещают ему, что они также умеют сообщать много ложного, но похожего на правду. От этого хочет он предостеречь своих соотечественников, и этим самым он заявляет справедливое требование, чтобы к нему не прикладывали мерки Гомера. Чистосердечный тон, которым он одинаково серьезно говорит как о мельчайших потребностях ежедневной жизни, так и об отношении людей к богам, забота о беспутном брате, добросовестность, с которой он перечисляет поколения богов, - всего этого не следует забывать ради сухости, неоспоримо присущей многим частям его произведений. Поучительный тон, который действительно не имеет ничего общего с истинной поэзией, зависел от сюжетов и целей поэта. Но и в них заметна оригинальная печать его духа: обширные области поэзии, плодотворно развившиеся впоследствии, - религиозная и житейская дидактическая поэзия, мудрые изречения и басни - обязаны ему своим появлением в литературе; да и начало прозы примыкает не к гомеровской, а к гесиодовской школе. Потому-то у греков наряду с Гомером Гесиод пользовался большим почетом.

Одна старинная легенда даже говорит о победоносном состязании Гесиода с Гомером в Халкиде на острове Эвбее. Несмотря на различие между ними или, вернее, благодаря ему оба они оставались учителями своего народа, у которых греческий мальчик учился не только читать, но и жить.

Школа Гесиода. К Гесиоду примкнула целая школа рапсодов, сочинения которых под именем их учителя дошли до нас, по крайней мере, в многочисленных отрывках. «Теогония» побуждала к попытке обработать героические предания всех племен также в генеалогическом порядке. Эта попытка осуществилась около 600 года в виде «Каталога женщин», в котором были перечислены одна за другой все родоначальницы известных героических родов, происходивших по большей части от богов, и где вкратце была рассказана их история. В Локриде, где, по преданию, умер Гесиод, этот «Каталог» возник впервые, потому что тамошняя знать основывала свои права на происхождение от благородных женщин, удостоенных любви небожителей. Здесь в первый раз проявилось сознание связи всех эллинов благодаря их общему происхождению от Эллина, сына Девкалиона. Там же впервые было подробно рассказано предание о походе аргонавтов. И как это сочинение было присоединено к заключению «Теогонии», так же с ним еще связали родственную поэму, названную «Эеями», которая в удобной форме ряда примеров - причем отдельные части начинались словами «e hoie», т.е. «или каковая» - перечисляла героинь, имевших детей от бессмертных богов. Насколько мы можем судить на основании 150 отрывков обоих сочинений, которые вместе составляли 5 книг, - автор этих «Эей» старался дать более подробный рассказ сравнительно с сухим перечислением «Каталога женщин»; но все-таки и он не сумел вдохнуть настоящую жизнь в свои образы. Это доказывает отрывок об Алкмене, матери Геракла, сохранившийся целиком в виде введения к описанию щита, которым пользовался Геракл в бою против Кикна; описание, скопированное с описания щита Ахилла, представляет скорее археологический, чем литературный интерес.

Вполне в том же духе, как и «Эеи», был и Навпактский эпос, который также возник в Локриде. Также и Асий на Самосе сочинил генеалогическое стихотворение, а в Коринфе в VII веке Евмел повествовал о доисторическом периоде существования своего родного города, древней Эфиры, роскошно расцветшего под управлением аристократии. Важную роль играла там Медея - правда, не как злая волшебница, а как природная владычица Коринфа. К особенному виду сочинений, который в то суеверное время должен был пользоваться большой симпатией, относится «Меламподия»; это произведение сообщает о странной судьбе пилийского жреца Мелампа, а также и историю других знаменитых прорицателей. Наконец, и «Труды и дни» нашли себе параллельное сочинение в утраченных «Заповедях Хирона», мудрого воспитателя героической эпохи. Это было нечто вроде кодекса рыцарской морали, сравнение которого с крестьянской моралью Гесиода могло бы дать нам важные культурно-исторические указания.

Орфики и философы. Но мы можем проследить влияние Гесиода еще дальше. Как его «Теогония» является первым руководством греческой теологии, так по его образцу пророки уже известных нам религиозных сект изложили свое учение во многих утраченных ныне стихотворениях. Возникли теогонии, гимны, прорицания, посвятительные и искупительные песнопения, сочинители которых скрывались под маской мифических основателей Орфея и Мусея, чтобы окружить свои изделия ореолом священной древности.

Также была в ходу теогония от имени таинственного жреца-искупителя Эпименида Критского (около 600 года). Важную роль в деле созидания и редакции таких апокрифических поэм играл орфик Ономакрит, который был изгнан из свиты Писистратидов за подделку одного оракула. Еще важнее было то, что в конце VI столетия также и древнейшие философы начали преподносить свою новую мудрость слушателям в той же знакомой, приятной и убедительной форме; таковы элеаты Ксенофан и Парменид в своих поэмах о природе, и Эмпедокл, которого Лукреций избрал себе впоследствии образцом. К этим стихотворцам-мыслителям, кругом деятельности которых были уже западные колонии, мы еще раз возвратимся впоследствии; здесь же нам нужно было только указать на то, что древо эпоса, даже когда ствол его начал засыхать, на свежих ветвях приносило еще полные сил и жизни плоды.

Сюжеты и образы троянской мифологии в изобразительном искусстве Нового времени

Античная мифология служила и служит благодатным источником художественных образов для искусства прошлого и современного. Миф стоит у истоков словесного искусства, мифологические представления занимают значительное место в фольклорной традиции, мифологические мотивы, сюжеты и образы используются и интерпретируются почти на всем протяжении истории мировой литературы. Через эпические сказания и литературные произведения миф становится основой для живописных и скульптурных творений. «Никто не знал, откуда мифы явились, но не сомневались, что они истинны. Искусство не открывало мифов, оно было формой явления их» (М.В. Алпатов). Первоначально мифическое существо изображалось необычным, фантастичным, сказочным получеловеком - полузверем. Но уже во времена Гомера «центральное содержание мифа было антропоморфическим», отсюда - «многие образы античного искусства никак не указывают на то, что мы имеем дело с мифологическими персонажами. Это становится очевидно только в результате знакомства с соответствующими текстами» (В.Б. Мириманов).

Сюжеты и образы Троянской мифологии - традиционный материал для греческой вазовой живописи. Относительно редко эти сюжеты встречаются в изобразительном искусстве Возрождения, но в искусстве Барокко и Классицизма, вновь становятся популярными. Эстетика барокко, построенная на сложной коллизии идеальных и чувственных начал, актуализировала античные сюжеты, сочетающие гедонизм с героикой, культ движения и человеческого тела. Античные сюжеты в изобразительном искусстве классицизма были призваны олицетворять значимость героических действий; античный герой воспринимался как образец этического поведения. Предпочтение отдавалось сюжетам, в которых главенствовал культ морального закона, приоритет общественного перед личным, культ человеческого тела. Реалистическое изобразительное искусство исключало мифологические сюжеты из сферы своего внимания. Эстетика символизма обращалась к античной мифологии, интерпретируя их в условном пространстве-времени, воплощая собой вечные темы бытия - любовь, смерть, одиночество, надежда, тайна и т.д.

Троянская война - одно из центральных событий греческой мифологии. Мир троянских образов - Ахилла, Елены, Париса, Гектора - живет в современной культуре во многом благодаря «Илиаде» - «библии греческого народа» (А. Боннар). В изобразительном искусстве Нового времени наиболее популярным становится образ Елены как воплощение красоты, соблазнившей весь героический мир, готовый ради нее сражаться и умирать. «Небо наградило ее красотой, ставшей проклятием в той же мере, как и даром. В этой красоте ее рок» (А. Боннар). Свою Елену с классическим профилем, идеально-правильными пропорциями, но холодноватую и отвлеченную создал «последний итальянский художник общеевропейского значения» (Дж.К. Арган) скульптор Антонио Канова (1811). Елена с картины Гюстава Моро «Елена у стен Трои» (1870-е), напротив, воплощает идеал роковой женщины. Среди самых часто изображаемых сюжетов - похищение Елены. Скульптурная группа «Похищение Елены» Ф. Бертрана (к. XVII в.) решена в барочных традициях, отличаясь динамичным движением и эффектной зрелищностью. На блюде с изображением сцены «Похищения Елены» работы итальянца Николо да Урбино (1519, майолика; роспись по белой непрозрачной оловянной глазури) запечатлен кульминационный момент сюжета: Парис силой увлекает в лодку сопротивляющуюся Елену, а его спутники отражают атаку спартанцев. Полотно на этот же сюжет английского художника Г. Гамильтона (1770-е) представляет собой весьма условную повествовательную композицию, сочетающую в себе элементы барочного и классицистического стилей.

«Суд Париса» - самый популярный сюжет Троянского цикла искусстве Нового времени, нашедший отражение в творчестве: Н. Мануэля, Л. Кранаха Старшего, Ф. Флориса, Х. ван Балена, А. Ватто, И. Эйтевала, Клода Лоррена, П.П. Рубенса и др. Так, на картине Рубенса из Прадо (1638-1639) перед Парисом, сидящим под деревом, три богини в окружении лукавых проказников-амуров; рядом - Гермес, держащий на вытянутой руке яблоко. Богини далеки от античных канонов красоты, являя собой художественное воплощение рубенсовских современниц. Сцена встречи Париса с Еленой («Илиады», 3, 428-442) после его позорного ухода с помощью Афродиты с поля боя послужил основой для картины Ж.Л. Давида «Елена и Парис после битвы с Менелаем» (1788). Этот же сюжет в оригинальной интерпретации художницы Ангелики Кауфман как сентиментально-чувственной сцены отражен в ее картине «Венера уговаривает Елену любить Париса» (1790). К образу Париса как олицетворение классической красоты обращался и классицист А. Канова (1801-1802). Его Парис, облокотившийся на дерево, заставляет любоваться зрителя своим великолепно сложенным телом.

Ахилл - величайший греческий герой и один из самых ярких образов в истории мировой литературы. Живописные и скульптурные интерпретации этого образа значительно проигрывают в сопоставлении с его литературным прототипом. Античные скульпторы Ахилла не изображали вовсе, зато в вазовой живописи сохранилось около четырехсот его изображений. Среди произведений Нового времени - мраморный рельефе «Ахилл и Брисеида» («Илиада» 1, 318-346) работы Б. Торвальдсена (1803), выполненный в академических традициях; строгих по композиции и лаконичных по содержанию. Другой мраморный рельеф Б. Торвальдсена (1815) практически дословно иллюстрирует сюжет о выкупе стариком Приамом тела своего сына Гектора («Илиада», 24, 477-479), где Ахилл обнаруживает «глубокую человечность своего характера» (А. Боннар). Картина итальянского художника Помпео Батони «Ахилл среди дочерей Ликомеда» (1745) демонстрирует безразличие ее автора к историческому содержанию сюжета, руководствуясь в своем творчестве идеалом прекрасной живописи. Изображая многофигурную композицию на фоне условного античного интерьера, Батони увлекается скорее внешними живописными эффектами, нежели драматургией сюжета. В целом, картина Батони является переходной от позднебарочного к классицистическому стилю в живописи. На этот же сюжет, но за столетие до Батони создает свою живописную версию фламандский художник Эразмус II Квеллин. Художник Ж.Д.О. Энгр в полном соответствие со своим эстетическим кредо создает классицистическую композицию «Посланцы Агамемнона у шатра Ахилла» (1801). Производя впечатление анатомических штудий, картина отличается надуманностью, холодностью, малой живописностью, преобладанием внешних форм над смыслом сюжета, приоритетом линии рисунка над цветом.

Одна из вершин мировой поэзии - сюжет прощания Гектора с Андромахой перед поединком с Аяксом («Илиада», 6, 390-496). Однако, живописные и пластические образы далеки по своей выразительности от изложения этой сцены в поэме Гомера. Например, мраморный рельеф Б. Торвальдсена «Прощание Гектора с Андромахой» (1837). Сцене оплакивания Гектора Андромахой («Илиада», 24, 723-729) посвящена одноименная картина французского живописца Ж.Л. Давида «Андромаха, оплакивающая Гектора» (1783). На картине всего три фигуры - лежащий на смертном одре Гектор, увенчанный лавровым венком, скорбящая Андромаха и маленький сын Гектора Астианапс. Композиция картины, уподобленная мемориальному рельефу, лаконично и сдержано передает драматизм ситуации в полном соответствие (если использовать слова самого Давида) с «суровым вкусом народа у которого начинала развиваться жажда энергичных действий».

Трагическое падение Трои отражена в картине голландского художника Г. де Лересса «Разрушение Трои» (1-ая пол. 1660-х), написанной в стилистике «барочного реализма», где условность и надуманность сочетается с оригинальными живописными решениями, акцентирующих внимание зрителя на смысловой контекст события. Полотно отражает представления художников XVII столетия о гибели не только героев Трои, но и всего героического века.

Таким образом, каждая художественно-историческая эпоха сообразно своим духовным идеалам, символам и ценностям интерпретировала троянские мифы по-своему, удаляясь зачастую от исходных мифологических смыслов, которые оказались наиболее адекватно выражены в искусстве самой Древней Греции и, прежде всего, в вазописи. Тем не менее, антропоцентрическая сущность античной мифологии придает ее сюжетам и образам статус «бессмертных» в художественном сознании различных эпох.

Размещено на Allbest.ru