Проблема истории в художественном мире А.С. Пушкина

В «Медном всаднике» прямо упоминаются три царствования. Они и есть три узловые эпохально-временные точки поэтического действия, три культурно-исторических слоя:

1. Эпоха Петра и строительства Петербурга:

На берегу пустынных волн

Стоял он дум великих полн,

И вдаль глядел.

2. Эпоха Александра I: «Прошло сто лет», основное действие поэмы - тревожные дни наводнения 1824:

В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил. На балкон

Печален, смутен, вышел он

И молвил: «С божией стихией

Царям не совладать». Он сел

И в думе скорбными очами

На злое бедствие глядел.

3. И, наконец, некоторые обозначенья и приметные вехи «третьего» царствования; третьей эпохи - Николая I:

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва…

Таким образом, автор вводит современность - 30-е годы, обогащая поэму новым социальным и историческим опытом. Эта цепочка свидетельствует о стремлении Пушкина к широким историческим обобщениям, о притязании на художественное выражение философии истории.

Во вступлении возникает историческое прошлое. Мы видим Петра I, обдумывающего великие планы преобразования России, «в Европу прорубить окно», основав новую столицу. Самый фон, на котором он изображен - хмурая дикая природа, еще более подчеркивает грандиозность планов Петра, взгляд, который устремлен в даль.

Здесь, как и в «Полтаве» судьей деяний Петра явилась история, последнее слово за ней. Прошло сто лет, и мы видим, как чудесно преобразился суровый край. Строгая красивая северная столица является как бы доказательством необходимости, разумности деятельности Петра и все вступление звучит как торжественный гимн во славу Петра и его деяний. Таким образом, во вступлении совершенно ясно определена позиция Пушкина по отношению к петровским реформам: эти реформы оправданы необходимостью, т.е. во вступлении ничего нового в оценку Петра по сравнению с 20-ми годами Пушкин не вносит.

Вслед за одическим вступлением идет основная фабульная часть поэмы, где он рассказывает о наводнении 1824 года, т.е. пушкинской современности. И чем значительнее вступление, тем контрастнее современная петербургская жизнь. В этой части сохраняется связь с прошлым, с основанием Петербурга, и связь эта устанавливается через памятник Петру. Петр как живое лицо замене монументом. Медный всадник - это как бы Петр, взятый в историческом аспекте, это дело Петра. Пушкина теперь интересует не жизнь Петра, а жизнь России после петровских преобразований. Перед нами город социальных контрастов, человеческого горя и забот, даже природа мрачна в Петербурге. И вот появляется единственный живой человек - мелкий чиновник Евгений. Пушкин не идеализирует этого героя. Евгений бедный труженик, хотя и потомок старинного рода, все его заботы о куске хлеба, с ним входит в русскую литературу тема «маленького человека». Но у него есть светлые мечты, в его сердце живет любовь. И вдруг он оказывается свидетелем страшного наводнения, его невеста гибнет у него на глазах. Евгений потрясен, его тревожат теперь думы, кто повинен в гибели людей, и опустившийся, крайне истощенный, он оказывается перед Медным всадником. И у него появляются мысли: это Петр Iзаложил город на гнилом болоте, безумие просветляет ум короля Лира, и у Евгения впервые прояснились мысли во время безумия, впервые его мысли от житейских восходят к размышлениям о России и государстве, которое Петр основал. Евгений видит причину бедствий в столице и государстве. Последняя встреча с отлитым в металл монументом «державца полумира» на миг превращает «бедного безумца» в исполненного ненависти и возмущения бунтаря:

Он мрачен стал

Пред горделивым истуканом

И, зубы стиснув, пальцы сжав,

Как обуянный силой черной,

«Добро, строитель чудотворный! -

Шепнул он, злобно задрожав, -

Ужо тебе!…» И вдруг стремглав

Бежать пустился.

Но бунт Евгения бесперспективен, это бессильная вспышка протеста одиночки, он ничего не может сделать против самодержавного властелина России.

Заканчивается поэма картиной заброшенного, пустынного острова, где похоронен Евгений. Печальная картина заброшенности могилы говорит о сочувствии автора к Евгению.

В этом произведении светлый и величественный образ созидателя, творца - Петра, противопоставлен образу страшного и беспощадного Медного всадника, топчущего все живое. И думается, что одной из глубоко скрытых политических идей этой поэмы, запрещенной Николаем I, была идея о том, что русский абсолютизм, некогда сыгравший прогрессивную роль в развитии страны, через сто лет после Петра превратился в реакционную силу, задержавшую всякое движение вперед.

И чем враждебней становилось отношение Пушкина к Николаю I, тем светлее казался поэту образ Петра I / «Пир Петра I»/ как великого деятеля своей страны. Пушкин отметил в своих заметках, что Петр простил многих знатных преступников, пригласил их к своему столу и пушечной пальбой праздновал свое примирение с ними.

Это Пушкин и отразил в стихотворении «Пир Петра I»: Петр с подданными мирится, с опальным Долгоруким:

Виноватому вину

Отпуская, веселится:

Кружку пенит с ним одну;

И в чело его целует,

Светел сердцем и лицом;

И прощенье торжествует,

Как победу над врагом.

Оттого-то шум и клики

В Петербурге - городке,

И пальба, и гром музыки,

И эскадра на реке;

Оттого-то в час веселый

Чаша царская полна,

И Нева пальбой тяжелой

Далеко потрясена…

Степень трезвости в оценке фактов свидетельствуют, насколько Пушкин превосходил современников, даже позднее приступавших к петровской теме. Вот что, например, говорится о царе в труде Н.А.Полевого «История Петра Великого»: «Он родился предназначенный, он совершал предопределение божее, он не мог жить иначе, и бытие его составлял подвиг его…», «…Указывать на ошибки его нельзя, ибо мы не знаем: не кажется ли нам ошибкою то, что необходимо в будущем, для нас еще не наставшем, но что он уже предвидел… В частной, семейной жизни добродетели человека и христианина соединялись в Петре Великом. Он был добрый сын, нежный брат, любящий супруг, чадолюбивый отец, домовитый хозяин, тихий семьянин, верный друг» Полевой Н. История Петра Великого. ч.IV. 1843, с. 305, 312. Цит. по: Тойбин Н.М. Пушкин и философско-историческая мысль в России.[17]. Разве это характеристика Петра? Уж каким христианином и радетелем в семейной жизни был Петр, этого Пушкин не обошел. Какая была нужда в бесконечных строгостях, чтобы бывшая царица - монахиня Евдокия Лопухина была высечена и перевезена из Суздаля в Москву и затем в новую Ладогу, а царевна Мария Алексеевна заключена в Шлиссельбург? А дражайшая императрица Екатерина, «марленбургская девка», примерно была наказана за прелюбодеяние с камергером фон Монсом: Петр провез ее вокруг эшафота, на котором торчала отрубленная голова любовника; только на одре смерти, кажется, Петр простил жену.

В 1830г. всемирность истории и внеисторичность современного человека разошлись у Пушкина по разным циклам. Новый этап в развитии исторических взглядов связан с политическими событиями 1830 года. Этот год ознаменовался волной новых революций, докатившихся до русских границ, а главное - волнениями русского крепостного крестьянства, поводом к которым послужила холера, но в которых Пушкин явно обнаружил иные, более глубокие причины.

Исторические взгляды Пушкина этого времени отразились с особенной чёткостью в двух его статьях. Одна из них - разбор исторической драмы Погодина «Марфа Посадница», вторая - о втором томе «Истории русского народа» Н. Полевого, она являлась введением к задуманной им произведением о французской революции.

Смысл его исторических размышлений в следующем замечании: «Ум человеческий, по простонародному изречению, не пророк, а угадчик; он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения».

История прошлого - источник предположений о будущем. В статье о Полевом намечаются и особенности русского исторического процесса, связанного с судьбами русской аристократии в её борьбе с меньшим дворянством. В такой именно форме Пушкин осмыслил социальную борьбу, определявшую судьбу господствующего класса в России.

Для периода 30-х годов характерно и то, что Пушкин приступает к самостоятельным историческим изученьям. За неоконченной историей французской революции следует «История Пугачёва» и затем «История Петра». До сих пор Пушкин, разрабатывая тот или иной исторический сюжет, опирался преимущественно на уже готовые исторические труды, заимствуя из них фактическую сторону и подвергая её своей интерпретации. Так, в основе «Бориса Годунова» лежит «История государства Российского» Карамзина, в основе «Полтавы» - «История Малой России» Д.Н. Балмыша-Каменского. К первоисточникам Пушкин обращался мало, больше для исторического колорита.

Совершенно другую картину представляют изыскания Пушкина 30-х годов. Ради «Истории Пугачёва» Пушкин изучает архивы, делает огромное количество выписок из документов, критически пересматривает все предыдущие работы с их фактической стороны, выезжает на места событий, где собирает устные свидетельства об интересующих его событиях.

До 1830г. Пушкину не всегда существенной казалась даже достоверность изображаемых событий, и поэт не отказывался от заведомых легенд или от фактов, в достоверности которых у него не было полной уверенности, лишь бы эти факты имели своё поэтическое достоинство.

Для новых исторических тем, возникших в связи с размышлениями о русском бунте, Пушкин стремился установить факты в их подлинности и точности, так как только из точных фактов прошлого можно делать умозаключения о будущем. И Пушкин уже не доверяет выводам других историков, т.к. знает, что от точки зрения историка и того освещения, какое он дает фактам, зависит и самый отбор фактов, и степень доверия источникам, и достоверность рассказа. Основные исторические темы, отраженные в художественном творчестве 30-х годов, предварительно разрабатываются в самостоятельном историческом разыскании. При этом историческая тема отныне берется в непосредственном, генетическом отношении к настоящему, а не в той аналогии с современными событиями, как это было в 20-х годах.

Для 30-х гг. характерны исторические обзоры, в которых, оправляясь от событий прошлого, Пушкин доводит рассказ до современности. В 1830 г. мы имеем два обзора в стихотворениях «Моя родословная» и «Вельможе». В первом из них Пушкин останавливается на узловых событиях русской истории, упоминание о которых подчинено сюжету стихотворения - истории рода. Войны Александра Невского, борьба Ивана IV с боярством, Козьма Минин и освобождение Москвы, Петр и сопротивление его деятельности, дворцовые перевороты XVIII в., новая знать из потомков царских лакеев, оскудение старинных родов - вот основные темы этого обзора.

«Лицейская годовщина» 1836 г. тоже представляет, по существу, исторический пробег по основным событиям истории минувшей четверти века.

Но наиболее развитым обзором исторических событий является поэма «Езерский» («Родословная моего героя»), представляющая собой введение к сюжету, разработанному в «Медном всаднике», непосредственно вышедшем из неоконченного «Езерского». Все эти обзоры имеют теснейшую связь с историческими замечаниями, сохранившимися в отрывочном виде в черновых записях Пушкина.

«Рославлев» Пушкина мало изучен. Это - пробел в пушкиноведении. Тема романа была тесно связана с другими творческими замыслами поэта и с романом «Евгений Онегин». И здесь Пушкин глубоко проникал в исторические и политические связи современной ему действительности. 1812 год был исходным пунктом в развитии дворянского освободительного движения. Роман был начат Пушкиным в пору его глубоких раздумий над судьбами передовой дворянской интеллигенции и ее исторической роли, в годы уже начавшихся ожесточенных споров вокруг проблемы народности и отношения России к Западу. Пушкин работал над романом после того, как сложилось его общее историческое мировоззрение и взгляды на проблему исторического жанра. «Рославлев» является важным этапом в развитии пушкинского исторического романа. Это был второй, после «Арапа Петра Великого», опыт Пушкина в жанре исторического романа, он предшествовал созданию «Капитанской дочки». Даже выбором жанра Пушкин стремился подчеркнуть историческую правдивость своего произведения. Форма «записок» была с успехом использована поэтом в «Повестях Белкина», в «Истории села Горюхина» а позднее - в «Капитанской дочке». Исторической недостоверности беллетристического повествования Пушкин как бы противопоставлял документальное свидетельство очевидцев.

Сохранился следующий набросок плана «Рославлева». «Москва тому 20 лет. - Полина г.Загоскина. - Ее семейство, ее характер. - M-me де Сталь в Москве. - Обед, данный ей князем. - Ее записка. - Война с Наполеоном. Молодой граф Мамонтов. - Мы едем из Москвы».

Сопоставление этого плана с текстом написанной части романа показывает, что Пушкин в очень немногом пошел дальше плана, рассказав еще только о пленении французских офицеров, в том числе и Синекура, и о действии на Полину известия о пожаре Москвы. По-видимому, центральные события должны были после этого начаться, а написанный или сохранившийся отрывок является только введением, вступлением к роману.

Этот отрывок представляет из себя обычный в историческом романе Пушкина композиционный прием. Таким вступлением является в «Арапе Петра Великого» рассказ о пребывании Ибрагима в Париже, а в «Капитанской дочке» - о семье и воспитании Гринева. И в том, и в другом случае рассказы эти предшествуют основному содержанию повествования. Точно так же и в «Рославле» перед тем как рассказывать о главнейших событиях в жизни Полины, Пушкин характеризует ее и окружавшую ее среду. Несомненно, что текст введения обрывается перед самым началом романа, так как патриотическая настроенность Полины достигает того высшего напряжения, за которым должно следовать действие. Судить о перипетиях сюжета, о следующих событиях и судьбе героев трудно. «Историческое происшествие» в романе должно было захватить изгнание Наполеона из России, а «романтическое», естественно и органично входя в раму исторических событий - показать дальнейшие отношения, очевидно любовь Полины и Синекура, и окончиться трагической гибелью героя.

В «Рославле» Пушкина народа выступает не только как судья, исторически решающая сила, но и как активный участник событий. Правда, это все еще стихийное сила. Но Пушкин показал в романе, что этой силой, стихией движет сознание необходимости борьбы с врагом-захватчиком. «Никогда, - замечает Полина, - Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу». В этой новой трактовке роли народа в истории сказался отход Пушкина от воззрений просветителей XVIII века.

Народ - стихийная, но активная и решающая сила в крупных исторических событиях, народ добр, но ожесточается против врага. Сознание национальной независимости и чувство патриотизма ему в высшей степени свойственны, и это чувство движет им в минуты «бедствия отечества». Чувство это пробудилось в 1812 году, когда проявились могучие силы русского народа. Такова трактовка роли народа в романе Пушкина. Выразителем патриотических чувств народных масс, истинной патриоткой является в «Рославле» Полина. Она - наглядное свидетельство тому, что русская женщина-патриотка и в крепостную эпоху несла в себе героические черты и обладала высоким сознанием. Образ Полины вносит существенное дополнение в галерею образов русских женщин, созданных Пушкиным: его гений нарисовал не только милую и пленительную, но покорную своему жребию Татьяну, но и образ мужественной и решительной патриотки. Гордая и молчаливая, Полина пробуждается в грозный для родины час. Она полна не только внутренней, но и внешней активности, у нее возникает мысль об убийстве Наполеона, она обращается к прошлому, к образам героических, на ее взгляд, людей, напоминает Марфу Посадницу, княгиню Дашкову и других.

«Рославлев» Пушкина - исторический роман о 1812 годе. Но его проблемы были политически актуальны и для 30-х годов. Будучи в изображении 1812 года правдивым историком, Пушкин показал, однако, такие черты жизни дворянского общества, какие сохранились и через 20 лет.

Пушкин снова ставит и положительно решает вопрос об отношении России к европейскому просвещению. Пушкин считал, что русский исторический процесс имеет свои отличия от «истории христианского Запада», но прогресс России возможен только на пути просвещения. В развитии просвещения Пушкин видел основное содержание исторического развития России после «толчка», сообщенного ей Петром I.

Проводя в своем романе идеи революционного патриотизма и просветительства, рисуя образ Полины, Пушкин защищал тени «милых каторжников», то передовое, просвещенное дворянство, представителями которого были декабристы. Показывая передовую дворянскую интеллигенцию своего времени как носителя исторического прогресса, как выразителя чувств и стремлений народа, Пушкин не только боролся с самодержавно-крепостническим строем и реакционной идеологией, но и объективно верно отражал действительность, раскрывая историческую истину.

Чем более непроглядной и тяжелой казалась Пушкину действительность николаевского времени, тем возвышеннее и светлее представлялась поэту славная эпоха 1812 года и ее деятели.

Роман Пушкина о 1812 годе остался незаконченным. Что послужило причиной прекращения работы над «Рославлевым»? Некоторые исследователи полагают, что из-за явной невозможности проведения его через царскую цензуру, так как от романа веяло духом политической критики и оппозиции.

Н.В. Измайлов высказывает предположение о том, что Пушкин бросил свою работу потому, что сама тема потеряла свою актуальность в связи с окончанием польских событий.

Но настоящая причина прекращения работы над романом заключается в общей эволюции политических исканий и раздумий Пушкина, что и отразилось в смене его творчества в 1832 году.

Роман «Евгений Онегин» и примыкающие к нему произведения 1829-1831 годов, вплоть до романа о 1812 годе, раскрывали общественную слабость той группы дворянства, из которой вышли декабристы и к которой принадлежал сам поэт. Разорение упадок, бессилие и вынужденная зависимость от власти - таковы характерные черты, установленные Пушкиным в социальной судьбе этого дворянства. И если рассмотреть последовательно историческое содержание «Родословной моего героя», «Арапа Петра Великого», «Капитанской дочки», «Рославлева», «Евгения Онегина», «Романа в письмах», а затем «Медного всадника» и «Повестей Белкина», то возникает широкая картина исторического развития, постепенного упадка прогрессивного дворянства, из которого вышли декабристы; после 1825 года остались одинокие протестанты.

В драматической судьбе просвещенного дворянства Пушкин винил политику монархии на протяжении XVIII века и вплоть до своего времени. Однако в 1829-1831 гг. Пушкин обратил внимание и другую, субъективную причину, зависевшую от самого дворянства - его политику в крепостной деревне.

Пушкин считал, что материальное разорение передового дворянства лишало его и общественной независимости. А последняя была необходимой предпосылкой осуществления важнейшей исторической линии просвещенного дворянства - быть защитником и представителем народа перед государственной властью /«Заметки о дворянстве»/. С другой стороны, обнищание народа глубоко волновало Пушкина, все острее ощущавшего кризис феодально-крепостнического строя. Он пишет «Историю села Горюхина», в которой констатирует глубокий упадок крепостной деревни именно в результате полного «небрежения» помещика к крестьянству.

Крестьянская тема постепенно захватывает Пушкина, и как художника, и как историка и публициста. Естественно, что судьба Полины и вообще протестанта-одиночки теперь меньше занимает Пушкина и начинает объединяться с проблемой положения крестьянства /«Дубровский»/. Этим, думается, и следует объяснить прекращение работы над «Рославлевым». Вопрос об истоках и развитии декабристского движения терял для Пушкина свою недавнюю актуальность. Декабристы как бы остались в историческом прошлом. Поэтому роман о 1812 годе, декабристская глава «Евгения Онегина» и другие творческие замыслы Пушкина, связанные с этой темой, остаются незавершенными.

В 1773-1775 годах на юго-востоке Российской империи вспыхнула крестьянская война - антикрепостническое восстание, предводительствуемое Емельяном Пугачевым. События восстания получили отображение в двух произведениях Пушкина: в монографии «История Пугачева» и повести «Капитанская дочка». Работая над ними, поэт-историк стал признанным знатоком «Пугачевщины», сам он в одной из записок А.И. Тургеневу аттестовал себя - в шутливой форме - историографом Пугачева. Но с его «Истории Пугачева» собственно и началась научная историография последней Крестьянской войны в России. К созданию этой книги Пушкин подошел с арсеналом и навыками опытного профессионала, собрал и критически изучил массу исторических источников и, опираясь на них, мастерски исполнил свою главную задачу, заключавшуюся в «ясном изложении происшествий, довольно запутанных», дал впечатляющие картины стихии народного движения и отчаянной борьбы повстанцев с войсками Екатерины II. О кропотливой работе Пушкина с источниками свидетельствуют как страницы «Истории Пугачева», так в особенности многочисленные рукописные заготовки к этой книге: копии и конспекты документов в «архивных» тетрадях, записи рассказов современников восстания и заметки в дорожной записной книжке, Некоторые из этих материалов были использованы потом при написании «Капитанской дочки».

Среди источников пушкинских произведений о Пугачеве особое место принадлежит материалам, собранным в поездке, предпринятой в августе-сентябре 1833 года в Поволжье и Оренбургский край, где он встречался со стариками, в том числе и с бывшими пугачевцами, живо еще помнившими и Пугачева и его время. Рассказы, предания и песни, услышанные и записанные Пушкиным в поволжских селениях, Оренбурге, Уральске, Бердской слободе освещали события восстания и фигуру Пугачева с позиции народа. Это помогло Пушкину преодолеть официально-казенную оценку восстания, отчетливее уяснить его социальный смысл, глубже понять личность Пугачева - подлинного вожака народного движения, увидеть в его характере те положительные свойства, которые составляют неотъемлемые и типичные черты русского человека из простого народа. Такая трактовка образа Пугачева с особенной силой и выразительностью была воплощена в повести «Капитанская дочка». В этом произведении, как и в «Истории Пугачева», Пушкин стоял на позиции историзма, а при освещении событий и в характеристиках действующих лиц во многом опирался на реальные факты, документы и предания, органично и в образной передаче введя их в ткань художественного повествования.

Следуя установившимся правилам своей художественной прозы, Пушкин стремился к углубленному раскрытию родной старины в сжатых и четких зарисовках. Принцип предельного лаконизма и высшей выразительности лег в основу «Капитанской дочки».

Трудно было бы назвать другой исторический роман с такой предельной экономией композиционных средств и с большей эмоциональной насыщенностью. В «Капитанской дочке» интимно-исторический рассказ сочетается с русской политической хроникой и дает широкую картину эпохи в ее домашних нравах и государственном быту: вымышленные образы, героя фамильных записок, неизвестные представители провинциальных семейств соприкасаются с такими фигурами как Пугачев, Екатерина II, оренбургский губернатор Рейнсдорп, пугачевцы Хлопуша и Белобородов.

Отвергнув принцип документальности, локальности, Пушкин в «Капитанской дочке» достиг большего - подлинной художественной и исторической правды. Этой активности творческого приобретения не противоречит и то обстоятельство, что «Капитанская дочка» написана в форме мемуаров очевидца. Но эти мемуары Гринева - лишь условная художественная форма, и эту условность хорошо чувствует читатель: не сомневается в том, что имеет дело не подлинными документальными записками, а с искусством, с созданием писателя, с эстетической иллюстрацией.

К оценке своей «Истории Пугачева» Пушкин подошел как взыскательный исследователь, отметив, что книга эта - плод добросовестного двухлетнего труда, но в то же время указывал на ее несовершенство. Последнее выражалось в том, что ему не удалось с необходимой полнотой осветить отдельные события Пугачевского движения из-за недоступности важнейший документальных источников, находившихся в государственном архиве на секретном хранении. Кроме того, в предвидении вероятных цензорских замечаний Николая I, Пушкин был вынужден ограничить себя в освещении ряда политически острых вопросов кануна Пугачевского движения, самого его хода и непосредственных результатов.

Нашли отражение в книге и впечатления от поездок по памятным местам Крестьянской войны: в Оренбург, Бердскую слободу, бывшие приуральские крепости Татищеву, Нижне-Озерную, Рассыпную.

Когда Пушкин заканчивал роман о мятежном дворянине Дубровском, до него дошли устные рассказы об офицере XVIII века Шванвиче, который перешел на сторону Пугачева и служил ему «со всеусердием».

Такая историческая фигура чрезвычайно заостряла тему о классовом отступничестве молодого барина в пользу подвластной ему крепостной массы. Гвардеец, участвующий в народной революции, выступал как новый романтический герой. В правительственном сообщении 1775 года о наказании Пугачева и его сообщников имелась сентенция о подпоручике Шванвиче, которого предполагалось, «лишив чинов и дворянства, ошельмовать, переломя над ним шпагу», за то, что он, «будучи в толпе злодейской, слепо повиновался самозванцевым приказам, предпочитая гнусную жизнь честной смерти».

В 1833 году, во время работы над «Историей Пугачева», сюжетно встретились всемирность истории и всеисторичность современного человека. Их встрече предшествовали три года изучения истории: русского величия - Петр и русского бунта - Пугачева. Новая поэма предполагала, что история будет не просто увидена из современности, в судьбе и характере выпавшего из исторического бытия современного человека. Вот почему первоначальный замысел сюжета отрабатывался биографически.

31 января 1833 года Пушкин набрасывает план исторического романа из эпохи Пугачева с главным героем, сосланным за буйство в дальний гарнизон: «степная крепость - подступает Пугачев - Шванвич предает ему крепость… делается сообщником Пугачева», и пр. [Гроссман, Пушкин, 1958 г., 432 стр.].

Долгое время считалось, что сначала Пушкин работал над «Дубровским» /осень 1832 - февраль 1833/ и только в конце января 1833 года появился план «Повести о Шванвиче». Однако недавно Н.Н. Петрунина окончательно установила, что «Шванвич» задуман еще раньше «Дубровского» - «не позднее августа 1832 года, может быть и ранее» Н.Н. Петрухина, Проза Пушкина, Л.: Наука, 1987, с.165. .

Таким образом, некоторое время в мыслях поэта как бы существовало два замысла, где в центре был народный бунт и вовлеченный в него дворянин. «Повесть о Шванвиче, - замечает Н.Н. Петрухина, - на определенном этапе подвела Пушкина к «Дубровскому». Опыт же художественной работы над «Дубровским» вернул поэта к повести о Шванвиче и вместе с тем заставил его искать новых путей для разработки старого замысла».

В одном случае героем становится исторически реальный Шванвич, и действие повести сразу же определилось 1770-ми годами, в другом же произведении вымышленный В.А. Дубровский, - судя по человеку, - попадал примерно в ту же эпоху, но затем Пушкин сделал датировку более неопределенной и явно приблизил повествование /по языку, бытовым подробностям/ к своему времени.

Истинное происшествие, случившееся в начале 1830-х гг. с небогатым дворянином, «который имел процесс с соседом за землю, был вытеснен из именья, и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить, сначала подьячих, потом других», поначалу могло быть воспринято самим поэтом как аналог истории дворянина-пугачевца, как еще один, недавний случай сотрудничества дворянина с бунтующим народом, к тому же случай, самой жизнью облеченный в готовую романическую форму.

Любовь, брак, личное счастье - вот магический круг, очерчивающий сферу женского бунта в пушкинскую эпоху. Для мужчины больше случаев вступить в конфликт с обществом, поскольку его общественные функции и его система зависимости от общества сложнее и многообразнее.

В «Дубровском» герой оказывается жертвой не случайного личного чувства, хотя бы и глубоко социально мотивированного. Старинный дворянин и гвардейский офицер остается без куска хлеба и без крова над головой, у него не только беззаконно отобрано имение, на владение которым он имел неоспоримое право, но попраны его честь и нравственное достоинство.

«Дубровский» стал опытом органического слияния картин реальной действительности и авторской исторической концепции. Конфликт между Дубровским и Троекуровым здесь реальная завязка повествования. Причем, облекаясь в плоть живых образов, излюбленная социально-историческая идея Пушкина теряет свою отвлеченную прямолинейность, углубляется и обогащается.

В первоначальном наброске, где будущий Троекуров назван Нарумовым, его «большой вес во мнении помещиков, соседей» объяснен «его званием и богатством». В дальнейшем Пушкин дал своему персонажу другую, историческую фамилию - Троекуров и подчеркнул его принадлежность к старинному русскому барству /князья Троекуровы значатся среди потомков Рюрика от князей Ярославских/, объяснив его власть над соседями-помещиками и губернскими чиновниками не просто богатством и связями, но и знатным родом. Тем самым пушкинское представление о противоборствующих силах, существовавших в русском дворянстве, известное по ряду других произведений поэта, подверглось в романе определенному усложнению. Упадок одних старинных фамилий в XVIII - начале Х1Х вв. не мешал возвышению других. Многократно отмечалось, что первоначально Пушкин мотивировал различие между судьбами Троекурова и Дубровского тем, что «славный 1762 год разлучил их надолго. Троекуров, родственник княгини Дашковой, пошел в гору» /VIII, 755/. Эти слова были зачеркнуты, так как они противоречили хронологической приуроченности событий. Но в них можно увидеть знак того, что к моменту работы над романом Пушкину стало ясно, что 1762 г. и другие дворцовые перевороты XVIII в. сопровождались не только возвышением новой знати, но и расслоением старинного дворянства.

Уже В.О. Ключевский увидел за литературным, романтическим бунтарством Дубровского реальный исторический тип русского дворянина александровской эпохи, благородного бунтаря с искалеченной судьбой [19] См.: Ключевский В.О. Речь, произнесенная…6 июня 1880г… - в кн.: Ключевский В.О. Соч. в 8-ми томах, М., 1959, т.7, с.151.. Но в центре романа Пушкина не столько самый бунт против общества или отражение его в сознании героя, сколько его предпосылки и последующая судьба бунтаря; не пароксизм социально-критической страсти и даже не идея индивидуального мщения, а роковое влияние беззакония на всю судьбу Дубровского. Самое разбойничество свое герой характеризует как неизбежный шаг, вынужденный актом самодержавного произвола /«Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах» - VIII, 205/. Бунт оказывается бунтом поневоле, а осознанный самим героем безысходный трагизм его положения - оборотной стороной романтической удали и пафоса справедливости, которые связала его с разбоями мирская молва.

Широкая картина жизни русского провинциального дворянства, встающая со страниц «Дубровского» и имеющая своим основанием пушкинскую концепцию исторического развития дворянского сословия, принадлежит к высочайшим достижениям русского социального романа нового времени. В этой картине пафос высокого историзма парадоксально совмещается с противоречивостью указаний на время, к которому приурочены события романа, - противоречивостью, выдающей колебания Пушкина. По-видимому, в момент написания «Дубровского» Пушкина занимала задача воспроизведения не только жизни общества в определенный исторический момент /как было при работе над «Рославлевым»/, сколько общественной ситуации, которая оставалась типичной со второй половины XVIII века до современности, сложившись, по убеждению Пушкина, как результат процессов, вызванных петровскими реформами.

Эта особенность «Дубровского», позволяющая относить его действия и к концу XVIII века, и к пушкинской современности, привела к тому, что в исследовательской литературе взгляд на «Дубровского» как на социальный роман из современной жизни долгое время сосуществовал с попыткой видеть в нем опыт исторического повествования. Именно эта особенность /а не отсутствие в «Дубровском» исторических лиц и событий/ позволяет с уверенностью утверждать, что перед нами роман, в котором для авторского замысла существо изображаемых общественных явлений важнее осязаемой конкретности исторического момента.

В «Дубровском» нет крестьянского восстания, а есть только неустойчивый порыв крестьян и дворовых к бунту. За исключением сцены на барском дворе, крестьяне не появляются в написанных главах романа. Герои «Дубровского», принадлежащие к народной среде, - дворовые, т.е. личные слуги господ, крепостные ремесленники, работники дворовых служб и т.п. Они связаны с барином теснее, чем крестьяне. Патриархальная связь дворовых с «доброродным» помещиком укоренена, по мысли Пушкина, в давней традиции. Да и слияние владений Дубровского и Троекурова неминуемо затрагивает их личные судьбы и интересы, толкая вслед за молодым Дубровским. Однако и действия дворни ничем не напоминают восстание. В разбойничьей крепости сохраняют силу законы барской усадьбы: Дубровский управляет всеми действиями разбойников, он волен наложить табу на владения ненавистного для его людей Троекурова и даже распустить свою шайку.

Тема народа органически входит в социально-политическую проблематику «Дубровского», но не является в ней доминирующей. Народ - это естественная среда, в которой протекает деревенская жизнь дворянина. В «Дубровском» Пушкин показал, что среда эта отнюдь не пассивна. И распря господ, и бесчинства приказных электризуют народную массу и вызывают ее ответную реакцию. Народные сцены в «Дубровском» можно сопоставить с народными сценами «Бориса Годунова»: крестьяне и дворовые, толпящиеся на барском дворе, озабочены не только своей будущей судьбой. Их этическое чувство возмущено творимым на их глазах беззаконием. В «Дубровском», как и в «Борисе Годунове», Пушкин делает народ судьей происходящего, апеллирует к его чувству справедливости как высшему моральному критерию. Причем, в отличие от «Бориса Годунова», в «Дубровском» толпа дифференцирована. В ней выделены группы крестьян и дворовых, которые характеризуются разными настроениями и разной степенью активности. Более того, в числе дворовых находятся зачинщики, способные повести толпу за собой. Таков кузнец Архип, в определенный момент выступающий на авансцену повествования. Заходя в своем мщении дальше, чем предполагал молодой барин, он по существу направляет последующие события, отрезая для Дубровского пути к отступлению, ставя его своими действиями вне закона.

Постепенно герой Пушкина приходит от мнимых ценностей к истинным. Пушкин заставляет молодого Дубровского познать, что в существующем обществе жертва общественных институтов - человек, однажды оказавшийся вне закона, не может обрести скромного человеческого счастья, что все попытки изгоя вернуться к гражданскому существованию обречены на неудачу.

В «Капитанской дочке» Пушкин перенес действие из помещичьей усадьбы в «степную крепость». «Капитанская дочка» - последнее крупное произведение на историческую тему. Тема повести - крестьянское восстание 1773-1775 годов - так же закономерна и важна в идейной и творческой эволюции поэта, как тема Петра I и тема 1812 года. Но, в отличие от «Арапа Петра Великого» и «Рославлева», «Капитанская дочка» была закончена: интерес Пушкина к проблеме крестьянства оказался более устойчивым.

Содержание романа определилось не сразу, и первоначальный замысел, в основ которого был положен исторический факт участия в восстании Пугачева гвардейского офицера Шванвича, претерпел почти полное изменение. Сюжет «Капитанской дочки», сочетавшей историческое событие - восстание Пугачева с хроникой одной дворянской семьи - сложился лишь в 1834 году, после путешествия Пушкина на Волгу и Урал и окончания «Истории Пугачева». В ноябре 1836 года роман появился на страницах «Современника».

Тема «Капитанской дочки» необычна для русской литературы конца XVIII века. Радищев призывал к крестьянской революции, но не дал ее художественного образа. В декабристской литературе нет изображения восстания крестьянства. Рылеев в «Думах» не создал образов ни Разина, ни Пугачева.

Несмотря на небольшой объем, «Капитанская дочка» - роман широкого тематического охвата. В нем нашли яркое отражение жизнь народа, его восстание, образы крестьян и казаков, помещичий быт, губернское общество и жизнь затерянной в степях крепости, личность Пугачева и двор Екатерины II. В романе выведены лица, представляющие разные слои русского общества, раскрывающие нравы и быт того времени. «Капитанская дочка» дает широкую историческую картину, охватывающую русскую действительность эпохи пугачевского восстания.

Проблематика «Капитанской дочки» необычайно остра и разнообразна. Положение и требования народа, взаимоотношения помещиков и крестьянства и проблемы государственной внутренней политики, крепостное право и морально-бытовые стороны жизни дворянства, обязанности дворянства перед народом, государством и своим сословием - таковы основные вопросы, поднятые Пушкиным в повести. Важнейшим из них является вопрос об историко-политическом смысле и значении крестьянского восстания.

Историческая повесть о XVIII веке, вместе с тем, является политическим романом 30-х годов. Изображение борьбы народа с дворянством - крестьянское восстание - дано в «Капитанской дочке» в наиболее развернутом виде. Противоречия внутри самого дворянства привлекают внимание в гораздо меньшей степени. Пушкин стремится раскрыть и показать всю совокупность явлений, связанных с восстанием крестьянства. Широкое распространение движения, его причины, истоки и начало восстания, его ход, социальный и национальный состав участников движения, рядовая масса восставший и ее вожди, расправа с помещиками и отношение восставших к мирным жителям, психология крестьянских масс, политика дворянской монархии и дворянская расправа с крестьянством - все это отражено в романе.

Важнейшие стороны крестьянского восстания раскрыты и показаны Пушкиным. Социальную направленность движения, ненависть народа к дворянству Пушкин, несмотря на цензуру, показывает достаточно четко. В то же время он раскрывает и другую сторону пугачевского движения- присущую участникам восстания гуманность по отношению к «простому народу». При взятии Белогорской крепости казаки растаскивают только «офицерские квартиры». Страшен гнев самого Пугачева на Швабрина, угнетающего сироту из народа (Маша Миронова). И в то же время автор рассказывает в «Пропущенной главе»: «Начальники отдельных отрядов, посланных в погоню за Пугачевым… самовластно наказывали и виноватых, и безвинных» А.С.Пушкин, ПСС, т.4, с.366.. Пушкин был беспристрастен, рисуя исторически верную картину крестьянского восстания, показывая чисто феодальные методы расправы с крепостными крестьянами.

То, что крестьяне при первом приближении пугачевских отрядов мгновенно «пьянели» от ненависти к помещикам, показано Пушкиным поразительно верно.

Народ, изображенный в «Капитанской дочке», не безличная масса. Со свойственным ему художественным лаконизмом Пушкин индивидуализировано показывает крепостное крестьянство. Он не рисовал при этом картины повседневной жизни крестьянства, их быта. На первом плане стояли темы восстания и расправы с помещиками, поэтому образы крестьян Пушкин индивидуализировал в аспекте их политического сознания, их отношения к помещикам и к Пугачеву как вождю движения.

Политическое сознание восставшего крестьянства Пушкин характеризует как стихийное. Типичной стороной, основой этого сознания является, однако, отчетливое понимание каждым участником движения его социальной направленности. Пушкин очень ясно показывает это в сцене приезда Гринева в Бердскую слободу. Караульные крестьяне захватывают Гринева и, не задумываясь о причинах странного явления, каким им должен был показаться добровольный приезд офицера к Пугачеву, не сомневаются в том, что «сейчас» или на «свету божьем», но «батюшка» прикажет повесить дворянина-помещика. Но это типическое с разной силой логики и действия появляется у бердского караульного, у мужичка на заставе в «Пропущенной главе», у Андрюшки - земского, у белогорских казаков, у ближайший помощников Пугачева. Пушкин показывает различные ступени этого сознания и, таким образом, добивается индивидуализации образов. Вместе с тем создается и единый образ восставшего народа.

В изображении Пушкина народ - стихийная, но не слепая, не рассуждающая сила. Хотя сознание его незрело, народ не воск, из которого руководители лепят то, что им угодно. Изображение народа как пассивной массы, покорной своим дворянским руководителям, дано в историческом романе Загоскина. Пушкин, напротив, показывает, что отношение народа к Пугачеву есть результат понимания народной массой социальной, антикрепостнической направленности восстания. Образ народа и образ его вождя сливаются в романе воедино, отражая историческую истину.

Пушкин подчеркивал отсутствие идеализации, реалистичность в изображении Пугачева, художественную и историческую верность образа. Образ Пугачева раскрыт во всей сложности и противоречивости его личности, совмещающей в себе качества выдающегося человека, руководителя массового народного движения с чертами лихого бывалого казака, немало побродившего по свету. Первая и главная черта пушкинского Пугачева - его глубокая связь с народом. Подлинный реализм проявляется во всей силе в типичном противопоставлении отношения дворянства и народа к Пугачеву.

В мотиве «заячьего тулупчика» некоторые критики видели чисто формальный прием удачного развертывания сюжета. Несомненно, что этот мотив глубоко содержателен, раскрывая в образе Пугачева черты природного благородства и великодушия.

Благородство и гуманность Пугачева противопоставлены жестокости и эгоизму «просвещенного» дворянского Швабрина. Образ Пугачева раскрывается во взаимоотношениях с Гриневым. Весьма полно автор вкладывает в представления Гринева о Пугачеве официальную трактовку вождя крестьянского восстания: изверг, злодей, душегуб. На всем протяжении романа Пушкин показывает обратное - гуманизм Пугачева, его способность к проявлению милосердия и справедливости к добрым и честным людям. Это отнюдь не было идеализацией Пугачева. Пушкина интересовала деятельность Пугачева как вождя крестьянского восстания. Пушкинский Пугачев даровит, талантлив как военачальник, противопоставлен в этом плане бездарному и трусливому оренбургскому губернатору генерал-поручику Рейнедорпу.

Много раз в романе Пушкин подчеркивает пытливость, ум, сметливость Пугачева, отсутствие в нем черт рабского унижения. Все эти черты раскрывают облик подлинного Пугачева. Для Пушкина они выражали, вместе с тем, национальный характер русского народа.

Но в образе Пугачева и его ближайших соратников показана и слабость движения, его политическая незрелость. Монархическая форма политической программы Пугачева, весь его образ царя-батюшки коренился в настроениях самого народа, в его чаянии «народного царя». Пугачеву свойственно недоверие и недоброжелательство ко всякому «барину». Добродушие и простосердечие Пугачева - также черты характера народного. Ведущее в образе Пугачева - величие, героизм, столь импонирующие Пушкину. Это выражено символическим образом орла, о котором говорит, сказка, образом, в котором Пушкин показывает и трагизм судьбы Пугачева.

Некоторыми, характерными для части крепостного крестьянства чертами и особенностями, Пушкин наделяет Савельича. Это тип, в котором отразилась одна из сторон крепостнической действительности, которая обезличивала крестьянина.

В образе Швабрина изображены типические черты «золотой» дворянской молодежи екатерининского времени, воспринявшей вольтерьянство только как основание для циничного скептицизма и для чисто эгоистичного и грубо-эпикурейского отношения к жизни. В характере и поведении Швабрина содержатся и черты того авантюристического дворянского офицерства, которое осуществляло дворцовый переворот 1762 года. Он исполнен равнодушия и презрения к простому и честному мелкослужилому люду, чувство чести в нем развито очень слабо. Внешняя образованность и блеск соединились в Швабрине с внутренней моральной опустошенностью. Большое значение в идейном содержании романа имеет образ Екатерины II.

Рисуя образ Екатерины II, Пушкин раскрывает ту связь, которая реально существовала между «казанской помещицей» и широкими кругами дворянства. Эта связь показывается с помощью такой детали, как высокая оценка Екатериной личности капитана Миронова. В изменении лица Екатерины при чтении просьбы о помиловании Гринева, дружившего с Пугачевым, в ее холодном, спокойном отказе раскрывается беспощадность царицы к народному движению. Не обличая Екатерину прямо, Пушкин просто нарисовал образ самодержицы, как «казанской помещицы», исторически правдиво. Пушкин показал, что было действительно существенным в политике Екатерины II в момент пугачевского восстания и в ее отношении к восставшим.

Своей «Историей пугачевского бунта» и «Капитанской дочкой» поэт ставит «вопрос вопросов» - о прошлом, настоящем и будущем народа, просвещенного дворянства, власти; куда реже рассматривалась одна, особенная причина этих поисков: влияние внутренних, личных мотивов самого Пушкина на «формирование» его героев. Пугачевское время, несомненно, давало Пушкину больше простора для архивных изысканий, общих исторических рассуждений, нежели недавняя современность; но притом пушкинскому «шекспировскому» историзму решительно претил аллюзионный метод, когда рассказ о восстаниях в 1770-х годах целиком сводился бы к прямолинейным намекам на последние бунты: для поэта важно, что существовала действительная, не умозрительная историческая связь; преемственность тех и этих событий, когда взаимодействие прошлого и современного обнаруживается как бы само собою.

Бунты 1831 года явились особым «введением» к «Истории Пугачевского бунта», а также - к секретным пушкинским «Замечаниям о бунте», опубликованным только через несколько десятилетий.

Чрезвычайное сходство 1770-х годов с 1830-ми было замечено, конечно, не одним Пушкиным, но вряд ли еще хоть один человек в стране мог представить, что вскоре «История Пугачева» будет написана и напечатана.

Тема Пушкин - Пугачев изучена неплохо, и последовательность событий в общем ясна. В январе 1830 года Пушкин написал и тогда же напечатал в «Литературной газете» следующие слова: «Карамзин есть первый нам историк и последний летописец. Своею критикой он принадлежит истории, простодушием и анофермами хронике. Критика его состоит в ученом сличении преданий, в осторожном изыскании истины, в ясном и верном изображении событий. Нравственные его размышления, своею иноческою простотою, дают его повествованию всю неизъяснимую прелесть древней летописи» /XI,120/.

Как видим, поэт ощущает грань времен; конец одной эры писания истории - и начало совсем иной. Последний летописец - эти слова означают, что карамзинская манера, особое сочетание современной науки и старинной «иноческой простоты», более невозможен, уходит в прошлое.

Будущее за серьезной исторической критикой - Пушкин это ясно видит, но при том не скрывает сожаления об исчезновении «неизъяснимой прелести древней летописи». Поэт даже как будто завидует Карамзину, который мог еще так писать: и Пушкин бы хотел, но нельзя, поздно - эпоха другая, проблемы иные... Он работает над «Историей Пугачева» и над «Капитанской дочкой» отдельно, тогда как «по-карамзински» тут требовалось бы единое историко-художественное повествование.

Полтора года было затрачено на «Историю Пугачева», причем с выходом ее работа не заканчивалась… Пушкин хотел написать о том, что интересовало и волновало, поделиться с мыслящим обществом своими идеями насчет важнейших событий прошлого и настоящего.

Трижды упомянуто в пушкинских письмах и черновиках заглавие «Замечание о бунте» - но не «Замечания о Пугачеве»: Пушкин, обращаясь к царю, как бы принимает царскую формулировку - «История…бунта».

В финальной части своей работы Пушкин ясно высказал те мысли, из-за которых во многом он взялся писать «Историю Пугачева»: в стране две главные силы - правительство, народ; разумеется общество, дворянство также принимается в расчет, но созидающие; разрушительные силы или консервативные возможности власти представляются в 1830-х годах неизмеримо большими.

Куда, в какую сторону направится эта сила, по Пушкину, вопрос еще не решенный: цивилизация, просвещение, европеизм - исторический курс, начатый реформами Петра, дорог поэту, желающему сохранения и улучшения достигнутого.

Но какова цель? Что народ скажет? Пушкин обнаруживает такие проблемы российского прошлого, которых «почти не существовало» лет за 10 - 15 до того в кругу как Карамзина, так и декабристов.

Поэт - историк рассуждает не о том, плох или хорош Пугачев, - но о существовании, не случайном, историческом, пугачевской правды, народного пугачевского энтузиазма, таланта, массовой энергии, народной нравственности, крестьянского взгляда на вещи.

Доказывая, что «История Пугачева» должна быть опубликована, Пушкин замечал: «Историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцева, Суворова, Бибикова, Михельсона, Вольтера, не должны быть затеряны для потомства».

История для Пушкина - источник понимания настоящего и ключ к предугадыванию будущего. Поэтому в историческом изучении для него важно уловить действительные тенденции хода вещей, независимо от субъективных симпатий и антипатий. В его исторических обзорах уже нет возвеличивания знати и ее попыток добиваться политических преимуществ.

Именно закон исторической необходимости, определяющий «общий ход вещей», и определяет то истолкование событий, какое мы встречаем в произведениях Пушкина 30-х годов. В этом он решительно отошел от той точки зрения, которая ему диктовала изображение людей и поступков в 20-х годах.

Для Пушкина история является уже картиной поступательного движения человечества, определяемого борьбой социальных сил, протекающей в разных условиях для каждой страны. Именно это непрерывное движение вовлекает и настоящее в общий ход. Для Пушкина критерий историзма уже не определяется более исторической отдаленностью событий прошлого, так и в изображении настоящего. В этом отношении особенно характерна повесть «Пиковая дама», писавшаяся одновременно с «Медным всадником». В ней каждое действующее лицо является представителем определенной исторической и социальной формации. Графиня - представительница уходящей власти, Лиза - обнищавшая компаньонка, Германн - хищный искатель счастья, пробивающий дорогу в новом обществе и готовый на всякий риск и даже на преступление. Смена поколений в этом романе характеризует смену разных укладов жизни русского общества.