Женские образы в житийных повестях XVII века "Повесть о Марфе и Марии", "Повесть об Ульянии Лазаревской"

В облике Ульянии Осорьиной рачительная забота о хозяйстве, любовь к детям и исполнение супружеского долга гармонично сочетаются с милосердием в более широком его понимании. Автор не устает рассказывать о примерах, когда святая подает милостыню, помогает больным. Как правило, эта деятельность Ульянии не сказывается на семейном благосостоянии. По ночам она занимается рукоделием, плоды своего труда продает и вырученные средства подает нищим, отдает на строение церкви. Многие добрые дела героиня совершает тайно (“отай”) от семьи. Возможно, это продиктовано также заботой о спокойствии ближних. Так, скрытно от всех во время эпидемии чумы Ульяния ухаживает за больными: “она же, отай свекра и свекрови язвенных многих своими руками в бани смывая, целяше и о исцелении бога моляше, и аще кто умираше, она же многие сироты своими руками омываше и погребальная возлагаше, погребати наймая и сорокоуст далше” (С. 348). Правда, автор описывает и случай, когда святая во время голода брала пищу у свекрови и отдавала ее голодным. Ульяния просила у родителей мужа еды больше, чем могла съесть сама и чем ела обычно, что возбудило обоснованное недоумение. И тогда она слукавила, объяснила свекрови, что после рождения детей постоянно испытывает голод - и днем и ночью.

Рачительность Ульянии в хозяйственных делах автором скорее обозначена, чем описана. Очевидно, что она относилась к богатству легко. Ей более приятно было раздавать заработанное или уже имевшееся, чем копить или сберегать. Возможно, семейная память сохранила представление о своеобразной “беспечности” Ульянии. Не случайно автор рассказывает, что со времени смерти свекра и свекрови и до возвращения мужа со службы из Астрахани героиня вела хозяйство самостоятельно и “много имения в милостыню истраши, не точию в ты дни, но и по вся лета творя память умершим” (здесь имеются в виду покойные родители мужа, которых святая неустанно поминала) (С. 348).

Когда дети стали жить самостоятельно, а супруг умер, рачительное ведение хозяйства семьи перестало заботить Ульянию, и она полностью отдавалась своему подвигу милосердия и нищелюбия: “ревнуя прежним святым женам, моляся богу и постеся и милостыню безмерну творя, яко многажды не остати у нея ни единой сребренницы, и займая даяше нищим милостыню, и в церковь во вся дня хождааше к пению” (С. 349).

Сестры Марфа и Мария в Сказании об Унженском кресте в своей семейной жизни не изображены. Можно лишь еще раз подчеркнуть идею отказа от родственных связей, которая реализуется в браке сестер. Но затем родственная любовь, всегда жившая в их сердцах, сияет еще ярче. Вероятно, и повиновение мужьям проявляется в том, что Марфа и Мария не пытались общаться друг с другом никакими способами при жизни супругов. Однако для более подробных замечаний о семейной жизни двух сестер в произведении нет совершенно никакого материала.

Следует согласиться с А.М. Панченко, который указывал, что “Повесть об Ульянии Осорьиной” “идеализирует быт”, а “Повесть о Марфе и Марии” “повседневный быт осуждает” Этот вывод подтверждают и наши наблюдения. На основании “Повести об Ульянии Осорьиной” мы можем говорить о комплексе представлений древнерусского человека о роли женщины в семье. Это представления христианина, доброго сына, воспитанного матерью-христианкой.

Выводы

Анализ “Повести о Ульянии Осорьиной” и “Повести о Марфе и Марии” позволяет сделать следующие выводы. 1.

Уровень изученности повестей следует признать недостаточным. 2.

В основном медиевисты обращали внимание на бытовые реалии и их отражение в текстах, хотя в работе Ф.И. Буслаева содержатся тонкие замечания, касающиеся образов центральных героинь. 3.

Несмотря на существование обстоятельных работ М.О. Скирипиля и издание текстов памятников в книге “Русская повесть XVII века”, текстологические проблемы также далеко не решены: история текстов, вариантов и редакций не выяснена. 4.

В связи с проявившимся в повестях интересом к изображению быта исследователи сходятся во мнении о преобладании в образе Ульянии Лазаревской черт реальной женщины и существенном нарушении житийного канона. Наш анализ позволяет заключить, что героиню следует охарактеризовать как святую, подвиг которой отличается значительным своеобразием: нищелюбие и странноприимство, реализуемое в быту. Конечно, эта специфика подвига определена временем и тенденцией “оцерковления быта” (как это показано А.М. Панченко). 5.

“Повесть о Марфе и Марии” демонстрирует идеал праведника, вернее, результат праведного мироощущения женщиной, реализованный как вознаграждение в виде возможности вступления героинь в область сакрального. 6.

Легендарно-агиографические повести отражают традиционные христианские представления о роли женщины в семье, о взаимоотношениях супругов, и в этом смысле представляют идеал жены в широком понимании этого слова - идеал, который достоин подражания и составляет тот вечный смысл произведений, который и обусловил интерес к ним древнерусского читателя.Библиография

Тексты:

1.“Повесть о Юлиании Лазаревской” // Хрестоматия по древнерусской литературе XI-XVII веков. Составитель Гудзий Н.К. Изд. 6, испр. - М., 1955. С.346-351.

2.“Повесть о Марфе и Марии” // Там же. С. 352-356.

Исследования:

1. Боева Л. Вопросы древнерусской литературы. - София, 1981. 2.

2. Буслаев Ф.И. Идеальные женские характеры Древней Руси // Древнерусская литература в исследованиях: Хрестоматия/ Составитель Кусков В.В. - М., 1986. С.254-283. 3.

3. Георгиев Е. Литература на изострени борби в средневековна България. - София, 1966. 4.

4. Демкова Н.С., Дмитриева Р.П., Салмина М.А. Основные проблемы в текстологическом изучении древнерусских оригинальных повестей // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XX. - М., Л., 1964. С.152-157. 5.

5. Дмитриев Л.А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII веков. - Л., 1973. 6.

6. Еремин И.П. К характеристике Нестора как писателя // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XVII. -Л., 1961. С.55-61. 7.

7. Истоки русской беллетристики. Глава XII: Основные направления в беллетристике XVII в. - Л., 1970. С.476-561. 8.

8. История русской литературы XI-XVII веков / Под редакцией Д.С. Лихачева. - М., 1980. 9.

9. История русской литературы в 4-х томах. Т. I. - М., 1980. С. 306-390. 10.

10. История русской литературы. Т. II. Ч. 2: Литература 1590-1690 годов. - М., Л., 1948. 11. 

11. Ключевский В.О. курс русской истории // Ключевский В.О. Сочинения. Т. II. -М., 1957. 12. 

12. Куприянова Е.Н., Макогоненко Г.П. Национальное своеобразие русской литературы. - Л., 1976. 13. 

13. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - М., 1979. 14. 

14. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили. - Л., 1973. 15. 

15. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. - М., 1970. 16. 

16. Руди Т.Р. Об одной реалии в “Повести об Ульянии Осорьиной” // Литература Древней Руси. Источниковедение. - Л., 1988. С. 177-179 17. 

17. Скрипиль М.О. “Повесть о Марфе и Марии” // Русская повесть XVII века. - Л., 1954. С.359-365. 18. 

18. Скрипиль М.О. “Повесть об Ульянии Осорьиной (Исторические комментарии и текст) // Труды Отдела древнерусской литературы. Т.VI. - М., Л., 1948. С.256-323. 19. 

19. Тагунова В.И. Муромские списки “Повести об Ульянии Осорьиной” // Труды Отдела древнерусской литературы. - М., Л., 1948. С.417-419.