Автобиографическое начало в творчестве Гоголя

Глава 3. "Выбранные места из переписки с друзьями"

Книга Н. В. Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями" вышла в начале 1847 года. Сам Гоголь в 'Предисловии" писал о ее цели и о том, как она была написана: “Выбираю сам из моих последних писем, которые мне удалось получить назад, все, что более относится к вопросам, занимающим ныне общество…". (Гоголь, т. 6, с. 7). О ее замысле Гоголь писал в апреле 1845 года А. О. Смирновой: “Это будет небольшое произведение и не шумное по названию в отношении к нынешнему свету, но нужное для многих...”. Эта же мысль раскрывается в письме 1846 года И. М. Языкову: "Я как рассмотрел все то, что писал разным лицам в последнее время, особенно нуждавшимся и требовавшим от меня душевной помощи, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям, страждущим на разных поприщах". Гоголь работал над книгой следующим образом: он перерабатывал старые письма и писал новые. Об издании "Выбранных мест..." он писал Плетневу 30 июля 1846 года: “Все свои дела в сторону, и займись печатаньем этой книги под названием: “Выбранные места из переписки с друзьями". Она нужна, слишком нужна всем -- вот что покамест могу сказать; все прочее объяснит тебе сама книга; ‹…› Печатанье должно происходить в тишине; нужно, чтобы, кроме цензора и тебя, никто не знал" (Гоголь, т. 9, с. 332). Гоголь был так уверен в успехе и необходимости своей книги, что в том же письме просил Плетнева готовить бумагу для второго издания.

Книга вышла в 1847 году с большими изменениями, внесенными цензурой -- были исключены письма "Нужно любить Россию", "Нужно проездиться по России", "Что такое губернаторша", "Страхи и ужасы России", "Занимающему важное место", в других многое было пропущено и искажено. Гоголь после этого говорил, что "все должностные и чиновные лица, для которых были писаны лучшие статьи, исчезнули вместе со статьями из вида читателей; остался один я, точно как будто бы я издал мою книгу именно затем, чтоб выставить самого себя на всеобщее позорище".

Тем не менее, книга вызвала большой общественный резонанс. О ней разгорелись споры на страницах разных, часто противоположных по направлениям, журналов и газет -- "Современника", "Северной пчелы", "Сына Отечества", "Москвитянина", "Финского вестника". "Финский вестник" в феврале 1847 года писал: "Ни одна книга в последнее время не возбуждала такого шумного движения в литературе и обществе, ни одна не послужила поводом к столь многочисленным и разнообразным толкам, как "Выбранные места..." О ней спорили все -- западники резко осудили ее, среди славянофилов книга была принята по-разному (А. С. Аксаков оценил книгу, К. Аксаков увидел в ней ложь и неискренность...), даже духовные лица отмечали в ней, прежде всего, недостатки. Архиепископ Иннокентий в письме к М. П. Погодину советовал Гоголю "не пародировать набожностью", а святитель Игнатий Брянчанинов писал о книге: "Она издает из себя и свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного".

Но что же хотел сам Гоголь сказать своей книгой? В "Предисловии" к "Выбранным местам..." он писал: "В оправдание могу сказать только то, что намеренье мое было доброе и что я никого не хотел ни огорчать, ни вооружать против себя, но одно мое собственное неразумие, одна моя поспешность и торопливость были причиной тому, что сочинения мои предстали в таком несовершенном виде и почти всех привели в заблуждение насчет их настоящего смысла" (Гоголь, т. 6, с. 8). Гоголь чувствовал, что в предыдущих сочинениях он не смог полностью высказаться, раскрыться, его до конца никто не понял. Книгу "Выбранные места..." Гоголь считал полезной для всех, и он был в ней предельно искренен. Так, в июле 1847 года он писал преосвященному Иннокентию: “Я хотел чистосердечно показать некоторые опыты над собой, именно те, где помогла мне религия в исследовании души человека" (Гоголь, т. 9, с. 391). Сам жанр переписки говорит о глубокой автобиографичности идей и мыслей, высказанных в ней. В настоящей работе необходимо указать, из каких источников рождались мысли Гоголя, как они развивались еще задолго до начала работы над "Выбранными местами...", и какой собственный духовный опыт автора им предшествовал.

§ 1. "Женщина в свете"

Название статьи Гоголя "Женщина в свете" полностью соответствует той проблеме, которая стояла перед адресатом гоголевского письма. Писатель говорит о возможности женщины повлиять на современное ему светское общество, о смысле ее присутствия в свете.

К кому было обращено письма Гоголя, точно до конца неизвестно. С. Т. Аксаков считал, что оно было написано к А. М. Веневитиновой (рожд. графине Виельгорской, 1818 - 1884), а Н. С. Тихонравов предполагал, что оно обращено к С. М. Соллогуб (рожд. Виельгорской, 1820 - 1878). Ю. Барабаш в своей книге "Гоголь. Загадка "Прощальной повести". "Выбранные места из переписки с друзьями" высказывал предположение, что адресат этого письма-статьи -- собирательный образ женщины, который Гоголь сам создал. Первоначально Гоголь хотел назвать это письмо "Обязанности женщины", такое название мы встречаем в его записной книжке 1841 - 1846 гг.

В статье Гоголь пишет об "охлаждении душевном", овладевшим обществом, о "нравственной усталости", требующей оживотворения", которое и может произнести женщина. Обращаясь к злоупотреблениям на любой службе в России, Гоголь отмечает, прежде всего, взятки и их причину: “Окажется, что большая часть взяток, несправедливостей по службе и тому подобного, в чем обвиняют наших чиновников и нечиновников всех классов, произошла или от расточительности их жен, или же от пустоты из домашней жизни..." (Гоголь, т. 6, с. 14). Эти слова Гоголя очень близки Толкованию блж. Феофилакта, архиепископа Болгарского, на Первое послание св. апостола Павла к Коринфянам (Толкование, гл. 7, ст. 22 - 23), которое было прочитано Гоголем во втором томе "Христианского чтения" за 1843 год: "Угодить жене и особенно такой, которая любит украшения и требует золота..., это и располагает жалких мужей к несправедливости и душевредным распоряжениям вещами" (Гоголь, т. 6, с. 426). В поэтической форме Гоголь говорит о высоком долге женщины: “Душа жены -- хранительный талисман для мужа, оберегающий его от нравственной заразы: она есть сила, удерживающая его на прямой дороге, и проводник, возвращающий его с кривой дороги на прямую; и наоборот, душа жены может быть его злом и погубить его навеки" (Гоголь, т. 6, с. 14). Говоря о влиянии жены на мужа, Гоголь раскрывает слова Священного Писания: “И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному: сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт., гл. 2, ст. 18). Понимание этих слов Гоголем было очень глубоким: он увидел в женщине помощницу в самом главном деле человека -- в его стремлении к Богу. Так, в письме "Что такое губернаторша" он писал: "...Если только сколько-нибудь сумеете очертить перед женщиной ее высокое поприще, которого ждет теперь от нее мир, -- ее небесное поприще, быть воздвижницей нас на все прямое, благородное и честное..., то та же самая женщина... подвигнет себя самою на все чистое, подвигнет своего мужа на исполнение честное долга" ( Гоголь, т. 6, с. 101).

Гоголь даже написал отдельную статьи для книги "Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту, при нынешнем порядке вещей в России". Первоначально Гоголем был сделан набросок "О браке", сохранившийся в его записной книжке 1846 - 1851 годов, который впоследствии и был переделан в статью. В статье Гоголь дает советы о том, как вести хозяйство, как распределить время таким образом, чтобы жена была истинной помощницей мужа. Понятия Гоголя о браке были основаны на Посланиях св. апостола Павла. Совет Гоголя: "Не оставайтесь поутру с вашим мужем; гоните его на должность ‹…› Чтобы ‹…› через то встретились бы весело перед обедом" (Гоголь, т. 6, с. 121) восходит к словам св. апостола. Павла из Первого Послания к 1 (Коринфянам: "Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе..." (гл. 7, ст. 5)) и Домострое. В своем наброске он писал о браке как о "строгом монастыре".

Многие свои взгляды на брак Гоголь излагал в письмах к Анне Михайловне Вьельгорской, с которой он познакомился за границей. Сближение его с большой семьей Вьельгорских началось после 1839 года. В письме к ней от 30 марта 1842 года он писал о частном семейном быте, отраженном в Домострое. Для Гоголя устройство домашнего быта во многом совпадало с домостроевским, он словно высказывал свои взгляды на брак.

В своих письмах Гоголь поддерживал ее желание "сделаться русскою", давал ей множество советов. Вообще, Гоголь очень доверял Анне Михайловне и "русские занятия" с нею хотел начать вторым томом "Мертвых душ". В 1847 году Гоголь просил ее собирать для него отзывы о книге "Выбранные места...", а в 1849 году сватался к ней. О сватовстве Гоголя рассказывал в своей книге И. Золотусский. По его словам, в Анне Михайловне Гоголя привлекали разум, спокойствие, чувство меры и "та спокойная способность вникать в предмет и оглядывать его неспешно, которая так редко дается женщинам". На него также произвела впечатление встреча со старым другом Константином Базили, с которым они вместе ездили в Иерусалим, -- отношения Базили с супругой были на редкость ровными, такого мог желать себе и Гоголь.

Существует мнение, что Гоголь сделал свое предложение через Веневитиновых -- Аполлинарию Михайловну (рожд. графиню Вьельгорскую) и Алексея Владимировича Веневитинова, которые посоветовали ему отказаться от этого предложения. Однако на Пасху 1849 года он все же решился на этот шаг, о чем свидетельствуют слова из его письма к Анне Михайловне, написанного в мае 1849 года: “Мы бы, верно, все стали чрез несколько времени в такие отношенья друг к другу, в каких следует нам быть. Тогда бы и мне и вам оказалось видно и ясно, чем я должен быть относительно вас. Чем-нибудь да должен же я быть относительно вас: Бог не даром сталкивает так чудно людей. Может быть, я должен быть не что другое в отношении вас, как верный пес, обязанный беречь в каком-нибудь углу имущество господина своего" (Гоголь, т. 9, с. 457). Однако сватовство окончилось ничем, и в мае 1849 года Гоголь писал матери: "Слава Богу! Бог Сам пристраивает детей ваших: ни я не женился, ни сестры мои не вступили в брак, стало быть, меньше забот и хлопот. И в этом великая милость Божья" (Гоголь, т. 9, с. 457 - 458).

Однако в статье "Женщина в свете" автор не ограничивает возможности женщины изменить людей семейным кругом, он пишет о ее влиянии на светское общество. Он отмечает черты, с которыми, по его мнению, "все возможно": красоту, неоклеветанное имя и власть чистоты душевной. Гоголь писал о красоте женщины как о тайне, о силе, поражающей всех равно. "Красота -- одно из имен Божиих", -- писал кто-то из святых. Позднее в русской литературе началось много споров о красоте, через несколько десятилетий один из героев Достоевского скажет: “Красота спасет мир", однако Гоголь, возможно, единственный в то время стал писать о высшей красоте как о проявлении Божественного в человеке. "Но вы имеете еще высшую красоту, чистую прелесть какой-то особенной, одной вам свойственной невинности, которую я не умею определить словом, но в которой так и светится всем ваша голубиная душа" (Гоголь, т. 6, с. 16). В этой статье нашли особенно яркое отражение слова Гоголя из "Авторской исповеди" о том, что "венцом всех эстетических наслаждений" в нем "осталось свойство восхищаться красотой души человека" (Гоголь, т. 6, с. 224). Красота для Гоголя неразрывно связана с христианской добродетелью -- чистотой душевной, а все письма представляют собой призыв к милосердию и любви, обращенный именно к женщине. Он изображает свет как больницу, в которой люди "и болеют, и страждут, и нуждаются, и без слов вопиют о помощи, -- и, увы, даже не знают, как попросить о ней" (Гоголь, т. 6, с. 15).

Эти слова перекликаются с другой статьей "Что такое губернаторша". В ней Гоголь пишет: "Друг мой, вспомните вновь мои слова, в справедливости которых, говорите, что сами убедились: глядеть на весь город, как лекарь глядит на лазарет" (Гоголь, т. 6, с. 93). Вся статья "Что такое губернаторша" тесно связана с письмом к А. О. Смирновой, чей муж, И. М. Смирнов, в 1845 - 1851 годах был калужским губернатором. В письме от 28 июля 1845 г., написанном Гоголем из Карлсбада, он обращает ее влияние на возможность влияния губернаторши на общество: "Ваше влияние -- на жен чиновников вообще, по мере прикосновения их с жизнью городскою и домашнею и по влиянию их на мужей своих, существеннейшему и сильнейшему, чем все другие власти. Губернаторша как бы то ни было первое лицо в городе. Благодаря нынешнему направлению обезьянства, с вас будут брать и заимствовать все до последней безделицы" (Гоголь, т. 3, с. 317). Это утверждение находит отражение и в статье -- "Вы первое лицо в городе, с вас будут перенимать все до последней безделушки, благодаря обезьянству моды и вообще нашему русскому обезьянству" (Гоголь, т. 6, с. 93). Гоголь пишет о вреде роскоши и страсти к новым платьям: “Гоните роскошь <...> Не пропускайте ни одного собрания и бала приезжайте именно затем, чтобы показаться в одном и том же платье..." (Гоголь, т. 6, с. 93). Об этом он писал и в своем письме к Смирновой: "Смотрите, чтобы вы всегда были одеты просто, чтобы у вас как можно было поменьше платья" (Гоголь, т. 9, с. 317).

В обоих письмах он советует получше узнать людей города. В письме, адресованном Смирновой, "Что такое губернаторша", Гоголь просил не отвращаться ни от каких людей: “Не пугайтесь же и вы мерзостей и особенно не отвращайтесь от тех людей, которые вам кажутся почему-либо мерзки" (Гоголь, т. 6, с. 103).

О том, насколько внутреннюю душевную красоту Гоголь ценил более внешних качеств, говорят слова из его письма к Анне Михайловне Вьельгорской от 29 октября 1848 года: “Вы бываете хороши только тогда, когда в лице вашем проявляется благородное движенье; видно, черты лица вашего затем уже устроены, чтобы выражать благородство душевное..." (Гоголь, т. 9, с. 440). Эти слова отрицают понятие о красоте, увиденное им в "Толковании на св. Матфея Евангелиста -- "св. Иоанна Златоуста: "Для того-то тотчас и истлевает тело, чтобы ты мог видеть в наготе красоту души... Не в теле красота, но красота тела зависит от того образования и цвета, который отпечатлевает душа в существе его...".

Такое понимание роли женщины в обществе пришло к Гоголю не сразу. Женские образы ранних его произведений ("Вий", "Тарас Бульба") несут в себе лишь соблазн и гибель. Так, прекрасная панночка убивала всех, очарованных ею, а красота полячки приводит к измене казака Андрия. Образ Улиньки в "Мертвых душах" уже несет в себе те черты, которые нашли яркое отражение в "Выбранных местах...". Случайная встреча с нею Чичикова на пути к Собакевичу, описанная в пятой главе первого тома "Мертвых душ" несколько пробуждает героя от его духовного сна, вызывая в нем "чувство, непохожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь" (Гоголь, т. 5, с. 86 - 87). Во втором томе поэмы Гоголь так характеризует ее: "...Добрый, даже самый застенчивый, мог разговориться с ней, как никогда в жизни своей ни с кем, и, -- странный обман! -- с первых минут разговора ему уже казалось, что где-то и когда-то он знал ее..." (Гоголь, т. 5, с. 245). Эти слова напоминают нам ту "небесную родную сестру", о которой говорил Гоголь в статье "Женщина в свете". Отзыв Гоголя о Вьельгорской в письме к ней от 29 октября 1848 года "Вы бываете хороши только тогда, когда в лице вашем проявляется благородное движение" можно сравнить с деталью портрета Улиньки ("Когда она говорила, у ней, казалось, все стремилось вслед за мыслью" (Гоголь, т. 5, с. 245).

Впечатление, произведенное ею на Тентетникова, имело и духовный смысл: "Одно обстоятельство чуть было, однако, же, не разбудило Тентетникова и чуть было не произвело переворота в его характере" (т. 5, с. 224). Однако Улинька -- еще не совершенство. Наиболее полно ее характер раскрывается во второй главе второго тома поэмы. Говоря с отцом, она быстро впадает в "благородный гнев", легко называет его друга Вишнепокромова "пустым и низким человеком", на что неожиданно отвечает ей Чичиков: “По христианству именно таких мы должны любить" (Гоголь, т. 5, с. 261). Звучит неслучайно в этой главе, в ее присутствии смешная и грустная история, рассказанная Чичиковым, и как будто к ней обращен скрытый смысл сказанных им слов: "Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий любит". Подобно тому, что говорится в диалоге, описанном в поэме, в письме "Что такое губернаторша" Гоголь пишет Смирновой: "Не отвращайтесь от тех людей, которые вам кажутся почему-либо мерзки" (Гоголь, т. 6, с. 10З). И следующая фраза письма несколько перекликается с теми "черненькими и беленькими", о которых говорил Чичиков: "Уверяю вас, что придет время, когда многие у нас на Руси "из чистеньких" горько заплачут, закрыв руками лицо свое, именно оттого, что считали себя слишком чистыми, что хвалились чистотой своей и всякими возвышенными стремлениями куда-то, считая себя чрез это лучшими других" (Гоголь, т. 6, с. 104).

Возможно, говоря о разочаровании таких людей в себе и слезах покаяния, автор и указал здесь путь к очищению и совершенству для таких натур, как Улинька, в которых есть стремление к правде, однако нет еще сострадания к погибающим душам, которого искал Гоголь в своих современницах. И лишь в "Выбранных местах…" Гоголь пишет о женщине как о христианке. Отвечая на письмо той, которая считала себя недостойной наслаждаться счастьем, когда вокруг так много страданий и бед ("Женщина в свете"), он называет ее беспокойство о людях небесным, тоску о них -- ангельской, а ту женщину, чьи хотя бы голос и облик смогут повести и исправлению нравов страждущих людей -- их небесною родною сестрой.

§ 2. О "Значении болезней"

В 1846 году Гоголь написал статью "Значение болезней". В ней много автобиографического. В начала 1840-х годов Гоголь постоянно болел, о чем неоднократно писал в письмах к разным лицам. 20 февраля 1046 года Гоголь писал П. А. Плетневу из Рима: "Тяжки, тяжки мне были последние времена, и весь минувший год так был тяжел, что и дивлюсь теперь, как вынес его. Болезненные состояния до такой степени (в конце прошлого года и даже в начале нынешнего) были невыносимы, что повеситься или утопиться казалось как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение. А между тем Бог так был милостив ко мне в это время, как никогда дотоле" (Гоголь, т. 9, с. 324 - 325). Слова этого письма перекликаются с началом статьи: "Часто бывает так тяжело, так тяжело, такая страшная усталость чувствуется во всем составе тела, что рад бываешь, как Бог знает чему, когда наконец оканчивается день и доберешься до постели ‹…›. Но потом, когда оглянешься на самого себя и посмотришь глубже себе внутрь -- ничего уже не издает душа, кроме одних слез и благодарения. О! Как нужны нам недуги" (Гоголь, т. 6, с. 18).

Слабость и недостаток сил Гоголь чувствовал еще в начале 1840-х годов. Об этом он писал матери 25 июня 1840 года из Вены, где пытался лечиться: "Я приехал в Вену довольно благополучно назад тому неделю. ‹…› Хочется попробовать новооткрытых вод, которые всем помогают, а главное, говорят, дают свежесть сил, которых у меня уже с давних пор нет". В письме к М. П. Балабиной, написанном в феврале 1842 года из Москвы Гоголь так описывал свое болезненное состояние: "Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужасную болезнь мою в Вене, а особенно когда я почувствовал то подступившее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетающий в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворялось в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки; наконец, совершенно сомнамбулическое состояние". Один из таких припадков, случившийся в Италии за день до похорон знакомого Гоголю молодого русского архитектора, умершего в Риме от лихорадки, описывал в своих воспоминаниях П. В. Анненков: "Едва только заметили мы друг друга, как Гоголь, ускорив шаги и раздвинув руки, спустился ко мне на площадку и начал с видом и выражением совершеннейшего отчаяния: “Спасите меня, рады Бога; я не знаю, что со мною делается... Я умираю... Я едва не умер от нервического удара нынче ночью... Увезите меня куда-нибудь, да поскорее, чтоб не было поздно... ". Автор воспоминаний отвез Гоголя в Альбано, где он стал покоен.

Несмотря на лечение за границей, болезненное состояние не оставляло Гоголя. В мае 1845 года Гоголь просил графа А. П. Толстого отслужить молебен в Париже о его выздоровлении: "Прошу нас просить нашего доброго священника в Париже отправить молебен о моем выздоровлении. Отправьте также молебен о вашем выздоровлении". Трудно точно сказать, в чем состояла тогда болезнь Гоголя. Он чувствовал слабость, "обмирания", "нервические припадки". Зиму 1840 -- 1841 годов Гоголь проводил в Риме, где жил на via Sistina на одной квартире с В. И. Пановым, который был для него по воспоминаниям Ф. И. Буслаева, и радушным хозяином, и заботливой нянькой, и, в случае необходимости, секретарем. В. И. Панов с редкой чуткостью понимал состояние Гоголя, о котором писал С. Т. Аксакову: "Его физическое состояние действует, конечно, на силы душевные; поэтому он им чрезвычайно дорожит, и поэтому он ужасно мнителен. Все эти причины, действуя совокупно, приводят иногда его в такое состояние, в котором он истинно несчастнейший человек, и эти тяжкие минуты, в которые вы его видели, мне кажется, были здесь с ним чаще, продолжительнее и сильнее, чем в России". Без сомнения, болезнь Гоголя отражалась на его душевном состоянии, одно было связано с другим. В частности, возможность или невозможность творить сильно влияла на здоровье писателя. Так, в статье "Исторический живописец Иванов” Гоголь писал о себе: “Когда, послушавшись совета одного неразумного человека, вздумал было заставить себя насильно написать кое-какие статейки для журнала, это было мне в такой степени трудно, что ныла моя голова, болели все чувства, я марал и раздирал страницы, и после двух, трех месяцев таковой пытки так расстроил здоровье, которое и без того было плохо, что слег в постель…" (Гоголь, т. 6, с. 115). В продолжение этого времени он чувствовал зависимость от своего физического состояния, к нему приходили мысли о смерти: "Но, слыша ежеминутно, что жизнь моя на волоске, что недуг может остановить вдруг тот труд мой..." (Гоголь, т. 6, с. 18).

Однако Гоголь пытался отыскать смысл в своей болезни. О себе он писал в статье "Значение болезней": "Самое здоровье, которое беспрестанно подталкивает русского человека на какие-то прыжки и желанье порисоваться своими качествами перед другими, заставило бы меня наделать уже тысячу глупостей". Отыскать этот смысл посланных Богом страданий он желал и своему другу Н. И. Языкову в письме от 15 февраля 1844 года: "Спрашивает ли кто-нибудь из нас, что значат сии случающиеся препятствия и несчастья, для чего они случаются? Часто мы должны бы просить не об отвращении от нас несчастий, но о прозрении, о проразумении тайного их смысла и о просветлении очей наших" (Гоголь, т. 9, с. 223). Гоголю помогали в уразумении смысла его скорбей и болезней творения святых отцов Православной Церкви, которые он читал и переписывал. В его выписках, найденных после смерти, мы находим слова св. Иоанна Златоуста: "Тленное дано нам тело не удя того, чтобы мы страданиями его увлекались к нечестию, напротив, для того, чтобы мы пользовались им ко благочестию. Эта тленность, эта смертность тела послужит для нас, если мы только поведем себя внимательно, источником славы и сообщит нам в оный день великое дерзновение, впрочем, не только в оный день, но и в настоящей жизни", и еще: "Бедствия посылаются за грех человеку" (Гоголь, т. 8, с. 553).

Несмотря на все страдания, в письмах Гоголя этого периода звучит глубокая преданность воле Божией. В 1846 году Гоголь писал графу А. П. Толстому: "Я худею, вяну и слабею и с тем вместе слышу, что есть что-то во мне, которое по одному мановению высшей воли выбросит из меня недуги все вдруг, хотя бы и смерть летала надо мной. Да будет же во всем святая воля над нами Создавшего нас, да обратится в нас все на вечную хвалу Ему: в болезни, и недуги, и все существованье наше, да обратится в неумолкаемую песнь Ему!" Гоголь увидел благодаря своей, болезни возможности дальнейшего совершенствования: "Не будь этих недугов, я бы задумал, что стал уже таким, каким следует мне быть" (Гоголь, т. 6, с 10).

Ю. Барабаш в книге «Гоголь. Загадка "Прощальной повести"» указывает и на другую причину, побуждавшую Гоголя с благодарностью переносить болезни -- "для Гоголя значение болезней ‹…› заключается еще и в том, что перенесенные страдания и наступающее вслед за ними духовное просветление становятся мощным творческим импульсом". Гоголь писал в статье о том, что "ныне, в мои свежие минуты, которые дает мне милость небесная и среди самых страданий, иногда приходят ко мне мысли, несравненно лучшие прежних...".

Все это давало Гоголю возможность видеть в своих болезнях милость Божию и за все благодарить Творца. Поэтому в конце статьи это настроение и вылилось в радостные строки: "Слыша все это смиряюсь я всякую минуту и не нахожу слов, как благодарить небесного Промыслителя за мою болезнь".

§.3. "Исторический живописец Иванов"

Двадцать третья глава "Выбранных мест из переписки с друзьями" посвящена художнику Александру Андреевичу Иванову. В основе этой статьи лежат два письма: первое -- письмо к А. А. Иванову от 9 января 1845 года, написанное из Франкфурта, второе -- к графу Матвею Юрьевичу Виельгорскому, вице-президенту Общества поощрения художников, в котором автор просил о назначении содержания художнику. Гоголь сразу напечатал его в книге, потому что, как он объяснял в письме к графу М. Ю. Виельгорскому в июле 1847 года, "у нас по тех пор никакие хлопоты не возымеют надлежащего действия, пока общий крик и общий голос не станут за того человека, о котором хлопочут" (Гоголь, т. 9,с. 394).

Письмо Гоголя самому художнику (от 9 января 1845 года) еще в то время, когда картина не была закончена, тоже связано с недостатком денег. "А насчет ваших смущений по поводу денежных недостатков скажу вам только то, что у меня никогда не было денег в то время, когда я об них думал". Далее он пишет о картине так, что есть основания считать это письмо основанием целой статьи из "Выбранных мест". Гоголь написал об Иванове так, что в "Выбранных местах" отразился своеобразный "идеал художника", каким представлял его себе сам автор. Художник в понимании Гоголя -- аскет, отдавший всего себя своему труду "как монах монастырю", который "даже давно уже умер для всего в мире, кроме своей работы и "позабыл даже, существует ли на свете какое-нибудь наслаждение, кроме работы" (Гоголь, т. 6, с. 111).

Такой образ встречается еще в сравнительно ранней повести "Портрет" (1842). Гоголь писал о мастере, надолго уехавшем для своей работы в Рим: "Там, как отшельник, погрузился он в труд и в не развлекаемые ничем занятия", "всем пренебрегал он, все отдал искусству" (Гоголь, т. 3, с. 87). А во время написания "Выбранных мест" Гоголь, скорее всего, сам обладал уже теми чертами, которые отличают истинного художника-творца, так как в процессе работы над "Мертвыми душами" Гоголь осознал, насколько тесно связано создание произведения с духовным совершенствованием автора. Собственный путь духовного развития, пройденный Гоголем, дал ему возможность понять другого художника -- А. А. Иванова, которому посвящена статья. Иванов писал картину в течение восьми лет, и Гоголь объясняет причину медленности работы, поскольку и "капля времени у художника не пропала даром".

Гоголь пишет: "С производством этой картины связалось собственное душевное дело художника, -- явленье слишком редкое в мире, явленье, в котором вовсе не участвует произвол человека, по воле Того, Кто повыше человека". Подобное было и с писателем, о чем он писал в письме к П. А. Плетневу в октябре 1843 года. "Сочиненья мои так связаны тесно с духовным образованием меня самого". А также, даме, в этой же статье: "Мои сочиненья тоже связались чудным образом с моей душой моим внутренним воспитанием. В продолжение более шести лет я ничего не мог работать для света" (Гоголь, т. 6, с. 114). Так, в 1845 году он писал А. И. Иванову: "Работа ваша соединена с вашим душевным делом". Как о "душевном деле" Гоголь говорил в "Авторской исповеди" о книге "Выбранные места...".

Часть статьи Гоголь посвятил непосредственно предмету картины. Картина "Явление Мессии" изображает первое явление Христа народу во времена крещения Иоанном в Иордане. Он описал всю группу лиц, помещенную на картине, и назвал главной ее задачей ход обращения человека ко Христу. Глубокое проникновение в замысел художника было связано с тем, что Гоголь ставил и себе подобную задачу. Поэму "Мертвые души" он предполагал закончить обращением на путь христианской жизни Чичикова и других героев, то есть вся поэма должна была бы изображать постепенное обращение человека к Богу. Автор пишет о тех трудах и подвигах, которые нес художник во время своей работы: "Иванов молил Бога о ниспослании ему такого полного обращения, лил слезы в тишине, прося у Него же сил исполнить Им же внушенную мысль;‹...› просил у Бога, чтобы огнем благодати испепелил в нем ту холодную черствость, которую теперь страждут многие наилучшие и наидобрейшие люди, и вдохновил бы его так изобразить это обращение, чтобы умилился и нехристианин, взглянувши на его картину" (Гоголь, т. 6, c. 113).

В статье выражена и главная мысль, объясняющая многое в последнем периоде творчества Гоголя: "...пока в самом художнике не произошло истинное обращение к Христу, не изобразить ему того на полотне” (Гоголь, т. 6, с. 113). Об этом он писал в своем письме Иванову от 9 января 1845 года: "Пока с вами или, лучше в вас самих не произойдет того внутреннего события, какое силитесь вы изобразить на вашей картине в лице подвигнутых и обращенных словом Иоанна Крестителя, поверьте, что до тех пор не будет кончена ваша картина". Гоголь пишет о том, что невозможно было Иванову отозваться от такого труда, который "по воле Бога, обратился в его душевное дело" и, далее рассказывает о своей болезни, случившейся по причине того, что пытался заставить себя написать статьи для журнала.

Объясняя положение художника, нуждавшегося в помощи в то время, когда он, обращаясь к Богу и живя в Боге, творил свое произведение, изображая лишь то, что стало в его душе плодом долгих молитв и трудов, Гоголь указывает на невозможность объяснить это переходное душевное состояние людям. "Не думайте, чтобы легко было изъясниться с людьми во время переходного состояния душевного, когда по воле Бога начнется переработка в собственной природе человека. Я это знаю, и отчасти даже испытал сам". Автор сумел так изобразить то, что творилось в душе Иванова потому, что сам он прошел этот путь во время работы над "Мертвыми душами", о чем он и написал в статье.

Все письмо содержит горячую просьбу об оказании денежной помощи художнику, автор пишет о той пользе для русского общества, с которой Иванов может употребить данную ему сумму, хотя бы она и составляла миллион, однако конец письма достаточно неожиданный: "Не давайте ему большого содержания: дайте ему бедное и нищенское даже, и не соблазняйте его соблазнами света. Есть люди, которые должны век остаться нищими. Нищенство есть блаженство, которого еще не раскусил свет. Но кого Бог удостоил отведать его сладость, и кто уже возлюбил истинно свою нищенскую сумку, тот не продает ее ни за какие сокровища мира". Здесь Гоголь, говоря о нищете, или нестяжании, одном из монашеских обетов, еще раз указывает на высоту подвига Иванова, оставившего мысль "не только об удовольствиях и пирушках, но даже мысль завестись когда-нибудь женою и семейством, или каким-нибудь хозяйством", трудившегося день и ночь, непрестанно молясь. В глазах Гоголя труд художника и делание монаха очень близки между собой. Так, в письме А. А. Иванову в 1851 году Гоголь писал: "Все, что ни есть в мире, так ниже того, что творится в уединенной келье художника, что я сам не гляжу ни на что, и мир кажется вовсе не для меня" (Гоголь, т. 9, с. 507 - 508).

То нищенство, о котором писал Гоголь в статье, было ему самому хорошо знакомо. В письме к сестре Елизавете от 14 июля 1851 года он пишет: "Говорю тебе, что если я умру, то не на что будет, может быть, похоронить меня, вот какого рода мои обстоятельства. Денежные обстоятельства мои плохи. Видно, Богу угодно, чтобы мы оставались в бедности". Последние годы жизни Гоголь провел в доме графа А. П. Толстого, не имея собственных средств к существованию. Но он видел смысл бедности средств в большей свободе духа, не привязанного ни к каким земным вещам. Так, в письме к В. И. Быкову (от 14 июля 1851), жениху его сестры, он советует: "Ради Бога, не оставляйте такой жизни никогда, но, напротив, полюбите более, чем когда-либо прежде, бедность и поведите жену свою таким образом с первых же дней замужества" (Гоголь, т. 9, с. 500). В письме от того же числа к сестре Елизавете он снова пишет о бедности: "Полная бедность гораздо лучше средственного состояния ‹...›. Милая сестра моя, люби бедность. Тайна великая скрыта в этом слове. Кто полюбит бедность, тот уже не беден, тот богат. Истину говорю тебе, и чем далее живу, тем более ее чувствую. Недаром Бог не хочет, чтобы иные люди были богаты: трудно богатому спастись" (Гоголь, т. 9,с. 502), заставляя вспомнить слова Христа "Аминь глаголю вам, яко неудобь богатый внидет в Царствие Небесное" (Мф. 19, ст. 23).

§.4. "О России"

Несколько статей и писем книги Гоголя "Выбранные места..." ("Нужно любить Россию", "Нужно проездиться по России", "Страхи и ужасы России", "Близорукому приятелю", "Занимающему важное место") посвящены проблеме России, места ее среди других народов и назначения русского человека. О том, насколько важна была для Гоголя эта тема, насколько глубоко он интересовался ею, говорит сам замысел "Мертвых душ", о котором Гоголь писал в "Авторской исповеди" -- "не случайно следует мне взять характеры, какие попадутся, но избрать одни те, на которых заметней и глубже отпечатлелись истинно русские, коренные свойства наши" (Гоголь, т. 6, с. 21 _ 23), а также многочисленные записи о крестьянском быте, заметки о жизни и обычаях русских, выписанные из разных источников, сохранившихся в черновиках и записных книжках писателя.

Письмо "Нужно любить Россию" адресовано графу А. П. Толстому. В нем Гоголь изображает любовь к России как определенную ступень к любви к ближним и к Богу "Но как полюбить братьев, как полюбить людей? (..) Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия" (Гоголь, т.6, с. 84). В письме многие мысли находят опору в Священном Писании. Так, слова Гоголя: "Один Христос принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к Богу" (Гоголь, т. 6, c. 84) можно соотнести со словами Первого Соборного Послания Св. Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова "Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть: ибо не любят брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любить" (гл. 4, cт. 20). Более подробное толкование того, как, любя Россию, можно обрести любовь к Богу, мы находим в гоголевской выписке из частного письма протоиерея Сабинина "О почитании святых" -- "Еще более относится это к святым нашим собратьям, совершеннейшим, нежели мы, которые наша Православная Церковь признает к тому же нашими посредниками между Богом и нами" (Гоголь, т. 8, с. 556).

Это письмо не было пропущено цензурой. Гоголь понимал, почему оно могло быть запрещено, так как 22 февраля 1847 года он писал А. О. Смирновой: "Знаю только то, что цензор был, кажется, в руках людей так называемого европейского взгляда, одолеваемых духом всякого рода преобразований, которым было неприятно появление моей книги" (т. 9, с. 368). Автор хорошо понимал вред, исходящий от европейского взгляда на Россию. В письме "Близорукому приятелю" он прямо обличает суждения о России, основанные только на знании европейских законов развития истории и государства: "Мысли твои о финансах основаны на чтенье иностранных книг да на английских журналах, а потому суть мертвые мысли" (Гоголь, т. 6, с. 127). "Россия не Франция; элементы французские не русские". В письме "Страхи и ужасы России", обращенном к Л. К. Виельгорской, он также пишет о том, что русским незачем во всем подражать Европе. "В Европе заваривается теперь повсюду такие сумятицы, что не поможет никакое человеческое средство, когда они вскроются, и перед ними будет ничтожная вещь те страхи, которые вам видятся теперь в России. В России еще брезжит свет, есть еще пути и дороги к спасению...". Критика западных принципов и нововведений присутствует и в произведениях Гоголя. Так, страсть к приобретению денег он высмеивает в образе немца Шиллера из "Невского проспекта" -- "Он положил себе в течение десяти лет составить капитал ‹...› и уже это было так верно и неотразимо, как судьба..." (Гоголь, т. 3, с. 34). Система европейского делопроизводства сатирически изображена во втором томе "Мертвых душ" -- Гоголь показал хозяйство полковника Кошкорева, состоящее из множества контор и комитетов, контролирующих один другого, а на деле не выполняющих ничего. Однако Гоголь не считал необходимым отвергать все европейские достижения и отвернуться от всего, что происходит в мире. Он писал в "Авторской исповеди": "Не менее странно также из того, что я выставил ярко на вид наши русские элементы, делать вывод, будто я отвергаю потребность просвещения европейского и считаю ненужным для русского знать весь трудный путь совершенствования человеческого. И прежде и теперь мне казалось, что русский гражданин должен знать дела Европы" (Гоголь, т. 6, с. 207). Гоголь очень высоко ставил значение, прежде всего, своей родины: "И прежде и теперь я был уверен в том, что нужно очень хорошо и очень глубоко знать свою русскую природу и что только с помощью этого знанья можно почувствовать, что именно следует нам брать и заимствовать из Европы, которая сама не говорит".

Глубокий интерес к России, к ее прошлому и настоящему, никогда не оставлял Гоголя. Его записные книжки содержат сведения о русских национальных праздниках, как христианских, так и языческих, об обычаях крестьян, занятых земельными работами и многое другое. В период работы над вторым томом поэмы Гоголь задумал книгу о русской географии. О своем желании написать такую книгу он писал в неотправленном официальном письме к графу Л. А. Перовскому, или князю П. А. Ширинскому-Шахматову или графу А. Ф. Орлову в июле 1850 года: "Если бы доставлена была мне возможность в продолжении трех лет сделать три летние поездки во внутренность России ‹...›. Я мог бы окончить тогда ту необходимую и нужную у нас книгу ‹...›. Нам нужно живое, а не мертвое изображение России, та существенная, говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы русского лицом к России..." (Гоголь, т. 9, c. 485 - 486). Главной темой его поэмы стало познание России, а также природы русского человека, как он писал в "Авторской исповеди": "Мне хотелось в сочинении моем выставить преимущественно те высшие свойства русской природы, которые еще не всеми ценятся справедливо, и преимущественно те низкие, которые еще не достаточно всеми осмеяны и поражены".

Сам сюжет "Мертвых душ", как говорил Пушкин, способствовал тому, чтобы "изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров". В письме к графу А. П. Толстому "Нужно проездиться по России" Гоголь также говорит о необходимости знания того, что происходит в ней: "Нужно самому узнавать, нужно проездиться по России ‹...›. Таким же образом, как русский путешественник, приезжая в каждый значительный европейский город, спешит увидеть все его древности и достопримечательности, таким же точно образом и еще с большим любопытством приехавший в первый уездный или губернский город старается узнать его достопримечательности". В "Предисловии" к "Мертвым душам" и "Четырех письмах по поводу «Мертвых душ»" Гоголь даже выражал надежду, что кто-нибудь сообщит ему конкретные факты о том, что происходит сейчас в России ("По поводу "Мертвых душ" могла бы написаться всей толпой читателей другая книга, несравненно любопытнейшая "Мертвых душ", которая могла бы научить не только меня, но и самих читателей, потому что -- нечего таить греха -- все мы очень плохо знаем Россию" (Гоголь, т. 6, с. 72). Хорошее знание того, что происходит в современной России, казалось необходимым Гоголю для одной важной цели, о которой он писал в "Авторской исповеди": "Нам должен всякий такой человек, который бы, при некотором познанье души и сердце и при некотором знанье вообще проникнут был желанием истинным мирить" (Гоголь, т. 6, с. 229). То же самое он советует в своем письме к графу А. П. Толстому: "Во-первых, будучи приятны в разговоре, нравясь каждому, вы можете, как посторонний и свежий человек, стать третьим, примиряющим лицом. Знаете ли, как это важно, как это теперь нужно России и какой в этом высокий подвиг! Спаситель оценил его едва ли не выше всех других! Он прямо называет миротворцев сынами Божьими ‹...›. Везде поприще примирителю".

Одна из особенностей "Выбранных мест..." заключается в том, что Гоголь советует друзьям именно то, что было важно для него самого, что было глубоко пережито им. О том, насколько тесно творчество Гоголя было связано с его личной перепиской, говорит следующее: два места из отрывков письма, относящегося к "Четырем письмам по поводу «Мертвых душ»" Гоголь повторяет в письме к графине А. М. Вьельгорской от 29 октября 1948 года: "Хотел бы я, чтобы по прочтении моей книги люди всех партий и мнений сказали: "Он знает, точно, русского человека. Не скрывши ни одного нашего недостатка, он глубже всех почувствовал наше достоинство. " Хотелось бы также заговорить о том, о чем еще со дня младенчества любила задумываться моя душа, о чем неясные звуки и намеки были уже рассеяны в самых первоначальных моих сочинениях" (Гоголь, т. 9, с. 440). О своих занятиях историей Гоголь писал в незаконченном отрывке, представляющем собой, возможно, письмо к "Четырем письмам по поводу «Мертвых душ»": "Читаю все вышедшее без меня по части русской истории, все, где является русский быт и русская жизнь. Перечту сызнова всю русскую историю в ее источниках и летописях. Поверю историей и статистикой и древнего и нынешнего времени свои познания о русском человеке, и тогда примусь за труд свой".

Так, основной мотив "Мертвых душ" -- дорога, по которой путешествует Чичиков, перекликается с главной идеей письма "Нужно проездиться по России". Однако познание Гоголем России не ограничивалось внешними фактами -- "Чтобы определить себе русскую природу, следует узнать получше природу человека вообще и душу человека вообще, без этого не станешь на ту точку воззренья, с которой видятся ясно недостатки и достоинства всякого народа" -- писал он в "Авторской исповеди". Это стремленье к познанию человеческой души привело Гоголя к Богу "...Почти сам не ведая как, я пришел ко Христу, увидевши, что в Нем ключ к душе к душе человека...".

С этого времени главной его целью стало стремление стать истинным христианином, о чем он писал в "Авторской исповеди": "Я не знал еще тогда, что тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова. Таким образом, любовь к России была неразрывно связана для Гоголя с любовью к Православию.

Возможность принадлежать к Русской Православной Церкви благодаря уже тому, что он родился в России, Гоголь осознавал как небесный дар: "Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский," -- писал он в письме "Нужно любить Россию". В письмах Гоголя особенно подробно раскрывается понимание им русской души. Так, в письме к графине А. М. Виельгорской от 30 марта 1849 года он писал: "Что такое сделаться русским на самом деле?" (..) Высокое достоинство русской породы состоит в том, что она способна глубже, чем другие, принять в себя высокое слово Евангельское, возводящее к совершенству человека. Семена Небесного Сеятеля с равной щедростью были разбросаны повсюду. ‹...› Добрая почва -- русская восприимчивая природа" (Гоголь, т. 9, с. 446 - 447). В этом же письме он советует графине А. М. Виельгорской изучить церковно-славянский язык, чтобы читать на нем Евангелие и Послания Апостолов, а также обратиться к древним рукописям и Домосторою, отображающим ту жизнь, которою жили наши предки несколько веков назад.

Подтверждением тому, насколько любовь к России была связана для Гоголя с любовью к Православию, является статья "Светлое Воскресенье", написанная специально для книги. В этой статье, начинающейся словами: "В русском человеке есть особенное участие к празднику Светлого Воскресения…", Гоголь, хотя и критикует многие нравы, распространившиеся в 19 веке, однако утверждает, что нигде так не празднуется праздник Пасхи, как на русской земле "Не умрет из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом".

"Разнесется звонкими струями поэтов, развозвестится благоухающими устами святителей, вспыхнет померкнувшие -- и праздник Светлого Воскресения воспразднуется, как следует, прежде у нас, чем у других народов" (Гоголь, т. 6, с. 192). Очень близки тому, что Гоголь писал о русских А. М. Виельгорской последующие слова письма "Светлое Воскресенье", объясняющие, почему именно у русских прежде, чем у других народов воспразднуется Светлое Воскресение: "Есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа, -- доказательство тому уже то, что без меча пришел к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала сама собой Его слово, что есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе".

Имея глубокую любовь к России, Гоголь искренне хотел служить ей. Желание послужить Родине родилось у него давно. Так, еще в 1827 году Гоголь писал из Нежина своему дяде П. П. Косяровскому: "Еще с самых времен прошлых, с самых лет почти непонимания, я пламенел неугасимою ревностью сделать жизнь свою нужною для блага государства, я кипел принести хотя малейшую пользу". О том, что, желая принести пользу государству, надо быть готовым служить России на любом поприще, Гоголь писал графу А. П. Толстому в письме "Нужно любить Россию": "Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитаны-исправники пойдете, -- последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней бездеятельности и праздной жизни". Такая готовность была и у Гоголя. В юности, как он писал в "Авторской исповеди", он думал о государственной службе. И 10 апреля 1830 года Гоголь поступил на службу в Департамент Уделов, в июне 1830 года был утвержден в чине коллежского регистратора, а 10 июля был помещен помощником столоначальника. В 1831 году Гоголь, по его собственному желанию, был определен в Патриотический Институт старшим учителем истории, состоя в чине титулярного советника.

Позднее он стал относится к писательству как к определенного рода служению. Так, в "Авторской исповеди" он писал о работе над "Мертвыми душами": "Но как только я почувствовал, что на поприще писателя могу сослужить также службу государственную, я бросил все: и прежние свои должности, и Петербург, и общества близких душе моей людей, и самую Россию, затем чтобы ‹...› произвести таким образом свое творенье, чтобы доказало оно, что я был также гражданин земли своей и хотел служить ей". Письмо, обращенное к графу А. П. Толстому, "Занимающему важное место" тесно связано с темой служения Родине. В нем Гоголь пишет о должности генерал-губернатора. Отдельные места этого письма совпадают с записью "Дела, предстоящие губернатору", сделанной Гоголем со слов графа А. П. Толстого в записной книжке 1841 - 1844 годов. В одном из писем к нему Гоголь писал: "Я Вас очень благодарю, что Вы объяснили должность генерал-губернатора: "Я только с Ваших слов узнал, чем она истинно может быть важна и нужна России".

А в письме "Занимающему важное место" писатель советует не отказываться ни от какой должности: "Для того, кто не христианин, все стало теперь трудно: для того же, кто внес Христа во все дела и во все действия своей жизни, -- все легко". Гоголь указывает путь, следуя которому, можно по-настоящему послужить России. Этот путь -- воцерковление общественной и государственной деятельности: "Если бы завелось так, как и быть должно, чтобы во всех делах запутанных, казусных, темных, словом, -- во всех тех делах, где угрожает проволочка по инстанциям, мирила человека с человеком Церковь, а не гражданский закон". Гоголь советовал также возродить Советный суд как истинно христианский способ решения дела, называя его Божеским судом. Участие Церкви во всех важнейших делах государства Гоголь считал совершенно необходимым и возможным, и писал графу А. П. Толстому о том, как можно это сделать: "Также, как на водворенье обычаев, может подействовать генерал-губернатор на законное водворенье Церкви в нынешнюю жизнь русского человека: во-первых, примером собственной жизни".

Все, сказанное в статьях и письмах, Гоголь относил к самому себе. Все его творчество вырастало из духа его христианской жизни. Будучи с детства верующим, Гоголь постоянно посещал церковь, по поводу своих сочинений он советовался со своим духовником о. Матфеем Константиновским. Примером этому может служить его переписка с о. Матфеем по поводу книги "Выбранные места..", особенно -- статьи "О театре". Само свое творчество Гоголь воспринимал как служение. В статье "О лиризме наших поэтов" он указывает два предмета, вызывающие этот "библейский лиризм": Россия и любовь к царю.