Linguistic strategies applied to create a positive image of a politician

However, talking about personal contributions is characterized by modesty and a tendency to understate them, which is in line with Russia's relatively low score of 36 on Hofstede's Masculinity dimension. The use of the personal pronoun “I” is followed by “We” and allusion to the past, rooted in the history of the Soviet Union. It invokes an idealized image of past and emphasizes gradual transition of its values.

Андрей Ванденко. Ещё бы не прижилось.

Владимир Путин. Почему? Ну почему?

Андрей Ванденко. Путин сказал!

Владимир Путин. Ну всё бывает, нет. Здесь мы используем ту систему отбора талантливых ребятишек, которая была создана ещё в Советском Союзе.

As Russia has a low score on Masculinity dimension and is more feminine, manifestation of caring for others through discursive strategies is instrumental in constructing reality that would meet the needs and expectations of the target audience. Therefore, sensitivity and being a sympathetic listener expressed in Putin's texts also addresses cultural value system and contributes to his positive image. It can be clearly seen from the following examples.

Utterance 1.

Вы знаете, я иногда смотрю на них [волонтеров] с восторгом, прямо со слезами на глазах, потому что действительно очень здорово люди работают.

Utterance 2.

Но что касается так называемой несистемной оппозиции, и ей дай бог здоровья.

Utterance 3.

Я знаю, что там происходит, в сердцах у людей, которые воевали с нацизмом с оружием в руках.

Utterance 4.

И человек, который принимает решения, должен услышать каждую точку зрения, я так стараюсь и делать.

Utterance 5.

Но всё-таки первичный источник власти -- это народ. Я говорю без рисовки без всякой. Вот и для меня это очень важно. Мне очень важно чувствовать, понимать, чего люди хотят. Это принципиальный вопрос.

Utterance 6.

Но самое главное, повторяю ещё раз, искренне абсолютно, без всякой рисовки, самый главный, самый принципиальный вопрос -- это настроение подавляющего большинства граждан страны. Это вопрос доверия, конечно.

Strategies for negative other descriptions. Delegitimization of the Other

1. Moral evaluations in the delegitimization strategy

Legitimization usually goes in line with the strategy of delegitimization and building up an image of Others. To construct his positive image, Putin employs the discursive strategy of othering, both implicitly and explicitly, through nomination of opponents and actively employs the tactic of attacking the moral character of the Other. Here are some explicit referents that undergo negative nomination and evaluation.

1) European countries that were Russia's allies of the Second World War

Utterance 1.

Это наш праздник. Я думаю, что для наших бывших союзников по антигитлеровской коалиции это и внутриполитически, и в моральном смысле было бы правильно -- к нам приехать. Мы ждём и будем рады, если они приедут. Если нет -- это их выбор. Но это, мне кажется, и для них было бы ошибкой.

Utterance 2.

Я жалею, что нет Советского Союза. А что касается их участия в параде, это их выбор. Но если кто-то не приедет в силу каких-то сегодняшних особенностей наших межгосударственных отношений, думаю, что для них это было бы большой ошибкой. Потому что это будет означать, что они не проявляют должного уважения к тем людям, которые боролись и отдали свою жизнь за независимость их собственной родины. Вот на что я хотел бы обратить внимание, что хотел бы вспомнить. Это в документах прописано, в их документах, нацистской Германии. Часть славянского населения использовать на работы, бoльшую часть - за Урал, на северные территории. На что? На вымирание. Речь шла не просто о сохранении государственности. Речь шла о сохранении восточнославянского этноса, русских и тех же самых украинцев. Вот о чем шла речь. Когда я слышу, что, может быть, было бы хорошо Ленинград сдать и т.д., мне хочется сказать: вы придурки? Вас бы никого не было, кто так сегодня рассуждает. Вот о чем речь. Конечно, присутствие на параде в Москве потомков тех, кто отстоял нашу государственную независимость и сохранил наши народы, на мой взгляд, это символический и важный жест. Мы будем рады увидеть всех, кто примет наше приглашение.

In the given utterances the speaker appeals to the national value of the great state with the great heroic history again, but approaching it from the new perspective: depicting a negative demoralized image of the Other who does not share this value with the ingroup. The use of conditionals in this utterance mitigates negative evaluations in a way that gives moral superiority to the speaker who appears to be a strong figure uninfluenced by others' choices and offering some king of forgiveness.

Dishonesty is a stereotypical characteristic given to the Other and opposed to the image of sincere Russian nation and its leader that has been noted earlier in the paper. It clearly fixes the dichotomy between the ingroup and outgroup and creates a negative stereotype which simplifies the image of the Other attacking their moral character, as it is seen in the following example:

Секретные там протоколы Молотова и Риббентропа мы осудили, Россия сделала это. Но пускай и другие страны тогда по-честному скажут, как они оценивают поведение своего руководства в те времена, пускай скажут об этом честно, а не предъявляют какие-то вымышленные, совершенно надуманные обвинения или претензии.

Linguistically it once again urges other countries to revisit their behavior by imperative constructions which are more explicit here than in the previous utterance but still highlight moral superiority of the ingroup.

The strategy of othering includes explicit blaming of the opponents grounded in historical events.

Ну да, конечно, там всё написано. И потом будут рассказывать, кто там виноват. Вот они и виноваты начиная с 38-го года. Этот Мюнхенский так называемый сговор, он и был первым шагом к развязыванию Второй мировой войны.

А миллионы украинцев, которые воевали с Гитлером, воевали с нацизмом? Это плевок для них в лицо. Я Вас уверяю. Боятся просто рот раскрыть там, потому что сразу преследование начнётся. Я знаю, что там происходит, в сердцах у людей, которые воевали с нацизмом с оружием в руках. Для них это -- плевок.

Linguistical realization of moral evaluations given by Putin is achieved by using words with strong negative connotations such as spit in the face for the people, the outbreak of the war, on the one hand, and expression of understanding such as “I know what is going on in people's hearts”.

2) Today's Ukrainian pro-Western “nationalists”

Нынешние националисты это, видимо, подзабыли. Я вам скажу, почему они это подзабыли. Знаете почему? Потому что у них в табели о рангах самое главное не забота об интересах украинского народа. Какой интерес у украинского народа, если в результате разрыва отношений с Россией утрачено ракетостроение, судостроение, авиационное строение, двигателестроение, происходит фактически деиндустриализация страны. Ну какой же здесь интерес? Всемирный банк требует прекратить перекрёстное субсидирование. Ну чего же здесь хорошего? Или заставляют их вывозить кругляк из Карпат. Скоро Карпаты все лысые будут. Зачем это делать, когда мы, объединяя усилия, многократно повышаем свои конкурентные преимущества. Зачем же этого было лишаться? Зачем это всё нужно было выбрасывать, ради чего? Потому что те, кто возглавлял Украину или добрался до власти в Украине, они преследовали личные интересы. А в чём они заключаются? Даже не больше заработать денег за счёт ограбления украинского народа, а сохранить, что награблено, до сих пор. Вот в чём главная задача.

The critique is based on giving explicit negative characteristics and asking rhetoric questions aiming to push the receivers of information take one side of a conflict rejecting critical thinking and using a comfortable stereotypical experience. The speaker himself acts an authoritative voice who is in power to explain causal links (“I'll tell you why they forgot”).

Putin often resorts to informal lexicon like in the following utterance while constructing the Other. The chosen units belong to the semantic field of money and demonstrate the inferiority of material values and venality of Others as a part of the dichotomy that we have already noted in moral evaluations of the ingroup, honest and appreciating non-material values in contrast to “torgashi” (“hucksters”).

Бабки-то где, извините за моветон? Денежки где? В заграничных банках. Что нужно делать для этого? Показать, что они служат тем, у кого эти деньги лежат. Вот отсюда и единственное то, чем они сейчас торгуют, -- это русофобия. Потому что кому-то нравится разделять Украину и Россию, они считают, что это чрезвычайно важная задача.

3) The protesters

The delegitimization strategy allows humiliation regarding those who are crossed out from the We-discourse and are aloof.

Владимир Путин. Не получили разрешения -- не ходят. Не получили и вышли -- пожалуйте бриться. Отдохнуть, немножко расслабиться.

Андрей Ванденко. В смысле наголо?

Владимир Путин. Ну естественно. А как же?

Владимир Путин. Если люди действуют в рамках действующих процедур, правил и законов, кто же будет махать дубинкой?

4) A vague referent

In some cases, the Other is depicted as a threat where the referent is vague, which creates an illusion of the whole world being hostile. Emotive vocabulary highlights aggression and orientation for profit as main characteristics of the opponents:

Потому что любое объединение России и Украины, их возможностей и конкурентных преимуществ -- это создание конкурентов, глобального конкурента. В Европе и в мире. Никто этого не хочет. Поэтому будут делать всё, чтобы нас растаскивать.

As it was mentioned, blaming is a part of the strategy of othering. But there is no tendency to take responsibility for negative events in self-descriptions. The treat and referents to blame (which may be implicit and not denote particular people) are always outside the ingroup.

Utterance 1.

Я сказал, чего я не допущу -- это того, чтобы повторилась ситуация 1998 года, когда грохнулись все накопления граждан. И мы этого не допустили, но это действительно негативно сказалось на нашем развитии. Но, честно говоря, не мы в этом были виноваты. Это мировой финансовый, а потом и экономический кризис, который пришёл извне.

Utterance 2.

Мы к 2008 году планировали удвоить ВВП. И на базе удвоения строили социальные планы. В 2008 году мы практически достигли этой планки. Разразился мировой экономический кризис. Не по нашей вине, он пришёл к нам извне.

Utterance 3.

Есть и объективные обстоятельства, понимаете. Что можно сказать про персональную ответственность, если снизились цены на нефть на мировом рынке.

2. Attacking a rationale of the Other

Another important characteristic given to the opponents is directly opposed to the competence and professionalism found in Putin's self-descriptions and denotes people who are not qualified enough to even take part in discussions. It humiliates and belittles significance of the Others' perspective.

Utterance 1.

Ну, понимаете, это же недалёкие люди, которые читать-писать не умеют. Несут всякую фигню в Европарламенте по поводу одинаковой ответственности Гитлера и Сталина. Чушь это собачья просто. Надо посмотреть хронологию развития событий начиная с 1919-18 годов, как это всё происходило. Кто и какие подписывал документы с Гитлером. Кстати говоря, Сталин, как бы к нему ни относиться, он тиран там и так далее, но он не запятнал себя прямыми контактами с Гитлером, и нет ни одной подписи Сталин -- Гитлер. А вот Гитлер и премьер-министр Великобритании, Гитлер и премьер-министр Франции -- есть. Гитлер и руководитель Польши -- есть. И они с ним работали, с Гитлером, неоднократно встречались, сдали Чехословакию. Польша вместе с Гитлером поделила эту Чехословакию, и по сути, договорились с ними о вводе войск в Чехословакию. Единственное, что немцы им сказали, Гитлер сказал: «Только не в один день с нами, не будем друг другу мешать, мы не претендуем на то, на что вы претендуете -- на Тешинскую область». Это прямой сговор. Ну, прочитайте, всё в документах есть. Я вот из архива поднял это всё и посмотрел, почитал.

Utterance 2.

Но приравнивать Советский Союз или ставить на одну доску Советский Союз и фашистскую Германию это верх цинизма. Значит, люди не знают историю, читать и писать не умеют. Пусть они почитают документы того времени, пусть они посмотрят, как в 1938 году был подписан так называемый мюнхенский сговор, как мы говорим, когда лидеры ведущих стран - Франции, Великобритании - подписали с Гитлером соответствующее соглашение по разделу Чехословакии. Как повела себя в этой ситуации Польша, которая, как писал один из деятелей тогда, дипломатов, сделала все для того, чтобы поучаствовать в разделе Чехословакии. Как вел себя тогда Советский Союз, предлагая всем участникам международной жизни создать единый антифашистский фронт. И как, не создавая его, действительно старались подтолкнуть Гитлера к агрессии на восток.

Utterance 3.

Мы же понимаем, что это чушь. Мы понимаем, что всё это -- конъюнктура сегодняшнего дня.

Utterance 4.

Что касается ВАДА и решения ВАДА, я считаю, что это какое-то не только несправедливое, но и не соответствующее здравому смыслу и праву решение.

Utterance 5.

Зачем с такими вопросами тянуть, что поменяется? Разве лучше было бы, если с точки зрения тех, кто не понимает, что происходит, или как-то критически к этому относится, разве лучше было бы отправить правительство в отставку, а потом полгода его формировать? Вы представляете, что начнётся в стране?

The discourse dictates the attitude that ingroup participants have to take towards the outgroup, solidarizing through personal pronouns “We”. Words of negative connotation referring to Others go in line with expressing understanding and sensitivity of those who are part of We-discourse. It is the foundation for realization of discursive reality and strengthening of solidarity of the ingroup members, as well as distancing from the Others. The authoritativeness of the speaker is achieved by alluding to the documents and it contributes to stereotyping.

Linguistically, a rationale is attacked with the words loading strong negative connotation such as “direct conspiracy”, “chush' sobach'ya” denoting nonsense, “nedalekie lyudi” (foolish illiterate people), “nesut fignyu” (say stupid things).

3. Delegitimization through emotions: dramatization in depicting the hypothetical image of the future

Negative other-descriptions and exaggerated assumptions referring to future scenarios within the strategy of othering and dramatization effectively access cultural value system, especially Russia's high score on Uncertainty Avoidance (95). Construction of a balanced and stable situation is opposed to dangerous ambiguous situations. Putin's frequent use of rhetoric questions such as “Can you imagine what would break out in the country?” and constructing images through negatively connotated lexical choices (for instance, denoting fights, shake, imbalance; loss of jobs; etc) show clear distinction between safe space within the ingroup and threatening unknown contexts outside, appealing to the emotions of fear and making the recipient reproduce their cognitive elements, beliefs and values, in a direction which is advantageous for the dominant class.

Depicting a hypothetical future is an effective discursive strategy to legitimize political decisions and immediate action in present. It is a way politician exert their power addressing the future by employing specific linguistic choices and structures (Reyes, 2011). Scenarios of the future depicted by Putin appeal to negative emotions and contain exaggerations and negative assumptions, contributing to dramatization and transforming the attitude towards present situation, which is seen through the prism of these future scenarios.

Utterance 1.

Сегодня бутылку бросил, завтра стулом запустит, а потом машины будут громить. Нельзя этого допускать, нельзя распускаться.

Utterance 2.

Есть закон, и нужно его соблюдать. Иначе мы дойдём до ситуации полностью разбалансированной в стране. Иначе… мы что, хотим, чтобы у нас на улицах жгли машины?

Utterance 3.

Вот если не реагировать, будут жечь. Будут бить витрины, и от этого конкретные люди будут страдать.

Utterance 4.

Зачем с такими вопросами тянуть, что поменяется? Разве лучше было бы, если с точки зрения тех, кто не понимает, что происходит, или как-то критически к этому относится, разве лучше было бы отправить правительство в отставку, а потом полгода его формировать? Вы представляете, что начнётся в стране? Поэтому здесь люка во власти никогда не должно быть, никогда. Надо заранее всё спокойно, в деловой обстановке, продумав каждый шаг, подготовить, потом решение должно быть принято и реализовано. Здесь рассусоливать нельзя. Россия не такая страна, которая может, как Бельгия, оставаться без правительства целый год.

Linguistically dramatized assumptions are made up with literary figures, such as hyperboles (Today somebody throws a bottle, tomorrow a chair, and then cars are smashed to pieces), rhetoric questions and emotive language, vernacular and disapproving language, as well as comparison (Russia is not a country that can, like Belgium, remain without a government for a year) appeal to emotions of fear and uncertainty in unstable situations and complements an image of Russia as a great country with a unique path, superior to other countries' experience.

Negative representation of the opposition within the strategy of delegitimization includes a strong dichotomy between good and evil, military defense and its critics, depicting the Other as irrational, unauthoritative actors and a threat to the order that causes imbalance in the country. The strategy appeals to the emotions of fear and dramatizes an image of future.

Utterance 1.

Они здесь вот с демонстрантами занимаются, а завтра под пули пойдут.

Utterance 2.

А кто-то там в интернете распространяет информацию о том, что нужно убивать их детей. Это что такое? Это в отношении людей, которые под пули лезут, если Родина прикажет, для защиты интересов государства, общества и конкретных наших граждан? Это можно, знаете, как разбалансировать ситуацию в стране, мало не покажется, с этим не шутят.

In these cases, the image of the Other is based on generalized experience, simplified stereotyping, elimination of the information in order to put correct emphasis and dramatizing the situation. All these factors contribute to maximizing the distance between Us and Them and increasing the emotional impact.

Utterance 1.

Вы хотите попрыгать от радости, когда там драться будут, как на Украине либо где-то в другом месте?

Utterance 2.

Владимир Путин. А вот по методике Мирового банка в каждой стране получается свой средний класс. Он у нас есть, наша задача в том только заключается, чтобы укреплять этот средний класс.

Андрей Ванденко. Ну всё-таки хотелось бы, чтобы как во Франции, в Германии...

Владимир Путин. Не хотелось бы как во Франции.

Андрей Ванденко. Не хотелось бы?

Владимир Путин. Ну вот смотрите, что там происходит, чего хорошего-то? Там не переставая эти выступления идут, так? Целые отрасли экономики не работают. В ходе этих беспорядков 11 человек погибло, многие получили ранения, глаза выбиты резиновыми пулями. Чего ж хорошего-то? Вы этого хотите, что ли? Думаю, что нет.

The constructions of generalization in discourse are based on the descriptions made by an authoritative voice and asking non-alternative questions (Do you want this [violence], don't you?). The effect is maximized through particular lexical choices (to gauge out eyes, to fight).

The opposition between good and evil within the strategy of polarizing also takes place while comparing citizens of Russia and European countries and is based on an antithesis, which makes clear distinction between stability and uncertain contexts within the outsiders live.

Понимаете, они теряют рабочие места. У нас самая низкая безработица за всю историю сейчас. В этом плане мы ничего не потеряли. А они теряют рабочие места.

The predecessors in Putin's discourse also act as the Other, who is characterized by being destructive and inconsistent and whose mistake should not be repeated for the sake of stability and balance within the country. It is a process that can be characterized as the path “back to the future” (Koteyko & Ryazanova-Clarke, 2009), meaning that appeal to the predecessors' destructive forces take part in the construction of the image of present and hypothetical future.

Utterance 1.

И потом сами [большевики] развалились и страну за собой утащили.

Utterance 2.

Партия начала разваливаться - и страна за ней посыпалась. Этого нельзя было делать, это ошибка. Кардинальная, фундаментальная ошибка при государственном строительстве.

Current non-systematic opposition is equalized to this image of Other and is depicted through fixing negative connotations and appeal to the national memory.

Utterance 3.

Но если Вы вспомните, что было в 90-х годах, Вы же взрослый человек, ну бардак это был, а не парламент. Там драки были сплошные и невозможность принять ни одного решения. Хуже того -- знаете, что хуже того? А хуже то, что принимали решения, которые были невозможны к исполнению. Загнали практически экономику в тупик. Вот до чего это довело. Когда нет конструктивного обсуждения. Так вот, мой вопрос в чём? Вы хотите наблюдать, как там пляски устраивают? Или государственные решения принимают? И в этой связи не могу не вспомнить известного государственного деятеля России: «Вам нужны великие потрясения? А мне нужна Великая Россия». Я думаю, что всем нам нужна Великая Россия. А не шоу на различных уровнях политической власти.

In the given utterance, apart from linguistical realization of the strategy in lexical choices such as economy stuck in place (“tupik”), mess in the parliament (“bardak” and “plyaski”), there is a quotation in the direct speech which increases the effect of delegitimizing opponents as it appeals to national heroes.

Conclusion

linguistic strategies image politician

In this paper I examined formation of a positive image of a politician from the perspective of linguistics and critical discourse studies.

The study demonstrates correlations between the choices of strategies for creating a positive image of Vladimir Putin and cultural value system, based on the dimensions of Hofstede's theory and social-historical context. The analysis confirms that strategies of legitimization and delegitimization are actively applied in the image formation and match the ideological structures of discourse aimed at polarizing between the ingroup and outgroup with an emphasis on positive self-descriptions and negative other-descriptions through moral evaluations, rationalization, authorization, intensification in depicting dramatized future scenarios and appealing to emotions, which have their linguistical realizations in particular lexical choices especially with negative connotations, evaluative attributions, metaphors with strong emotional loading, rhetorical questions, hyperboles, anthroponyms, quotations in the direct speech, synecdoches, antitheses, conditional structures, etc. The data suggests that the speaker effectively accesses cultural value system both explicitly and implicitly to ensure the loyalty of the audience and achieve the main goal of political discourse of maintaining power by means of reaching and controlling cognitive structures of recipients and constructing discursive reality which addresses the audience's expectations.

The conducted research has several potential limitations that should be noted. Firstly, the study focused on dialogical verbal engagements of Vladimir Putin in the end of 2019 and the beginning of 2020. Although sample texts are voluminous and encompass various discursive topics relevant for the analysis, they can be extended in further research to trace more strategies and linguistic realizations involved in formation of his image. Secondly, the research is limited by the chosen methodological choices. Being a qualitative and interpretive analysis made in the framework of CDA, the current study pays more attention to the researcher's interpretation of data and the analysis of meanings, rather than pure linguistical phenomena, and further research may deeper study correlation between linguistical realizations of particular discursive strategies employed by the speaker.

This study contributes to the field of critical discourse analysis by revealing linguistic strategies recently applied by Russian President in order to create a positive image and by distinguishing sociocultural drivers behind them, adopting Hofstede's concept of cultural dimension. It may be found useful in further diachronic research studying changes in discursive topics and strategies adopted by the politician during all years of his presidency.

References

1. Angermuller, J., Maingueneau, D., & Wodak, R. (Eds.). (2014). The discourse studies reader: Main currents in theory and analysis. John Benjamins Publishing Company.

2. Bronstein, J. (2013). Like me! analyzing the 2012 presidential candidates' facebook pages. Online Information Review.

3. Budaev, E. V., & Chudinov, A. P. (2007). Osnovnye etapy razvitiya i napravleniya politicheskoj lingvistiki. [Key development stages and directions within political linguistics]. Yazyk. Tekst. Diskurs. p. 89. [Language. Text. Discourse]. (in Russian)

4. Budaev, E. V., & Chudinov, A. P. (2012). Metafora v politicheskoj kommunikacii. [The metaphor in political communication]. Obshchestvo s ogranichennoj otvetstvennost'yu FLINTA. (in Russian)

5. Burgers, C., Konijn, E. A., & Steen, G. J. (2016). Figurative framing: Shaping public discourse through metaphor, hyperbole, and irony. Communication Theory, 26(4), 410-430.

6. Cap, P., & Okulska, U. (Eds.). (2013). Analyzing genres in political communication: Theory and practice (Vol. 50). John Benjamins Publishing.

7. Chilton, P., & Schдffner, C. (Eds.). (2002). Politics as text and talk: Analytic approaches to political discourse (Vol. 4). John Benjamins Publishing.

8. Fairclough, N., & Wodak, R. (1997). Critical discourse analysis. Discourse studies: A multidisciplinary introduction, 2, 258-284.

9. Fairclough, N. (2009). A dialectical-relational approach to critical discourse analysis in social research. Methods of critical discourse analysis, 2, 162-187.

10. Fetzer, A., & Lauerbach, G. E. (Eds.). (2007). Political discourse in the media: Cross-cultural perspectives (Vol. 160). John Benjamins Publishing.

11. Filinskij, A. A. (2002). Kriticheskij analiz politicheskogo diskursa predvybornyh kampanij 1999-2000 gg. [Critical Discourse Analysis of 1999-2000' election campaigns]. Doctoral dissertation, Tver State Universary. (in Russian)

12. Foucault, M. (1972). The archaeology of knowledge, trans. AM Sheridan Smith. London: Tavistock, 182.

13. Gee, J. P., & Handford, M. (Eds.). (2013). The Routledge handbook of discourse analysis. Routledge.

14. Hostede, G., & Hofstede, G. (1991). Cultures and organizations: Software of the mind. New York: McGrawHill, 1997, 23-47.

15. Howe, N. (1988). Metaphor in contemporary American political discourse. Metaphor and Symbol, 3(2), 87-104.

16. Hutchings, S., & Rulyova, N. (2009). Television and culture in Putin's Russia: remote control. Routledge.

17. Jancsary, D., Hцllerer, M. A., & Meyer, R. E. (2016). Critical analysis of visual and multimodal texts. Methods of critical discourse studies, 3, 180-205.

18. Koteyko, N., & Ryazanova-Clarke, L. (2009). The path and building metaphors in the speeches of Vladimir Putin: back to the future?. Slavonica, 15(2), 112-127.

19. Kreis, R. (2017). The “tweet politics” of President Trump. Journal of Language and Politics, 16(4), 607-618.

20. Lazarsfeld, Paul F. Radio and the Printed Page: An Introduction to the Study of Radio and Its Role in the Communication of Ideas. New York: Duell, Sloan, and Pearce, 1940

21. Lillian, D. L. (2008). Modality, persuasion and manipulation in Canadian conservative discourse. Critical Approaches to Discourse Analysis across Disciplines, 2(1), 1-16.

22. Liсбn, M. V. (2010). History as a propaganda tool in Putin's Russia. Communist and Post-Communist Studies, 43(2), 167-178.

23. Maslova, V. A. (2008). Politicheskij diskurs: jazykovye igry ili igry v slova?. [Political discourse: language games or playing words?]. Politicheskaja lingvistika, p. 24. [Political linguistics]. (in Russian)

24. Mullins, W. A. (1972). On the concept of ideology in political science. American Political Science Review, 66(2), 498-510.

25. Musolff, A. (2004). Metaphor and political discourse. Analogical Reasoning in Debates about Europe. Basingstoke, 14.

26. Pavkoviж, A. (2017). Sacralisation of contested territory in nationalist discourse: a study of Miloљeviж's and Putin's public speeches. Critical Discourse Studies, 14(5), 497-513.

27. Reisigl, M. (2017). The discourse-historical approach. In The Routledge handbook of critical discourse studies (pp. 44-59). Routledge.

28. Reyes, A. (2011). Strategies of legitimization in political discourse: From words to actions. Discourse & Society, 22(6), 781-807.

29. Schaffner, C. (1996). Political speeches and discourse analysis. Current issues in language & society, 3(3), 201-204.

30. Sharifian, F. (2009). Figurative language in international political discourse: The case of Iran. Journal of Language and Politics, 8(3), 416-432.

31. Silverstein, M., Blommaert, J., Caton, S. C., Koyama, W., Tsitsipis, L. D., & Silverstein, M. (2004). “Cultural” concepts and the language-culture nexus. Current anthropology, 45(5), 621-652.

32. Sinel'nikova, L. N. (2009). Politicheskaja lingvistika: koordinaty mezhdisciplinarnosti. [Political Linguistics: Coordinates of Interdisciplinarity]. Politicheskaja lingvistika, p. 30. [Political linguistics]. (in Russian)

33. Tsyrlina-Spady, T., & Stoskopf, A. (2016). Russian History Textbooks in the Putin Era: Recycling iconic heroes and casting faithful citizens.

34. Tsyrlina-Spady, T., & Stoskopf, A. (2017). Russian history textbooks in the Putin era: Heroic leaders demand loyal citizens. In Globalisation and Historiography of National Leaders (pp. 15-33). Springer, Dordrecht.

35. Van Dijk, T. A., & Kintsch, W. (1983). Strategies of discourse comprehension.

36. Van Dijk, T. A. (2002). Political discourse and political cognition. Politics as text and talk: Analytic approaches to political discourse, 203, 203-237.

37. Van Dijk, T. A. (2006). Discourse and manipulation. Discourse & society, 17(3), 359-383.

38. Van Dijk, T. A. (2008). Discourse and power. Macmillan International Higher Education.

39. Van Dijk, T. A. (2014). Discourse and knowledge: A sociocognitive approach. Cambridge University Press.

40. Van Leeuwen, T., & Wodak, R. (1999). Legitimizing immigration control: A discourse-historical analysis. Discourse studies, 1(1), 83-118.

41. Weingast, D. E. (1950). Walter Lippmann: A content analysis. Public Opinion Quarterly, 14(2), 296-302.

42. Wilson, J., Schiffrin, D., Tannen, D., & Hamilton, H. (2001). Political discourse. The handbook of discourse analysis.

43. Wodak, R. (2009). The discourse of politics in action: Politics as usual. Springer.

44. Wodak, R. (Ed.). (1989). Language, power and ideology: Studies in political discourse (Vol. 7). John Benjamins Publishing Company.

45. Wodak, R., & Meyer, M. (Eds.). (2015). Methods of critical discourse studies. Sage.

46. Wodak, R., & Reisigl, M. (2001). The Semiotics of Racism. Approaches in Critical Discourse Analysis. Passagen Verlag.

Appendix

The Hofstede Model of national culture Russia's scores on Hofstede's dimensions

(https://www.hofstede-insights.com/country/russia/)

Размещено на Allbest.ru