Концепт и способы его актуализации в идиостиле В.П. Астафьева

Контекстное семантическое осложнение фразеологизма, «сгущение» смыслов Ї характерная черта идиостиля писателя. Фразеологизмы с компонентами, содержащими сему 'вода', в астафьевском тексте включаются в общую для автора идею акватичности мира, формируют сложные бытийные смыслы: вода Ї творчество, вода Ї жизнь, вода Ї смерть, вода Ї духовное родство и преемственность и др.

Метафорические способы актуализации идеи воды в идиостиле В. П. Астафьева. Кроме символического способа актуализации концепта [вода], проявляющего в прямых номинациях и фразеоединицах, в идиостиле В. П. Астафьева выявлены категориальные (метафорические) сдвиги, представленные в виде серийных метафор и метафорических комплексов (сложных метафорических построений, нередко обратимого характера), развивающих аналогию к воде и с водой. Метафоры и метафорические комплексы образуют семантические пространства вода-человек, вода-хаос, вода-гармония (музыка), вода-жизнь и др. В частности, антропоморфный код писателя отражают метафорические модели, в которых реализуется аналогия вода-человек, когда течение воды эквивалентно ходьбе (Ерзовка прошла, очистилась ото льда, а речка Ельцовка еще стояла), вода наделена чертами характера (была вот все лето [река] злая, мутная, неласковая), в том числе разгульного человека (гулевая вода), у воды (реки) есть имя (горная река, имя которой, точно капля меда прилипает к языку), вода обладает семейным статусом ([ключи и речушки] еще волнуют веснами любимую и непокорную дочь его [дедушки-Урала] Чусовую). Антропоморфную основу имеют и метафоры воды-хаоса (речка Валавуриха в короткую весеннюю водополицу дурела и делалась похожа на колхозного овощевода Парасковьина, который ... раз в месяц, а то и в два … напивался).

Обратимый характер свойствен сравнительно-метафорическим комплексам, развивающим аналогию вода-жизнь (судьба):

1) Реки рождаются в блаженной, вечной тишине… Низкое, скупое на тепло и щедрое на свет солнце все же оплавляет спрессованные, тяжелые, как свинец, валы снегов, и разбегаются во все стороны юркие ручейки. Еще малые, еще хилые, тут же совсем близко сходятся они вместе и вперехлест, весело заплетаясь на ходу, катятся вниз по камням и осыпям. Вниз! Вниз! С хохотом и звоном. И уже не остановить их, не вернуть. Реки -- что человеческие судьбы: у них много поворотов, но нет пути назад («Марьины коренья»).

2) Жисть наша, как река после лесосплава -- одне коряги остались, топляки, ломь древесная, жерди, мусор. Все путное вниз по Анисею уплыло, слепым потоком разнесено, по кустам застряло, по морям развеяно, по волнам рассеяно да перемолото. А мы толкали, мы толкали баграми, руками, шестами -- плыви, жисть, к какому тебя берегу прибьет, как тебя изломает, одному Богу известно... («Слово умирающей тетки»).

Как показывают примеры, межтекстовая обратимость тропов у В. П. Астафьева порождает обратное соотношение метафор и сравнений. В первом примере сравнение реки -- что человеческие судьбы замыкает метафорический ряд, при этом сравнение основывается на одиночных метафорах, объединяющихся в ассоциативное поле «Детство»: это метафоры рождения, катания с горки, смеха, речи - Вниз! Вниз! С их помощью вводится идея активного начала, идея способности повлиять на жизнь-судьбу. Во втором примере сравнение, напротив, открывает метафорический ряд. По-видимому, можно говорить даже о целостной развернутой метафоризации сравнения жисть наша, как река после лесосплава, представляющей собой синонимический ряд метафор. Целостное метафорическое осмысление основывается в этом случае не на ассоциативном сближении, а на лексико-грамматических свойствах высказываний. В этом контексте происходит наложение двух семантических полей: лексического поля «Страдание» (слова с семой 'хаос' - ломь древесная, жерди, мусор) и грамматического поля «Пассивность» (писатель нанизывает страдательные причастия и высказывания с безличной семантикой).

С помощью обратимых метафорических комплексов писатель создает макротекстовую кольцевую композицию, в которой отражаются разные представления о жизни и судьбе - в детстве, когда еще все впереди, и в старости, когда уже все позади. В детстве представляется, что можно повлиять на судьбу, - отсюда и слова с активной семантикой; в детстве все житейские невзгоды кажутся незначительными, над ними можно возвыситься, их можно не принимать в расчет, поэтому и актуализируется идея смеха. В старости, напротив, человек может оглянуться назад и осмыслить, что над своей судьбой он был не властен (грамматическая пассивность) и радоваться нечему (лексика хаоса). В детстве кажется, что все дороги открыты (разбегаются во все стороны… ручейки), в старости - что есть только одна дорога, предопределенная свыше (одному Богу известно). Эта дорога - река Анисей. Так В. П. Астафьев подчеркивает значимость не абстрактного, всеобщего бытия человека в мире, а конкретной человеческой жизни.

Метафоры и метафорические комплексы позволяют автору передать характеристики сложных сторон эмоциональной сферы человека, логически трудно выразимых аспектов мироустройства и сути искусства. При этом авторское, астафьевское является одновременно и системным, и асистемным, приближенным к общеязыковой и этнокультурной системам и удаленным от них, что в целом свидетельствует об авторской «многосистемности» [Лотман, 1972].

Прецедентные тексты. Апеллирование к текстам культурной памяти, в которых актуализированы акватические идеи, вскрывает еще одну грань картины мира и идиостиля В. П. Астафьева.

Общие принципы классификации текстов культурной памяти в идиостиле В. П. Астафьева следующие: по объему цитирования (от строчки до целого текста), по степени известности (известные или малоизвестные), по степени формальной и/или семантической сохранности (сохранение формы и содержания; сохранение формы, но трансформация содержания; разрушение формы при сохранении основной идеи; переоформление и переосмысление), по принадлежности к индивидуальному и/или коллективному творчеству (авторские, авторские как народные и коллективные), по жанровой принадлежности (стихи, песни, обряды, ритуальные действия) и др.

Обращение к предшествующим текстам культуры имеет текстообусловленный характер. Например, текст «Есенина поют» имеет риторическое построение, когда астафьевское слово является отзвуком и диссонансом по отношению к есенинскому слову, при этом границы между «своим» и «чужим» размываются: «Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел...»… Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей… Плачет тальянка, плачет. Только не там, не за рекою, а в моем сердце.

Синкретизм идей времени и воды. Концепты [время] и [вода] имеют частичные пересечения, которые обнаруживаются в средствах и способах актуализации темпоральных и акватических представлений и идей. Об этом свидетельствует двойственная семантическая квалификация астафьевских прямых номинаций (короткая весенняя водополица) и фразеологически связанных номинаций (большая вольная вода вечности). Нерасчлененное единство составляют описания обрядовых действий с водой на Троицу, причета-плача в Вербное воскресенье и др. Общность идей времени и воды проявляется при синонимическом сближении номинаций времени и воды: ...на скале, обкатанной дождями и временем ... растет береза; в том числе в синонимичных антропоморфных метафорах: Всю зиму гуляло по чердаку и сараю ветреное, пряное лето; ...не заметили дождя, мелкими шажками подкравшегося к нам из-за леса, что позволяет говорить о парадигматических связях единиц АСП «ВРЕМЯ» и «ВОДА» и, следовательно, о пересечениях концептов [время] и [вода].

Текстовый характер связи идей времени и воды раскрывается в астафьевском тексте «Снежинка»:

Но однажды, в миг озаренья, отчаянья ли, решилась [кудесница] на самое невероятное, убрала и самое лодью с центра кружева, оставив лишь по краям, в белой каемке, маленькие, легкие лодейки,-- и плывут они по обводному каналу вокруг бела-озера, плывут и никуда уплыть не могут -- заворожила их чистая вода, и весело им вместе быть -- хороводиться.

… плетут незатейливые кружева древние плетеи, а видится явственно -- отсюда исток, отсюда льется, течет белая реченька к тому дивному, бесценному кружеву, отсюда отчалила и плывет в вечность легкая, сказочная лодья и, не истаивая на лету, накрывает землю тихой белизной легкокрылая снежинка.

Интерпретируя произведение народного искусства (кружева), В. П. Астафьев развивает древнейшие славянские представления о молочной реке, символизирующей первоначала жизни и идеальный мир, и задает пространственно-временные границы идеальной картины мира. В частности, номинации хороводиться, плыть по обводному каналу вокруг бела-озера, актуализирующие идею круга, осмысляются как идеальное начало, начало порядка, согласия, мировой гармонии, а также как пространственный предел распространения этого порядка. Кроме того, круговое движение вводит идею циклического времени. Об этом свидетельствуют этимологические значения слова время 'коловращение', 'кружение' и т. п. Вместе с тем, номинации исток, белая реченька, отчалила, плывет в вечность представляют собой прообраз линейного времени, в котором есть абсолютное начало (первовремя) и в котором предопределен конец -- вечность. Следовательно, вода - это первовещество, из которого «родятся» циклическое и линейное время.

Текстовая обусловленность аквасимволов позволяет установить, что концепт [вода] имеет текстообразующую функцию. Если символ, по Ю. М. Лотману, это ген сюжета, то концепт, актуализированный в слове-символе, является геном астафьевского текста как текста культуры. Актуализаторы концепта вскрывают не только внутренние лингвистические связи и смысловую структуру текста, но и его обусловленность этнокультурным пространством. Способность концепта к текстообразованию проявляется в формировании внутреннего сюжета текста, своеобразного текста-в-тексте, который в тексте «Снежинка» выглядит как текст об идеальном мире воды-времени.

Таким образом, АСП «ВОДА» включает разнообразные нерядоположенные единицы-актуализаторы концепта [вода]. Разнообразие средств и способов актуализации концепта [вода] объясняется сложностью самого концепта, соединением в нем различных представлений и идей, имеющих этнокультурный и/или индивидуальный характер. Доминантным способом актуализации концепта [вода] в идиостиле В. П. Астафьева является символический, который проявляется а) в актуализации символических потенций прямых номинаций; б) в актуализации символических потенций аквакомпонентов, формирующих фразеологизмы; в) в метафорах, ориентированных на традиционную символику воды; г) в ассоциативно-символическом потенциале слов с аквасемантикой, вскрывающемся на соотношении «своего» и «чужого» слова (текста-в-тексте).

Разные актуализаторы концепта [вода] способны передавать близкие смыслы, но не обнаруживают полной изосемантичности, различаясь и балансируя на смысловых нюансах для выражения общего метафизического смысла бытие. Это позволяет сделать вывод о том, что В. П. Астафьев видит мир в его недооформленности, зыбкости, переливании пространств, вещей, предметов, природы, времени.

В Заключении обобщаются основные выводы, сформулированные в предыдущих разделах, определяются перспективы исследования.

АСП позволяет установить набор представлений и идей, образующих концепт, а также средства и способы актуализации этих представлений и идей.

Выявленные ведущие способы актуализации концептов (метафоричность слова и символическое словоупотребление) демонстрируют не только типичные для В. П. Астафьева стилистические приемы, но и характерные черты авторского взгляда на мир, оценки им сущностных аспектов бытия. Значимым для астафьевской картины мира является мифопоэтическое соотнесение человека и мира, антропокосмическое по своей сути. Рассматривая природное и человеческое в их взаимопроникновении, В. П. Астафьев активно пользуется целым набором метафорических моделей, которые позволяют писателю передать сложные онтологические, аксиологические и эстетические смыслы.

Основными способами актуализации исследованных концептов в лирико-философском тексте «Затесей» являются «объясняющие», концептуальные метафоры и идиоэтнические символы, получающие в авторском применении дополнительные символические смыслы. Придавая этим средствам языка культурно-комментирующий смысл, писатель пользуется разнообразными текстовыми приёмами пересемантизации и переоформления общекультурного и общеязыкового знака (восстановление этимологических связей слова, контактное сближение слов разной семантики, обновление внутренней формы слова и фразеологизма, наложение и развертывание метафор, комбинация символов и пр.). Сложный характер идиостиля В. П. Астафьева, выраженный в сопряжении метафор и символов, в стирании границ между метафорой и символом, может быть обусловлен жанровой природой и композицией «Затесей». Метафора стремится уловить конкретное, сиюминутное переживание и коррелирует с лирическим характером «Затесей». Философский характер «Затесей», напротив, предопределяет осмысление бытия в универсальных категориях посредством символического обобщения. Авторская ориентация конкретных метафор на идиоэтнические символы ведет к формированию концептуальных метафор, когда частное переживание соотносится с общекультурным опытом и адаптируется к предыдущим текстам, образуя композицию «Затесей» как целого текста дневникового характера.

Концепты [время] и [вода] актуализируются преимущественно в текстовом пространстве, в котором максимально проявляется а) их ассоциативная природа, б) связь с общей концепцией текста, в) текстообразующая функция и г) обусловленность этнокультурным пространством. В пределах конкретного текста ярко выражается и частичный синкретизм идей времени и воды.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Бобкова Ю. Г. Живое слово народной речи в художественном стиле В. П. Астафьева / Ю. Г. Бобкова // I Астафьевские чтения (Пермь, 17 - 18 мая 2002 г.). -- Пермь, 2003. -- С. 37 38.

Бобкова Ю. Г. Окказиональный топоним Краесветск в тексте повести В. П. Астафьева «Кража» / Ю. Г. Бобкова // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания: материалы всеросс. науч.-практ. конф. (Пермь, 26 - 27 февр. 2003 г.). -- Пермь, 2003. -- Ч. 1. -- С. 90 - 101.

Бобкова Ю. Г. Символика воды в текстах ранних произведений В. П. Астафьева / Ю. Г. Бобкова // Астафьевские чтения (Пермь, 17 - 18 мая 2003 г.). -- Пермь, 2004. -- Вып. 2. -- С. 27 -- 32.

Бобкова Ю. Г. Автоцитата в тексте повести В. П. Астафьева «Стародуб» / Ю. Г. Бобкова // Феномен В.П. Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца ХХ века: сб. матер. I междунар. науч. конф., посвящ. творчеству В. П. Астафьева (Красноярск, 6 - 9 сент. 2004 г.). -- Красноярск, 2005. -- С. 157 -- 162.

Бобкова Ю. Г. «С пеной на губах…»: Метафора и символ в тексте повести В. П. Астафьева «Стародуб» / Ю. Г. Бобкова // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания: сб. ст. по матер. междунар. науч.-практ. конф. (Пермь, 2 - 4 марта 2005 г.). -- Пермь, 2005. -- Ч. 1. -- С. 181 -- 185.

Бобкова Ю. Г. Словесные умолчания в прозе В. П. Астафьева / Ю. Г. Бобкова // Астафьевские чтения (Пермь, 19 -- 21 мая 2005 г.). -- Пермь, 2005. --Вып. 3. -- С. 146 -- 153.

Бобкова Ю. Г. От концепта к области его актуализации / Ю. Г. Бобкова // Этнокультурные константы в русской языковой картине мира: генезис и функционирование: матер. междунар. науч. конф. (Белгород, 29 сент. -- 1 окт. 2005 г.). -- Белгород, 2005. -- С. 22 -- 27.

Бобкова Ю. Г.Концепт в философских исследованиях, или Штрихи к философскому «портрету» концепта / Ю. Г. Бобкова // Филолог: науч.-метод. журнал Перм. гос. пед. ун-та. -- 2005. -- № 7. -- С. 71 -- 76.

Бобкова Ю. Г. Заглавия у В. Астафьева как самостоятельный фрагмент художественной картины мира писателя / Ю. Г. Бобкова // Вестн. Поморского ун-та. Сер. «Гуманитарные и социальные науки». -- 2006. -- № 6. -- С. 263 - 268.

Бобкова Ю. Г. Окно в художественных мирах астафьевских текстов / Ю. Г. Бобкова // Дом в культурных традициях Пермского Прикамья: матер. всеросс. науч.-практ. конф. («Строгановские чтения», Усолье, 15 -- 18 сент. 2006 г.). -- Березники, Усолье, 2006. -- Ч. 1. -- С. 78 -- 85.

Размещено на Allbest.ru