чах'са-х' акина-ит, надо его hупсии-ть

суп-ABS.SG горячий-3SG надо его дуть-INF

“Суп - горячий, надо на него подуть”

илааса-й немножко, я буду ука-аг'аа-ть скоро

ждать-IMP немножко я буду сюда-двигаться-INF скоро

“Подожди немножко, я скоро приду”

камга-м ула-а когда сихи-ла-л-и,

молитва-REL.SG дом-3SG.POSS когда ломать-DISTR-PAST-PL

икоона-н икса-ча-л-и

икона-PL место-CAUS-DISTR-PAST-PL

“Когда ломали церковь, иконы закопали”

Несмотря на то, что почти все без исключения части структуры ЯАМ могут быть легко идентифицированы с точки зрения их происхождения, ЯАМ представляет собой самостоятельную языковую систему, не сводимую ни к одному из языков-источников. Характеризуя соотношение русской и алеутской «составляющих» в ЯАМ, необходимо отметить, что «типологическое расстояние» между алеутским и русским языками в ЯАМ преодолевается скорее в сторону алеутского, а не русского языка: фонологическая система представляет собой компромисс между алеутской и русской фонологическими системами, хотя и с большей долей алеутских черт; в морфологии, организованной по агглютинативному принципу, преобладание алеутских черт наиболее заметно; синтаксис представляет собой компромиссное сочетание алеутского и русского при несколько большем процентном соотношении русских черт, но при этом ЯАМ сохраняет некоторые принципиально важные синтаксические механизмы АЯ. Однако важнейшим подтверждением типологической направленности от русского к алеутскому служит тот факт, что абсолютно все алеутские «составляющие» представлены в ЯАМ без искажений, в том же самом виде, в каком они существуют в АЯ (исключение - фонологическая система), в то время как почти все русские по происхождению элементы в той или иной степени искажены или сильно упрощены по сравнению с соответствующими русскими. Такая ситуация позволяет предположить, что «создателями» ЯАМ были люди, для которых АЯ был родным, а русский вторым языком. Возможно, речь могла бы идти о существовании в XIX веке на территории Русской Америки особого варианта русского языка, наподобие того, что в креолистике принято называть интерязыком, - это послужило бы объяснением отличий русской составляющей ЯАМ от стандартного русского. Однако эта гипотеза, высказанная нами ранее, не нашла подтверждения в ходе экспедиционной работы на Аляске в 2008 году с потомками русских промышленников и креолов. Не имея никаких контактов с Россией с момента продажи Аляски США, самое старшее поколение тем не менее и сегодня сохраняет русский язык, который не обнаруживает никаких общих грамматических черт с «русской составляющей» ЯАМ (это не относится к лексике). Отклонения от стандартного русского среди современных носителей русского языка на Аляске можно трактовать в рамках процессов, типичных для языковой аттриции: утрата согласования по роду между прилагательными и существительными, утрата противопоставления по виду и др.). В поисках объяснения причин отклонения русской составляющей ЯАМ нельзя исключать также возможность того, что наблюдаемый в структуре ЯАМ некоторый «крен» в алеутскую сторону мог быть причиной позднейшей реэкспансии АЯ.

ЯАМ характеризуется высокой степенью вариативности. При этом в ЯАМ есть некоторые «стержневые» участки системы, которые не подвержены вариативности, в то время как некоторые другие вполне допускают свободный выбор одного из синонимичных вариантов, своего рода дублетов, сформировавшихся на базе одного из языков-источников. Возможно, «нормой» в ЯАМ в каждом случае был «более алеутский» вариант, и большая «русификация» стала возможна довольно поздно, в период полного доминирования русского языка и приближения ЯАМ к состоянию «языковой смерти».

Специфичность структуры ЯАМ ограничила выбор методов сбора полевого материала. Переводной метод был исключен: если в случае с беринговским д-том он еще мог найти применение, пусть и чрезвычайно ограниченное, то при переводе с русского на медновский, информанты незаметно для них самих переходили на русский Заслуживает упоминания наблюдение, сделанное еще Г. А. Меновщиковым: носители ЯАМ отрицают какое-либо сходство своего языка с русским. Отметим попутно, что носители ЯАМ говорят по-русски с заметным акцентом.. При сборе материала ЯАМ мы в основном ориентировались на запись спонтанных текстов (в том числе диалогов) бытового характера.

В разделе 2 Фонетика и фонология представлены основные сведения о системе фонем ЯАМ и особенностях их реализации в речи. Значительную часть фонемного инвентаря составляют фонемы, общие (близкие) и для АЯ и для русского. Однако некоторые фонемы, например, так называемые глухие сонанты и увулярные, специфичны для АЯ. Под влиянием русского языка в ЯАМ (в алеутских по происхождению словах) появились лабиальные: смычные /п/, /б/ и фрикативные /ф/ и /в/, причем /п/ и /б/ в алеутских словах возникли в результате переразложения существовавшего в аттуанском д-те Алеутскую основу ЯАМ составляет диалект о. Атту, ныне исчезнувший. В реферируемой работе это подтверждается прежде всего проведенным анализом звукового строя, на это указывают и некоторые морфологические показатели (напр., мн.ч. -н). Аттуанский - один из хуже всего документированных диалектов АЯ, сведения о нем содержатся в неопубликованной грамматике В. И. Иохельсона и некоторых работах К. Бергсланда. Несмотря на то, что аттуанский диалект отличается от других диалектов, эти отличия не столь уж значительны. Поэтому при исследовании структуры ЯАМ результаты, полученные в части I реферируемой работы, служили отправной точкой. билабиального /v/. Все слова, пришедшие в позднейший период из русского языка, практически не подвергаются фонетической адаптации. Поэтому таблица фонем, представленная в работе, включает как фонемы алеутские по происхождению, так и русские. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что в рамках фонологического пространства ЯАМ сосуществуют две фонологические системы - алеутская и русская. В этом принципиальное отличие ЯАМ от многочисленных креольских языков, в которых складывается собственная фонологическая система.

ЯАМ унаследовал от АЯ агглютинативные принципы организации словоформы, и поэтому на морфемных швах обнаруживает минимальные фономорфологические изменения. Для предотвращения стечения гласных при присоединении к основе русских по происхождению словоизменительных показателей глагола (см. ниже) используется традиционный разделительный сонант /й/; однако в отдельных случаях он может и не использоваться, и, таким образом, допускается стечение гласных по типу, присущему русскому языку.

В разделе 3 Морфология отмечается, что по технике соединения морфем ЯАМ является агглютинативным. ЯАМ, так же как и АЯ, беспрефиксальный. Единственное исключение - показатель отрицания (от русской частицы не) в препозиции к глаголу.

Части речи. Выделяются следующие части речи: имена, личные местоимения, глаголы, числительные, указательные слова, вопросительные слова, послелоги, наречия, союзы, частицы, междометия.

Имя. Все грамматические категории имени ЯАМ унаследовал из аттуанского д-та АЯ. Имена изменяются по трем числам (ед., дв, мн). В ЯАМ, как и во всех алеутских д-тах, два падежа - абс.п. и отн.п. По сравнению с АЯ, отн. п. имеет на одну функцию меньше - он только маркирует имя-посессор в посессивном сочетании. В ЯАМ, как и в АЯ вообще, нет класса прилагательных, и определительные отношения выражаются посессивным сочетанием двух имен: ула-м улууйа-а «красный дом» (дом-REL.SG краснота-3POSS.SG). В ЯАМ также представлен «второй отн. п.», показатель которого маркирует в трехчленном посессивном сочетании имя-посессор в том случае, когда оно одновременно является именем-обладаемым: уухозам hузу-ган илин'и “на всех ухожах (охотничье-промысловых участках)”. Абс. п. оформляет имя в позиции подлежащего и прямого дополнения. ЯАМ имеет такую же, как в АЯ, систему посессивных показателей для 1, 2, 3 и 3 кореферентных лиц.

ЯАМ сохранил ту же систему именных словообразовательных суффиксальных морфем, которая представлена в АЯ: аxсину-куча-н' “моя маленькая дочь”; анг'аг'ина-чхиза-х' “хороший человек”; ига-аси-х' “крыло” (букв. “инструмент для летания”) и др.

Местоимения. Все личные местоимения, которые могут занимать при глаголе-сказуемом позицию подлежащего (субъектные местоимения) и дополнения (объектные местоимения), по происхождению русские. Субъектные местоимения могут употребляться в предложениях со сказуемым в настоящем, прошедшем и будущем временах, однако существует тенденция не употреблять их в наст. вр. и буд. вр., так как парадигмы финитного глагола в этих случаях позволяют различать лицо. В прошедшем времени, в котором глагольная парадигма не дифференцирует лица, личные местоимения употребляются всегда, если лицо не определено контекстом.

ЯАМ сохранил алеутские (квази)рефлексивные маркеры для 3 лица («возвратные местоимения»), ср. местоимение тин в примере: айагаа тин ах'сачал “его жена заболела”. Объектные местоимения АЯ для 1 и 2 л., которые в АЯ также употребляются как рефлексивные, сохранились и в ЯАМ. В 3 л. они могут факультативно замещаться русскими возвратными местоимениями: маамкан' укук'ун'и себя Все русские по происхождению слова (кроме тех заимствованных слов, которые проникли во все диалекты АЯ на самом раннем этапе алеутско-русских контактов и подверглись полной фонетической адаптации) даются в традиционной орфографии: себя, а не сибя; его, а не иво; они, а не ани и т.д.

ак'ачаали “к матери-моей зрение вернулось”.

В позиции косвенного дополнения употребляются как алеутские, так и русские по происхождению формы местоимений, ср. н'ун “мне” и “ему” в примерах: проволоках' н'ун к'ан'иий “проволоку мне согни”; я ему ещо ибйаал “я ему еще положил [еды]”.

В ЯАМ могут факультативно использоваться русские притяжательные местоимения, которые дублируют значение притяжательных показателей: иглун' у меня 'агал ман гоодах' “внук-мой у меня вырос в этом году”; у него кабии ангийгааит “у него голова-его умная”.

Глагол. В глаголе представлены обязательные (грамматические) категории лица-числа и времени-наклонения, которые передаются русскими по происхождению морфологическими показателями. В наст. вр. обе категории выражены синкретически (см. Таблицу 1). Прош. вр. маркируется показателем -л; в прош. вр. мн.ч. имеет специальный маркер -и. Лицо в прош. вр. факультативно передается личными местоимениями я, ты, он и т.д., которые или занимают позицию подлежащего, или энклитически присоединяются к финитному глаголу. Грамматического рода в ЯАМ нет, однако русский по происхождению показатель ж.р. -а может факультативно использоваться в глаголе (только если говорит женщина). Примеры: аамгих' йуу-ит “кровь течет” (наст.вр.); укинах' к'ичигаа-ит “нож - острый” (наст.вр.); к'игнах' уг'аа-л “костер погас” (прош.вр.); я hусуг'лии-л-(а) “я чихнула” ; чиг'анам ила мы ибаг'аа-л-и “В речке мы рыбу-удили” (прош.вр.).

Таблица 1. Личные показатели глагола

	Настоящее время	Прошедшее время
	Ед.ч.	Мн.ч.	Ед.ч.	Мн.ч.
1 л.	-йу	-им	-л/ -ла	-л-и
2 л.	-иш	-ити	-л/ -ла	-л-и
3 л.	-ит	-йут	-л/ -ла	-л-и

Буд. вр. в ЯАМ, как и во всех д-тах АЯ, выражено аналитическим сочетанием, возникшим на базе соответствующего русского: вспомогательный глагол буд- (бу-), оформленный личными показателями + инфинитив (-ть) основного глагола: сунах' буд-им hусии-ть “[мы] пароход будем нагружать”; ты бу-ш тин уг'ачаа-ть “ты порежешься”.

В глаголе ЯАМ нет противопоставления по виду, подобного русскому. Однако глагол имеет аспектуальные характеристики, которые совпадают с соответствующими характеристиками глагола в АЯ. Все глагольные основы делятся на предельные и непредельные (как и в АЯ, диагностической является форма результатива, которая образуется только от предельных основ).

Вся словообразовательная морфология глагола (как от именных, так и от глагольных основ) унаследована из АЯ. Репертуар морфем несколько редуцирован по сравнению с АЯ. ЯАМ «сохранил» в неприкосновенности как синтаксически релевантные морфемы, так и словообразовательные морфемы, не затрагивающие синтаксическую структуру предложения. Примеры: мешооких' таху-г'ии-й-ит “мешок завязан” (-г'и- - пассив); я собаках' к'а-х'чии-йу “я собаку кормлю” (-х'чи- - пермиссивный каузатив); боочких' чугух' чха-асаа-ит "бочка песка полна" (-Дса- -транзитиватор); иглун' ни тута-к'аг'ии-й-ит “внук-мой не слушается” (-к'аг'и- - детранзитиватор); я раньше быстро аба-заа-л-а “я раньше быстро работала” (-за- --- узитатив) и др.

Отрицание в финитном глаголе маркируется русской по происхождению частицей ни, которая находится в препозиции к глаголу и фактически является префиксом (в АЯ префиксов нет): ихний тааткан'и мачах ни ак'атаа-л “их отец-их ничего не знал”. В зависимых глагольных формах алеутского происхождения, а также в «метеорологических» глаголах употребляется унаследованный из АЯ показатель отрицания -г'ула-: саалу-г'ула-х' “стоит ненастная погода»”. Алеутский по происхождению показатель отрицания употребляется также в именах: ах'са-чхиза-г'ула-х' “не-хорошая болезнь”, букв. “болезнь-хорошая-NEG-ABS.SG.”.

Императивный показатель 2 л. ед.ч. -й можно интерпретировать как имеющий «двойную этимологию» - для АЯ и русского они совпадают. В формах мн.ч. за показателем императива следует русский по происхождению показатель мн.ч. -ти: ни игатуу-й “не бойся”; ни имах'чии-й-ти “не кричите”.

ЯАМ унаследовал из русского языка некоторые модальные глаголы и предикативное отрицание: я ни мог тин саг'аниить “я не мог заснуть”; мне надо амун чхууг'аать “мне надо белье стирать”; браaтам луйаг'ии тин айагаг'лиил а кин'ууг'их' еще нету “старший брат женился, а младший еще нет”.

Числительные. В ЯАМ количественные числительные первого десятка алеутского и русского происхождения конкурируют друг с другом. Все остальные количественные числительные - русского происхождения. Все порядковые числительные совпадают с соответствующими русскими.

Вопросительные местоимения. Большинство вопросительных слов попало в ЯАМ из АЯ. В текстах встречаются также русские по происхождению вопросительные слова. Вопросительные слова с одинаковым значением находятся в отношении свободного варьирования.

Указательные местоимения. В абсолютном большинстве случаев предпочтение отдается алеутским по происхождению указательным местоимениям, при этом сохранилась строго упорядоченная система пространственной ориентации (см. с. 14-15 выше).

Послелоги. Послелоги ЯАМ - из АЯ. Послеложная конструкция выглядит так же, как во всех д-тах АЯ: послелоги следуют за именем в отн. п.

Наречия. Все наречия - из русского языка: вчера, сегодня, даже, потом, очень, немножко и т.д. (в АЯ нет наречий). Некоторые обстоятельственные значения выражаются словами, которые, как и в АЯ, являются зависимыми глагольными формами, ср. примеры в конъюнктиве (действие, одновременное с другим): ахтихталака “все время”, “безостановочно”; игатал “быстро”.

Союзы. Все союзы - русские по происхождению (в АЯ нет союзов, за исключением ама “и” - только для связи двух имен).

Частицы. Все частицы - из русского языка: же, ведь, ну-ка и др.).

Междометия. В имеющихся материалах все междометия - из русского языка.

Раздел 4 Синтаксис содержит описание основных принципов синтаксического устройства ЯАМ. В ЯАМ, в отличие от АЯ, свободный порядок слов. Однако если место прямого дополнения занимает местоимение, порядок слов, как и в АЯ, - SOV. Довольно неожиданным кажется то, что ЯАМ унаследовал от АЯ основополагающий принцип алеутского синтаксиса, в соответствии с которым в 3 лице топик контролирует оформление конечного глагола-сказуемого Это невозможно объяснить влиянием беринговского д-та: все примеры такого рода получены нами от носителей ЯАМ, не знающих беринговского.. В ЯАМ этот механизм, правда, используется факультативно. Пример: чветки-нин' hула-л-а “цветы-мои расцвели”. Здесь вместо ожидаемого «русского» показателя глагола -л-и употреблен показатель прош.вр. -л- в сочетании с факультативным показателем ж.р. -а (фраза произнесена женщиной). Однако фраза чветки-нин hула-л-и “цветы-мои расцвели”, построенная по русской согласовательной модели, с точки зрения информантов также является абсолютно правильной, что лишний раз свидетельствует о высокой степени вариативности в синтаксисе.

Сложные предложения строятся по русским моделям, ср. примеры: я вчера абaал пока ни к'ахчакчаaл “я вчера работал, пока не стемнело”; хоть ты и ан'унaаиш но ты дикаaиш “хоть ты и большой, но дурак”. При этом в ЯАМ употребительны и некоторые алеутские по происхождению зависимые формы, ср., например, условную форму на -гу-: убла-гу-ун пускай hайимис hуйаaит “как только (разг.: если) проснется, пусть зайдет к нам”. Необходимо отметить, что вариативность, в очень высокой степени присущая ЯАМ, особенно ярко проявляется в синтаксисе, ср. возможный вариант последнего примера: как буит ублaать, пускай hайимис hуйаaит - перевод тот же.

Анализ лексики ЯАМ, представленный в разделе 5 Характеристика лексического состава, лишний раз подтверждает его принципиальное отличие от большинства пиджинов и креольских языков и обоснованность его включения в особую группу смешанных языков. В целом большая часть лексики по происхождению алеутская, из аттуанского д-та, но с многочисленными метатезами (во всех известных пиджинах и креольских языках лексический состав происходит из языка, доминирующего в социальном плане, или, в случае одинакового социального статуса языков, из обоих языков-источников примерно в равном соотношении, как, например, в русско-норвежском пиджине). Значительная часть русских слов в ЯАМ совпадает со старыми заимствованиями из русского языка в алеутские д-ты. Это свидетельствует о том, что эти заимствования уже были в аттуанском д-те до того, как на его основе возник ЯАМ.

Во второй главе «Язык алеутов о. Медный и его значение для лингвистики» на основе анализа исторических фактов предпринята попытка реконструкции той социальной ситуации, в которой мог возникнуть новый язык, а также высказана гипотеза, позволяющая объяснить механизм образования ЯАМ и других подобных языков.

В разделе 1 История возникновения дается историческая канва событий, которые могли способствовать появлению ЯАМ. Социолингвистические условия возникновения медновского языка определялись складыванием новой (этнической) группы - так называемых креолов. Креолами (официальное название, использовавшееся в документах Российско-американской компании, полностью контролировавшей Аляску до момента ее продажи в 1867г.) назывались потомки от браков русских промышленников и алеуток. Креолы имели официально закрепленный социальный статус (имевший, что очень важно, и экономическое выражение в виде разного рода льгот и привилегий) и занимали промежуточное положение между русскими и алеутами. До появления медновского языка все они были двуязычными - владели алеутским и русским языками. Вероятно, новый язык мог возникнуть, стабилизироваться и закрепиться в качестве языка внутригруппового общения только благодаря тому, что он выступал как еще один, видимо, самый важный этнический маркер, отделяющий креолов от алеутов.

Раздел 2 Медновский язык среди других смешанных языков. В реферируемой работе ЯАМ отнесен к классу смешанных языков. Под смешанными языками с относительно недавних пор (впервые как отдельный класс выделены в начале 1990-х годов в работах П.Баккера) понимаются языки с особыми структурными свойствами и сходной историей возникновения. Возможно, сам термин «смешанные языки» не очень удачен и может ввести в заблуждение. Следует особо подчеркнуть, что смешанными языками (в закрепившемся терминологическом значении) отнюдь не являются языки со значительным процентом заимствованной лексики, подвергшиеся сильной интерференции в области фонетики и синтаксиса (так, ни английский, ни идиш, ни африкаанс и т.п. к смешанным языкам не относятся). На основании анализа эмпирического материала, содержащегося в лингвистической литературе, а также на основании рассмотрения исторических фактов в реферируемой работе дается следующее определение смешанного языка. Смешанный язык - это язык, который образовался как результат негенетического развития двух языков, причем возник не в качестве языка-посредника, необходимого для обеспечения коммуникации, а как средство групповой самоидентификации для внутригруппового общения. Исходно все члены группы - билингвы, владеющие теми двумя языками, на базе которых возникает смешанный язык. Образовавшийся смешанный язык как бы составлен из различных частей языков-источников, при этом лексика взята из одного языка, а большая часть грамматических структур - из другого.

Кроме ЯАМ отмечено несколько языков с похожей структурой, возникших в сходных социолингвистических условиях в разных концах света. В Северной Америке это язык мичиф, возникший на базе языка кри и французского; название происходит от искаженного Mйtis - так называли детей от смешанных браков французских «промышленников» и индейских женщин. В Южной Америке это медиа ленгва, на котором говорит около тысячи человек в Центральном Эквадоре. Язык образовался из «переплетения» (англ. термин language intertwining) языка кечуа и испанского; возник в среде индейцев, завербованных строительной компанией для постройки железной дороги и покинувших родные места. Подобные языки обнаружены в восточной (маа, или мбугу) и южной Африке (бастерс, или гриквас), в юго-восточной Азии (кройо, или печу), в Центральной Америке («мужской язык» островных карибов), в других регионах Обзор смешанных языков см., например, в работе: Bakker P. A Language of Our Own: The Genesis of Michif, the Cree-French Language of Canadian Mйtis. N.Y.; Oxford: Oxford University Press, 1997.. К этому же классу относят все пара-романи Этот термин стал употребляться, чтобы отличить их от собственно цыганского, романи, использующего «исконную» грамматику. языки, а также языки некоторых «кочевых племен», такие как калахуайя или шелта. Все упомянутые языки, несмотря на сходную структуру, различаются в функциональном отношении и распадаются на две группы - стабильные и нестабильные смешанные языки. К стабильным смешанным языкам, являющимся родными для их носителей и постоянно используемым в определенном языковом коллективе без поколенческих и гендерных ограничений, относятся ЯАМ, мичиф, медиа ленгва и маа.

Хотя смешанные языки можно условно отнести к классу контактных языков (то есть возникших в ситуациях языковых контактов), смешанные языки не имеют ничего общего ни со случаями конвергенции (наподобие той, что происходит в языковых союзах), ни с пиджинами и креольскими языками. Смешанные языки отличаются от пиджинов буквально по всем пунктам. Пиджин создается методом проб и ошибок из «подручного материала» - языка-лексификатора (языков-лексификаторов), на базе некоторых простейших грамматических правил и субстратных проявлений других (родных) языков. Главное отличие состоит в том, что появление смешанного языка отнюдь не обусловлено отсутствием общего средства коммуникации. Группа, которая в дальнейшем начинает пользоваться смешанным языком, исходно всегда двуязычна. Выбор между тремя возможностями - 1) язык A, 2) язык B, 3) одновременное использование языков A и B - не удовлетворяет группу и она находит еще одну возможность - 4) использовать в качестве родного (начиная со второго поколения говорящих) язык C, созданный из языка A и языка B. Как отмечалось выше, главная причина появления нового (смешанного) языка - конструирование собственной идентичности. Складывающаяся социальная группа в качестве одного из маркеров этничности использует вновь образовавшийся язык.

В разделе 3 Возможный механизм образования смешанных языков выдвигается гипотеза о путях возникновения ЯАМ и других смешанных языков. Среди авторов, писавших о ЯАМ, нет единодушия по поводу причин и механизмов образования ЯАМ. Внимательное изучение исторических и лингвистических фактов позволило выдвинуть в работе новую гипотезу - о сознательной роли носителей в формировании медновского и других смешанных языков Эта гипотеза неоднократно обсуждалась на конференциях и в литературе и нашла поддержку в целом ряде публикаций различных авторов: П. Баккера и М. Мауса, У. Крофта, К. Майерс-Скоттон, Я. Матраса и др..

Считается, что языковые изменения всегда являются следствием внутренних процессов в самой языковой системе, независимо от того, подвергается конкретный язык влиянию другого или нет. Допускается, что в редких случаях такие изменения могут закрепиться в языке благодаря государственному языковому планированию, разумеется, при условии, что вносимые изменения отражают уже наметившуюся тенденцию или поддержаны языковым коллективом по экстралингвистическим причинам. Среди лингвистов сложилось убеждение, что языковые изменения не могут быть результатом сознательных усилий «простых носителей». Вероятно, в абсолютном большинстве случаев дело обстоит именно таким образом. Однако нельзя игнорировать и те, возможно, не слишком многочисленные случаи, которые свидетельствуют о творческом потенциале «простых носителей» языка и косвенным образом указывают на недооценку их роли в языковых изменениях.

Не имея прямых доказательств, попытаемся найти косвенные аргументы в пользу того, что такие сознательные изменения в языке возможны. Творческие способности носителей, проявляющиеся в обращении с собственным языком, хорошо известны. Множество примеров языковой игры встречается в фольклоре, как взрослом, так и детском. Уже одно это доказывает, что «простые» носители обладают немалым творческим потенциалом для сознательных лингвистических изменений, так как языковая игра есть не что иное как сознательное воздействие на язык. Однако изменения, вносимые в язык в процессе языковой игры, остаются принадлежащими речи и не закрепляются в языковой системе. Возможно ли сознательное внесение изменений в язык? Для того чтобы такое сознательное воздействие на язык имело место, необходимо, чтобы «простой носитель» (по крайней мере, инициатор изменений), прежде всего, осознавал показатели грамматических категорий как отдельные смысловые элементы. Среди лингвистов широко распространено убеждение, что «грамматика не заимствуется» Ср. менее ригористичную точку зрения, представленную, например, в работах П. Майскена и С. Томасон, допускающих «заимствование грамматики», однако не предполагающих, что изменения могут вноситься осознанно.. Однако материал многих языков показывает, что такое осознание может иметь место.

Представляется, что необходимым условием для того, чтобы такое осознание произошло, является двуязычие (многоязычие). Очевидно, именно в двуязычных (многоязычных) языковых коллективах у носителей появляется возможность контрастивного, основанного на интуитивных выводах противопоставления двух различных языковых систем. Переключение кодов, в некоторых языковых коллективах осуществляемое поистине с виртуозностью, представляется еще одним доказательством в пользу «лингвистических» (пусть интуитивных) способностей носителей. Ср. примеры языковой игры, основанной на русско-якутском переключении кодов, представленные в сборнике народных песен Чарина О.И. Фольклор русского населения Якутии: Русские песни Ленского тракта. Якутск: Якутский научный центр СО РАН, 1994. С. 63-64.:

Если Лена то?'но'?оно [замерзает],

Трудно будет харбыырга [плыть],

Если девушка не любит,

Трудно будет таптыырга [любить]

Эта частушка исполняется также и без переключения кодов:

Если Лена замерзает,

Трудно будет переплыть,

Если девушка не любит,

Трудно будет полюбить.

Ср. еще частушку из этого же сборника:

Симпатичный девушканы

Олус, олус [очень, очень] я люблю

Из-за этого, наверно,

Т??н? быhа [всю ночь] я не сплю.

Ср. также одну из частушек, записанную нами от носителей беринговского д-та АЯ:

Слуках'-тйаалих' игах'танах',

«Командорах'» hаниканах',

Рули его ким^унах',

Труба его hикун ах'.

Перевод: “Чайка-говорушка летает, // [катер] «Командор» на рейде, // Рули его кривые, // Труба его набок”. В последнем примере намеренными русскими вставками являются рули его и труба его. По правилам алеутской грамматики русские заимствования должны быть оформлены алеутскими посессивными показателями: рули-н'ис; труба-а (подробно описано в главе 2 первой части работы).

В качестве иллюстрации сформулированного выше положения о возможностях «осмысления» грамматики еще раз укажем на заимствование в беринговский д-т морфологических показателей из русского языка (подробно описаны в соответствующих разделах главы 2 первой части): частицы сослагательного наклонения (см. с. 15 выше), формы 1 л. мн.ч. императива на -м (там же), частицы -та в неопределенных местоимениях (см. с. 16 выше). В алеутском фольклоре отмечено заимствование русского суффикса -ушк- (-юшк) (жен-ушк-а, дяд-юшк-а): агитаад-уска-куза-н' соотв. русскому «милый мой дружочек» (агитаада- “друг”, -уска- < из русск. -уск- с тем же значением, -куза- “маленький”, -н' - посессивный показатель 1 л. ед.ч обладателя с ед.ч обладаемого; в этом примере в именной словоформе два словообразовательных суффикса - заимствованный -уска- и «исконный» -куза-, которые дублируют друг друга, выражая одно и то же значение).

В диссертации приводятся примеры, иллюстрирующие чувствительность к языковым вопросам некоторых традиционных культур в Северной Америке, Африке, Новой Гвинее, других частях света. Собранные факты указывают на то, что осмысление грамматических показателей «простыми носителями» возможно. Это вполне согласуется с разработанной М. Силверстином «теорией осознаваемости» (англ. language awareness) носителями языковых элементов на категориальном уровне: «семантические элементы» (лексика и грамматика) значительно лучше осознаются носителями, чем все, что относится к прагматике, или, говоря иными словами, хуже всего осознаются те элементы, которые контекстно-зависимы, в то время как элементы, имеющие не зависящую от контекста референцию, осознаются как значимые вполне успешно.

Все приведенные в работе примеры указывают на возможность осмысления грамматических показателей носителями языка, однако о сознательном воздействии на язык в этих случаях говорить все-таки не приходится. Представляется, что примером сознательных языковых изменений может служить образование смешанных языков. Один из аргументов в пользу этого предположения - скорость, с которой возникают смешанные языки. По обычным историко-лингвистическим меркам, это происходит стремительно - буквально в течение жизни двух поколений. Несколько огрубляя ситуацию, можно сказать, что одно поколение «изобретает» язык (продолжая говорить на двух других, из которых один является родным), для следующего поколения новый язык уже является родным и служит средством внутригруппового общения (второй и третий язык, т.е. «родители» смешанного языка, им тоже известны и используются для общения с другими группами; в дальнейшем один из языков-источников, как правило менее престижный, перестает употребляться). Однако главным аргументом в пользу того предположения, что конструирование языка происходит сознательно, является тот факт, что лингвистический механизм, который лежит в основе любого смешанного языка, широко распространен, продуктивен и может активно использоваться в различных ситуациях билингвизма.

В упомянутой выше работе П. Баккера приводится пример языка, которым пользуются американские миссионеры-мормоны, работающие в Японии. В примере ниже все японские слова и их перевод выделены жирным шрифтом (для удобства сопоставления оставлен перевод на английский язык): Hey dode, have you benkyo-ed your seiten-s for our shukai today yet? “Hey companion, have you studied your scriptures for our meeting today yet?” В этом языке вся грамматика из английского языка, большая часть лексики - из японского. Все миссионеры знают английский (родной) и японский языки. В повседневной жизни в Японии они используют японский. Общаясь со своими товарищами, говорят на Senkyoshigo, пример из которого приведен выше. Конечно, Senkyoshigo не является языком, поскольку он не родной ни для кого из пользующихся им и состав группы непостоянен. В отношении Senkyoshigo не приходится сомневаться в его искусственном происхождении. Однако важно то, что в его основе - тот же принцип, что и у всех смешанных языков. Можно допустить, что лингвистический механизм «переплетения» языков встречается чаще, чем это принято думать. В подтверждение этого в работе приводятся примеры из языка современных русских эмигрантов, азиатских эскимосов, американских алеутов, коми и др.

Каков предполагаемый сценарий конструирования смешанного языка? Прежде всего, его появление возможно только в двуязычном коллективе, характеризующемся высокой степенью владения обоими языками. Скорее всего, следует отвергнуть идею переключения кодов как исходного толчка к конструированию смешанного языка - в структурном отношении между ними трудно найти что-либо общее. Моделью создания смешанного языка, видимо, может служить использование механизма релексификации. Большое число заимствований и случаев смешения кодов в ситуации устойчивого билингвизма может естественным образом привести к мысли о возможности языковой игры, основанной на этом принципе. Игра заключается в том, чтобы смешивать коды там, где ситуация этого вовсе не требует. Иными словами, игра заключается в полной релексификации языка. Вновь образовавшейся группе, которой важно закрепить свою этничность любыми возможными способами, такая находка может показаться подходящей. Если эта языковая игра получит одобрение самых авторитетных членов языкового коллектива и будет подхвачена ими, то из игры это может превратиться в престижный способ говорить. А престижные образцы речи, как известно, быстро перенимаются остальными членами языкового коллектива.

В разделе 4 Смешанные языки и компаративистика отмечается, что анализ материала перечисленных выше смешанных языков и попытки теоретического осмысления результатов этого анализа могут иметь важные следствия для сравнительно-исторического языкознания, поскольку позволяют по-новому взглянуть на отдельные бесписьменные (младописьменные) языки, которые с трудом укладываются в существующие схемы генетической классификации.

В разделе Выводы представлены результаты анализа ЯАМ.

В «Заключении» подводятся итоги всей работы. Не будет преувеличением сказать, что два небольших острова к востоку от побережья Камчатки - о. Беринга и о. Медный - занимают важное место на языковой карте России. Как удалось показать в диссертационном исследовании, люди, называющие себя российскими алеутами, говорят на двух разных языках - это подтверждает как научный анализ лингвистических фактов, так и оценка этих языков самими носителями. Оба языка - беринговский д-т и язык алеутов о.Медный - имеют уникальные в типологическом отношении черты, расширяющие представления современной лингвистики о языковом разнообразии. Для беринговского д-та характерен чрезвычайно редкий механизм анафорического согласования с топиком, пронизывающий весь синтаксис - от словосочетания до сложного предложения. В морфологическом отношении беринговский д-т представляет почти идеальный агглютинативный тип, с минимальными фономорфологическими изменениями на границах морфем. Такое морфологическое устройство обусловливает строение словоформы, которое можно назвать семантически мотивированным. Тесное взаимодействие с русским языком привело к появлению в беринговском д-те многочисленных заимствований, среди которых особое место занимает заимствование морфем, причем не только свободных, но и связанных. Медновский язык демонстрирует еще более впечатляющий результат взаимодействия одного из алеутских д-тов, аттуанского, с русским языком. ЯАМ представляет собой один из немногих стабильных смешанных языков, при этом даже среди представителей этого класса он занимает особое место: граница смешения проходит по линии «имя» - «глагол», а лексический компонент является алеутским по происхождению. Очевидно, изменения в грамматических структурах «малых» языков под воздействием доминирующего языка могут становиться частью языковой системы только до определенного предела. Ситуация, сложившаяся в последние двадцать-тридцать лет заставляет говорить уже не о заимствованиях и изменениях в языковой системе, а о постепенном вытеснении обоих языков.

язык алеутский синтаксис морфология

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАБОТЫ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

Коллективные монографии

1. Вахтин Н. Б., Головко Е. В., Швайтцер П. Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания. - М.: Новое издательство, 2004. - 292 с. (авторский вклад - 40%).

2. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Социолингвистика и социология языка. Учебное пособие. - СПб.: Гуманитарная академия и Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2004. - 335 с. (авторский вклад - 50%).

3. Головко Е. В., Вахтин Н. Б., Асиновский А. С. Язык командорских алеутов (диалект острова Беринга). - СПб.: Наука, 2009. - 356 с. (авторский вклад - 80%).

Словарь

4. Головко Е. В. Алеутско-русский и русско-алеутский словарь. Около 4000 слов. Приложения: 1. Наиболее употребительные суффиксы алеутского языка; 2. Краткие сведения о глаголе; 3. Правила письма на алеутском языке, принятые на острове Атка. - СПб.: Просвещение, 1994. - 320 с.

Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК

5. Асиновский А. С., Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Этнолингвистическое описание командорских алеутов // Вопросы языкознания. - 1983. - №6. - С. 108-116 (авторский вклад - 40%).

6. Асиновский А. С., Володин А. П., Головко Е. В. О соотношении экспонента морфемы и ее позиции в словоформе // Вопросы языкознания. - 1987. - №5. - С.40-46 (авторский вклад - 60%).

7. Головко Е. В. Рец на кн.: Ляпунова Р. Г. Алеуты: Очерки этнической истории. Л.: Наука, 1987. 229 с. // Советская этнография [c 1992 года Этнографическое обозрение]. - 1990. - №5. - С.158-160.

8. Головко Е. В. Дискуссия о современном состоянии российской этнографии и антропологии // Антропологический форум. - 2005 (Специальный выпуск: VI Конгресс этнографов и антропологов). - С. 30-34.

9. Головко Е. В. «Русские разговоры»: перевод с английского [К выходу на русском языке книги Н. Рис «Русские разговоры». М.: Новое литературное обозрение, 2005. 365 с.] // Этнографическое обозрение. - 2006. - №5. - С. 58-61.

10. Головко Е. В. Пассив в алеутском языке // Acta Linguistica Petropolitana: Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. - Том III. Часть 3. - Санкт-Петербург: Наука, 2007. - С. 154-165.

11. Головко Е. В. Типологически редкие явления в алеутском синтаксисе // Acta Linguistica Petropolitana: Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. - Том III. Часть 3. - Санкт-Петербург: Наука, 2007. - С. 245-270.

12. Головко Е. В. Рец. на кн.: Luehrmann S. Alutiiq Villages under Russian and U.S. Rule. Fairbanks: University of Alaska Fairbanks, 2008. 204 p. // Антропологический форум. - 2009. - №10. - С. 349-356.

Статьи, опубликованные в других изданиях

13. Головко Е. В. Система времен в алеутском языке // Лингвистические исследования 1982: Языковые единицы в синхронии и диахронии / Отв. ред. Н. Д. Андреев. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1982. - С. 32-41.

14. Головко Е. В. Отыменные глаголы в алеутском языке // Лингвистические исследования 1983: Синтаксический анализ предложения / Отв. ред. А. М. Мухин. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1983. - С. 26-31.

15. Головко Е. В. Некоторые особенности морфологической структуры глагола в алеутском языке // Лингвистические исследования 1983: Синтаксический анализ предложения / Отв. ред. А. М. Мухин. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1983. - С. 32-35.

16. Головко Е. В. Морфологические способы выражения множественности действий в алеутском языке // Тезисы конференции аспирантов и молодых научных сотрудников. Т. 1. Ч. 2 / Под ред. А. Ю. Айхенвальд и др. - М.: Институт востоковедения АН СССР, 1985. - С. 175-176.

17. Головко Е. В. Отторжимая / неотторжимая принадлежность как скрытая категория // Тезисы конференции «Функциональное и типологическое направления в грамматике и их использование в преподавании теоретических дисциплин. Ч. 2 / Отв. ред. А. В. Бондарко. - Вологда: Вологодский гос. педагогический ин-т, 1986. - С. 35-36.

18. Головко Е. В. Порядок следования морфем в максимальной морфологической модели алеутского финитного глагола // Палеоазиатские языки / Отв. ред. П. Я. Скорик. - Л.: Наука, 1986. - С. 174-179.

19. Головко Е. В. Морфологический каузатив в алеутском языке // Языки народов севера Сибири (сборник научных трудов) / Под ред. М. И. Черемисиной, Е. К. Скрибник, Л. А. Шаминой. - Новосибирск: Наука, 1986. - С. 120-128.

20. Головко Е. В. Способы выражения императивного значения (на материале алеутского языка) // Тезисы IV школы молодых востоковедов / Под ред. С. В. Волкова и В. И. Подлесской. - М.: Институт востоковедения АН СССР, 1986. - С. 58-59.

21. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Соотношение языков эскимосско-алеутской семьи по лексико-статистическим данным // Лингвистические исследования: Социальное и системное на различных уровнях языка / Отв. ред. Н. Д. Андреев. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1986. - С. 47-62 (авторский вклад - 25%).

22. Головко Е.В., Вахтин Н.Б., Асиновский А.С. Этнолингвистическая ситуация на о. Беринга // Рациональное природопользование на Командорских островах / Отв. ред. В. Е. Соколов. М.: Изд-во МГУ, 1987. - С. 166-173 (авторский вклад - 40%).

23. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Об одном неординарном следствии языковых контактов: язык алеутов о. Медный // Возникновение и функционирование контактных языков: Материалы рабочего совещания / Под ред. И. Ф. Вардуля и В. И. Беликова. - М.: Институт востоковедения АН СССР, 1987. - С. 27-30 (авторский вклад - 50%).

24. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. К истории формирования языка о. Медный // Возникновение и функционирование контактных языков: Материалы рабочего совещания / Под ред. И. Ф. Вардуля и В. И. Беликова. М.: Институт востоковедения АН СССР, 1987. С. 30-33 (авторский вклад - 50%).

25. Golovko E.V., Vakhtin N.B. The convergence of contacting phonological systems // Proceedings of XI International Congress of Phonetic Sciences. - Tallinn, 1987. Vol.6. - P. 172-174 (авторский вклад - 80%).

26. Asinovskiy A.S., Golovko E.V. Rhythmic accent patterns in Aleut // Proceedings of XI International Congress of Phonetic Sciences. - Tallinn, 1987. Vol.1. - P. 174-176 (авторский вклад - 30%).

27. Vakhtin N. B., Golovko E. V. The relations in the Yupik Eskimo subgroup according to lexicostatistics // Йtudes/Inuit/Studies (Universitй Laval, Quebec). - 1987. - № 1. - P. 1-18 (авторский вклад - 25%).

28. Головко Е. В. Материалы для изучения медновского языка. 1 // Лингвистические исследования 1988: Проблематика взаимодействия языковых уровней / Отв. ред. Н.Д. Андреев. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1988. - С.73-78.

29. Golovko E. V. Resultative and Passive in Aleut // Typology of Resultative Constructions / Ed. by V. P. Nedjalkov. - Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1988. - P. 185-198.

30. Головко Е. В. Повелительные предложения в алеутском языке // Императив в разноструктурных языках. Тезисы докладов конференции «Функционально-типологическое направление в языкознании. Повелительность» / Под ред. В. С. Храковского. - Л.: ЛО Института языкознания АН СССР, 1988. - С. 49-50.

31. Головко Е. В. Коммуникативные отношения и система языковых уровней // Взаимодействие языковых единиц и категорий высказывания. Тезисы осенней школы-семинара (Арбавере, сентябрь 1989 г.) / Под ред. П.А. Эслона. - Таллинн: Таллиннский гос. педагогический ин-т, 1989. - С. 20-23.

32. Головко Е. В. Материалы для изучения медновского языка. 2 // Лингвистические исследования 1989: Структура языка и его эволюция / Отв. ред. Н. Д. Андреев. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1989. - С.67-74.

33. Головко Е.В. Выражение множественности ситуаций в алеутском языке // Типология итеративных конструкций / Под ред. В. С. Храковского. - Л.: Наука, 1989. - С.54-63.

34. Головко Е. В. О возможностях коммуникативной организации смысла высказывания // Функциональный анализ языковых единиц / Отв. ред. А. В. Бондарко. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1989. - С. 63-67.

35. Golovko E. V., Vakhtin N. B. Aleut in Contact: The CIA Enigma // Acta Linguistica Hafniensia. - 1990. - Vol. 22. - P. 97-126 (авторский вклад - 80%).

36. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Способы связи слов в алеутском языке // Языки народов Сибири: Грамматические исследования / Под ред. Е. И. Убрятовой и М. И. Черемисиной. - Новосибирск: Наука, 1991. - С. 214-220 (авторский вклад - 50%).

37. Головко Е. В. О способах образования новых морфем // Морфема и проблемы типологии / Под ред. И. Ф. Вардуля. - М.: Наука, 1991. - С. 394-400.

38. Головко Е. В. Формирование системы грамматических категорий в контактном языке // Категории грамматики в их системных связях (в теоретическом и лингводидактическом аспектах). Тезисы докладов конференции. - Вологда: Вологодский гос. педагогический ин-т, 1991. - С. 28-29.

39. Головко Е. В. Повелительные предложения в алеутском языке // Типология императивных конструкций / Под ред. В. С. Храковского. - СПб.: Наука, 1992. - С. 160-168.

40. Asinovskiy A. S., Golovko E. V. On the phonology of Bering Island Aleut // Funciуn (Universidad de Guadalajara, Mexico). - 1992. - Vol. 11-12. - P. 319-340 (авторский вклад - 50%).

41. Golovko E. V. Native languages of Chukotka and Kamchatka: situation and perspectives // Siberian/ Questions/ Sibйriennes. Siberie III: Les peuples du Kamchatka and Tchoukotka (C.N.R.S., Institut d'йtudes slaves, Paris), 1993. - P. 159-169.

42. Golovko E. V. On non-causative effects of causativity in Aleut // Causativity and Transitivity / Ed. by B. Comrie and M. Polinsky. - Amsterdam/ Philadelphia: Benjamins, 1993. - P. 385-390.

43. Golovko E. V. Mednij Aleut or Copper Island Aleut: an Aleut-Russian mixed language // Mixed Languages: 15 Case Studies in Languages Intertwining / Ed. by P. Bakker and M. Mous. - Amsterdam: IFOTT, 1994. - P. 113-121.

44. Головко Е. В. Алеутско-русские языковые связи // Контактологический энциклопедический словарь-справочник. Вып.1: Северный регион. Языки народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в контактах с русским языком / Под ред. В. М. Панькина. - М.: Аз, 1994. - С. 51-57.

45. Головко Е. В., Вахтин Н. Б. Язык алеутов о. Медный // Контактологический энциклопедический словарь-справочник. Вып.1: Северный регион. Языки народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в контактах с русским языком / Под ред. В. М. Панькина. - М.: Аз, 1994. - С. 303-308 (авторский вклад - 75%).

46. Беликов В. И., Головко Е. В. Контактные языки на русской основе: Общие сведения // Контактологический энциклопедический словарь-справочник. Вып.1: Северный регион. Языки народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в контактах с русским языком / Под ред. В. М. Панькина. - М.: Аз, 1994. - С. 279-286 (авторский вклад - 50%).

47. Головко Е.В. Алеутский язык // Красная книга языков народов России: Энциклопедический словарь-справочник / Отв. ред. В. П. Нерознак. - М.: Академия, 1994. - С. 13-15.

48. Golovko E. V. A Case of Non-genetic Development in the Arctic Area: the Contribution of Aleut and Russian to the Formation of Copper Island Aleut // Language Contact in the Arctic: Northern Pidgins and Contact Languages / Ed. by E. H. Jahr and I. Broch. - Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 1996. - P. 63-78.

49. Головко Е. В. Медновских алеутов язык // Языки мира: Палеоазиатские языки / Под ред. А. П. Володина. - М.: Индрик, 1996. - С.117-125.

50. Головко Е. В. Алеутский язык // Языки мира: Палеоазиатские языки / Под ред. А. П. Володина. - М.: Индрик, 1996. - С. 101-116.

51. Golovko E. V. Iterative Constructions in Aleut // Typology of Iterative Constructions / Ed. by V. S. Xrakovskij (Lincom Studies in Theoretical Linguistics 04). - Muenchen; Newcastle: Lincom Europa, 1997. - P. 69-91.

52. Головко Е.В. Алеутский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств: Энциклопедия. В трех томах. Т. 1: А-И / Отв. ред. В.А. Виноградов. - М.: Наука, 1997. - C. 71-79.

53. Golovko E. V. Aleut and the Aleuts in Contact with Other Languages and Peoples // Atlas of Language of Intercultural Communication in the Pacific, Asia, and the Americas / Ed. by S. A. Wurm, P. Muhlhausler, D. T. Tryon. -Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 1996. - P. 1095-1101.

54. Головко Е. В. Условные конструкции в алеутском языке // Типология условных конструкций / Под ред. В. С. Храковского. - СПб.: Наука, 1998. - С. 509-521.

55. Golovko E. V. Imperative in Aleut // Typology of Imperative Constructions / Ed. by V. S. Khrakovskij (Lincom Studies in Theoretical Linguistics 09). - Muenchen: Lincom Europa, 2001. - P. 300-314.

56. Головко Е. В. Переключение кодов или новый код? // Труды факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Вып.1 / Под ред. А. К. Байбурина. - СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2001. - С.298-316.

57. Головко Е. В. Языковые изменения и конструирование групповой идентичности [Мастер-класс] // Вестник молодых ученых. - 2001. - Т. 4. Филологические науки. - № 1. - С. 3-10.

58. Головко Е. В. Алеутский язык // Языки народов России: Красная книга. Энциклопедический словарь-справочник [Исправленное и дополненное издание] / Под ред. В. П. Нерознака. - М.: Academia, 2002. - С. 23-28.

59. Golovko E. V. Conditional Constructions in Aleut // Typology of Conditional Constructions / Ed. by V. S. Xrakovskij (Lincom Studies in Theoretical Linguistics 25). - Muenchen: Lincom Europa, 2005. - P. 596-611.

60. Golovko E. V. Language Contact and Group Identity: The Role of 'Folk' Linguistic Engineering // The Mixed Language Debate / Ed. by Y. Matras and P. Bakker. - Berlin; New York: Mouton de Gruyter), 2003. - P. 177-209.

61. Головко Е. В. Алеутский язык // Большая российская энциклопедия / Отв. ред. С. Л. Кравец. - Т. 1. - М.: Изд-во «Большая российская энциклопедия», 2005. - С. 473.

62. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Исчезающие языки и задачи лингвистов-североведов // Малые языки и традиции: существование на грани. Выпуск 1: Лингвистические проблемы сохранения и документации малых языков. Посвящается 75-летию академика Вячеслава Всеволодовича Иванова / Под ред. А. Е. Кибрика. - М.: Новое издательство, 2005. - С. 40-52 (авторский вклад - 20%).

63. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. "Разве мы виноваты, что так пишемся?": Смешанные этнические общности северо-востока Сибири в официальных классификациях // Studia Ethnologica: Труды факультета этнологии. - Санкт-Петербург: Изд-во Европейского университета, 2004. - С. 61-97 (авторский вклад - 50%).