Культура русской речи

Средства массовой информации и культура речи. Прагматика и риторика дискурса в периодической печати. Разговорная речь как основная функциональная разновидность кодифицированного литературного языка. Характерные черты ораторского стиля. Научный стиль речи.

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид учебное пособие
Язык русский
Дата добавления 15.01.2012
Размер файла 277,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Художник был нередко начитанным эрудитом, комбинировавшим сведения из различных письменных источников в росписях и миниатюрах. Даже в основе портретных изображений святых, князей и государей, античных философов или ветхозаветных и новозаветных персонажей лежала не только живописная традиция, но и литературная. Словесный портрет был для художника не менее важен, чем изобразительный канон. Художник как бы восполнял в своих произведениях недостаток наглядности древней литературы. Он стремился увидеть то, что не могли увидеть по условиям своего художественного метода древнерусские авторы письменных произведений. Слово лежало в основе многих произведений искусства, было его своеобразным «протографом» и «архетипом». Вот почему так важны показания изобразительного искусства (особенно лицевых списков и житийных клейм) для установления истории текста

произведений, а история текста произведений -- для датировки изображений.

Иллюстрации и житийные иконы (особенно с надписями в клеймах) могут указывать на существование тех или иных редакций и служить для установления их датировок и обнаружения не дошедших в рукописях текстов. Лицевые рукописи и клейма икон могут помочь в изучении древнерусского читателя, понимания им текста, особенно переводных произведений. Миниатюрист как читатель иллюстрируемого им текста -- эта тема исследования обещает многое. Она поможет нам понять древнерусского читателя, степень его осведомленности, точность проникновения в текст, тип историчности восприятия и многое другое. Это особенно важно, если учесть отсутствие в Древней Руси критики и литературоведения.

Иллюстрации служат своеобразным комментарием к произведению, причем комментарием, в котором использован весь арсенал толкований и объяснений1.

Зачем изучать поэтику древнерусской литературы? Вместо заключения

История культуры резко выделяется в общем историческом развитии человечества. Она составляет особую, красную нить в свитой из множества нитей мировой истории. В отличие от общего движения «гражданской» истории, процесс истории культуры есть не только процесс изменения, но и процесс сохранения прошлого, процесс открытия нового в старом, накопления культурных ценностей. Лучшие произведения культуры и, в частности, лучшие произведения литературы, продолжают участвовать в жизни человечества. Писатели прошлого, поскольку их продолжают читать и они продолжают свое воздействие, -- наши современники. И надо, чтобы этих наших хороших современников было побольше. В произведениях гуманистических, человечных в высшем смысле этого слова культура не знает старения.

Преемственность культурных ценностей -- их важнейшее свойство. По мере развития и углубления наших исторических знаний, умения ценить культуру прошлого человечество получает возможность опереться на все культурное наследие. Все формы общественного сознания, обусловленные в конечном счете материальным основанием культуры, в то же время непосредственно зависят от мыслительного материала, накопленного предшествующими поколениями, и от взаимного влияния друг на друга различных культур.

Вот почему объективное изучение истории литературы, живописи, архитектуры, музыки так же важно, как и самое сохранение Памятников культуры. При этом мы не должны страдать близорукостью в отборе «живых» памятников культуры. В расширении на-

шего кругозора, и в частности эстетического, -- великая задача историков культуры различных специальностей. Чем интеллигентнее человек, тем больше он способен понять, усвоить, тем шире его кругозор и способность понимать и принимать культурные ценности -- прошлого и настоящего. Чем менее широк культурный кругозор человека, тем более он нетерпим ко всему новому и «слишком старому», тем более он во власти своих привычных представлений, тем более он косен, узок и подозрителен. Одно из важнейших свидетельств прогресса культуры -- развитие понимания культурных ценностей прошлого и культур других национальностей, умение их беречь, накоплять, воспринимать их эстетическую ценность. Вся история развития человеческой культуры есть история не только созидания новых, но и обнаружения старых культурных ценностей. И это развитие понимания других культур в известной мере сливается с историей гуманизма. Это развитие терпимости в хорошем смысле этого слова, миролюбия, уважения к человеку, к другим народам.

* * *

Подобные мысли мы встречаем и в работах известного ученого-филолога Юрия Михайловича Лотмана1.

Опираясь в своих работах на разработанные В. В. Виноградовым теорию и метод исследования литературной и языковой эволюции, Ю. М. Лотман расширил круг читателей, которым он адресует свои статьи и монографии. Помимо ученых и специалистов определенных областей науки, он включает в этот круг также студентов, учителей-словесников и даже школьников. Автор делает это сознательно, подчеркивая мысль, что конечная цена любого исследования литературных и языковых фактов -- привить людям любовь к родной литературе и языку, научить их понимать художественное произведение, приобщить к высокому духовному строю подлинной культуры.

Одной из самых вредных теорий, укоренившихся в нашем сознании, ученый считает идею «китайской стены», которая якобы отгораживает «высокую», «академическую», вузовскую науку о литературе от изучения литературы в школе. Сторонники этой теории сводят всю литературу к программе по литературе, чтение произведений -- к чтению отдельных «отрывков», анализ -- к ответу на вопросы для повторения, старательно отгораживая учеников от всего «лишнего», что не укладывается в сложившиеся схемы школьного изучения литературы. Такой стереотип способен породить лишь скуку, полностью убивающую всякий интерес к предмету.

Ю. М. Лотман утверждает в своих работах, что в культуре нет и не бывает «лишнего», ибо нельзя быть «слишком» культурным,

как слишком умным или добрым. Поэтому преодоление наукобояз-ни -- важнейший шаг на пути к той школе, создать которую требует от нас время.

В хрестоматии помещены несколько фрагментов из разных статей, сосредоточенных вокруг узловых вопросов школьного курса истории русской литературы начала XIX в. Школа должна заставлять людей думать, поэтому, адресуя свои работы учителю-филологу, ученый широко и свободно оперирует научными понятиями и специальными терминами, легко и непринужденно вплетая их в словесную канву своих философско-аналитических рассуждений. Строгая логика изложения материала не мешает ученому вводить в тексты своих исследований большое количество конкретного материала и разного рода дополнительных уточнений, отступлений, замечаний, что, однако, ни в коей мере не снижает динамическую направленность анализа художественного произведения. При этом автор не только высказывает и аргументирует свою точку зрения по тому или иному вопросу, но и вступает в полемику со своими оппонентами, оставляя, однако, читателю возможность самому сделать выводы.

Филология в наши дни развивается стремительно, постоянно обогащаясь новым фактическим материалом, открывая новые нетрадиционные методы анализа, впитывая в себя данные смежных наук. И задача ученых состоит в первую очередь в том, чтобы довести -все открытия и достижения этой науки до умов и сердец современников, пробуждая в них бережное и почтительное отношение к духовному наследию своего народа.

Ю. М. Лотман

В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь1

(1988)

Своеобразие художественного построения «Евгения Онегина»

«Евгений Онегин» -- трудное произведение. Самая легкость стиха, привычность содержания, знакомого с детства читателю и подчеркнуто простого, парадоксально создают добавочные трудности в понимании пушкинского романа в стихах. Иллюзорное представле-

ние о «понятности» произведения скрывает от сознания современного читателя огромное число непонятных ему слов, выражений, фразеологизмов, имен, намеков, цитат. Задумываться над стихом, который знаешь с детства, представляется ничем не оправданным педантизмом. Однако стоит преодолеть этот наивный оптимизм неискушенного читателя, чтобы сделалось очевидным, как далеки мы даже от простого текстуального понимания романа. Специфическая структура пушкинского романа в стихах, при которой любое позитивное высказывание автора тут же незаметно может быть превращено в ироническое, а словесная ткань как бы скользит, передаваясь от одного носителя речи к другому, делает метод насильственного извлечения отдельных цитат из текста особенно опасным.

Во избежание этой угрозы роман следует рассматривать не как механическую сумму высказываний автора по различным вопросам, своеобразную хрестоматию цитат, а как органический художественный мир, части которого живут и получают смысл лишь в соотнесенности с целым.-Простой перечень проблем, которые «ставит» Пушкин в своем произведении, не введет нас в мир «Онегина». Художественная идея подразумевает особый тип преображения жизни в искусстве. Известно, что для Пушкина была «дьявольская разница» между поэтическим и прозаическим моделированием одной и той же действительности, даже при сохранении той же тематики и проблематики. Понимание литературного произведения как общественного явления не может быть противопоставлено специфике его художественной организации, поскольку та общественная функция, которая определяет потребность существования искусства, может быть выполнена лишь благодаря специфически художественной организации текста.

В чисто методическом отношении анализ произведения обычно расчленяют на рассмотрение внутренней организации текста как такового и изучение исторических связей произведения с окружающими его явлениями действительности, общественной мысли и литературы. Такой подход представляет ряд удобств и вполне может быть рекомендован как практический прием анализа.

Однако даже в этой ограничительной функции его не следует абсолютизировать: при строго синхронном анализе останутся не выделенными внесистемные элементы, роль которых при построении динамических моделей исключительно велика1. Напротив того, при включении произведения в иной исторический ряд будет меняться и представление о природе его имманентной организации. Так, в зависимости от того, проведем ли мы линии преемственной зависимости от «Евгения Онегина» к «Герою нашего времени», романам Достоевского или «Поэме без героя» Ахматовой (все эти -- как и многие другие -- связи исторически реальны; относительно

Лермонтова и Достоевского они очевидны, на последнюю указала сама А. А. Ахматова, например, заявив в примечаниях к поэме: «Пропущенные строфы -- подражание Пушкину»1), изменится и тот тип внутренней организации, который актуализируется в пушкинском романе в стихах. В первом случае вперед выступит фрагментарность композиции и система взаимных пересечений точек зрения. Во втором -- диалогическая природа текста (см. труды М. М. Бахтина). В третьем -- система намеков, ссылок, цитат -- зашифровка смысла в толще культурных наслоений (см.: «Решка», строфа XVII). Не случайно каждое подлинно новое завоевание литературы неизбежно по-новому раскрывает не только внешние вне-текстовые связи, но и природу внутренней структуры живых явлений культурнрго прошлого.

Из сказанного вытекает безнадежность попыток дать какой-либо конечный итог истолкования тех художественных явлений прошлого, которые сохраняют культурную значимость.

«Фаталист» и проблема Востока и Запада в творчестве Лермонтова

Проблема типологии культур вбирала в себя целый комплекс идей и представлений, волновавших Лермонтова на протяжении всего его творчества: проблемы личности и ее свободы, безграничной воли и власти традиций, власти рока и презрения к этой власти, активности и пассивности так или иначе оказывались включенными в конфликт западной и восточной культур. Но для воплощения общей идеологической проблематики в художественном произведении необходима определенная сюжетная коллизия, которая позволяла бы столкнуть характеры и обнажить в этом столкновении типологию культур. Такую возможность давала традиция литературного путешествия. Сопоставление «своего» и «чужого» позволяло одновременно охарактеризовать и мир, в который попадает путешественник, и его самого.

Заглавие «Героя нашего времени» непосредственно отсылало читателей к неоконченной повести Карамзина «Рыцарь нашего времени»2. Творчество Карамзина, таким образом, активно присутствовало в сознании Лермонтова как определенная литературная линия. Мысли о типологии западной и русской культур, конечно, вызывали в памяти «Письма русского путешественника» и сюжетные возможности, которые предоставлял образ их героя. Еще Федор Глинка ввел в коллизию корректив, заменив путешественника офицером, что делало ситуацию значительно более органичной для русской жизни той эпохи. Однако сам Глинка не использовал в полной мере сюжетных возможностей, которые давало сочетание картины «радостей и бедствий человеческих» с образом «странствующего офицера», «да еще с подорожной по казенной надобности» (VI, 260).

Образ Печорина открывал в этом отношении исключительные возможности. Типологический треугольник: Россия--Запад--Восток -- имел для Лермонтова специфический оборот -- он неизбежно вовлекал в себя острые в 1830-е гг. проблемы Польши и Кавказа. Исторически актуальность такого сочетания была вызвана не только тем, что один из углов этого треугольника выступал как «конкретный Запад», а другой -- как «конкретный Восток» в каждодневной жизни лермонтовской эпохи. Культурной жизни Польши, начиная с XVI в., была свойственна известная «ориентальность»: турецкая угроза, опасность нашествия крымских татар, равно как и многие другие историко-политические и культурные факторы, поддерживали традиционный для Польши интерес к Востоку. Не случайно доля польских ученых и путешественников в развитии славянской (в том числе и русской) ориенталистики была исключительно велика. Наличие в пределах лермонтовского литературного кругозора уже одной такой фигуры, как Сенковский, делало эту особенность польской культуры очевидной. Соединение черт католической культуры с ориентальной окраской придавало, в глазах романтика, которого эпоха наполеоновских войн приучила к географическим обобщениям, некоторую общность испанскому и польскому. Не случайно «демонические сюжеты поэм молодого Лермонтова свободно перемещаются из Испании в Литву» (ср. географические пределы художественного мира Мериме: «Кармен» -- «Локис»).

Традиция соединения в русской литературе «польской» и «кавказской» тем (с ее метонимическими и метафорическими вариантами -- «грузинская» и «крымская») восходит к «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина, где романтическая коллизия демонической и ангельской натур проецируется на конфликт между польской княжной и ее восточными антиподами (крымский хан, грузинская наложница). То, что в творческих планах Пушкина «Бахчисарайский фонтан» был связан с замыслом о волжских разбойниках, т. е. с романтической попыткой построить «русский» характер, заполняет третий угол треугольника.

Слитность для русского культурного сознания тем Польши и Кавказа (Грузии) была поэтически выражена Пастернаком:

, С действительностью иллюзию, С растительностью гранит Так сблизили Польша и Грузия, 'Что это обеих роднит. Как будто весной в Благовещенье Им милости возвещены Землей -- в каждой каменной трещине, Травой -- из-под каждой стены1.

Именно таковы границы того культурно-географического пространства, внутри которого перемещается «странствующий офицер» Печорин.

О Хлестакове

Одной из основных особенностей русской культуры послепет-ровской эпохи было своеобразное двоемирие: идеальный образ жизни в принципе не должен был совпадать с реальностью. Отношения мира текстов и мира реальности могли колебаться в очень широкой гамме -- от представлений об идеальной высокой норме и нарушениях ее в сфере низменной действительности до сознательной правительственной демагогии, выражавшейся в создании законов, не рассчитанных на реализацию («Наказа»), и законодательных учреждений, которые не должны был заниматься реальным законодательством (Комиссия по выработке нового уложения). При всем глубоком отличии, которое существовало между деятельностью теоретиков эпохи классицизма и политической практикой «империи фасадов и декораций», между ними была одна черта глубинной общности: с того момента, как культурный человек той поры брал в руки книгу, шел в театр или попадал ко двору, он оказывался одновременно в двух как бы сосуществующих, но нигде не пересекающихся мирах -- идеальном и реальном. С точки зрения идеолога классицизма, реальностью обладал только мир идей и теоретических представлений; при дворе в политических разговорах и во время театрализованных праздников, демонстрировавших, что «зла-тый век Астреи» в России уже наступил, правила игры предписывали считать желательное существующим, а реальность -- несуществующей. Однако это был именно мир игры. Ему отводилась в основном та сфера, в которой на самом деле жизнь проявляла себя наиболее властно: область социальной практики, быта -- вся сфера официальной «фасадной» жизни. Здесь напоминать о реальном положении дел было непростительным нарушением правил игры. Однако рядом шла жизнь чиновно-бюрократическая, служебная и государственная. Здесь рекомендовался реализм, требовались не «мечтатели», а практики. Сама императрица, переходя из театральной залы в кабинет или отрываясь от письма к европейскому философу или писания «Наказа» ради решения текущих дел внутренней или внешней политики, сразу же становилась деловитым практиком. Театр и жизнь не мешались у нее, как это потом стало с Павлом I. Человек потемкинского поколения и положения еще мог соединять «мечтательность» и практицизм, тем более что Екатерина II, всегда оставаясь в государственных делах прагматиком и дельцом, ценила в «любезном друге» ту фантазию и воображение, которых не хватало ее сухой натуре, и разрешала ему «мечтать» в политике:

... Кружу в химерах мысль мою: То плен от персов похищаю, То стрелы к туркам обращаю; То, возмечтав, что я султан, Вселенну устрашаю взглядом; То вдруг, прельщался нарядом, Скачу к портному по кафтан...1

Но для людей следующих поколений складывалась ситуация, при которой следовало выбирать между деятельностью практической, но чуждой идеалов, или идеальной, но развивающейся вне практической жизни. Следовало или отказаться от «мечтаний», или изживать свою жизнь в воображении, заменяя реальные поступки словами, стихами, «деятельностью» в мечтаниях и разговоре. Слово начинало занимать в культуре гипертрофированное место. Это приводило к развитию творческого воображения у людей художественно одаренных и «ко лжи большому дарованью», по выражению А. Е. Измайлова, у людей посредственных. Впрочем, эти оттенки могли и стираться. Карамзин писал:

Что есть поэт? искусный лжец...2

Но тяготение ко лжи в психологическом отношении связывается с определенным возрастом -- переходом от детства к отрочеству, временем, когда развитие воображения совпадает с неудовлетворенностью реальностью. Становясь чертой не индивидуальной, а исторической психологии, лживость активизирует во взрослом человеке, группе, поколении черты инфантилизма.

* * *

Лев Николаевич Гумилев -- выдающийся ученый, востоковед, этнограф, специалист в области истории древних тюрков и других степных народов Евразии. Возросший в последнее десятилетие общественный интерес к отчественной истории объясняет выбор для хрестоматии фрагментов из книги ученого «Древняя Русь и Великая степь». В ней предлагается увлекательный опыт реконструкции русской истории IX--XIV вв., дана научно обоснованная, нетривиальная и непредвзятая трактовка многих ранее считавшихся «темными» страниц русской истории.

Автор излагает свои оригинальные историко-географическую ' и этнологическую концепции, опираясь на данные памятников, системные связи, используя в своем анализе открытое им явление пас-сионарности. Тексты насыщены терминами разных наук, причем для научного стиля Гумилева характерны два момента: 1) термины и их производные, как правило, снабжаются в тексте общеупотребительными аналогами: прямое (ортогенное) направление, персис-

тентный (твердый, устойчивый); автор часто уточняет содержание уже известного понятия, например, народ, нация, этнос; 2) нередко в тексте рядом с термином дается отсылка к предыдущим книгам автора, в которых либо впервые вводятся эти термины, либо уточняется их уже известное, традиционное значение с целью придания большей смысловой точности. Это такие термины, как naccuo-нарностъ, комплиментарностъ, химера, Евразия. Л. Н. Гумилев очертил границы Евразии и дал этому понятию определение, его концепция позволила современникам назвать ученого «великим евразийцем».

Стилю Л. Н. Гумилева свойственны доверительная манера письма, своего рода собеседование с читателем, что достигается разными приемами: это и так называемое авторское мы (мы придерживаемся четвертого мнения); и мы «совокупности» -- я и аудитория, мы с вами (об этом пойдет наша беседа с читателем; поскольку выводы, к которым мы прийти...). Этой же цели -- вызвать у читателя чувство сопричастности -- служат многочисленные вопросно-ответные конструкции в тексте и использование грамматических форм глаголов: начнем с краткого напоминания об исходной ситуации; посмотрим, как возникли такие системы; . поэтому рассмотрим наш сюжет.

В целом индивидуальный стиль письма Л. Н. Гумилева позволяет сделать два вывода: 1) о продолжении (а вернее, непрерывности) изначальной русской традиции научного описания, выразившегося в близости художественной и научной литературы; 2) о неразрывной связи научного (понятийного) и образного мышления автора. Второе обстоятельство имеет как объективную, так и субъ-* ективную основу. Объективно -- таков индивидуально-авторский стиль автора, органически ему свойственный. Однако научные труды, отличающиеся особенной новизной темы и проблематики, части работы, включающие полемику, отличаются экспрессивностью и эмоциональностью. Поэтому образность языка ученого не только не противоречит направленности его работы, а наоборот, представляет неразрывное единство авторской индивидуальности и новизны проблематики. По определению Д. С. Лихачева, «книга Л. Н. Гумилева читается как роман»1, а сам автор «обладает воображением не только ученого, но и художника»2. Субъективным моментом можно считать то, что автор заинтересован в расширении читательской аудитории, и книга написана «забавным русским слогом», что повысило усвояемость текста и расширило круг читателей»3.

Л. Н. Гумилев

Древняя Русь и Великая степь1 Постановка проблемы

Тезис. Принцип этногенеза -- угасание импульса вследствие энтропии2, или, что то же, утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей среды, этнической и природной, -- не исчерпывает разнообразия историко-географических коллизий. Конечно, если этносы, а тем более их усложненные конструкции -- суперэтносы живут в своих экологических нишах -- вмещающих ландшафтах, то кривая этногенеза отражает их развитие достаточно полно. Но если происходят крупные миграции, сопряженные с социальными, экономическими, политическими и идеологическими феноменами, да еще при различном пассионарном напряжении этносов, участвующих в событиях, то возникает особая проблема -- обрыв или смещение прямых (ортогенных) направлений этногене-зов, что всегда чревато неожиданностями, как правило неприятными, а иногда трагичными.

Если при таких коллизиях этнос не исчезает, то процесс восстанавливается, но экзогенное воздействие всегда оставляет на теле этноса рубцы и память об утратах, часто невосполнимых. Суперэтнические контакты порождают нарушения закономерности. Их следует всегда учитывать как зигзаги, само наличие коих является необходимой составной частью этногенеза, ибо никто не живет одиноко, а отношения между соседями бывают разнообразными.

При взаимодействии двух систем задача легко решается противопоставлением «мы -- наши враги», но при трех и более получить решение трудно. А именно три этнокультурные традиции столкнулись в Восточной Европе в IX--XI вв., и только в XII в. зигзаг истории был преодолен, после чего начался культурный расцвет при пассионарном спаде, т. е. инерционная фаза этногенеза. Это уникальный вариант этнической истории, и тем-то он представляет интерес в ряде аспектов, о которых речь пойдет ниже.

Эволюционная теория Дарвина и Ламарка была предложена для объяснения видообразования, а этногенез -- процесс внутривидовой и специфичный. Уже потому применение принципов эволюции к этническим феноменам неправомерно.

Этнические процессы дискретны (прерывисты), а исключения из этого правила -- персистенты (твердые, устойчивые) -- не продлевают свою жизнь, а останавливают ее, как Фауст остановил мгновение; но ведь тут-то его и зацапал Мефистофель! Значит, для динамичного этноса такое решение проблемы бессмертия противопоказано.

Для реликтового этноса-персистента возможны, кроме полной изоляции, три пути: 1) ждать, пока истребят соседи (элиминация);

2) включиться в живущий суперэтнос во время смены фаз и укрепиться в нем (инкорпорация); 3) рассыпаться розно (дисперсия). Все три варианта можно проследить всего за один век -- XII. Этот век как бы антракт между надломом мира ислама, реанимацией Византии и детским буйством «христианской» Европы, пышно названным «крестовыми походами». Здесь легко проследить вариации соотношения Руси и Степи. Этим занимались самые замечательные историки XVIII--XIX вв., вследствие чего следует ознакомиться с их представлениями, но, конечно, под углом зрения этнологии, ибо эта новая наука уже показала, на что она способна. А основной тезис этнологии диалектичен: новый этнос, молодой и творческий, возникает внезапно, ломая обветшалую культуру и обездушенный, т. е. утративший способность к творчеству, быт старых этносов, будь то реликты или просто обскуранты; в грозе и буре он утверждает свое право на место под солнцем, в крови и муках он находит свой идеал красоты и мудрости, а потом, старея, он собирает остатки древностей, им же некогда разрушенных. Это называется возрождением, хотя правильнее сказать «вырождение». И если новый толчок не встряхнет дряхлые этносы, то им грозит превращение в реликты. Но толчки повторяются, хотя и беспорядочно, и человечество существует в своем разнообразии. Об этом и пойдет наша беседа с читателями.

И автору, и, вероятно, читателю интересна история Древней Руси, которая, по мнению летописца, возникла как определенная целостность только в середине IX в.1 А что было до этого? Кто окружал эту новорожденную этническую систему? Кто был ей другом, а кто врагом? Почему об этом негде прочесть, хотя источники повествуют о хазарах и варягах и даже о западных славянах, тюрках и монголах? В книгах есть простое перечисление событий, в том числе недостоверных. Они сведены в синхронистическую таблицу, предлагаемую ниже, но связи между этими событиями потребовали дополнительного критического анализа и выбора точки

отсчета.

Наиболее выгодным пунктом для широкого обозрения оказались низовья Волги, а проблема свелась к вопросу: почему Киевская Русь, испытавшая бесчисленные беды, не погибла, а победила, оставив потомкам роскошное искусство и блестящую литературу? * Для того чтобы найти ответ, стоит постараться. Но не надо забывать, что в большую цель легче попасть, чем в маленькую. Поэтому рассмотрим наш сюжет на фоне обширного региона между Западной Европой и Китаем, ибо только такой подход поможет нам справиться с поставленной задачей.

Хазария и ойкумена до 800 г. Начнем с краткого напоминания об исходной ситуации, на фоне которой начался изучаемый процесс. Самое легкое для восприятия -- это обзор ойкумены на уров-

не суперэтносов с учетом возрастных фаз ненарушенных этногене-зов1. За исключением многочисленных реликтов, в том числе самих хазар, наиболее старыми были кочевники Великой степи, потомки хуннов и сарматов, этнические системы коих сложились в JII в. до н. э. В 800 г. они имели три каганата: Уйгурский -- на востоке Степи, Аварский -- на западе и Хазарский -- на Волге и Северном Кавказе. Только в этом последнем правила тюркютская династия Ашина, прочие уже вступили в фазу обскурации, заменяя оригинальную степную культуру заимствованными мировоззрениями, и оба каганата, несмотря на внешний блеск, находились на пороге гибели.

Пассионарный толчок I в. к середине II в. породил Византию, Великое переселение народов и Славянское единство. Эти три феномена находились в IX в. на рубеже фазы надлома и инерционной фазы этногенеза. Византии предстоял расцвет культуры, славянству -- расширение ареала, а Франкской империи, созданной Карлом Великим в 800 г., угрожала неотвратимая судьба -- в недрах ее, как в соседних Скандинавии и Астурии, шел инкубационный период нового пассионарного взрыва, в следующих IX--X вв. разорвавшего железный обруч Каролингской империи и зачавшего феодально-папистскую Европу, гордо назвавшую себя, и только себя, «христианским миром».

Наиболее активными были суперэтносы, возникшие около 500 г. в полосе, тянувшейся от Аравии до Японии: мусульманский халифат, от которого уже оторвалась мусульманская Испания, радж-путская Индия, Тибет, превратившийся из маленького племени ботов в претендента на гегемонию в Центральной Азии, империя Тан, уже надломленная внешними неудачами и внутренними потрясениями, и Япония, внезапно вступившая на путь реформ, что принесло ей много горя.

Эти суперэтносы находились в акматической фазе этногенеза. Пассионарность разрывала их на куски, ломала культурные традиции, мешала установлению порядка и в конце концов, прорвав оковы социальной и политической структуры, растеклась по сектантским движениям, губительным, как степные пожары. Но это была пока перспектива, а в 800 г. халифат Аббасидов, Тибетское царство и империя Тан стояли столь крепко, что казались современникам вечными. Обычная аберрация близости, характерная для обывательского восприятия мира, -- современное считается постоянным.

Но, несмотря на разнообразие возрастов, вмещающих ландшафтов, культурных типов и при вариабельности политических форм феодализма между всеми перечисленными этносами, да и реликтами, было нечто общее: все они появились вследствие взрывов пассионарности в определенных географических регионах, к

которым были уже приспособлены их предки -- этнические субстраты. Следовательно, миграции их носили характер расселения в сходных ландшафтных условиях, привычных и пригодных для ведения хозяйства традиционными приемами. Исключение составляли некоторые германские этносы: готы, вандалы, руги, лагобарды... Так они и погибли как этнические системы, а их потомки слились с аборигенами Испании, Италии и Прованса. Этносы франков и англосаксов расширились в привычном ландшафте... и уцелели.

Благодаря этой географической закономерности в 1-м тысячелетии н. э. почти незаметна роль этнических химер, которые если и возникали в пограничных районах, например^ IV--V вв. в Китае1, то были неустойчивы и недолговечны. Но и тут было исключение из правил: этнос, освоивший антропогенный ландшафт вместе с его аборигенами, стал независим от природных ландшафтов и получил широкую возможность распространения. Для этого этноса ареалом стала вся ойкумена, а контакты его с местными жителями стали не симбиотичными, а химерными. Посмотрим (оставаясь в пределах окрестностей Каспийского моря), как возникали такие системы и к чему это привело аборигенов и мигрантов. Этого будет для решения поставленной задачи необходимо и достаточно.

Однако история культуры на территории Восточной Европы в 1-м тысячелетии изучена весьма неполно. Следы ее исчезли, но это повод, чтобы поставить проблему так: культурный ареал всегда имеет центр, как бы столицу, которой принадлежит гегемония. Древняя Русь перехватила гегемонию у Хазарского каганата в X в. Следовательно, до X в. гегемония принадлежала хазарам, а истории Древней Руси предшествовала история Хазарии. Но история Хаза-рии имела две стороны: местную и глобальную, принесенную с Ближнего Востока европейскими эмигрантами. Без учета фактора международной торговли история не только Хазарии, но и всего мира непонятна.

Поскольку выводы, к которым мы пришли, весьма отличаются от традиционных, основанных на летописной версии, необходимо объяснить читателю, почему у автора появилось право на недоверие к источникам. А чем отличается этническая история от истории социально-политической и культурно-идеологической, будет ясно из текста и характера изложения.

Что искать и как искать? Поставленная нами задача одновременно и перспективна, и крайне сложна. С одной стороны, в Юго-Восточной Европе переплелись воздействия многих суперэтносов: евразийских тюрок -- наследников эпохи Великого каганата2, Византии, мусульманского мира эпохи халифата и «христианского мира», только что сложившегося в суперэтническую целостность. Не меньшее значение имели реликты Великого переселения народов в Азии -- неукротимые угры, воинственные куманы (ветвь

динлинов). Но на первом месте стояла Древняя Русь, сомкнувшая свои границы с Великой степью. Уловить и описать характер взаимоотношений этих этнических групп на одной территории и в одну эпоху -- значит решить проблему этнического контакта путем эмпирического обобщения.

Но с другой стороны, история хазар писалась неоднократно и осталась непонятой из-за разнообразия многоязычных источников, свести которые в непротиворечивую версию крайне сложно. То же самое можно сказать об археологических находках, в том числе сделанных автором. Без дополнительных данных они проблему не проясняют.

И наконец, по поводу значения этнических контактов для истории культуры общего мнения нет. Одни считают, что любой контакт и метисация -- благо, другие утверждают, что это гибель, третьи полагают, что смешение народов вообще не имеет значения для их судьбы. Но, самое главное, никто не привел достаточно веских аргументов в свою пользу и опровержений иных точек зрения.

Мы придерживаемся четвертого мнения: смеси чего угодно -- газов, вин, людей... -- не могут быть подобны первичным ингредиентам, но последствия смешений этносов всегда разнообразны, ибо зависят от ряда обстоятельств: 1. Характера взаимодействия того и другого этноса с окружающей географической средой, ибо от этого зависят способы ведения хозяйства, которые вызывают либо симбиоз, либо соперничество. 2. Соотношения фаз этногенеза обоих компонентов. Фазы могут совпасть или нет, а в последнем случае более пассионарный этнос давит на соседа независимо от личного желания отдельных его представителей, даже вопреки их воле. 3. Комплиментарности, проявляющейся при совмещении культурно-психологических доминант, которая может быть позитивной или негативной. Знак комплиментарности проявляется в безотчетной симпатии или антипатии на популяционном уровне. 4. Перспективности контакта, ибо он может вести либо к ассимиляции одного этноса другим, либо к элиминации, а проще -- истреблению одного этноса другим, либо к слиянию двух этносов в единый третий -- это и есть рождение этноса.

Короче говоря, решение поставленной проблемы требует привлечения не только географии, но и истории, т. е. описания событий в их связи и последовательности на том уровне, который в данном случае является оптимальным. И найти этот уровень необходимо. <...>

Путем зерна. Диалектика природных явлений предполагает обязательное сочетание жизни и смерти. Согласно закону отрицания отрицания, смерть есть необходимое условие для продолжения любого процесса жизни, и, когда в поле зрения наблюдателя находились короткие отрезки линейного времени, этот тезис не вызывал сомнений даже у древних греков.

Размещено на Allbest.ru


Подобные документы

  • Разговорная речь как устная форма существования языка. Ее эмоционально-экспрессивные оценки. Основные черты обиходно-разговорного стиля. Учение о коммуникативных качествах хорошей речи, разработанное Б.Н. Головиным. Соотношения речи с другими понятиями.

    реферат [16,5 K], добавлен 23.05.2010

  • Научный стиль речи - одна из функциональных разновидностей литературного языка, обслуживающая сферу науки и производства. Разновидности и жанры научного стиля, тематика текстов. Лексические, морфологические и синтаксические особенности данного стиля.

    контрольная работа [30,9 K], добавлен 17.05.2011

  • Становление норм современного русского литературного языка от А.С. Пушкина. Кодифицированные нормы литературного языка. Коммуникативный аспект культуры речи, выработанный в литературе и народной жизни. Стили речи, культура речи, этика и владение языком.

    презентация [221,3 K], добавлен 16.05.2010

  • Разговорная речь в системе функциональных разновидностей литературного языка. Этика и этикет разговорной речи. Причины недостаточной информативности предложений. Ошибки, связанные с употреблением слов без учета их семантики. Употребление научного стиля.

    контрольная работа [21,0 K], добавлен 20.05.2010

  • Культура речи. Стили речи. Богатство русской речи. Вкус эпохи и мода. Слово, являясь это первоэлементом языка, играет многогранную роль в речи. Оно характеризует человека как личность, передает опыт поколений и меняется вместе с ними.

    реферат [15,7 K], добавлен 12.10.2003

  • Предмет и задачи культуры речи. Языковая норма, её роль в становлении и функционировании литературного языка. Нормы современного русского литературного языка, речевые ошибки. Функциональные стили современного русского литературного языка. Основы риторики.

    курс лекций [150,1 K], добавлен 21.12.2009

  • Научный стиль речи - функциональная разновидность литературного языка в сфере науки и производства, его черты, регламентирование, морфология; письменные жанры. Композиция научного текста, способ изложения, организация: фактическая информация и метатекст.

    презентация [79,7 K], добавлен 20.11.2012

  • Понятие культуры речи. Выразительные средства языка. Характерные особенности нормы литературного языка. Качества грамотной речи. Типичные лексические ошибки. Норма в современном русском языке, ее источники. Словарные пометы, отражающие варианты нормы.

    презентация [39,7 K], добавлен 21.03.2014

  • Письменная разговорная речь. Обмен электронными письмами программистов. Традиционное понимание разговорной речи как "разновидности устной литературной речи". Феномен речи, обладающей многими характеристиками разговорной речи в условиях Интернет-дискурса.

    реферат [18,3 K], добавлен 11.05.2014

  • Место разговорной речи в системе языка, ее характерные особенности, проявляющиеся на разных языковых уровнях. Синтаксические особенности русского и английского разговорных языков. Граница между нормами литературного языка и тенденциями разговорной речи.

    курсовая работа [79,5 K], добавлен 07.01.2013

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.