Эволюция отношений государства и крупного бизнеса в Республике Корея

Третья глава посвящена анализу процесса формирования и развития чэболь с 1950-х до середины 1990-х годов. В результате приватизации имущества колонизаторов и коллаборационистов подавляющее большинство крупных промышленных компаний в 1950-е годы оказалось в руках двух категорий собственников: персонала (в лице, как правило, высших менеджеров), участвовавшего прежде в управлении этими объектами, и бывших крупных землевладельцев, обладавших достаточными финансовыми ресурсами, необходимой информацией и связями с влиятельной бюрократией, позволившими данной категории лиц взять под свой контроль основные промышленные структуры. Своими приоритетами правительство Ли Сын Мана в этот период провозглашало опору на либеральные принципы невмешательства в хозяйственные процессы, рассчитывая, что свободная деятельность корейских предпринимателей направит накопленные знания и энергию на развитие сфер экономики, отвечающих первоочередным интересам и частного бизнеса, и государства. Между тем активность крупных частных компаний во второй половине 1950-х годов концентрировалась на посреднической деятельности, обеспечивавшей связь внешнего и внутреннего рынков. Крупные компании сформировали картельные союзы, контролировавшие импорт хлопка (100%), зерна (81%) и сахара (27%). Эксклюзивные возможности импортера, в условиях закрытости внутреннего рынка, позволили крупному бизнесу к началу 1960-х годов аккумулировать значительные финансовые ресурсы. Между тем укрепление крупного бизнеса слабо отражалось на росте занятости, заработная плата оставалось на уровне прожиточного минимума, а рост цен на товары первой необходимости провоцировал население на выступления протеста.

Пришедший к власти в начале 1960-х годов авторитарный режим генерала Пак Чон Хи сделал основной упор на вовлечение крупного бизнеса в процесс создания экспорториентированной промышленности. Важную роль при этом сыграли финансовые институты развития (Корейский банк развития, Корейский банк долгосрочного кредитования, Экспортно-импортный банк Кореи, Национальный инвестиционный фонд), стимулировавшие участие чэболь в процессе модернизации южнокорейской экономики.

Помимо мобилизации внутренних источников развития, государство напрямую или через доверенные банки привлекало внешние займы и направляло их крупнейшим бизнес-группам. Так, из привлеченных Южной Кореей внешних средств в 1969 - 83 годы лишь 7% приходилось на прямые зарубежные инвестиции. Остальные средства распределялись под контролем государства и в соответствии с его планами. Тем самым обеспечивалась поддержка роста чэболь за счет распространения на них системы приоритетного финансирования: на их долю в середине семидесятых годов приходилось 75% всей суммы банковских кредитов, предоставленных частному сектору.

Делая ставку на развитие крупного бизнеса, администрация Пак Чон Хи принимала во внимание не только необходимость наращивания потенциала национального предпринимательства, но и учитывала ограниченные возможности бюрократического аппарата, на который нельзя было целиком положиться при реализации крупных проектов. Предпочтения, отдававшиеся крупному бизнесу, имели свои социокультурные причины. Корейское общество традиционно строилось как вертикально управляемая система, чья внутренняя структура характеризовалась постоянными длительными отношениями ее элементов. Корейский механизм развития, подразумевающий наличие государства, контролирующего и перераспределяющего ресурсы, и экономических лидеров, определяющих иерархию коммерческих структур, вполне соответствовал социальной организации корейского общества.

Холдинговая система в стране до финансового кризиса 1997 - 98 гг. была запрещена. Фактически в Южной Корее чэболь в докризисный период воспроизводили элементы системы организации бизнес-групп, близкие к тем, которые в экономической литературе называют децентрализованными холдингами. Обычно такие предпринимательские структуры «скреплены» перекрестным участием в капитале, а то и исключительно личной унией руководителей. Форма организации бизнеса в чэболь дополняется пирамидальной системой, на вершине которой находится головная компания, в максимальной степени подконтрольная владельцу, а внизу - группа аффилированных фирм с наименьшим участием основного собственника. В Южной Корее перекрестное владение акциями между двумя компаниями запрещено. Но если компаний больше двух, то схема непрямого контроля за собственностью допускалась, что облегчало владельцам чэболь ведение бизнеса. Получение прибыли конкретной аффилированной компанией было важным, но не единственным и отнюдь не решающим фактором, определяющим отношение к ней семьи собственника. Первостепенное значение имела роль той или иной компании с точки зрения сохранения контроля и обеспечения развития чэболь.

Семейный по своему характеру бизнес оказался весьма удобен для создания и сохранения контроля над многопрофильными предпринимательскими структурами, объединяющими разнородные компании. Во главе каждого структурного подразделения стояло доверенное лицо владельца чэболь, имеющее, как правило, свою долю в управляемом им бизнесе. Многопрофильность чэболь создавала предпосылки для осуществления экономического маневра путем проникновения в перспективные сферы экономики, используя потенциал, сформировавшийся за счет деятельности в других, подчас весьма далеких по своему характеру деятельности отраслях. В Южной Корее крупный бизнес развивался за счет интересов малого бизнеса. Общепринятой практикой было перекладывание конгломератами своих финансово-экономических проблем на младших партнеров. Для этого использовались многообразные методы, вплоть до задержек платежей по совершенным контрактам и принудительного навязывания долгосрочных векселей в качестве платежных средств.

Вместе с тем «тепличные» условия финансирования крупного бизнеса способствовали накоплению многих проблем. Чэболь оказались «заражены» гигантоманией, погоней за участием в строительстве престижных объектов, приведших к возникновению малоэффективных производств. Резкое увеличение зависимости от внешних источников финансирования отражал показатель отношения задолженности к собственному капиталу (debt-to-equity ratio), достигавший в чэболь в середине 90-х 500 - 700%.

Глубинные причины неустойчивого развития Южной Кореи в конце 1980-х и в 1990-е годы определялись переходным характером южнокорейского государства, переживавшего сложный период трансформации от авторитаризма к демократии. Выход на лидирующие позиции партий и движений, в которых (в явной или скрытой форме) ведущую роль играет объединение политиков, бюрократов и представителей крупного бизнеса, чревато для страны деструктивными последствиями, что и подтвердил приход к власти президента Ким Ен Сама (1993 - 97 гг.). Новый президент доверил проведение реформ чиновничеству, которое было психологически, профессионально (а часть его и по корыстным соображениям) не готово к сколько-нибудь заметным переменам. Симбиоз бизнеса и политики усиливал их финансовую взаимозависимость, и, оказавшись втянутой в этот процесс со времен предвыборной борьбы, команда Ким Ен Сама не смогла преодолеть путы круговой поруки. Вместе с тем непрозрачный характер «семейного» бизнеса осложнял внешнеэкономическую деятельность чэболь в период, когда на повестку дня встал вопрос о глобализации деятельности южнокорейских компаний. В сложившихся условиях в первой половине 90-х годов было упущено время для проведения действенных реформ и осуществления структурных преобразований в народнохозяйственном комплексе. Возникла необходимость выбора между чрезмерной диверсификацией и выделением узких приоритетных направлений НИОКР. Однако отказаться от диверсификации или хотя бы сузить ее рамки чэболь оказались неспособны. На многопрофильности бизнеса была основана вся система «непрозрачного финансирования» конгломератов, для многих членов семьи была неприемлема сама идея свертывания целых направлений деятельности, грозящая отлучением от финансовых потоков и снижением статуса в семейной иерархии. Поэтому неоднократные попытки добиться структурной перестройки чэболь за редким исключением были неудачны. В этих условиях сломать сложившийся статус-кво могло лишь резкое изменение экономической ситуации. Валютно-финансовый кризис, распространившийся в Восточной Азии в 1997 году, не только дестабилизировал экономическое положение в Южной Корее, но и сделал по существу невозможным функционирование прежнего хозяйственного механизма.

В четвертой главе проводится анализ государственной политики в отношении крупного бизнеса и трансформация системы организации чэболь в посткризисный период. Обращение администрации Ким Дэ Чжуна (1998 - 2003 гг.) к концепции «хозяйственного порядка» подразумевало окончательное подведение черты под периодом авторитаризма. Растущее влияние общественных организаций, крепнущий авторитет свободных средств массовой информации резко уменьшили возможности заключения закулисных сделок между бюрократией и крупным бизнесом, позволили установить гласный публичный контроль за реализацией экономической политики. Новые экономические задачи призвано было решить новое по своей структуре правительство. Это подразумевало слияние ряда министерств и ведомств, ликвидацию органов, осуществлявших непосредственное вмешательство в хозяйственные процессы и регулирование деятельности предпринимательских структур. Особое внимание уделялось качественной характеристике управленческих кадров. Правительство пошло также на максимальное открытие банковской системы, чтобы привлечь в экономику дополнительные кредитные ресурсы, а главное, способствовать усилению конкуренции в банковской сфере. Реализация намеченного накладывала на правящую администрацию и предпринимательские структуры конкретные обязательства. Правительство брало на себя ответственность за: 1) санацию банковской системы, в том числе путем содействия в реструктуризации и списании долгов чэболь; 2) создание специального фонда поддержки занятости при проведении структурных преобразований; 3) поддержку модернизации малого бизнеса, интегрированного с чэболь; 4) введение до конца 1999 г. льготного налога на сделки с недвижимостью, дабы облегчить процесс передела собственности.

Со своей стороны бизнес обязался: 1) сократить число дочерних компаний путем продажи нерентабельных фирм; 2) принять участие в слияниях компаний, действующих в девяти отраслях (аэрокосмическая промышленность, производство полупроводников, нефтепереработка, нефтехимия, черная металлургия, электротехника, производство судовых двигателей, транспортное машиностроение, автомобилестроение).

График 1. Доля чэболь в ВНП Республики Корея (%)

Источники: The Korea Fair Trade Commission, Korea Information Service. 2006. Sea-Jin Chang. Financial crisis and transformation of Korean business groups. The rise and fall of the chaebols. - Cambridge: Cambridge university press, 2003. P. 10-12.

Обеспечивая юридическую поддержку реформ, правительство внесло масштабную корректировку в законодательство. В частности, были внесены поправки в «Закон о внешнем аудите», ужесточавшие порядок финансового учета и контроля в соответствии с международными стандартами. Отдельно, в целях повышения транспарентности коммерческих структур, 30 ведущим чэболь вменялось в обязанность представлять сводные финансовые отчеты (совместные для материнских и дочерних структур), что позволяло отслеживать реальное положение крупного бизнеса. В «Законе о продаже ценных бумаг» большие права предоставлялись мелким акционерам. Законом упрощался порядок перемещения акций, расширялись права миноритариев в избрании руководства компаний, а также облегчалась процедура возбуждения иска в отношении руководства компании по подозрению в нарушении им должностных обязанностей. В «Законе о стимулировании иностранного капитала» расширялись возможности иностранных инвесторов, в том числе в участии в развернувшемся процессе слияний и поглощений. В «Законе о корпоративном регулировании» и в «Законе о регулировании монополий и добросовестной конкуренции» усиливались статьи, ужесточавшие контроль за реорганизацией бизнес-групп и движением финансовых потоков.

Общие вопросы экономической стратегии обсуждались в рамках Трехсторонней комиссии с участием правительства, Федерации корейской промышленности (отражающей интересы крупного предпринимательства) и профсоюзов. В центре обсуждения - трудовые отношения, а также приватизация, либерализация внутреннего рынка и последствия прихода иностранного капитала (проблема сохранения рабочих мест и т. д.).

Большое значение в процессе реформирования придавалось реализации заключенного правительством с «пятеркой» крупнейших чэболь в 1998 г. «Большого Договора», предусматривавшего их реструктуризацию. Экономическое содержание соглашения составляли сделки своп, подразумевавшие обмен активами и обязательствами, в том числе при участии кредитных институтов под гарантии правительства и под его контролем. При этом государство через подконтрольные ему банки участвовало в разработке программ реструктуризации крупного бизнеса. Между тем правительство, погружаясь в проведение реформаторской политики, переступило грань, отделявшую процесс регулирования от процесса непосредственного вмешательства в принятие крупными компаниями конкретных решений по диверсификации бизнеса и совершенствованию корпоративной структуры. Прежде всего это касалось выполнения своп-сделок в рамках «Большого договора». Контроль за этими сделками возлагался на банковско-кредитные институты, которые сами находились в состоянии реформирования. Поэтому механизм осуществления был несовершенен, породив для участников своп-соглашений немало проблем, в том числе связанных с тем, что бюрократические органы «в режиме ручного управления» взялись за развязку возникших нестыковок. Как показал южнокорейский опыт, рыночный вариант своп-соглашений оказывался куда более продуктивным и менее опасным с точки зрения возможных ошибок и злоупотреблений, нежели бюрократический подход к решению аналогичных проблем.

Государству приходится учитывать опасность наследия этатистских тенденций, и в этой связи главное внимание уделяется следованию рыночным принципам реформирования экономики. Новые приоритеты в политике президента Но Му Хёна (2003 - 2007 гг.) в отношении бизнеса нашли свое выражение в программе мер, озаглавленной «Трехлетняя дорожная карта проведения рыночных реформ» и долгосрочной программе развития науки и технологий до 2030 г., детализированной в 2007 г. в новом пятилетнем «Проекте поддержки следующего поколения «локомотивов роста». Цель экономической политики - снижение уровня прямого вовлечения государства в хозяйственные процессы при одновременной поддержке функционирования рыночных механизмов и обеспечении равных условий деятельности всем коммерческим структурам. Во главу угла ставится координация научных исследований, проводимых университетами, научными институтами и корпоративными исследовательскими центрами, активность частного бизнеса в финансировании научных программ за рубежом (что уже реализуется в США, в России, в КНР), участие чэболь в технологических альянсах с ведущими ТНК.

Оздоровительные процессы в реальном секторе благотворно сказались на положении банковско-кредитной системы. В 1998 - 99 гг. наметился интенсивный приток иностранного капитала. Все эти факторы способствовали экономическому оживлению, наметившемуся уже в 1999 г. и приведшему к экономическому росту в 2000-е годы.

Изменение системы организации самого крупного бизнеса носило нешаблонный характер, о чем свидетельствует сопоставление посткризисного опыта лидеров южнокорейского бизнеса - LG, Hyundai и Sumsung. Группа LG избрала путь сохранения многопрофильного бизнеса, введя его в рамки холдинговой компании. В то же время наметились и другие пути реформирования крупных южнокорейских конгломератов. Группа Samsung, избегая радикальных нововведений, создает типичный для современных южнокорейских крупных корпоративных структур де факто холдинг, в состав которого входят 63 компании, контролируемые семьей Ли. Хотя число аффилированных с Hyundai Motor group компаний выросло в 2000 - 2004 гг. с 10 до 25, однако сфера их деятельности связана со стратегической для группы отраслью - автомобилестроением. Таким образом, в отличие от LG холдинга новая автомобильная компания создается как бизнес-группа, объединяющая коммерчески и производственно тесно связанные между собой фирмы. В такой бизнес-группе заложены основы ее трансформации в корпорацию.

Глава пятая посвящена рассмотрению взаимодействия государства и крупного бизнеса в социальной сфере. Избрав в проведении социальной политики жесткий курс, администрация Пак Чон Хи пошла в начале 1960-х годов на активную поддержку развития образования. Во-первых, это позволило преодолеть злободневный на тот период дефицит подготовленных специалистов. Во-вторых, предоставляя доступ к получению высококачественного образования на приемлемых условиях, государство открывало перспективы для карьерного роста представителям практически всех социальных групп. В остальном принцип концентрации всех сил на экономическом развитии в 1960 - 70-е годы подразумевал финансирование социальных программ по остаточному принципу. В результате сложилась зависимость наемного персонала исключительно от работодателя во всех вопросах как профессиональной деятельности, так и обеспечения условий его существования. Специфическое положение чэболь в южнокорейской экономике объективно подразумевало наличие особых социальных функций крупного бизнеса.

В этих условиях в чэболь складывалась система пожизненного найма, заимствованная из японского опыта. В ее южнокорейской редакции рабочие и служащие делились на постоянный (подразделяющийся, в свою очередь, на руководящий и базовый) и составляющий большинство временный персонал. Последний в период экономических трудностей мог быть сокращен. Попадание же в постоянный состав гарантировало рабочее место в бизнес-группе до конца служебной карьеры. Однако получение статуса постоянного сотрудника необходимо было заслужить безупречной дисциплиной, качественным трудом и безоговорочной преданностью работодателю. Дабы поддержать свои наиболее подготовленные и перспективные кадры, крупный бизнес шел на значительные расходы. Они включали в себя незарплатную часть трудовых издержек, источником которой служили в основном социальные расходы предприятия, направляемые на обеспечение персонала жильем и предоставление медицинского обслуживания, а также возможностей для повышения образования. Взяв на себя пенсионное обеспечение занятых на своих предприятиях (всеобъемлющая пенсионная система сложилась лишь в 1999г.), создавая возможность повышения уровня профессиональной подготовки, предоставляя наемному персоналу многообразные услуги (от финансовой поддержки празднования рождения ребенка и проведения свадеб сотрудников и их детей до организации похорон), чэболь предоставляли в той или иной мере практически все виды социальной поддержки.

Подход президента Ким Дэ Чжуна к решению социальных проблем в конце 1990-х годов характеризовал тезис о желательности для южнокорейского общества следовать принципу “workfare” (производному от двух английских слов “work” - работа и “welfare” - благосостояние). За этим термином скрывалась попытка адаптировать социальную политику, апробированную при генерале Пак Чон Хи, к ордолиберальному курсу проведения социально-экономической политики. Опирались при этом на законодательную базу, подготовленную в переходный период от диктатуры к демократической системе правления. В августе 1991 г. был принят, а с января 1992 г. вступил в силу «Закон о создании социальных фондов на предприятиях», устанавливавший систему финансовых и налоговых льгот для компаний, вкладывавших средства в социальные программы. Законом предусматривалось исключение из налогооблагаемой базы 5% прибыли в случае ее перевода в специальный социальный фонд предприятия, управляемый совместно работодателями и наемным персоналом.

Такая политика имела как отрицательные, так и положительные черты. С одной стороны, она означала тесную зависимость системы социального обеспечения значительной части занятых от коммерческой конъюнктуры и финансового состояния конкретного предприятия. Кроме того, данный характер распределения социальных благ усиливал материальное расслоение южнокорейцев, что порождало напряжение в общественных отношениях. Вместе с тем сам крупный бизнес получил возможность оптимизировать управление социальными процессами в пределах своей компетенции. Чэболь стремились с максимальной для себя выгодой возместить вложения в социальную сферу, используя готовность занятых участвовать в принятых на предприятиях системах управления качеством производства и реализации готового продукта.

В 1990-е годы южнокорейское государство решительно отвергло идею культурной изоляции, пойдя по пути преодоления традиций национализма и ксенофобии, имеющих в Южной Корее глубокие корни. Президент Ким Ен Сам в 1994 г., поддержанный затем президентом Ким Дэ Чжуном, провозгласил курс на активное участие в глобализации гуманитарных связей. Реализация этой политики базируется на партнерстве государства и крупного бизнеса. Сложилась практика непосредственного участия крупного бизнеса в создании соответствующей инфраструктуры путем обеспечения функционирования культурных центров под патронажем отдельных чэболь. Другим видом поддержки является финансирование различного рода культурных фондов и гуманитарных программ местного, регионального и общегосударственного характера. Результаты длительной скоординированной деятельности государства и частного бизнеса в сфере культуры проявились в динамичном развитии и разнообразии культурной жизни Южной Кореи, заметном укреплении ее гуманитарного потенциала в первые годы нового тысячелетия.

Поддержанная государством культурная экспансия, оказавшаяся востребованной значительной частью населения соседних стран и получившая название «корейская волна» (халлю), началась на рубеже XXI века с материкового Китая, охватила затем Гонконг, Тайвань, Вьетнам и в середине первого десятилетия достигла Японии, стран Центральной Азии. Набирает силу процесс укрепления взаимозависимости культурного и коммерческого процессов, способствуя продвижению на внешний рынок южнокорейских товаров, услуг и инвестиций. Укрепление гуманитарного потенциала позитивно отражается на состоянии трудовых ресурсов, способствует возвращению на родину квалифицированных специалистов что, в свою очередь, существенно повышает качество труда, положительно отражается на конкурентоспособности производства товаров и услуг, позволяет южнокорейскому государству и бизнесу ставить перед собой амбициозные цели развития высокотехнологичных отраслей экономики. Совокупный дополнительный экономический эффект от упомянутых выше позитивных процессов и растущего гуманитарного влияния за рубежом в середине 2000-х оценивался южнокорейскими экспертами в 5% ВВП.

В главе шестой исследуется роль крупного бизнеса во внешнеэкономической политике Республики Корея. Южнокорейская внешнеэкономическая стратегия базируется на координации усилий государственных органов и частного бизнеса. В то же время после кризиса 1997 - 98 гг. государство меньше занимается детализацией внешнеэкономической политики, все больше отводя корпоративному сектору инициативную роль. В любом случае мнение крупного бизнеса по ключевым вопросам внешнеэкономической политики и отношений с ведущими внешнеэкономическими партнерами тщательно изучается, взвешивается и ни в коем случае не игнорируется без веских аргументов. Крупный южнокорейский бизнес, несмотря на успешный опыт ряда инвестиционных проектов в Европе и Северной Америке, вплоть до конца 1990-х годов делал упор на внешнеторговую экспансию. В условиях сохранения возможности использования дешевых финансовых привлеченных средств крупный бизнес активно практиковал создание современных предприятий в Южной Корее. Внешние инвестиционные проекты встречали более прохладное отношение со стороны бюрократии и инициировались владельцами чэболь на свой страх и риск. Создание же в стране новых, технически передовых предприятий позволяло модернизировать индустрию Республики Корея, повышать производительность труда и конкурентоспособность южнокорейских товаров на внешних рынках.

На нынешнем этапе южнокорейский бизнес рассматривает проблемы развития внешнеэкономических связей в контексте глобальных по своему характеру изменений мирохозяйственных связей. Модификация внешнеэкономической политики оказалась сложной проблемой для традиционных чэболь. Поэтому она происходила на рубеже XXI века параллельно с перестройкой организационной структуры крупных южнокорейских компаний и налаживанием нового характера их отношений с государством. Одновременно решалась задача диверсификации основных рынков сбыта в пользу развивающихся экономик, прежде всего Китая и других стран Восточной Азии.

Южная Корея вынуждена отказаться от «экспортоориентированной стратегии» развития экономики в том виде, в каком она просуществовала на протяжении трех с половиной десятилетий, в пользу формирования в Южной Корее «открытой экономики», позволяющей говорить о приверженности стратегии «взаимной выгоды». Прежняя политика опиралась на возможность оказания южнокорейскому крупному бизнесу (на который делалась основная ставка) широкой поддержки со стороны государства с целью завоевания внешних рынков, при том что доступ на внутренний рынок для иностранных производителей и инвесторов был ограничен. В условиях глобализации и привязки регулирования международной торговли к правилам ВТО следовать прежним курсом стало невозможно. Отсюда необходимость пересмотра предпочтений во внешнеэкономической политике. Южнокорейское правительство на рубеже XXI века провозгласило «второй этап структурной перестройки», пойдя на либерализацию законодательства, регулирующего привлечение стратегических иностранных инвесторов, а также сняв ограничения на слияния и поглощения. В новых условиях принципиальное значение приобретает участие в международной производственной кооперации, в инвестиционных и научно-технических обменах. Эти и другие составные части политики «внешнеэкономической открытости» призваны были способствовать оптимизации структуры национальной экономики, повышению ее эффективности, а значит, внешней конкурентоспособности южнокорейского бизнеса.

На первый план выходит не столько поддержка товарного экспорта, сколько участие южнокорейского бизнеса во всем комплексе мирохозяйственных связей - от разработки до сбыта и обслуживания конечной продукции, а также обеспечение совместимости южнокорейских рыночных институтов, прежде всего предпринимательских структур, с их внешними партнерами.

Крупный бизнес отстаивает свои интересы на внутреннем и внешних рынках, проявляя в случае необходимости корпоративную солидарность. Тем не менее даже случаи обострения отношений между национальными и иностранными инвесторами не заставляют южнокорейское государство пересматривать стратегический курс на либерализацию допуска иностранного капитала на внутренний рынок, хотя значительная доля акций ведущих компаний принадлежит внешним инвесторам (см. табл. 1).

Согласно существующим оценкам, лишь 10% иностранных инвестиций приводят к доминированию на южнокорейском рынке зарубежных компаний в лице ТНК. В 60% случаев создаются структуры, во-первых, на паритетных основах контролируемые южнокорейскими и иностранными собственниками и управляемые независимой (часто интернациональной) командой менеджеров, во-вторых, имеющие адекватного конкурента на внутреннем рынке. Это значит, что иностранные капиталовложения становятся мощным фактором активизации конкурентной борьбы, стимулирующей повышение эффективности местного бизнеса и конкурентоспособности южнокорейской экономики в целом. В свою очередь, южнокорейский крупный бизнес выступает инициатором слияний и поглощений с участием зарубежных фирм. Для крупных чэболь участие в международных альянсах становится залогом укрепления завоеванных на мировых рынках позиций при сохранении возможности самостоятельно принимать принципиальные стратегические решения. Это отвечает и внешнеэкономическим приоритетам Республики Корея.

Таблица 1. Доля акций крупнейших южнокорейских компаний, находящихся под контролем иностранных акционеров. 2003 г. (%)

Источник: News world. 2004. December. P. 56

В седьмой главе исследуются взаимодействие государства и крупного бизнеса на восточноазиатском направлении. Среди региональных приоритетов на первом месте ставятся южнокорейские интересы в Северо-Восточной Азии (СВА), включая отношения с КНР и Японией, а также связи со странами - членами АСЕАН. Особое значение уделяется развитию отношений с КНДР.

Несмотря на колебания и попятные движения двусторонних отношений, следует ожидать, что в среднесрочной перспективе Южная Корея пойдет на подписание соглашения о свободной торговле (ССТ) с Японией. Это связано со стратегическими внешнеэкономическими интересами государства в целом и крупного южнокорейского бизнеса, в частности, крупных предпринимательских структур, которые делают ставку на развитие высокотехнологичных производств. Партнерство с Японией тем более значимо для южнокорейского бизнеса, что помимо всего прочего оно отвечает задачам экспансии на перспективном китайском направлении. Политика южнокорейского государства и чэболь в отношении Китая за полтора десятилетия показала свою эффективность, поскольку совместные усилия государства и крупного бизнеса позволили контролировать и корректировать процессы развития двусторонних экономических связей в сторону постоянного повышения их уровня. Быстрый рост двусторонней торговли после установления в 1992 г. дипломатических отношений в последнее пятилетие дополняется экспансией южнокорейского крупного бизнеса в Китай.

Хотя в Южной Корее реально осознается потенциальная угроза со стороны китайских конкурентов, однако преобладает стремление использовать процесс развития экономики КНР для подъема уровня своего бизнеса, задействуя китайские людские, материальные и научно-технические ресурсы и опираясь на свой опыт создания конкурентоспособных производств. Сотрудничество китайских и южнокорейских партнеров подразумевает кооперацию промышленного производства, координацию НИОКР, в том числе за счет расширения использования китайского научного потенциала в рамках совместных программ, согласование действий по стандартизации продукции в международных организациях. Решение двух последних задач предполагает участие государственных институтов двух стран в поддержке бизнеса.

Обобщая сказанное, следует подчеркнуть, что при взаимодействии с КНР расчет в Южной Корее строится на снижении угроз, связанных с деиндустриализацией экономики, за счет использования южнокорейским бизнесом возможности интегрироваться в китайскую хозяйственную систему и закрепления за собой значительных сегментов внутреннего рынка Китая, потребности которого обеспечиваются высокотехнологичными отраслями РК.

Южная Корея строит свою политику с учетом программ, принятых в 2003 г. высшими руководителями Республики Корея, КНР и Японии на о. Бали, которые предусматривают трехстороннее взаимодействие в области экономики, политики, обороны и культуры. В 2005 г. в треугольнике Сеул - Пекин - Токио обострились политические отношения. Однако в условиях кризиса проявилась цементирующая роль бизнеса трех стран, скрепляющего отношения в «треугольнике». Продолжающееся интенсивное развитие торгово-экономических, инвестиционных и научно-технических связей закладывает прочный фундамент будущих разносторонних отношений трех стран. Таким образом, хотя контуры экономического сотрудничества еще недостаточно определены, а институционализация регионального сотрудничества находится на начальной стадии, прослеживается заинтересованность южнокорейского государства и бизнеса в формировании правил и приоритетов зарождающихся в Северо-Восточной Азии (СВА) интеграционных процессов.

Республика Корея оказалась последней из состава «тройки» стран СВА, вступившей на путь прямых переговоров о заключении интеграционных соглашений со странами АСЕАН. Негативные процессы в экономиках стран ЮВА в середине 90-х годов оказались неожиданными для южнокорейских коммерческих структур, развернувших свою деятельность в регионе. Гигантомания, проявленная в этот период при осуществлении капиталовложений в странах АСЕАН такими чэболь, как Daewoo, Samsung, Hyundai, привела к нерациональному использованию инвестиционных ресурсов и образованию долгов, осложнивших положение южнокорейских чэболь в период кризиса 1997 - 98 гг. Отставание от Китая и Японии в создании договорной базы развития торгово-экономических связей с АСЕАН свидетельствует о дисбалансе во внешнеэкономической стратегии в пользу укрепления отношений с Японией и Китаем в ущерб юго-восточному направлению. Этот перекос южнокорейское государство и крупный бизнес активно преодолевают с начала 2000-х годов.

В ноябре 2004 г. была достигнута предварительная договоренность о заключении соглашения о свободной торговле с шестью членами АСЕАН: Брунеем, Индонезией, Малайзией, Сингапуром, Таиландом и Филиппинами. При этом на Индонезию, Малайзию, Сингапур и Таиланд приходится около 90% южнокорейского товарооборота с АСЕАН. Предполагается, что к 2009 г. будут сняты тарифные ограничения на торговлю 80% товарных групп. Что касается слаборазвитых индокитайских государств, то стороны договорились разработать меры, обеспечивающие проведение с ними торгово-экономических операций на условиях сохранения льготных преференций. Параллельно Сеул заключил двустороннее соглашение о свободной торговле с Сингапуром, вступившее в силу с июля 2005 г. Проявляющиеся колебания и неустойчивость проникновения южнокорейского крупного бизнеса в страны ЮВА отражают сохраняющийся дефицит необходимой правовой, информационной и организационной инфраструктуры, способствующей внешнеэкономической деятельности в регионе.

Экспансия крупного бизнеса представляет собой эффективный внешнеполитический инструмент Южной Кореи в отношениях с КНДР. Выдвижение на первый план в межкорейских отношениях реализации экономических проектов при участии чэболь представляется хорошо организованным и целенаправленно подготовленным продуктом взаимодействия государства и крупного частного бизнеса. Договоренность о строительстве промышленного парка в Кэсоне была достигнута между руководством группы Hyundai и северокорейским руководителем Ким Чен Иром. Уже сам по себе этот факт говорит об особенностях межкорейских экономических отношений. С одной стороны, их развитие готовится и направляется высшими государственными институтами двух стран. Однако с южнокорейской стороны влиятельными переговорщиками, а также непосредственными участниками реализации согласованных проектов выступают ведущие бизнес-группы.

Для Севера и Юга Кореи выгодно быстрое создание благоприятных условий для развития коммерческих связей, при волнообразном подключении разных частей КНДР к межкорейскому экономическому сотрудничеству и постепенном втягивании их в региональную кооперацию в рамках СВА. Именно такой подход просматривается в соглашениях, достигнутых на саммите в Пхеньяне в октябре 2007 г. Однако если взаимное сближение не получит импульс от глубинных перемен в КНДР, возможности создания единой экономики Кореи будут надолго подорваны. Учитывая непоследовательность политики КНДР, нельзя сколько-нибудь уверенно предсказать судьбу конкретных экономических проектов, в том числе реализуемых в Кэсоне. Однако следует отдать должное южнокорейскому государству и бизнесу: они проводят продуманную и взвешенную политику в отношении Северной Кореи. И эта политика имеет достаточно оснований стать результативной.

Проведенное исследование позволило сформулировать ряд принципиальных положений, которые выносятся автором на защиту:

1. Трансформация южнокорейской стратегии развития от следования жестким установкам, отвечающим корпоративистким предпочтениям, в пользу методов организации хозяйства, близким ордолиберальным принципам, показала глубину перемен, происходящих в современной южнокорейской экономике и находящих свое выражение в модификации механизма государственного регулирования, а также в изменениях, затрагивающих основы функционирования крупных коммерческих структур. В конечном итоге характер этих перемен подразумевает переход от регулирования экономических процессов на основе дирижизма к формированию конкурентного рыночного хозяйства.

Изначально опираясь на синтез адаптированных зарубежных (прежде всего японских) принципов корпоративного строительства и методов управления, присущих корейскому стилю руководства, чэболь при поддержке государства смогли стать органичной, т.е. отвечающей национальным политическим и социокультурным особенностям, эффективной моделью организации крупного бизнеса в развивающейся экономике на этапе ее индустриализации. Сложившиеся в Южной Корее на базе корпоративизма отношения государства и крупного бизнеса на первоначальной фазе роста (1960 - 80-е годы) обеспечивали сбалансированный учет стратегических интересов государства и частных коммерческих структур, динамичное укрепление промышленного потенциала, при поддержании минимально необходимого уровня развития социальной сферы. В этих условиях, при сохранении преобладающего влияния государства на решение стратегических вопросов экономического развития, одновременно происходило постепенное упрочение прав частного корпоративного капитала.

2. К середине 90-х годов потенциал, заложенный в принципах функционирования чэболь и подразумевающий систематическую их государственную поддержку, оказался исчерпан. Крупный бизнес под стимулирующим давлением правительства и последствий кризиса 1997 - 98 гг. вступил на путь реформ, предусматривавших отказ от привилегий и селективных льгот, типичных для корпоративистских отношений.

Дальнейшее развитие Республики Корея на базе укрепления рыночных отношений оказалось невозможным без избавления государственно-корпоративных отношений от черт, присущих корпоративизму, а также отказа от дирижизма в регулировании экономикой. Вместе с тем проведение южнокорейского варианта ордолиберальной политики не предусматривает ослабления позиций государства по всем направлениям, как и не «развертывает поход» против чэболь в угоду широко распространенным в обществе критическим настроениям. В одних случаях (деловая практика, инвестиции, внешнеэкономическая деятельность) сфера ответственности государства и крупного бизнеса концентрируется в разных, всего лишь пересекающихся плоскостях, в других (социальная политика, культура) - государственно-корпоративные отношения оказываются тесно переплетенными. В то же время меняется содержание институтов и механизмов проведения государственной социально-экономической политики, и постепенно происходят качественные изменения в крупном бизнесе. В сложившихся социально-экономических условиях основное внимание государства фокусируется на институциональных преобразованиях, нацеленных на укрепление основ конкурентной рыночной экономики.

3. Учет национальных особенностей при выборе стратегии экономической политики в современной Южной Корее не означает абсолютизацию прошлых успехов отечественного типа предпринимательства и проявление нетерпимости к внешнему влиянию. Напротив, проводимый с конца 1990-х экономический курс отталкивается от результатов, достигнутых в предшествующие десятилетия, но не ориентируется на консервацию прежних институтов и приоритетов. Так, неудачи преобразований начала 1990-х годов не привели к возвращению в какой-либо форме архаичных схем корпоративизма и реанимации идей дирижизма. Историческая память о проводимой в XIX веке политике экономической замкнутости и культурной изолированности от внешнего мира, приведшей к катастрофическим экономическим последствиям и, в конечном итоге, к потере независимости, заставляет правящую элиту связывать будущее страны с поиском оптимальных путей адаптации экономических и политических институтов к правилам и идеям, планку которым устанавливает мировой опыт. В этом - разительное отличие Южной Кореи от России, где влиятельные слои общества никак не могут избавиться от тяги к огосударствлению экономики, от патологического страха перед влиянием глобализации и «заимствованных на Западе идей».

Оценка происходящих в Республике Корея процессов показывает, что в условиях глобализации сохраняются реальные возможности для маневра: крупному бизнесу - для поиска устраивающих его путей модернизации и реструктуризации; государству - для сохранения возможности выбора концепции экономической политики. Чем и воспользовалась правящая элита, прагматичный расчет которой побудил ее обратиться к идеям ордолиберализма, отвечавшим на рубеже XXI века задачам конкретного этапа национального развития. Идеи эти воспринимаются не трафаретно, они не являются предметом пропагандистской кампании, а становятся теоретической базой принимаемых практических решений. В ходе сопоставления общих принципов «хозяйственного порядка» с южнокорейской практикой определяются конкретные подходы к модернизации государственных институтов и реформированию крупного бизнеса. В отношении крупного бизнеса государство в пореформенный период прибегало к административным методам давления там и тогда, когда действия чэболь противоречили взятым ими обязательствам и подрывали социально-экономическую стабильность и действия рыночного механизма.

4. Южнокорейский опыт подтверждает, что модификация государственно-корпоративных отношений и трансформация корпоративного сектора тесно сопряжены с переменами, происходящими в политической системе, в административной структуре, в правовой сфере, в области социальных отношений и культуры, а потому представляет собой длительный и в некоторых аспектах конфликтный для общества процесс.

В сфере политики правившие в пореформенный период президенты и их управленческие «команды» избежали соблазна обращения к директивным методам руководства как инструменту корректировки политического механизма. Слабость политических партий государство компенсирует не бюрократическим давлением на эти и прочие политические институты с целью выстраивания угодной правящему режиму политической среды, а за счет стремления неуклонно соблюдать букву и дух демократических принципов организации общества, обеспечения свободы средств массовой информации и усиления неправительственных организаций (НПО), на которые перекладывается часть функций контроля над крупным бизнесом и его отношениями с бюрократией.

5. Исследование показало исключительную важность подготовки государства к реформированию крупного бизнеса путем перестройки административной системы управления и необходимой корректировки кадровой политики. Южнокорейский опыт свидетельствует, что новые принципы государственного регулирования экономики могут быть успешно задействованы лишь при условии преодоления клановых и клиентельно-патронажных связей в бюрократической среде, повышения уровня подготовки, системы подбора и продвижения государственных управленцев.

Для российского бизнеса важно учесть новые тенденции в государственно-частном партнерстве, нашедшие свое выражение в социальной и культурной сфере. Патронажный характер социальных отношений меняется в 2000-е годы по мере перестройки деятельности чэболь в соответствии с принципами, отвечающими корпоративной социальной ответственности (КСО). Хотя масштабы принятия крупным бизнесом на вооружение КСО еще не велико, содержание социальных процессов (подразумевающих участие в них не только южнокорейского коммерческого сектора, но и центральных и местных органов власти, а также НПО) позволяет высказать предположение, что тенденция укрепления КСО будет продолжаться и способствовать формированию в обществе социально-политической стабильности.

6. Чэболь, лишившись прежней постоянной опеки со стороны правительства, меняют свою внутреннюю организацию и выстраивают новый механизм взаимодействия с государственными организациями и институтами гражданского общества посредством перестройки системы отношений собственности и управления, путем пересмотра характера связей с банковско-кредитными институтами и политики занятости. Если на первоначальном этапе посткризисных реформ (в 1998 - 99 гг.) перестройке чэболь в большей мере мешали груз наследия прошлого (проблема долгов, обязательства перед занятыми, бремя «неформальных» отношений с бюрократией) и субъективные факторы (сопротивление консервативной части собственников и менеджеров), то в 2000-е годы препятствия носят в основном объективный характер.

Противоречие содержит в себе сама этапность проведения реформ. С одной стороны, она позволяет крупному бизнесу постепенно адаптироваться к происходящим переменам за счет реструктуризации и модификации системы организации бизнеса и управления, последовательно концентрируясь на решении назревших проблем. С другой стороны, затяжка с перестройкой системы организации чэболь, модернизацией делового администрирования ведет к замедлению переориентации производства товаров и услуг в пользу высокотехнологичных образцов, к снижению темпов развития НИОКР. От того, в какой мере удастся решить это противоречие за счет оптимизации начатой трансформации крупного бизнеса, будет зависеть способность корпоративных структур обеспечить свою конкурентоспособность на мировом рынке.

7. Необходимость модернизации южнокорейской экономики побудила в конце 1990-х годов правительство проводить либеральный курс во внешнеэкономической политике. Выдвинутый южнокорейским правительством тезис о свертывании участия южнокорейского государства в развитии внешнеэкономических связей не может трактоваться однозначно. Государство отказалось от методов непосредственного вмешательства в хозяйственную деятельность частных компаний, а также от прямых форм поддержки экспорта и ограничения импорта. Используются иные механизмы, рассчитанные на поддержание партнерских отношений с крупным бизнесом, определяющим масштаб, динамику и характер развития внешнеэкономических связей страны. В арсенале государства важное место занимает экономическая дипломатия, активно проводимая как на двустороннем уровне, так и в более широком формате. Правительство делает упор на предупреждение и адекватное реагирование на применение ограничительных мер, направленных против экспансии южнокорейских производителей, активно используя в своих интересах потенциал международных организаций. Новым явлением становится использование гуманитарного потенциала страны во внешнеэкономической политике.

8. Рост торгового оборота в 2000 - 2006 годы в три раза до 10 млрд. долл. и появление крупных инвестиционных проектов в конце 2000-х годов позволяет говорить о реальном процессе подъема двустороннего российско-южнокорейского сотрудничества. Однако масштабный и стабильный рост торгово-экономических связей возможен только при взаимосвязанной работе коммерческих структур, правительственных организаций, политических деятелей, общественных организаций и ученых России и Республики Корея. Именно так РК строит свои отношения со странами Восточной Азии. В Южной Корее на уровне государственных институтов и частного бизнеса идет работа по выстраиванию аналогичных отношений с Россией. Необходим паритетный ответ с российской стороны в построении адекватных институтов двустороннего сотрудничества при участии государственных органов, бизнеса и его организаций (включая РСПП), академического сообщества. Такой подход позволит полнее оценить потенциал собственно южнокорейской экономики и активную роль этой страны в интеграционных процессах в Восточной Азии. В интересах российских коммерческих структур искать многообразные пути подключения к динамичным экономическим процессам, происходящим как в Республике Корея, так и в Восточной Азии в целом, в том числе за счет сотрудничества с южнокорейским крупным бизнесом.

Основные работы, опубликованные по теме диссертации

Индивидуальные монографии

1.Федоровский А.Н. Южнокорейские чэболь: становление, развитие, трансформация. - М.: ИМЭМО РАН, 2007. 16,8 п.л.

2.Федоровский А.Н. Государство и крупный бизнес во внешнеэкономических связях Южной Кореи. - М.: ИМЭМО РАН, 2006. 10,1 п.л.

Главы в коллективных монографиях

3.Федоровский А.Н. Корейский полуостров и Китай // Китай в 21 веке: глобализация интересов безопасности / Отв. ред. Г.И. Чуфрин. - М.: Наука, 2007. 1,0 п.л.

4.Федоровский А.Н. Институциональные реформы в Китае: уроки для России // Переходная экономика: теоретические аспекты, российские проблемы, мировой опыт / Отв. ред. Мартынов В.А., Автономов В.С., Осадчая И.М. - М.: Экономика, 2005 г. 1,5 п.л.

5.Федоровский А.Н. Внешнеэкономические приоритеты Южной Кореи в Восточной Азии // Восточная Азия: между регионализмом и глобализмом / Отв. ред. Чуфрин Г.И. - М.: Наука, 2004. 1,0 п.л.

6.Федоровский А.Н. Особенности международного экономического сотрудничества в Северо-Восточной Азии // Восточная Азия: между регионализмом и глобализмом / Отв. ред. Чуфрин Г.И. - М.: Наука, 2004. 1,0 п.л.

7.Федоровский А.Н. Опыт Республики Корея по защите национальных интересов на внутреннем и внешнем рынках // Всемирная торговая организация и национальные экономические интересы / Отв. ред. Королев И.С. - М.: Наука, 2003. 1,0 п.л.

8.Федоровский А.Н. Опыт проведения государственной промышленной политики в Республике Корея // Государственная промышленная политика в странах с рыночной экономикой (Концепция, эволюция, региональные отличия, механизмы реализации) / Отв. ред. Дынкин А.А., Куренков Ю.В. - М.: ИМЭМО РАН, 2002. 0,5 п.л.

9.Федоровский А.Н. Южная Корея: Особенности взаимоотношения государства и бизнеса // Место и роль государства в догоняющем развитии / Отв. ред. Эльянов А.Я. - М.: ИМЭМО, 1999. 1,0 п.л.

10.Федоровский А.Н. Глубокий структурно-финансовый кризис в республике Корея // Мировая экономика: тенденции 90-х годов / Отв. ред. Королев И.С. - М.: Наука, 1999. 0,5 п.л.

11.Федоровский А.Н. Юго-Восточная Азия // Учебник под ред. Булатова А.С. - М.: Юристъ, 1999. 0,8 п.л.