Раскопки в центральной части останца городища проводились на площади всего 150 м2 (Коровина. 1968). Столь незначительный объем работ в периферийной части поселения, к сожалению, не позволяет сказать о нем много. А.К. Коровина (1968) выделяет пять слоев. Первый архитектурных остатков не содержал (три ямы конца VI-V вв.). Второй отделяется от предыдущего прослоем пожарища. К слою относится черепяная вымостка. Основную массу находок составляет керамика конца V-IV вв. А.К. Коровина отмечает две особенности керамического комплекса: 1) преобладание изделий “фанагорийских” мастерских; 2) «большое количество лепных горшков и мисок, наиболее близкие аналогии которым мы находим в Прикубанье...» (Коровина. 1968. Рис. 4). Третий слой содержал каменные цоколи сырцовых стен, группы камней и галечные вымостки. Слой датируется концом IV-III вв. (Коровина. 1968. С. 60)...

Гораздо информативнее материалы некрополя, выделяющегося среди прочих боспорских могильников очень высокой долей воинских захоронений (см. ниже). Обратим внимание на два “пика” в истории некрополя «Тирамбы»: V-IV вв.; и периода крепости-батарейки - конец II в. до н.э. - I в. н.э.

Глава 6. Этапы освоения сельских территорий в Восточном Крыму и на Таманском полуострове в VI - IV вв. до н.э. Процессы исторического развития Боспора в ходе становление единого государства Спартокидов непосредственным образом связаны с кардинальными переменами в отношениях собственности и перераспределением земельного фонда. Завоевание и присоединение к историческому ядру государства (Пантикапейскому полису, возглавляемому тиранами) других полисов и их территорий имело следствием не только юридическую смену “верховного собственника” земли (вместо собственности гражданских общин отдельных полисов - верховная собственность главы территориальной державы), но и реальное перераспределение земель и образование новой категории землевладения. В данной главе, однако, нашей целью является не анализ содержания отмеченной перестройки, а лишь определение хронологии тех памятников, появление которых маркирует начало процесса становления новой структуры. По существующим представлениям, грань, отделяющая два периода истории сельской территории, приходится примерно на рубеж первой и второй четвертей IV в. до н.э. (Масленников. 1998. С. 42).

Периодизация сельских памятников предшествующего периода особенно интересна в сопоставлении динамики освоения сельских пространств в двух регионах, разделенных проливом (Абрамов, Паромов. 1993; Завойкин, Масленников. 2006). Она позволяет лучше понять специфику военно-политической обстановки на ранних этапах жизни греков на Боспоре и ее влияние на процесс образования Боспорского государства.

В истории освоения земель европейского Боспора можно выделить три периода: 1-3-я четверти VI в. до н.э. - выведение в регион апойкий и освоение ближайших к ним сельских территорий (или, по Ю.А. Виноградову, - параллельное выведение значительных по размерам поселений в береговой зоне, продолжившееся и позднее, одновременно с появлением рядовых поселений); 4-я четверть VI - 2-я четверть V в. до н. э. - период выведения сельских поселений за пределы ближайшей хоры городов; 2-я половина V в. до н. э. - отсутствуют точные сведения о новых поселениях, не ясна судьба старых (в целом, не исключено, процесс освоения сельских территорий приостановился).

На противоположном берегу пролива динамика этого процесса была иной. А.П. Абрамов и Я.М. Паромов (1993) отмечают неуклонный рост численности сельских поселений на Таманском п-ове уже с 3-й четверти VI в. до н.э. вплоть до 2-й четверти V в. до н.э. и, затем, стабилизацию примерно на достигнутом уровне (чуть не на порядок превышают численность в Восточном Крыму) во 2-й половине этого столетия. Однако ревизия исходных данных позволила поставить под сомнение выводы по заключительному этапу расселения греков на Азиатском Боспоре. Достигнув во 2-й четверти V в. до н.э. максимума в своем развитии, сельская территория городов Таманского п-ова если и не сократилась в размерах, то переживает своего упадок: на протяжении 2-й половины V века число поселений сокращается примерно на 42%.

Таким образом, в истории сельской округи азиатского Боспора тоже выделяется три периода: 2-я четверть - середина VI в. до н. э. -выведение в регион апойкий и освоение ближайших к ним сельхоз. угодий; 3-я четверть VI - 2-я четверть V в. до н. э. - интенсивное освоение сельских территорий, в конце которого достигнут “максимум”; середина - 2-я половина V в. до н. э. -кризис “хоры” (сокращение численности сельских поселений; предположительно, концентрация населения в крупных городах).

Итак, на первом и втором этапах характер и темпы освоения сельских территорий в двух регионах не совпадают: относительной “задержке” и незначительной численности сельских поселений Восточного Крыма противостоит ранний и интенсивный рост числа поселений на Таманском п-ове. Синхронизуется динамика развития обоих регионов во 2-й четверти V в. до н. э.: достигнув “пиков”, тот и другой демонстрируют падение ранее достигнутых показателей.

Как раз на эту грань приходятся многократно фиксируемые следы военных разрушений на обоих берегах и фортификационные мероприятия в городах европейского Боспора. Логично было бы сопоставить эти факты.

Связующим оба региона фактором могло бы, в принципе, стать стремительное нашествие кочевников, сумевших переправиться через пролив (Толстиков. 1984; Виноградов Ю.Г. 1983). Дестабилизация обстановки в регионе традиционно связывается с появлением в последней трети VI - 1-й четверти V в. до н. э. “скифов царских”, которые начали “завоевание новой родины” (Алексеев. 1992; 2003; Виноградов Ю.А. 2001; 2002; Масленников. 2001б). Ко 2-й четверти V в. до н.э. рейды номадов могли достичь Боспора Их следствием, вероятно, стали спешные оборонительные мероприятия восточнокрымских греков, видимо, небезуспешные. На азиатском же Боспоре до сих пор не обнаружены достоверные следы оборонительных сооружений ранее 3-й четверти V в. до н.э..

С другой стороны, исследователи отмечают, что тот же период сходит с исторической арены Предкавказская Скифия, ослабевают связи скифского мира с Кавказом, прекращаются периодические продвижения скифов из Поднепровья в Прикубанье (Виноградов Ю.А. 2005) На Таманском п-ове подкурганные скифские погребения (если не принимать во внимание архаическую могилу на лимане Цокур) появляются вблизи городов и крупных населенных пунктов не раньше 2-й половины V в. до н.э. (Паромов. 2000)..

Поэтому заманчивый вывод о “проникающих рейдах” номадов, видимо, следует считать преждевременным. В этой связи интересно сопоставить полученные наблюдения с данными другого источника, по-своему характеризующего военно-политическую ситуацию в двух регионах.

Глава 7. Погребения с оружием в Боспорских некрополях VI-V вв. до н.э. Взаимосвязь погребений с оружием и военно-политической истории Боспора затрагивали в своих работах многие исследователи (Толстиков. 1984; Молев. 1997; Зинько. 2001; Григорьев. 2000; и др.). Однако систематическое изучение этой группы погребальных комплексов было предложено совсем недавно (Завойкин, Сударев. 2006а,б). Исследование динамики численности погребений с оружием на Боспоре раннего периода в целом, в сравнении Восточного Крыма и Таманского п-ова, а также отдельных некрополей с учетом их доли (%) в общем составе погребений привело к ряду важных выводов.

1. В целом динамика численности (и % от общего числа) воинских захоронений находит соответствие выявленной раньше динамике численности сельских поселений (и комплексами разрушений и пожаров в городах), достигая максимума во 2-й четверти V в. до н.э., интенсивно снижаясь в 3-й четверти V в. до н.э., но возрастая в последней четверти столетия (особенно интенсивно на Европейском Боспоре).

2. Степень “вооруженности” греческого населения Азиатского Боспора существенно превосходила аналогичный показатель в Восточном Крыму: в 4-й четверти VI в. - почти вдвое; в 1-й четверти V в. - в 3,8 раза; во 2-й четверти V в. - в 4,9 раза; в 3-й четверти V в. - в 2,1 раза (в основном за счет того, что в Восточном Крыму процент возрос более чем вдвое в сравнении с предыдущим периодом); наконец, в последней четверти V в. - в 3,9 раза. Таким образом, очевидно, что степень военной угрозы на Таманском п-ове на протяжении почти всего рассматриваемого периода была выше, чем в Керченском п-ове.

3. На протяжении второй половины VI - первой половины V вв. до н.э. происходил непрерывный прирост населения. Затем в середине - 3-й четверти того же столетия наблюдается катастрофическое сокращение популяций (особенно значительное в азиатском регионе), за которым последовал (в 4-й четверти века) небольшой прирост населения на Таманском п-ове и “демографический взрыв” в Восточном Крыму, который вряд ли можно объяснить естественным приростом. При отсутствии каких-либо оснований для предположения о массовой колонизации в регион извне, напрашивается гипотеза, что существенный рост популяции на Керченском п-ове обусловлен миграциями греков с Азиатского Боспора в последней трети V в. до н.э. В этой связи уместно еще раз обратить внимание на сокращение числа сельских поселений на Таманском п-ове. Не исключено, что некоторая часть населения под давлением опасности, оставив сельскую территорию, концентрировалась в крупных городах (например, в Фанагории). Однако сравнительно малый прирост в городах данного региона и весьма значительный на противоположном берегу пролива побуждает думать, что некоторая доля населения с Таманского п-ова эмигрировала в Восточный Крым.

4. Графики распределения погребений с оружием в некрополях двух регионах по обе стороны пролива демонстрируют принципиальную несхожесть военно-политической ситуации. Вплоть до 3-й четверти V в. на Европейском Боспоре доля армии в общей численности населения была, по существу, величиной постоянной, независимой от роста (до 2-й четверти V в.) или уменьшения (в 3-й четверти V в.) численности населения. При этом “индекс вооруженности” (%) населения вплоть до 2-й четверти V в. уменьшался (вследствие прироста народонаселения), а в 3-й четверти V в. заметно увеличился (за счет уменьшения того же показателя). Таким образом, наблюдается обратная зависимость процента погребений с оружием от колебаний демографической кривой. На Азиатском же Боспоре эта зависимость прямая: росту народонаселения соответствует рост численного состава “армии” и возрастание “индекса вооруженности”. Причем темпы этого роста опережают прирост демографический. Следовательно, военная угроза к востоку от пролива была постоянным фактором, влияние которого до 2-й четверти V в. все увеличивалось. В 3-й четверти V в. “индекс вооруженности” снизился незначительно (на 2,4%), а доля “армии” в общем проценте населения уменьшилась в 4 раза. И это, видимо, следует объяснять резким падением численности населения в регионе (в 2,7 раза). Иными словами, численность армии сильно сократилась, а процент воинов в составе взрослого населения оставался почти на прежнем (максимальном) уровне. В последней четверти V в. картина принципиально меняется. Значительный (в 3,2 раза) прирост населения на Европейском Боспоре обусловил двукратное уменьшение его “вооруженности” (т.е. темпы роста населения превышали темпы роста армии), однако впервые этот процесс сопровождался увеличением численного состава “армии”. Следовательно можно считать, что в Восточном Крыму впервые сложились условия, которые стимулировали увеличение армии (за счет роста населения). На Таманском же п-ове в тот же период численность населения (по сравнению с 3-й четвертью V в.) увеличилась незначительно, при этом тоже наблюдается незначительное снижение индекса его “вооруженности” (%), а численный состав армии на треть возрос. Только в данный период происходит синхронное (хотя и непропорциональное в количественном выражении) увеличение вооруженных сил в обоих регионах.

5. Если до 2-й четверти V в. показатели численности населения в Восточном Крыму и на Таманском п-ове (судя по числу погребенных) были сопоставимы (на азиатском берегу немного больше), то с 3-й четверти (при общем резком сокращении населения) намечается перевес Европы в 1,5 раза, а в последней четверти - уже в 3,6 раза. Таким образом, можно приблизительно рассчитать соотношение воинских потенциалов Европейского и Азиатского Боспора: в 3-й четверти V в. 1,63 : 2,18; в 4-й четверти V в. 7,3 : 2,86. Иначе говоря, за счет миграций (и в какой-то части естественного прироста) населения с Азиатского Боспора военный потенциал центров Восточного Крыма в 2,6 раза превысил тот же показатель центров Таманского п-ова.

Представляется, что рассмотренный источник очень ярко демонстрирует принципиальную несхожесть военной напряженности в регионе, фиксируемой во 2-й четверти V в. до н.э. и последней четверти того же столетия.

Хронологические реперы Боспорской истории VI - IV вв. до н.э.

После того, как были рассмотрены и проанализированы основные группы археологических памятников Боспора VI-IV вв. до н.э., для исследования процесса образования Боспорского государства необходимо полученные наблюдения и выводы соотнести с данными источников других категорий. Очевидно, что только комплексный анализ всех категорий источников позволяет содержательно характеризовать этапы становления территориальной державы Спартокидов.

Прежде, чем приступить к анализу этих источников, были подробно рассмотрены общие проблемы хронологии боспорской истории.

Глава 8. Проблемы боспорской хронологии Диодора Сицилийского. Для истории Боспора исследуемого периода “несущей конструкцией” является хронологическая таблица правителей от Археанактидов (ок. 480/79-438/7 гг.) до Спартока III (ок. 284/3 г.), что сохранил для нас в “Исторической библиотеке” Диодор Сицилийский. Наглядным примером, оттеняющим значение этих данных, является сопоставление наших хронологических представлений по Боспору IV века и последующих двух веков, для которых дискуссионными остаются не только вопросы периодизации правления местных династов, но и их число, последовательность и степень родства. Диодорова хронология Спартокидов стала опорной при датировке других исторических сведений, датировке значительной части важнейших эпиграфических памятников и т.д. Поэтому закономерно, что этому источнику уделено в работе особое внимание. Данная задача тем более актуальна, что неоднократно предпринимались попытки уточнить и исправить информацию Диодора.

Глава 9. Проблема летосчисления на Боспоре. «Эра» Спартокидов. В этой главе, при имеющемся состоянии источников, не ставится целью раскрыть содержание проблемы, обозначенной в её названии. Задача скромнее: поставить проблему, притом в аспекте, имеющем непосредственное отношение к вопросу об официальном счете лет правления Спартокидов.

Выявленные в источниках следы документальной фиксации периодически повторяющихся явлений заставляют считать, что в основе счета длительности правления того или иного Спартокида лежали источники документальные. Иначе говоря, более чем вероятно, что периоды правления Спартокидов (и Археанактидов), вычисленные древним хронистом и сохраненные Диодором, - не приблизительные воспоминания устной традиции о временах давно минувших, а документально достоверные. И это означает, что исследователь не в праве перекраивать на свой вкус данные этого источника без серьезных на то оснований (а таковых выявить не удалось).

Глава 10. Данные литературной традиции.

Глава 11. Эпиграфические материалы.

Глава 12. Свидетельства нумизматики.

В Главах 10 - 12 представлен последовательный анализ данных письменных источников, свидетельств эпиграфических и нумизматических памятников с учетом их информативных возможностей. В основу обзора “неархеологических” источников положен принцип выявления, прежде всего, хронологически значимой информации, поскольку, с одной стороны, претендовать на всестороннее исследование этих источников в рамках одной работы абсолютно не реально (в обсуждении вопросов, имеющих непосредственное касательство темы диссертации я целиком опираюсь на обширную исследовательскую литературу); а с другой стороны, - критический обзор различных групп исторического материала с учетом современных разработок и новых публикаций играет решающую роль в интерпретации выводов, полученных при изучении памятников археологии. Необходимо подчеркнуть, что хронологический аспект исследования источников разных категорий (и в особенности - выработка обоснованной периодизации) имеет ключевое значение в соотнесении фактов из них полученных между собой. В ряде случаев предложены уточнения принятых в научной литературе датировок.

Глава 13. Краткий очерк истории Боспора в VI - IV вв. до н.э. В данном разделе на основе хронологического сопоставления (синхронизации) выявленных датированных фактов всех категорий источников (Приложение 2б) предложен вариант периодизации, рассматриваемой в качестве инструмента интерпретации материала, его исторического осмысления.

В ходе этой работы были выделены следующие периоды и этапы политической истории Боспора VI-IV вв. до н.э.

I. Период полисной автономии (первая четверть VI в. - ок. 410-406 гг. до н.э.)

А. Колонизация региона и становление полисов

1. Эллинская колонизация Боспора (1-3-я четверти VI в. до н.э.).

2. “Внутренняя колонизация” региона (последняя четверть VI - ок. 480 г. до н.э.).

Б. Полисные автономии: враги и союзники, поиски новых политических форм (480/79 - ок. 410/406 гг.)

3. Династия Археанактидов (480/79 - 438/7 гг. до н.э.).

4. Боспор между Афинами и Гераклеей (Персией ?): поляризация политических сил (ок. 437/436 - 410/406 гг.).

II. Боспор -держава Спартокидов (конец V - II в. до н.э.)

Этап В. Становление, упрочение и развитие единого государства (ок. 410/406 - начало III в. до н.э.)

1. Формирование ядра Боспорского государства («Боспор» титулатуры): от захвата Нимфея до смерти основателя державы (ок. 410/405-393/2 гг.).

2. Становление территориальной державы («Боспор и Феодосия») и «архонтата» Спартокидов: от восшествия на престол Левкона I до завоевания Феодосии (ок. 393/2 - прим. 366/364 гг.)

3. “Золотой век” Спартокидов (ок. 366//364 - 304/3 гг.).

Этапы становления, структура государства и характер власти Спартокидов.

Опираясь на историческую периодизацию, получаем основания для уяснения сути тех исторических процессов, за которыми в совокупности вырисовывается существо процесса становления территориальной державы Спартокидов. Для достижения поставленной цели необходимо теперь на уровне синтеза разнообразных источников по тематическому принципу осветить некоторые узловые моменты этого процесса.

Глава 14. Боспор в системе внешнеполитических отношений во второй половине V - первой половине IV вв. до н.э. Находясь на далекой периферии античного мира, Боспор был неотъемлемой его частью. И исторические (в том числе политические) процессы, определявшие в главных чертах судьбы Эллады, затрагивали также и греческие центры в Северном Причерноморье. С другой стороны, как справедливо отмечала Т.В. Блаватская, «... удаленность боспорских городов делала их менее активными участниками различного рода столкновений антагонистических групп средиземноморских полисов... Тем не менее и на берега Боспора Киммерийского должны были долетать отзвуки того ожесточенного политического соперничества, которым полна история средиземноморских полисов рассматриваемого времени, а последствия этой борьбы каким-то образом сказывались на направлениях внешней политики Боспора...» (Блаватская. 1959. С. 49-50 и прим. 2).

Однако первые несомненные следы “включенности” Боспора во внешнеполитические перипетии истории Греции мы обнаруживаем в источниках не раньше 437/436 гг., когда в Понт совершил масштабную, по привлеченным для этого средствам и задачам, экспедицию Перикл. Ведущая цель этого мероприятия для афинян состояла в обеспечении поставок из этого региона товарного хлеба. В то же самое время и местные греческие центры, вступая во взаимоотношения с лидером I Афинского морского союза, решали своим собственные задачи (в Синопе был свергнут тиранический режим; где-то Перикл провел акт “устрашения” местных «династов и царей»). Не случайно исследователи неоднократно ставили вопрос о связи с акцией Перикла смены династий на Боспоре.

Но если прежде вопрос о взаимоотношениях Боспора (который представлялся единым государством, исключая Нимфей и Феодосию) с Афинами в этот период ставился с позиций взаимодействия двух субъектов политического процесса, то теперь, опираясь на данные литературной традиции и нумизматических источников, следует говорить не только о том, что необходимо эти отношения рассматривать как “многофакторные”, но и о том, что своего рода “водоразделом” в них стали внутриполитические противоречия на самом Боспоре. По всей видимости, ряд боспорских полисов, вошедших в состав Афинской архэ в качестве союзников (после 437/436 - не позднее 425/4 г. до н.э.), рассчитывал на защиту своих интересов от посягательств пантикапейской тирании. Последняя, вероятно, находилась во взаимно неприязненных отношениях с Афинами. И, можно даже предположить, искала поддержки у влиятельного врага Афин - Персии (не исключено, после 421 г. до н.э. при посредничестве Гераклеи Понтийской).

Ситуация резко переменилась ок. 410-406 гг., когда в тяжелых для них условиях военных неудач Афины пошли на заключение дружественного договора с Спартокидами, по сути предав своих союзников. Что и развязало руки Сатиру I, который немедленно захватил Нимфей. Оставленные без внешней защиты, другие полисы Боспора ищут поддержки у Гераклеи (что прослеживается в монетном деле этих центров).

В особенности детально и ясно эта схема нового внешнеполитического расклада прослеживается в первой половине IV в. до н.э., в период Боспоро-феодосийской войны (свидетельства Полиена и Пс.-Аристотеля). Причем участие Гераклеи в этих событиях на стороне Феодосии с 386 г. подпадает под условия так наз. «Царского мира», продиктованного Артаксерксом II.

Глава 15. О статусе Феодосии и Горгиппии в державе Спартокидов. Многие исследователи отмечали, что в составе Боспорского государства Феодосия и Горгиппия занимали особое положение (Каллистов. 1949; Колобова. 1953; Виноградов. 1978; Гуров. 1983; Петрова. 1991; 2000; и др.). Ю.Г. Виноградов, рассуждая о причинах сходства и особенностяхстатуса обоих городов в политической структуре Боспорского государства, указывал на два фактора: географический (нахождение в пограничной зоне, важная военно-стратегическая позиция) и исторический (относительно позднее вхождение в состав державы Спартокидов).

Представляется, не менее плодотворен противоположный подход: сравнительное исследование характеристик этих двух городов, различающих их между собой и, наоборот, сближающих каждый из них в отдельности с другими городами Боспора. Разбирая данный вопрос, не упустим из виду, что статус их в различные исторические периоды мог существенно меняться.

Анализ всего комплекса имеющихся источников демонстрирует, что при известном сходстве в положении обоих городов, завоеванных Левконом I между 370-360 гг. до н.э., в их положении было существенное различие.

После захвата Синдской Гавани, город был перестроен и реколонизован; в следствии этого получил новое имя - “Горгиппия”, в честь брата правителя и, видимо, его первого “наместника”. В состав населения города был включен значительный контингент дорийцев (не исключено, в том числе - жителей Каллатиса в конце IV в. до н.э.), в меньшем числе - македонян и фракийцев (носителей соответствующих имен - КБН. 1137; Латышев. 1909; Тохтасьев. 1988; и др.). Таким образом, Горгиппия стало своего рода “царской колонией” (насколько эта аналогия из эллинистической практики может быть использована) с особым политико-административным положением (в рамках «Боспора» титулатуры).

Никаких следов аналогичных характеристик в политическом статусе Феодосии (помимо ее выделения в титулатуре) мы пока не знаем, если только не поддерживать старую точку зрения (Б.В. Кёне) о том, что после завоевания Феодосия (“Феодея”) была переименована по имени жены или сестры Левкона I (ср.: Блаватский. 1981; Мельников. 2000).

Глава 16. Боспор и Синдика (этапы становления территориально- административной структуры государства). Исключительное значение в исследовании этапов становления структуры Боспорского государства при Левконе I имеет посвящение, найденное в 2000 г. в Нимфее (Соколова, Павличенко. 2002). Этот документ должен быть приурочен ко времени после 370 г. до н.э. (т.е. датирован примерно тем же интервалом, какой отводится для завоевания Левконом I Феодосии, естественно, относясь к периоду после этого события).

Новые данные по истории становления Боспорского государства, полученные благодаря посвящению из Нимфея, позволяют конкретизировать этапы этого процесса. Начало формированию территориальной державы Спартокидов было положено в годы правления Сатира I. Левкон I, наследник державы Сатира, после завоевания Феодосии (приняв титул “архонт Боспора и Феодосии” - КБН. 1111, etc.) под предлогом борьбы с узурпатором власти синдского царя Гекатея сыном того, Октамасадом, вторгся в Синдику и изгнал последнего (Тохтасьев. 2001; 2004). Тогда же, видимо, была присоединена к государству Спартокидов и Синдская Гавань, а затем и племена торетов, дандариев и псессов. Этот исторический момент и фиксируется титулатурой нимфейской надписи.

В дальнейшем титулатура Левкона I, уже без приращения новых территорий, была модифицирована в соответствии с политико-административной реформой: греческие подданные остались под “архонтской” властью (при этом эллинская часть Синдики включена в состав «Боспора»), а варварские общины перешли под царскую юрисдикцию (КБН. 6а, 6, etc.).

Ранее предполагалось, что титул «архонта» Левкон I принял только после завоевания Феодосии (Завойкин. 2001а. С. 170, 172). Теперь же, с учетом того, что и содержание ядра государства («Боспора» титулатуры) после завоевания «всей Синдики» претерпевало колебания (греческие города Синдики временно были выведены из состава «Боспора»), кажется вероятным, что и сам политико-административный термин «Боспор» применительно ко всей державе Спартокидов впервые был введен в употребление в тот же самый период.

Глава 17. Монархия Спартокидов и политическая структура государства. Исследователи Боспора едва ли не на протяжении всей истории его изучения подчеркивали некую исключительность данного политического образования, отличие от других государств и регионов. Со временем сложился своего рода стереотип, представление о феноменальности Боспора. Случалось, что, пользуясь этой характеристикой, пытались объяснять те или иные черты его политического, социально-экономического или культурного облика, которые, по мнению ученых, не вполне укладывались в традиционные схемы и модели или, - точнее сказать, - противоречили представлениям самих исследователей о “норме”. Однако в случае с Боспором подчас за специфически присущие ему черты принимались и неадекватные исторической реальности представления самих исследователей, навязанные концептуальными ориентирами. И в этом вопросе не последнюю роль играла ошибочная гипотеза о формировании единого Боспорского государства уже в 480/79 г. до н.э. Поскольку синхронные источники, характеризующие политический строй этого “единого” государства, вплоть до конца V в. до н.э. отсутствуют (Васильев. 1992), с неизбежностью приходилось ретроспективно переносить исторические реалии уже IV в. до н.э. в более раннюю эпоху (хотя и с оговорками).

Одновременно и попытки осмыслить характер власти Спартокидов в IV в. до н.э. находились в сильнейшей зависимости от представления, будто к тому периоду Боспорское государство имело уже вековую традицию. Следствием этого стал отказ от попыток исследования политических и государственных форм государства Спартокидов в исторической динамике, как процесса, а не “результата”.

Лучше своих последователей существо вопроса сформулировано М.И. Ростовцевым: «Боспорская тирания определяется очень своеобразным и единичным явлением в конституционной истории античного мира. Ее нельзя назвать ни чистой военной тиранией типа сиракузской, гераклейской и многочисленных кратковременных городских тираний IV и следующих веков, представительниц так называемой младшей тирании, ни чистой, т.е. царской властью восточного или эллинистического типа... Боспорская конституция пережила два периода: один - доэллинистический, другой - эллинистический. В первый период она очень близка к младшей тирании, во второй она приближается к тому положению, в котором находились Пергамское царство и другие более мелкие малоазийские эллинистические монархии» (Ростовцев. 1989. С. 183, 193).

Со времени написания работы М.И. Ростовцева, не только существенно расширилась источниковедческая база исследований, но и был получены важные выводы принципиального характера. Так, на основании глубокого исследования такой уникальной группы документов, как декреты правителей, Ф.В. Шелов-Коведяев (1985; 1985а; Виноградов, Толстиков, Шелов-Коведяев, 2002) приходит к однозначному заключению о глубоком вторжении Спартокидов в область полисного права и формировании чуть ли ни в первой половине IV в. до н.э. (ср.: Молев. 1997) “общебоспорского гражданства”. Этот же вывод подтверждается (и уточняется его хронология) анализом

С этой точки зрения по-новому могут быть поняты и события, связанные с утверждением власти Евмела на народном собрании (Diod. XX. 24, 3-4). Не исключено, что в острой политической ситуации на передний план выходят те элементы политического “партнерства” центральной власти которые в иные моменты скрыты для нас преобладанием власти Спартокидов над полисом.

Анализ близких исторических параллелей (прежде всего - державы Дионисия Старшего) позволяет точнее уяснить те особенности государственного строя Боспорского государства, которые отличают его среди прочих монархических образований как классической, так и эллинистической эпох. А попытка проследить эволюцию политического устройства державы Спартокидов, опираясь на исследование происхождения и эволюцию термина «Боспор» в титулатуре ее правителей, приводит к гипотезе, что (по крайней мере) до присоединения Феодосии (после которого в политический оборот входят термины «архонт» и «Боспор») включение завоеванных полисов в состав государства происходило как своеобразная (насильственная) форма симполитии, т.е. включения их на правах (условно говоря) “демов”, вследствие чего образовался “мегаполис” «Боспор».

Если согласиться с определением «Боспора» титулатуры как симполитии, становится понятным, почему вошедшие в его состав гражданские общины (по крайней мере до возобновления эпизодической чеканки меди Феодосией и Фанагорией), - исключая столичный Пантикапей, до конца эпохи Спартокидов никак не проявляли себя. Это объясняет, почему, предоставляя иноземцам политию, Спартокиды не оговаривают границ распространения этой привилегии (Шелов-Коведяев. 1985а). Пантикапей же как историческое и политическое ядро Боспора (родина тирании, ее столица) занимал в этой структуре особенное положение. Ярче всего это выразилось в чеканке городской монеты, сохранившей на реверсе атрибуты полисной автономии, и в сохранении налоговых привилегий, о которых упомянуто в речи Евмела перед народным собранием (Diod. XX. 24). Сам факт, что в исторически важные моменты Спартокиды опирались на авторитет народного собрания, (хотя бы и санкционированного самими правителями) указывает на генетическую связь и определенную зависимость последних от полисных традиций даже тогда, когда их власть далеко вышла за пределы полисной структуры и могла опираться на материальные и людские ресурсы лично им подчиненные. Узурпировав власть высших полисных органов и магистратур, Спартокиды не могли полностью освободиться от этой зависимости и вплоть до конца их эпохи сохраняются черты этого политического дуализма: территориальная монархия при сильном влиянии полисных традиций.

Заключение

Процесс образования единого Боспорского государства прошел в своем развитии несколько этапов, которые протекали параллельно формированию монархических принципов управления и сложению его территориальной и административной структуры, которая видоизменялась в ходе завоевания тиранами Пантикапея (Спартокидами) новых государств (полисов) и племенных земель.

Своего рода “нулевой фазой” становления боспорской государственности было утверждение в Пантикапее в 480/79 г. до н.э. тиранической формы власти (до прим. 410-406 гг.). Пантикапейский полис во главе со своими тиранами стал “ядром” будущего Боспорского государства. Вполне вероятно, уже на этой стадии в состав пантикапейской общины могли войти небольшие автономные образования - Мирмекий, Тиритака, Порфмий.

В 438/7 г. до н.э. произошла смена правящей династии. Однако этот династический переворот в политических условиях того времени (сильное влияние Афин, вовлекших в состав I Морского союза ряд боспорских полисов) в принципе не привел к реализации “объединительных тенденций”, объективно сложившихся в регионе.

Ситуация резко меняется около 410 г. до н.э.: переход Пантикапея и Афин от конфронтации к договорным отношениям. Это развязывает руки Сатиру I, который между 410-406 гг. до н.э. захватывает близлежащий Нимфейский полис. Тому же способствовала и успешная политика Спартокидов в отношении скифских племен. Захват Нимфея стал исходным моментом в процессе образования единого Боспорского государства: тирания Спартокидов, исторически сложившаяся в рамках Пантикапейского полиса, выходит за их границы. Важно отметить появление нового административного элемента, отличного от гражданской общины Пантикапея, генетически связанной с тиранией Спартокидов, зависимого не только, и, видимо, даже не столько от полиса-захватчика, сколько лично от его правителя.

Политика невмешательства Афин во внутренние дела Боспора, вероятно, заставляет боспорские полисы искать поддержку у Гераклеи Понтийской. Однако в последние годы V в. до н.э. Сатир I захватил Фанагорию, а несколько раньше (или тогда же) - другие полисы на Таманском п-ове. Завоевание азиатской части региона было облегчено сложной военно-политической и демографической обстановкой, насколько позволяет судить анализ погребальных памятников (Завойкин, Сударев. 2006б. С. 270).

Включив в состав своей державы полисы Таманского п-ова, Сатир I был поставлен перед необходимостью решать вопрос: на каких правах эти новые элементы подвластного ему государства в него входят?

Опираясь на материалы исторически уместных аналогий, можно предполагать, что неизвестные нам конкретные обстоятельства включения тех или иных гражданских общин в состав «Боспора» С этого времени данный политико-правовой термин уместно употребить, хотя de jure он вводится только Левконом I. определяли особенности их статуса. Все они лишились прав монетной регалии; самостоятельного права внешнеполитических сношений; те, что имели - крепостных стен; граждане их становятся подданными правителей Пантикапея, обкладываются налогами и, видимо, обязаны воинскими повинностями. Степень их автономии, по всей видимости, определялась рамками “муниципального права”. Урегулирование вопросов гражданского правового статуса в этот короткий отрезок времени пребывало в стадии становления. Краеугольными камнями этого процесса стало, с одной стороны, право победителя, с другой, - традиционные полисные формы, вне которых греки античной эпохи себя не мыслили. Поэтому кажется вполне закономерным, что продуктом завоевательной политики Сатира I (т.е. на первом этапе сложения единого политического образования) стало формирование своего рода “мегаполиса” («Боспор» титулатуры), в который прежде автономные гражданские общины были включены на правах “демов”.

В последние годы жизни Сатир I пытался вмешиваться в политическую жизнь ближайших с востока к его владениям соседей - синдов, но потерпел фиаско (Polyaen. VIII. 55). Это обстоятельство поставило под сомнение и другое начинание боспорского правителя: смерть застала его “под стенами” Феодосии.

Следующий этап государственного строительства связан с именем старшего сына Сатира, Левконом I. Но сам этот второй этап начался позднее. На первых порах новому правителю пришлось замирять Синдику, эллинские владения которой подверглись разрушениям меотов. В этом он достиг успеха. Также как, после затяжной войны, и в завоевании Феодосии (в 360-х гг. до н.э.).

Включение Феодосии в состав государства Спартокидов фиксируется в официальной титулатуре правителя - «архонта Боспора и Феодосии» (КБН. 1111, etс.). Тот факт, что именно после подчинения Феодосии появляется двусоставная титулатура, может рассматриваться как косвенное свидетельство того, что в государственном строительстве намечается новый (второй) этап. Упрочилась власть тирана, сломившего внутреннюю оппозицию и победоносно завершившего войну, отмечен интенсивный рост экономического потенциала государства (базирующийся на активной хлеботорговле, что, в частности, отразилось в начале чеканки золотой монеты Пантикапея), расширивший личные возможности правителя (в том числе, в найме профессиональных солдат и привлечении посредством даров военной силы соседних варваров) и его социальную опору в лице подданных, заинтересованных в невиданном прежде процветании экономики. И это позволяло Левкону в принципе по-новому ставить вопрос о соотношении “полисного” и “монархического” в его державе. В той же связи укажем на появление в это время самого термина власти тирана над государством («архонт»). В этот же период, возможно, решался и вопрос о дальнейших путях государственного устройства.

Едва завершив войну за Феодосию, Левкон вторгается Синдику и под благоприятным предлогом оккупирует страну. Примерно тогда же (360-е гг. до н.э.) была завоевана и Синдская Гавань. А вскоре завоевательные планы боспорского правителя распространились и на земли меотских племен.

В эпиграмме из Нимфея представлен новый титул Левкона I: «архонт Боспора и Феодосии, всей Синдики, торетов, дандариев, псессов». В сопоставлении с последующими формулами (КБН. 6а; 6, etc.) этот документ свидетельствует, что в данный исторический момент, когда политическая структура государства продолжала формироваться, впервые включенные в его состав племенные территории оказались как бы на одной политико-правовой плоскости с греческими общинами по отношению к «архонтской» власти Левкона I. Но это был лишь краткий промежуток времени, который отделял победы Левкона I в Прикубанье от недолгого затишья, позволившего осмыслить результаты завоевательной политики. Следствием этой “инвентаризации” владений стало утверждение (отраженное в титулатуре) двойственной природы власти боспорского правителя: “архонтской” над греческими подданными и “царской” над варварами.

Подвергся ли ревизии на этом финальном (третьем) этапе прежний статус полисов в составе единого государства? По-видимому, нет. Во всяком случае, формирование уже IV в. до н.э. на политическом пространстве, описываемом в декретах правителей Боспора термином «весь Боспор», политонима “боспорит” (фиксируемого с начала III в. до н.э.), однозначно говорит о сложении новой политической общности, какой греческая античность не знала помимо гражданской общины. В данном случае не существенно, что по сути эта общность была равнозначна подданничеству греческого населения по отношению к центральной власти, и что за рамками этой общности оставались подданные - варвары.

В иных исторических условиях, при поздних Спартокидах, сложившаяся при Левконе I государственная структура заметно деформируется. Но в целом вплоть до эпохи Митридата VI Евпатора она демонстрирует свою жизнеспособность, а некоторые черты ее, возможно, пережили и властителя Понта.

Основные положения диссертации получили отражение в следующих публикациях

1. Завойкин А.А. Классификация фрагментов самосских амфор из Фанагории / А.А. Завойкин // Российская археология. - М.: «Наука», 1992. - № 3. - С. 40-56.

2. Завойкин А.А. Фрагменты амфор Эгины (?) из раскопок Фанагории / А.А. Завойкин // Краткие сообщения Института археологии РАН. - М.: «Наука», 1992. - Вып. 204. - С. 84-88.

3. Завойкин А.А. Периодизация торговых связей по керамической таре и вопросы истории Фанагории: вторая половина VI-V вв. до н.э. / А.А. Завойкин // Очерки истории и археологии Боспора / Под ред. Г.А. Кошеленко. - М.: «Наука», 1992. - С. 260-269.

4. Завойкин А.А., Болдырев С.И. Третья точка зрения на монеты с легендой А.А. Завойкин // Боспорский сборник / Отв. ред. А.П. Абрамов. - М.: ИА РАН, 1994. - Вып. 3. - С. 43-47.

5. Завойкин А.А. Diod. XII. 31, 1. (Опыт источниковедческого анализа) / А.А. Завойкин // Проблемы истории, филологии, культуры. Сборник научных трудов / Гл. ред. М.Г. Абрамзон. - Магнитогорск: Магнитогорский государственный университет, 1994. - Т. I. - С. 64-70.

6. Завойкин А.А. О времени автономной чеканки Фанагории / А.А. Завойкин // Боспорский сборник / Отв. ред. А.П. Абрамов. - М.: ИА РАН, 1995. - Вып. 6. - С. 89-94.

7. Завойкин А.А. Киммерида - полис на Киммерийском Боспоре / А.А. Завойкин // Проблемы истории, филологии, культуры. Сборник научных трудов / Гл. ред. М.Г. Абрамзон. - М. - Магнитогорск: Магнитогорский государственный университет, 1997. - Т. 4. - Вып. 1. - С. 130-136.

8. Завойкин А.А. Наконечники стрел из раскопок городища Фанагория / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 1998. - Т. 1. - С. 74-85.

9. Завойкин А.А. Синдская Гавань (Синдик) - Горгиппия / А.А. Завойкин Вестник древней истории. - М.: «Наука», 1998. - № 3. - С. 134-145.

10. Завойкин А.А. Почему Диодор умолчал о кончине Селевка и воцарении Сатира, сына Спартока / А.А. Завойкин // Древнейшие государства Восточной Европы 1996-1997. Северное Причерноморье в античности. Вопросы источниковедения / Отв. ред. А.В. Подосинов. - М.: «Восточная литература» РАН, 1999. - С. 142-157.

11. Завойкин А.А. Периодизация истории Киммериды / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 1999. - Т. 2. - С. 114-122.

12. Завойкин А.А. Спарток и Перисад, дети Левкона / А.А. Завойкин // Проблемы истории, филологии, культуры. Сборник научных трудов / Гл. ред. М.Г. Абрамзон. - М. - Магнитогорск: Магнитогорский государственный университет, 1999. - Т. VIII. - С. 176-189.

13. Завойкин А.А. Памятник Сатира I на Азиатском Боспоре / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2000. - Т. 3. - С. 47-62.

14. Завойкин А.А. Афины - Боспор - Гераклея Понтийская (от Перикла до Клеарха) / А.А. Завойкин // Международные отношения и дипломатия в античности. Сборник научных статей / Под ред. О.Л. Габелко. - Казань, 2000. С. 249-268.

15. Завойкин А.А., Болдырев С.И. Реформа Левкона I / А.А. Завойкин // Восьмая Всероссийская нумизматическая конф. Тез. докл. / Отв. ред. А.С. Беляков. - М., 2000. - С. 7-9.

16. Завойкин А.А. Сатир, сын Перисада, и его сын Перисад. (Заметки по династической истории Спартокидов) / А.А. Завойкин // Антиковедение на рубеже тысячелетий: междисциплинарные исследования и новые методики. Тез. докл. конф. Москва 29-30 июня 2000 г. / Отв. ред. Л.П. Маринович. - М., 2000. - С. 36-38.

17. Завойкин А.А. Боспор: Пантикапей и территориальная держава / А.А. Завойкин // Греки и варвары на Боспоре Киммерийском (7-1 вв. до н. э.). Тез. докл. международной научной конф. Тамань, 9-16 октября 2000 г. / Под ред. С.Л. Соловьева. - СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2000. - С. 34-36.

18. Завойкин А.А. «Боспорский феномен» или псевдо-эллинизм на Боспоре А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2001. - Т. 4. - С. 150-180;

19. Завойкин А.А. Боспор: территориальное государство и полис // Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства. Материалы Международной научной конф. / Под ред. М.Ю. Вахтиной и др.- СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2001. - Ч. I. - С. 22-28.

20. Завойкин А.А. К вопросу о статусе Феодосии и Горгиппии в державе Спартокидов / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2002. - Т. 5. - С. 95-106.

21. Завойкин А.А. Титулатура ранних Спартокидов: заметки по абсолютной и относительной хронологии / А.А. Завойкин // Тез. докл. Всероссийской конф. “Античность в современном измерении” / Отв. ред. О.Л. Габелко. - Казань, 2001. - С. 64-66.

22. Завойкин А.А. Проблемы относительной и абсолютной хронологии монетного дела Боспора 2-й половины VI - 1-й половины IV вв. до н. э. / А.А. Завойкин // Тез. докл. X Всероссийской нумизматической конф. / Отв.ред. А.С. Мельникова. - Псков, 2002. - С. 19-22.

23. Завойкин А.А., Болдырев С.И. Синдские монеты - монеты «синдов» / А.А. Завойкин // Тез. докл. XI Всероссийской нумизматической конф. / Отв. ред. И.В. Ивочкина. - СПб., 2003. - С. 24-25.

24. Zavoykin A.A. Cimmeris / А.А. Завойкин // Ancient Greek Colonies in the Black Sea / Ed. by D.V. Grammenos, E.K. Petropoulos. - Thessaloniki, 2003. - Vol. II. - P. 1134-1136.

25. Zavoykin A.A. Achilleion / А.А. Завойкин // Ibidem. - P. 1137-1138.

26. Завойкин А.А. «Две Синдики» (заметки касаемо исторической значимости посвящения Теопропида, сына Мегакла из Нимфея) / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2004. - Т. 7. - С. 150-162.

27. Завойкин А.А. «Время Клеофона фасосского» на Боспоре / А.А. Завойкин // Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Материалы V Боспорских чтений / Редактор-составитель В.Н. Зинько. - Керчь, 2004. - С. 82-87.

28. Завойкин А.А. О времени присоединения к Боспору Синдской Гавани / А.А. Завойкин // Боспорский феномен: проблемы хронологии и датировки памятников. Материалы Международной научной конф. / Под ред. М.Ю. Вахтиной и др.- СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, СПб., 2004. - Ч. I. - С. 60-64.

29. Габлеко О.Л., Завойкин А.А. Еще раз о вифинско-понтийско- боспорской эре / А.А. Завойкин // Боспорский феномен: проблемы хронологии и датировки памятников. Материалы Международной научной конф. / Под ред. М.Ю. Вахтиной и др.- СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2004. Ч. I . - С. 69-74.

30. Завойкин А.А. Краткий очерк истории Боспора VI - первой четверти III вв. до н.э. // Проблемы истории, филологии, культуры. Сборник научных трудов / Гл. ред. М.Г. Абрамзон. - М. - Магнитогорск: Магнитогорский государственный университет, 2004. - Вып. XIV. - С. 58-94.

31. Завойкин А.А. Фанагория во второй половине V - начале IV вв. до н.э. (по материалам «Южного города»). Древности Боспора. Supplementum I. - М.: ИА РАН, 2004. - 244 с., 85 табл.

32. Завойкин А.А. Кризис «первой половины» V в. до н. э. на Боспоре (состояние проблемы двадцать лет спустя) / А.А. Завойкин // Боспор Киммерийский и варварский мир. Материалы VI Боспорских чтений / Редактор-составитель В.Н. Зинько. - Керчь, 2005. - С. 92-101.

33. Завойкин А.А. Фрагменты амфор из раскопок святилища на «Береговом 4» / А.А. Завойкин // Боспорские исследования. Сборник научных статей / Под ред. А.И. Айбабина, В.Н. Зинько. - Керчь - Симферополь, 2005. - Вып. VIII. - С. 152-176.

34. Завойкин А.А. Сатир и мышь / А.А. Завойкин // Боспорский феномен: проблема соотношения письменных и археологических источников. Материалы международной научной конф. / Под ред. М.Ю. Вахтиной и др.- СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2005. - Ч. I. - С. 53-61.

35. Завойкин А.А. Боспор: Пантикапей и территориальное государство / А.А. Завойкин // Греки и варвары на Боспоре Киммерийском. VII-I вв. до н.э.). Материалы международной научной конф. Тамань, октябрь 2000 г. / Под ред. С.Л. Соловьева. - СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2006. - С. 76-80.

36. Завойкин А.А., Сударев Н.И. Погребения с оружием VI-V вв. до н.э. как источник по политической и военной истории Боспора. Часть I / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2006. - Т. 9. - С. 101-151.

37. Завойкин А.А., Сударев Н.И. Погребения с оружием VI-V вв. до н. э. как источник по политической и военной истории Боспора. Часть II / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2006. - Т. 10. - С. 263-303.

38. Завойкин А.А. Кризис «первой половины» V в. до н.э. и проблема образования Боспорского государства / А.А. Завойкин // Российская археология. - М.: «Наука», 2006. - № 4. - С. 103-111.

39. Завойкин А.А. Об институте династических имен Спартокидов / А.А. Завойкин // Древности Боспора. Сборник научных трудов / Гл. ред. А.А. Масленников. - М.: ИА РАН, 2006. - Т. 10. - С. 214-262.

40. Завойкин А.А., Масленников А.А. Этапы освоения сельских территорий Восточного Крыма и Таманского полуострова в VI-V вв. до н. э. / А.А. Завойкин // Боспор Киммерийский и варварский мир. Материалы VII Боспорских чтений / Редактор-составитель В.Н. Зинько. - Керчь, 2006. - С. 92-101.

Размещено на Allbest.ur