История археологической мысли в России (последняя треть XIX – первая треть XX вв.)

Конкретно-исторический анализ и интерпретация реалий археологической науки в их временном, пространственном, социальном и философско-культурном контекстах. Взаимодействие направлений в отечественной археологии в последней трети XIX – первой трети XX вв.

Рубрика История и исторические личности
Вид автореферат
Язык русский
Дата добавления 29.12.2017
Размер файла 68,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Стремление отойти в трактовке материала от чисто этнических интерпретаций культурных явлений, разделить “культуру и этнос”, обнаружить источники развития внутри самой культуры, а не вне её, нашло воплощение в исследованиях петербургских востоковедов ещё при жизни их учителя. На материалах раскопок Ани, древней столицы армянских Багратидов, Н.Я. Марр старался показать сложный, смешанный характер средневековой культуры Закавказья, плодотворность взаимодействия там христианского (армянского) и исламского элементов.

В рамках гуманитарного подхода в 1890-1910-х гг. в России шла интенсивная разработка теоретических основ археологии. В частности, А.С. Лаппо-Данилевским была предпринята разработка теории исторического источника и тесно связанная с ней теоретическая разработка археологии, как отрасли исторического источниковедения. А.С. Лаппо-Данилевский впервые классифицировал “остатки культуры” по степени их объяснимости факторами, действующими на глазах историка, и указал на то, что их интерпретация представляет собой попытку “перевода образа мыслей автора на образ мыслей историка”.

В контексте современной науки эти формулировки столетней давности звучат вполне органично. На рубеже ХХ в. А.С. Лаппо-Данилевский сумел дать систематическое изложение задач и методов археологии и осветил проблему интерпретации материала с философской точки зрения. Однако его работы были прочно забыты советскими учеными и вполне могут считаться явлением исторической науки начала XXI века.

Отдельного упоминания заслуживает такой раздел отечественного гуманитарного знания, как церковная археология, представлявшая собой, вплоть до начала 1920-х гг., самостоятельную комплексную дисциплину. От этой дисциплины советская археологическая наука сохранила лишь отдельные практические приемы исследования средневековой культовой архитектуры. Возрождение ее началось лишь на рубеже XX-XXI вв. Между тем, теоретические разработки "церковных археологов" второй половины XIX в. (например, И.Д. Беляева) представляют собой одну из интереснейших страниц истории нашей науки.

Глава 4. Археология как естественно-историческая дисциплина в России (последняя четверть XIX - первая треть XX вв.)

Наличие в русской археологии первой трети XX в. особой "палеоэтнологической школы", стремившейся как можно теснее связать археологические исследования с комплексом естественных наук, неоднократно отмечалось современниками. В основе развития палеоэтнологического направления в русской археологии лежала давняя традиция изучения памятников каменного века учёными-естественниками с помощью методов, подсказанных им их основной специальностью. К числу их принадлежали А.А. Иностранцев, В.В. Докучаев (основоположник отечественного почвоведения), И.С. Поляков, К.С. Мережковский, Э.Ю. Петри и др. Но ключевыми фигурами этого научного направления до 1917 г. являлись Д.Н. Анучин и Ф.К. Волков, оставившие целую плеяду учеников.

Понятие "палеоэтнология" (palethnologie) было введено в науку в начале 1860-х гг. Основателем новой дисциплины стал французский естествоиспытатель и археолог Г. де Мортилье - последовательный эволюционист и ярый антиклерикал, усиленно акцентировавший ее естественнонаучный характер и ее теснейшую связь с геологией и палеонтологией. За его заменой "доисторической археологии" на "палеоэтнологию" лежала попытка кардинального философского переосмысления "начала мира" на базе новой, эволюционистской парадигмы науки.

Внешне естествоведческая платформа Г. де Мортилье очень близка по духу современной археологии. В историографической литературе суть воззрений французских палеоэтнологов-эволюционистов обычно определяется, как система представлений о природно-культурном единстве доисторической эпохи (Жук, 1987: 18). Само по себе, это находит самый живой отклик среди современных учёных: палеоэкологические исследования воспринимаются ныне, как важнейшая часть археологии, порой даже оттесняя на дальний план непосредственную работу с коллекциями.

Однако для Г. де Мортилье вопрос о взаимоотношениях человека и среды в первобытности отнюдь не стоял на первом плане. Что реально лежало в основе его научной платформы? - Безусловно, немалую роль сыграл субъективный фактор - резкая оппозиционность самого учёного господствующим тенденциям французской науки о древностях. Создавая, фактически, новую научную дисциплину, Мортилье стремился дистанцироваться от классической археологии, тяготеющей к истории искусства, и подчеркнуть связь с традициями эволюционизма в этнографии сер. XIX в. Его термин "палеоэтнология" буквально означал этнологию/этнографию древности.

В философском плане платформой французской палеоэтнологии стал позитивизм, выдвигавший на первый план "положительное знание" или науки, основанные на опыте. Всё, что не могло быть непосредственно проверено опытом, не считалось наукой вообще и называлось "метафизикой". Однако историю, как таковую, позитивисты без колебаний признавали "положительной" наукой, имеющей предметом исследования законы развития человечества. В силу этого принципа, история называлась в литературе 2 пол. XIX в. "естественной наукой", исследующей жизнь общества, как единого "организма". Стоит отметить: в среде археологов подобные представления отстаивались не только естествоведами. Приверженцем их в России был, к примеру, И.Е. Забелин - с современной точки зрения, типичный учёный-гуманитарий. Об этом расхождении понятий нам следует помнить сейчас, анализируя археологическую мысль 150-летней давности. Для Г. де Мортилье "комплекс естественных наук" закономерно включал в себя и позитивную науку историю. Новая дисциплина трактовалась им однозначно, как часть "преистории" (дописьменной истории). Тем не менее, в его работах чётко прослеживается установка на обособление науки о каменном веке от последующей истории человечества.

Положение о единстве человека и природы было заимствовано эволюционистами у просветителей (Вольтер, Руссо). Согласно представлениям "Золотого века" эволюционизма (т.е. первых десятилетий после выхода "Происхождения видов" Ч. Дарвина), наука о первобытности являла собой совершенно особый период - "естественно-историческое введение" к собственно человеческой истории. Древнейшая история материальной культуры выступала в этой системе, как предмет "естественно-исторического познания", в едином контексте с физической антропологией. В совокупности, они должны были "изучить человека в состоянии перехода от естественного, первобытного состояния к жизни общественной и культурной (курсив мой. - Н.П.)" (Анучин, 1900: 25-27). Закономерным выводом из такой установки стало разделение всех народов на "естественные" - "Naturvцlker" (т.е. примитивные, объединенные физическими свойствами, до-исторические) и "культурные" (т.е. духовно развитые, объединённые культурными традициями, исторические). Детально разработанная марбургским филологом Т. Вайцем в 1859-1872 гг., эта гипотеза стала зерном, из которого выросло дальнейшее разделение археологической науки на две дисциплины - палеоэтнологию (культурную антропологию) и собственно археологию.

Разумеется, хронологические границы, до которых простирался предполагаемый период перехода человека из "естественного" состояния к культуре, во все времена представлялись настолько зыбкими, что мало кто делал попытки их провести. Тем не менее, данный комплекс представлений оказался очень живучим, ибо он закономерно вытекал из самых основ эволюционистского мировоззрения. Потому и значительная часть учёных второй половины XIX - начала ХХ вв. молчаливо признала каменный век сферой компетенции естествоведов.

Таким образом, предметом изучения палеоэтнологии во времена Мортилье являлся гипотетический "естественный человек" в окружающей его природной среде. Каменный век и, особенно, палеолит однозначно представлялись тогда "переходным периодом" от человека-животного к человеку разумному. Таким образом, первобытная археология закономерно объединялась в единый комплекс с этнографией, физической антропологией, географией, зоологией и пр., но отделялась, как стеной, от археологии "культурных", цивилизованных народов.

Применительно к каменному веку, французская палеоэтнология претендовала выявить в развитии культуры те же непреложные закономерности, какие естествовед открывает в живой природе. Как известно, Г. де Мортилье строил свою периодизацию, в отличие от Э. Ларте, на археологических материалах - что и является его главной заслугой перед мировым палеолитоведением. Однако сам её принцип - выделение ограниченного набора ведущих типов - был заимствован из палеонтологии. Перерыв или нарушение принципа однолинейного прогрессивного развития в материальной культуре палеолита воспринимались учёным, как покушение на святая святых эволюционного учения. Это обусловило, в частности, категорическое неприятие его сторонниками открытия в 1879 г. монументального верхнепалеолитического искусства, а также длительный и ожесточённый характер дискуссии об ориньяке, вошедшей в историю археологии, как "ориньякская баталия" (Djindjian, 2006: 245-246).

В начале ХХ в. палеоэтнологическая парадигма изучения "естественного человека", объединенного в сообщества по своим физическим свойствам, стала рассыпаться на глазах. В палеолите шаг за шагом выявлялись следы весьма сложных культурных явлений и традиций, несомненно, представляющих собой предмет исторического познания. "Животное" состояние человека отодвигалось куда-то в необозримую даль времён. Поэтому уже после 1898 г., когда умер Г. де Мортилье, само понятие "palethnologie" практически перестало употребляться во французской археологической литературе.

По иронии судьбы, заимствование термина "палеоэтнология" в России произошло в середине 1900-х гг. - т.е. тогда, когда это понятие уже вышло из обихода на родине. Напрямую оно связано с деятельностью Ф.К. Волкова - ученика Г. де Мортилье. Привлекательность палеоэтнологического подхода для молодёжи, учившейся в ту пору на естественных отделениях русских университетов, объясняется просто. В предшествующие 20 лет исследования первобытных памятников в России оказались, по большей части, свёрнуты, в силу политической реакции. Вопрос о применении естественнонаучных методик анализа, начавший разрабатываться в русской археологии 1860-1880-х гг., заглох потом сам собой. В университетах доминировала классическая археология с её строгим филологическим методом исследования, а также тесно с ней связанная археология варварских провинций Римской империи. Но в среде молодёжи начала ХХ в. уже назревало стремление дистанцироваться от этой области знания. Слишком многие ассоциировали её с надоевшей системой классического образования, закрывавшей двери университетов перед "реалистами", не державшими экзамена по греческому и латыни. Напротив, палеоэтнологическая парадигма, возвращавшая права естественнонаучным методам и подходам воспринималась в начале ХХ в., как новаторская и оппозиционная господствующим тенденциям.

Если проанализировать установки палеоэтнологов - учеников Ф.К. Волкова в 1910-1920-х гг., вывод будет один: несмотря на искреннюю приверженность самого Волкова несколько запоздалому эволюционизму, несмотря на восторженное уважение к мэтру со стороны его учеников, теоретическая платформа русской палеоэтнологической школа не стала прямым продолжением традиции Г. де Мортилье. Быть может, независимо от желания самого основателя, её развитие в России возрождало эколого-культурный подход к исследованиям, имевший глубокие корни на русской почве в трудах К.М. Бэра, И.С. Полякова, А.А. Иностранцева, Д.Н. Анучина и др. На первый план выступило не эволюционное развитие культуры в первобытную эпоху, а сопоставление археологических данных с данными географии и вопрос о соотношении культуры и природной среды. Напротив, установка на выявление законов развития культуры и представление об археологии, как об этнографии древности, сохранили свою актуальность. Но трактовка их мало напоминала эволюционизм Мортилье. Она была ближе к установкам американской "школы исторической этнологии" Ф. Боаса. В частности, в 1920-х гг. особенно подчеркивалась плодотворность установки Ф. Боаса на “изучение диффузии в пределах ограниченной территории для того, чтобы познать динамику самого процесса диффузии”. Динамика культуры, прослеживаемая на материале живой этнографической общности, представлялась исследователям ключом к расшифровке загадок археологии.

Изначальный принцип французской палеоэтнологии - представления о "естественном человеке", чья культура развивалась по законам, сходным с законами биологического мира - вслух никем не опровергался, но как-то позабылся, отступил на дальний план. Не случайно курс палеоэтнологии Ф.К. Волкова включал не одну археологию первобытности (или эпоху перехода от "Naturvцlker" к культурным сообществам), но археологию варварского мира и частично даже средневековья. Сам подход Ф.К. к анализу культуры эпохи неолита, бронзы и железного века тоже нельзя квалифицировать, как линейный эволюционизм. В этой области он, скорее, стоял на диффузионистских позициях. Однако модернизация "схемы Мортилье", предпринятая в 1900-1910-х гг. А. Брейлем, вызывала у Волкова протест. В вопросе об эволюции палеолита он, действительно, оставался "последним из могикан".

Впрочем, ученики быстро преодолели эти устаревшие позиции учителя. В частности, П.П. Ефименко уже в 1915 г. выдвинул на первый план изучение ареалов верхнепалеолитической культуры и путей миграции отдельных культурных элементов. Тогда же им был намечен вопрос о выделении особой восточноевропейской фации верхнего палеолита и о различиях в темпах культурных изменений, вследствие воздействия природной среды, стимулировавшей развитие культуры (Васильев, 1999: 19).

С другой стороны, уже в 1910-х гг. стали налаживаться связи между палеоэтнологами школы Волкова и археологами-историками. В частности, Л.Е. Чикаленко посещал занятия по археологии на историко-филологическом факультете. С.И. Руденко в 1916 г. сотрудничал с М.И. Ростовцевым в области исследования сарматских курганов у сс. Покровка и Прохоровка Оренбургской губ. В дальнейшем, уже в ходе организации РАИМК в 1919 г. А.А. Миллером было выдвинуто требование распространять "научные методы" палеоэтнологии не на одно исследование первобытности, но на все разделы археологии. Развитие палеоэтнологической школы до 1930 г. шло в направлении её постепенной интеграции с "исторической археологией". Ключом к расшифровке загадок археологии представлялась "динамика культуры", реконструированная на материалах живых этнографических общностей. Однако исчезла пропасть между такой "динамикой" в каменном веке и в более поздние эпохи

Теоретико-методологическую платформу палеоэтнологии ныне приходится восстанавливать по крупицам, на материалах самых различных источников. Её попросту не успели систематически изложить в печати. Разносная критика палеоэтнологической школы с позиций вульгарного социологизма и последующий организационный разгром привели к тому, что само ее существование стало замалчиваться в историографии. В послесталинский период о ней уже прочно забыли. Имена видных палеоэтнологов, переживших период репрессий (С.И. Руденко, Г.А. Бонч-Осмоловского, Б.А. Куфтина, М.П. Грязнова и др.), на время попросту перестали ассоциироваться с указанным направлением в глазах последующих поколений учёных.

Историографы позднейшего периода нередко отождествляли российскую палеоэтнологическую школу с одной московской её "ветвью", называвшейся в 1920-х гг. школой Б.С. Жукова. Причина понятна: в 1929-1930 гг. именно Б.С. Жуков и его приверженцы стали главным объектом критики археологов-марксистов. Палеоэтнологи "ленинградской ветви", представленной в науке такими именами, как П.П. Ефименко, А.А. Миллер, С.А. Теплоухов, С.И. Руденко, Г.А. Бонч-Осмоловский и др., не рассматривались критикой эпохи "Великого перелома", как единое целое.

Русские палеоэтнологи отрицали возможность исторической реконструкции минувших эпох по одним археологическим данным. С их точки зрения, интерпретировать памятники следовало на основании тех закономерностей, которые устанавливаются на материалах живой этнографической культуры. Чтобы сопоставления не носили случайного характера, источники - этнографические и археологические - надо было исследовать самыми современными методами. Отсюда проистекало важнейшее требование, выдвинутое учёными 1920-х - параллельность археологического, этнографического и антропологического обследования каждого конкретного региона (этот план всестороннего изучения населения явился научным завещанием Д.Н. Анучина).

Материалы разновременных раскопок прежних лет, накопившиеся в музейных фондах, не годились для наблюдения природы и механизма происходивших в материальной культуре изменений. По характеру “первоначального оформления”, они не удовлетворяли “элементарным требованиям, предъявляемым к источнику”. Таким образом, параллельно с формулировкой новых задач и новых вопросов, встала проблема сбора и оформления нового корпуса источников.

На этом новом материале предполагалось изучить процессы диффузии и заимствования, этнического смешения и миграции, выявить их законы и проследить характер отражения этих явлений в материальной культуре. На практике, на этнографическом материале в экспедициях шла отработка представлений о несовпадениях языковых и культурных характеристик этнической общности, о различных путях историко-культурного процесса, о явлениях смены языка при непрерывности в развитии материальной культуры и т.д.

Создание корпуса эталонных источников предполагало совершенствование полевой методики. Но масштабные полевые исследования 1920-х, по сути, являлись для археологов не самоцелью, а лишь средством на пути создания эталонной базы данных. Это был сознательно определенный план действий, имевший целью реально вывести науку на новый этап.

Повышенное внимание к географической среде обитания древнего человека, а также к технике изготовления и функциям археологических предметов было для палеоэтнологов традиционным. В 1920-х они разработали целый ряд новаторских методов. Следует упомянуть усиление интереса к массовым материалам и введение понятия “цельного комплекса”, а также первые опыты статистической обработки материала и комбинаторики в археологии. Перспективность дальнейшего развития этого направления археологической мысли не подлежит сомнению. Только сейчас, в ходе освоения идейного наследия первой трети ХХ в., становится понятным, какой ущерб понесли российская и мировая наука в результате разгрома палеоэтнологии в начале 1930-х гг.

Глава 5. Попытка общей систематизации археологических источников и создания теории археологии: В.А. Городцов и его школа (1890-1920-е гг.)

Школа типологических исследований В.А. Городцова сложилась в 1900-х. Её появление и дальнейшее развитие свидетельствовало о достижении русской археологией уровня зрелости. “Самая наука начинается с классификации... Когда классификация окончена, невольно возникает вопрос: к чему она? Ответ на этот вопрос и составляет теоретическую часть науки...” (А.С. Лаппо-Данилевский).

Именно с В.А. Городцова начинается широчайшая популяризация типологического метода в России. Новизна его подхода заключалась, разумеется, не в признании важности типологии, как таковой. Изложение основ типологического метода на русском языке (И.Р. Аспелина) вышло из печати ещё в 1877 г., и явилось одним из первых в мировой науке. Но только В.А. Городцов начал рассматривать типологию, как универсальный метод археологии, считая, что его разработка позволит превратить её в точную науку - науку о вещах, о феномене их развития. В противовес воззрениям многих своих современников, он утверждал, что археология - это наука самостоятельная, способная установить законы существования и развития вещественных памятников. Его собственная вера в свою правоту была стопроцентной, работоспособность - титанической, упорство - колоссальным. Попытка В.А. Городцова “заглянуть в подтекст” типологического метода, дать ему теоретическое обоснование и определить основные понятия стали первым в мировой археологии опытом такого рода.

Основу классификации Городцова составило понятие тип как совокупность предметов, сходных по материалу, форме и назначению. Назначение предмета (выражаясь современным языком - функции) было основой деления на категории. Вещество (совр. - материал) - основой деления на группы. Форма, присущая нескольким типам - на отделы. Наконец, форма, присущая только одному типу, лежала в основе деления на собственно типы. В конечном счёте, В.А. Городцов уподобил археологическую систематику биологической. Критическое восприятие его работ многими современниками объясняется чрезмерной жёсткостью и искусственностью городцовской системы.

Действительно, выстроенное типологическое здание не отражало реальной сети взаимосвязей в материале. С другой стороны, высокий научный уровень источниковедения в России уже на рубеже XIX-XX вв. привел историков к осознанию особой сложности процесса извлечения информации из источников (А.С. Лаппо-Данилевский). На этом фоне городцовские представления о типологии как универсальном ключе к познанию исторического процесса были восприняты рядом его современников, как дилетантский подход. Немало способствовали тому и личные обстоятельства. Вообще личностные качества В.А. Городцова наложили достаточно глубокий отпечаток на развитие отечественной археологии ХХ в., а его педагогическая деятельность стала фактором, определившим её лицо на много десятилетий вперёд.

Так или иначе, концепция В.А. Городцова была цельной системой взглядов, находившейся в противоречии с другой цельной системой, которой придерживались классики палеоэтнологии. Следствием этого стало взаимное отрицание. На практике В.А. Городцовым был разработан методически строгий подход к исследованию материала на всех уровнях - от полевых работ до полной его систематизации и построения колонки культур (Лебедев, 1992). Значения его полевых работ не отрицал никто из современников. Но стремление ввести новую, отличную от западной, систему понятий, новую терминологию, - всё это раздражало (Жуков, 1925). Теоретические выкладки В.А. Городцова долгое время принимались в расчёт лишь собственными учениками. Впрочем, их было не так уж мало. Расцветом типологических исследований в СССР в 1920-х гг. русская археологическая наука обязана именно школе В.А. Городцова.

Глава 6. Структура отечественной археологической науки 1920-х гг.

и основные направления исследований

Структура археологической науки в СССР 1920-х гг. радикально отличалась от той, что имела место в царской России. Сразу после революции вся она оказалась коренным образом перестроенной. Эта первоначальная перестройка отнюдь не была инициирована «сверху». Центральная власть в лице руководства Наркомата просвещения, вплоть до 1924 г., скорее санкционировала, чем реально направляла процесс преобразования археологических научно-исследовательских и музейных структур. Идеи такого преобразования, в действительности, уходили корнями в русскую научную мысль и культуру предреволюционного периода (Платонова, 1989). Собственно, начало этого процесса опередило октябрьский переворот 1917 г. Реформы в области науки реально начались уже после февральской революции (Знаменский, 1988). По своим традициям отечественная археология 1920-х гг. еще неотделима от эпохи “серебряного века” в России - хотя условия работы ученых в эти годы различались очень сильно.

В рамках первого послереволюционного десятилетия можно выделить несколько более узких периодов, для каждого из которых характерно единообразие исторических условий и единые, в целом, тенденции развития археологии в СССР.

Уже к середине 1924 г. в стране была, в основном, создана принципиально новая структура археологической службы. Она включала два крупных научно-исследовательских института (РАИМК в Ленинграде и ИАИ РАНИОН в Москве), около десятка крупнейших столичных музеев, имевших археологические отделы и секции, а также более 300 провинциальных краеведческих музеев. Формально и вся музейная сеть, и исследовательские учреждения были подчинены Главному Комитету по делам музеев и охране памятников при Наркомате просвещения, однако грубого вмешательства властей во внутреннюю жизнь науки в указанный период ещё не было. Подготовка археологов велась в университетах на археологических отделениях Факультетов общественных наук (ФОНов). Параллельно археологию продолжали преподавать на антропологических и этнографических отделениях физико-математических факультетов, что было начато задолго до революции усилиями Д.Н.Анучина и Ф.К.Волкова. В комитетах и комиссиях Академии наук велась подготовка крупных комплексных экспедиций по обследованию окраин СССР, начавшихся с 1924 г.

Противоречия между наукой и властью отчётливо проявились уже в 1925-1927 гг. Они касались сферы методологии археологической науки, её организации и кадровой политики. Главным методологическим противоречием являлось то, что археологическая мысль 1920-х гг. шла по пути поиска закономерностей развития живой этнографической культуры и экстраполяции их на культуру археологическую (см. гл. 3). Однако дальнейшее развитие её в таком направлении было возможно лишь при одном условии - что отечественная наука в целом останется неподконтрольной (по крайней мере, напрямую) действующему диктаторскому режиму. Только в этом случае российские этнологи могли бы беспрепятственно вести исследования современных культурных и социальных процессов, давая им по возможности объективную оценку. В условиях НЭПа такая перспектива представлялась вполне реальной. В ходе начатого комплексного антрополого-археолого-этнографического обследования окраин СССР, особый упор делался на практическую полезность (по сути - прикладной характер) этих работ:

«…С перемещением административных и экономических центров, с изменением границ... нынешние республики представляют организмы, не всегда в надлежащей мере себя осознавшие и хозяйственно сложившиеся. Правительства республик испытывают настоятельную потребность возможно быстрее получить сводку... того, что известно о природе и населении их страны, ... с тем, чтобы наметить пути наиболее правильного хозяйственного и культурного строительства... Наметить путь дальнейшего развития народного хозяйства возможно только тогда, когда... известно прошлое и установлена причинная связь и зависимость между прошлым и настоящим. Отсюда понятно устремление антропологических отрядов в область палеоэтнологии, причём здесь они обычно от практических вопросов переходят в область разрешения научных проблем и эволюции культур в пределах данной... области» (С.Р., 1928: 77-78).

Данный пассаж, принадлежащий перу С.И. Руденко, отражает собой вполне реальную ситуацию, сложившуюся в русской науке в указанный период. На какое-то время после объявления «новой экономической политики» советская администрация была вынуждена в делах управления руководствоваться разумом. Это сразу стимулировало поиск средств анализа социальной действительности и социальных прогнозов. Тогда и нашлись деньги на исследования очень широкого масштаба, проводившиеся АН СССР. Учёные постарались воспользоваться случаем. Приведенная выше цитата представляет собой декларацию лояльности и готовности сотрудничать с новой администрацией, но... в обмен на полную свободу действий в собственной области.

Однако параллельно в указанный период наблюдается действие прямо противоположных тенденций. Так открытие в 1925 г. первой аспирантуры по археологии, имело отчётливую идеологическую направленность. Руководство Наркомата просвещения даже не скрывало, что новое поколение учёных-марксистов, окончивших аспирантуру, должно стать могильщиком «старой» археологии. Таков был поставленный ему социальный заказ.

Именно в этот период - в 1925-1927 гг. - появились первые признаки того, что уже зародившаяся опасная лженаука ХХ в. - яфетидология Н.Я. Марра - пользуется поддержкой со стороны официальных идеологов марксизма. В дальнейшем именно эта лженаука породит теорию стадиальности в археологии, которая представит собой желанную альтернативу всем другим направлениям развития археологической мысли в СССР.

Таким образом, практически во всех важных для науки аспектах период 1925-1927 гг. - разгар НЭПа - предстаёт ареной разнонаправленных тенденций. Впрочем, несмотря на всё это, научная жизнь протекала в те годы исключительно напряжённо и плодотворно.

Конец 1929-1930 гг. стал началом периода разгрома, реально продолжавшегося вплоть до 1934 г. Данный период принадлежит уже следующему этапу развития отечественной археологии - этапу, главной характеристикой которого стала её предельная политизированность.

Особую проблему представляет собой трансформация образа археологической науки, запечатлевшаяся в умах современников "Великого перелома" 1929-1934 гг. Мифологизация различных сторон современной действительности в этот последний период достигла таких масштабов, что стимулировала публичные оценки научных явлений "с точностью до наоборот". Ярким примером тому явились прославление "марризма", погромные дискуссии, инициировавшие политические "дела" против ученых, и т.д. Обязательным атрибутом науки периода тоталитаризма являлось создание в рамках каждой научной дисциплины новой агрессивной историографической концепции, призванной дать ей новое, во многом, одностороннее освещение, напрямую продиктованное идеологией тоталитарного государства.

В археологии подобная агрессивная концепция оказалась создана В.И. Равдоникасом. Суть ее сводилась к тому, что до 1930 г. археологическая наука в России была отсталой, а первые теоретические обобщения появились лишь в результате экспансии марксизма на рубеже 1930-х. На протяжении десятилетий за указанной концепцией стояла мощная пропагандистская машина, подчинившая себе всю систему археологического образования, а, с некоторыми оговорками, и научную практику. Задачей ее было обеспечивать поддержку данному варианту идеологического мифа. Влияние этого мифа на последующие поколения археологов было огромным. Ощущается оно и по сей день.

Заключение

Настоящая диссертация представляет собой исследование истории археологической мысли в России - СССР последней трети XIX - первой трети XX вв. Стержнем, определившим отбор материала, стал анализ основополагающих идей, методов и научных школ, развивавшихся в археологии в указанный период. Ключевое значение для работы имело понятие образа науки (в данном случае - археологии), существовавшего в представлениях самих ее творцов на различных этапах ее развития. В него входит система представлений о собственной научной дисциплине, отразившая особенности видения эпохи её современниками и переданная последующим поколениям археологов - полностью или частично.

В диссертации проанализирована не только та часть научного наследия прошлого, которая оказалась воспринятой и развитой непосредственными преемниками в 1930-1950-х гг. Не меньшего внимания заслуживали случаи разрыва прямой преемственности. "Скрытая" часть наследия значительно реже попадала в поле зрения историографов. Между тем, она включает не только то, что, действительно, устарело, но и то, что оказалось понятым лишь в контексте археологической мысли позднейшего периода ("забегание вперед").

К "верхней части айсберга" следует отнести идейное наследие А.А. Спицына и В.А. Городцова. Именно оно, взятое в целом, послужило основой того лучшего, что мы имеем в отечественной археологической науке середины ХХ в. Конечно, пристальное изучение выявляет и том, и в другом случаях отдельные "скрытые" аспекты, оставленные без внимания ближайшими преемниками. Эти аспекты рассмотрены в настоящей работе достаточно подробно.

К "нижней части айсберга" относится, в первую очередь, теоретико-методологические подходы и разработки, отвергнутые и прочно забытые в период господства агрессивной концепции. В первую очередь, к ним можно отнести теоретическое наследие А.С. Лаппо-Данилевского и Н.Н. Ардашева, а также принципиально важные разработки К.М. Бэра, П.И. Лерха, П.В. Павлова, Н.П. Кондакова, В.Р. Розена и их учеников. В тот же разряд входят материалы, дающие представления о методологических поисках палеоэтнологической школы - наследие С.И. Руденко, А.А. Миллера, Г.А. Бонч-Осмоловского, Б.С. Жукова и др. Для этого последнего направления было характерно повышенное внимание к географической среде обитания древнего человека. В 1920-х гг. в рамках его был разработан целый ряд новаторских подходов. Большая часть этих начинаний не получала прямого продолжения в отечественной науке, вплоть до последней четверти ХХ в. Точнее, продолжение имели лишь отдельные аспекты деятельности палеоэтнологов, помещенные в совершенно иной исследовательский контекст.

Развитие археологической мысли в России в указанный период представлено в работе не в виде процесса однолинейного прогрессивного восхождения, а как непрерывное взаимодействие весьма противоречивых тенденций. По результатам анализа источников можно с уверенностью утверждать: конкретные методические установки всегда принадлежат своему времени и в дальнейшем устаревают. Открытия, сделанные на одном из путей научного поиска, через короткое время становятся достоянием и других, в том числе весьма далеких от него: обмен информацией идет непрерывно. А вот концептуальные платформы ("базовые концепции") обнаруживают способность возрождаться и обновляться на новых витках исследований. В основе данного явления лежит непреходящее различие и постоянное взаимодействие разных философских подходов к истории человечества. Усиление и, напротив, ослабление их влияния на науку формирует, наряду с социальными факторами, те концептуальные платформы, в рамках которых возникают научные школы, являющие собой иной, уже собственно "научный" уровень постижения фактов.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях

Платонова Н.И. Российская Академия истории материальной культуры. Этапы становления // СА. - 1989. - № 4. - С.5-16.

Платонова Н.И. Институт истории материальной культуры в годы Великой Отечественной войны // Материалы конференции “Археология и социальный прогресс”. Вып.1. - М. Наука, 1991. С.45-78.

Вишняцкий Л.Б., Зуев В.Ю., Колпаков Е.М., Платонова Н.И., Тункина И.В. Рецензия: Bruce G. Trigger. A history of archaeological thought. Cambridge. 1889. XIII. - РА. - 1992. - № 3. - С. 251-262.

Тихонов И.Л., Платонова Н.И. Научный семинар "Проблемы истории и историографии археологической науки" // РА, 1992. -- № 3. С. 276-279.

Платонова Н.И. Русская археология на исходе 1920-х гг. // Проблемы истории отечественной археологии. - С.-Пб.: С.-ПбГУ, 1993. - С. 8-9.

Платонова Н.И. Глеб Анатольевич Бонч-Осмоловский. Этапы творческой биографии // Санкт-Петербург и отечественная археология. Историографические очерки. С-Пб.: С.-Петербургский государственный университет, 1995. С.121-144.

Платонова Н.И. Сергей Александрович Теплоухов. 1888-1934 // Антология советской археологии. Т.1. 1917-1933. М., 1995. С.159-160.

Платонова Н.И. Сергей Николаевич Быковский. 1896-1936 // Антология советской археологии. Т.1. М.,1995. С.162-163.

Платонова Н.И. Фёдор Васильевич Кипарисов. 1886-1936 // Антология советской археологии. Т.1. М.,1995. С.164.

Платонова Н.И. Евгений Юрьевич Кричевский. 1910-1942 // Антология советской археологии. Т.2. 1930-е годы. М.,1995. С.219.

Платонова Н.И. Александр Александрович Миллер. 1875-1935 // Антология советской археологии. Т.2. С.224-225.

Платонова Н.И. Мстислав Владимирович Фармаковский. 1873-1946 // Антология советской археологии. Т.2. М.,1995. С.227-228.

Платонова Н.И. Казак А.А. Миллер - археолог и этнограф // Казачий Петербург: I Региональная научно-практическая конференция. - С.-Пб. - 1995. - С. 24-26.

Платонова Н.И. Председатели ГАИМК - Николай Яковлевич Марр и Фёдор Васильевич Кипарисов // Традиции российской археологии. С-Пб., 1996. С.50-54.

Платонова Н.И. Палеоэтнологическая школа в русской археологии 1920-х годов // Традиции отечественной палеоэтнологии. Тезисы докладов Международной конференции, посвящённой 150-летию со дня рождения Фёдора Кондратьевича Волкова (Вовка). С-Пб.: С.-Петербургский государственный университет. 1997. С. 52-55.

Платонова Н.И. Об одной попытке уточнения методов в русской археологии // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. Сб. ст. памяти В.Д. Белецкого. Т.2. Псков-С-Пб.: ИИМК РАН. 1997. С.147-151.

Платонова Н.И. Николай Яковлевич Марр - археолог и организатор археологической науки // Археологические вести. 5. 1996-1997. С-Пб., 1998. С.371-382.

Платонова Н.И., Столяр А.Д. М.И. Артамонов во главе ИИМК АН СССР (1938-1943) // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. - С.-Пб.: С.-ПбГУ, 1998. - С. 9-16.

Платонова Н.И. Н.Я. Марр, “марризм” и русская археология // Программы специальных курсов по археологии. - С-Пб.: С.-ПбГУ, 2002. - С. 1-3.

Платонова Н.И. Михаил Илларионович Артамонов - директор ИИМК // Археологические вести. 6. С-Пб., 1999. С.466-478.

Платонова Н.И. "Беззаконная комета на научном небосклоне". Н.Я. Марр // Знаменитые универсанты. 1. С.Пб., 2002. С.156-178.

Платонова Н.И. К истории одного открытия в археологии (Г.А. Бонч-Осмоловский и “дело Серебрякова” 1924 г.) // Культурное наследие Российского государства. Вып. 3. С.Пб.: ИПК Вести, 2002. С.120-129.

Платонова Н.И. Панорама отечественной археологии на "Великом переломе" (по страницам книги В.И. Равдоникаса "За марксистскую историю материальной культуры" // Археологические вести.9. С.Пб., 2002. С.261-278.

Платонова Н.И. Александр Александрович Миллер - археолог // Немцы в Санкт-Петербурге (XVIII-XX вв.). - Материалы постоянно действующей конференции "Немцы в Санкт-Петербурге: биографический аспект". Вып. 1. - С.-Пб., 2002. - С. 155-161.

Платонова Н.И. Комментарии к статье: С.И. Руденко. Памяти Фёдора Кондратьевича Волкова (к пятидесятилетию со дня смерти) // Археологические вести. 10. С.-Пб., 2003. С. 361-366. 0,5 а.л.

Платонова Н.И. Фёдор Кондратьевич Волков глазами ученика (к публикации очерка С.И. Руденко) // Археологические вести. 10. С.-Пб., 2003. - С. 367-373.

Платонова Н.И. Old and new values in a period оf crisis // Social sciences and political change. Promoting innovative research in Post-socialist countries. Brussels, 2003. P.45-52.

Платонова Н.И. Записки белого офицера (из семейного архива Бонч-Осмоловских). - Культурное наследие Российского государства. - С.-Пб.: ИПК "Вести", 2003. - С. 588-596.

Платонова Н.И. Истоки Санкт-Петербургской школы археологии (конец XIX - 1 треть XX века: Н.П. Кондаков, В.Р. Розен, А.А. Спицын, Ф.К. Волков, А.А. Миллер) // Археолог: детектив и мыслитель. Сборник статей, посвященных 77-летию Л.С. Клейна. - С.-Пб.: Изд. С.-ПбГУ. - 2004. - С. 43-73.

Платонова Н.И. Александр Андреевич Спицын о предмете, задачах и методах археологии // Археология, история, нумизматика, этнография Восточной Европы. Сборник статей памяти проф. И.В. Дубова. - С.-Пб.: Изд. С.-ПбГУ, 2004. - С. 134-149.

Платонова Н.И. "ДЕЛО" Сергея Ивановича Руденко. 1930-1957 // Невский археолого-историографический сборник. К 75-летию к.и.н. А.А. Формозова. - С.-Пб.: Издательский дом С.-Петербургского Государственного университета, 2004. - С. 126-138.

Платонова Н.И. Александр Николаевич Рогачёв: начало пути // Костенки и ранняя пора верхнего палеолита Евразии. - Воронеж: Истоки, 2004. - С. 121-123.

Платонова Н.И. Конкретно-исторический подход А.Н. Рогачева // Костенки и ранняя пора верхнего палеолита Евразии. - Воронеж: Истоки, 2004. - С. 83-86 (в соавт. с М.В. Аниковичем и Н.К. Анисюткиным).

Platonova N.I. The Phenomenon of Pre-Soviet archaeology: archival studies of the history of archaeology in Russia - methods and results // Histories of archaeology: archives, ancestors, practices. - G?tegorg: G?tegorgs Universitet. - 2004. - P. 15-17 (Норвегия, на англ. яз.)

Платонова Н.И. Первая аспирантура Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК) // Мавродинские чтения 2004: актуальные проблемы историографии и исторической науки. - С.-Пб.: Изд. С.-ПбГУ, 2004. - С. 235-237.

Платонова Н.И., Аникович М.В. Александр Николаевич Рогачев: материалы, воспоминания, размышления // Проблемы ранней поры верхнего палеолита Костенковско-Борщевского района и сопредельных территорий. - С.-Пб.: ООО "Копи-Р", 2005. - С. 10-28

Платонова Н.И. Глеб Анатольевич Бонч-Осмоловский: судьба ученого (по страницам семейного архива) // Археологические Вести. - 12. - С.-Пб., 2006. - С. 301-315 (2 а.л.).

Платонова Н.И. Научные школы и направления в российской археологии 1880-1930-х гг.// Современные проблемы археологии России. Т.2. - Материалы Всероссийского археологического съезда (23-38 ноября 2006 г., г. Новосибирск). - Новосибирск: Изд. ИАЭ СО РАН, 2006. - С. 441-443.

Платонова Н.И. Годы репрессий в жизни С.И. Руденко: сравнительный анализ архивных источников // Известия Алтайского Государственного университета. 2008. Вып. 4/2. История и политология. 1 а.л.

Платонова Н.И. "Палеоэтнологическая парадигма" во французской и русской науке XIX - 1 трети ХХ веков // Время и культура в археолого-этнографическом исследовании древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции. Материалы XIV Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. - Томск: ТГУ, 2008. - С. 84-93. 1 а.л.

Платонова Н.И. Г.А. Бонч-Осмоловский: путь в археологию // РА. 2008. 1 а.л.

Platonova N.I. The Phenomenon of Pre-Soviet archaeology: archival studies of the history of Russian archaeology - methods and results // Archives, Ancestors, Practices - Archaeology in the light of its history. Chapter 4 / eds. N. Schlanger, J. Nordbladh / - Paris, 2008. - P. 47-57. 1 а.л.

Размещено на Allbest.ru


Подобные документы

  • Исследование основных причин перехода английского правительства к политике раздела Османской империи в последней трети XIX века. Подготовка и захват Кипра и Египта. Характеристика британской экспансии на Аравийском полуострове и в Персидском заливе.

    курсовая работа [47,2 K], добавлен 17.01.2011

  • Факторы, обусловившие стремительный рывок американской экономики в последней трети XIX в. Роль демографической составляющей, процесса урбанизации и эффективной внешнеэкономической политики. Решение транспортной проблемы: железнодорожное строительство.

    реферат [36,1 K], добавлен 03.01.2011

  • Социально-экономическое развитие Японии в последней трети XIX – начале XX вв., влияние на него кризиса феодализма. Значение реформ и преобразований, проводимых правительством в данную эпоху. Направления внешней политики Японии, её цели и задачи.

    курсовая работа [62,0 K], добавлен 03.10.2012

  • Плавания англичан в северо-западном и северо-восточном направлениях. Поиск прохода в Китай и Индию. Сопоставление и сравнение двух основных направлений морской активности XVI - первой трети XVII веках. Причины плаваний англичан этого периода в Америку.

    дипломная работа [85,3 K], добавлен 02.06.2016

  • Основные черты экономического развития ведущих стран Запада на рубеже XIX—XX вв. Последствия технико-технологических изменений последней трети XIX в. Характерные черты второй промышленной революции. Формирование новой буржуазной элиты начала ХХ в.

    реферат [25,5 K], добавлен 26.12.2010

  • Зарождение археологических исследований, археология как наука. Характеристика периодов развития русской археологии. Разработка археологической периодизации. Советская археология в послереволюционные годы. Масштабы полевых археологических исследований.

    реферат [35,2 K], добавлен 04.03.2013

  • Последняя треть XIX - начало XX века характеризовались небывалым подъемом американской экономики. Глубокие изменения, происходившие в экономике страны, оказывали заметное влияние на развитие политической жизни США, на внутреннюю политику государства.

    реферат [24,5 K], добавлен 05.01.2009

  • Донбасс как исторический регион, периодизация его истории. Особенности развития Неолитической революции в Днепро-донецкой археологической культуре. Приазовье и Подонцовье как перекресток миграционных путей. Поздние кочевники в степях Подонцовья.

    контрольная работа [43,7 K], добавлен 20.12.2015

  • Досуг в отечественной культуре XVIII–XIX веков. Понятие и отличие культурных сообществ, их функциональные особенности и назначение. Возникновение салонов в Европе, предпосылки данного процесса в России. Типы кружков и салонов, их хозяева и участники.

    контрольная работа [51,6 K], добавлен 08.06.2014

  • Понятие монополий и история их возникновения в последней трети XIX в. в ведущих странах Европы и Америки. Этапы процесса монополизации производства в России, развитие рыночной экономики свободной конкуренции. Характеристика картелей и синдикатов.

    реферат [20,8 K], добавлен 30.08.2009

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.