Эмиграция из России (СССР) в Китай и реэмиграция в первой половине ХХ в.

Значительный комплекс документов, определявших порядок эмиграции и реэмиграции, отложился в фондах союзного и российского правительств, в материалах особых или межведомственных структур (управлений, комитетов), действовавших при высших органах исполнительной власти. В диссертации использованы постановления и распоряжения СНК (СМ) СССР, хранящиеся в ГА РФ (Ф. Р-5446), а также ряд опубликованных документов такого рода.

Обращение к материалам Политбюро и СНК, позволило, с одной стороны, проследить механизм принятия решений, с другой, - компенсировать недостаток источников. Анализ выявленных документов по вопросам эмиграции, реэмиграции и гражданства показывает, что СНК полностью руководствовался решениями Политбюро ЦК ВКП(б) и правительственные постановления касались механизмов реализации уже принятых решений. Использование материалов СНК Бурят-Монгольской АССР (НАРБ. Ф. 248) и Казахской АССР позволило определить интенсивность миграционного потока, специфику кампаний, проводимых по пресечению эмиграционных настроений. В фондах региональных органов государственной власти за 1920-е гг. (ГАНО. Ф. Р-47, Р-1133; и др.) отложились материалы о процедуре оптации и выезда за границу.

Важное значение имеет ведомственная делопроизводственная документация управленческого характера. Основной массив представлен документами учреждений различных ведомств (управлений, комитетов и учреждений дипломатического ведомства, сельского хозяйства, транспорта, политических органов, образования и др.) и разного уровня (общесоюзного - республиканского - регионального). Доминирует деловая переписка, информационные и отчетные документы. Использованы делопроизводственные фонды управлений, комитетов и комиссий, подчинявшихся высшей исполнительной власти (союзного и республиканского уровня). Привлекались материалы Управления Уполномоченного СНК (СМ) СССР по делам репатриации, Переселенческого управления при СМ РСФСР, Главного управления переселения и организационного набора рабочих при СМ РСФСР, характеризующие процесс послевоенной репатриации из Китая в СССР и обустройства репатриантов в местах вселения. Особой информативностью отличаются распорядительная и отчетная документация, переписка с переселенческими отделами по вопросам устройства репатриантов.

Среди материалов ведомственного делопроизводства исключительную значимость имеют документы НКИД-МИД СССР, хранящиеся в Архиве внешней политики РФ. На их основе удалось осветить различные аспекты межгосударственных отношений СССР и Китая, определить численность эмиграции, правовое и социально-экономическое положение диаспоры, масштабы возвратной миграции. В архиве представлены документы за 50 лет, в т. ч. отчетное делопроизводство консульств и переписка с китайскими властями.

При проведении исследования были использованы материалы Секретариата ОГПУ (ЦА ФСБ РФ. Ф. 2) за 1929-1930 гг. по советско-китайскому конфликту и текущая документация о проведении массовых операций периода «Большого террора» (архивы общества «Мемориал» и Управления НКВД Читинской области). На основании отчетности органов ОГПУ-НКВД удалось составить документальную базу актов репрессивной политики и оценить масштабы репрессий в отношении «харбинцев» и других групп репатриантов.

Значительный комплекс документов, касающихся реэмиграции из КНР, отложился в фондах союзных и республиканских министерств сельского хозяйства и совхозов: отчеты представителей министерств с пограничных пунктов, графики прибытия и расселения, разнарядки по регионам, приказы по результатом комплексных проверок, отчетная документация по итогам вселения и по проверкам трудоустройства. Богатый фактический материал содержится в региональных архивах, где в фондах исполкомов отложилось делопроизводство областных, краевых или республиканских переселенческих отделов и отделов переселения и оргнабора, позволившее выявить комплекс мероприятий местных властей по реализации репатриационной политики и восстановить численность репатриантов в конкретном регионе. При работе над диссертацией использованы материалы фондов отделов переселения и оргнабора девяти регионов: Алтайского края (ЦХАФАК. Ф. Р-1433), Восточно-Казахстанской обл. (ЦДНИ ВКО Республики Казахстан. Ф. 652), Курганской (ГАКурО. Ф. Р-1624), Омской (ГАОО. Ф. 437), Новосибирской (ГАНО. Ф. Р-1020), Свердловской (ГАСО. Ф. 2508), Томской (ГАТО. Ф. 1708), Тюменской (ГАТюмО. Ф. Р-1847) и Читинской (ГАЧО. Ф. Р-1591) областей.

Особую категорию источников составляют материалы статистики. Данные о движении населения откладывались как в государственной статистике, так и в ведомственном делопроизводстве. Сводные статистические отчеты из фонда ЦСУ в РГАЭ (Ф. 1562) не позволяют восстановить целостную картину внешней миграции. Материалы ЦСУ дополняет статистика въезда и выезда за границу, представленная в фондах региональных управлений этого ведомства (ГАНО. Ф. Р-11; и др.). Динамику численности населения и его хозяйственные характеристики дают статистические обследования зоны КВЖД. Численность эмигрантского населения в период существования Маньчжоу-Го отражена в материалах Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжоу-Го (БРЭМ), хранящихся в Государственном архиве Хабаровского края (Ф. 830). Большую ценность представляют также данные переписей населения, проводившихся японскими оккупационными властями.

Для оценки масштабов репрессий по «харбинской операции» в диссертации использована сводная информационно-аналитическая база общества «Мемориал». Полнота и достоверность этой базы подтверж-дена при сплошной обработке протоколов «троек» и Особых совещаний, хранящихся в управлениях ФСБ и в региональных государственных архивах (ОСД УАДАК. Ф. Р-2).

На основании статистических данных Переселенческого управ-ления при Совете министров РСФСР и переселенческих отделов на местах можно судить о распределении реэмигрантов по регионам и ведомствам, о несанкционированной вторичной миграции по территории СССР. Во второй половине 1950-х гг. МИД подготовило серию секретных сводных статистических отчетов, отложившихся в фондах Архива внешней политики, характеризующих динамику реэмиграции, половозрастные и квалификационные характеристики реэмигрантов. Распределение по регионам и отраслям народного хозяйства реэмигрантов из Китая, прибывших в 1947 г. и 1954-1955 гг., отражено также в фондах ЦСУ СССР (Ф. 1562) и Переселенческого комитета при ЦИК СССР (Ф. 5675) в РГАЭ.

Несмотря на сложности доступа, в диссертации использованы массовые персонифицированные источники по истории репрессий. В первую очередь к ним относятся архивно-следственные (АСД) и проверочно-фильтрационные дела (ПФД). В архивах Пермского, Алтайского и Красноярского краев, Республик Хакасия и Алтай, Свердловской и Читинской областей выявлен значительный массив прекращенных АСД в отношении «харбинцев» и реэмигрантов. Они хранятся как в региональных архивах ФСБ, так и в региональных государственных архивах. В отдельных субъектах РФ следственные дела переданы в специальные архивы административных органов. В ходе исследования было выявлено и обработано ок. 3 тыс. АСД на репрессированных реэмигрантов из Китая, использовано более 6 тыс. ПФД и данных картотек. АСД и ПФД содержат богатый материал по истории репрессий в отношении репатриантов. Наибольшую ценность для нашего исследования представляли данные о механизме репрессий, мотивах и технологии фальсификаций, сведения о предшествующих репрессиях. В диссертации использованы также личные дела эмигрантов из Китая (ГАХК. Ф. 830). Эффективной методикой работы с персонифици-рованными источниками стало создание унифицированных анкет.

Периодические издания - комплексный вид источников. Представляется целесообразным деление использованных в работе СМИ на выходившие в СССР и заграничные русскоязычные издания. Среди последних выделены эмигрантская и просоветская печать, а также советские издания, ориентированные на зарубежные колонии. Крупные коллекции эмигрантских газет и журналов, изданных в Китае, находятся в ГАРФ, РНБ, ГАХК (РФ), Музее Русской культуры в Сан-Франциско, Гуверов-ском институте Стэнфордского университета (США), Хэйлунцзянском университете (КНР) и др., сохранились в фондах Политбюро ЦК ВКП (б) (РГАСПИ. Ф. 17), секретариата НКВД СССР (ЦА ФСБ РФ. Ф. 2), материалах Восточного отдела НКИД СССР (АВП РФ. Ф. 100 и 100 б).

Для освещения истории советской колонии в Китае привлекались советские и просоветские периодические издания, выходившие в Китае: журнал «Вестник Маньчжурии», газеты «Новости дня» и «Новая жизнь» (Шанхай), «Молва», «Русское слово» (Харбин), «Новый путь» (Кульджа) и др. Выходившие в 1980-1990-е гг. издания российских и зарубежных «харбинских» обществ и ассоциаций содержат разнообразные материалы по истории россиян в Китае, репрессиях в СССР, деятельности эмигрантских землячеств. россия китай миграционный реинтеграция

В работе также использованы источники нарративного характера, в основном представленные мемуарами. Часть мемуаров издана еще в период эмиграции, в 1920-1940-е гг., другие - в 1960-1980-е гг. за рубежом, третьи в 1960-е гг. - в СССР или уже в 1990-е гг. в России. Наряду с опубликованными выявлены неопубликованные воспоминания бывших эмигрантов из Китая, сконцентрированные во многих региональных архивах РФ. В ряде случаев мемуары являются единственным источником сведений о некоторых аспектах жизни советских колоний, репатриации и первых годах жизни в СССР.

Для полноты и достоверности картины все перечисленные источники изучались в совокупности. Выявленный массив источников создал необходимые предпосылки для реализации сформулированных исследовательских цели и задач.

Во второй главе «Формирование российской эмиграции в Китае» исследуются факторы и механизмы миграций из России в Китай в первой четверти XX в. Отмечается, что появление российской диаспоры тесно связано с демаркацией границы во второй половине XIX в. и колониальной политикой России в Азии. Важнейшими факторами эмиграции также стали национальные движения, революция и Гражданская война.

В конце XIX в. Китай был вынужден согласиться с «политикой открытых дверей». В 1898-1903 гг. осуществлено строительство КВЖД, полоса отчуждения которой составила почти 112 тыс. га, что стимулировало миграцию из России и южных регионов Китая в Маньчжурию. В структуре миграции доминировало промышленное переселение. Российские власти содействовали также и аграрному переселению, с 1903 по 1906 г. осуществлялась военная колонизация. Впоследствии заселение приняло стихийный характер. Крупнейшим центром эмиграции стал Харбин, в ряде городов и поселков по линии КВЖД русскоязычное население превышало китайское. Русский капитал сыграл важную роль в развитии промышленности Маньчжурии, здесь сформировался рынок производства и потребления, ориентированный на российского и западного потребителя. К 1913 г. русскоязычное население на северо-востоке Китая достигало 150 тыс. чел., из них до 20 тыс. было занято на транспорте и концессионных предприятиях в лесной и добывающей промышленности, около 40 тыс. - в сельском хозяйстве, остальные - в городской экономике и сфере услуг.

Интенсивный приток из российского Туркестана шел в Западный Китай, преимущественно в приграничный Илийский район с центром в Или (Кульдже). На территории провинции в приграничных Илийском, Тарбагатайском и Алтайском округах сложилась крупная казахская диаспора, к 1911 г. ее численность достигла почти 225 тыс. чел.

Первая мировая и Гражданская войны привели к массовой эвакуации и беженству. Масштабная миграция из России в Китай и Монголию относится к 1919-1920 гг. и к 1922 г. В Маньчжурии и Синьцзяне оказалось ок. 100 тыс. чел. Миграционную волну казахов и киргизов, вызванную восстанием 1916 г. и Гражданской войной, оценивают в 300 тыс. чел. Массовая эмиграция с самого начала сопровождалась масштабным возвращением. Из Маньчжурии китайские власти в 1922-1924 гг. репатриировали более 6 тыс. военнослужащих (еще несколько тысяч выехало нелегально), из Синьязяна вернулось почти 17,5 тыс. чел.; в 1920 г. осуществлена репатриация 100 тыс. казахов. К середине 1920-х гг. миграционные процессы замедляются, завершается процесс расселения мигрантов.

Концентрация эмигрантов произошла, главным образом, на территории Маньчжурии и Синьцзяна. Этнические русские заселяли города и поселки в полосе отчуждения КВЖД и прилегающих районах. Крупные колонии сформировались на станциях Маньчжурия, Хайлар, Чжалантунь, Бухэду, Аньда, Имяньпо, Ханьдаохцзы и Пограничная. Харбин, административный центр Маньчжурии (до 1934 г.), стал крупнейшим центром русской эмиграции. В начале 1920-х гг. численность русских в Харбине (165 тыс.) превышала численность китайского населения, но на рубеже 1920-1930-х гг. сократилась до 60 тыс. чел.

В Трехречье, центре сельскохозяйственной колонизации, сложилось до 20 русских поселений, а в районе Чэнэхэн (Шэнэхэн) - бурятский хошун. Немногочисленные русские колонии имелись в Дайрене, Мукдене, Чаньчуне и Гирине. В Северном Китае русские проживали в Тяньцзине, Пекине, Циндао, Ханькоу, Цинанфу и Чифу. Всего во второй половине 1920-х гг. численность русскоязычного населения в Маньчжурии и Северном Китае оценивалась приблизительно в 155-170 тыс. чел. В начале 1920-х гг. произошел резкий рост русской эмиграции в портовых городах, прежде всего в Шанхае (до 10 тыс. в 1924 г.), до 1940 г. являвшемся международной территорией.

Мощные миграционные потоки вызвали формирование в Советской России структур и механизмов, призванных регулировать миграцию. Советская власть, реализуя программы по репатриации, фактически признавала беженство. Регулирование выезда из страны начинается с 1919 г. Советское правительство оперативно приступило к оформлению института гражданства, с акцентом на политическую лояльность: лишение гражданства использовалось как репрессивная мера. С 1924 г. гражданства лишались невозвращенцы, перебежчики и некоторые другие категории населения; напротив, основанием для приобретения (восстановления) гражданства могла быть политическая амнистия.

Вопреки запретительному характеру выездного законодательства, миграционная активность населения в 1920-е гг. оставалась значительной. Советским гражданам разрешалось долговременное проживание за границей, но с 1927 г. тенденция к ограничению поездок стала очевидной, а постановление 1929 г. запретило эмиграцию некоторым национальным меньшинствам. Выезд из страны по частным делам признавался целесообразным лишь в исключительных случаях. Во второй половине 1920-х - 1930-е гг. политика в области эмиграции постепенно ужесточалась, что привело к полному прекращению легальной эмиграции из СССР и стимулировало нелегальную эмиграцию. Укрепление пограничного режима также способствовало сокращению эмиграции.

Распад российской государственности в 1917 г. вызвал неопределенность в отношении государственной принадлежности полосы отчуждения КВЖД и находившихся в Китае россиян. Китайские власти ввели в Харбин и зону КВЖД воинский контингент. В феврале 1918 г. функции охраны, а с конца 1920 г. и полицейский надзор в полосе КВЖД перешли к китайским властям. С октября 1920 г. бывшие подданные Российской империи, ранее обладавшие правом экстерриториальности, были приравнены к беженцам и эмигрантам. Правовое положение русских эмигрантов и беженцев из СССР в отдельных регионах Китая имело свою специфику, однако повсеместно действовали статусные и экономические ограничения, в т. ч. запрет на покупку земли.

С 1924 г. устанавливалось правило равного соотношения советского и китайского персонала при обслуживании дороги, что привело к массовой смене гражданства служащими КВЖД. СССР согласился на подчинение советских граждан китайской юрисдикции и отказался от претензий на экстерриториальность. К 1925 г. произошло размежевание русской эмиграции на советских граждан и «бесподданных» (эмигрантов). Во второй половине 1920-х гг. численность советских граждан возрастала, к концу десятилетия этот процесс стабилизировался, советские граждане составили около половины диаспоры. В дальнейшем соотношение эмигрантов, граждан СССР и китайских граждан русского происхождения неоднократно менялось.

К середине 1920-х гг. завершился процесс складывания русскоязычной диаспоры в Китае, которая представляла собой устойчивое образование, осознававшее себя «зарубежной Россией». Консолидация диаспоры происходила в рамках этнокультурных и религиозных общин, корпоративных и профессиональных групп. Получили распространение объединения по типу землячеств. Обособленность российского населения в Китае была обусловлена расовыми и культурными отличиями, что минимизировало естественную ассимиляцию. В первой половине 1920-х гг. органы эмигрантского самоуправления заняли место прежних структур управления. Одновременно шел процесс формирования советских институтов.

Фактором поддержания идентичности диаспоры были сферы начального, среднего и высшего образования. Формирование диаспоры происходило также по линии религиозной идентичности. Диаспора в Китае функционировала в качестве составной, но относительно автономной части российского социокультурного пространства.

В третьей главе «Эволюция эмигрантского сообщества (конец 1920-х - первая половина 1940-х гг.)» характеризуются два этапа в истории эмиграции: совместного советско-китайского управления КВЖД и японской оккупации Маньчжурии. В июле 1929 г. китайские власти объявили о национализации дороги, советская администрация была уволена, ряд сотрудников арестован. Советская сторона истолковала эти события как захват КВЖД, дипломатические отношения с Нанкинским правительством Китая были разорваны. Конфликт обострил противоречия между эмигрантами и советской колонией в Китае. Эмигранты поддержали действия китайской стороны, поскольку увольнение с дороги советских граждан создавало для них рабочие места. На этом фоне часть советской колонии склонялась к выезду в СССР. В августе 1929 г. с КВЖД уволилось до 8 тыс. советских служащих, из которых ок. 2 тыс. чел. было арестовано, начались погромы. Параллельно проводились высылки и депортации советских работников - более 350 чел.

В октябре - ноябре 1929 г. произошел военный конфликт, в ходе которого в плен было взято несколько тысяч китайских солдат, проведены аресты и депортации русских эмигрантов в Трехречье. Конфликт привел к беженству из приграничных районов Китая в СССР. Только в Чите разместили ок. 3 тыс. эвакуированных и беженцев. Впоследствии эвакуированных железнодорожников распределили по железным дорогам СССР, а шахтеров - в Сучане (Артеме), вблизи Владивостока. Конфликт был урегулирован Хабаровским протоколом от 22 декабря 1929 г. Статус-кво КВЖД был восстановлен. Однако эти события стали свидетельством перемен в отношениях с Китаем и признаком неизбежного сокращения советского влияния в Маньчжурии. Оккупация Японией Маньчжурии изменила ситуацию на КВЖД, дорога оказалась под контролем японских вооруженных сил. В 1933 г. начались переговоры и в марте 1935 г. подписано соглашение о продаже дороги Маньчжоу-Го за 140 млн иен, что повлекло за собой упразднение представительств советских организаций.

С начала японской оккупации наблюдалось сокращение русскоязычного населения, как советских граждан, так и эмигрантов. В 1934 г. в Маньчжоу-Го было зарегистрировано ок. 78,4 русских, из которых свыше 5,4 тыс. имели статус китайских граждан, более 46,2 тыс. - белоэмигрантов и 26,8 тыс. - советских граждан.

В марте 1935 г. был упрощен порядок выдачи въездных виз в СССР и предоставления гражданства членам семей советских граждан. С апреля по август 1935 г. из Маньчжурии в СССР выехало, по разным источникам, от 20,6 до 21,5 тыс. бывших служащих КВЖД и членов их семей, эвакуацией руководила спецкомиссия НКПС СССР. Репатриацию сдерживали задержки выплат пособий по увольнению маньчжурскими властями. Эвакуируемых планово распределили по железным дорогам (преимущественно на Среднеазиатской, Рязано-Уральской, Оренбургской, Самаро-Златоустовской, Юго-Восточной, Московско-Донбасской, Московско-Казанской) и частично передали в распоряжение сибирских крайисполкомов. Около 2 тыс. чел., оставшихся в Китае, квалифицировались советскими властями как «невозвращенцы».

После окончания репатриации власти Маньчжоу-Го санкционировали перевод в эмигрантское состояние советских граждан. Советская колония в Маньчжурии сократилась за 1936-1938 гг. вдвое и составила ок. 3 тыс. чел. Одновременно значительно выросло число советских граждан в Синьцзяне, где СССР осуществлял добычу полезных ископаемых и строительство ряда предприятий. Большинство советских военных и технических специалистов в 1941-1942 гг. вернулось в СССР. С конца 1930-х гг. наблюдался рост советской колонии Шанхая.

Факты бегства за границу, как и нелегальный въезд в СССР, относились к уголовным деяниям. С 1920 г. уголовному преследованию подлежали этапированные в страну белогвардейцы, с 1921 г. - перебежчики и реэмигранты, с 1922 г. - «невозвращенцы». Реэмигранты из Китая проходили по судебному процессу над А.С. Бакичем 1922 г. Несколько тысяч человек, вернувшихся из Китая по амнистии 1921 г., были осуждены за незаконный переход границы. Преследовались лица, скрывшие свое непролетарское социальное происхождение, в отношении перебежчиков применялась процедура фильтрации. Уже к середине 1920-х гг. большинство реэмигрантов и перебежчиков были осуждены на год и лишены избирательных прав. В отношении жителей приграничья, нелегально пересекавших границу с Китаем, в 1920-е гг. преобладали обвинения в контрабанде. В 1920-е гг. в Советскую Россию в ходе военных операций в Синьцзяне и Трехречье депортировали белогвардейцев и русскоязычное население приграничья. Реэмигранты пострадали в ходе раскулачивания и расказачивания, подвергались уголовному преследованию как участники кулацких восстаний. Обвиняемых обычно приговаривали к 3-5 годам ИТЛ по 58-й статье. В начале 1930-х гг. поднялась волна шпиономании в отношении специалистов, вернувшихся в страну после конфликта на КВЖД. В 1933 г. в ходе ликвидации «белогвардейской повстанческой организации» в Западно-Сибирском крае проводились репрессии в отношении реэмигрантов казаков.

С начала 1920-х гг. сложилась практика высылки с приграничных территорий отдельных категорий населения, активизировавшаяся в связи с конфликтом на КВЖД. Масштабными высылки стали в 1930-е гг., когда депортировались целые этнические группы и «классово неблагонадежное» население. Значительная часть принудительных переселений проводилась в связи с массовой коллективизацией. Чистки приграничья Восточной Сибири и Забайкалья возобновились в 1937-1938 гг. и касались членов семей репрессированных, а также части населения, «имевшей связь с закордоном».

Массовые репрессии в отношении репатриантов из Китая относятся к периоду «Большого террора», в рамках «кулацкой» и «ровсовской» операций. Самая масштабная репрессивная акция против т. н. харбинцев (бывших служащих КВЖД), предпринятая в ходе «национальных операций», проводилась согласно приказу НКВД № 00593 от 20 сентября 1937 г. «Харбинцы» (25 тыс. чел.) квалифицировались как резиденты японской и, реже, китайской разведок; две трети признаны «шпионами», почти треть - «активным контрреволюционным элементом», незначительная часть - «диверсантами». Существовала единая, заранее сформированная концепция следствия. Абсолютное большинство «харбинцев» осуждено «тройками» и Комиссией НКВД и Прокурора СССР в т. н. альбомном порядке. Основные репрессии прошли в Иркутской, Читинской, Новосибирской, Свердловской, Челябинской, Ленинградской и Московской областях, Алтайском и Дальневосточном краях. В рамках «харбинской операции» было репрессировано более 42,5 тыс. чел., приговорено к расстрелу более 28,3 тыс. чел. Количество репрессированных вдвое превысило число собственно «харбинцев», поскольку волна репрессий захватила также реэмигрантов конца 1920-х - начала 1930-х гг.

Японская оккупация Маньчжурии (1931-1945 гг.) сопровождалась резкими изменениями в жизни российской эмигрантской колонии. В декабре 1934 г. с санкции японских властей в Харбине в качестве единого эмигрантского центра было создан БРЭМ и к 1944 г. его отделения действовали по всей стране. Нелояльные эмигрантские организации были полностью запрещены. Ставка была сделана на монархические и фашистские организации. «Союз казаков на Дальнем Востоке», созданный в 1934 г., был преобразован в один из отделов БРЭМ. В эмигрантском сообществе ведущую роль стали играть корпоративные и профессиональные союзы. При региональных правительствах открывались русские отделы, возглавляемые представителями японских властей. БРЭМ, имевший жесткую структуру, сосредоточил в своих руках управление колонией. Для русских вводилась обязательная регистрация и единые эмигрантские паспорта. К концу 1936 г. в БРЭМ было зарегистрировано 24 тыс., в 1944 г. - почти 69 тыс. чел. С 1944 г. русских стали призывать в армию Маньчжоу-Го.

Японский период в жизни эмиграции отмечен падением уровня жизни. Резко возросла безработица, что способствовало оттоку населения из городов в сельскую местность, увеличились государственные налоги. В результате сочетания ряда неблагоприятных для эмиграции факторов во второй половине 1930-х - первой половине 1940-х гг. русскоязычная диаспора в Маньчжурии сократилась почти на треть вследствие выезда в СССР и США, а также в другие районы Китая.

Четвертая глава «Азиатский вектор репатриационной политики СССР (вторая половина 1940-х гг.)» посвящена истории российской диаспоры в Китае и реэмиграции из этой страны в послевоенный период. Послевоенная реэмиграционная политика СССР сводилась к наказанию активных оппонентов советского режима и использованию труда реэмигрантов для восстановления послевоенной экономики. Мероприятия, связанные с репатриацией, осуществлялись преимущественно военными органами при участии Главного управления контрразведки «Смерш»; с октября 1946 г. действовали отделы по репатриации при штабах военных округов. С августа 1945 по апрель 1946 г. на территории Китая работала группа «по репатриации из Кореи, Маньчжурии и Квантунской области», подчинявшаяся Управлению уполномоченного СНК СССР по делам репатриации.

В ходе Маньчжурской стратегической операции среди эмигрантов проводились массовые аресты. В августе - сентябре 1945 г. из Китая было вывезено более 10 тыс. чел., обвиненных в пособничестве Японии и в антисоветской деятельности. Ряд спецопераций осуществил «Смерш», после войны задача фильтрации реэмигрантов возлагалась на подразделения МВД и МГБ. Эмигранты, не прошедшие проверку, относились к спецконтингенту и направлялись для дальнейшей фильтрации в спецлагеря.

Массовая репатриация сопровождалась смягчением политики СССР в области гражданства. В ноябре 1945 г. право восстановления гражданства СССР получили проживавшие на территории Маньчжурии бывшие подданные Российской империи, а также лица, утратившие советское гражданство, с января 1946 г. действие указа было распространено на проживавших в Синьцзяне, городах Шанхай и Тяньцзин. В 1945 г. в Китае возобновили работу советские консульства в Харбине, Шанхае, Дальнем, Кульдже, при них создавались комиссии по приему в советское гражданство. На севере и северо-востоке власти содействовали массовой советизации эмиграции, которая в Маньчжурии и Северном Китае в основном завершилась летом 1946 г. Советские граждане составили более 70 % численности, но советские заграничные паспорта получила на руки лишь половина заявителей. Произошел резкий рост советской колонии в Китае: если на середину 1930-х гг. она насчитывала не более 20 тыс. чел., то во второй половине 1940-х гг. увеличилась до 150-200 тыс. чел. В Синьцзяне советизация продлилась до конца 1940-х гг.

Большинство эмигрантов взяли советское гражданство добровольно, из патриотических побуждений, предполагая, что это не приведет к насильственной репатриации в СССР. В советской колонии в Китае стали доминировать представители младшего и среднего поколений, не имевшие монархических и антисоветских убеждений. Наличие массовой советской колонии в КНР Советский Союз рассматривал как мощный рычаг своего влияния.

Вследствие массовой советизации белой эмиграции в основном завершились процессы трансформации эмигрантского сообщества Китая в советскую колонию. Повсеместно взамен эмигрантских организаций создавались общества советских граждан и союзы советской молодежи, начали работу советские школы. В конце 1945 г. Харбинская епархия и Пекинская миссия признали юрисдикцию Московской патриархии.

Массовая добровольная репатриация из Китая проводилась в 1947 г. по особым постановлениям правительств СССР и РСФСР, квота на въезд в страну составляла 3 тыс. семей и 150 детей-сирот. В условиях разворачивающейся «холодной войны» и роста безработицы было необходимо вывезти советских граждан сначала из американской зоны влияния в Китае, прежде всего рабочую молодежь, квалифицированных рабочих и инженерно-технические кадры. В РСФСР вопросами репатриации ведало Переселенческое управление при Совете министров. В 1947 г. переселенческие управления были воссозданы также при правительствах союзных и автономных республик, а также органах исполнительной власти некоторых краев и областей. Подготовительные мероприятия по репатриации 6 тыс. чел. из Шанхая, Тяньцзина, Пекина, Циндао и основные перевозки проводились в июле - октябре 1947 г. Около 80 % всех репатриантов составили шанхайцы. Во второй половине 1940-х гг. фиксировалась также нелегальная миграция русских и казахов из Маньчжурии и Синьцзяна.

Репатрианты-добровольцы, прибывшие из Китая, проходили упрощенную фильтрацию в порту Находка и ставились на учет МГБ. Основным районами вселения стали Урал и Западная Сибирь, а также Башкирская и Татарская АССР. По заявкам отраслей и отдельных предприятий было распределено ок. 40 % репатриантов, остальные поступили в распоряжение региональных властей. Более 70 % были признаны трудоспособными, большинство относилось к категории служащих и высококвалифицированных работников индустриального производства, образования, медицины и сферы обслуживания. Репатриантов распределяли преимущественно в строительство, горнодобывающую промышленность, на лесозаготовки, в черную и цветную металлургию. Эффективному использованию труда репатриантов мешали нерациональная организация и плохие условия труда, низкий технологический уровень производства, неразвитость социально-ориентированных отраслей экономики. Несмотря на жесткие ограничения, фиксировалась высокая текучесть и массовый выезд за пределы территорий постоянного вселения. Вторичную миграцию репатриантов в крупные города и в южные регионы не остановило даже принятие специальных постановлений.

Значительная часть реэмигрантов столкнулась с репрессиями. Основой фильтрационных, следственных и судебных дел стало делопроизводство «Смерш». До осени 1946 г. дела в отношении реэмигрантов рассматривались окружными военными трибуналами, а затем - особыми совещаниями. «Семеновский» процесс 1946 г. стимулировал очередную волну следственных действий в отношении реэмигрантов из Китая. Отягчающими обстоятельствами считались служба в русских воинских отрядах и структурах БРЭМ, трактовавшихся как «служба японской разведке». Основная часть реэмигрантов была осуждена на 10 лет, нередки были случаи вынесения более суровых приговоров. Значительная группа реэмигрантов отбывала наказание на севере Свердловской обл. в ВостуралЛАГ МВД СССР.

На рубеже 1940-1950-х гг. репатрианты из Китая вновь подверглись политическим преследованиям, но на этот раз репрессивная волна захлестнула добровольно вернувшихся в СССР. Репрессии совпали с началом «холодной войны», что предопределило массовый характер выявления «агентов мировой буржуазии». Преследованиям был подвергнут почти каждый десятый из числа вернувших в страну, что существенно подорвало убежденность репатриантов в правильности принятого ими решения. Большинство осужденных освободились из мест заключения в 1956 г. Первая волна реабилитации прошла в 1956-1960-х гг., вторая началась в 1989 г. и пока остается незавершенной.

В пятой главе «Распад диаспоры и интеграция репатриантов в советское общество (вторая половина 1950-х - начало 1960-х гг.)» реконструированы репатриационная политика, подготовка и осуществление репатриации во второй половине 1950-х - начале 1960-х гг. «Оттепель» в СССР привела к нормализации отношений СССР и КНР и развитию двустороннего сотрудничества. Вместе с тем, руководство КНР расценивало наличие постоянно проживающего на своей территории русскоязычного населения как рудимент российской колониальной политики и настаивало на его вывозе в СССР, не рассматривая вероятность массового выезда других этнических групп. Основанием для новой волны репатриации стали передача прав КНР на управление КЧЖД и советскими военными базами в Порт-Артуре и Дальнем.

Основной объем работ по подготовке репатриации лег на МИД, а также на Министерство сельского хозяйства и Министерство совхозов СССР, органы власти Казахской ССР, Главное управление переселения и оргнабора при Совете министров РСФСР. С китайской стороны репатриацию курировали комитеты при региональных отделах департаментов иностранных дел и безопасности.

Постановления Совета министров СССР 1954 г. разрешали въезд на территорию СССР 6 тыс. семей советских граждан для работы на целине, в 1955 г. - 13 тыс. семей (более 60 тыс. чел.). Плановые показатели были быстро достигнуты, после чего приняты постановления правительства СССР о дополнительном въезде репатриантов. Согласно постановлению Совета министров СССР в 1956 г. в страну должны были въехать 10 тыс. семей, преимущественно из Синьцзяна. Однако из-за противодействия китайской стороны плановые показатели удалось выполнить лишь на 5 %, переселение из региона приостановлено. Администрация СУАР, содействуя репатриации русских и татар, противодействовала выезду казахов и уйгур. «Коммунизация» сельского хозяйства и голод в Синьцзяне усилили миграционные ожидания. Несмотря на большие трудности, в 1958 г. удалось репатриировать в СССР около 75 тыс. чел. В 1959 г. власти КНР потребовали прекратить репатриацию. В 1960 г. в Синьцзяне прошла широкая агитационная кампания против выезда.

Новое постановление о репатриации из Синьцзяна было принято в октябре 1960 г. В 1960-1962 гг. из СУАР легально выехало еще ок. 15 тыс. чел. Около 200 тыс. чел. в Синьцзяне настаивали на советском гражданстве и репатриации в СССР. КНР высказывала резкое недовольство, и СССР заявил о завершении репатриации. Началось массовое бегство, пик которого пришелся на апрель - май 1962 г., когда границу нелегально перешли около 67 тыс. мигрантов из СУАР. Власти КНР были вынуждены обратиться к СССР с просьбой разрешить въезд всем, кто этого добивался. В октябре был введен безвизовый въезд в СССР из Китая, вследствие чего с октября 1962 г. по май 1963 г. в Казахстан было перемещено 46 тыс. чел. В целом из СУАР к концу 1962 г. было вывезено ок. 140 тыс. чел. Общее количество легально выехавших из Китая с 1954 по конец 1962 г. составило почти 280 тыс. чел., что существенно превысило численность советской колонии, которая составляла по итогам советизации после Второй мировой войны 155 тыс. чел.

Репатриация вызвала новую волну советизации, которая затронула преимущественно население Синьцзяна. Русским, украинцам, татарам гражданство предоставлялось автоматически и власти КНР не препятствовали их выезду. Иной была ситуация с казахами и уйгурами. В мае 1955 г. МИД КНР под давлением властей СУАР дал указание считать всех рожденных на территории страны казахов и уйгур гражданами Китая. Всего во второй половине 1950-х гг. восстановили или пролонгировали советское гражданство более 200 тыс. чел. В Синьцзяне среди выезжавших в середине 1950-х гг. советские граждане составляли ок. 75 %, остальные - лица без гражданства. В Маньчжурии 96 % выехавших имело гражданство СССР. На начало 1960-х гг. абсолютное большинство репатриантов вообще не имели гражданства. К окончанию репатриации удельный вес граждан КНР возрос до 16 %.

Репатриация привела к практически полному прекращению деятельности советских колоний в городах Центрального Китая и Тихоокеанского побережья. Из 15-тысячной российской колонии в Шанхае в СССР уехало почти 6 тыс. чел., остальные в капиталистические страны. Тенденция к полной ликвидации российских колоний была характерна для Пекина, Тяньцзина и Мукдена. С Квантунского п-ова после вывода войск летом 1955 г. выехали практически все советские граждане. В середине 1950-х гг. в Харбине находилось на учете более 30 тыс. чел., на момент начала репатриации 18 тыс. чел. заявили о желании выехать в СССР, 5 тыс. категорически отказались возвращаться, 7 тыс. подали документы на выезд в другие страны. На момент закрытия консульства на учете оставалось 2,5 тыс. советских граждан, из которых более 70 % намеревались выехать в капиталистические страны. В маньчжурском консульском округе противодействовали выезду только татарское население и старообрядцы, добивавшиеся эмиграции в Турцию и Парагвай. После закрытия консульств численность советской диаспоры в КНР оценивалась приблизительно в 14 тыс. чел. Вплоть до конца 1970-х гг. фиксировалось постоянное уменьшение численности русской колонии, сократившейся до 600 чел. Однако с начала 1980-х гг. отмечается прирост численности русского населения, которое в 2000 г. составило ок. 10,6 тыс. чел.

Сокращение советской колонии в Китае привело к трансформации ее организационной структуры и последующей ликвидации всех общественных институтов. В 1955-1956 гг. были закрыты советские школы, ликвидировано большинство отделений обществ советских граждан, проведены массовые сокращения на предприятиях и в кооперативах, принадлежащих советской колонии.

Выезд из Китая осуществлялся в рамках кампании по «освоению целинных и залежных земель». Помимо патриотических устремлений, к факторам репатриации следует отнести экономические причины, поскольку к середине 1950-х гг. ситуация с трудоустройством русских в Китае стала критической: безработица достигала 80 %. Большое значение имели более высокий уровень жизни в СССР, возможности получения бесплатного образования, создания семьи, восстановление контактов с родственниками и т. д. Финансовые условия репатриации представлялись весьма привлекательными, но лишь в случае выезда для работы на целине. Переселенцам предоставлялись льготы - бесплатный проезд и провоз багажа до места вселения, единовременные пособия, льготные кредиты на строительство и приобретение скота, 5-летние льготы на уплату сельскохозяйственного налога.

Выезд в СССР осуществлялся на основании индивидуальных виз. С 1959 г. был упрощен порядок въезда в СССР из Синьцзяна, где начали выдавать групповые визы; с октября 1962 г. оформление визы вообще не предусматривалось. Прием осуществлялся по спискам, представленным китайской стороной. Если выезд из Маньчжурии происходил четко и организованно, то в Синьцзяне графики и маршруты неоднократно менялись. На пограничных пунктах осуществлялись учет, фильтрация, регистрация репатриантов и их распределение на постоянное место жительства. Важное значение имел медико-санитарный контроль.

Среди репатриантов из года в год возрастала доля несовершеннолетних. К концу репатриации доля трудоспособных сократилась с 73 до 46,5 %. В дальнейшем контингент формировался с учетом потребностей в рабочей силе со стороны аграрного сектора экономики СССР. Если в 1954 г. среди репатриантов доминировало население крупных городов, с 1955 г. абсолютное большинство составляли сельские жители. Принципы распределения репатриантов лишь частично соотносились с этнической структурой миграционного потока. Часть русскоязычного населения распределили в Казахстан. Уйгуры оказались преимущественно в Киргизской ССР, казахи - в Казахской ССР. Среди регионов РСФСР, куда въехала основная масса реэмигрантов, выделяются Красноярский край, Чкаловская (Оренбургская), Новосибирская и Омская области, Алтайский край. Государство проводило проверки распределения и устройства репатриантов. Практически сразу же обозначилась вторичная миграция, которую власти безуспешно пытались ограничить.

Репатриационная программа имела долговременные последствия для СССР и КНР. Репатриация из СУАР позволила китайским властям изменить этническую структуру населения и ускорить интеграцию Синьцзяна в состав КНР. Выезд русскоязычного населения из Китая поставил точку в истории российской колониальной политики в этой стране. Масштабная государственная поддержка позволила быстро реинтегрировать переселенцев на исторической родине.

В заключении подводятся итоги исследования. Эмиграционное движение населения из Российской империи (Советской России, СССР) в Китай продолжалось на протяжении последней четверти XIX - первой трети ХХ в., что привело к образованию на территории Китая крупных диаспор. Доминантными факторами эмиграционного движения являлись на рубеже веков социально-экономический, в дальнейшем - социально-политический, военный и этнический. Самая крупная волна эмиграции стала следствием войн и революции. В начале 1930-х гг. эмиграции способствовали коллективизация и голод в СССР. Суммарная численность населения, мигрировавшего в Китай в первой трети XX в., превысила 500 тыс. чел. Непосредственной причиной эмиграции стало изменение политического строя и экономического уклада, вследствие чего эмиграция расценивалась государством как незаконная, а эмиграционное законодательство носило запретительный характер.

Значительной была и возвратная миграция из Китая, вызванная политической и экономической нестабильностью в принимающих регионах и целенаправленной политикой, проводимой обоими государствами. На родину вернулось ок. 400 тыс. чел., что с учетом нелегального возвращения сопоставимо с масштабами эмиграции. Репатрианты из Китая первоначально концентрировались в регионах Урала и Сибири, северо-восточных областях Казахстана и на Дальнем Востоке. Репатриационная политика России (СССР) была достаточно либеральной, хотя в ней присутствовали как добровольная, так и принудительная составляющие. При проведении репатриации доминировали политические цели, в подчиненном отношении к которым находилось решение экономических и гуманитарных задач. Массовая репатриация стала возможной благодаря амнистиям и советизации эмиграции.

Российская диаспора в Китае прошла путь от зарождения до распада, что заняло около полувека. Она обладала сложной и многоуровневой организационной структурой, которая являлась одновременно условием и следствием адаптации эмигрантов к новой социально-экономической и этнокультурной среде обитания. Наряду с многонациональной структурой, специфической чертой российской диаспоры оставалось наличие в ней двух политически противопоставленных составляющих - белой эмиграции и советской колонии, из которых в разное время доминировала то одна, то другая. Несмотря на далеко не исчерпанный политический, организационный и культурный потенциал, распад диаспоры был ускорен внутренними процессами и внешнеполитическими событиями.

Российская диаспора в Китае являлась диаспорой классического типа. Ее можно рассматривать как этническую, культурную и политическую общность, которая обладала специфическим самосознанием и воспринималась принимающим обществом как самостоятельное социокультурное образование. Ее ментальность базировалась на коллективной памяти, ностальгии и активном политизированном дискурсе о родине. Успешная адаптация в инокультурной среде способствовала воспроизводству российской (или советской) культурной идентичности и создавала предпосылки для массового возвращения мигрантов на историческую родину.

Интеграция мигрантов из России (СССР) в китайское общество происходила преимущественно в рамках модели аккультурации, при которой иммигрантами частично усваивались обычаи и культура принимающего общества при сохранении собственной этнической идентичности. Власти Китая де-факто считали русских этническим меньшинством, но юридическое признание этого состоялось уже после выезда из страны. Допуская иммиграцию, принимающее общество не было настроено на полную ассимиляцию эмигрантов. Русские имели возможность компактно проживать в окружении представителей своей этнической группы, получать образование на родном языке, придерживаться национальных культурных и религиозных традиций. Ассимиляционные процессы затронули второе и третье поколение эмигрантов, но оказались прерванными в силу возвратной миграции.

Несмотря на отсутствие ограничений в политических правах, по статусным характеристикам репатрианты из Китая относились преимущественно к дискриминируемой категории советского общества. Они являлись целевой группой, в отношении которой проводились массовые репрессии. Ограничения на перемещения и экономическую деятельность репатриантов определялись плановым характером советской экономики. Одновременно советское государство реализовывало крупномасштабные программы поддержки репатриантов.

Сложности адаптации репатриантов из Китая связаны со степенью готовности интегрироваться в структуры советского общества, принять произошедшие в стране политические и социально-экономические изменения, усвоить новые культурные ценности. Примерно для половины репатриантов была характерна социокультурная двойственность: они ассоциировали себя как с Россией (СССР), так и с Китаем. Успешность интеграции в советское общество обусловливалась политическими, экономическими, а также психологическими факторами. Большую роль играли усилия центральных и местных властей, направленные на ускорение реинтеграции переселенцев. Благодаря единству культуры и отсутствию конкуренции на рынке труда не произошло отторжения советским обществом новых мигрантов, хотя в массовом сознании на долгие годы закрепился термин «харбинцы».

Эмиграция отразилась на структуре населения и повлияла на рынок труда в Китае. Имеются основания говорить о количественном увеличении за счет мигрантов из России таких этнических групп как казахи, русские, евреи, украинцы, татары, буряты, тувинцы. Но в силу того, что эмиграция оказалась сопоставимой с реэмиграцией, она не оказала долговременного влияния на численность и структуру населения.

Иммиграция из России (Советской России, СССР) способствовала экономическому росту в регионах размещения, притоку в Китай капиталов и западных технологий. Благодаря мигрантам в стране динамично развивались целые отрасли экономики. С 1920-х гг. стала ощущаться конкуренция на рынке труда. В результате политики вытеснения русских из экономики Китая уровень безработицы среди русскоязычного населения возрастал, что предопределило возвращение в СССР. Выезд русскоязычного населения, наряду с передачей Китаю российских хозяйственных объектов, поставил точку в истории российской колонизации в этой стране.

Отрицательные последствия эмиграции для России (СССР) достаточно очевидны. Страна теряла значительные трудовые ресурсы, происходил масштабный вывоз капитала. В то же время освоение Маньчжурии дало импульс развитию российского Дальнего Востока, принеся экономические и геополитические дивиденды. Эффект репатриаций существенно снизили массовые репрессии, ограничения на перемещения и экономическую деятельность. В более долгосрочной перспективе страна получила определенные экономические выгоды, поскольку реэмигранты частично ввезли накопленные капиталы и опыт хозяйствования в условиях иной модели экономики. Эмиграционные и реэмиграционные процессы оказали неоднозначное влияние на межгосударственные взаимоотношения России (СССР) и Китая, на этническую структуру населения, рынок труда, экономическое сотрудничество и межкультурный диалог.

Список основных публикаций по теме диссертации

Статьи в рецензируемых журналах РФ

1) Эмиграция в Монголию и реэмиграция в 1920-е годы // Вестн. Новосибирского гос. ун-та. Сер.: История, филология. Новосибирск, 2005. Т. 4. Вып. 2. С. 71-76.

2) Конфликт 1929 г. на КВЖД и его последствия // Вестн. Новосибирского гос. ун-та. Сер.: История, филология. Новосибирск, 2006 Т. 5, вып. 1. С. 57-61.

3) Высылка из погранполосы Читинской области в ходе массовых операций 1937-1938 гг. // Вестн. Новосибирского гос. ун-та. Сер.: История, филология. Новосибирск, 2006. Т. 5, вып. 1 (доп.). С. 78-82.

4) Амнистия рядовых белогвардейцев и их репатриация из Китая в 1920-е гг. // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. Новосибирск, 2007. № 2. С. 49-52 (в соавт.).

5) Харбинская операция НКВД в 1937-1938 гг. // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. Новосибирск, 2008. № 2. С. 80-85.

6) Репатрианты из КНР в районах освоения целинных и залежных земель (1954-1962 гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. Новосибирск, 2008. № 2. С. 104-106.

7) «Ровсовская операция» НКВД в Западной Сибири в 1937-1938 гг. // Вестн. Томского гос ун-та. Томск, 2008. С. 54-58.

Монографии:

1) Сибирское областничество в эмиграции. Новосибирск, 2003. 304 с.

2) Экономические и социокультурные взаимодействия в Урало-Сибирском регионе. Новосибирск, 2004. 228 с. (в соавт.) С. 167-221.

3) С Востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск, 2007. 300 с.

Статьи:

1) Казачья эмиграция в Маньчжурии (2040-е гг. XX столетия) // 100-летие г. Харбина и КВЖД. Матер. конф. Новосибирск, 1998. С. 36.

2) Хозяйственная деятельность русских эмигрантов в Северной Маньчжурии // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2001. Т. 2. С. 130-136.

3) Эмиграционные и реэмиграционные процессы из восточных регионов России в первой четверти ХХ в. // Этносоциальные процессы в Сибири. Новосибирск, 2001. Вып. 4. С. 60-65.

4) Миграционный обмен России (СССР) и Китая: основные этапы и тенденции развития в ХХ в. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2002. Вып. 3. С. 300-308.

5) Реэмиграция из Китая в СССР в конце 1940-х - 1950-е гг. // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. Новосибирск, 2002. № 2. С. 24-27.

6) Характеристика основных этапов миграционного обмена между Россией (СССР) и Китаем в ХХ в. // С Востока на Восток. Миграция и опыт взаимодействия регионов по усилению этнополитической стабильности в Евразии: Сб. статей. Новосибирск, 2002. С. 250-258.

7) Репатрианты из Китая в СССР: проблемы интеграции в советское общество (1934-1960 гг.) // Социально-демографическое развитие Сибири в ХХ столетии: Сб. статей. Новосибирск, 2003. Вып. 1. С. 198-239 (в соавт.).