История России с конца XIX века до Второй мировой войны

- получение средств на индустриализацию за счет продажи сельхозпродукции наряду с другими экспортными товарами за границу;

- обеспечить людские ресурсы для строительства промышленных предприятий за счет миграции населения из деревни;

- уничтожить кулака и поставить под полный контроль государства самостоятельного сельского производителя.

- наладить бесперебойное обеспечение городского населения сельскохозяйственной продукцией.

“Курс на сплошную коллективизацию” вырабатывался в ходе кризиса хлебозаготовок и в непосредственной связи с ним. Меры по борьбе с кризисом сочетали как политико-административный нажим на крестьян не желавших продавать хлеб государству по низкой цене, так и экономическое стимулирование кооперативных форм ведения сельского хозяйства. Резко возрастают масштабы государственной помощи колхозам - кредитование и снабжение машинами и орудиями, передача лучших земель, налоговые льготы. Партийные и советские организации разворачивают активную пропаганду коллективного земледелия, работу по практической организации колхозов. Летом 1929 г. провозглашается лозунг “сплошной коллективизации” крестьянских хозяйств целых округов (первым среди них стал Хоперский округ Нижневолжского края).

Тенденция к сплошной коллективизации отражала позицию Сталина и его окружения. В основе этой позиции лежало пренебрежение к настроениям крестьянства, игнорирование его неготовности и нежелания отказаться от собственного мелкого хозяйства. “Теоретическим” обоснованием форсирования коллективизации явилась статья Сталина “Год великого перелома”, опубликованная 7 ноября 1929 г. В ней утверждалось, что в колхозы якобы пошли основные, середняцкие массы крестьянства, что в социалистическом преобразовании сельского хозяйства уже одержана “решающая победа” (на самом деле в колхозах тогда состояло 6-7 % крестьянских хозяйств, при том, что свыше третьей части деревни составляла беднота).

Следующий шаг на пути усиления гонки за “темпом коллективизации” был сделан на ноябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) того же 1929 г. Задача “сплошной коллективизации” ставилась уже “перед отдельными областями”. Сообщения членов ЦК, сигналы с мест о спешке и принуждении при организации колхозов не были учтены. Вся работа по организации колхозов проходила под лозунгом: “Кто больше!” На местах директивы округа иногда преломляются в лозунг: “Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти!”

Руководители парторганизаций Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Украины стали брать своего рода “обязательства” по проведению коллективизации к лету 1931 г. Но и эти “обязательства” были признаны недостаточными. Вот как выступил В.М. Молотов: “...для основных сельскохозяйственных районов и областей, при всей разнице темпов коллективизации их, надо думать сейчас не о пятилетке, а о ближайшем годе”. 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) “О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию “осенью 1930 г. или во всяком случае весной 1931 г.”, а остальные зерновые районы - “осенью 1931 г. или во всяком случае весной 1932 г.”

Несмотря на это под сильнейшим нажимом сверху не только в передовых зерновых районах, но и в черноземном центре, и в Московской области, и даже в республиках Востока выносились решения завершить коллективизацию к концу 1930 г. Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом, угрозами, демагогическими обещаниями. Раскулачивать стали не только кулаков, но и середняков - тех, кто еще не хотел вступать в колхозы. Число раскулаченных во многих районах достигало 10-15 % крестьянских хозяйств, число “лишенцев” (лишенных избирательных прав) - 15-20 %. Грубейшие извращения допускались при обобществлении средств производства (включая единственную корову, мелкий скот и птицу).

Уровень коллективизации стремительно повышался, к январю 1930 г. в колхозах числилось свыше 20 % крестьянских хозяйств, к началу марта - свыше 50 %. Конечно, среди них было немало значившихся лишь на бумаге. Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство, истребление скота (чтобы не сдавать его в колхозы) и открытые протесты крестьян, вплоть до вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 г. их было зарегистрировано более 2 тысяч. Особенно сильными были выступления на Северном Кавказе в Осетии, Чечне и Кабардино-Балкарии, где по существу развернулась партизанская война против Советской власти. Только применение армии, жестокие преследования и расстрелы недовольных позволили взять ситуацию под контроль.

Неверно было бы отрицать наличие в деревне этого времени сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Они были представлены беднотой и частью середнячества, а также партийными активистами. Без их активной поддержки ни коллективизация, ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия, который ворвался в деревню зимой 1929/30 г. За осень и зиму на имя Сталина и Калинина поступило из деревни 90 тысяч писем с жалобами, протестами, описаниями творившихся безобразий. И тем не менее нажим на местные организации продолжал нарастать.

Однако уже во второй половине февраля 1930 г. ЦК партии дал директивы о ликвидации спешки при организации колхозов, прекращении раскулачивания там, где сплошная коллективизация еще не началась, о необходимости учета местных условий в национальных республиках. 2 марта “Правда” опубликовала переработанный Примерный устав сельскохозяйственной артели, учитывающий возможности и настроения крестьян.

В том же номере газеты появилась статья Сталина “Головокружение от успехов”, в которой осуждались перегибы, подчеркивалась необходимость соблюдения принципов добровольности коллективизации. При этом вся ответственность за допущенные “искривления” перекладывалась на местных работников, обвиненных в “головотяпстве”. Тем не менее, достигнутый к 20 февраля 50 % уровень коллективизации объявлялся в этой статье успехом, свидетельствующим, что “коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным”.

Местные организации, активисты колхозного строительства были поставлены в крайне тяжелое положение. На многих обрушились суровые наказания, вплоть до судебных репрессий. Причем эти карательные меры проводились теми же лицами и органами, которые сами и навязали нелепую и пагубную гонку темпов коллективизации. Не случайно в мае - июне 1930 г., когда шла подготовка к XVI съезду ВКП(б), на партийных собраниях в первичных организациях многие коммунисты выступили с резкой критикой сталинской политики коллективизации. Для настроений коммунистов характерно письмо рабочего Мамаева “К XVI съезду партии”, опубликованное “Правдой” 9 июня 1930 г. С подлинной смелостью в письме ставился вопрос: “У кого же закружилась голова? На деле получилось так, что к середняку применили политику, направленную против кулака... Выходит, царь хорош, а чиновники на местах негодные”.

Мамаев и другие коммунисты, выступившие тогда с открытой критикой сталинского руководства, были прямо обвинены в том, что они выступают “против внутрипартийного режима и руководства ЦК”, ошельмованы как правые уклонисты, что автоматически вело к исключению из партии. Одновременно были предприняты меры по нормализации общей обстановки в деревне. “Прилив” в колхозы сменялся “отливом” из них крестьян. Исчезли “бумажные” и насильственно созданные колхозы. В августе 1930 г., когда “отлив” прекратился, колхозы объединяли только 21 % крестьянских хозяйств. Стали более активно применяться экономические рычаги. Возросли масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве - главным образом через создание государственных машинно-тракторных станций (МТС). За 1931 г. было создано 1040 МТС. Уровень механизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся. Был упорядочен процесс обобществления крестьянских средств производства. Постановление ЦК от 26 марта 1932 г., обязывало местные организации прекратить принудительное обобществление скота и помочь колхозникам в обзаведении личным скотом.

Государство в 1930 г. оказывало колхозам большую помощь, им предоставлялись существенные налоговые льготы. Зато для единоличников были увеличены ставки сельскохозяйственного налога, введены взимаемые только с них единовременные налоги. Рос также объем государственных заготовок, которые приобретали обязательный характер.

Состоявшийся в декабре 1930 г. объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) обозначил новые контрольные цифры по коллективизации для всех районов страны на 1931 г.:

для Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, степной Украины устанавливалось задание объединить в колхозах “не менее 80 % крестьянских хозяйств”;

для Центрально-Черноземной области, Сибири, Урала, лесостепной Украины и зерновых районов Казахстана предписывалось “обеспечить 50 % коллективизации крестьянских хозяйств”;

“для потребляющей полосы по зерновым хозяйствам” - 20-25 %;

по СССР в целом - “не менее половины крестьянских хозяйств”.

Причем, как указывалось в сталинской телеграмме секретарю Восточно-Сибирского крайкома Ф.Г. Леонову (март 1931 г.), местным организациям “рекомендуется перевыполнять задание”. К июню 1931 г. по стране в целом в колхозах состояло уже 52,7 % крестьянских хозяйств.

1932 г. был объявлен “годом завершения сплошной коллективизации”. При этом ставилась цель объединить в колхозах 60-70 % крестьянских хозяйств. Осенью в колхозах значилось 62,4 % крестьянских хозяйств. Крупное коллективное хозяйство, таким образом, становится одной из основ советской экономики и всего общественного строя.

Коллективизация затрагивала интересы и судьбы всего крестьянства. Но, естественно, различные социальные слои деревни по-разному воспринимали переход к коллективным формам хозяйствования. По данным 1927 г. среди крестьянских хозяйств было 3,9 % кулацких, 62,7 % - середняцких, 22,1 % - бедняцких и 11,3 % пролетарских. Основную массу, как видим, составляли середняки, треть - бедняки и батрачество. Для последних была характерна безлошадность, поэтому, даже имея землю, хозяйствовать самостоятельно они не могли, находились в сильнейшей зависимости от зажиточных слоев деревни, в особенности от кулачества. У них не было реальной перспективы в одиночку вырваться из нищеты и кабалы. Эта часть деревни увидела выход для себя в объединении.

Более сложным и противоречивым было отношение среднего крестьянства. Условия его жизни и труда также оказались весьма нелегкими. Большинство середняков начинало понимать ограниченность возможностей мелкого хозяйства. Но и переход к коллективным формам хозяйствования означал для них коренную ломку привычного уклада жизни. Неизбежными были поэтому их сомнения и колебания. Прежде чем решиться на этот шаг, они хотели видеть практические, наглядные доказательства преимуществ колхозов, получить возможность самим, без принуждения, в соответствии со своими интересами строить новые формы жизни. При этих условиях середняк делал выбор добровольно.

В условиях НЭПа имел рост кулацких хозяйств. Их насчитывалось в 1927 г. около 900 тысяч - это максимальная численность за послереволюционное время. Однако этот процесс находился под весьма жестким контролем государства, проводившего политику вытеснения кулачества: чрезвычайные меры по хлебозаготовкам, конфискация хлебных запасов, скота и инвентаря у кулаков. Многие из них были осуждены по обвинению в спекуляции. В 1928 - 1929 гг. применялись принудительный выкуп тракторов и сложных машин, сокращение, а потом прекращение кредитования и снабжения средствами производства, усиление налогового пресса - все это также подрывало экономические и политические позиции кулака. Введение индивидуального налогообложения, изымавшего весь годовой доход, прямо разоряло эти хозяйства. Начались свертывание в них производства, распродажа скота и инвентаря, сельхозмашин. Кулацкие семьи переселялись в города, уезжали на промышленные стройки. К осени 1929 г. суммарный удельный вес кулацких хозяйств едва ли превышал 2,5-3 %, а численность - 600-700 тысяч семей.

Обстановку в деревне и весь ход событий резко обострило принятое летом 1929 г. решение о запрещении принимать в колхозы кулацкие семьи. Это сразу и полностью отделило и противопоставило их всему крестьянству, вызвало крайнее озлобление, до предела ожесточило сопротивление кулачества. Раскулачивание захватило и значительную часть середняков.

О переходе к политике ликвидации кулачества как класса Сталин объявил 27 декабря 1929 г. в речи на научной конференции аграрников-марксистов. Объявил как уже о свершившемся факте. 11 января 1930 г. в “Правде” была опубликована передовая статья “Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня”. В ней прозвучал призыв “объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли”.

30 января Политбюро утвердило постановление ЦК ВКП(б) “О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации”. Предписывалось провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. Хозяйственное имущество и постройки передавались в неделимые фонды колхозов в качестве взноса бедняков и батраков, часть средств шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации.

Раскулачиваемые делились на три категории. К первой относился “контрреволюционный актив” - участники антисоветских и антиколхозных выступлений (они сами подлежали аресту и суду, а их семьи - выселению в отдаленные районы страны). Ко второй - “крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации” (их выселяли вместе с семьями в отдаленные районы). И, наконец, к третьей - “остальная часть кулаков” (она подлежала расселению специальными поселками в пределах районов прежнего своего проживания).

Постановление определяло, что число раскулачиваемых по районам не должно превышать 3-5 % всех крестьянских хозяйств. И все же это было намного больше, чем сохранилось к зиме 1930 г. кулацких хозяйств. Для районов сплошной коллективизации (Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга, Центрально-Черноземная область, Урал, Сибирь, Украина, Белоруссия и Казахстан) в постановлении указывались цифры подлежащих высылке в отдаленные районы страны: 60 тысяч хозяйств (семей) первой категории и 150 тысяч - второй. 25 февраля были установлены “контингенты” раскулачиваемых для Ленинградской, Западной, Московской, Иваново-промышленной областей и Нижегородского края: 17 тысяч первой категории, 15 тысяч - второй. Для союзных республик Средней Азии и Закавказья численность выселяемых по обеим группам - около 3 тысяч семей.

Чрезвычайные меры были превращены в систему. Не только против кулачества, но и против середняков действовали приемами времен гражданской войны и “военного коммунизма”. Стремление к “перевыполнению” спущенных сверху “контрольных цифр” приобрело повсеместное распространение. Взрыв крестьянского возмущения заставил сталинское руководство дать отбой, принять меры к исправлению наиболее грубых актов произвола и насилия. Была проведена и “реабилитация” части раскулаченных и предназначенных к раскулачиванию. Так в Курском округе, например, из 8949 раскулачиваемых хозяйств было восстановлено 4453, в Львовском округе - 2390 из 4487, то есть больше половины.

С февраля 1931 г. прошла новая, наиболее широкая волна ликвидации кулацких хозяйств, все больше принимавшее характер репрессий за невыполнение заданий по хлебозаготовкам, за хищения колхозной продукции, за отказ от работы. Лишь 8 мая 1933 г. партийным и советским организациям была разослана инструкция, предписывающая ограничить наконец масштабы репрессий в деревне. Этот документ, подписанный Сталиным и Молотовым, констатировал: “...в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников”.

Определить число пострадавших при раскулачивании людей трудно. Точные данные имеются лишь о численности семей, высланных в отдаленные районы страны (то есть о тех, которые постановлением от 30 января 1930 г. отнесены к первой и второй категориям). За 1930-1931 гг. на Север, на Урал, в Сибирь и Казахстан была отправлена 381 тысяча семей. Часть кулацких семей (200-250 тысяч) успела сама бросить свое имущество и бежать в города или на стройки. В 1932 г. специальные кампании выселения не проводились. Однако общее число высланных в то время из деревни составило не менее 100 тысяч. Примерно 400-450 тысяч семей, которые должны были расселяться отдельными поселками в пределах краев и. областей прежнего проживания (третья категория), после конфискации имущества и разных мытарств в массе своей также ушли из деревни на стройки и в города. В сумме получается около одного миллиона - миллиона ста тысяч хозяйств, ликвидированных в ходе раскулачивания.

Прямым следствием коллективизации стал голод охвативший осенью 1932 г. обширные районы страны, особенно Южную Украину, Среднее Поволжье, Северный Кавказ и Казахстан. По своим масштабам он значительно превосходил голод в Поволжье 1921 г. Однако, если в 1921 г. голодающим помогали правительственные органы и международные организации, то в 1932 - 1933 гг. на информацию о голоде был наложен полный запрет. Деревни с голодающими блокировались войсками ГПУ. Люди были обречены на смерть. Изъятие хлеба через колхозную систему, забой скота и ликвидация приусадебных хозяйств оставили людей без продовольствия.

Вместо спасения людей власти предпринимали усилия по отправке зерна за границу. Только в 1932 - 1933 гг. в Европу было продано не менее 3 млрд. кг. зерна. Даже части экспортной пшеницы хватило бы для того, чтобы без помощи зарубежных стран ликвидировать голод. Но политика Сталина по ускоренной индустриализации требовала поставок зерна за границу и получения за счет этого средств на возведение предприятий.

Общая численность погибших в период голода 1932 - 1933 гг. различными исследователями оценивается от 5 до 8 млн. человек. На Украине только прямые потери от голода составили не менее 3 млн. человек. В Казахстане, по-видимому, погибло более 1 млн. человек. Столь же катастрофичными были результаты голода в других регионах.

Колхозная система, несмотря на некоторые изменения в 50 - 60-х гг., сохранилась до конца 1980-х гг. Самодеятельность колхозов с самого начала была резко ограничена, что тормозило их инициативу, хозяйственный рост. Из колхозной деревни шла постоянная мобилизация человеческих и материальных ресурсов на различные государственные нужды. В январе 1933 г. после провала хлебозаготовок вводятся обязательные поставки колхозной продукции государству, имевшие характер и силу налога. Цены на зерно и большую часть других сельскохозяйственных продуктов были установлены в 10-12 раз ниже рыночных. Важнейшие средства производства - практически вся машинная техника, - а также квалифицированные кадры были сосредоточены в системе государственных МТС, обрабатывающих колхозные поля за натуральную плату, причем размеры ее устанавливались сверху. Это также способствовало отчуждению производителя и от средств производства, и от результатов труда. Параллельно складывалась система директивного планирования и бюрократического командования колхозами со стороны аппарата. К тому же колхозники не имели паспортов, что лишало их возможности свободного перемещения, юридически привязывало к колхозу, придавало их труду принудительный характер. Происходило раскрестьянивание деревни.

Нельзя не воздать должное колхозному крестьянству, которое столько сделало для страны, для укрепления ее экономической и оборонной мощи, что особенно проявилось в годы войны. В тоже время, с экономической точки зрения колхозы не оправдали себя. Колхозно-совхозная система привела к кризису сельскохозяйственного производства в СССР: страна которая в начале XX века являлась крупнейших экспортером продовольствия на мировой рынок в начале 1960-х гг. вынуждена была приступить к плановым закупкам зерна у Канады и США.

4. Форсированное развитие страны и его результаты

Воздействие сплошной коллективизации на развитие аграрного сектора было катастрофическим: за 1929-32 гг. поголовье крупного рогатого скота сократилось вдвое, лошадей на треть, свиней в 2, овец в 2,5 раза. Но в сталинской стратегии форсированного развития требовался не столько рост сельскохозяйственного производства, сколько подчинение аграрного сектора императивам ускоренной индустриализации; уменьшение числа занятых в сельском хозяйстве пропорционально росту рабочей силы в промышленности; поддержание при меньшем числе занятых производством продовольствия на уровне, не допускавшем длительного голода; обеспечение промышленности незаменяемым техническим сырьем. Это было достигнуто. В 1935 г. в городах отменили введенную в конце 1928 г. карточную систему. В течение 30-х гг. из сельского хозяйств было “выдавлено” 15-20 млн. чел., что позволило увеличить численность рабочего класса с 9 до 24 млн. чел. Страна обрела хлопковую независимость. Накануне коллективизации (при населении 150-155 млн. чел.) ежегодно производилось 72-73 млн. т. зерна, более 5 млн. т мяса, свыше 30 млн. т молока. В конце 30-х - начале 40-х гг. (при населении 170-200 млн. чел.) - 75-80 млн. т зерна, 4,5 млн, т мяса и 30 млн. т молока. Но в конце НЭПа эту продукцию производили 50-55 млн. крестьян-единоличников, в предвоенные же годы - 30-35 млн. колхозников, т.е. почти вдвое меньше.

Коллективизация создала необходимые условия для осуществления индустриального скачка. И в этом ее главный результат. Темпы роста тяжелой промышленности в первые пятилетки (1928-1940 гг.) были в 2-3 раза выше, чем за 13 лет развития России перед первой мировой войной (1900-1913 гг.). По абсолютным объемам промышленного производства СССР в конце 30-х гг. вышел на 2 место в мире после США (в 1913 г. - пятое место). Сократилось отставание от развитых капиталистических стран по производству промышленной продукции на душу населения; если в 20-е годы разрыв был в 5-10 раз, то в конце 30-х в 1,5-4 раза. По последним оценкам, среднегодовые темпы промышленного роста составили не 17 % (по официальным данным), а 10,9 %, но это также высокие показатели.

По ряду направлений было преодолено качественное отставание советской промышленности. В 30-е гг. СССР стал одной из трех-четырех стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной в то время человечеству. Созданный в этот период экономический потенциал позволил накануне и в годы войны развернуть многоотраслевой ВПК, продукция которого по многим параметрам превосходила германскую. Это обстоятельство сыграло огромную роль в достижении победы Советского Союза в Великой Отечественной войне.

Но скачок в развитии тяжелой индустрии был куплен ценой отставания в легкой промышленности, стагнации аграрного сектора, сверхцентрализации экономической жизни, предельного ограничения сферы деятельности рыночных механизмов. Такая экономика была вполне эффективна при решении задач исходящих из всевластного хозяйственного центра (Политбюро, Совет народных комиссаров, Госплан), когда была возможность проконтролировать строительство и работу сравнительно незначительного количества ключевых производств, централизованно внедрить апробированные мировым опытом достижения научно-технического прогресса, обеспечить разработку перспективных технологий, мобилизовать людские и материальные ресурсы. В 30-е гг. принимает завершенный вид “чрезвычайная система” общественно-экономической организации.

5. Социально-политическая структура СССР в 30-е гг. Народ и власть

Развитие негосударственных структур социальной организации в 20-е гг. происходило под бдительным наблюдением ВКП(б), которая срослась с государственным аппаратом и стала стержнем всей политической системы. Уже со времени Гражданской войны высшее партийное руководство в лице ЦК и Политбюро партии контролировало деятельность центральных органов власти и управления - съезда Советов, ВЦИК и СНК. Главным средством всеобъемлющего партийного контроля в системе управления страной, основой всего механизма власти Сталина стала номенклатура - особый социальный слой управленцев. В номенклатуру входили ответственные работники партийно-государственного аппарата разного уровня и “выборные” руководители массовых общественных организаций, которые обеспечивали беспрекословное выполнение воли “вождя народов”. Список руководящих аппаратчиков партии, государственных и общественных организаций, составленный Орграспредотделом ЦК ВКП(б) в 1923 - 1925 гг., определял свыше 20 тыс. должностей, назначение на которые требовало утверждения вышестоящего партийного комитета.

Вся номенклатура, в т.ч. и ее ядро - партократия, жила под постоянным страхом репрессий. Ее ряды постоянно “перетряхивались”, что исключало даже малейшую возможность консолидации этого привилегированного слоя управленцев на антисталинской основе и превращало их в простых проводников воли партийно-государственной верхушки во главе со Сталиным. Если в первое десятилетие советской власти высшее звено управленцев состояло из представителей старой ленинской гвардии, то после “большого террора” 1936 - 1938 гг. номенклатуру заполняют молодые сталинские выдвиженцы. Именно в 30-е годы номенклатурный принцип руководства обществом сложился окончательно и без особых изменений просуществовал вплоть до 1989 г.

В начале 30-х гг. антисталинские группировки в партии еще продолжали сопротивление. Группы М.Н. Рютина, С.И. Сырцова - В.В. Ломинадзе, А.П. Смирнова - Н.Б. Эйсмонта - В.Н. Толмачева выступали против авантюристических темпов индустриализации и коллективизации, против ликвидации внутрипартийной демократии. На XVII съезде партии была даже предпринята закулисная попытка сместить Сталина с поста Генерального секретаря. В этих условиях завершающим шагом к утверждению неограниченной власти Сталина стала открытая расправа с подлинными и мнимыми его противниками - "большой террор". Сигналом к его началу послужило убийство С.М. Кирова 1 декабря 1934 г.

В 1936 - 1938 гг. органами НКВД, образованного в 1934 г. и превратившегося в важнейший элемент в системе власти, был сфабрикован ряд открытых политических процессов над бывшими партийными лидерами. Определенный опыт проведения подобных акций у карательных органов уже был: первые процессы над вымышленными антисоветскими организациям - “Промпартией” и “Трудовой крестьянской партией” - были организованы в конце 20-х гг. и направлены на “искоренение вредительства”. Жертвами развернувшейся в этот период кампании стали десятки тысяч “буржуазных спецов”.

В 1936 г. состоялся процесс “Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра”, по которому проходило 16 чел., в т.ч. Зиновьев и Каменев; в 1938 г. - “Антисоветского правоцентристского блока”, на котором "судили" Бухарина и Рыкова. Все они были расстреляны. В июне 1937 г. в связи с “раскрытием заговора в Красной Армии” к смертной казни была приговорена группа крупных военачальников во главе с М.Н. Тухачевским. В июле того же года телеграммой Политбюро было приказано открыть репрессивную кампанию против бывших кулаков, “уголовников” и “врагов народа”, а для ее проведения на местах создавались “тройки” из председателей партийных комитетов, работников НКВД и местных прокуроров.

Репрессии затронули все слои общества. Всего в 1937 - 1938 гг. было арестовано 2,5 млн. чел., из них почти 700 тыс. расстреляно. К началу 1939 г. только согласно официальным отчетам НКВД общая численность перемещенных за колючую проволоку превысила 2 млн. чел.

Политика “большого террора” имела своей целью не только нанести удар по противникам сталинских методов реализации социалистических идеалов. Она была призвана также устранить из общественно-политической и культурной жизни лучшую, свободомыслящую часть нации, способную критически оценивать действительность, происходящие в стране процессы и уже поэтому представлявшую собой серьезное препятствие на пути окончательного утверждения тоталитарной модели общества.

Важным элементом формирования сталинской политической системы явилась всеобъемлющая идеологизация культуры и духовной жизни общества. Под полный контроль партии были поставлены самые массовые общественные организации - профсоюзы и комсомол. Со второй половины 20-х гг. в деятельности профсоюзов все больший упор делается на повышение производительности труда - в основном за счет ослабления профсоюзной деятельности по защите прав и интересов трудящихся. Такая “специализация” деятельности профессиональных союзов в значительной степени была обусловлена неподдельным трудовым энтузиазмом, охватившим значительные массы. Мощным стимулом для множества людей стала мысль о построении за короткий срок, пусть даже путем напряжения всех сил, нового, лучшего общества. Это нашло яркое воплощение в массовом “социалистическом соревновании”: ударничестве (1929 г.) и “стахановском движении” (1935 г.).

По мере утверждения сталинской общественно-политической системы общественные организации постепенно выстраивались в жесткую иерархическую структуру, а каждый член советского общества оказывался вовлеченным в нее: избранные, самые надежные с точки зрения властей - в партию, “сознательная” молодежь - в комсомол, дети - в пионерскую организацию, рабочие и служащие - в профсоюзы, творческая интеллигенция - в союзы, созданные вместо многочисленных обществ и объединений художников, литераторов, композиторов, архитекторов. Причем только вступив в эти союзы и подчиняясь их требованиям, писатели и художники получали право на профессиональную деятельность, государственные заказы, выставки или публикацию своих произведений в государственных издательствах.

Общественные организации были теперь абсолютно подконтрольны партийным органам, которые закрывали их при малейшем подозрении на “вольнодумство” (эта участь постигла, например, “Общество воинствующих материалистов-диалектиков”). Власти предпочитали сами выступать с инициативой создания новых объединений, исходя из требований политического момента. Так возник “Союз воинствующих безбожников” - самое массовое общество, которое активно организовывало атеистические и антирелигиозные кампании.

Таким образом, все общественные организации предельно идеологизировались, “огосударствлялись” и становились своего рода “приводными ремнями” от партийно-государственного руководства к массам, конденсировали социально-политическую энергию народа и направляли ее на решение “очередных задач Советской власти”.

Из идейных, мировоззренческих течений в 20-е гг. господствующее положение занял марксизм-ленинизм. Другим направлениям мысли было отказано не только в праве на признание, но даже на легальное существование.

К исходу 30-х гг. сложившаяся в Советском Союзе социально-политическая структура приобрела ярко выраженный тоталитарный характер: помимо полного контроля государства над экономикой произошло огосударствление политической системы, включая общественные организации. В условиях монополии власти на средства массовой информации был установлен все проникающий идеологический контроль, фактически полностью ликвидированы конституционные права и свободы граждан, а любые проявления инакомыслия жестоко подавлялись. За фасадом декоративной официальной власти - Советов всех уровней - скрывалась истинная несущая конструкция режима сталинской личной диктатуры, которую образовывали две пронизывающие страну системы - партийных органов и органов НКВД. Первые подбирали кадры для управленческих структур государства и контролировали их работу. Органы НКВД осуществляли еще более широкие контрольные функции, включавшие надзор за самой партией, и действовали под прямым руководством Сталина.

Как партийно-государственному руководству на протяжении 30-х гг. удавалось поддерживать высокий жизненный тонус, трудовой энтузиазм, мобилизационную готовность значительной части советских людей? Определенную роль сыграло повышение материального благосостояния народа во второй половине 30-х гг. Так, потребление важнейших продуктов питания в 1937 г. по сравнению с 1933 г, увеличилось у колхозников в среднем на душу населения более чем в 2 раза. Эти показатели отражают реальную картину: 1933 г. - время голода во многих сельских районах, 1937 г. - год высокого урожая.

Впечатляющими были достижения в области здравоохранения и просвещения: к исходу 2 пятилетки СССР вышел на 1 место в мире по числу учащихся, по темпам подготовки и количеству специалистов. Миллионы простых людей, получив ставшее широко доступным именно в 30-е гг. образование, повысили свой социальный статус: стали квалифицированными рабочими, сельскими механизаторами, техниками, инженерами, офицерами, служащими.

В целом, несмотря на многие жизненные трудности, колоссальные жертвы репрессий, возникало психологическое ощущение, что жизнь меняется к лучшему. Все это умело подкреплялось пропагандистскими акциями. Выдвигая широкий спектр обращенных к массам лозунгов, призывов, сменяя одну пропагандистскую кампанию другой, власть умело затрагивала лучшие и худшие стороны человеческой души. Здесь и апелляция к традициям революционной борьбы, к чувству пролетарского интернационализма (например, кампания солидарности с республиканской Испанией). Здесь и опора на патриотические чувства, обращение к традиционным стереотипам массового сознания (крен в сторону исторической проблематики в литературе, кино, широкое развертывание отмененного в предшествующий период исторического образования). Здесь и героизация, культ человека труда (широкая пропаганда достижений стахановцев, чкаловцев, папанинцев и др.), Но здесь же и призывы к разоблачению “врагов народа”, периодически разжигаемые волны натравливания народа на интеллигенцию, абсолютизация классового подхода в литературе, этике.

Чтобы поддерживать пламя почти религиозной веры в “приближающееся лучшее будущее”, помогавшей маленькому человеку стойко переносить тяготы повседневной жизни, стимулировавшей массовый трудовой энтузиазм, подыскивались новые, всегда конкретные и понятные простым людям объяснения причин аварий на производстве, нехватки товаров повседневного спроса, перебоев с продовольствием. Вначале во всем оказывались виновными “кулаки” и “буржуазные спецы”, потом представители эксплуататорских классов, “пробравшиеся”" в партию, в государственные органы, на руководящие должности на заводах, в колхозах, затем коммунисты, “завербованные иностранными разведками”.

Наказывая “начальников”, власть, с одной стороны, удовлетворяла ущемлявшееся чувство социальной справедливости (советское общество в 30-е гг. было далеко не эгалитарным, имелись существенные различия в уровне доходов, образе жизни между крестьянами, рабочими, значительным слоем интеллигенции, номенклатурой). Кроме того, вокруг наиболее образованной, способной к выработке и принятию самостоятельных решений части общества создавалась атмосфера общественного недоверия (“гнилая интеллигенция”, “бюрократы”), над ней постоянно висел дамоклов меч репрессий. Это в корне подавляло всякую оппозицию, сепаратизм, свело до минимума коррупцию, теневую экономику.

Идея тернистого пути к светлому будущему обладала огромной мобилизующей силой. Стихи В.В. Маяковского “Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм”, очень точно отвечали лозунгам того времени, предлагавшим отдать свою жизнь на алтарь счастливого будущего детей, Отечества, всего человечества. Жертвенный марксизм смыкался здесь с христианской идеей искупления, православным “очищением через страдания”. Перед нами феномен массовой “антирелигиозной религиозности”: слом в послереволюционное время традиционных социально-экономических структур; общественные и военные катаклизмы; систематические антирелигиозные кампании подорвали в глазах значительной части народа легитимность традиционных религий. Но структуры сознания, потребность в вере остались прежними. И вакуум на время оказался заполнен верой в партию, в ее идеалы.

Эта новая квазирелигия лежала в основе жизнерадостного мироощущения значительной части советских людей. Посетивший СССР в 1936 г. французский писатель А. Жид, подметивший массу “негатива” в тогдашней советской действительности (бедность, порой переходящую в нищету, подавление инакомыслия, всевластие тайной полиции и др.), тем не менее, констатировал: “ русский народ кажется счастливым... ни в какой другой стране, кроме СССР, народ - встреченные на улице (по крайней мере, молодежь) заводские рабочие, отдыхающие в парках культуры - не выглядит таким радостным и улыбающимся. Как совместить это внешнее проявление с ужасающей жизнью подавляющего большинства населения?.. Можно увидеть много людей, причем голодных, которые выглядят улыбающимися, веселыми, их счастье... основано на доверии, неведении и надежде”.

Лекция № 10 Международное положение СССР (1929 - 1939 гг.)

1. Анализ международной ситуации и основные направления внешней политики СССР в 1930-е гг. Переговоры в Москве с Англией и Францией в 1939 г.

2. Советско-германский договор о ненападении и начало Второй мировой войны

Литература

1. Мунчаев Ш.М. Отечественная история (учебник). М., 1998.

2. История России. 20 век: выбор моделей общественного развития. М., 1994.

3. Страницы истории советского общества. Люди. Проблемы. Факты. М., 1989.

4. История России с древнейших времен до конца 20 века. М., 1997.

1. Анализ международной ситуации и основные направления внешней политики СССР в 1930-е гг. переговоры в москве с англией и францией в 1939 г.

Внешняя политика СССР в 1930-е гг. сохранила двойственную природу, характерную для 1920-х гг. С одной стороны, СССР был заинтересован в установлении и развитии нормальных отношений с капиталистическими странами, прежде всего по экономическим соображениям (продажа за границу зерна, пушнины, леса, нефти и т.д. позволяла получать средства на индустриализацию) и с целью предотвратить складывания единой антисоветской коалиции. С другой - Советский Союз, как оплот коммунистического движения, по линии Коминтерна оказывал всестороннюю помощь коммунистам других стран, направлял их деятельность, в том, числе и ставя задачу свержения существовавшего в европейских государствах буржуазного строя. В условиях развернувшегося в конце 1920-х гг. в Европе и США экономического кризиса и роста поддержки левых партий подобная задача казалось не такой уж фантастической. Однако здесь был допущен серьезный просчет. Установка Политбюро ЦК ВКП(б) на отказ от сотрудничества с социалистами, которые в СССР рассматривались как оппортунисты, ревизионисты и соглашатели, имела самое негативное последствие. Во время выборов 1933 г. в Германии коммунисты и социал-демократы не создали единого блока, что позволило национал-социалистам набрать большинство голосов и прейти к власти.

Осознав ошибку, с середины 1930-х гг. Коминтерн, по приказу Сталина, меняет тактику. Во Франции, Испании и других странах коммунисты начинают выступать за создание широких антифашистских коалиций (в составе коммунистических, социалистических и демократических сил), получавших, как правило, название “Народный фронт” (закреплено решениями VII конгресса Коммунистического Интернационала в 1935 г.). Самым мощным и дееспособным оказался “Народный фронт” во Франции (образован в 1934 г.), который сорвал попытку установления в этой стране фашистской диктатуры. Столь же тесно коммунисты сотрудничали с социалистами и демократами в Испании, где в 1936 - 1939 гг. развернулась гражданская война между республиканцами и фашистами во главе с Примо де Риверой и Франко. Испания стала ареной открытого противостояния левых и правых сил. На стороне Республики сражались многочисленные добровольцы из СССР, Франции, Венгрии, Германии, Италии, Болгарии, Мексики и т.д. Из Советского союза в Испанию поступали орудия, танки, самолеты, медикаменты, продовольствие. В то же время испанских фашистов поддержали Германия и Италия, что и предопределило победу Франко в 1939 г.

По официальным каналам СССР, вплоть до 1933 г. развивавший обширные экономические и военно-технические отношения с Германией (вплоть до подготовки германского офицерского корпуса на советских секретных базах), с приходом к власти Гитлера, резко изменил внешнеполитическую ориентацию. Усилия советской дипломатии были направлены на создание антифашистского блока. Более других заинтересованность в таком союзнике как советское государство проявили Франция и Чехословакия, ближайшие соседи нацистской Германии, которая к середине 1930-х гг. перестала скрывать свои агрессивные цели.

Сразу после прихода к власти в 1933 г. гитлеровцы стали готовиться к войне за передел мира. Фактически перестали действовать условия Версальского мира, по которым Германия была сильно ограничена в развитие ВПК. Начался быстрый рост численности вермахта (немецкой армии). Германская экономика приобретала все более милитаризованный характер. Понимая высокую вероятность столкновения с Германией в 1935 г. СССР и Чехословакия подписали договор о военной помощи, если какая-либо из данных стран подвергнется нападению третьей стороны. В 1936 г. был ратифицирован советско-французский договор о взаимопомощи сроком на 5 лет. Но и Германия не теряла времени: 25 ноября 1936 г. Япония и Германия создали “Антикоминтерновский пакт” для борьбы с большевизмом, к которому в конце 1937 г. присоединилась Италия. Германская армия еще в марте 1936 г. заняла демилитаризованную Рейнскую зону. В марте 1938 г. к Германии была присоединена Австрия. Япония еще годом раньше развязала войну с Китаем, а 1938 г. японские войска вторглись на территорию СССР в район озера Хасан на Дальнем Востоке. И хотя в августе 1938 г. японцы потерпели сокрушительное поражение, все происходящее свидетельствовало об осложнении международной обстановке и о необходимости принимать более действенные меры против стран “Антикоминтерновского пакта”.

Шанс остановить Гитлера международной общественности представился летом - осенью 1938 г., когда на повестку дня Германия вынесла вопрос о Судетах - области в Чехословакии населенной немцами. Гитлер потребовала передать Судеты под контроль Германии. СССР готов был оказать вооруженную помощь Чехословакии, да и сама чехословацкая армия мало чем уступала германской и могла противостоять агрессивным намерениям нацистов. Но в сентябре 1938 г. в Мюнхене, игнорировав мнение Советского Союза, Англия и Франция дали согласие на расчленение Чехословакии. Войска Германии заняли Судеты, а весной 1939 г. была оккупирована вся Чехословакия. Таким образом, стратегии СССР на создание антифашистского блока был нанесен ощутимый удар. Более того, в правительствах Англии и Франции было не мало людей надеявшихся на столкновение двух “тоталитарных монстров” - Германии и СССР.

Для СССР в ситуации 1939 г. не было иного выхода как искать союза с Францией и Англией, так как это были единственные страны на европейском континенте способные противостоять все возрастающей мощи Германии. При этом и в Париже и в Лондоне готовы были к войне с нацистами, если возникла крайняя необходимость. Поэтому дипломатические службы Франции и Англии не отвергли предложение Советского Союза начать переговоры о создании антигерманской коалиции. Трехсторонние переговоры начались в мае 1939 г. Фактически сразу обозначилось несколько проблем. Во-первых, Англия, соглашаясь на помощь СССР в случае нападения Германии, сама отказывалась брать на себя какие-либо обязательства в ситуации конфликта Советского Союза и Германии. Во-вторых, от военной помощи СССР отказывались Польша и страны Прибалтики. Более того, Польша отказывалась пропускать советские войска через свою территорию для непосредственного столкновения с германской армией. В-третьих, в руководстве дипломатическим ведомством СССР произошла смена. Место М. Литвинова, твердого сторонника дружественных отношений с Францией и Англией, занял В. Молотов, который был готов вести переговоры и с Германией и с Францией и Англией одновременно. Переговоры в Москве с 15 июня по 2 августа не дали конкретного результата. Новый раунд должен был начаться 12 августа переговорами военных миссий.

12 августа 1939 г. СССР предоставил подробно разработанный план, согласно которому обязывался выставить против Германии в Европе 136 дивизий, 9-10 тысяч танков и 5-5,5 тысячи боевых самолетов. План предусматривал конкретные варианты совместных действий вооруженных сил СССР, Англии и Франции. Но правительства Англии и Франции на переговорах в Москве действовали неискренне, не желая установления равноправных союзнических отношений с СССР, так как полагали, что это приведет к усилению советского государства. Англия и Франция предлагали такие варианты соглашений, которые ставили Советский Союз в неравноправное положение, когда в случае конфликта СССР с Германией англичане и французы могли отказаться от помощи советскому государству. "Британское правительство, - говорилось в утвержденной на заседании комитета имперской обороны Англии 2 августа 1939 г. инструкции для делегации на переговорах, - не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах". Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками”, “вести переговоры весьма медленно”, “соблюдать осторожность”, “не вести переговоры по вопросу обороны Прибалтийских государств...”.

СССР, в свою очередь, начавший уже консультации с Германией, тоже не был склонен к компромиссам. Ситуация осложнялась продолжавшимися с мая 1939 г. военными столкновениями с японскими войсками у реки Халхин-Гол в Монголии. Несмотря на успешные действия советско-монгольской группировки под командованием Жукова, не было ясно, насколько далеко готова была пойти Япония в своем конфликте с СССР. Для Советского союза росла вероятность войны на два фронта (против Германии на западе и против Японии на Востоке). Поэтому, использовав несогласие Польши на военное сотрудничество с СССР как повод, К. Ворошилов 17 августа прервал переговоры. Выбор был окончательно сделан в пользу Германии. Трудно сказать, как бы развивались события в случае, если СССР отказался от переговоров с Германией. СССР мог занять позицию нейтралитета, не связывая себя обязательствами ни с одной из стран, но предложения немецкой стороны были слишком заманчивы.

2. Советско-германский договор о ненападении и начало второй мировой войны

С начала 1939 г. в Германии развернулась интенсивная подготовка к войне против Польши. По плану “Вейс” нападение на Польшу было намечено на 1 сентября 1939 г. Для Германии было важно знать, какую позицию займут в этом случае Франция, Англия и СССР. Стремясь избежать войны на два фронта, Гитлер решил достичь компромисса с Советским Союзом, который рассматривался как более сильный и опасный противник, чем Англия или Франция.

С мая 1939 г., когда начались переговоры СССР с Англией и Францией, работники внешнеполитического ведомства Германии настойчиво вступали в контакты с представителями СССР в Берлине, различными неофициальными и официальными способами давали понять о готовности Германии пойти на сближение с СССР с целью подписать пакт о ненападении. Вплоть до начала августа 1939 г., пока существовала надежда на заключение англо-франко-советского договора о взаимной помощи, советское правительство не реагировало на предложения Германии. Со временем предложения немецкой стороны приобрели более конкретный характер. В частности запрашивалась, какова будет реакция СССР в случае нападения Германии на Польшу и одновременно подчеркивалось, что Германия отказывается от претензий на Бессарабию, Прибалтику и восточную часть Польши. Тем самым, советской стороне делалось предложение занять указанные территории. В целом речь шла о разделе сфер влияния в Восточной Европе почти в соответствие с границами 1914 г. Занятая советским правительством выжидательная позиция противоречила интересам германского руководства. Тогда 2 августа германский министр иностранных дел Риббентроп пригласил к себе советского представителя в Германии Г.А. Астахова и уже официально заявил, что СССР и Германия могли бы без труда договориться по всем проблемам, имеющим отношение к территории от Черного моря до Балтийского.

В соответствии с просьбой немецкой стороны 15 августа 1939 г. нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов принял германского посла Ф. Шуленбурга, который зачитал заявление Риббентропа. В нем утверждалось, что Германия не имеет “агрессивных намерений” в отношении СССР, и предлагалось урегулировать “к полному удовлетворению обеих сторон” все имеющиеся спорные проблемы, для чего в Москву в самое ближайшее время был готов прибыть Риббентроп. 20 августа Гитлер обратился с личным посланием к И. В. Сталину, предложив принять 22 или самое позднее 23 августа министра иностранных дел Германии, который “будет облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении”. Визит был намечен на 23 августа. Однако еще раньше, 19 августа было подписано советско-германское экономическое соглашение. Германия предоставляла СССР кредит на 200 млн. марок сроком на 7 лет под 5 % годовых. Также Советский Союз размещал заказ на промышленных предприятиях Германиях. СССР должен был поставить Германии товары на сумму 180 млн. марок (зерно, лес, хлопок-сырец, фосфаты и т.д.).

Утром 23 августа в Москву прилетел Риббентроп. Переговоры между ним, Сталиным и Молотовым завершились в течение одного дня. К исходу 23 августа был подписан советско-германский договор о ненападении сроком на 10 лет. Договор сопровождал "секретный протокол" о разделе Восточной Европе. В сферу интересов СССР попадали Финляндия, Эстония, Латвия и Литва. Территория Польши делилась между Советским Союзом и Германией по линии рек Нарев, Висла, Сан. Бессарабия признавалась районом особого интереса Германии. Договор означал резкий поворот во внешней политике Советского Союза. Он означал, что советское государство вступило в большую и опасную игру с целью передела границ в Европе, он также оказал значительное воздействие на военно-политическую ситуацию в мире и повлиял на внутреннюю жизнь в СССР.