Отмечается, что бегство это подозрительно совпадает со временем разгрома «романовского кружка», также замечено, что Отрепьеву покровительствовал кто-то достаточно сильный, чтобы спасти его от ареста и дать время бежать. Сам Отрепьев, будучи в Речи Посполитой, однажды оговорился, что ему помог дьяк Василий Щелкалов, также подвергшийся затем гонению от царя Бориса.

Таким образом, в 1602 году в Речи Посполитой объявляется человек, выдававший себя за чудом уцелевшего царевича Дмитрия, сына Ивана IV. Существует не менее десятка легенд о том, при каких обстоятельствах «царевич» решил открыться своим польским покровителям. По одной из наиболее известных версий, умирающий слуга пана Адама Вишневецкого исповедался священнику, открыв ему, что он - сын русского царя. Вишневецкий вылечил царевича, ввёл его в круг польской шляхты, представил ко двору Сигизмунда III.

Из сохранившихся источников (в частности - дневников Марины Мнишек и грамот самого Лжедмитрия I, хранящихся в архиве Ватикана) известно, что человек, представленный Мнишекам и польскому королю как царевич Дмитрий, поведал несколько совершенно неправдоподобных версий своего «чудесного спасения». Ни одна из них не имела ничего общего с тем, что на самом деле произошло в Угличе в 1591 году.

Но для поляков, получивших в свои руки возможного претендента на российский престол, это было совершенно неважно.

О том, что самозванец был подготовлен русскими боярами, а польская шляхта и иезуиты только воспользовались им в своих интересах, русские историки заговорили еще в XVIII-XIX веках. М.М. Щербатов, С.М. Соловьёв, Н.И.Костомаров, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов однозначно считали самозванца орудием в борьбе боярских кланов с Борисом Годуновым и между собой.

Таким образом, по одной из самых распространённых версий, поддержанной рядом виднейших российских историков, под личиной самозванца скрывался Юрий (Григорий) Отрепьев - служилый человек из двора опальных бояр Романовых, постригшийся в монахи Чудова монастыря, а затем бежавший в Литву.

Не исключено, что Лжедмитрий I был прямым ставленником бояр Романовых, роль которых в истории Смуты трактуется историками весьма двусмысленно. В пользу этой версии говорит целый ряд фактов. Например, опальный боярин Фёдор Никитич (Филарет), отец будущего царя Михаила Романова, был произведён Лжедмитрием I в митрополиты. Он был виднейшим лицом и в Тушинском лагере, а затем возглавил посольство в Польшу, целью которого было ускорить коронацию царевича Владислава - одного из реальных претендентов на русский престол.

Уйти в монастырь Отрепьева заставили гонения на Романовых, начатые Борисом Годуновым в 1600 году. Боярский слуга испугался виселицы и постригся в монахи.

Р.Г. Скрынников пишет: «В царствование Романовых было небезопасно или, во всяком случае, неприлично вспоминать этот факт из биографии «вора» и богоотступника, вследствие этого история пострижения Юрия Отрепьева получила совершенно превратное истолкование в летописных сочинениях».

С.Ф. Платонов также указывает, что Лжедмитрий I в числе своих благодетелей, помогавших ему скрываться от Годунова, назвал Б. Бельского и Щелкановых, и действительно отличил их, так же как и Романовых, когда пришёл к власти.

В октябре 1604 года Лжедмитрий вступил в южные окраины, охваченные волнениями и восстаниями. На сторону самозванца перешёл ряд городов, он получил пополнение отрядами запорожских и донских казаков, а также местных повстанцев. К началу 1605 года под знаменами «царевича» собралось более 20 тыс. человек.

21 января 1605 года в окрестностях села Добрыничи Камарицкой волости произошло сражение между отрядами самозванца и царским войском во главе с князем Мстиславским. Разгром был полный: Лжедмитрий I чудом спасся бегством в Путивль. Но в этот критический для самозванца момент 13 апреля 1605 года внезапно умер царь Борис Годунов, и на престол вступил его 16-летний сын Фёдор.

Боярство не признало нового царя. 7 мая на сторону Лжедмитрия перешло царское войско во главе с воеводами Петром Басмановым и князьями Голицыными. Бояре-заговорщики (Воротынские, Телятевские, Мстиславские, Шуйские и другие) 1 июня 1605 года организовали государственный переворот. Царь Фёдор был свергнут с престола и задушен вместе с матерью. Москва присягнула самозванцу.

Вслед за князьями Воротынскими и Телятевским, для изъявления признания самозванца царём в Тулу поспешили Ф. Мстиславский, Шуйские и другие. В это время в Тулу к Лжедмитрию прибыла новая дружина донских казаков во главе с атаманом Смагой Чертенским. Лжедмитрий им первым подал руку и только потом боярам. Донские казаки в присутствии Лжедмитрия на чём свет стоит поносили бояр, унижали их, особенно князя А.Телятевского. Прибывшие бояре передали Лжедмитрию государственную печать, ключи от кремлёвской казны, одежды и доспехи царские.

Узнав, что патриарх свержен, юный Фёдор Годунов и его мать мертвы, а их родственники изгнаны из Москвы, самозванец выступил из Тулы и 16 июня расположился станом на берегах Москвы-реки у села Коломенского.

Здесь знатные горожане поднесли ему хлеб-соль, золотые кубки и соболей, а бояре драгоценную царскую утварь. Лжедмитрий оказывал внимание признавшим его, миловал, определял на службу согласных, особенно иностранцев, рассылал письма во все концы, стремясь побыстрее взять управление в стране в свои руки. 20 июня самозванец торжественно и пышно въехал в Москву. Её жители высыпали на улицы встречать его. Все признавали его: и знатные, и рядовые. Даже Б. Вельский, не раз видевший царевича Дмитрия, признал в самозванце сына Ивана IV.

Желая увеличить число своих сторонников, Лжедмитрий возвратил свободу, чины и собственность Нагим. М. Нагого пожаловал в сан великого конюшего. Многих дворян пожаловал в бояре и окольничие, в том числе В.Щелкалова. Князя В.Голицына назначил великим дворецким, князя Б.Вельского великим оружничим, князя М.Скопина-Шуйского великим мечником, князя Лыкова-Оболенского великим крайним, Пушкина великим сокольничим, дьяка Сутупова великим секретарём и печатником, дьяка Власьева также великим секретарём и надворным надскарбием (казначеем). Кроме новых чинов, он первым ввёл в России иностранные звания и должности, заимствованные у поляков.

Из Сийской пустыни был освобождён Филарет (Ф.Романов) и назначен ростовским митрополитом. Его жена Марфа и сын Михаил также были освобождены и с этого момента жили вместе. Был освобожден и князь Симеон Бекбулатович, которому разрешено было вновь именоваться царём. Сняли опалу с Годуновых. Их отправили воеводствовать в Сибирь и другие дальние места. Тела мёртвых Нагих и Романовых выкопали, доставили в Москву и похоронили в соответствии с боярскими почестями там, где лежали их предки и родственники.

Кроме этого, Лжедмитрий удвоил жалование сановникам и войску, велел заплатить все казённые долги Ивана IV - отменил многие торговые и судные пошлины, строго запретил всякое мздоимство и наказал многих корыстолюбивых судей, взялся сам принимать челобитные от жалобщиков каждую среду и субботу, отменил закон о закрепощении крестьян и холопов, распорядился всех беглых возвратить их господам, кроме тех, которые ушли во время голода, освободил слуг, лишённых личной воли силой, отпустил своих иноземных телохранителей и всех поляков, дав каждому в награду за верную службу по 40 злотых деньгами и мехами, но не удовлетворил их желаний, посему они не выехали из Москвы, требовали большего и пировали.

Лжедмитрий решил также изменить состав Государственной Думы. По образцу Польши он распорядился называть всех членов Думы сенаторами и расширил её состав до 70 человек за счёт введения в неё представителей церкви: патриарха, четырёх митрополитов, семерых архиепископов, трёх епископов. Сам почти ежедневно принимал участие в её работе.

Приближённые самозванца советовали ему ускорить венчание на царство, чтобы укрепить его власть. Лжедмитрий внял их советам и избрал на место патриарха чужеземца грека Игнатия, рязанского митрополита. Для того, чтобы осуществить этот обряд успешно, нужно было добиться согласия инокини Марфы Нагой, матери царевича Дмитрия, чтобы она признала в самозванце своего сына. После некоторых переговоров она это сделала 18 июля 1605 года. 21 июля состоялось венчание на царство.

Таким образом, согласно официальной версии, до сегодняшнего дня поддерживаемой большинством историков, Лжедмитрий I являлся бывшим монахом Григорием Отрепьевым, который до монашества состоял на службе у Михаила Никитича Романова. После начала гонения на семью Романовых со стороны Бориса Годунова, им был совершен постриг в монахи, а затем он становится «крестовым дьяком» и присутствует в качестве писца в «государевой Думе». В 1601 года он бежит в Речь Посполитую, где объявляет себя «чудесно спасшимся царевичем». В 1605 году был венчан на царство при поддержки российских бояр и польской знати.

2.3 Разоблачение Григория Отрепьева и окончание правления

По внешним признакам создавалось впечатление, что дела Лжедмитрия шли успешно. Но так только казалось. Самозванец, бывший холопом у Романовых и Черкасских, иноком в церкви, товарищем запорожцев, другом польских вельмож, за годы странствий и самообразования освободился от мертвящей косности московской христианской церкви и пресса самодержавия. Он отчасти забыл, а по большей части не знал их канонов и порядков. Поэтому, осуществляя управление государством, постоянно натыкался на них, не выполнял и не соблюдал их.

Всё это замечалось знатными и рядовыми москвичами, которые за прошедшие 100 лет гонений против инакомыслия и репрессий против неугодных уже почти полностью утратили стремление к свободе, усвоили порядки христианской церкви и царского самодержавия, воспринимая их как дар Бога и его всевышнюю волю. Поэтому нововведения самозванца, свобода поведения и нравов нового двора, нарушение церковных и самодержавных канонов были чужды московскому обществу, непонятны ему, нагоняли страх и опасения. К этому добавлялось недоверие, которое проявлял Лжедмитрии к россиянам. На первое место он ставил поляков, хвалил и награждал их. При всяком случае ставил их в пример перед россиянами. Самозванец с ними разговаривал как с равными, также стремился говорить и с московскими боярами. Но последние не привыкли к такому обхождению и считали такое поведение, нарушением царского сана, не говоря уже о благоволении иезуитам и прочим нарушениям московских порядков.

К тому же Лжедмитрии вёл расточительную жизнь. За время своего короткого царствования истратил около 7 миллионов рублей. Московский народ не любил такой расточительности, так как страшился повышения налогов. Постепенно хвала в его адрес угасла, а слухи, что он является самозванцем, стали звучать всё больше. Тут-то и вышел на арену князь В.Шуйский, который решил начать борьбу с Лжедмитрием пока только на поприще распространения слухов. Но у Лжедмитрия ещё оставалось немало сторонников, первым среди них был П.Басманов. Он донёс самозванцу, что Шуйский замышляет измену.

Князя В.Шуйского с братьями схватили и заключили под стражу. Самого В.Шуйского пытали. Но он мужественно терпел и никого не выдал. Затем его судили собором, в котором были собраны люди всех чинов и званий. Но он не отступился от своих обличительных слов в aдpec самозванца. Тогда его приговорили к смертной казни. Но казнь не состоялась. Мария Нагая, бывшая с Шуйскими в дружбе во времена Б.Годунова и знавшая отношение к ним москвичей, уговорила самозванца отменить казнь. Лжедмитрий отменил казнь, чем вызвал бурю восторгов в среде москвичей и несколько поправил своё пошатнувшееся положение. Князей Шуйских Василия, Дмитрия и Ивана сослали в Галич. Их имения описали, а дома разграбили.

Однако начатое Шуйскими разоблачение не прекратилось. Оно утихло только на короткое время, а затем слухи поползли вновь. Разоблачителей хватали, ссылали и даже казнили. Опасаясь подосланных убийц, Лжедмитрий создал себе дружину телохранителей-иностранцев из 300 человек, разделил её на три сотни и поставил во главе каждой из них капитанов: француза Маржерета, служившего ещё у Б.Годунова, ливонца Кнутсена и шотландца Вандемана. Всех их богато одел и прекрасно вооружил. Сверх поместий каждому наёмнику определил денежное жалование от 40 до 70 рублей в год.

Усмирив, как ему казалось, Москву, Лжедмитрий решил исполнить слово, данное Марине Мнишек, вызвав ее в Москву для венчания.

Это стало еще одной причиной того, что к одним из основных врагов Лжедмитрия относились церковники. Тем более, что он всячески унижал иноков, в случае совершения ими гражданских преступлений и даже казнил некоторых. Занимал деньги у монастырей и не отдавал их, распорядился описать всё достояние церковное с целью оставить ей только самые необходимые средства для содержания старцев, остальное предполагалось забрать в казну на содержание войска. Кроме того, он выгнал всех арбатских и чертольских священников из их домов и поместил в них иноземных телохранителей, которые до того жили далеко от Кремля, в Немецкой слободе, разрешил лютеранам и католикам читать их молитвы в самом Кремле. Церковь теперь тайно поносила его как самозванца и заклятого врага38.

Всё это и многое другое изменило отношение московского общества к самозванцу. В это время Шуйские увеличивали число своих сторонников и готовили дружины за пределами Москвы. Переворот решили совершить во время свадьбы. 25 апреля Ю.Мнишек с Мариной торжественно въехал в Москву и встретился с будущим зятем, который сидел на великолепном троне. Справа находился патриарх и другие церковники. Слева бояре и знатные дьяки. В честь приезда Ю.Мнишека несколько дней пировали и забавлялись звериной ловлей. Во время звериной ловли Лжедмитрий сам бил медведей рогатиной и отсекал им головы саблей.

В это же время решали вопросы веры для Марины Мнишек. В конце концов, условились, что она будет ходить в греческие церкви и приобщаться Святых Тайн у патриарха. Но также будет иметь свою латинскую церковь, поститься в среду и соблюдать остальные каноны католической веры. Патриарх Игнатий согласился с таким порядком вероисповедания Марины.

Однако с ним не согласились казанский митрополит Гермоген и коломенский епископ Иосиф. Они утверждали, что невесту нужно крестить, иначе женитьба будет незаконной. Но на их утверждения не обратили внимания.

2 мая Марина въехала в Москву, сопровождаемая своими ближними, боярами, чиновниками, царскими телохранителями и множеством всадников. В Кремле карета Марины остановилась у Девичьего монастыря. Здесь её встретили царица-инокиня и жених-самозванец. В Девичьем монастыре она жила до свадьбы, отложенной на шесть дней в связи с некоторыми приготовлениями. Вместе с приготовлениями к свадьбе усиливалась тревога москвичей. Для размещения Ю.Мнишека и его людей выделили дом Б.Годунова и лучшие дома в Китай-городе и Белом городе. При этом выгнали хозяев, и не только купцов, дьяков, дворян, священников, но даже первых вельмож, включая мнимых царских родственников Нагих.

Возмущение и тревога усилились, когда тысячи гостей, с ног до головы вооружённых, стали вынимать из своих телег запасные сабли, копья, пистолеты. Стали распространяться слухи, что поляки хотят захватить столицу. Прибытие польского посольства с панами Олесницким и Госевским во главе породило слух, что самозванец хочет отдать Ю.Мнишеку Смоленск и Северскую область. И хотя это была неправда, Шуйские и их сторонники не опровергали этих слухов.

Увеселительные мероприятия требовали больших расходов. Только на шкатулку с узорами Марине ушло 50 тысяч рублей. Ещё 100 тысяч злотых досталось Ю.Мнишеку. Да на остальные дары ушло 650 тысяч рублей. Ещё несколько миллионов было потрачено на путешествие и угощение Марины и её ближних. Эта роскошь незванных гостей озлобляла народ её больше и больше. Видя их великолепие, москвичи думали, что это результат расхищения царской казны, достояния отечества, собранного умом и трудом московских государей.

Свадьба, пышное венчание на царство Марины Мнишек и последовавшие затем свадебные празднества ещё более накалили обстановку в Москве, так как они противоречили устоям московского общества. Поляки уже во время свадьбы стали унижать московских бояр и воевод, обвиняя их в трусости и малодушии.

Дело дошло до того, что знатные и рядовые поляки в пьяном угаре стали рубить москвичей, вламываться в дома. Пострадавшие подняли шум и требовали суда. В это время и решился В.Шуйский со своими сторонниками поднять восстание. Ночью с 16 на 17 мая в Москву с разных сторон вошло 18 тысяч ратников, которые овладели двенадцатью московскими воротами. Они никого не впускали в столицу и не выпускали из неё.

17 мая, в 4 часа утра, ударил колокол церкви Св.Илии, за ним загремел набат по всей Москве. Жители и вошедшие ратники устремились из домов на Красную площадь с копьями, мечами, самопалами.

Здесь смешались дворяне, дети боярские, стрельцы, приказчики и торговцы, знатные и рядовые граждане. На лобном месте сидели на конях в полном вооружении бояре. Собралось множество народа. В этот момент открылись Спасские ворота, и князь В.Шуйский, с мечом в одной руке и распятием в другой, въехал в Кремль. За ним устремились толпы восставших, которые с громкими криками подступили к дворцу, где находился самозванец. Лжедмитрий проснулся от набата, увидел толпы вооружённых людей, почуял опасность, позвал Басманова и велел узнать, в чём причина мятежа.

Басманов попытался задержать восставших, но не смог остановить их. Тогда он бросился в покои и запер дверь. Пока восставшие её ломали, для зашиты самозванца собралось всего около сотни человек. Басманов, видя малочисленность защитников, решился выйти и усовестить восставших. Вышел и стал говорить об ужасах бунта, вероломства, безначалия. Но ему не дали договорить. М.Татищев с криком «Злодей! Иди в ад вместе с твоим царём!» вонзил нож в сердце Басманова, который тут же скончался и был сброшен с крыльца. Восставшие вломились во дворец, обезоружили телохранителей, которые от страха не оказали сопротивления. Самозванец пытался бежать, выскочил из палат в окно на жилой двор, вывихнул ногу, разбил грудь и голову, лежал в крови.

Стрельцы, стоявшие здесь на страже, узнали его, подняли, посадили на фундамент разрушенного дворца Б.Годунова, поливали водой и отмывали ему раны, изъявляя жалость. Самозванец пришёл в себя, просил стрельцов быть ему верными, обещал богатство и чины. Тем временем восставшие окружили стрельцов и самозванца и попытались его взять. Но стрельцы не дали это сделать, требуя к ответу царицу-инокиню Марфу Нагую, чтобы она признала в нём своего сына или отказалась от него. В случае признания обещали умереть за него. Марфа Нагая отказалась признать в самозванце сына и подтвердила, что царевич Дмитрий умер у неё на руках в Угличе. Тогда стрельцы выдали самозванца.

Бояре велели нести его в палаты, где устроили скорый допрос. На вопрос «кто ты, злодеи?» он отвечал: «... я Дмитрий». Это только распалило восставших. Дворяне И.Воейков и Г.Волуев двумя выстрелами убили его. Убив Лжедмитрия, бояре спасли Марину. К ней приставили стражу и опечатали её достояние. Однако восстание не ограничилось избиением самозванца и Басманова.

Оно выплеснулось на улицы Москвы при первых звуках набата. Восставшие окружили дома, в которых находились ляхи, загородили улицы рогатками и завалили ворота. Паны крепко спали, слуги с большим трудом разбудили их. Даже Ю.Мнишек, который лучше других видел опасность, тоже крепко спал. Мнишек, его сын и князь Вишневецкий, послы Сигизмунда III, поняв, что началось восстание, поспешили вооружиться и изготовились к сопротивлению. Многие поляки пытались спрягаться, но безполезно. Восставшие с криками «смерть ляхам!» стали избивать их. Самыми жестокими карателями были священники и монахи. Многие были убиты.

Восставшие не тронули только подворье польских послов. Дома Мнишеков и князя Вишневецкого подверглись приступу, но засевшие в них поляки выстрелами остановили нападавших. Тогда москвичи решили подвезти пушки, чтобы выстрелами из них разбить эти дома, Мнишеков и Вишневецкого спасли бояре. Мстиславский, Шуйский и другие бояре скакали на лошадях из улицы в улицу, усмиряя восставших и рассылая стрельцов для спасения оставшихся поляков. Число убитых составило более тысячи, кроме раненых и избитых. Знатнейшие поляки остались живы, хотя оказались в одних рубахах и на соломе. К 11 часам утра восстание утихло. Бояре не сходили с коней, дружины стрельцов и дворян взяли под стражу поляков и приступили к разгону мародеров. Восставшие, утомлённые мятежом, увидев твёрдость власти, стали быстро расходиться по домам.

Так закончили жизнь многие поляки и россияне, вовлеченные в смуту самозванцем Г. Отрепьевым. Выходец из низов русского народа, он обладал многими способностями, которые вознесли его на вершину власти. Но он также обладал многими недостатками, которые не позволили ему реализовать приобретенную власть. К этим недостаткам следует отнести, прежде всего: его авантюризм, стремление решить все проблемы сразу, не считаясь с московскими условиями, чрезмерное преклонение перед поляками и опора на иностранцев; склонность к празднествам, оргиям и расточительству, самонадеянность и беспечность при осуществлении властных полномочий. Всё это вместе с отсутствием у него деятельных и действительно умных советников послужило причиной его быстрого падения.

Таким образом, по причине непопулярных мер во внутренней политике и попранию норм поведения русских государей, первоначальная любовь народа к Лжедмитрию I достаточно быстро сменилась недовольством. Интриг против Лжедмитрия I не прекращало и боярство, во главе которого вновь встал Василий Шуйский, помилованный и возвращённый из ссылки. Слух о самозванстве Лжедмитрия ходил всё настойчивее. Уже в январе 1606 при дворе был составлен заговор с целью его убийства, который не состоялся. В мае 1606 после свадьбы с Мариной Мнишек была осуществлена еще одна попытка свержения Лжедмитрия I с престола, во главе которой стоял Василий Шуйский с боярами. В результате этого Лжедмитрий I был убит.

ГЛАВА 3. ЛЖЕДМИТРИЙ I - ЗАХВАТЧИК РОССИЙСКОГО ПРЕСТОЛА

3.1 Жизнь Лжедмитрия при польском дворе и связи с иностранцами

Появление Лжедмитрия I при польском дворе имеет несколько версий. Впервые следы Лжедмитрия обнаруживаются в 1601 г. в Киеве, где он появился в виде молодого монаха, пришедшего на поклонение святыням.

Считается, что в дальнейшем ему удалось проникнуть ко двору знатных шляхтичей - братьев Вишневецких, в частности, Адама. (А Вишневецкие благодаря своим огромным богатствам на то время считались негласными королями Речи Посполитой.) Молодой человек сделался слугой магната и придумал для него красивую легенду о своем происхождении. А чтобы ее удачно преподнести, разыграл целый спектакль. Сказавшись смертельно больным, Самозванец потребовал себе духовника.

Пришедшему священнику он якобы открыл во время исповеди свое «царское имя» и завещал после его смерти отдать князю Вишневецкому находившиеся под подушкой бумаги, которые должны были подтвердить его слова. Но священник, не дожидаясь этого, поспешил к Вишневецкому и передал ему услышанное, а тот немедля потребовал бумаги. Изучив их и якобы удостоверившись в их подлинности, Адам Вишневецкий поспешил к умирающему слуге и прямо спросил о его подлинном имени и происхождении. Тот не стал отпираться и показал Вишневецкому золотой наперсный крест, будто бы переданный ему матерью. Кроме того, по утверждению Самозванца, порукой служили особые приметы царевича Дмитрия -- большая бородавка на щеке, родимое пятно выше кисти и разная длина рук.

Адам Вишневецкий проявил сильную готовность поверить легенде Лжедмитрия. Брат Адама, Константин, познакомил самозванца со своим тестем, Юрием Мнишеком. Лжедмитрий страстно влюбился в дочь Мнишека, Марину. Самозванцем заинтересовалось иезуитское духовенство, мечтавшее обратить Московскую Русь в католицизм.

В начале 1604 г. братья Вишневецкие доставили его ко двору короля Сигизмунда в Краков.

На удивление, король признал Лжедмитрия наследником Ивана IV, более того, назначил ему ежегодное содержание в 40 тыс. злотых и позволил вербовать добровольцев в свое войско.

При этом Сигизмунд вряд ли верил в легенду о чудесно спасенном царевиче. Скорее всего, он намеревался извлечь собственную выгоду из всей этой запутанной истории. За поддержку Лжедмитрий пообещал после вступления на русский престол возвратить польской короне половину смоленской земли вместе со Смоленском и Чернигово-Северскую землю, поддерживать на Руси католическую веру -- в частности, открыть костелы и допустить в Московию иезуитов, поддерживать Сигизмунда в его притязаниях на шведскую корону и содействовать сближению -- а в конечном итоге, и слиянию, Московии с Речью Посполитой. Но воцарившись на Руси, Лжедмитрий и не выполнил ни одного своего обещания, постоянно ссылаясь на неблагоприятные политические условия.

Поначалу польский король Сигизмунд III помогал самозванцу тайно. Лжедмитрию, принявшему католичество, с помощью сандомирского воеводы Юрия Мнишека, на дочери которого - Марине - он обещал жениться, удалось собрать отряд наёмников из 4 тыс. человек. Таким образом, Мнишек на свои средства собрал для будущего мужа дочери около 1600 солдат-авантюристов, к которым примкнуло 2000 украинских казаков и небольшой отряд донских. С этим отрядом из примерно 4000 человек Лжедмитрий осенью 1604 перешёл русскую границу с целью добывать «родительский» трон у его «беззаконного похитителя», Годунова.

После смерти Бориса Годунова и поддержке русского народа Лжедмитрий I взошел на российский престол. Во время своего правления он продолжал поддерживать польские связи, хотя и не стремился выполнять обещания, данные Сигизмунду. Лжедмитрий всё время пребывания на троне переписывался с Мариной Мнишек и её отцом. Наконец, отправил в Краков великого секретаря и казначея А.Власьева для торжественного сватовства. 1 ноября Власьев добрался до Кракова и был представлен Сигизмунду III. Там он говорил о воцарении сына Ивана IV, о его желании сокрушить Оттоманскую державу, завоевать Грецию, Иерусалим, Вифлеем и Вифанию. Так же говорил о намерении самозванца сочетаться браком с Мариной Мнишек. 12 ноября в присутствии Сигизмунда III, его сына Владислава и сестры шведской королевы Анны совершилось торжественное обручение. Однако отъезд Марины в Москву задержался из-за её отца, который пожертвовал своим состоянием ради самозванца, неудовольствовался дарами и требовал денег. Лжедмитрию пришлось отравить Ю.Мнишеку вначале 100, а затем ещё 200 тысяч рублей. Только после этого, уже весной, Ю.Мнишек с Мариной тронулись в далёкий путь.

Подобные тесные связи с польским двором позволили ряду историков выдвинуть еще одну версию происхождения Лжедмитрия I. В частности, Конрад Буссов, немецкий наёмник на московской службе, ещё один очевидец времён Смуты, озвучил версию незаконного сына бывшего польского короля венгерских кровей Стефана Батория. По его словам, интрига начиналась в Москве, среди недовольной правлением Бориса знати. Тот же Отрепьев, по словам Буссова, передал подученному им самозванцу нательный крест с именем Димитрия и в дальнейшем вербовал для него людей в Диком поле.

Таким образом, во время жизни при польском дворе Лжедмитрий I пользовался частичной поддержкой короля Речи Посполитой. Но при этом Сигизмунд уклонился от прямой помощи претенденту на русский трон, но назначил ему ежегодное содержание и дозволил польской и украинской аристократии помогать Лжедмитрию на собственный страх и риск. В обмен на поддержку Лжедмитрий I обещал отдать полякам Смоленск и Северскую землю и ввести в Москве католицизм. Самозванец посватался к Марине Мнишек и обязался в случае восшествия на русский трон дать жене в личное владение Псков и Новгород. Фактом является большое количество польской аристократии, вседозволенность многих ее действий при правлении Лжедмитрия I на русском престоле. Среди ключевых польских фигур, оказывающих заметное влияние на Лжедмитрия можно выделить братьев Василевских, Юрия Мнишек и Марину Мнишек. Подобная поддержка со стороны поляков послужила причиной того, что в настоящее время некоторые историки выделяют еще одну версию происхождения самозванца, приписывая ему польские корни.

3.2 Загадки личности Лжедмитрия I в истории

Рассмотрев различные версии происхождения Лжедмитрия I, необходимо их подытожить и сравнить. Выделим ключевые из них:

1) происхождение Лжедмитрия I имеет польские корни, поэтому его кампания пользовалась сугубо польской поддержкой.

2) Лжедмитрий I являлся законным наследником русского престола;

3) Лжедмитрий I - самозванец Григорий Отрепьев.

Версия с «польскими корнями» Дмитрия считается самой слабой, в первую очередь, рассмотрим ее. Даже официальная версия излагает, что человек, выдававший себя за выжившего сына царя Ивана IV Дмитрия, назывался Григорием (Юрием) Отрепьевым, т. е. был явно не поляком, но православным русским.

С другой стороны, даже серьезные российские историки полагали, что «самозванец» был в самом деле выжившим царевичем Дмитрием, прятавшимся в монастырях и в Речи Посполитой. В частности, Костомаров считал, что Дмитрия было легче укрыть, чем убить, полагая при этом, что Лжедмитрий мог вполне оказаться спасенным царевичем.

Тем не менее, многие видны историки (Миллер, Щербатов, Карамзин, Арцыбашев) отождествляли Лжедмитрия I с Григорием Отрепьевым полностью, без всяких вопросов. Из новых историков такое отождествление защищали С. М. Соловьев и П.С. Казанский, причем последний уже не без некоторых сомнений.

Однако подозрения в правильности таких утверждений - что Лжедмитрий и Отрепьев одно лицо - возникли достаточно рано. Впервые подобное сомнение было высказано митрополитом Платоном («Краткая церковная история»). Затем уже более определенно отрицали тождество Лжедмитрия и Отрепьева А.Ф. Малиновский, М.П. Погодин и Я.И. Бередников.

Современные последователи теории о польском происхождении Дмитрия обращают внимание на его «слишком легкое» вхождение в страну, а также на его якобы «немосковский» говор, при том, что, по сохранившимся сведениям, он совершенно не свободно говорил по-польски, а писал вообще с ошибками.

Но нужно сразу отметить слабые стороны этой теории. Московский говор не является показателем русскости, как и не московский говор не является показателем польского происхождения. Классический русский язык XVII века остается киевским, далее идут диалекты: литовский или литвинский, он же литовско-русский (старобеларуский), великоросский (новгородский), русинский карпатский и только лишь потом московитский.

Противники польскости Отрепьева в свою очередь справедливо указывают на то, что Лжедмитрий I, кем бы он ни был, писал с ужасающими ошибками по-польски и на латыни, бывшей в то время обязательным предметом для любого образованного поляка. В частности, слово «император» в письме Дмитрия превращалось в «inparatur», а латинскую речь нунция Рангони в Кракове при встрече с королем и самим нунцием ему приходилось переводить. А ведь фактом является то, что любой гражданин Речи Посполитой, монах, торговец, просто горожанин и особенно шляхтич легко объяснялся по-польски и на латыни, будь он русином (украинцем) или литвином (беларусом) или жемайтом (летувисом).

Кроме того, как известно, Польша всегда исповедовала католицизм, Самозванец же был явным приверженцем православия. Да и «соотечественники» не доверяли новоявленному царевичу. Немного позже даже сам папа римский не поддержал Лжедмитрия, сравнив его с Лжесебастьяном португальским.

Но главный аргумент за то, что Дмитрий был не поляк и вовсе не сын Батория, - это недоверие к нему как самих поляков и короля Сигизмунда, так и Папы римского, прямо сравнившего «спасшегося царевича» с лже- Себастьяном португальским.

С другой стороны, пусть Дмитрий и проявил себя на троне Москвы как типичный европейский толерантный руководитель, обращает на себя внимание также его письмо к патриарху Иову, обильно уснащённое церковнославянизмами (что указывает на церковное образование его автора) и наблюдениями, которые, как считается, могли быть сделаны только человеком, лично знакомым с патриархом. То есть, Дмитрий был все же московитом, скорее всего получившим хорошее образование в Речи Посполитой - от того и говорившим не на московском диалекте - но все-таки московитом.

Критики отождествления Лжедмитрия с Отрепьевым обращают внимание на «европейскую образованность» Дмитрия, чего трудно было бы ожидать от простого монаха, на его умение ездить верхом, легко владеть конём и саблей. Но такое могло иметь место, опять-таки, если бы Отрепьев какое-то время провел бы в Речи Посполитой, где с саблей и конем умел обращаться любой шляхтич. А он, Дмитрий-Отрепьев, и провел, обучаясь в Гоще (Беларусь) в арианской школе. Арианство - ответвление протестантской веры, признанное в самой Литве и особенно в Польше радикальным. То, что Дмитрий плохо писал по-польски и латыни, опять-таки доказательство его либо православной, либо протестантской сути. Протестантам Литвы не надо было хорошо знать латынь и польский. Они молились на старобеларуском языке.

Имеется еще одна версия происхождения Лжедмитрия I. По предположению Н.М. Павлова, было два самозванца: один (Григорий Отрепьев) был отправлен боярами из Москвы в «Польшу», другой -- подготовлен в Польше иезуитами, и последний-то и сыграл роль Димитрия. Это мнение совпадает с мнением Буссова. Но на это почти все российские историки говорят: «Это чересчур искусственное предположение не оправдывается достоверными фактами истории Лжедмитрия I и не было принято другими историками».

Отмечают также, что Отрепьев был достаточно известен в Москве, лично знаком с патриархом и многими из думных бояр. Кроме того, в Кремлевский дворец во времена царствования «самозванца» был вхож архимандрит Чудова монастыря Пафнутий, которому ничего не стоило бы изобличить Отрепьева. К тому же специфическая внешность Лжедмитрия (большие бородавки на лице, разная длина рук) также усложняла обман.

Таким образом, отождествление Лжедмитрия I с беглым монахом Чудова монастыря Григорием Отрепьевым было впервые выдвинуто как официальная версия лишь правительством Бориса Годунова в его переписке с королём Сигизмундом. Даже с учетом частичной правды Годунова, к его версии нужно относиться предельно осторожно. Но при этом официальной версией считается именно вариант, предложенный Борисом Годуновым.

Версия о том, что человек, именующийся в исторических работах «Лжедмитрием», на самом деле был царевичем Дмитрием, спрятанным и тайно переправленным в Речь Посполитую, - версия далеко не одного лишь «самозванца», она также существует, хотя и не пользуется почему-то популярностью у русских. Сторонниками спасения царевича выступали, среди прочих, историки XIX и начала XX века А.С. Суворин, К.Н. Бестужев- Рюмин, подобную версию считал допустимой Казимир Валишевский и другие. Идею о том, что «легче было спасти, чем подделать Димитрия», высказывал, как уже было сказано выше, Костомаров.

То, что Отрепьев является в самом деле царевичем, подтверждали также и слухи, начавшие ходить вскоре после смерти царевича Дмитрия: якобы убит был некий мальчик Истомин, а подлинный Димитрий спасён и скрывается. Да и слова - какие-то странные, двусмысленные - матери Дмитрия уже после смерти Отрепьева в мае 1606 года наводят на мысль, что это мог быть в самом деле царевич Дмитрий.

С точки зрения сторонников гипотезы спасения Дмитрия, события могли выглядеть так: Дмитрий был подменён и увезён Афанасием Нагим в Ярославль. В дальнейшем он постригся под именем Леонида в монастырь Железный Борк или же был увезён в Речь Посполитую, где воспитывался иезуитами. На его место был приведен некий мальчик, которого наспех выучили изобразить эпилептический припадок, а «мамка» Волохова подняв его на руки, довершила остальное.

Для того чтобы оспорить факт, что подлинный Дмитрий страдал «падучей болезнью», чего отнюдь не наблюдалось у Лжедмитрия, выдвигаются две возможные версии. Первая состоит в том, что вся история об эпилепсии заранее была сочинена царицей и ее братьями, чтобы таким образом скрыть подмену -- как основание указывается, что сведения об этой болезни содержатся лишь в материалах следственного дела. Вторая ссылается на известный в медицине факт, что припадки эпилепсии могут сами собой затихать на несколько лет, при том, что у больного формируется весьма определенный склад характера: сочетание великодушия и жестокости, грусти и веселости, недоверия с чрезмерной доверчивостью. Всё это и обнаруживает у первого самозванца Казимир Валишевский.

Собственные грамоты и письма Дмитрия сохранились, в частности, в архивах Ватикана. В письме, адресованном папе Клименту VIII от 24 апреля 1604 года, Дмитрий пишет, что «…убегая от тирана и уходя от смерти, от которой ещё в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между чернецами».

Более развёрнутую версию приводит в своем дневнике его жена Марина Мнишек. Считается, что эта версия ближе всего к тому, как описывал Дмитрий при польском королевском дворе и у Юрия Мнишека в Самборе свое «чудесное спасение». Марина пишет: «Был при царевиче там же некий доктор, родом влах (немец). Он, узнав об этой измене, предотвратил ее немедленно таким образом. Нашёл ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели. Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал. В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там царевичеву спальню, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж. Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.

Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Фёдор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший Борис, решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребёнка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях».

Ту же историю пересказал после своего ареста Юрий Мнишек, добавив лишь, что «доктор» отдал спасённого царевича на воспитание некому неназванному сыну боярскому, и тот уже, открыв юноше его подлинное происхождение, посоветовал скрыться в монастыре.

Литвинский шляхтич из Жемайтии Товяновский называет уже имя врача - Симон - и добавляет к рассказу, что именно ему Борис приказал разделаться с царевичем, но тот подменил мальчика в постели слугой:

«Годунов, предприяв умертвить Димитрия, за тайну объявил свое намерение царевичеву медику, старому немцу, именем Симону, который, притворно дав слово участвовать в злодействе, спросил у девятилетнего Димитрия, имеет ли он столько душевной силы, чтобы снести изгнание, бедствие и нищету, если Богу угодно будет искусить твердость его? Царевич ответствовал: «имею!», a медик сказал: «В эту ночь хотят тебя умертвить. Ложась спать, обменяйся бельём с юным слугою, твоим ровесником; положи его к себе на ложе и скройся за печь: чтобы не случилось в комнате, сиди безмолвно и жди меня».

Димитрий исполнил приказание. В полночь отворилась дверь; вошли два человека, зарезали слугу вместо царевича и бежали. На рассвете увидели кровь и мёртвого: думали, что убит царевич, и сказали о том матери.

Сделалась тревога. Царица кинулась на труп и в отчаянии не узнала, что мёртвый отрок не сын ее. Дворец наполнился людьми: искали убийц; резали виновных и невинных; отнесли тело в церковь, и все разошлися. Дворец опустел, и медик в сумерки вывел оттуда Димитрия, чтобы спастися бегством в Украину, к князю Ивану Мстиславскому, который жил там в ссылке еще со времен Иоанновых.

Чрез несколько лет доктор и Мстиславский умерли, дав совет Димитрию искать безопасности в Литве. Юноша пристал к странствующим инокам, был с ними в Москве, в земле Волошской, и наконец явился в доме князя Вишневецкого». Вот такая история не очень уж чудесного спасения царевича. И эту историю, путаясь в деталях, рассказывают и другие очевидцы.

В анонимном документе «Краткая повесть о злополучии и счастии Димитрия, нынешнего князя московского», написанном на латинском языке неизвестным, но, видимо, близким Дмитрию человеком, иноземный лекарь уже получает имя Августина (Augustinus) и называется имя «слуги», уложенного в постель вместо царевича, - «мальчик Истомин». В этом варианте повествования убийцы, оставив на месте преступления нож, уверяют угличан, что «царевич зарезался сам в приступе падучей болезни». Лекарь вместе со спасенным мальчиком прячется в монастыре «у Ледовитого океана», где принимает постриг, а возмужавший Димитрий скрывается там до самого побега в Речь Посполитую.

Версии тайной подмены, произведённой с согласия царицы и ее братьев, придерживался француз Маржерет, капитан роты телохранителей при особе царя Димитрия. Маржерету трудно не поверить, ибо он с одной стороны, очевидец, с другой - лицо не заинтересованное.

И вот сам собой напрашивается вывод, о чем говорил еще Конрад Буссов: Отрепьева было два: один настоящий Григорий Отрепьев, доверенное лицо Дмитрия, его друг, телохранитель, а второй - сам царевич Дмитрий, выдававший себя за Отрепьева ради конспирации.

Таким образом, теорий, откуда пришел Лжедмитрий, какого его происхождение, и кто помог ему представиться чудесно спасшимся сыном Ивана Грозного, великое множество. Основной является версия о Григории Отрепьеве. Кроме того, существует вариант, что новоявленный царь был родом из Польши. Именно поэтому он легко проник в высшее польское общество того времени, владея умениями, необходимыми для каждого шляхтича. Противники же этой теории указывают на то, что Лжедмитрий, писал с ужасающими ошибками по-польски и по-латыни, бывшей в то время обязательным предметом для любого образованного поляка, а латинские речи ему приходилось переводить. Наиболее популярной на сегодня остается гипотеза (а это была официальная версия правительства Бориса Годунова), что под именем Лжедмитрия выступил беглый монах московского Чудского монастыря Григорий Отрепьев. Но противники этой версии также ссылаются на то, что Отрепьев был достаточно известен в Москве, лично знал патриарха и многих из думных бояр. Кроме того, в Кремлевский дворец во времена царствования Самозванца был вхож архимандрит Чудова монастыря Пафнутий, которому ничего не стоило бы изобличить Отрепьева, тем не менее, этого не было сделано. Так что, версии о происхождении Дмитрия пока так и остаются версиями, и ни одна из них не доказана.

Основываясь на изученном материале, можно сформировать собственное мнение по данному вопросу. Безусловно, исторические реалии таковы, что узнать правду достаточно сложно, многие документы исправлялись, уничтожались. Но представляется несомненным образованность Лжедмитрия, его уверенность в собственных силах, поддержка его со стороны бояр. Но также нельзя отбрасывать и доказательства, которые видные историки приводят в защиту теории о Григории Отрепьеве. В связи с этим, по моему мнению, Лжедмитрий представляет собой воспитанника бояр, подготовленного непосредственно для царствования. Он не является чудесно спасшимся царевичем Дмитрием, умершим в Угличе, а является лицом, которому внушили его избранность и царское происхождение. Если предположить, что некий монах (Григорий Отрепьев), вначале получил требуемое образование, а затем ему рассказали историю его «спасения», и обеспечили поддержку и узнаваемость среди бояр, то многое становится на свои места. При этом не обязательно полагать, что это была заранее спланированная акция, достаточно было просто найти подходящего человека среди имеющихся слуг, воспитанников, и внушить ему нужную историю. Данная версия также объясняет возможные пробелы в образовании Григория Отрепьева (невозможно сразу подготовить человека к роли самодержца), а также изменившееся поведение бояр, после того, как Лжедмитрий стал вести себя в угоду польской знати, наперекор своим ставленникам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Цель выпускной квалификационной работы - проанализировать проблему идентификации личности Лжедмитрия I - была достигнута за счет решения поставленных задач.

После смерти Ивана Грозного, царский престол достался сначала его сыну Фёдору, который правил под опекунством Годунова, а после его смерти - самому Борису Годунову, избранному на царство на Земском Соборе. Начавшись успешно, царствование Бориса Годунова закончилось печально. Череда боярских заговоров (многие бояре питали враждебность по отношению к «выскочке») породила Смуту, а ходившие слухи о причастности Бориса Годунова к убийству наследника престола царевича Дмитрия Иоанновича ещё больше "подогревало" ситуацию. Таким образом, ненависть к Годунову к концу его царствования была всеобщей. После его смерти, бояре присягнули на царство Фёдору Борисовичу, но уже 1 июня в Москве произошло восстание, в результате которого народ пожелал видеть царем «богоданного» Дмитрия.

На протяжении нескольких столетий существует версия о том, что правящий с 1605 по 1606 года так называемый «самозванец» является действительно законным русским государем Дмитрием Ивановичем. Ряд историков, придерживающихся этой версии, говорят о независимости Дмитрия, об отсутствии боязни быть разоблаченным, о поведении, свидетельствующем об искренней уверенности самого Дмитрия в своем происхождении. Кроме того, вызывает сомнение тот факт, что русский народ, бояре признали в Дмитрии сына Ивана Грозного, хотя по мнению современников, он отличался достаточно специфической внешностью.

Значительная часть историков придерживаются официальной версии происхождения Лжедмитрия I, согласно которой он является беглым монахом Григорием Отрепьевым. К этим историкам можно отнести Миллера, Щербатова, Карамзина, Арцыбашева. Гораздо меньше количество исследователей считают Дмитрия истинным государем. При этом часть из них (Н. И. Костомаров, С. М. Соловьев) не высказывают стопроцентную уверенность в законном происхождении самозванца, а больше говорят о слабых местах теории, выдвинутой Борисом Годуновым, о том, что Лжедмитрий I представляет собой в действительности Григория Отрепьева.

Согласно официальной версии, до сегодняшнего дня поддерживаемой большинством историков, Лжедмитрий I являлся бывшим монахом Григорием Отрепьевым, который до монашества состоял на службе у Михаила Никитича Романова. После начала гонения на семью Романовых со стороны Бориса Годунова, им был совершен постриг в монахи, а затем он становится «крестовым дьяком» и присутствует в качестве писца в «государевой Думе». В 1601 года он бежит в Речь Посполитую, где объявляет себя «чудесно спасшимся царевичем». В 1605 году был венчан на царство при поддержки российских бояр и польской знати.

По причине непопулярных мер во внутренней политике и попранию норм поведения русских государей, первоначальная любовь народа к Лжедмитрию I достаточно быстро сменилась недовольством. Интриг против Лжедмитрия I не прекращало и боярство, во главе которого вновь встал Василий Шуйский, помилованный и возвращённый из ссылки. Слух о самозванстве Лжедмитрия ходил всё настойчивее. Уже в январе 1606 при дворе был составлен заговор с целью его убийства, который не состоялся. В мае 1606 после свадьбы с Мариной Мнишек была осуществлена еще одна попытка свержения Лжедмитрия I с престола, во главе которой стоял Василий Шуйский с боярами. В результате этого Лжедмитрий I был убит.

Во время жизни при польском дворе Лжедмитрий I пользовался частичной поддержкой короля Речи Посполитой. Но при этом Сигизмунд уклонился от прямой помощи претенденту на русский трон, но назначил ему ежегодное содержание и дозволил польской и украинской аристократии помогать Лжедмитрию на собственный страх и риск. В обмен на поддержку Лжедмитрий I обещал отдать полякам Смоленск и Северскую землю и ввести в Москве католицизм. Самозванец посватался к Марине Мнишек и обязался в случае восшествия на русский трон дать жене в личное владение Псков и Новгород. Фактом является большое количество польской аристократии, вседозволенность многих ее действий при правлении Лжедмитрия I на русском престоле. Среди ключевых польских фигур, оказывающих заметное влияние на Лжедмитрия можно выделить братьев Василевских, Юрия Мнишек и Марину Мнишек. Подобная поддержка со стороны поляков послужила причиной того, что в настоящее время некоторые историки выделяют еще одну версию происхождения самозванца, приписывая ему польские корни.

Теорий, откуда пришел Лжедмитрий, какого его происхождение, и кто помог ему представиться чудесно спасшимся сыном Ивана Грозного, великое множество. Основной является версия о Григории Отрепьеве. Кроме того, существует вариант, что новоявленный царь был родом из Польши. Именно поэтому он легко проник в высшее польское общество того времени, владея умениями, необходимыми для каждого шляхтича. Противники же этой теории указывают на то, что Лжедмитрий, писал с ужасающими ошибками по-польски и по-латыни, бывшей в то время обязательным предметом для любого образованного поляка, а латинские речи ему приходилось переводить. Наиболее популярной на сегодня остается гипотеза (а это была официальная версия правительства Бориса Годунова), что под именем Лжедмитрия выступил беглый монах московского Чудского монастыря Григорий Отрепьев. Но противники этой версии также, что Отрепьев был достаточно известен в Москве, лично знал патриарха и многих из думных бояр. Кроме того, в Кремлевский дворец во времена царствования Самозванца был вхож архимандрит Чудова монастыря Пафнутий, которому ничего не стоило бы изобличить Отрепьева, тем не менее, этого не было сделано. Так что, версии о происхождении Дмитрия пока так и остаются версиями, и ни одна из них не доказана.

Основываясь на изученном материале, можно сформировать собственное мнение по данному вопросу. Безусловно, исторические реалии таковы, что узнать правду достаточно сложно, многие документы исправлялись, уничтожались. Но представляется несомненным образованность Лжедмитрия, его уверенность в собственных силах, поддержка его со стороны бояр. Но также нельзя отбрасывать и доказательства, которые видные историки приводят в защиту теории о Григории Отрепьеве. В связи с этим, по моему мнению, Лжедмитрий представляет собой воспитанника бояр, подготовленного непосредственно для царствования. Он не является чудесно спасшимся царевичем Дмитрием, умершим в Угличе, а является лицом, которому внушили его избранность и царское происхождение. Если предположить, что некий монах (Григорий Отрепьев), вначале получил требуемое образование, а затем ему рассказали историю его «спасения», и обеспечили поддержку и узнаваемость среди бояр, то многое становится на свои места. При этом не обязательно полагать, что это была заранее спланированная акция, достаточно было просто найти подходящего человека среди имеющихся слуг, воспитанников, и внушить ему нужную историю. Данная версия также объясняет возможные пробелы в образовании Григория Отрепьева (невозможно сразу подготовить человека к роли самодержца), а также изменившееся поведение бояр, после того, как Лжедмитрий стал вести себя в угоду польской знати, наперекор своим ставленникам.