Кавказская война: изменение ментальности российских офицеров (60-е гг. XVIII – 60-е гг. XIX вв.)

В целом, проведенный обзор опыта изучения проблем ментальности позволил сформулировать теоретические подходы к пониманию предмета исследования. Исходя из сложившихся представлений о структуре ментальности, были выделены наиболее характерные элементы, требующие детального анализа.

Второй параграф «Факторы, определявшие ментальность российского офицерства» позволил выделить факторы, в наибольшей степени, влиявшие на изменение ментальности офицеров: ландшафтно-климатические особенности; геополитическое соперничество великих держав (России, Турции, Персии, Англии) за влияние в регионе; нетрадиционные для европейских войн методы ведения боевых действий, их перманентный характер; этнокультурные особенности горцев; противоречия, существовавшие в российском обществе относительно событий на Кавказе.

Проведенное исследование свидетельствует, что ментальное состояние офицерства как социальной группы определялось военно-профессиональными особенностями, наличием специальной подготовки, подкрепленной иерархией званий и должностей. Важно было осознать, что офицеры представляли сложный конгломерат, состоящий из представителей различных должностных («боевые», «штабные», «тыловые»); сословных (аристократические элементы, выслужившиеся солдаты); национальных (русские, немцы, поляки, «азиатцы», иностранцы) групп; также существовали категории, выделявшиеся морально-политическими (либералы, консерваторы) и религиозными (православные, католики, протестанты, мусульмане) воззрениями. Уникальной категорией, существовавшей исключительно на Кавказе, являлись так называемые «кавказцы» - ветераны Кавказского корпуса, сумевшие более остальных адаптироваться к местным условиям. Отпечаток на дифференциацию офицеров Кавказского корпуса накладывала система его комплектования. Помимо кадровых здесь имелись временно присылаемые офицеры из других областей России. Большую их часть составляли молодые выпускники военных заведений, отправляемые на годичный срок для получения боевого опыта, а также добровольцы, желающие принять участие в военных акциях.

На изменение ментальности офицеров влияли причины их службы на Кавказе (карьерный рост, стремление к славе, возможность спастись от формализма и муштры, ссылка), а также особенности характера и психологии (потребность в приключениях, поэтическая романтика, интерес к восточной экзотике).

Изучение ментальности российского офицерства в проведенном исследовании соотнесено с процессом развития Кавказской войны. Во второй половине XVIII в. зарождались уникальные «кавказские» особенности (происходило осознание нетрадиционности войны, возникала потребность приспособления к ней). В первой четверти XIX в. более явственно проявлялось формирование особой «кавказской» ментальности (укрепление «боевого братства», восприятие «особости» противника, изменение тактического мышления, методов ведения боевых действий). В последующие годы (середина 20-х гг. - середина 60-х гг. XIX в.) изменения ментальности приобрели устойчивый характер, что в конечном итоге обусловило повышение боеспособности офицеров и привело к победе в войне.

Исследованные в работе факторы, определившие ментальность российских офицеров, представляли взаимосвязанную систему, изменявшуюся под влиянием характера, этапов и событий Кавказской войны.

Вторая глава «Военно-профессиональная деятельность российского офицерства на Кавказе: ментальные особенности» посвящена характеристике ментальных оснований и особенностей в наибольшей степени, характеризующих служебную сферу деятельности офицеров.

В первом параграфе «Самоидентификация российского офицерства» исследуется восприятие офицерами Кавказского корпуса своего места в социально-культурном пространстве. В этом смысле ментальность предстает как интегральная характеристика офицеров, связанных общностью целей, наличием отличительных признаков, способом существования.

Анализ широкого корпуса источников личного происхождения и официальной документации позволяет утверждать, что офицеры Кавказского корпуса ощущали себя частью российской имперской системы, отстаивающей ее интересы в Кавказском регионе. В то же время под воздействием условий Кавказской войны происходило осознание своей «особости», нашедшее отражение в понятии «кавказец», включавшее в себя высокий уровень адаптации к кавказским условиям, боевое сплочение, храбрость и опыт местной войны, наличие неофициального ритуала инициации.

Важной частью коллективной идентификации офицеров являлась принадлежность к полку, так называемое «полковое сознание». Представители Куринского полка называли себя «куринцами», Навагинского - «навагинцами», Ширванского - «ширванцами» и т.д. «Кавказский полк, - как подметил Р.А.Фадеев, - не «численное собрание людей», а «организм, нечто вроде маленькой национальности, проникнутой одним духом» Фадеев Р.А. Кавказская война. М., 2005. С. 220-221.. Полки, «сроднявшиеся» с местом дислокации, имели строгую иерархию престижности, определяемую храбростью коллектива, количеством славных страниц в их боевых летописях.

На самосознание офицеров откладывали отпечаток социальное происхождение, сословная, национальная и конфессиональная принадлежность. Наиболее яркими группами являлись: «заносчивые» аристократы, старавшиеся подчеркнуть свое высокое происхождение; выслужившиеся солдаты, стремившиеся соответствовать новому социальному статусу; представители местных народов («азиатцы»), в наибольшей степени сохранявшие национальную индивидуальность; необрусевшие немцы, более остальных проявлявшие чувство национального превосходства; поляки, пользовавшиеся недоверием начальства. Религиозная дифференциация имела формальный характер. Важно отметить, что взаимоотношения в среде боевых офицеров строились в первую очередь исходя из личностных качеств.

Характер Кавказской войны заметно повлиял на восприятие офицерами своей роли в боевом коллективе. На Кавказе офицер к солдату стоял несравненно ближе, чем в России: в экспедициях они вместе страдали от холода, голода, бок о бок сражались в рукопашных схватках. В результате они воспринимались как «боевые вожди», возглавлявшие колонны на марше, шедшие впереди атакующих. Кроме того, офицеры преодолевали многие сословные предрассудки. Однако нельзя исключать, что немало офицеров являлось сторонниками прусской «палочной» дисциплины.

Исследование выявило качественные изменения в самосознании офицеров: модифицировались морально-нравственные представления, нивелировались национальные и сословные предрассудки, возникали новые поведенческие стереотипы, связанные с такими понятиями как «кавказец», «полковое сознание», «боевое братство».

Второй параграф «Восприятие боевой обстановки: модели поведения» ориентирован на выявление отношения офицеров к экстремальным ситуациям военного времени. Восприятие боевой обстановки осмысливается автором диссертации, как процесс изменений моделей поведения, обусловленный восприятием Кавказской войны, мировоззренческими установками и личностными качествами офицеров, их индивидуальным и коллективным опытом, степенью «погруженности» в войну.

Офицеры, участвовавшие в боевых действиях, проходили тяжелый процесс адаптации к экстремальным условиям жизнедеятельности, что не могло не влиять на формирование особого типа ментальности, нашедшее яркое отражение в деформации сознания ветеранов Кавказского корпуса: они теряли чувство экстремальности, война становилась обыденностью. «Кавказцы» отличались особым отношением к опасности, ожесточением, самопожертвованием. Модифицировались многие ценностные ориентации: жизнь теряла значимость, на первое место выходила доблесть, товарищество. Критерием оценки моделей поведения в бою служили категории «храбрость» и «трусость», интерпретировавшиеся исходя из конкретной обстановки.

По мере развития боевых действий происходило изменение традиционных моделей поведения: признавалась особость войны на Кавказе, ее «неевропейский» характер; изменялись военно-стратегические приемы ведения войны. В документах стали фигурировать такие жесткие методы как «отбитие скота», «разорение аулов», «вытаптывание полей». У многих офицеров подобные факты, противоречащие кодексу чести, вызывали негодование. В процессе приспособления к особому характеру противоборства изменялось военно-тактическое поведение офицеров: повышалась инициативность, самостоятельность, гибкость принимаемых решений; избегались «шаблоны» ведения европейских войн.

В ходе адаптации вырабатывались модели поведения офицеров непосредственно в бою, который воспринимался как кульминационная часть военного ремесла: испытание не только себя, но боевого коллектива. В бою «кавказцы» стремились продемонстрировать свою отвагу и искусность, между боевыми подразделениями разворачивались настоящие соревнования. Бой отождествлялся со «святостью», «таинством». При этом имело место проявления суеверий, нашедших отражения в особых ритуалах, полковых преданиях, передававшихся из уст в уста.

Сформировавшиеся в ходе войны модели поведения были столь нетипичными, что офицеры Кавказского корпуса стремились приблизить их к существовавшим представлениям о традиционных войнах, что нашло отражение, в частности, в искажении документации.

В процессе исследования были выявлены наиболее типичные стереотипы поведения офицеров Кавказского корпуса, сложившиеся в ходе и под влиянием Кавказской войны.

В третьем параграфе «Основные категории и направленность эволюции образа противника» анализируется характер восприятия офицерами противника, как многогранная, противоречивая совокупность различных стереотипов, формирующихся как посредством официальной пропаганды, общественным мнением, исторической памятью, так и личным опытом.

В целом «образ противника» обусловливался характером войны, исходя из ряда критериев (культурно-цивилизационные, морально-нравственные, религиозные различия). В представлении российских офицеров горцы воспринимались в качестве «варваров», «азиатцев», «нуждающихся» в цивилизаторских усилиях более культурных народов. В сознании офицеров закреплялась мысль, что все горцы, включая мирных - коварные «разбойники», обуреваемые страстью к набегам, грабежам и убийствам. При этом положительные качества приобретали субъективно-негативный смысл.

Религиозная мотивация в формировании «образа противника» для большинства офицеров не имела детерминирующего значения. Этому способствовала толерантная религиозная политика российского государства и кавказских командующих, а также то, что горцы не воспринимались как ортодоксальные мусульмане.

В ходе исследования было выявлено, что по мере усиления контактов с горцами происходила коррекция ранее сложившихся стереотипов, у офицеров возникало уважение, нередко приводившее к установлению дружеских отношений. В результате сформировались такие уникальные явления в российской военной истории, как «сроднение» с противником и массовое заимствование традиций и обычаев горского общества.

Специфической особенностью «образа противника» у российских офицеров на Кавказе являлось существование романтизированного восприятия горцев. Наибольшее распространение оно получило в 20-30-е гг. XIX в. среди молодых офицеров, носителей либеральных идей, в первую очередь декабристов. Самобытная культура горцев, их свободолюбие противопоставлялись авторитарному режиму самодержавия и крепостнической системе Российского государства.

Офицеры достаточно высоко оценивали боевые качества горцев, их мужество, отвагу, умелое использование природно-ландшафтных особенностей местности, способность противостоять многократно превосходящему и технически оснащенному противнику, отсутствие страха умереть в бою, традиции прославления погибших воинов.

Проведенный анализ выявил противоречивый характер «образа противника» сформированный у российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне, противника - представителей независимых северокавказских народов. Основные категории корректировались по мере усиления непосредственных контактов.

Третья глава «Повседневная жизнь российских офицеров: адаптация к экстремальным условиям войны на Кавказе» посвящена анализу внеслужебной сферы деятельности офицеров, выявлению тех особенностей ментальности, которые возникли в результате участия в Кавказской войне и отразились на мирной жизни.

В первом параграфе «Бытовые условия жизнедеятельности» исследуется история повседневного существования, имеющая важное значение для воссоздания влияющих на ментальность бытовых условий. Ф. Бродель, изучая структуры ментальности, отмечал, что малозаметные, считающиеся обыденными, бытовые элементы оказывают огромное влияние на характер жизнедеятельности людей, формируют их мировоззренческие установки и модели поведения Бродель Ф. Указ. соч. С. 37-40..

В данном разделе диссертационной работы выделяются основные аспекты повседневья, в наибольшей степени характеризующие сложную систему существования офицерства, ассоциирующиеся с военной службой: это жилищные условия, одежда (обмундирование), вооружение, питание, материальное (финансовое) благосостояние, специфика медицинского обслуживания.

Важно подчеркнуть, что, несмотря на принадлежность к армейской системе, стремящейся к унификации, офицерский корпус на Кавказе находился в весьма своеобразных бытовых условиях, что было вызвано особенностями региона и индивидуальными возможностями офицеров.

Особый характер жизни офицеров Кавказского корпуса обуславливался продолжительным пребыванием в походных условиях. Основным местом проживания в это время становились палатки, шалаши или землянки, нередко офицеры укладывались спать на земле, завернувшись в бурку «вместо постели и одеяла». В условиях экспедиции ограничивался ассортимент снаряжения, уменьшался рацион питания, остро вставал вопрос о медицинской помощи. В целом тяжелые бытовые условия являлись одной из причин сурового характера «кавказцев». Уравнивая возможности различных категорий офицеров, они способствовали сплочению разнородных элементов Кавказского корпуса в «боевое братство».

В материальных аспектах отчетливо проявлялась трансформация ценностных ориентиров: демонстрация роскоши как проявление высокого социального положения, богатства и вообще тщеславия становилось «неприличными»; идеализировались простота и аскетизм «спартанских условий»; усиливался прагматизм офицеров. Данные обстоятельства способствовали массовым заимствованиям горского быта, в первую очередь одежды, оружия. Заимствованные элементы горского быта отличались удобством, простотой, универсальностью, превосходной приспособленностью к местным природно-климатическим и боевым условиям, а также своеобразной красотой. При этом одни и те же заимствованные элементы наравне использовались всеми категориями офицеров. Преодолевая значительное сопротивление высшего командования, «самовольные» нововведения офицеров постепенно закреплялись на законодательном уровне. Наиболее ярко изменения в сознании проявлялись в отношении военной формы, обладавшей тремя основными функциями: защитной, знаковой и эстетической.

Важное место в повседневном быте занимала система питания. Для пропитания офицерам, вместе с жалованьем выдавались добавочные суммы - «столовые» деньги. Офицерской традицией были общие трапезы: полковой командир обыкновенно утром и вечером «держал у себя стол» для всех «своих» и приезжих офицеров. Во время экспедиций офицерам выдавался солдатский паек, иногда в двойном размере. Бывалые военные, зная о лишениях в походе, шли на различные выдумки: имели патроны с хлебными крошками или уже готовые концентрированные плитки сухого бульона.

Существовавшая костная военно-государственная система снабжения войск приводила к изменению морально-нравственных оценок преступлений в материальной сфере. Наибольшее осуждение заслуживали имущественные злоупотребления, подрывавшие сложившиеся принципы «боевого братства».

Бытовые условия оказывали существенное влияние на такие категории ментальности как эмоциональное восприятие реальности, чувство значимости, иерархию ценностей, физиологическое и психологическое состояние, адаптивные функции.

Во втором параграфе «Формы досуга: характер, нравы, эмоции» исследуются нематериальные элементы внеслужебного повседневья. Важную часть повседневной жизни офицеров составлял досуг, включавший в себя различные формы времяпрепровождения (общественные, семейные и индивидуальные). Досуг офицеров определялся такими факторами как общий уровень культуры, профессиональные особенности, влияние специфических условий Кавказа.

Для основной массы офицеров дворянского происхождения было характерно участие в таких светских торжествах как балы, театры, маскарады, концерты симфонических оркестров, широкое распространение получили азартные игры (карты, бильярд, лото). Карточная игра досуга оказывала влияние на сознание офицеров, о чем свидетельствует контент-анализ не редактируемых дневников. Однако азартные игры приводили к множеству бед: на кон ставилось казенное имущество, распространенным явлениями были ссоры, дуэли и драки.

Развлечения офицеров «неблагородного» происхождения, были бесхитростны и часто связаны с народными празднествами, а также традиционными играми. Специфический характер имели развлечения офицеров казачьих подразделений. Военизированный уклад их жизни проявлялся в широком ассортименте «боевых игр». При этом важно отметить, что в досуговой жизнедеятельности офицеров проявлялось влияние «боевого братства».

Несмотря на суровые условия войны, многие офицеры уделяли немало времени как индивидуальному, так и коллективному чтению художественной, научно-популярной литературы, периодических журналов, военно-уставных и учебных материалов, особой популярностью пользовались издания, содержащие сведения о Кавказе.

Атмосфера Кавказа (живописная природа, размытая грань между жизнью и смертью) обостряли чувства и творческие способности офицеров, проявлявшиеся в поэзии, этнографических описаниях. Многие имели при себе походные альбомы и в свободную минуту делали зарисовки живописной природы, военного быта и досуга, изображали эпизоды из жизни горцев.

Уникальной спецификой досуга офицеров на Кавказе являлись традиции, заимствованные у местного населения. Самым ярким явлением стало куначество, принимавшее вид коллективного братания между подразделениями Кавказского корпуса. Зародившись в совместных боях, куначество становилось нерушимым правилом, проявлявшемся в различных аспектах повседневной жизни.

В религиозной сфере офицеров сложно назвать ортодоксальными верующими. Однако они посещали церкви; в казармах, землянках и даже в палатках имелись уголки-алтари с церковными образами; во время крупных экспедиций обязательно оборудовалась походная церковь; до и после боевых операций совершались соответствующие религиозным канонам обряды.

Война деформировала сознание офицеров: проявлялись формы досуга, считавшиеся девиантными для гражданского населения. Жестокость реальности отображалась в частых проявлениях депрессивных состояний, нередко приводивших к психологическим расстройствах, «расстройству ума», апатии, случаям самоубийства.

Противоречивый характер имели нравы и эмоциональная культура. Суровый ожесточенный нрав соседствовал с обостренным чувством юмора, самопожертвование с эгоистичным равнодушием к страданиям окружающих. Готовые постоянно умереть офицеры отличались бесшабашным нравом, жили одним днем, мало заботясь о будущем.

Анализ досуговой жизнедеятельности офицеров выявил деформацию сознания, как отражения механизма адаптации к экстремальным факторам перманентной войны, а также существование диаметрально противоположных проявлений, в общем способствовавших сплочению боевого товарищества.

В заключении подводятся итоги проделанной работы и формулируются основные выводы.

Основные положения выносимые на защиту:

1. Современное состояние исторического знания о Кавказской войне отражает сложившийся опыт изучения традиционных проблем: геополитических, военно-стратегических, социально-экономических. При этом, явно недостаточно внимания уделяется «человеку войны», вопросу соотношения индивидуальности и исторической реальности, в которой жили и действовали люди. Обращение к проблеме ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне, способно внести новые характеристики в ее историю: через оценку их деятельности, мнений, убеждений возможно расширить существующие представления о таком сложном, многоплановом событии как война на Кавказе.

2. Изучение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне, позволяет сделать более адекватной источниковую базу исследуемой проблемы за счет источников личного происхождения; установить взаимосвязь социальной среды и историко-культурных процессов; системно изучить мировоззренческие установки, ценностные ориентиры, модели поведения офицеров.

3. Российские офицеры не могут рассматриваться как однородная социальная группа, так как они представляли собой сложный конгломерат, объединенный служебной деятельностью, состоящий из представителей различных военно-профессиональных, сословно-социальных, национальных групп, с различными морально-политическими и религиозными воззрениями.

4. Положенная в основу исследования концептуальная идея о влиянии среды на формирование ментальности создает основу утверждать, что в ходе участия в Кавказской войне происходила модификация ментальных характеристик офицеров, как способа адаптации к экстремальным условиям войны.

5. Концептуальный подход к изучению российского офицерства как особой военно-профессиональной группы, имеющей специфическую внутреннюю структуру и характеристические особенности предопределил необходимость выделения структуры двух уровней. Первый, включающий базовую составляющую, представляет совокупность ментальных установок, свойственных российским офицерам, как особой социальной группы. Второй отражает черты, сформированные в ходе участия в Кавказской войне. Именно их взаимопроникновение обусловило уникальность ментальности соответствующей категории офицеров-«кавказцев».

6. Ментальность российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне, рассмотрена на основе эволюционного подхода, предполагающего выделение на различных этапах войны характерных черт: сохранение традиционных представлений о войне как профессиональной деятельности, адаптация к специфическим условиям военного противоборства на Кавказе, стабилизация основных категорий «кавказской» ментальности.

7. Характер Кавказской войны способствовал формированию комплекса особых ментальных характеристик: социальной идентификации, военно-тактическому мышлению, восприятию боевой обстановки, отношению к противнику, особенностям бытового обустройства, повседневной жизнедеятельности, форм досуга.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ИЗЛОЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

Статьи, опубликованные в реферируемых изданиях ВАК:

1. Дубровин, А.В. Самоидентификация российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне (XIX в.) / А.В. Дубровин // Вестник Адыгейского государственного университета. - Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». Майкоп: изд-во АГУ, 2011. - Вып. 1(74). - С. 44-50. (0,37 п.л.).

2. Дубровин, А.В. Российские офицеры, участвовавшие в Кавказской войне XIX в.: образ врага / А.В. Дубровин // Вестник Адыгейского государственного университета. - Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». - Майкоп: изд-во АГУ, 2011. - Вып. 3(85). - С. 150-157. (0,5 п.л.).

3. Дубровин, А.В. История Кавказской войне XIX в.: источники личного происхождения / А.В. Дубровин // Вестник Адыгейского государственного университета. - Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». - Майкоп: изд-во АГУ, 2012. - Вып. 4 (108). - С. 48-52. (0,31 п.л.).

Другие публикации:

4. Дубровин, А.В. Н.Н. Раевский (младший): образ офицера-либерала времен Кавказской войны / А.В. Дубровин // Диалоги с прошлым: Исторический журнал / Отв. ред. Э.А. Шеуджен. - Майкоп: изд-во АГУ, 2010. - №6. - С. 71-75. (0,31 п.л.).

5. Дубровин, А.В. Офицеры Отдельного Кавказского корпуса в первой половине XIX в.: национальный фактор / А.В. Дубровин // Перспектива - 2010: Материалы Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов. - Т.I. - Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2010. - С. 131-134. (0,25 п.л.).

6. Дубровин, А.В. Российские офицеры на Кавказе в первой половине XIX в.: специфика восприятия трудностей войны / А.В. Дубровин // Перспектива - 2011: Материалы Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов. - Т.I. - Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2011. - С. 34-37. (0,25 п.л.).

7. Дубровин, А.В. Роль армии в экономическом развитии и освоении приграничной зоны России на Северном Кавказе в XVIII - первой половине XIX вв. / А.В. Дубровин // Исторические и социально-экономические проблемы Юга России: материалы VIII региональной научно-практической конференции / Ростовский государственный экономический университет (РИНХ). - Ростов н/Д, 2011. - С. 34-37. (0,25 п.л.).

8. Дубровин, А.В. Куначество и гостеприимство у российских военных, участвовавших в Кавказской войне XIX в. / А.В. Дубровин // Наука. Образование. Молодежь: материалы VIII Международной региональной научной конференции молодых ученых (10-11 февраля 2011 года). - Майкоп: изд-во АГУ, 2011. - Т. II. - С. 20-24. (0,31 п.л.).

9. Дубровин, А.В. Выступление [Источники личного происхождения как основа реконструкции исторической реальности и ментальности] / А.В.Дубровин // Письменные источники: маркеры памяти исторического прошлого народов: Материалы научно-практического семинара учителей истории Республики Адыгея, 25 марта 2011 г. / Ред. Э.А.Шеуджен. - Майкоп: изд-во АГУ, 2011. - С. 29-33. (0,31 п.л.).

10. Дубровин, А.В. Кавказская война XIX века: полковые истории / А.В.Дубровин // Вопросы теории и методологии истории. Сборник научных трудов. - Майкоп: изд-во АГУ, 2011. - Вып. 8. - С. 73-78. (0,38 п.л.).

11. Дубровин, А.В. Специфика восприятия преступлений и наказаний российскими офицерами, участвовавшими в Кавказской войне XIX в. / А.В.Дубровин // Социально-гуманитарный вестник: Всероссийский сборник научных трудов. - Вып. 11. - Краснодар: изд-во Краснодарского центра научно-технической информации (ЦНТИ), 2011. С. 18-22. (0,31 п.л.).

12. Дубровин, А.В. А.М. Дондуков-Корсаков как достойный представитель офицеров-аристократов, участвовавших в Кавказской войне XIX в. / А.В.Дубровин // Материалы IX Международной региональной научной конференции молодых ученых «Наука. Образование. Молодежь» (9-10 февраля 2012 года). - Майкоп: изд-во АГУ, 2012. - Т. II. - С. 15-19. (0,31 п.л.).

13. Дубровин, А.В. Характеристика офицеров-«старых кавказцев» через призму личности В.А. Геймана / А.В. Дубровин // Диалоги с прошлым: Исторический журнал / Отв. ред. Р.А. Тлепцок. - Майкоп: изд-во АГУ, 2012. - №7. - С. 102-106. (0,31 п.л.).

14. Дубровин, А.В. Проблема исследования ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне XIX в. / А.В. Дубровин // Вестник науки Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева. - Вып. 2 (26). - Краснодар: изд-во ИП Солодовникова А.Н., 2013. - С. 180-186. (0,44 п.л.).

Размещено на Allbest.ru