В настоящее время трудно назвать единичный фактор, который бы привел к освоению новых природных ресурсов и переходу к производящему хозяйству. Существовавшие в мезолите техническое вооружение и способы охоты, как их сейчас можно реконструировать, были достаточно продуктивны, чтобы обеспечить существование земледельческих общин.

Переход к могильникам как к коллективной форме захоронения покойников, зафиксированный именно в это время, косвенным образом свидетельствует об увеличении их числа, а значит, и об увеличении численности коллективов, невозможном при недостаточности средств к жизни. Другое дело, что охотничье хозяйство, как показывают многочисленные этнологические примеры, по природе своей нестабильно.

Оно подвержено спадам из-за перемен в природной обстановке, обусловливающих нарушение экологических ниш и резкое падение численности промысловых животных, чревато поэтому периодическим наступлением голода, иногда продолжающегося несколько лет. Это обстоятельство было сильнейшим стимулом поиска новых источников пищи и до какой-то степени может рассматриваться как экономический стимул или фактор перехода к производящему хозяйству.

Но, несомненно, не меньшую роль должно было играть хорошее знакомство с миром животных и растений, приобретенное в процессе Многотысячелетней охоты и собирательства195.

По отношению к животным важность этого знакомства подчеркивается тем обстоятельством, что поведенческие стереотипы животных и птиц, на которых охотился палеолитический и мезолитический человек, были существенно иными, что недостаточно учитывается в современной литературе по доместикации животных. Зоологи обратили внимание на то, что человек смог приручить только тех животных, которые имели в своем собственном поведении предпосылки для одомашнивания -- отсутствие боязни человека, смирный нрав.

Однако весьма вероятно, что отсутствие страха перед человеком было вообще свойственно животным палеолитической и мезолитической эпох, этот страх появился как реакция на человека позже, а может быть, есть даже итог естественного отбора на протяжении тысяч поколений (более пугливые животные имели преимущественный шанс выжить при соприкосновении с человеком). Человек был естественным компонентом фауны, охота являлась таким же естественным процессом, как охота хищников на травоядных, а ведь даже современные биоценозы, скажем, в Африке дают нам картину достаточно локально близкого сосуществования хищников и травоядных. Знание повадок животных и продуктивных свойств растений, а также мест их возможного обнаружения образовало другой фактор или стимул перехода к производящему хозяйству, который можно назвать производственно-познавательным.

При использовании плодов и семян диких растений какая-то часть их оставалась неиспользованной и давала всходы вблизи жилища.

Переход от этого в культуру -- дело времени. Более того, сразу же начинался процесс, выразительно описанный еще Дарвином,-- бессознательный отбор, когда человек начинал выращивать рядом с жилищем наиболее крупные семена так же, как он сохранял на племя крупных животных. Приручение их, конечно, начиналось с ловли молодняка, содержания его в неволе и подкармливания, в процессе которого животные привыкали к человеку. В литературе по зоопсихологии и социальной психологии до сих пор нет работ, в которых бы исследовался удивительный феномен -- тяготение неполовозрелых особей разных видов друг к другу. Человек в данном контексте не образует исключения. Внимание детей к молодняку и уход за ним, не исключено, играли немаловажную роль на заре одомашнивания. А содержание взрослых животных не составляло трудностей, потому что человек, как уже говорилось, знал их повадки в диком состоянии.

Проблема очагового, т. е. приуроченного к определенным замкнутым пространствам, или непрерывного по всей ойкумене, так сказать, панойкуменного, возникновения производящего хозяйства представляет собою в настоящее время одну из кардинальных проблем истории первобытного общества. На одном полюсе ее решения стоит крупная фигура Николая Ивановича Вавилова, сформировавшего гипотезу прерывистого очагового происхождения земледелия, как в Старом, так и в Новом Свете и аргументировавшего ее результатами тщательных исследований культурного растительного покрова планеты. С другой стороны ему противостоят современные преемники его гипотезы, указывающие на непрерывность процесса введения растений в культуру, отсутствие локальной приуроченности возникновения земледелия, скажем, в Африке. Считается, и это неоднократно подчеркивалось в основном в отечественной литературе, посвященной этой проблеме, что новейшие археологические исследования в целом поддерживают гипотезу Вавилова.

Следовательно, в намеченных им очагах ими практически везде зафиксировано очень древнее земледелие. Гипотеза очагов сформулирована достаточно широко, чтобы подвести под нее любые археологические открытия последних лет. Но не было ли самостоятельных очагов возникновения земледелия, а следовательно, и производящего хозяйства за пределами тех территорий, которые традиционно считаются очагами первичного земледелия, например, в Африке или в степной полосе европейской и азиатской частей бывшего СССР? Позитивный ответ на этот вопрос одинаково и вероятен, и невероятен, пока в нашем распоряжении нет достаточно полных археологических и археоботанических данных.

При неполной определенности ответа на поставленный выше вопрос целесообразно все же очертить фигурирующие в литературе представления об очагах перехода к первичному земледелию и производящему хозяйству, восходящие к творчеству Вавилова и обогащенные археологическими раскопками последних лет. Древнейшим из очагов земледелия является, наверное, переднеазиатский в широком смысле слова, охватывающий огромную территорию и настолько сложный по составу культурной флоры, что он, по многим высказываниям ученых, сам распадается на самостоятельные и независимые очаги, скажем, кавказский, среднеазиатский, переднеазиатский в узком смысле слова.

Близок к нему территориально средиземноморский очаг, сформировавшийся при бесспорном влиянии из Передней Азии и, в свою очередь, распадающийся на западносредиземноморский, балканский, восточносредиземноморский, североафриканский очаги, каждый из которых сформировался частично самостоятельно, а частично при значительных воздействиях со стороны. На востоке Старого Света громадным очагом возникновения земледелия и, может быть, самостоятельного введения в культуру животных была Восточная Азия, оказавшая влияние на возникновение производящего хозяйства на Японских островах, в бассейне Амура, в материковой части Юго-Восточной Азии.

Между этими большими и давшими значительное количество видов культурных растений очагами располагался южно-азиатский, или индийский, очаг, в отличие от предшествующих, похоже, Достаточно гомогенный. До сих пор в ботанической, историко-этнологической и археологической литературе фигурирует в качестве центрального очага возникновения производящего хозяйства Мексика и Центральная Америка с ответвлениями в разных областях Андийской горной страны -- Перу, Боливии, а также на островах Карибского бассейна.

Но, похоже, начатки земледелия у североамериканских индейцев также могут иметь самостоятельное происхождение. В Африке, наконец, наибольшую роль в окультуривании растений и доместикации животных сыграли области, расположенные сразу же к югу от пустыни Сахара. Возникновение земледелия и скотоводства сопровождалось другими сдвигами в развитии производительных сил. Прежде всего значительно прогрессировала техника изготовления каменных орудий труда.

Еще более усовершенствовалась техника отжимной ретуши. Местами известные уже в мезолите шлифование, или полирование, а также пиление и сверление камня в неолите получили намного большее распространение, так как для расчистки леса под поля и огороды потребовались более эффективные топоры и тесла. Наряду с прежними стали обрабатываться новые, более твердые породы минералов - нефрит, жадеит, обсидиан. Началась разработка подземных отложений камня, появились крупные «мастерские» каменных орудий, распространявшихся далеко от места своего производства.

Нужды земледелия потребовали усовершенствования не только топоров, но и других орудий труда. Применявшиеся собирателями палки-копалки и примитивные жатвенные ножи эволюционировали в настоящие мотыги и серпы, а зернотерки и ступки с пестами широко вошли в хозяйственный быт. Местами стали практиковаться простейшие приемы мелиорации почв, например ирригации в Передней Азии или дренажа на Новой Гвинее.

Там, где развивалось высокоспециализированное охотничье, рыболовческоео и собирательское хозяйство, орудия труда также приобрели намного более совершенный облик. В сухопутной охоте стали применяться изощренные ловушки, капканы, силки, в морской охоте и рыболовстве--более усовершенствованные гарпуны, сети, удочки с крючками. Широкое распространение получили средства передвижения: лодки-долбленки, волокуши, в которые со временем стали запрягать собак, на севере -- сани и лыжи. Для изготовления многих из этих орудий труда и транспортных средств также нередко применялись шлифованные топоры.

Переход к производящему или высокоспециализированному присваивающему хозяйству совершался там, где уже к концу предыдущей стадии развития была достигнута относительная оседлость, и, в свою очередь, упрочивал эту относительную оседлость. Поэтому теперь примитивные хижины стали сменяться более долговременными землянками или полуземлянками, а затем и прочными наземными домами.

Одежда в разных широтах варьировала от набедренной повязки до глухого мехового комбинезона; с изобретением в неолите прядения и простейшего ткачества стала появляться также одежда из растительного волокна, а позднее и шерсти199.

Домашняя утварь пополнилась одним из крупных нововведений - изобретенной теперь бкерамикой. Керамики не знали лишь относительно немногие общества, которые по другим признакам могут считаться неолитическими, и поэтому неолит иногда даже называют керамическим веком. Изготовляли керамику чаще всего методом налепа, или спирально-жгутовым: глиняные жгуты толщиной в 2--3 см накладывали по спирали друг на друга, сдавливали и заглаживали. Обожженная огнеупорная посуда позволила улучшить способы приготовления пищи и расширить ассортимент пищевых продуктов.

Дальше продвинулось межобщинное и межплеменное разделение труда. Это было подлинно общественное разделение труда, т. е. закрепление определенных занятий за определенными группами людей, не связанное с их половозрастным делением. До конца XIX в. считали, что первым крупным общественным разделением труда было выделение пастушеских племен. Позднее выяснилось, что скотоводство не старше земледелия (см. об этом дальше), но на стадии позднепервобытной общины действительно произошло первое крупное разделение труда -- выделение племен с производящим хозяйством из общей массы других племен. Это способствовало развитию обмена между ранними земледельцами или земледельцами-скотоводами и охотниками-рыболовами, как низшими, так и высшими. Наряду с сырьевыми ресурсами и изделиями стали обмениваться скот и пищевые продукты.

Ранние земледельцы и земледельцы-скотоводы не только известны по археологическим находкам, но и широко представлены этнологическими аналогами в Юго-Восточной Азии, Африке, Океании, Северной и Южной Америке. Высшие охотники, рыболовы и собиратели, помимо того, до сравнительно недавнего времени имелись в Северной

Сибири. Материал по ним огромен, и трудности характеристики стадии позднепервобытной общины состоят главным образом в том, чтобы отделить подлинную первобытность от явлений, возникших под воздействием соседних классовых обществ.

Социально-экономические отношения. И раннее производящее, и высокоспециализированное присваивающее хозяйство по-прежнему требовали тесной кооперации трудовых усилий. Расчистка леса, выпас скота, сколько-нибудь эффективные охотничьи и рыболовческие предприятия были не под силу отдельным семьям.

Половозрастная организация. Сохранявшееся в позднепервобытной общине естественное разделение труда поддерживало существование специфических половозрастных групп с их бытовой обособленностью, своими правами и обязанностями, тайными обрядами и т. д. Нередко именно на этой стадии развития, с упрочением оседлости и общим подъемом культурного уровня, происходили институциализация таких групп и их обзаведение постоянными домами холостяков, домами девушек, мужскими и женскими домами.

Наибольшее значение по-прежнему придавалось мужским группам, и наибольшее распространение имели мужские дома. Здесь устраивались собрания мужчин, велись многие работы, проходила обрядовая жизнь, хранились предметы культа, принимались гости. Здесь же спали холостяки, а нередко и все мужчины. Женщины и неинициированные подростки в мужской дом не допускались. В многородовых общинах каждый род мог иметь свой мужской дом для культовых отправлений.

Женские дома встречались намного реже мужских, причем в большинстве случаев это были дома, где девушки спали под присмотром старших женщин. Там, где женских домов не было, обособление полов достигалось расположением мужского дома в центре селения, а домов женщин с детьми на его периферии. Там, где, как, например, у многих индейских племен Америки, не было и мужских домов, тот же результат достигался выделением в общинном доме мужской и женской половин, площадок и т. п. Разобщение полов было не только пространственным. Очень часто мужчины и женщины продолжали работать и принимать пищу врозь.

Личная собственность их могла быть мужской и женской. Так, во многих папуасских племенах мужчины владели посаженными ими деревьями, свиньями, орудиями труда, женщины - выращенными ими огородными культурами и кухонной утварью. Только дом, в котором жила женщина с детьми, рассматривался как совместная мужская и женская собственность.

Браки долгое время оставались кросскузенными, но с расширением связей между общинно-родовыми коллективами (и в целях этого расширения) кросскузенность сперва перестала быть обязательной, а затем почти исчезла. Тем самым браки утратили свой обменный характер и потребовали возмещения за рабочую силу женщин. Последнее поначалу принимало преимущественно форму отработки, впоследствии же, с развитием престижной экономики,-- главным образом форму брачного выкупа. В связи с этим в брачном выборе стала возрастать роль близкой родни, помогавшей платить выкуп, и начала развиваться практика сговора о браке между несовершеннолетними, даже малолетними детьми.

Возникновение трудового распределения, при котором отец получал возможность материально заботиться о своих детях, повлекло за собой, по мнению одних ученых, появление, а по мнению других, укрепление парной семьи. Вопреки продолжавшемуся разобщению полов муж и жена все чаще вместе работали, у них стало появляться общее имущество, и сама свадебная церемония, например у значительной части папуасов, состояла в символической совместной трапезе новобрачных. Постепенно более редкими становились разводы. В патрилокальных обществах по мере развития престижной экономики и повышения социального статуса мужчин жены уже отчасти включались в роды и внутриродовые группы мужей, что находило выражение в их участии в родовых обрядах, захоронении на родовых кладбищах и т. п. Отцы все чаще старались передать личное имущество своим детям. Словом, уже наблюдались какие-то зачатки превращения парной семьи в позднейшую малую, или моногамную. Но пока еще это были только зачатки. Хотя хозяйственные и социальные функции парной семьи несколько расширились, она по-прежнему имела несоизмеримо меньшее значение, чем общинно-родовая организация. У нее не было отдельной от родовой, общей для обоих супругов собственности на такое основное средство производства, как земля.

Наряду с парными, хотя и реже их, на стадии позднепервобытной общины существовали уже упоминавшиеся большие материнские семьи, или домохозяйства. Они описаны, например, у земледельцев -- меланезийцев Тробрианских островов и ирокезов, высших охотников -- алгонкинов, высших рыболовов --тлинкитов. Для них были характерны матрилокальность или авунколокальность, нередко также дислокальность или амбилокальность. Общинно-родовая организация. В обществах с ранним производящим и высокоспециализированным присваивающим хозяйством общинно-родовая организация не претерпела принципиальных изменений, но заметно усложнилась. Это относится как к структуре обшины, так и к характеру родовых связей.

По сравнению с предыдущей стадией резко увеличилось количество многородовых общин. Это было вызвано в одних случаях возросшими потребностями в кооперации труда, в других -- хозяйственными и общественными интересами мужчин в условиях матрилокального брачного поселения. Ведь только при совместном поселении членов не менее чем двух родов мужчины могли сохранить непосредственные связи со своей родней. Поскольку же брачная сеть к этому времени расширилась, многородовые общины обычно состояли не из двух, а из нескольких групп сородичей. Члены каждой такой группы со своими мужьями или женами образовывали как бы субобщину в общине. В свою очередь, они могли делиться на еще меньшие общинные ячейки, например тяготевшие к упоминавшимся выше материнским семьям.

В таких общинах не могли не возникать соперничество и даже враждебность между отдельными родами. Между тем нужды широкой трудовой кооперации, защиты от набегов и т. п. требовали сплочения общинников. Это вызывало к жизни различные институты внутриобщинной интеграции. Так, наряду с культовыми мужскими домами отдельных родов стали появляться мужские дома для общинных собраний. Устраивались совместные пиршества, появлялись общие культы, чаще всего на основе культа древнейшего или крупнейшего из входивших в общину родов. На соседей-общинников могли даже распространиться термины кровного родства, как это имело место, например, у многих племен североамериканских индейцев. Сплочению общин способствовала ставшая возможной в условиях их многородовой структуры эндогамия, характерная на этой стадии для большого числа общин, в особенности крупных. Но бывало, как, например, у племен

Нижнего Амура, что складывался противоположный порядок -- локальная, общинная экзогамия (так называемый институт доха, или духа), которая в еще большей степени консолидировала общинников.

Потребности в широкой кооперации труда, обмене, защите от врагов, а нередко и в поддержании мирных отношений, установлении брачных контактов способствовали завязыванию связей на межобщинном уровне. Возможности для этого предоставляло развитие престижной экономики, которая и сама стимулировала такие связи. Регулярный дарообмен между общинами сопровождался изобильными пиршествами, например знаменитыми «свиными праздниками» папуасов, которые резали для этого лучших, нередко специально выращенных свиней.

Заключение

На основании проведенного исследования мы пришли к следующим выводам:

1. Возникновение рода. Интересные соображения относительно перехода от гаремной семьи к роду и парному браку сводятся к тому, что причиной этой трансформации явился переход к охоте на крупных животных, потребовавший увеличения числа мужчин в стаде. В целом гипотезы о переходе от гаремных объединений к роду остаются пока почти не разработанными, и прежде всего нуждается в дальнейшем изучении лежащая в их основе посылка о гаремной структуре первобытного стада.

Все изложенные выше точки зрения - из которых гипотеза об обезьяньем стаде с доминированием и тенденцией к экзогамии и матрилинейности как прообразе первобытного человеческого стада, а затем и материнского рода представляется нам при современном уровне знаний наиболее вероятной, хотя и мало разработанной - опираются не на прямые, а на косвенные доказательства, страдают от недостатка фактических данных, непосредственно относящихся к эпохе становления человеческого общества, и поэтому остаются в значительной мере умозрительными.

2. Формы рода. Из этнографических наблюдений и исторических источников известно, что род обычно выступает в двух основных формах: материнской и отцовской. Вопрос о соотношении этих форм уже много десятилетий является одним из главных предметов спора между этнографами. Мы уже бегло касались этого вопроса и отмечали, что зачатки материнской филиации у приматов, стабильный характер женской части первоначального рода, а также некоторые другие данные позволяют считать, что первоначальный род был материнским. Остановимся теперь на этой теме более подробно, исходя уже из свидетельств не приматологии и археологии, а прежде всего этнографии.

3. Род - община - семья. Вопрос о соотношении рода с другими социальными структурами первобытности, прежде всего с общиной и семьей, является одним из наиболее дискуссионных. в истории первобытного общества.

К началу неолита охотничья добыча, несмотря на совершенствование орудий охоты (появление лука и других), перестала обеспечивать потребности первобытных общин, что сделало необходимым коренные преобразования, начавшие эру производящего хозяйства.

К концу верхнего палеолита в Европе и Северной Азии, а несколько позднее также в Америке и Австралии резко уменьшилось количество промысловых животных, а многие из них исчезли с лица земли. В результате крупная родовая община распалась на небольшие бродячие группы, которые вынуждены были в поисках пищи систематически передвигаться, а вместе собирались лишь несколько раз в год. В таких условиях род конечно же в серьезной мере потерял свои хозяйственные функции и функционировал преимущественно как надстроечное или брачно-регулирующее структурное объединение.

С развитием производительных сил, особенно с появлением плужного земледелия и скотоводства, или в результате влияния классовых обществ начинается разложение родового строя, но это уже тема отдельного разговора. И поведем мы его в следующем разделе сайта.

Список использованной литературы

1. Алексеев В.П., Першиц А.И. История первобытного общества: Учеб.. - 5-е изд., испр. - М.: Высш. шк., 1999.- 318 с: ил.

2. Бахофен И. Материнское право (Предисловие и Введение) // Классики мирового религиоведения. М., 1996.

3. Владимирова Э.Д. Aнтропологические концепции современной науки. - М.,2007. - 556с.

4. Ефименко П. П. Первобытное общество: очерки по истории палеолитического времени.- Изд. 3-е перераб. и доп..- Киев: Изд-во АН УССР, 1974.- 663 с.

5. Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. - М., 1964. - 332с.

6. Зубов А.А. Дискуссионные вопросы теории антропогенеза // Этнографическое обозрение. 1994. № 6.

7. Зубов А.А. Проблемы внутривидовой систематики рода Homo в связи с современными представлениями о биологической диффе-ренциации человечества // Современная антропология и генетика и проблема рас у человека. М., 1995.

8. История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. - М.,1983. -34с.

9. История первобытного общества: общ. вопр.Проблемы антропосоциогенеза / [редкол. : Ю. В.Бромлей (отв. ред.) [и др.]].- М.: Наука, 1983.- 432

10. Кавелин К.Д. Рецензия: Быт русского народа. Соч. А.Тере-щенко. СПб,. 1848 // Сочинения. Ч. 4. М., 1859. - С.144-199

11. Квеннелл М. Первобытные люди: быт, религия, культура / Чарльз Квеннелл.- М.: Центрполиграф, 2005.- 238 с. Ковалевский М.М. Первобытное право. Вып. 1. М., 1886.

12. Кулишер М.И. Кавелин и русская этнография // Вестник Европы. 1885. № 8. - С.14-29

13. Леви-Строс К. Первобытное мышление.- М.: Республика, 1994.- 384 с..- (Мыслители ХХ века)

14. Матюшин Г.Н. У истоков цивилизации. М.: Мысль, 1982. 144 с.

15. Первобытное общество. Основные проблемы развития / [отв. ред. А. И. Першиц].- М.: Наука, 1974.- 288 с.

16. Першиц А. И. История первобытного общества: учеб. / Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В.П.- М.: Высшая школа, 1982.- 222, [2] с.

17. Семенов Ю.И. Как возникло человечество. - М.,1966. - 214с.

18. Семенов Ю.И. На заре человеческой истории. - М.,1989. - 144с.

19. Семенов Ю.И. Происхождение брака и семьи. - М., 1974.

20. Семенов Ю.И. Экономическая этнология. Первобытное и раннее предклассовое общество. Вып. 1-3. - М., 1993. - 221с.

21. Фролов Б. А. Первобытная графика Европы.- М.: Наука, 1992.- 200 с..

Размещено на Allbest.ru