История средних веков

Соответственно эти ученые также отрицали какой-либо аграрный и социальный переворот при переходе от варварского к феодальному обществу. Процесс генезиса феодализма трактовался ими как перестройка вотчинной системы -- переход от господства мелкой к господству крупной вотчины.

Все рассмотренные теории об «исконности» вотчинного строя у германцев и в «романистическом» и в «германистическом» варианте были направлены не только против общинной теории и классической вотчинной теории, но в первую очередь против марксистской трактовки проблемы.

Еще отчетливее антимарксистская тенденция проявилась у медиевистов «критического» направления (см. выше), которые вообще сняли вопрос об экономических и социальных сдвигах, лежавших в основе процесса феодализации. Определяющую роль в нем они отводили политике государства, которое отчуждало постепенно верховную власть в пользу своих военных слуг, должностных лиц, церковных учреждений. С помощью таких политических средств лица, располагавшие властью, получали возможность постепенно захватывать землю подвластных им людей или расширять за их счет уже находившиеся в их руках ранее земельные владения. Г. фон Белов, например, считал вотчинную эксплуатацию крестьянства следствием Лишь политических, в частности, судебных прав сеньора; Г. Зелигер этими же правами объяснял личную зависимость крестьян эпохи средневековья. Русский ученый Д. М. Петрушевский рассматривал феодализм как порождение государства, создавшего для своих потребностей эту систему «соподчиненных тяглых сословий».

Историки «критического» направления не только полностью отрывали процесс складывания феодализма как «системы управления» от экономической эволюции общества, но стремились свести на нет и самую эту эволюцию. В частности, они отвергали и марковую теорию и классическую вотчинную теорию происхождения феодализма. Это особенно наглядно проявилось в работах А. Допша. Во многом повторяя Фюстеля де Куланжа, он отрицал существование общинного строя у древних германцев (и других народов) как нормальной формы отношений на определенной стадии развития общества; признавал исконность частной собственности на землю и вотчины как у кельтов и римлян, так и у германцев. А. Допш утверждал, что поглощение мелких свободных крестьян и их земельной собственности вотчинной происходило постоянно и не было связано с каким-либо определенным историческим периодом, в частности с периодом раннего средневековья, так же как и процесс освобождения крестьян из-под власти вотчины. Тем самым он решительно отрицал какой-либо глубокий социальный переворот в результате германских вторжений, а также аграрный переворот VII-- IX вв. В противовес теориям «скачка» («цезуры») при переходе от античности к средневековью А. Допш пытался обосновать теорию непрерывного развития («континуитета») римских и германских традиций (почти одинаковых в его представлении) в этот период. При этом германо-романская проблема в его концепции утратила свое былое значение.

Теория «континуитета» с начала XX в. стала оказывать все возрастающее воздействие на буржуазную медиевистику. Не избежал некоторого ее влияния даже такой противник «критического направления, как А. Пиренн. В 20-е годы он выдвинул новую концепцию генезиса феодализма в Западной Европе, согласно которой германские вторжения V--VI вв. не нарушили континуитета римских порядков и институтов, так как якобы не затронули оживленных торговых связей в Средиземноморье, а следовательно, и внутри континента. Однако Пиреннвсе же вынужден был признать разрыв этого континуитета в ходе арабских завоеваний VIII в., которые, как он считал, привели к господству натурального хозяйства, а следовательно, вотчинного строя и феодализма. В отличие от А. Допша А. Пиренн связывал генезис феодализма с экономическими изменениями в обществе, в частности с уровнем торговли, хотя первоисточником этих изменений также считал политический фактор -- завоевание.

Более глубоко расходилась с допшианской трактовкой генезиса феодализма в Западной Европе концепция М. Блока, выдвинутая им в конце 30-х -- начале 40-х годов. Он включал в проблему генезиса феодализма как его органический элемент экономические процессы, и в первую очередь эволюцию общины и вотчины. В противоположность А. Допшу М. Блок считал общину первичным социальным явлением по сравнению с вотчиной, присущим на определенной стадии развития всем народам Европы -- кельтам, римлянам, позднее галло-римлянам и германцам. Вотчину же (сеньорию) он рассматривал как вторичное образование, возникавшее у всех этих народов позднее в результате выделения в общине более состоятельных и влиятельных людей. Эти люди -- вожди, старейшины, жрецы -- постепенно присваивали себе право распоряжаться общинной землей, подчиняли себе рядовых общинников, обязывали их нести в свою пользу те или иные повинности.

М. Блок считал, что в странах, входивших до германских завоеваний в состав Римской империи (в частности, во Франкском государстве), феодальные вотчины (сеньории) вырастали на двойной основе: в значительной мере из галло-римских крупных землевладельческих комплексов (вилл, латифундий), но отчасти также за счет расслоения внутри свободных еще крестьянских общин или их подчинения власти крупных землевладельцев не только римского, но и германского происхождения.

В странах же, которые не знали римского господства или были слабо романизованы, определяющим был путь формирования вотчин в результате разложения общины или подчинения ее более крупным собственникам из числа ее членов. В силу более длительного сохранения свободной общины и ее сопротивления процессу феодализации большую роль в этом процессе в таких областях играло открытое и скрытое насилие со стороны складывавшегося класса крупных землевладельцев и государства. В романизованных же областях он протекал более стихийно и спонтанно.

Заслугой М. Блока является то, что он вновь поставил в центре процесса феодализации переход от общинного строя к вотчинному и подчеркнул заметную роль насилия в подчинении свободных крестьян и свободной общины сеньориальному гнету. Однако в целом он стоял на позициях теории «континуитета» (римского и германского в одних странах, чисто германского -- в других) и не считал раннесредневе-ковую вотчину качественно новым образованием. Он видел в ней прямое продолжение римских и даже кельтских аграрных отношений, подчеркивал ее сходство с организацией крупного землевладения Галлии в кельтский и позднеримский период.

Отмечая важную роль развития вотчинного строя в генезисе феодализма, М. Блок все же считал главной предпосылкой последнего фактор политический (упадок центральной власти, господство насилия, набеги норманнов, венгров, арабов). Главное же орудие подчинения свободного крестьянства вотчине он видел в установлении не поземельной, а личной зависимости, которая предопределила последующую утерю крестьянами их собственности на землю.

С конца 40-х годов XX в. в буржуазной медиевистике выделяются два наиболее крупных и влиятельных направления. Одно продолжает развивать идеи «критического» направления, в частности А. Допша. Второе ведет свою родословную от М. Блока, уточняя и кое в чем видоизменяя его концепцию.

Среди последователей «критического» направления, особенно в Англии и США (Ф. Стентон, Р. Кульборн, К. В. Холлистер, Р. С. Хойт и др.) преобладают взгляды, согласно которым главным источником процесса феодализации в Западной Европе были потребности государства в новой организации военных сил и соответствующая этим потребностям политика. Некоторые авторы считают главным импульсом процесса феодализации изменения в военной технике VIII-- IX вв., выдвинувшие на первый план тяжело вооруженного конного воина, содержание которого требовало больших средств. Это обусловило необходимость наделения его землей и рабочими руками, что и привело в конечном итоге к созданию вассально-ленной системы.

Одну из влиятельных групп последователей «критического» направления составляют современные продолжатели А. Допша. К их числу принадлежит ряд наиболее известных западногерманских медиевистов: Ф. Лютге, О. Бруннер, Г. Миттайс, К. Босл, Г. Данненбауэр, Т. Майер. Хотя они избегают ссылаться на Допша, но в той или иной мере разделяют его основные положения: отрыв генезиса феодализма от эволюции общины и складывания вотчины, отрицание первичности общинного строя по отношению к вотчинному, утверждение исконности вотчины у германцев, а следовательно, отрицание тезиса о том, что вотчинный строй как качественно новое явление складывался в раннее средневековье. Применительно к Зарейнской Германии, отчасти и для северовосточных частей Франкского государства эти ученые (их можно назвать «неогерманистами») отстаивают концепцию германского континуитета; они утверждают, что в этих областях раннесредневековая вотчина была прямым продолжением вотчин, якобы существовавших с древнейших времен у германской знати, и мало чем от них отличалась.

Корректируя Допша, историки этой группы вынуждены признать существование в раннее средневековье свободной общины-марки. Однако в ней они видят не продукт долгой эволюции общинной, коллективной земельной собственности, а вторичное образование VIII-- IX вв. -- объединение свободных крестьян-собственников, единственной задачей которого было регулирование пользования альмендой. Т. Майер (и его школа) вообще считает не только свободную общину, но и свободное крестьянство раннего средневековья новообразованием, не имеющим никаких корней в древнегерманском и варварских обществах. Согласно его теории «королевской свободы», эти социальные явления были искусственным созданием королевской власти, которая пыталась использовать свободных крестьян как противовес знати. С усилением последней и упадком королевской власти в IX--X вв. свободное крестьянство исчезло, впало в зависимость. Эта теория утверждает надклассовый характер раннефеодального государства, неустранимость из жизни общества социального неравен­ства, относительность понятия «свободы» в средневековом обществе.

Ведущая свое происхождение от М. Блока школа «Анналов» во Франции (Ш. Перенн, Р. Бутрюш, Ж. Дюби и др.), а также близкие к ней ученые в других странах (М. Постан и его ученики -- в Англии, Доллингер -- в Австрии, ряд ученых -- в Италии, Бельгии, Голландии) в отличие от современных допшианцев признают важную роль процесса сеньориализации в возникновении феодализма, а также существование и значительную роль общины с древнейших времен до ее подчинения вотчине. Подчеркивая вторичный характер последней по сравнению с общиной, они вместе с тем разделяют и нередко усугубляют слабые стороны концепции М. Блока. Ж. Дюби, например, отмечая политические истоки процесса феодализации вообще и сеньориализации в частности, не признает определяющей роли в нем перемещения земельной собственности из рук крестьян в руки сеньоров. Оп видит в этих перемещениях вторичное явление -- следствие установления «личностных связей», которые выдвигает на первый план в этом процессе.

Сторонники «классической вотчинной теории» представляют в современной буржуазной медиевистике исключение. К их числу относится западногерманский ученый А. Бергенгрюэн, который с немалыми основаниями отрицает наличие вотчинного строя у франков до их переселения в Галлию и считает, что до конца VII в. у них преобладала общинная форма землевладения и землепользования. Менее основательны его попытки полностью игнорировать преемственность крупного землевладения в Галлии V--VI вв., где галло-римское на­селение преобладало и после франкских завоеваний. В этой связи вызывает сомнение его вывод о том, что до конца VII в. в Галлии вовсе не было светских вотчин.

При всех различиях в трактовке проблемы генезиса феодализма в современной буржуазной медиевистике для нее характерны некоторые общие тенденции, в которых отчетливо проявляется ее антимарксистская направленность. В ней безусловно преобладают теории «континуитета», отрицающие решающую роль германских вторжений и их социальных последствий в переходе от античности к средневековью и в процессе генезиса феодализма и связывающие происхождение феодальных отношений с постепенным развитием древнегерманских или римских хозяйственных систем и правовых принципов или со столь же постепенным синтезом тех и других. Споры между «германистами» и «романистами» теперь утратили былое значение перед лицом общего стремления доказать, что при переходе от античности к средневековью не было никакого революционного скачка, «цезуры».

Столь же общей является тенденция подчеркивать политические первоосновы и решающую роль государства в процессе феодализации, в том числе в складывании вотчинного строя и крестьянской зависимости. Наконец, почти все школы и направления объединяет навязчивая тенденция к отрыву личных связей «защиты и покровительства», в том числе и крестьянско-сеньориальных, от лежащих в их основе отношений собственности. Большинство современных буржуазных медиевистов видят именно в этих личных связях, а не в утрате свободными общинниками своих прав на землю, главное средство их превращения в зависимых держателей, сидящих на чужой земле.

Проблема генезиса феодализма в Европе всегда привлекала внимание советских медиевистов. В итоге большой исследовательской работы ученых нескольких поколении в борьбе с буржуазной историографией сложилась та общая концепция по этому вопросу, которая изложена в данном учебнике. При выработке этой концепции советские историки опирались на общие методологические принципы, выдвинутые в постановке проблемы генезиса феодализма еще основоположниками марксизма. В частности, советские медиевисты исходили из концепции генезиса феодализма, данной Ф. Энгельсом, развивая и уточняя ее основные положения с помощью нового, неизвестного во времена Ф. Энгельса, конкретного материала.

Большой вклад в создание современной марксистско-ленинской концепции генезиса феодализма внесли советские медиевисты старшего поколения. А. Д. Удальцов (1883--1959) еще в 30-е годы в противовес А. Допшу убедительно доказал господство у древних германцев эпохи Цезаря и Тацита первобытнообщинного строя; в своей монографии «Из аграрной истории каролингской Фландрии» (1935) он подверг критике буржуазную теорию вотчинного происхождения общины на материале истории этой области, доказал, что даже в IX в. свободная община-марка сохраняла там еще большое значение. Н. П. Грацианский (1886--1945) еще в 1919 г., а затем в 20-е годы убедительно критиковал А. Допша за произвольное толкование им важнейших источников раннего средневековья, за его теорию «вотчинного капитализма» и апологию вотчины как социального инсти­тута, благотворного для закрепощаемых ею крестьян. В своей монографии «Бургундская деревня в X--XII столетиях» (1935) Н. П. Грацианский показал особенности генезиса феодализма в Бургундии, хотя преуменьшил без достаточных оснований роль бургундской общины-марки в этом процессе. Позднее, однако, в статьях конца 30--40-х годов он установил факт сохранения общины, хотя и на разной стадии ее разложения, не только у франков, но и у вестготов и бургундов как до, так и непосредственно после их расселения и Галлии.

Большое значение для теоретического решения проблемы генезиса феодализма в Западной Европе имели работы А. И. Неусыхина (1898--1969). В книге «Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-- VIII вв.» (1956) он проследил на обширном материале источников, в частности «варварских правд», процесс превращения свободных общинников в зависимых крестьян у разных германских народов в период раннего средневековья. Выявив общее и особенное в ходе это­го процесса у разных народов, он вместе с тем убедительно показал, что исходным моментом у всех была свободная община. Экономическую основу феодализации общества А. И. Неусыхин справедливо видит в последующем разложении общины, большой семьи, в появлении индивидуальной земельной собственности отдельных общинников. Затем происходила утеря большинством их этой собственности в пользу растущего класса крупных землевладельцев. Следствием именно этих сдвигов в отношениях собственности было превращение значительной части мелких свободных собственников -- членов свободных общин -- в держателей крупных землевладельцев. В другой своей работе «Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII-- XII вв.» (1969) А. И. Неусыхин главным образом на материале картуляриев выяснил особенности процесса феодализации в Германии: его замедленность, длительное сохранение там в период становления вотчины свободной общины-марки, а также подверг убедительной критике теорию «королевской свободы» Т. Майера.

Важное теоретическое значение имеет для рассматриваемой проблемы работа С. Д. Сказкина (1890--1973) «Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века» (1968). В острой полемике с буржуазной медиевистикой С. Д. Сказкин отстоял тезис о господстве общинного строя у германских народов до их столкновения с Римской империей и о живучести общины-марки как последней формы общинной организации во многих странах Западной Европы в период генезиса феодализма и даже при развитом феодализме. Главным фактором феодализации С. Д. Сказкин также считает утрату свободными общинниками их собственности на землю, видя в политике государства, насилиях феодалов и установлении личных связей лишь вспомогательные средства, ускорявшие этот процесс. Заслугой С. Д. Сказкина является также и то, что он четко разграничил два пути генезиса феодализма в Европе: путь синтезный, при котором феодализм складывался в процессе взаимодействия разлагающихся рабовладельческих позднеримских отношений и первобытнообщинных германских, и путь непосредственного перехода от первобытнообщинной формации к феодальной, характерный для тех народов, которые развивались без существенного воздействия позднеримских традиций. Эта концепция послужила отправным моментом углубленного типологического рассмотрения процесса генезиса феодализма в Западной Европе, которое характерно для современного этапа развития советской медиевистики. Ею накоплен ныне обильный фактический материал по истории этого процесса у разных народов и стран Западной Европы, а также в Византии.

С начала 60-х годов советские ученые продолжали попытки выделить разные типы генезиса феодализма в Западной Европе и Византии, опираясь на сравнительно-исторический анализ этого материала, а отчасти и зарубежных исследований по истории отдельных стран и народов. Вопрос этот пока нельзя считать окончательно решенным. Однако уже сейчас несомненно, что процесс феодализации у разных народов и в разных странах имел значительное своеобразие. Поэтому однозначное его истолкование в духе «германистической» или «романистической» теорий ныне невозможно. Большинство советских медиевистов сходятся на том, что в Галлии, Испании, Италии, а также в Византии феодализм развивался синтезным путем. В частности, несомненно, что в процессе формирования вотчинного строя в этих областях наряду с разложением свободной общины и исчезновением свободного крестьянства определенную роль играла эволюция крупного землевладения (светского и церковного), сохранившегося с римских времен, а в формировании зависимого крестьянства -- рабы и другие категории несвободного населения римского происхождения.

Однако вопрос о том, каково было соотношение этих различных тенденций и степень их воздействия на процесс в целом в отдельных странах этой зоны, нельзя еще считать полностью решенным.

Советские ученые сходятся и в том, что у германских народов к востоку от Рейна, в Британии и Скандинавских странах переход к феодализму совершался путем внутреннего разложения первобытнообщинного строя без какого-либо заметного влияния римских социально-политических традиций. Эти два пути развития не оставляют места для чисто «романистической» концепции генезиса феодализма, которая не находит научного подтверждения ни в одной из европейских стран, включая и Византию.

Вместе с тем исследования советских медиевистов убеждают в том, что при всех своеобразиях процесса генезиса феодализма у отдельных народов и в разных странах в основе его повсюду лежат сходные предпосылки и закономерности. В первую очередь, повсеместно главное содержание этого процесса составляет не эволюция права и учреждений, государства, как считают многие буржуазные ученые, а изменения в отношениях собственности и определяемое ими формирование новых общественных классов, прежде всего класса непосредственных производителей феодального общества. Суть этих изменений состоит в том, что в ходе генезиса феодализма строй свободной общины типа марки сменяется повсеместным господством феодальной вотчины. Это относится не только к народам, у которых феодализм складывался бессинтезным путем, но отчасти и к областям синтезного развития, где в результате германских вторжений пусть временно или частично также укрепилась свободная община и вырос слой свободного крестьянства. В каких бы конкретных формах ни совершались эти изменения -- в виде установления личных связей или в форме иммунитетных пожалований,-- основу их составляло перемещение собственности из рук свободных крестьян-общинников в руки складывающегося класса феодалов. Возможность такой трактовки проблемы определяется тем, что в противоположность основной части современных буржуазных историков советские медиевисты отвергают теорию исконности частной собственности и вотчины, а также социального неравенства у германцев и твердо стоят на позициях признания первичности у них (как и у других народов) коллективной общинной собственности на землю.

Отвергая теории как римского, так и германского «континуитета», советские ученые трактуют переход к феодализму в целом и при синтезном и при бессинтезном развитии как глубокую социальную революцию, в ходе которой сложились новые, отличные от всех ранее существовавших феодальные производственные отношения.

Таким образом, общая концепция генезиса феодализма в Западной Европе (и Византии), сложившаяся на протяжении последних 40 лет в советской медиевистике, резко расходится в решении наиболее важных узловых проблем с концепциями, преобладающими в современной буржуазной историографии.

РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ V-XI вв.

Глава 3

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФЕОДАЛЬНОГО СТРОЯ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

§ 1. КРИЗИС РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ И ЗАРОЖДЕНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ ФЕОДАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Римская империя к концу IV в. была обширным государством, в состав которого входили значительная часть Европы (почти вся Западная Европа, области по правобережью Дуная, Балканский полуостров, острова в Средиземном море), Северная Африка и Египет, а также ряд стран и областей Азии (Малая Азия, восточное побережье Черного моря, часть Месопотамии, Сирия, Палестина).

Упадок Римской империи. Кризис рабовладельческого строя

В IV--V вв. Римское государство находилось в состоянии глубокого упадка. Главная отрасль хозяйства -- земледелие -- переживала застой и во многих отношениях деградировала: уровень земледелия понизился, часть прежде обрабатываемой земли пустовала. Количество хозяйств, производивших продукты на рынок, уменьшилось. В то же время росла численность крупных имений, площадь которых использовалась под экстенсивное скотоводство, мало связанное с рынком. Крупные землевладельцы стремились удовлетворить потребности своего хозяйства собственными средствами. Колоны -- мелкие держатели земли в крупных имениях--должны были выплачивать оброки натурой. Государство переходило не только к сбору налогов с населения в натуральной форме, но и натурой же выплачивало жалованье чиновникам и армии. Торговля свертывалась. Ремесло приходило в упадок, не находя достаточного сбыта для своих изделий. Города теряли прежнее значение. Центр тяжести общественной жизни перемещался из города в деревню. Экономические связи между провинциями, которые никогда не были достаточно прочными, все более ослабевали. Хотя торговля и товарно-денежные отношения не исчезли вовсе в Римской империи, но все более заметным становилось сокращение сферы товарно-денежного обращения.

Постепенный экономический упадок, особенно заметный в западных провинциях империи, был обусловлен кризисом рабовладельческого способа производства, начавшимся в Римской империи еще в конце II в. н. э. Кризис был вызван внутренними противоречиями рабовладельческого общества: возможности развития производства, основанного на рабском труде и рабовладельческих отношениях, все более исчерпывались. Рабство стало тормозом дальнейшего развития производительных сил.

Незаинтересованность рабов в результатах своего труда препятствовала сколько-нибудь серьезному техническому прогрессу. Рост крупного землевладения, характерный для всего периода империи, вел к падению производительности и без того малопродуктивного рабского труда, так как надзор за рабами в крупных имениях неизбежно ослабевал. Нарушалось также и воспроизводство рабочей силы. Условием нормального существования рабовладельческой системы хозяйства было непрерывное пополнение внутреннего рынка рабами извне, главным образом путем захвата и превращения в рабов насе­ления покоряемых стран. Но это было возможно лишь до тех пор, пока сохранялось военное превосходство Рима над окружавшими его народами. Так как рост крупного землевладения, основанного на труде рабов, вел к разорению свободных крестьян -- основного контингента римской армии, он подрывал военную мощь Римского государства, вместе с тем иссякал и источник дешевых рабов. В результате хозяйство, основанное на труде рабов, становилось нерентабельным, что потребовало изменения методов эксплуатации непосредственных производителей. Рабов начинают сажать на землю, предоставляют земельные участки и необходимый инвентарь с тем, чтобы они отдавали господину часть урожая или работали на господском поле.

Положение рабов, посаженных на землю было двойственным. С одной стороны, они, как и будущие средневековые крепостные, самостоятельно вели хозяйство, имели в своем индивидуальном пользовании инвентарь, скот, определенное имущество (пекулий). Это создавало у раба некоторую заинтересованность в труде и несколько повышало производительность его хозяйства. С другой стороны, сами рабы и все их имущество принадлежали господину; это делало положение рабов непрочным.

Росло и число рабов, отпускаемых на волю, в чем также нашло выражение разложение рабовладельческой системы хозяйства. В период поздней империи практика освобождения рабов значительно расширилась, и государство стало способствовать их освобождению. Вольноотпущенники обычно становились теперь держателями земель в имениях императора, земельных магнатов, церкви. Отпущенные на волю рабы в большинстве случаев оставались под патронатом («покровительством»), т. е. в некоторой зависимости от своих прежних господ. Отпуск рабов на свободу был также одной из попыток добиться повышения производительности их труда.

Изменения в аграрном строе. Формы держания земли

Особенно большое значение в экономике поздней Римской империи приобрел колонат. Колоны (в первые века империи -- мелкие держатели земель крупных и средних землевладельцев) выплачивали оброки и несли иногда некоторые другие натуральные повинности в пользу собственников земли, но оставались полноправными свободными людьми. В поздней империи численность колонов намного выросла; ими становились разорявшиеся крестьяне, мелкие и средние земельные собственники, а также пленные варвары, которых прежде обращали в рабство, а теперь стали раздавать землевладельцам в качестве колонов. Социальное положение колонов ухудшалось, так как они постепенно попадали в зависимость от крупных землевладельцев. Изменился и их юридический статус. В интересах крупных землевладельцев и государства, стремившегося гарантировать бесперебойное поступление налогов, колоны были прикреплены к земле, которую они обрабатывали. Они были лишены некоторых орав, присущих свободным людям, по закону не могли иметь собственности, так как все их имущество принадлежало господам, и свободно менять местожительство, были лишены права судиться со своим господином по гражданским делам (за исключением исков о неправильном взимании оброков); они не могли также занимать должности на государственной службе, вступать в духовное звание.

Но тем не менее колоны не слились с рабами. Они были более самостоятельны в хозяйственном отношении, чем рабы, могли продавать свой урожай, их оброки не должны были превышать норм, установленных обычаем; они сохранили ряд черт, присущих статусу свободных людей: платили государственные налоги, хотя и через посредство земельных собственников, привлекались к несению военной службы, могли в некоторых случаях жаловаться государственным судьям на своих господ и т. п. Их нельзя было продавать без земли.

В поздней Римской империи колоны представляли собой наиболее близкий к средневековым крепостным крестьянам слой земледельческого населения; они были, по выражению Ф. Энгельса, «предшественниками средневековых крепостных» '. Подобно крепостным средневековья колоны, находясь в поземельной и личной зависимости, самостоятельно вели свое хозяйство. Подвергаясь внеэкономическому принуждению, они отдавали часть прибавочного продукта собственнику земли.

Однако колоны существенно отличались от средневековых крепостных. На их положение оказывали значительное влияние рабовладельческие отношения. Методы их эксплуатации на деле мало отличались от методов, применявшихся в отношении посаженных на землю рабов. Необеспеченность имущественных прав и неопределенность их юридического статуса (в некоторых случаях в правовом отношении они приравнивались к рабам) мешали им приобрести заинтересованность в труде, которая характерна для зависимых крестьян феодального общества. Колоны были вдобавок прикреплены не к отдельным землевладельцам, как крестьяне в средние века, а к государственному тяглу и подвергались жестокой эксплуатации еще и со стороны рабовладельческого государства. На их социальное положение известное влияние оказывало и то обстоятельство, что они жили в обществе, где физический труд рассматривался как занятие, недостойное свободного человека. Колоны не имели общинной организации, характерной для крестьян феодального общества.

Наряду с рабами, вольноотпущенниками и колонами в состав эксплуатируемого земледельческого населения входили также мелкие прекаристы -- свободные держатели земельных участков, получавшие их в пользование на различных условиях от крупных землевладельцев на сроки, устанавливаемые последними. В период поздней империи держания прекаристов становятся долгосрочными, и они постепенно приближаются по своему положению к колонам. Иногда разорявшиеся и нуждавшиеся в покровительстве мелкие собственники дарили свои земли магнатам и получали их обратно в пользование на определенных условиях, становясь прекаристами -- держателями земель в имениях крупных землевладельцев.

Рост крупного землевладения вел к разорению не только мелкихг но зачастую и средних земельных собственников, которые становились держателями земель светских магнатов, императорских доменов (фиска) и церкви. И все же ко времени крушения Римской империи крупное землевладение не могло полностью поглотить среднюю и мелкую земельную собственность в сельском хозяйстве. Она сохранялась в заметных масштабах в Северо-Восточной Галлии, Британии, Придунайских провинциях, Северной Африке. Не исчезла она и в городах. Куриалы -- наследственное сословие средних землевладельцев, ответственных за исправное внесение налогов и выполнение повинностей в городских общинах, -- играли еще важную роль в экономике империи.

Но господствующее положение в западных провинциях империи в целом принадлежало крупному, преимущественно сенаторскому, землевладению; структура его изменилась в III--V вв. Место латифундий сенаторов и императорского фиска, основанных на применении труда рабов, заняли виллы, разбитые на мелкие участки -- парцеллы. Этими парцеллами наделялись рабы, вольноотпущенники, колоны, прекаристы. Таким образом, крупное землевладение сочеталось с мелким хозяйством. Сохранялись в империи и виллы старого типа, в которых производство основано было, как и прежде, на труде рабов, но они все больше уступали место крупным имениям нового типа, что знаменовало собой появление зачатков форм хозяйства и экономических отношений, ставших господствующими впоследствии в феодальном обществе.

Для аграрного строя поздней Римской империи характерно также распространение такой формы земельного владения, как эмфитевзис. Съемщики земли (обычно крупных имений) по эмфитевтичеивому праву обязаны были вносить ежегодно фиксированные платежи собственникам земли и хорошо вести хозяйство. Эмфитевты могли сдавать эти земли в аренду, передавать по наследству и даже продавать. За собственником земли оставалось лишь преимущественное право покупки этих владений или право получения определенного процента с продажной цены. Земля возвращалась к собственнику лишь в случае неуплаты эмфитевтом соответствующих платежей в течение трех лет, смерти эмфитевта, не имевшего наследников, или по истечении срока владения (если он был заранее установлен). Эмфитевзис и некоторые другие сходные формы владения землей были в известной мере предшественниками условной земельной собственности, характерной для феодального общества.

Кризис рабовладельческого строя сказался на политических и юридических учреждениях и идеологии римского общества. Классовые противоречия внутри страны, рост сепаратистских тенденций в провинциях, усиление натиска внешних противников, сокращение материальных ресурсов рабовладения вынуждали Римское государство приспособиться к новым условиям. В связи с этим управление государством все больше сосредоточивалось в руках императора и назначаемых им чиновников. Власть императора стала неограниченной. Значение сената окончательно упало. Выросший военно-бюрократический аппарат обладал всей полнотой власти в центре и на местах. Прежняя автономия городов исчезла. Значительно увеличилась численность армии, ядром которой теперь были уже не римские крестьяне, а варвары-наемники.

Одной из главных задач государственного аппарата стало извлечение из населения в виде налогов и различных повинностей как можно большего прибавочного продукта, необходимого для содержания громоздкого бюрократического аппарата, армии и обогащения правящего слоя государства -- сенаторской знати. Для обеспечения регулярного поступления налогов государство прикрепило куриалов в городах к куриям, запретило им отчуждать свои земли и связало их круговой порукой за исправный взнос налогов. Городские ремесленники также были прикреплены к своим занятиям, им запрещено было выходить из своих коллегий (объединений ремесленников по профессиям). Они должны были нести натуральные повинности в пользу государства.

Все эти мероприятия не могли, однако, помешать постепенному разложению рабовладельческого государства и зарождению элементов феодального политического устройства. В условиях кризиса рабовладельческого строя Римская империя не смогла сохранить свою силу ж единство. Процесс постепенного экономического, политического и культурного обособления римских провинций привел в 395 г. к разделению империи на две части -- Западную и Восточную. В составе Западной Римской империи остались Италия, Галлия, Британия, Испания, придунайские провинции (Иллирия, Паннония), а также Северная Африка. Балканский полуостров, Малая Азия, Египет и другие восточные провинции вошли в состав Восточной Римской империи, получившей впоследствии название Византии. Западная и восточная части империи стали фактически самостоятельными государствами.

Изменения в политическом строе Западной Римской империи выражались в росте частной власти светских магнатов и церкви, в распространении отношений частного покровительства (патроциниев), в росте сепаратистских тенденций в провинциях. Правительство в известной мере само содействовало росту частной власти магнатов, возлагая на крупных землевладельцев обязанность собирать налоги с колонов, представлять их в качестве рекрутов в армию. Отдельные магнаты содержали у себя собственные военные отряды, состоявшие из наемников, окружали свои владения стенами и башнями.

Власть в провинциях, находившаяся прежде в руках чиновников центрального правительства, постепенно переходила к местной знати. Высшие военные начальники приобретали самостоятельность по отношению к правительству. Опираясь на отряды так называемых букцелляриев, состоявшие обычно из варваров, они служили не государству, а своим полководцам; приносили им присягу и сражались возле них в бою как дружинники. Все эти явления знаменовали собой появление зародышей политического устройства, характерного для феодального общества. Правда, политическая власть магнатов нахо­дилась в зачаточном состоянии. На местах еще сохраняли свое значение органы центрального правительства и муниципальные органы власти в городах. Частные войска магнатов, как и укрепленные виллы, не стали еще повсеместным явлением. Патроцинии магнатов над деревнями, частные войска и тюрьмы не признавались законом. Сепаратистским тенденциям одной части провинциальной знати противостояло стремление другой ее части и церкви опереться на централь­ное правительство в борьбе против варваров и восстававших народных масс. Аппарат централизованного государства продолжал существовать вплоть до крушения Западной Римской империи, хотя и становился все менее действенным.

Роль христианской церкви в Поздней империи. Монастыри.

С кризисом рабовладельческого общества связана также эволюция христианской церкви в Римской империи. Христианство возникло как религия эксплуатируемых и угнетенных масс, но никогда не выступало против существующих социальных порядков. Оно проповедовало покорность и смирение в земном мире. К IV в. христианство претерпело существенные изменения, превращаясь в религию господствующего класса. Руководящая роль в христианских общинах перешла постепенно к епископам, принадлежавшим большей частью к состоятельным людям. Клир (духовенство) приобрел иерархическую организацию и обособился от мирян. В проповедях, с которыми христианское духовенство обращалось к массам, на первый план выступали призывы к смирению перед власть имущими, идея божественного происхождения государственной власти.

Римские власти, убедившись, что христианская церковь с ее сильной единой организацией, представляет собой более мощный фактор идеологического воздействия, чем разрозненные языческие культы, стали поддерживать христианство. Уже в начале IV в. христианство как религия было признано равноправным с языческими культами (Миланский эдикт 313 г.). В 325 г. на первом вселенском церковном соборе (съезд представителей высшего духовенства) в Никее (Малая Азия) и в 381 г. на втором (Константинопольском) вселенском соборе был в главных чертах выработан «символ веры» -- краткое изложение основных догматов христианской церкви. В этот «символ веры» вошел догмат о «троичности Бога», который по церковному учению един и вместе с тем состоит из трех лиц: «Бога-отца», «Бога-сына», «Бога-святого духа», догмат о воскресении Христа и пр. Церковь фактически признала императора своим главой.

Вскоре христианство стало господствующей религией в империи. Церковь превратилась также в крупную материальную силу. Дарения со стороны частных лиц и императоров способствовали росту ее имущества, особенно земельных владений, обрабатывавшихся рабами, колонами, прекаристами. Епископы стали играть важную роль в управлении городами, приобрели право суда над клириками, а в некоторых случаях и над мирянами.

Римский епископ стал добиваться признания за ним первенства среди всего высшего духовенства христианской церкви. В конце IV -- начале V в. он присвоил себе исключительное право именоваться «папой» (от греческого pappas -- «отец», т. е. глава церкви) и постепенно приобрел власть над всеми другими епископами Запада. Христианская церковь стала именоваться католической (что значит-- вселенская, всемирная), а ее глава -- папа -- объявил себя преемником апостола Петра, а впоследствии «наместником Христа» на земле.

Важное значение в христианской церкви приобрели монастыри. Монашество возникло первоначально как форма отшельничества, ухода из общества людей, желавших избавиться от социального гнета, от «мирских» тягот. Первые монастыри возникли на Востоке еще в IV в. В V--VI вв. монашество распространилось и на Западе. Вначале монашеские поселения носили демократический характер. Монахи занимались физическим трудом, вели аскетический образ жизни и пользовались немалым влиянием в народе. Но постепенно монастыри начали расширять свои земельные владения и превращаться в круп­ных землевладельцев, использующих для обработки своих земель труд рабов и колонов. Будучи подчинены надзору епископов, монастыри оказались составной частью официальной христианской церкви и способствовали усилению ее влияния на массы. Но прочному церковному единству препятствовали острые социальные противоречия.

Борьба эксплуатируемых масс против господствующего класса и государства находила свое выражение в религиозных ересях. Еретиками именовались все те, кто не признавал установленных церковных догм, выработанных соборами или синодами (собраниями) епископов и других сановников церкви. В начале IV в. в Александрии, а затем и в других городах империи распространилось еретическое религиозное учение, получившее название арианства (по имени своего основателя -- александрийского священника Ария). Арий выступил против официального догмата о троичности бога, доказывая, что «бог-сын», т. е. легендарный основатель христианской церкви Иисус Христос, в котором якобы соединились воедино божественная и человеческая природа, не равен «богу-отцу», так как оп сотворен «богом-отцом» и поэтому ниже его. В период своего возникновения арианство получило поддержку со стороны плебейских элементов некоторых городов, особенно в Александрии.

Арианство было осуждено Никейским собором как ересь. Официально признанное церковное учение было объявлено единственно правильным -- ортодоксальным («православным»). Позднее арианство на время стало господствующей религией в Восточной Римской империи и получило распространение среди варваров. Но в 381 г. православие победило арианство в империи окончательно.

В V в. в восточных провинциях получило распространение «монофизитство» (по-гречески «монос» -- один, «физис» -- природа) - учение о «единой природе» бога, признававшее в Христе только божественное начало, в отличие от православного направления, считавшего, что Христу присуще постоянное единство божественной и человеческой природы. Монофизиты, которых особенно активно поддерживало египетское монашество, тесно связанные с низшими слоями населения, одержали победу на Эфесском соборе в 449 г. Но в 451 г. они были осуждены как еретики на Халкидонском соборе. Монофизиты сохранили, однако, влияние в Египте, Сирии, Армении.

Характер классовой борьбы и её значение для судеб империи

В Римской Африке в IV--V вв. борьбу против господствующей церкви вели дондтисты (сторонники епископа Доната), настаивавшие на «чистоте церкви» и отстаивавшие необходимость «второго крещения», считая недействительным первое, совершенное в «неочищенной» церкви. В этом движении участвовали разнородные социальные элементы -- от крупных землевладельцев, среди которых были распространены сепаратистские настроения, до эксплуатируемых масс -- рабов, колонов, для которых оппозиция господствующей церкви являлась выражением их враждебности рабовладельческому государству. Наиболее решительные требования в этом движении выдвигала секта агонистиков (что значит по-гречески «борющиеся»), выступавшая против социального гнета. Правительство установило строгие наказания за участие в донатистской ереси.

Кризис и разложение рабовладельческой системы хозяйства в Риме находили свое выражение в социальных противоречиях и классовых конфликтах, которые проявлялись в различных формах. Большую роль играли такие формы сопротивления, как бегство рабов и колонов от своих господ, а городских ремесленников, прикрепленных к коллегиям, -- из своих городов, уклонение от несения военной службы, от уплаты налогов. Во время вторжений варваров на территорию империи часть эксплуатируемых масс (особенно рабы, родственные по происхождению вторгавшимся варварским племенам) переходила иногда на сторону завоевателей. Происходили и вооруженные восстания, где главную роль в IV-- V вв. играли уже не рабы, как это было во II--I вв. до н. э., а крестьяне римских провинций, к которым присоединялись колоны и рабы. В IV и особенно в начале V в. в Римской Африке развернулось народное движение, возглавленное сектой агонистиков. В этом дви­жении принимали участие крестьяне, колоны, рабы. Они восставали против социального гнета под лозунгом борьбы с господствующей церковью. Восставшие сжигали имения крупных землевладельцев, нападали на духовенство ортодоксальной церкви, освобождали рабов, отнимали у кредиторов долговые расписки, не давали сборщикам налогов выполнять их функции. Эти выступления были, однако, неорганизованы, разрознены и не слились в единое крупное восстание. Движение агонистиков или циркумцеллионов (что на латинском языке означает «бродящие вокруг хижин», как их называли римские рабовладельцы) было жестоко подавлено местными властями.

Более широкий размах имели восстания багаудов в Галлии в начале и в 30--40-е годы V в. Участниками этого движения были главным образом крестьяне Арморика -- северо-западной части Галлии. Слово «багауды» происходило, по-видимому, от кельтского слова «бага» -- борьба. В отдельных районах Галлии восставшим удавалось добиться успеха и образовать независимые общины, не признававшие власть Рима. В 40--50-х годах V в. движение багаудов распространилось и на Испанию, охватив ее северные области. Восстания вспыхивали и в Италии, и в самом Риме. Здесь это были главным образом выступления городского плебса, который протестовал против дороговизны, требовал увеличения раздач продовольствия населению.

Повседневная классовая борьба и восстания угнетенных народных масс, происходившие в поздней Римской империи, ослабляли мощь государства и углубляли кризис рабовладельческого строя, хотя и не заканчивались победой. Эксплуатируемые массы Римской империи не в состоянии были путем победоносного восстания уничтожить рабовладельческий строй. Как отметил Ф. Энгельс, «уничтожения рабства победоносным восстанием древний мир не знает...».

Рабы, связанные с отживающей системой хозяйства, не обладавшие никакой определенной программой общественного переустройства, не могли добиться победы. Для колонов и других мелких держателей, сидевших на чужих земельных участках, а также для разорявшихся свободных крестьян идеалом было состояние свободных мелких земельных собственников. Но развитие производительных сил в условиях того времени не могло привести к осуществлению этого идеала; возможно было лишь установление новой смягченной формы эксплуатации этих мелких производителей. Для борьбы колонов и крестьян характерны были стихийность, неорганизованность, разрозненность выступлений, которые мешали им достигнуть цели. Несмотря на сближение положения отдельных слоев непосредственных производителей (например, рабов, посаженных на землю, и колонов), между ними еще стояли сословные перегородки и имущественные различия, препятствовавшие их сплочению в борьбе с господствующим классом. Городской плебс, основой существования которого были бесплатные раздачи продовольствия из государственных запасов, жил в значительной мере за счет прибавочного продукта рабов и колонов; колоны и мелкие крестьяне в ряде случаев еще противостояли как свободные люди рабам и сами нередко эксплуатировали труд одного-двух рабов. «Для всех этих элементов, -- писал Ф. Энгельс, -- абсолютно не существовало какого-либо общего пути к освобождению».

Тем не менее враждебное отношение эксплуатируемого населения к рабовладельческому государству сыграло важнейшую роль в его исторической судьбе. Ослабленная классовой борьбой колонов, рабов, закабаляемых крестьянских масс и сепаратистскими тенденциями в провинциях, Западная Римская империя не в состоянии была долгое время противостоять натиску внешних противников.

Выходом из кризиса рабовладельческого строя, охватившего все сферы общественной жизни Римского государства, мог быть только переход к новому общественному строю.

Варварские племена, граничившие с Римской империей

Особенно большую опасность для Римского государства представляли варварские племена, граничившие с ним на периферии. Варварами римляне называли племена и народы, чуждые римской культуре. В марксистской исторической литературе варварами именуются племена, переживающие определенную ступень развития родового строя (начинающуюся с появления скотоводства и земледелия и заканчивающуюся разложением родового строя и началом формирования классового общества).

К наиболее крупным этническим группам из соприкасавшихся с Римом варваров относятся кельты, германцы, славяне. Основными областями поселения кельтов были Северная Италия, Галлия, Испания, Британия и Ирландия. После завоевания Римом Северной Италии, Галлии и Испании кельтское население этих областей вошло в состав Римского государства и слилось с римскими поселенцами в одну народность -- галло-римскую или соответственно испано-римскую. В Британии, также завоеванной римлянами, воздействие римских отношений сказалось слабее; у кельтов еще господствовал родовой строй на стадии его разложения. Первобытнообщинный строй, в меньшей степени подвергшийся разложению, сохранялся и у кельтов Ирландии, которая не была завоевана Римом.

Германцы в середине I в. до н

Германские племена к началу нашей эры населяли территорию, отграниченную Рейном па западе и Вислой на востоке, Альпами и Дунаем на юге, Северным и Балтийским морями на севере. Они жили также в южной части Скандинавского полуострова. В бассейне Вислы и далее к востоку, а также в ряде других областей рядом с германцами жили славянские племена, в верховьях Рейна и Дуная -- кельты, родственные населению Галлии и Британии. В I в. до н. э. некоторые германские племена перешли Рейн и пытались осесть в Галлии, но были отброшены Юлием Цезарем обратно за Рейн. В конце I в. до н. э. территория от Рейна до Эльбы была завоевана Римом и стала римской провинцией. Но не надолго. После ряда столкновений с германцами римляне перешли к обороне. Рейн стал границей между Римом и территорией германских племен. Для укрепления этой границы римляне соорудили оборонительную линию, так называемый римский вал (Limes Romanus), протянувшийся от Среднего Рейна до Верхнего Дуная.