Вовлечение Финляндии во Вторую мировую войну

Разумеется, что такое значительное перемещение войск уже не могли не фиксировать за рубежом. Первыми информацию о начавшейся переброске получили шведы. Они еще до ее проведения сумели расшифровать немецкую радиограмму, в которой сообщалось о планируемой операции. Поэтому шведская разведка заблаговременно приступила к отслеживанию процесса происходивших перевозок. Одновременно за развитием событий на Севере Европы с пристальным вниманием наблюдали и англичане. «У английской разведывательной службы не было ни малейшего затруднения следить за сосредоточением немцев», - отметил финский исследователь Ю. Невакиви. Ознакомившись с соответствующими фондами архивов Великобритании, он пришел к заключению, что «в Лондон поступали детальные сведения обо всех прибывающих в Финляндию войсках, с момента первого удара колокола 07.06. в 12 часов, когда дивизия СС „Норд“ начала перемещать первые подразделения в сторону Финляндии». По данным английской разведки, только тогда через границу с Норвегией прошло порядка 12 тысяч немецких солдат.

Более того, информацией о происходящих событиях стали интенсивно обмениваться дипломаты ряда стран. Так, уже 11 июня произошла встреча английского представителя с посланником Швеции в Хельсинки. Сведения, которые они сообщили друг другу по поводу переброски немецких войск, оказались аналогичными. Об этом из шведских источников узнал также и американский посланник в финской столице А. Шоенфельд.

Однако прежде всего важно, что точно знало о всем происходившем в то время в Финляндии советское руководство. Из информации, которая была представлена в начале мая 1941 года Сталину и некоторым другим руководителям СССР на основе данных из разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, становится ясно, что именно такое развитие событий и предполагалось в перспективе советским командованием. В указанной информации говорилось, что «вероятно дальнейшее усиление немецких войск на территории Норвегии, северо-норвежская группировка которых в перспективе может быть использована против СССР через Финляндию и морем».

Советская разведка располагала также информацией о настораживавших фактах взаимодействия Генштабов германской и финской армий. В донесении, поступившем 11 июня в наркомат НКВД, сообщалось: «В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен… Переговоры о совместных действиях между германским, финским и румынским Генштабами ведутся в ускоренном порядке. В ежедневных разведывательных полетах над советской территорией принимают участие также и финские летчики».

Действительно, авиационная разведка с финской стороны территории СССР наиболее активизировалась в конце мая - начале июня. Нарушения воздушного пространства Советского Союза осуществлялись главным образом в районах Карельского перешейка и Заполярья. В это время был решен уже вопрос о предоставлении в распоряжение немецкой авиации аэродромов в районах Хельсинки, Кеми и Южной Финляндии. При передаче районов авиабазирования германских ВВС с финской стороны выражалась просьба, чтобы «немцы уничтожали те советские аэродромы, которые могли угрожать территории Финляндии».

По поводу переброски в Финляндию немецких войск Сталину неоднократно и достаточно подробно направлялась обстоятельная разведывательная информация о происходивших тогда на севере Европы процессах. В ней верно указывалось, что с 5 по 15 июня в порты Финляндии «выгрузилось не менее двух моторизованных дивизий». Также сообщалось, что «немцы перебрасывают из Северной Норвегии в Финляндию дивизию, которая прибывает в Рованиеми». Таким образом сведения поступали в Москву весьма четкие. К тому же по дипломатической линии советское руководство получало определенную информацию и из Великобритании. По личному распоряжению министра иностранных дел А. Идена, советскому послу в Лондоне сообщили: «11 июня… в Финляндию переброшены 2 германских дивизии и что третья идет морем из Осло. В Або и других финских гаванях по Ботническому заливу в июне отмечается большое количество немецких судов с войсками и снаряжением».

9 июня 1941 года Рюти выступил в правительстве. Его выступление носило в целом характер дозированной передачи части информации, которая и так была очевидна. Он сказал о начале новой переброски в Финляндию немецких войск и о необходимости проведения частичной мобилизации в финскую армию. Эту информацию он подкрепил своего рода уведомлением, что, возможно, уже приближается война между Германией и Советским Союзом. Сенсацией в данном случае являлось лишь названное время, когда это произойдет: «будет, вероятно, до Иванова дня».

До советского руководства произошедшее в финских правительственных кругах дошло достаточно быстро. Оно стало известно через министра финансов М. Пеккала, который заметил, что Финляндия приготовилась к нападению вместе с Германией на СССР, а «вопрос будет ли война между Германией и СССР или нет, разрешится

24 июня». Это на следующий день было сказано им советским представителям, работавшим в Хельсинки. Вообще же в течение 5, 9, 11 и 13 июня на имя Сталина и Молотова поступала информация, в которой подробно, чуть ли не стенографически, сообщалось об обсуждениях финским правительством вопросов, касавшихся возможности вступления страны в войну против СССР на стороне Германии.

В советском представительстве в Хельсинки пытались каким-то образом продолжать оказывать влияние на финское руководство. Так Е.Т. Синицын срочно прибыл в министерство иностранных дел и категорически поставил вопрос: «В чем заключалась причина мобилизации финнов?» Последовавший ответ, однако, не давал убедительных объяснений. Советскому представителю лишь сообщили, что «Финляндия призывает на службу некоторую часть своих солдат, поскольку на территории страны много иностранных войск». Показательно, что ответ финского руководства сразу же стал достоянием германского посланника В. Блюхера.

Между тем, согласно воспоминаниям Е.Т. Синицына, он 11 июня получил сведения, заключавшиеся в том, что в этот день «утром в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против Советского Союза». Эта информация поступила по каналу агентурных связей. Нет никаких данных о том, были ли в этот день вообще переговоры между финским и германским руководством. Однако новость, которая сообщалась Синицыну, оказалась подкрепленной другим сенсационным сообщением: война «начнется 22 июня, т.е. через 12 дней…», а «финны вступят в нее на четыре дня позже». Как отмечает советский дипломат, он уже через час после этого сообщения направил полученную информацию в Москву на имя Берии, а затем, как это он выяснил позже, 17 июня это сообщение легло уже на стол Сталина.

Трудно сказать, какими достоверными источниками пользовался Синицын, получая эти данные. В своих мемуарах он их не раскрыл, а лишь указал, что человек, который передал эту информацию, имел агентурную кличку «Монах» и был «видным политическим и общественным деятелем» Финляндии. Однако тогда не все, даже высшие финские военные руководители, знали о точной дате начала войны. В день, когда Синицын передавал полученные данные в Москву, 11 июня, начальник Генерального штаба Хейнрикс только еще сообщил германскому командованию, что финские войска «в соответствии с планом будут готовы к наступлению 28 июня, но… хотели бы знать за пять дней до нападения его точную дату». Тем не менее то, что процесс неуклонно приближался к началу войны, в этом отношении никаких сомнений уже не было. По крайней мере тогда из советского представительства в Хельсинки шла непрерывная информация, указывавшая на «факты скрытой подготовки Финляндии к войне».

К тому же III финский армейский корпус, дислоцировавшийся в Северной Финляндии, уже перешел в оперативное подчинение немецкой армии «Норвегия», а ее командующий Н. Фалькенхорст и все руководство со штабом уже 10 июня прибыли в Рованиеми. «Как бы то ни было, - отмечает финский историк X. Сеппяля, - в Генштабе Финляндии 10 июня знали, что Сийласвуо (командир III армейского корпуса. - В.Б.) получил задачу наступать, т.е. Финляндия присоединилась к агрессии за 12 дней до нападения Германии на СССР».

Тем временем, 12 июня из немецких портов в финские территориальные воды под торговыми флагами рейха взял курс отряд боевых кораблей, в который входили лучшие торпедные катера Германии. Эти суда должны были вместе с финскими кораблями с началом войны постараться перекрыть выход советского Балтийского флота из Кронштадта. Присутствие до 40 немецких кораблей в гаванях на юге Финляндии, несмотря на их маскировку, сразу же было замечено.

Тогда же министр иностранных дел Р. Виттинг обратился к посланнику Великобритании в Хельсинки с требованием отозвать всех английских наблюдателей из Северной Финляндии, обвинив их в шпионаже. Обеспокоенный английский дипломат вскоре все же получил соответствующие разъяснения от Рюти и маршала Маннергейма. По их словам, там происходило «сосредоточение немецких войск, которые были нацелены для боевых действий против Мурманского района». Англичане, естественно, являлись уже лишними тому свидетелями и должны были удалиться из Лапландии.

Завершающим событием этого отрезка времени было заявление, которое доверительно сделал начальник Генерального штаба Хейнрикс 13 июня шведскому военному атташе. Не раскрывая всего, он сообщил, что уже следующая неделя будет «богатой на события».

Действительно, теперь, когда оставались считанные дни до начала агрессии, руководству Финляндии требовалось принять ряд весьма ответственных решений. Как по этому поводу тогда заявил депутатам парламента министр иностранных дел Р. Виттинг, «если между Германией и Россией вспыхнет война, то не будет времени задумываться над ходом событий». Теперь, уведомил он, за остающийся крайне небольшой срок следовало приложить максимум усилий к тому, чтобы к началу войны подойти оптимально подготовленными и полностью скоординировать планы с немецким военным руководством.

13 июня в Финляндию в штатской одежде прибывает представитель германского верховного командования генерал Вальдемар Эрфурт. В его функции как раз и входила координация действий между немецкими и финскими войсками. Через день он уже проводит важное совещание с Хейнриксом. На нем рассматривался вопрос о начале всеобщей мобилизации в Финляндии. Несмотря на то что к этому времени в стране уже прошла повторная частичная мобилизация, в результате которой было призвано в войска еще 30 тысяч человек, требовалось довести до предусмотренной расчетами численность финской армии перед началом наступления. Более того, выполняя пожелание финского военного руководства, Эрфурт 16 июня направил в Германию секретную телеграмму: «Хейнрикс по поручению Маннергейма просит, чтобы по внутриполитическим соображениям главная операция финнов могла начаться, если это возможно, только через два-три дня после начала» немецкого наступления на севере. Ответ был лаконичным: «Начало главной операции финнов зависит от развития событий на германском фронте».

Таким образом, финское командование продолжало пытаться скрыть свое участие в наступлении по германскому плану. Тем не менее 17 июня приказ о всеобщей мобилизации был уже подписан. «При этом, - как отметил профессор М. Ёкипии, - отмобилизованную финскую армию совершенно не собирались держать на месте и использовать только для обороны границ. Ей предстояло в соответствии с планом «Барбаросса», принять участие в наступательных действиях. Жребий был брошен». К тому же одновременно закончились и последние согласования оперативных планов наступательных операций. С 15 по 19 июня в Генштабе финской армии были внесены окончательные уточнения в наступательные операции в северном Приладожье и на Карельском перешейке. Так финские войска вплотную подошли уже к последнему рубежу, на котором должно было быть отдано распоряжение о начале войны. Развернулась эвакуация населения из приграничных с СССР районов.

18 июня немецкие войска стали выдвигаться на севере непосредственно к самой границе с Советским Союзом и занимать позиции для наступления. За день до этого финскому военному командованию уже четко сообщили, что начало войны - 22 июня. Теперь в Генеральном штабе финской армии состоялось совещание начальников оперативных отделений штабов корпусов, где их проинформировали о намечаемом развитии событий. 19 июня Талвела записал в своем дневнике: «Предварительный приказ о наступлении получен».

В соответствии с планом «Барбаросса» финская армия выдвигалась главным образом на Карельский перешеек и севернее Ладожского озера для действий на ленинградском направлении. Нанесение основного удара возлагалось на образованную до этого Карельскую армию, командующим которой стал генерал Хейнрикс. На острие ее должен был действовать, наступая к реке Свирь навстречу немецким войскам группы армий «Север», VI корпус под командованием генерала Талвела - бывшего эмиссара маршала на переговорах в Германии в 1940 году.

За день до нападения Германии на Советский Союз, 21 июня, Вооруженные силы Финляндии были приведены в состояние полной боевой готовности. Тогда же утром генерал Эрфурт уже официально сообщил высшему военному руководству Финляндии, что война начнется 22 июня. Наступил «исторический момент», - прокомментировал данное известие Хейнрикс и добавил при этом: «Если только все будет хорошо идти».

Так, в Финляндии уже были готовы к переходу отмобилизованной армии в наступление. Теперь оставалось лишь заблаговременно составленный для этого приказ Маннергейма, находившийся тогда в типографии Генштаба, начать тиражировать и затем официально объявить в войсках.

К тому же тогда финляндские подводные лодки и германские минные заградители, располагавшиеся в шхерах, направились в территориальные воды Советского Союза для постановки мин. Они получили на это санкцию лично президента Финляндии. Одновременно началась заброска агентуры и отдельных диверсионных групп в приграничные районы СССР. В частности, две партии диверсантов проникли на Карельском перешейке в район Кексгольма (Приозерска) и начали действовать также на участке Уусикиркко-Кивеннапа (Поляны-Первомайское).

В эти последние дни перед войной советская радиоразведка перехватила ряд шифровок зарубежных посланников в Хельсинки. В одной телеграмме, адресованной 18 июня японскому послу в Москве, а в другой, отправленной 19 июня итальянским посланником в Рим, говорилось о последних военных приготовлениях, происходящих в это время в Финляндии. Так, в частности, отмечалось: «Всеобщая мобилизация, объявленная неофициально, сейчас завершена. Страна находится на военном положении. Продолжается прибытие германских вооруженных сил, включая авиационные части. Считается, что Германия немедленно примет решение в отношении СССР». Более того, советской разведке стало известно из сообщения японского посланника своему руководству о том, что в его дипломатическом представительстве в финской столице начали сжигать секретную документацию. Все это говорило только об одном - неотвратимо приближается война с СССР.

Основываясь на воспоминаниях командующего войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенанта М.М. Попова и начальника штаба округа генерал-майора Д.Н. Никишева, можно заключить, что они, располагая поступавшей разведывательной информацией, имели довольно ясное представление о приближавшейся военной опасности с территории Финляндии. Как пишет Д.Н. Никишев, им уже заблаговременно было сообщено, что «срок перехода в наступление именно 22 июня 1941 года». Не случайно после этого стали срочно приниматься необходимые меры. По словам Никишева, командующий войсками округа дал указание «уточнить все наши планы с таким расчетом, чтобы быть готовыми к отражению возможной агрессии».

19 июня почти весь состав военного совета округа выехал специальным поездом в Заполярье для изучения на месте складывавшейся обстановки, поскольку именно там, у границы с СССР, сосредотачивавшиеся немецкие войска могли представлять наибольшую опасность. Впоследствии М.М. Попов писал об этом: «В ходе полевой поездки практически на местности изучались возможные варианты вторжения противника на нашу территорию и отрабатывались мероприятия по нашему противодействию. Пребывание на границе лишний раз убедило меня в том, насколько откровенно немцы и финны подводят свои войска к нашим рубежам и готовят плацдарм для наступления».

Таким образом, у командующего войсками округа почти не было сомнений, что война уже на пороге. «…Мы и лично наблюдали, - вспоминал он, - поднимаясь на некоторые вышки пограничников, отчетливо видимые группы немецких офицеров, группы солдат, продвигавшихся в различных направлениях, машины, носившиеся по дорогам, и много дымов - очевидно, от полевых кухонь, так как в жаркий июньский день вряд ли кто-нибудь разводил костры».

Не просто М.М. Попову было принять решение о скрытом выдвижении к границе войск 14-й армии. Ему был хорошо известен строжайший запрет, поступивший из Москвы, в котором указывалось о недопустимости подобного рода действий. Но надо было брать ответственность на себя. По указанию командующего к государственному рубежу направляются части 122-й дивизии. Одновременно началась переброска на Кандалакшское направление из района Пскова 1-й танковой дивизии.

В неменьшей степени имела большое значение решительность руководства Военно-Морского Флота. По приказу наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова 21 июня в 23:40 Балтийский и Северный флоты были приведены в боевую готовность № 1.

Рано утром 22 июня 1941 года Германия обрушила всю свою военную мощь на СССР. Началась широкомасштабная агрессия в соответствии с планом «Барбаросса». В этот момент, в половине пятого утра, финляндский посланник Т. Кивимяки срочно был вызван к И. Риббентропу. Он буквально летел на встречу с немецким министром иностранных дел, «перепрыгивая через ступеньки и не скрывая радости на своем лице». Аудиенция длилась всего около восьми минут. В ходе нее Риббентроп торжественно сообщил, что началась война, и добавил, что в ней «Финляндия получит вознаграждение». Какое оно будет, в будущем в рейхе особо не скрывали. Немецкое руководство было упоенно верой в быстрый успех и «для великой Финляндии желало счастья». В Берлине даже шутливо предлагали финнам тогда перенести столицу в Петербург.

Вероятно, в тот момент это казалось возможным. Уже спустя день после германского нападения из Берлина в Хельсинки докладывали о катастрофической ситуации, складывавшейся для Советского Союза: «Боевые действия развиваются неожиданно хорошо. 2632 самолета уничтожено к минувшему утру, из них 700 сбито или сожжено на аэродромах… Танковые войска в Минске, взяты Вильно и Ковно». Все говорило о том, что расчеты, изложенные в плане «Барбаросса», успешно реализуются.

Однако финская армия пока еще не начала тогда боевых действий. Строго следуя выработанному замыслу, отмобилизованные и сконцентрированные в восточных районах страны войска Финляндии не пересекли границы с СССР. Также не приступила к военным действиям и германская армия на мурманском направлении. Это являлось вполне естественным, поскольку планировалось, что финские войска могли перейти в решительное наступление только после выхода немецкой группы армий «Север» на дальние подступы к Ленинграду. Тогда единым ударом как с юга, так и с севера предполагалось поставить советские войска в критическое положение.

Между тем первоначальные «пассивные действия» протекали в сочетании с тем, что финский флот уже в ночь перед началом войны приступил к минированию советских территориальных вод. Более того, немецкая авиация стала также использовать аэродромы Финляндии для нанесения ударов по жизненно важным районам северо-запада СССР. Это само по себе свидетельствовало о том, что Финляндия включилась в германскую агрессию. Вместе с тем и Гитлер 22 июня подтвердил, что в едином строю с немецкими войсками на Севере находятся «финские братья по оружию».

Официально же финское руководство не делало заявления о начале военных действий против СССР и, более того, всячески уходило от ответов на вопросы, которые задавались ему о позиции Финляндии в начавшейся войне. Это положение, естественно, долго продолжаться не могло. К тому же удары авиации, наносимые по советской территории с использованием аэродромов Финляндии, могли вызвать ответные действия с советской стороны. Такое развитие событий облегчило бы, несомненно, финскому правительству решение об официальном объявлении войны СССР, поскольку в этом случае Москву можно было обвинить в «новой агрессии» против Финляндии.

Так, собственно, и случилось. 25 июня советская авиация по решению советского военного командования, которое вынуждено было действовать, осуществляя «активную оборону против Финляндии», нанесла ответные удары по местам дислокации самолетов противника на финской территории. Именно оттуда в течение нескольких дней совершались налеты немецких бомбардировщиков на тыловые районы северо-запада СССР, и это требовалось пресечь.

Произошедшее послужило, однако, предлогом для официального объявления Финляндией войны Советскому Союзу, к которой ее руководство тщательно готовилось и вступило в нее в соответствии с заранее разработанным совместно с Германией планом. К тому же в этот день, 25 июня, немецкий посланник В. Блюхер в разговоре с Р. Виттингом как раз и побуждал безотлагательно сделать такой шаг, поскольку случившееся являлось, по его словам, «де-факто сложившемуся сострянию войны». На следующий же день президент Рюти в выступлении по радио официально объявил, что Финляндия находится в состоянии войны с СССР.