Споры двух империй из-за Венеции

В кратких чертах вот та обстановка, в которой вырос Феодор Студит. Родившись в Константинополе ок. 759 г. в служилом классе византийского дворянства, он вынес из детства православные религиозные представления и получил достаточное первоначальное образование в доме отца своего, квестора Фотина. Возвышенными качествами своего характера он обязан был своей матери Феоктисте, также происходившей из среднего столичного общества и представляющей собой симпатичный тип матери. Семейство Фотина и Феоктисты состояло из троих сыновей-- Феодора, Иосифа и Евфимия--и одной дочери; в близкой, не только родственной, но и духовной связи с этой семьей стоял брат Феоктисты Платон. Весьма существенной чертой, выражающей нравственное направление тогдашнего общества, служит то, что в царствование Ирины и Константина VI вся эта семья покинула мирскую обстановку и избрала монашеский род жизни. Семи лет Феодор начал обучаться грамоте под руководством особого учителя и в дальнейшем прошел обычный в средние века курс грамматики, риторики и философии, перейдя в заключение к изучению Священного Писания и святоотеческой литературы. Вместе с отцом и матерью и братьями Феодор вступил в монастырь 22 лет от роду, когда перед ним начала открываться общественная деятельность. Это было в 781 г. Было ли это влияние игумена монастыря Символов в Вифинии, т. е. брата Феоктисты Платона, который тогда уже пользовался влиянием в высших кругах общества, или же объясняется это религиозным подъемом, наступившим со времени принятия государственного управления Ириной, не беремся решать, но дальнейшая судьба этой семьи и роль Платона и Феодора в истории начала IX в. служат лучшим выражением изучаемого периода. Первоначальные аскетические подвиги семьи Фотина относятся к местности, весьма известной монашескими колониями в пределах Олимпа, на малоазийском берегу. Здесь, в местности, составлявшей владение семьи, основан был монастырь Саккудион, управление коим принял на себя игумен Платон. Феоктиста с дочерью была пострижена в одном из женских монастырей.

В 788 г. Феодор был посвящен патриархом Тарасием в пресвитерский сан. Это было сейчас же после VII Вселенского собора. Феодор имел тогда около 30 лет от роду, и хотя не принимал участия в соборе, но имел случай высказать свое неодобрение действиями патриарха. Именно: он стоял на стороне применения строгих мер против нарушителей церковных канонов и не находил целесообразным слишком снисходительное отношение собора к иконоборческим епископам, которые так легко были прощаемы и оставляемы на своих кафедрах. В оценке значения самого собора он скорей приближался к латинской точке зрения, т. е. высказывал мысль, что на нем не было действительных уполномоченных от восточных патриархов, и что римские послы совершенно случайно попали на собор, будучи в то время в Константинополе по другим делам. В 794 г. Феодор был избран в игумены монастыря на место Платона.

Первый случай к открытому выступлению Феодора на широкий путь общественной деятельности, доставивший ему большую известность и влияние в церковных и общественных консервативных кругах, подал брак царя Константина с Феодотой, которому предшествовал насильственный развод с Марией. Как известно, этот брак был совершен с нарушением церковных правил; патриарх, уклонившись сам от венчания царя с Феодотой, как того требовал обычай, допустил, чтобы бракосочетание совершено было игуменом монастыря Кафары Иосифом. Вокруг игумена монастыря Саккудион Платона и его племянника Феодора образовалась тогда значительная партия церковных людей, поставивших целью выразить протест против церковной власти, допустившей неканонический брак императора. Что придало острый характер начавшемуся тогда церковному раздору, это то обстоятельство, что новая царица состояла в родстве с семьей Платона и Феодора. Правительство употребило ряд мер, чтобы смягчить недовольство монашеской партии, но игумен Саккудиона оставался непреклонен и, ссылаясь на Священное Писание и творения св. отцов, утверждал, что как член Церкви он обязан охранять чистоту церковных канонов даже вопреки мнению высшей духовной власти. Царица думала тронуть Феодора подарками, император решился даже лично посетить монастырь, но все попытки оказались безуспешны и не тронули Феодора. Тогда, по приказанию царя, отправлена была в монастырь военная команда; игумены и монахи подвергнуты бичеванию, Платон отведен под стражей в столицу, а Феодора с 11 товарищами отправили в заточение в Солунь. Но узники на пути к месту ссылки были предметов особенного внимания местных властей и торжественно были встречаемы на местах остановок окрестными поселянами. И в самой Солуни, куда Феодор прибыл 25 марта 796 г., ссыльным оказано было внимание светской и духовной властью. Феодору предоставлена была свобода заниматься его любимым делом, из Солуни написано им несколько писем.

Когда в июле 797 г. Константин был лишен власти по проискам своей матери и жестоко ослеплен, Феодор и его товарищи немедленно вызваны были в Константинополь, где им устроена торжественная встреча, и поводы к дальнейшей их оппозиции, казалось, были окончательно устранены распоряжением патриарха Тарасия, запретившего священнослужение тому пресвитеру Иосифу, который венчал Константина и Феодоту. Около 2 лет затем Феодор оставался в своем монастыре, пока нашествие арабов в 799 г. не побудило его бежать в столицу, где, впрочем, его ожидала более широкая общественная и церковная деятельность в новом почетном звании, предложенном ему царицей Ириной,-- игумена монастыря Студия, откуда и удержалось за ним наименование Студита. Здесь в этом монастыре вместе с трудами по устроению монашеской жизни вырос церковный и общественный авторитет Феодора, с которым едва ли может идти в сравнение какой-либо другой авторитет, не облеченный никакими официальными полномочиями. Имя Феодора, постепенно получившее широкую известность и почет как в высших кругах, так среди черного духовенства и простого народа, привлекало в монастырь Студия общественную и частную благотворительность и возвышало значение этого учреждения, которое в небольшой период времени сделалось первоклассным монастырем столицы и заключало в себе до 1000 монахов. В таком состоянии находился монастырь, его игумен считался одним из первых авторитетов по вопросам монастырского устройства и церковной дисциплины, когда в начале 806 г. поднят был вопрос о канонических нарушениях при избрании патриарха Никифора.

Трудно высказаться определенно, имели ли Платон и Феодор своих кандидатов на патриаршую кафедру, и питал ли игумен Студийского монастыря намерение быть патриархом. Во всяком случае, для императора не мог быть желательным такой настойчивый характер на кафедре патриарха и такой прямолинейный выразитель независимости духовной власти, каким неоднократно уже заявлял себя Феодор Студит. Избрание Никифора, человека высокого образования и хорошего общества, имело с точки зрения студитов тот важный недостаток, что избранный на эту высшую церковную должность не проходил последовательно духовных степеней и взят прямо из светского звания, а этот не раз уже и прежде допускавшийся обычай много повредил Церкви. Царь ввиду открытого сопротивления студийских старцев готов был изгнать их из города, но приближенные объяснили ему, что это может повести к большим неприятностям, почему царь удовлетворился временным заключением под стражу игуменов Платона и Феодора. Но ближайшие распоряжения нового патриарха вызвали новый протест со стороны студитов. По настоянию императора патриарх снял запрещение с игумена Иосифа, бывшего под эпитимией по делу о венчании Константина VI. Из этого, однако, возникла серьезная церковная смута. Чтобы разрешить вопрос об Иосифе, составлен в Константинополе поместный собор, на который получил приглашение и студийский игумен. Собор стал на сторону патриарха и признал правильным его решение об Иосифе вопреки горячо защищаемому Феодором противоположному мнению. По этому делу, поднявшему горячие споры между высшим духовенством и монашескими кругами, примкнувшими к студитам, между прочим, был пущен в обращение принцип «спасительной экономии» или принятия таких решений, которые, хотя и не соответствуют абсолютной справедливости, но предупреждают обнаружение еще большего зла. Во имя такой экономии, чтобы не раздражать царя и не наносить обиды патриарху, собор простил Иосифа и находил справедливым разрешение ему священнодействия, между тем студийский игумен, держась другого принципа и стоя на канонической почве, требовал обвинения Иосифа и запрещения ему священнодействия и, в противном случае, угрожал великим расколом в Церкви. Студиты прекратили общение с патриархом и в течение 2 лет держались в стороне от официальной Церкви.

В 808 г. по случаю заговора на жизнь императора начались розыски и допросы среди духовных лиц и, между прочим, следователь допрашивал брата игумена Феодора, архиепископа солунского Иосифа, «почему он не имел общения с двором и патриархом». Этот ответил: «Я не имею ничего ни против благочестивых императоров, ни против патриарха, но я против эконома Иосифа, который повенчал прелюбодея и за это низложен по священным канонам». Следователь, тогдашний логофет дрома, сказал ему: «И наши благочестивые цари не нуждаются в твоих услугах ни в Солуни, ни в другом месте». Тем не менее, ненормальные отношения между правительством и студитами продолжались без перемены; Феодор в письмах к патриарху и к своим приверженцам упорно защищал принятую им точку зрения и не соглашался на уступки в смысле «спасительной экономии». В этом отношении он шел весьма далеко, подрывая авторитет собора и право патриарха принимать окончательные решения в делах Церкви. «Собор,-- говорил он,-- не есть простое собрание епископов и священников, хотя бы их было и много, но собрание во имя господа в мире и верности канонам. Власть иерархам дается ни в каком случае не для нарушения правил, в противном случае каждый епископ может стать новым евангелистом». Это, конечно, весьма либеральные идеи, которые никак не могли быть приняты официальной Церковью. Современники хорошо понимали, что уступка Феодору в деле Иосифа могла повести к новым требованиям с его стороны; было известно, что он переписывался со своими приверженцами в Риме и обращался к папе с просьбой, чтобы он выступил в качестве верховного судьи в делах Константинопольской Церкви.

В 809 г. против студитов были приняты административные меры: игумены Платон и Феодор и солунский архиепископ Иосиф были взяты под стражу и заключены в монастырь Сергия и Вакха, и для разбора всего дела созван собор. Хотя деяний этого собора не сохранилось, но есть полная возможность составить понятие о постановлениях его по письмам Ф. Студита. Признав, что действия патриархов Тарасия и Никифора в деле о браке царя Константина с Феодотой вызваны были «спасительной экономией», собор постановил подвергнуть отлучению тех, кто не принимает принципа экономии Обвиняемые были приглашены в заседание собора и выслушали произнесенное на них осуждение, затем они были заключены в разные монастыри на Принцевых островах. Феодор Студит продолжал, однако, пользоваться известной свободой и продолжал вести оживленную переписку с приверженцами и почитателями, разъясняя свою точку зрения и опровергая постановления собора. В особенности отличаются необычным для восточного православия духом полные ласкательства письма к папе Льву III: «Так как Петру Христос даровал вместе с ключами царства небесного и достоинство пастыреначальника, то к Петру или его преемнику необходимо относиться по всем новшествам, вводимым в кафолической Церкви отступниками от истины». Внушая папе мысль опровергнуть составленным в Риме собором постановления Константинопольского собора, он говорит: «Если они не побоялись составить еретический собор, хотя не властны составлять и православного собора без вашего ведома, то тем более справедливо было бы твоему божественному первоначальству составить законный собор и православным учением отразить еретическое».

При довольно на тянутых отношениях в это время между Римом и Константинополем, когда еще только подготовлялся мирный договор между империями, сношения Феодора с папой слишком сильно затрагивали императора и патриарха, но против него не было принято никаких репрессивных мер царем Никифором. Это должно служить достаточным аргументом против обвинений его в жестокости и несправедливости. Дело студитов закончилось по смерти императора Никифора в войне с болгарами в 811 г., когда на престол вступил зять его, куропалат Михаил Рангави. По его желанию патриарх Никифор вновь наложил запрещение на эконома Иосифа и таким образом уничтожил повод к церковному соблазну. Студиты примирились с Церковью и снова возвратились в монастырь. Но церковно-политическая роль игумена Феодора только начиналась: через три года ему суждено было вновь выступить против светского и духовного правительства в более важном вопросе.

Рассматривая известия о внутренней деятельности Никифора, переданные в слишком неблагоприятном освещении современной хроникой, мы должны прийти к выводу, что в мероприятиях его не видно случайности и страстности, какая часто может быть отмечена у Константина V, и что, напротив, в церковной политике Никифора заметна скорей нерешительность, бывшая причиной, между прочим, так долго волновавшего умы спора о законности венчания Константина VI и Феодоты. Что касается финансовых мероприятий, то Феофан, по всей вероятности, не входил в их оценку и передал лишь народный взгляд на тяготу податей и пошлин. «Никифор, усиливая притеснения христиан, установил систему безбожных дозоров при покупке всякого рода домашнего скота и плодов, несправедливые конфискации и поборы с имущественных лиц, назначил рост на постройку судов -- он, который законом установил отмену роста и ввел другие бесчисленные вредные измышления, исчислением коих можно бы сделать обременительною нашу историю». Как приведенное место, так и то, что читается у нашего историка несколько ниже, обличает или непонимание, или пристрастие: «Сделал распоряжение, чтобы военные люди имели в рабском подчинении епископов и клириков, чтобы распоряжались на владельческом праве епископиями и монастырями и злоупотребляли имуществами Церкви; золотые и серебряные сосуды, искони посвященные Богу, употреблял на частную потребность и позволил себе объявить догму, что священные церковные предметы могут быть обращены на общественную надобность, подобно тому, как Иуда говорил о мире Господнем». Легко видеть, что здесь весьма слабо выставлены обвинения, они выражены в слишком общих чертах и не могут характеризовать деятельность царя Никифора.

По нашему крайнему разумению, все приведенные места относятся к начаткам системы обращения обширных церковных владений на государственную службу. Выше мы упоминали об обращении церковных владений в государственную кураторию, теперь очевидно писатель имеет в виду то же самое явление. Через сто лет государство придет на этой почве к учреждению прении -- условной отдаче монастырских земель светским людям с обязательством отбывания воинской службы. Таким образом, и в этом случае мероприятия Никифора не имеют того характера личной наживы, святотатства или алчности, как они представлены у Феофана. У того же писателя есть очень выразительное место, лучше характеризующее Никифора, чем многое другое, сказанное в обвинение ему «Он относился с неодобрением ко всем своим предшественникам за то, что они не умели управлять государственным кораблем. Всецело отрицая Промысел, он утверждал, что ничто не может противостоять державному государю, если только он сумеет воспользоваться находящеюся у него властью».