Византийская империя в V веке

Последовало еще несколько вопросов, на которые Евтихий ответил: «Я согласен на все, что говорите». Патрикий Флоренции спросил: «Если Мать единосущна нам, то, конечно, и Сын единосущен?» Евтихий ответил: «Доныне я этого не утверждал. Поелику же исповедую Его телом Божиим, понимаешь, я не сказал, что тело человека есть тело Божие, но человеческое тело, я не сказал, что от Девы воплотился Господь. Если же требуется сказать, что воплотился от Девы и что единосущен нам, то скажу и это, господин мой... прежде я этого не говорил, ныне же признаю это, поелику ваша святость утверждает так». Последние слова могли казаться неискренними и вынужденными настойчивостью вопросов, поэтому архиепископ спросил: «Что же, ты исповедуешь истинную веру по принуждению, а не по убеждению?» Евтихий отвечал: «Ныне, господин, так думаю, до сей поры боялся говорить. Знаю Господа Бога нашего и не позволял себе исследовать Его природу, поелику же ваша святость допускает это и учит, то я решаюсь говорить».

Затем собор предложил Евтихию анафематствовать всякое учение, противное изложенным догматам. Здесь обвиненный вышел из пределов доселе тщательно наблюдаемой осторожности и сказал: «Я заявил, что прежде этого не утверждал, ныне же, поелику так учит святость ваша, говорю и следую учению отцов, но ни в писаниях я не нашел это ясно изложенным, ни отцы не утверждали того единогласно. Теперь, если я анафематствую, горе мне, потому что предам анафеме отцов». При этих словах все собрание поднялось с мест с криками: «Анафема ему!» Патрикий Флоренции направляет мнение собора на основную тему, предложив Евтихию вопрос: «Признаешь ли два естества и единосущ-ность с нами?» Евтихий ответил: «Я читал у блаженного Кирилла и Афанасия и других отцов, что до соединения -- из двух естеств, а что после соединения и воплощения уже не два естества, а одно». В доказательство своих слов предлагал прочесть место из св. Афанасия. Наконец, патрикий Флоренции выразил заключение в следующих словах: «Кто не говорит из двух естеств и два естества, тот не верует правильно». Собор присоединил: «С понуждением нет веры». Напоследок собор вынес следующее определение⁴ «Евтихий, бывший пресвитер и архимандрит, оказался изобличенным в нечестии Валентина и Аполлинария и в приверженности к их учению. Так как он не устыдился наших увещаний и поучений и не принял правых догматов, то мы, оплакивая и соболезнуя об его всеконечной гибели, определили во имя 1Ъспода нашего Иисуса Христа, им поруганного, лишить его всякого священного чина и общения с нами и начальствования монастырем. Да знают все, кто будет вести с ним разговоры и иметь общение, что и они будут повинны отлучению от Церкви». Это постановление подписано членами собора, каковых было от 28 до 31, и 23 архимандритами.

Нам остается еще в нескольких словах изложить ближайшие обстоятельства, последовавшие за этим собором. Евтихий имел в Константинополе высоких покровителей и пользовался популярностью в монашествующем духовенстве и в народе, поэтому он не считал своего дела проигранным и начал борьбу. Он старался заинтересовать в возникшей борьбе папу, императора Феодосия и, наконец, александрийского епископа, посылая всюду жалобы на несправедливость и прося помощи. Несомненно, важней всего были попытки Ев-тихия вызвать вмешательство знаменитого папы Льва I, которому он описал деяния собора и молитвам которого приписывал то обстоятельство, что жизнь его не подверглась опасности от волновавшейся черни. В начале 449 г. папа писал по этому вопросу, упрекая константинопольского архиепископа, что он не поставил его в известность о состоявшемся осуждении Евтихия, который жалуется ныне на незаконный приговор. В заключение письма высказывается та мысль, что лучше было бы не придавать этому делу такой огласки и, защищая истину, в то же время соблюсти любовь. В письме к императору папа также упоминает о деле Евтихия и замечает, что он ждет дальнейших объяснений по этому вопросу от Флавиана. Но между ближайшими к императору лицами оказались защитники Евтихия. Таковы были могущественный и влиятельный евнух Хрисафий и александрийский архиепископ Диоскур, под влиянием которых Феодосии II решился созвать собор в Ефесе для пересмотра этого дела. Прибытие членов на собор назначено было к августу 449 г.

Ефесский собор поставлен был под руководство архиепископа александрийского Диоскора, который назначен в нем председательствующим. Диоскор, как человек горячего нрава, довольно грубый и неблаговоспитанный, мало был пригоден для роли примирителя разномыслии на религиозной почве; кроме того, он дал место своим личным Неудовольствиям на константинопольского архиепископа ввиду давних счетов между Александрией и Константинополем из-за чести и первенства. Можно было заранее предполагать, что собор не приведет к благоприятному разрешению церковного спора. Император Феодосии, следуя уже принятому им обычаю, назначил от себя двух представителей на собор: комита священной консистории Елпидия и трибуна и нотария претории Евлогия, которым преподан был специальный наказ. Им поручалось наблюдать общий порядок в заседаниях и предупреждать всякие смуты, не останавливаясь перед лишением свободы тех, кто угрожал бы порядку во вред святой веры. На них, кроме того, возлагалась ответственность за порядок внешнего делопроизводства в подлежащем обсуждению вопросе, для чего они должны присутствовать на судоговорении и облегчать собору его задачу. Независимо от сего им поручено наблюдать, чтобы прежние судьи Евтихия присутствовали на соборе без права голоса и спокойно ожидали решения дела; чтобы не предлагался никакой другой вопрос прежде решения главного вероисповедного. Дабы поставить их в возможность исполнить поручение, им предоставлена была в распоряжение военная и полицейская помощь.

Состоявшийся в августе 449 г. собор в Ефесе получил печальную известность. Его по нарушению всех правил и по применению грубой силы и всяческих принуждений к членам, чтобы заставить их подавать голос против совести и желания, принято называть разбойническим собором. И это имя удержалось за Ефесским собором вполне заслуженно. Хотя на соборе были представители папы Льва I и архиепископы Константинополя, Антиохии и Иерусалима, но фактически все делопроизводство находилось в руках Диоскора и зависевших от него агентов. Уже в первом заседании, когда нужно было ставить вопрос о порядке ведения дела, и когда некоторые члены заявили, что следует поставить на первую очередь вероисповедный вопрос, Диоскор обратился к ним с заявлением: «О вере уже сделаны постановления на прежних соборах, разве вы желаете изменить веру св. отцов?» Собор заявляет: «Анафема тем, кто желает спорить о вере». По предложению комита Елпидия был введен в заседание Евтихий, и таким образом весь вопрос был сведен к суждению о неправильности и незаконности сделанного против него постановления Константинопольского собора и архиепископа Флавиана, председательствовавшего на нем. Евтихий настаивал, что Флавиан и Ев-севий обвинили его по злобе, что не приняли представленного им письменного исповедания веры, и, наконец, что акты Константинопольского собора составлены неправильно по приказанию Флавиана и Евсевия.

Когда была заявлена мысль, что следует выслушать и тех, кого Евтихий обвиняет, председатель собора и царский делегат объявили, что это незаконно, ибо Флавиан и Евсевий не имеют здесь права голоса. При таких условиях не могло быть и речи о свободе прений, тем более, что большинство членов были сторонники Диоскора. Поставленный председателем вопрос о том, следует ли считать Евтихия правомыслящим, был решен утвердительно, и таким образом собор восстановил его в священном сане и в праве на управление монастырем. Затем сделан был прямой удар на Флавиана. После прочтения некоторых мест из деяний Ефесского собора против Нестория Диоскор сказал: «Вы слышали, что собор угрожает всякому, кто не согласен с Никейским символом или изменяет его; теперь следует высказаться, нужно ли считать виновными тех, кто выходит за пределы Никейского символа в своем богословствовании. Так как Флавиан и Евсевии в учении о двух естествах уклонились от символа, то их следует признать лишенными сана». Таково было предложение Диоскора, которое, несмотря на протесты Флавиана и папских легатов, было принято почти всеми членами (135 голосов). Чтобы довести до конца совершенно незаконное дело, Диоскор приказал сейчас же собрать подписи, и, когда некоторые отказывали в согласии, то он кричал и угрожал мщением и военной командой: «Что? Вы хотите бунтовать, вот я позову комита!»

Уже папа в одном из своих писем в 451 г. назвал этот собор его настоящим именем (latrocinium), и он же оказался самым настойчивым выразителем идеи созыва нового собора для рассмотрения церковных нестроений на Востоке. Смерть Феодосия II, случившаяся 28 июля 450 г., открыла в этом отношении новые перспективы, лишив Диоскора главной поддержки.