Средневековые университеты

Регламентация студенческой жизни вытекала из правил организации корпорационной системы: все должно было быть расписанным, отступление от правил казалось нарушением привычных норм жизни.

Со временем в каждом средневековом университете появились факультеты: юридический, медицинский, богословский. Но обучение начиналось с «подготовительного» факультета, где преподавали так называемые «семь свободных искусств». И так как по-латыни искусство - «артес», то и факультет назывался артистическим. Студенты - «артисты» изучали сначала грамматику, потом риторику, диалектику (под которой подразумевалась логика); лишь после этого они переходили к арифметике, геометрии музыке и астрономии. «Артисты» были молодыми людьми, и по университетскому уставу их можно было пороть, как и школьников, тогда как более старшие студенты не подвергались таким наказаниям. Эти факты отражены, например, в поэзии вагантов. Поэзия вагантов /Отв. Ред. Ф.А. Петровский.- М.: Наука, 1975, С.83.

Средневековую науку называли схоластической (дословно - школьной). Суть этой науки и её основной порок выражала старинная пословица: «Философия - служанка богословия». И не только философия, но и все тогдашние науки должны были каждым своим выводом укреплять истины религии. Схоластический метод не ставил под сомнение веру, но применявшиеся в схоластике методы сделали настоящий переворот в ментальных установках, они помогли принять возможность существования разных мнений, отучивали пугаться новаций, применяли наблюдение и эксперимент, способствовали развитию внутренней духовной жизни. Гофф Ж. Ле Цивилизация средневекового Запада.- М.: Наука, 1992, С. 320-325.

Аудитория средневекового университета напоминала аудиторию университета наших дней: точно также, ступенчатыми рядами, расположены скамьи, внизу стоит массивная дубовая кафедра, за которой стоит читающий лекцию профессор. Студенты слушали и писали грифелем на навощенных дощечках. Возраст студентов был самым разнообразным. Можно было увидеть людей разной национальности: испанцев, немцев, французов, англичан. Для всех европейских (в особенности западноевропейских) стран языком науки, как и богослужения, была латынь. Слово «лекция» означало «чтение». Средневековый профессор читал книгу, иногда прерывая чтение пояснениями. Содержание этой книги студентам приходилось воспринимать на слух, усваивать на память, переписывать. Учёность преподавателя проявлялась в его умение разъяснить прочитанное, связать его с содержанием других книг, раскрыть смысл терминов и научных понятий.

В учебной жизни средневекового университета большое место занимали диспуты. На так называемых магистерских диспутах обучавший студентов магистр умело втягивал их в спор. Предлагая подтвердить или оспорить выдвинутые им тезисы, он заставлял студентов мысленно сверять эти тезисы с мнениями «отцов церкви», с постановлениями церковных соборов и папскими посланиями. Во время диспута каждому тезису противопоставлялся контртезис противника. Тактика наступления заключается в том, чтобы вереницей взаимосвязных вопросов подвести противника к такому вынужденному признанию, которое либо противоречило его собственным утверждением, либо расходилось с незыблемыми церковными истинами, что было равносильно обвинению в ереси. Горячие по накалу, иногда диспуты перерастали в рукопашные схватки между участниками. Всемирная история. Энциклопедия. Т.1 /Глав. Ред. М. Аксенова.- М.: «Авант +», 1997, С. 353.

Но и в средние века находились люди смелой мысли, не желавшие изо дня в день повторять одни и те же церковные истины. Они стремились вырваться из оков схоластики. Таким человеком был, например, в 12 веке Петр Абеляр, вступивший в диспут с профессором Парижского университета Гильомом Шампо и выигравшим диспут.

В завязавшихся острых спорах профессору никак не удавалось взять верх над юным соперником. Шампо потребовал изгнать Абеляра из Парижа. Но и это не остановило Абеляра. Он обосновался в пригороде Парижа и продолжал следить за каждым словом профессора. После каждой лекции в стужу и дождь, зимой и осенью неутомимые студенты одолевали за сутки не меньше 30 км, пробирались из Парижа в пригород и обратно, чтобы сообщить Абеляру всё сказанное Шампо и поставить последнего в тупик перед новыми возражениями Абеляра. Этот спор, длившийся месяцами, закончился блестящей победой Абеляра. Убелённый сединами профессор признал не только правоту молодого противника, но и посчитал необходимым передать ему свою кафедру. Абеляр П. История моих бедствий //Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий.- М.: Эксмо, 1992, С. 288-289.

Учебный курс в университете был рассчитан на долгий срок. Однако в те дни в университет приходили более молодые студенты, чем сегодня. Копстон Ф. История средневековой философии».- М.: Энигма, 1997, С.183. Так в 13 веке в Париже студенты сначала шесть лет учились на факультете искусств. В этот период студент мог стать «бакалавром» и помогать на второстепенных ролях в обучении других. Но он не мог начать учительствовать, пока ему не исполнится двадцать лет. Курс теологии преподавался сперва в течение восьми лет, однако имел тенденцию удлиняться. После завершения курса на факультете искусств и нескольких лет преподавания студент посвящал четыре года изучению Библии и два - изучению «Сентенций» Петра Ломбардского. После этого он мог стать бакалавром и в течении двух лет читать лекции по Библии, а в течении одного года - по «Сентенциям». Степень магистра или доктора он получал ещё через четыре - пять лет.

Некоторые студенты, конечно, выдерживали столь долгую учёбу в надежде на продвижение по церковной лестнице. Однако сам учебный курс был явно ориентирован на преподавание, на выпуск учителей или профессоров. И поскольку обучение «искусства» подготавливало к изучению более высоких наук и теологии, которая считалась царицей всех наук, то получение степени магистра или доктора теологии, дающее право на преподавание, естественно, рассматривалось как вершина академической карьеры. Отсюда легко понять, почему самые выдающиеся мыслители средневековья были теологами.

Огромное влияние на интеллектуальную жизнь 12 века оказало приумножение знаний об аристотелизме. Благодаря переводам Аристотель превратился из более или менее чистого логика в создателя всеохватывающей системы. Поскольку эта система явно ничем не была обязана христианству, она стала, можно сказать, воплощением философии, автор же её был известен как Философ. Вполне естественно, что Аристотеля читали в свете комментариев и исследований, написанных исламскими и иудейскими мыслителями.

В 1210 г., местный Собор в Париже под угрозой отлучения запретил использовать на факультете искусств сочинения Аристотеля по «Естественной философии» - будь то публично или приватно. В 1215 г. незадолго до того утверждённый устав Парижского университета запретил профессорам факультета искусств читать лекции по сочинениям Аристотеля, посвященным метафизике и философии природы, или по их изложениям. В 1231 г. папа Григорий IX издал буллу, в которой заявил, что сочинения запрещённые в 1210 г., не должны использоваться в Париже до тех пор, пока не будут очищены от всех подозрительных мест. Всё дело было в том, что философия Аристотеля в целом представлялась всеобъемлющей натуралистической системой и что, в частности, некоторые теории Аристотеля были не совместимы с христианской теологией. Профессорам теологии можно было доверить исправление всех ошибок или заблуждений. Преподавателям же факультета искусств нельзя было позволить внушать своим молодым питомцам известные доктрины или сеять сомнения. Копстон Ф. История средневековой философии».- М.: Энигма, 1997, С.187-188.

Как бы то ни было, но в 1263 г. лекции об Аристотеле в Париже читались свободно.

Из-за плеча средневекового студента часто выглядывал чернокнижник. Люди боялись непонятной учености и корни этого страха уходили в толщу времен. Общество знало о существовании оккультных наук и не удивлялось, если интеллектуал появлялся в обличии мага. Вполне уважаемые доктора, авторитетные теологи и философы - Бонавентура, Альберт Великий, Раймунд Луллий, Роджер Бэкон увлекались алхимией, астрологией, изучали наследие каббалы и гностиков. Современники считали их занятия магией, историки науки видят здесь механические и физико-химические опыты, сами они стремились подчинить свои тайные знания высшим целям (так, оптические наблюдения Роджера Бэкона были связаны с учением о всепроникающем божественном свете). Они не афишировали, но и особенно не скрывая своих занятий, не вписывавшихся в официальные университетские структуры и программы. Особенно много подобного рода ученых было среди медиков. Во второй половине 15 в. тайные знания получили новый импульс развития за счет оживления традиций неоплатонизма, обусловившего рост интереса к трудам Гермеса Трисмегеста (известного в Средние века, но заново переведенного Марсилио Фичино), работам гностиков и каббалистов. В настоящее время историки заново оценивают «герметический импульс» в становлении науки Нового времени, возникший на пересечении официальной схоластической и герметическо-магической традиций. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.53.

Своеобразно относились интеллектуалы к искусству. От античности Средневековье унаследовало понятие весьма невысокого статуса художника- раба (в отличие от поэта или философа). Средневековая версия аристотелизма так же отводила искусству роль рабского копииста имитирующего творения природы.

Ученые 12 века уже проявляли внимание к «механическим искусствам», правда, следуя Аристотелю, считали искусство обманом: «Работа художника притворна, потому что копирует природу, принося, однако дань человеческому разуму своей изобретательностью». Такую же оценку искусства мы находим и в «Романе о Розе». При этом Жан де Мён, как и Гуго, как и Фома Аквинский и Роджер Бэкон любят использовать для своих философских конструкций примеры из деятельности скульпторов, ювелиров, литейщиков, чеканщиков, сапожников. В середине 13 века парижский магистр Иоанн Гарлянд «составляет «словарь для пользы клириков», знакомящий со всевозможными ремеслами и искусствами города. В 13-14 веках архитекторы - они назывались в документах «геометрами»- изображались на фасадах соборов в виде аллегорий Архитектора и Геометрии - в руках у них тот же циркуль, угольник и линейка. Миниатюры Библий того времени часто изображали Бога с циркулем в руке. Отводя искусству подчиненную роль, интеллектуалы все же поднимали хотя бы некоторых из художников на ранее недосягаемую высоту, приобщая их к миру рациональных знаний.

Значимым для повышения статуса человека искусства оказалось возрождение интереса к неоплатонизму, трактующего художника как творца, чья духовная деятельность преобразует косную материю. В своем творчестве он «припоминает» божественные идеи. Во всяком случае, с середины 15 века художника можно было встретить в компании гуманистов, но это было лишь начало признания людей искусства равным «Literati». И сами художники далеко не всегда стремились в это общество, стремясь самоутвердиться по-другому. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.55.

Таким образом, обучение в средневековом университете составляло собственно полное образование человека, как бы мы сказали сейчас - начальную, среднюю и высшую школу. Поэтому полный курс обучения в университете был долгим. Степени бакалавров и магистров уже давали право преподавания и многие студенты были одновременно и преподавателями. Те, кто углубленно интересовался науками, а не ради карьеры, те изучали науки, не входящие в университетскую программу, имели собственные библиотеки, вели свои духовные поиски (астрология, оккультизм, философские и гуманистические искания). Для многих начатки университетского образования означали возможность заработать на хлеб.

5. Средневековый студент - как неотъемлемая часть средневекового общества

Изучив исследования по студенчеству средневековых университетов, можно говорить об аморфной студенческой среде, то есть весьма разнообразной. Согласно исследованиям Уварова и его анализу работ предшественников, подавляющее большинство французских студентов Парижского университета (кроме иностранцев) были выходцами из незначительного меньшинства всего французского населения, которое могло позволить себе расходы на образование. Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала. Введение- М.: ЭМКО, 1994, С.5. По статистическим данным конца 14-начала 15 века основную массу студентов составляли люди среднего имущественного статуса. Аристократов было больше в южных университетах до 15 века. С 14 века университет входит в аристократическую социальную структуру. Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке.- М.: Интерпракс, 1995, С. 317.Согласно исследованию нотариально заверенных дарений 16 века студентам университета, проведенному П.Ю. Уваровым, можно говорить о социальном составе дарителей, которые посылали в университет своих детей и племянников: среди них парижские и провинциальные чиновники стоят на первом месте, причем среди них большинство прокуроров и адвокатов (приставов), затем идут дворяне и духовенство, буржуа, купцы, ремесленники, крестьяне, подмастерья, поденщики, слуги. Последних - незначительное меньшинство. Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала. - М.: ЭМКО, 1994, С.231-235. О более ранних веках - 12-13 - говорить можно только примерно.

Для университетских тружеников «работа в философии» не приносит богатства. Бедность является атрибутом истинного знания.

Пришло то время новое, когда

Усердный, тот, кто все свои года

Трудился в философии, идет

В чужие земли - покорять оплот

Наук и добродетелей - и он

В отчаянную бедность погружен

Живет он нищим, вечным должником

Скитаясь без одежды, босиком...

Но все же в благородстве превзойдет

(Иначе пусть чума меня возьмет)

Того, кто рыщет с псами средь полей! Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала. - М.: ЭМКО, 1994, С.35.

Покровительство церкви и восприятие студентов как духовных лиц накладывало отпечаток на личную жизнь и быт студенческого и профессорского сословия. Одеяние студентов и профессоров, состоявшее из длинной темной мании, иногда отороченной мехом, и берета (у схоларов -- капюшон) напоминало об их духовном звании. Ношение оружия строго запрещалось. К исходу средних веков студенчество все же увлеклось модами, стало носить светское платье, иногда самого затейливого покроя, оружие и т. д. Гештор А. Средневековый университет: Управление и ресурсы.//ALMA MATER.- 1996.- № 6.- С.29. В коллегиях и бурсах господствовала, по крайней мере, внешним образом, строгая монастырская жизнь, связывавшая в одну общину профессоров и учащихся. Каждый шаг членов этой общины был точнейшим образом регламентирован. Еще во второй половине 16 в. профессорам Парижского университета, кроме медиков, запрещалось жениться; медики получили это право не ранее 1452 г. Церковь требовала безбрачия от лиц, существовавших на счет ее бенефиций.

В отношении комфорта, английские коллегии занимали первое место; на континенте же господствовала грубая дисциплина, дурная пища и полное отсутствие гигиены. Известный Coll м ge Montaigu в Париже недаром назван Рабле «вшивой коллегией». Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала. - М.: ЭМКО, 1994, С.238.

Кроме постоянных кадров бурс и коллегий, население университета состояло из подвижного, странствующего общества, в котором встречались всевозможные возрасты и степени образования.

Схоларная поэзия, преимущественно песни вагантов, равно как и рассказы современников, рисуют много темных и веселых сторон средневековой студенческой жизни. Один из стихов вагантов подробно пересказывает скудное житье клирика - студента, судя по упоминанию грамматики, обучающегося на низшем факультете, начальном. Стихотворение предупреждает родителей, что детей, отданных в ученье ждут «тяжкие и трудные лета», далее автор повествует об одном стандартном дне студента, который: «Приучился смолоду вскакивать до света», студент живет «только хлебом и водой», мясо для студента - роскошь и, вечно голодные сотоварищи норовят его прихватить себе: «Только купленный кусок сунешь ты вариться, Как сосед и рад его выхватить и скрыться», студенты подвергаются телесным наказаниям: «Пальцы, тростью битые, обольешь слезою, Задница невинная вспухнет под лозою».

Студент также ищет щепки и дрова для очага, порой крадет их, городская стража поздней ночью избивает студентов. Перечисление бед студента завершается выводом:

Вот какая клирикам жизнь дана судьбою-

Ни еды и ни питья, а одни побои;

Вечно страждут скудостью, полные боязнью,

Словно бы египетской мучимые казнью. Поэзия вагантов /Отв. Ред. Ф.А. Петровский.- М.: Наука, 1975, С.83.

Студентам, особенно бродячим школярам или жителям латинского квартала часто не хотелось утруждать себя учёбой, с удовольствием распевали ваганты на своих пирушках:

Бросим все премудрости,

Побоку учение!

Наслаждаться в юности -

Наше назначение. Поэзия вагантов /Отв. Ред. Ф.А. Петровский.- М.: Наука, 1975, С.89.

Уваров рассказывает, цитируя различные документы, что в собственности Парижского университета был луг Пре-о-Клер, с незапамятных времен он служил для отдыха школяров. В 1546 и в 1557 году даже произошли знаменитые конфликты на лугу Пре-о-Клер между людьми аббатства Сен-Жермен-де-Пре и студентами. Наступающий со всех сторон город превращал эту землю в лакомый кусок для застройки, что порождало конфликты. Однако в первый раз правительство Франциска I решило дело в пользу университета. Уваров П.Ю. Парижский университет: европейский универсализм, местные интересы и идея представительства //Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 4. /Отв. ред. А.А. Сванидзе.- М.: Наука, С. 59.

Особенной легкостью нравов отличалось население парижского Quartier latin. По описанию Якова де Витри (13 в.), улицы изобиловали здесь питейными домами; публичные женщины силою затаскивали к себе схоларов; в некоторых зданиях верхний этаж отводился под аудитории, а нижний - под публичный дом. Игра в кости и попойки занимали далеко не последнее место, причем магистры сами часто подавали дурной пример. Там же. В поэзии вагантов много стихов прославляет кабацкие кутежи:

Во кабацком сидя чине,

Мы не мыслим о кручине,

А печемся лишь о зерни,

Чей приют у нас в таверне

***

Здесь играют, выпивают,

Здесь и песню запевают,

А за кости кто присядет -

Тот не всяк с судьбою сладит. Поэзия вагантов /Отв. Ред. Ф.А. Петровский.- М.: Наука, 1975, С. 71.

Внутри студенческой корпорации была высокая степень насилия: столкновения между «нациями», частые взаимные оскорбления, драки с применением оружия, дуэли. Но дуэли проводились по специальным правилам, без смертельного исхода, это была пародия на взрослую дуэль. Особенно задирали по «национальному признаку» своих собратьев по учебе парижские школяры. «Вследствие подобных оскорблений, - говорится в документе начала 13 века, - часто дело переходило от слов к потасовке». Документ о жизни парижских школяров. Около 1220 года //Хрестоматия по истории средних веков /Под ред. Н.П. Грацианского и С.Д. Сказкина. Т.2.- М.: Гос. Уч.-педагогич. Изд-во Мин. Просвещения РСФСР, 1950, С.289.

Столкновения с жителями города включали высмеивание городского совета и парламента во время праздников, высокомерие по отношению к бюргерству, вооруженные столкновения с ремесленными корпорациями, с городской стражей, контакты с преступным миром. Но студенчество не переходило грани насилия, как преступный мир, за исключением прослойки опустившихся клириков. Проявление видов именно студенческого насилия не мешало им в дальнейшем продвигаться по социальной карьере. Уваров П.Ю. История средневековых университетов по франко-бельгийской историографии начала 80-х годов 20 в. // Средние века. Вып. 50. / Отв. ред. В.И. Рутенберг.- М.: Наука, 1987, С. 327.

Горожане имели немало оснований выступать против пришлых и буйных школяров, и, как это нередко бывало, распространять на студентов и магистров право репрессалий (т.е. если школяр убегал с места преступления или скрывался от кредиторов, гнев горожан мог излиться на его земляков или же вообще на любого подвернувшегося под руку студента или магистра). Естественным защитником интеллектуалов в городе была церковь, которая и выдавала лиценции на преподавание. И в эпоху позднего средневековья студенты продолжали буянить. Уваров цитирует документы 1557 года о студентах, которые не повиновались властям, кидали камни, горшки и булыжники в сержантов из окон коллегии Бонкур. Генрих II распорядился наказать виновных, и только умение вести беседу и защищаться представителя университета, принципала Пьера Галланда, вызванного в Парламент, спасло студентов от казни. Конфликт был в конце концов улажен, а влияние Галланда в университете возросло. Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала.- М.: ЭМКО, 1994, С. 265.

Уже в начале 13 в. сложилась поговорка - «студенты изучают право и каноны в Болонье, теологию в Париже, черную магию в Толедо, а добрые нравы - нигде». Вообще законность в средневековых университетах была слабо развита, а грубое насилие - общее явление, кровавые побоища студенчества с горожанами, борьба наций друг с другом, во Франции - «северян» с «южанами», везде - номиналистов с реалистами, наполняют страницы университетских хроник. Уваров П.Ю. Французы 16 века: взгляд из латинского квартала.- М.: ЭМКО, 1994, С.266.

Университетская среда, как было упомянуто выше, была аморфной. Помимо горстки профессиональных магистров и нескольких десятков университетских корпораций в их число могли входить те, кто когда-то учился в университете, став затем судьей или советником на королевской, церковной или городской службе, поэты и писатели, биографически связанные с университетом, творившие не только по латыни (как ваганты), но и на национальных языках. К ним, например, можно отнести магистра Жана де Мёна, автора популярной в средние века второй части поэмы «Роман о Розе». В зависимости от ситуации университетский питомец мог считать себя в первую очередь горожанином, человеком церкви, слугой короля, юристом, любителем изящной словесности - эти роли вполне могли уживаться в одном человеке. Современные исследователи называют его - интеллектуалом. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.56.

Так же, говорят современные исследователи, в городах 12-13 веков рождается особый социокультурный тип средневекового человека - «интеллектуала-профессионала». Это люди книжной культуры, занятые умственным трудом. Современники их называли: доктор, магистр, профессор, «литерати» (знающий латынь). В это период представление об учености как о «Божьем даре» сменяются убеждениями, что знание и преподавание - это труд, ремесло который оплачивается, что умственная деятельность превосходит ручной труд, что жизнь интеллектуала возвышена и сложна (не женятся, часто переезжают, любят книги и распространяют свои логические идеи, могут толковать Библию, за что могут подвергаться преследованиям). Интеллектуал 12-13 веков вовлечен в идеологические споры времени, на рубеже 13-14 веков к ним присоединяются вопросы политики, критика власти пап, поддержка королей. Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке.- М.: Интерпракс, 1995, С.318.

Для университетской культуры была характерна оппозиция благородству по крови благородства добродетелей, знания. Понятно, что предпочтение отдавалось «истинному» благородству ученого.

Осужденные в 1277 году тезисы парижских аверроистов гласили «философы - истинные мудрецы мира», «смирение - добродетель значительно менее совершенная, чем величие души (magnanimitas)», а близкий к аверроистам автор Яков из Дуэ ставил философа выше государя (Sicut tamen alias dixi, status philisophi perfectior est statu principis). Жан де Мён пояснял, что клирик благороднее сеньоров и принцев, поскольку обладает «Vertus escrites» и, следовательно, видит в «своих книгах при помощи знаний доказуемых, рациональных и демонстрируемых все зло от которого надо спасаться, и всю «сумму куртуазности». Конечно, бывают образованные миряне, но они не могут посвятить ученым занятиям должное время, поскольку у них есть и иные обязанности. Поэтому рыцарям следует брать пример с графа Роберта д'Артуа, «мудрого, щедрого куртуазного и рыцарственного»:

Который очень клирика ценил,

Кто разумом работая решил

Идти по добродетелей пути,

Что в книгах удалось ему найти. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.38.

Отсюда близко до притязаний на лидирующее место в обществе. Пьер Дюбуа, легист начала 14 в., ученик парижских аверроистов и при этом большой почитатель Бэкона, так же учившегося в Парижском университете, пытался перевести его утопию в практическую плоскость. Он составляет проект возвращения Святой земли и для этого намечает всеобъемлющую реформу, призванную поставить во главе государства ученых. Канцлер парижского университета Жан Жерсон обосновывал исключительные права университета вмешиваться в дела управления государством и давать советы королю в силу исключительной компетентности корпорации, ведь университетские теологи знают законы божественные, юристы - человеческие, а физики - природные. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.59.

Итак, по мысли университетских интеллектуалов, клирики-ученые превосходят всех и даже рыцарей в благородстве в силу своих «vertus escrites», добродетелей особого рода. Но также и в силу выполнения важнейшей функции хранителей законов, основ миропорядка. Они должны управлять государством.

К концу Средневековья утверждается особый социокультурный тип гуманиста. В высказываниях, приводимых как кредо гуманистов, мы обнаруживаем все те же постулаты университетской культуры. Гуманисты критиковали своих коллег - схоластов - за небрежение формами выражения, за их технический жаргон, за нараставшую узость специализации, опять же во многом повторяя нападки, слышащиеся еще с 12 в. Речь шла о внедрении гуманизма в университеты и о преобразовании учебных программ. Но лиценциаты, гуманисты и даже редкие художники-интеллектуалы были лишь самой верхушкой айсберга, если таковым считать всех средневековых людей, занятых умственным трудом. Там же. С.61.

Реальный вес интеллектуалов в средневековом обществе неуклонно повышался. Детальное описание значимости интеллектуалов по профессиям в повседневной жизни городов, сел и королевства Франции в целом мы нашли в трудах Уварова.

Например, средневековому обществу оказались особенно нужны правоведы. При помощи юристов право обрело авторитет, равного которому не было в других цивилизациях. Следует отметить огромную работу, проделанную парижскими правоведами по рецепции римского права, распространенного и на область права канонического, по кодификации и переосмыслению норм обычного права, по созданию сводов законов и постановлений государей. Если заслуга первого поколения правоведов - глоссаторов состояла в самом факте рецепции Римского права, то на долю постглоссаторов, юристов 14 в. выпала не менее величественная задача по переосмыслению его применительно к принципиально новым условиям. В 15 в. сформировалось и гуманистическое направление, стремящееся применять к источникам права филологическую критику и выявлять конкретно-исторический смысл терминов законов Феодосия и Юстиниана. Перенос античных реалий на средневековые неизменно порождал проблемы - в Средневековом обществе не было вольноотпущенников и клиентов, император обладал совсем иными правами, существенно отличались семейные отношения. Эти несоответствия, а также возможные противоречия с кутюмами, с нормами феодального или церковного права порождали постоянные казусы, на которых оттачивалась юридическая мысль. Любопытно, что университетское правовое образование было недостаточным для того, чтобы юрист мог выступать в суде. Он узнавал лишь общие основы права, теперь ему еще несколько лет надлежало набираться практического опыта. Перед средневековым юристом всегда стояла острейшая проблема, что предпочтительнее: общие принципы права или конкретные обычаи данной местности. Хороший юрист-практик постоянно занимался самообразованием: более других интеллектуалов они были привязаны к своим дорогостоящим библиотекам, ведь правоведение развивалось, все более усложняясь и подразделяясь на новые поддисциплины - появлялись специалисты по частному или публичному праву, канонисты и декретисты, февдисты (знатоки феодального права), арестографы (занимающиеся сборниками королевских постановлений), специалисты по кутюмам и мастера процессуального права.

В итоге юристам удалось отделить церковное от светского в праве, вытеснить ордалии, заменив их инквизиционным процессом (основанном на расследованиях, опросах свидетелей и вынесению суждения на основе законов логики), согласовать разные правовые системы, продумать гибкую систему защиты имущественных и личных прав человека, внедрить в сознание правителей и подданных уважение к жестким правовым нормам, что и отличало монархию от тирании. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.67-69.

Второй, востребованной, категорией студента были медики. Для того, чтобы получить разрешение властей лечить больных (а такая практика распространяется повсеместно с середины 14 в.) университетская степень была необходимым, но не достаточным условием - требовалась еще как минимум двухлетняя стажировка под руководством опытных специалистов. Практика мало-помалу берет свое и в университетских стенах. Хоть и редко, но все же вскрытия производятся в Болонье и Монпелье, где факультет для этого получает от властей труп казненного. Хуан I Арагонский дает такую же привилегию медикам Лериды, с начала 15 в. аналогичный обычай устанавливается и в Париже. Все чаще врачи приглашаются на коммунальную службу, они закрывают общественные бани во время эпидемий, в подозрительных случаях проводят вскрытия или иные судебные экспертизы и даже констатируют по просьбе церкви факты чудесных исцелений. Помимо многочисленных лечебников, травников, советов по родовспоможению и иных традиционных сюжетов, ученые книги медиков откликаются и на новые требования эпохи. В 15 веке растет число трудов, посвященных огнестрельным ранам, после Черной смерти появляется немало новаций в санитарно-гигиенической области. Формируются представления о врачебной этике и о компетентности. Тенденция к обмирщению была выражена среди медиков даже в большей степени, чем среди юристов. Тому немало способствовала сама церковь, запрещавшая священникам пролитие крови. Не только на юге, но и в консервативном Парижском университете с 15 в. для преподавателей-медиков целибат был не обязателен. Медики составляли поэтому достаточно замкнутую эндогамную группу, передавая свои знания по наследству. Дети медиков чаще всего также избирали интеллектуальную карьеру, оказываясь открытыми к новым веяниям в культуре: сыновьями врачей были, например, Марсилио Фичино и Парацельс. В отличие от правоведения рост специализации знаний происходил в средневековой медицине медленнее, кроме того врачам требовались солидные знания в «свободных искусствах» - в «натуральной философии», в математике и астрономии или астрологии, поскольку все большую роль в медицине играли гороскопы. Именно медики чаще других становились алхимиками и пробовали свои силы в оккультизме. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С. 70-72.

К концу Средневековья, как было сказано выше, утверждается особый социокультурный тип гуманиста. Гуманистов, умеющих правильно и красиво писать и говорить на хорошей латыни, стали приглашать в секретари и советники не менее, а порой и более охотно, чем теологов или правоведов, остававшихся в рамках чисто схоластических методов. Гуманисты брались в римскую курию составлять документы и писать речи, свершали головокружительные карьеры, становясь кардиналами, а то и папами (Николай V, Пий II). К середине 15 в. знание латыни, а чуть позже - и греческого, увлечение античными древностями, умение вести ученую беседу и владеть хорошим слогом стало столь ценно само по себе, что человек, преуспевший в этих качествах, мог иметь высокий авторитет, приглашаться на муниципальные или секретарские должности даже и не имея университетской степени. Но переход этот свершился весьма постепенно и не был предметом рефлексии современников до самого рубежа 15-16 вв. Там же. С.74-75.

Две трети, а то и три четверти всех студентов недоучивались даже до степени магистра искусств. Какова была судьба всех тех грамотеев, кто получил либо лишь начатки университетской образованности? Их роль в обществе не следует преуменьшать, хотя она была куда менее заметной, менее освященной источниками и, следовательно, менее изученной историками. В первую очередь недоучившиеся до магистров бывшие студенты оседали в школах разного рода.

В городах, а к концу средневекового периода и в крупных селах, было немало «школок» при приходах и иных церковных учреждениях. Во Франции первая из известных нам школ была открыта в 1220 г. в Тоннере. Канцлер капитула выдавал разрешение на преподавание и собирал «школьные деньги» в пользу епископа, городской совет выплачивал жалование учителям (как правило, более чем скромное), время от времени инспектируя школы, в которых преподавали грамматику, «ars dictaminis» и основы счета. Постепенно все больше становилось «незаконных», частных школ, в том числе и «школ письма и счета», где преподавание велось на местных языках. В Париже по «Книге Тальи» 1291 г. упоминается 12 школ для мальчиков и одна для девочек, данные 1380 г. говорят уже о 40 школах для мальчиков и 22-х для девочек.

Положение учителей было поводом для ламентаций. Начиная с 13 в. слышны были их сетования на тупость учеников и жадность родителей, которые хотят успехов от своих отпрысков, но не желают платить. Француз Гильом Постель с ужасом вспоминал о времени, когда нужда заставила его стать школьным учителем. По его словам, ученики, недовольные его требовательностью, дважды пытались отравить его. Часто учителям приходилось подрабатывать, составляя, например, различные бумаги на правах публичного писца. Любопытно, что все о ком удалось собрать сведения Уварову, обзаводились семьей, лишь расставшись с учительствованием. Мы мало что знаем о домашних учителях, которых во все века было много. С развитием системы университетов заработок домашнего учителя становится постоянным приработком недоучившихся студентов. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.76-77.

Наиболее удачно шли дела у тех, кто практиковал в университетских городах. В Париже, например, существовал солидный слой учителей, которые как бы «готовили» детей к университету, содержа их у себя на пансионе (в «педагогии»). Существовали грамматические школы при университетских коллегиях. Их руководители - «принципалы» вели расчеты с родителями, приглашали дополнительных преподавателей могли заниматься своим делом многие годы и составить вполне приличное состояние. Например, Уваров пересказывает одно из дарений, зарегистрированных в Шатле: это самодельный акт Жана Локуэ, доктора (docteur-regent) на факультете теологии Парижского Университета, проживающего в коллегии Монтэгю. Акт, впоследствии оформленный по всем правилам у нотариуса, свидетельствует о наследном и благоприобретенном имуществе. Это имущество позволяет Локуэ завещать часть денег племяннику, затем дать ренту шести бедным студентам, построить галерею в своем доме, вести несколько тяжб, наконец, заобязать племянника заботиться о престарелом дяде до его смерти. По меркам университетских коллег, Локуэ был «богачом», по меркам эпохи - он просто имел приличный заработок. Уваров П.Ю. Университетский интеллектуал у парижского нотариуса (к вопросу о «нормальном исключении») //П.Ю. Уваров. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. Приложение 2.- М. ИВИ РАН, 2000, С.94.

Именно в парижских коллегиях и педагогиях произошло столь важное открытие, как распределение учеников по классам в зависимости от уровня подготовки и возраста. Но подлинный переворот в положении и роли школьного учителя происходит лишь в годы Реформации и Контрреформации.

В любом крупном городе существовал обширный слой клириков без сана. Чем жил весь этот люд? Кое-кто искал место викария, капеллана, прислуживал при церкви, надеялся подработать на похоронах, на чтении заупокойных месс. Были и те, кто занимался вовсе не духовными занятиями - приторговывал, держал мастерские, бани и даже публичные дома. Немало было и женатых клириков. Среди них, кстати, встречались бакалавры и магистры искусств, ушедшие в коммерцию, но не расставшиеся с церковными привилегиями. С ними боролись, стараясь уравнять в правах с прочими горожанами, но до самого конца Средневековья ликвидировать этот слой не удалось. Хуже того, среди них попадались и преступники из числа опустившихся клириков или самозванцев, выбривших себе тонзуру, надеясь на более снисходительный церковный суд.

Но в основной массе этот слой жил менее опасными занятиями. Ведь они, пусть и в малой мере, обладали письменными добродетелями. Они и искали соответствующих заработков, очень многие кормились при судах - стряпчие, секретари суда, писаря. В Париже, Тулузе, и в ряде других судебных центров Франции в 15 в. существовали корпорации клерков, знаменитые «Базоши». Базошь объединяла лишь холостяков, что роднило ее с университетскими корпорациями. Большинство писарей получало какие-то начатки университетского образования, не дойдя до степеней, или ограничившись степенью бакалавра. Оплата труда клерков зависела не только от затраченных усилий: учитывался размер листа и характер письма, но также и престиж судебной курии. Страница, исписанная клерком Парижского парламента, обходилась клиенту в три-четыре раза дороже, чем в суде бальяжа или превотства (только на переписку документов лишь к одному слушанью дела денег уходило столько, сколько стоили две-три коровы). Нехитрые меркантильные заботы писцов сказались на внешнем виде документов. Те из них, что составлялись «за счет правосудия»: различные «королевские» случаи, дела малоимущих лиц, а также записи в регистрах судов - писались чрезвычайно убористым и зачастую неудобочитаемым почерком, изобилующим аббревиатурами. Зато тем, где платил клиент - а таких дел было большинство (ведь «правосудие само себя кормит»), слова далеко отстояли друг от друга, а между строками вполне можно было вписать еще несколько фраз.

Проведя много лет за переписыванием судебных бумаг клерки обретали неоценимый опыт и могли действовать самостоятельно - составлять прошения и бумаги частным порядком, выступать в роли стряпчих, изобиловавших при любом суде в любой стране. Те из них, кому повезло более, становились прокурорами, покупали специальное разрешение и официально брали на себя ведение судебной документации клиентов. Жалования они не получали, живя за счет гонораров, но находились под неусыпным контролем судов. Неоднократно предпринимались попытки таксации услуг прокуроров, жалобы на разорительное правосудие обрушивались на них в той же мере, что на адвокатов и судей. Между прокурорами и адвокатами пролегал социокультурный водораздел. Адвокат как правило обладал степенью в Римском или каноническом праве (а то и в обоих сразу), он произносил судебные речи, блистая ораторским искусством. Прокурорам не обязательно было иметь степень, но ведя документацию, они знали все ходы и выходы в лабиринтах правосудия. Втайне завидуя адвокатам, они были убеждены, что намного превосходят их в знании практической стороны юриспруденции. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.80-82.

Солидную группу составляли различного рода секретари - служившие как при влиятельных особах (среди них довольно много было гуманистов), так и в муниципальных или королевских учреждениях. В начале рассматриваемого периода термин «секретарь» носил черты несвободного, зависимого состояния. К концу Средневековья роль секретарей значительно возросла, особенно тех, кто был связан с канцеляриями. Канцеляристы постепенно вырабатывают особый тип мировоззрения. В конце Средневековья появляются даже пособия, рисующие обязанности «идеального секретаря». Среди них могли были простые писцы-канцеляристы, разогреватели сургуча и воска и прочие технические работники, но были и уникальные специалисты - шифровальшики, переводчики, историографы. Если искать истоки европейской бюрократии, то тип секретаря подходил для этого больше, чем тип юриста-магистрата. При этом секретари, несмотря на наличие у многих из них степени, оказывались менее связаны схоластическими штампами и догмами. Их должность сплошь и рядом требовала гибкости, компетентности и умения приспосабливаться к обстоятельствам. Поэтому на секретарской службе так ценились гуманисты и, в свою очередь, именно канцелярии в различных странах Европы оказывались наиболее восприимчивы к гуманистическим идеям и исканиям в области стиля. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.84-86.

Из среды секретарей выделилась профессия нотариуса. Нотариусы любили возводить историю своей профессии к Древнему Риму. Но реально их присутствие ощущается в итальянских городах не ранее середины 11 века. В Испании, Провансе и Лангедоке нотариусы появляются на рубеже 12-13 вв., несколько позже - и в более северных регионах.

На первых порах профессия нотариуса не отделялась от секретарской. Те и другие составляли документы. Но работа нотариуса заключалась еще и в том, что он был «клятвоприимцем». Любая свершавшаяся сделка и любой акт, претендующий на юридическую силу должен был свершаться публично и по определенным правилам. Первоначально публичность обеспечивали соприсяжники, определенное число свидетелей (как правило семь или четырнадцать) и представитель короля или епископа. Присутствие нотариуса сразу же значительно снижало число требуемых свидетелей, а в конце Средневековья кое-где и вовсе заменило их. Нотариус как бы обеспечивал санкцию властей (короля, императора, папы, коммуны) и делал действительной принесенную клятву, гарантируя аутентичность документа.

Власть давала должность нотариуса на откуп, но нотариальная контора можно было передать по наследству или продать. Примерно до 14 в. распространенным был смешанный тип нотариуса - они работали при судах и муниципальных учреждениях, королевских советах и т.д. регистрировали принимаемые решения и гарантировали их подлинность, мало чем отличаясь от секретарей. Но при этом они подрабатывали в городе, заверяя сделки и иные акты клиентов. В последние века Средневековья власти стремятся объединить нотариусов в особые коллегии, чтобы контролировать их деятельность, усложняется механизм апробации новых членов коллегии, от которых требуется знание законов, грамотность, безукоризненная нравственность. Мошенничество нотариусов, пусть даже мелкое, каралось необычайно строго - вплоть до смертной казни.

В этот период происходит вытеснение клириков из нотариата, оно было заметно везде, но полным было лишь в Венеции с конца 14 в.

Обладание какой-либо степенью было для нотариуса не обязательным, но желательным. Впрочем, опытные мэтры в своих сочинениях предупреждали молодых, чтобы те не пытались щеголять своими знаниями, перегружая документы красотами стиля. Здесь прежде всего ценился опыт, а не книжные знания. Нотариусы не стали такой привычной мишенью городской сатиры, как ловкий и жадный адвокат или напыщенный шарлатан - медик. В целом их репутация в городе была высокой, что неудивительно, ведь порядочность была их капиталом. Труд нотариуса стоил немалых денег, однако клиенты предпочитали платить им, а не доводить дело до суда, чреватого полным разорением

Степень их интегрированности в жизнь города была высокой. Роль нотариусов трудно переоценить, ведь именно они в своей повседневной деятельности внедряли в жизнь новые правовые концепции, разрабатываемые высокоучеными юристами. Там где начинали работать нотариусы, римское право обретало второе дыхание, активизировалась муниципальная жизнь, обретало свою форму городское право и городские вольности. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000, С.87-88.

Профессиональная деятельность, как правило, была не единственным, а то и не основным источником дохода интеллектуалов. «Жить на одну зарплату» было уделом лишь маргиналов умственного труда: или совсем бедных (как клерки и начинающие учителя школ), либо уж очень изощренных в своем искусстве (как прославленные гуманисты - секретари, или художники, которым, впрочем, часто перепадали пожалования государей или церковные доходы). Собственно, интеллектуалы со степенью или без оной всегда получали что-то еще, кроме гонораров с клиентов или жалования. Они владели недвижимостью, быть может, даже ранее купцов осознав всю привлекательность и сравнительную безопасность инвестиций в земли и дома, они немного приторговывали, скупали ренты. Основные выгоды от их деятельности носили косвенный характер. Им был обеспечен престиж, их избирали на должности, им охотно давали в долг, они обладали связями и владели ценной информацией. Сам интеллектуальный труд ipso facto окутывал их ореолом уважения, наделяя добродетелями высшего порядка. И в этом была заслуга интеллектуальной элиты, университетской культуры и давних традиций сакрализации знания.

Поэтому, сколь бы не твердили прокуроры, секретари, нотариусы, хирурги и им подобные о превосходстве практики над теорией, мир «людей знания», людей, смотревших на «практиков» свысока, обладал для них огромной притягательной силой. Как показывает анализ университетских документов, «практики» напрягали все силы, чтобы их дети «достигли знаний, мудрости и степени».

Но и вклад «низовой» части интеллектуального айсберга в конституирование умственного труда был также велик. Именно «практики» сломали представление о греховности «торговли знаниями». Труд школьных учителей, хирургов, писарей, нотариусов был измерен и таксирован, они не стыдились требовать за него законной платы, не вызывая при этом общественного порицания. «Высоколобые» интеллектуалы, претендовавшие на самое высокое место в обществе, брали с них пример, не афишируя, впрочем, эту практику. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. - М. ИВИ РАН, 2000,С.96-97.

Таким образом, на основе рассмотренных фактов и исследований, можно сделать вывод, что выходцы из университетской среды были необходимой и неотъемлимой частью Средневекового общества. Везде, где жизнь требовала людей грамотных - в управлении, в суде, в лечении болезней, требовался профессионал. Полуграмотный клирик был востребован и простым горожанином. Деревни принимали клириков, вынужденных учительствовать, и хотя жизнь учителя не была сладкой и престижной, тем не менее она несла свет знаний в «массы». Университетская среда рождала гениев наук и обрабатывала народную поэзию, она была занята, как жизнью своего города (влияя на нее непосредственно), так и поиском духовных истин. Средневековые интеллектуалы были той средой, которая развивала мышление средневекового человека.

Заключение

Образование первых университетов Европы, начиная с 12 века, было вызвано упрочением тенденций развития феодального общества. Если в раннее средневековье в образованных людях общество не особенно нуждалось, и вообще само общество формировалось на основе остатков античной цивилизации и традициях варварских королевств, то в период развитого средневековья, в связи с ростом городов, усложнением общественных связей, люди почувствовали необходимость знаний, интеллектуальных умений. Церковные и монастырские школы не могли удовлетворить потребности светского общества, мирян, обществу понадобился новый вид школ - городские школы и университеты.

Алгоритм развития средневековых образовательных потребностей можно определить так: от элементарных начатков знаний, через изучение традиционных античных наук, к овладению востребованных наук в средневековом обществе и, по желанию, поиск и изучение научных и духовных истин. различные рабочие места, где требовались из знания и умения.

Права университету изначально давали патроны: короли, герцоги, епископы, городская администрация, словом, власти тех земель, на которых организовывался университет. Но выиграл в этой череде - сам Папа, Святейший Престол. Знания были связаны с понятием о божьем слове, прежде знания сосредоточивались при церквях и монастырях, поэтому церковь постаралась поставить внутреннюю жизнь университета под свой контроль. Это касалось и наук (теология прежде всего), и бенефиций, и даже внешности и правил жизни на учебе и в быту. Но пестрая студенческая среда внесло свои коррективы, в дела университетов вмешивались короли и их администрация, и мало помалу университеты добились разнообразных привилегий, превратившись в особую корпорацию со своими законами, правилами. Регламентация университетской жизни соответствовала цеховым правилам средневековья. Но интеллектуальную жизнь невозможно было загнать в рамки цеховых ограничений. Так сложилась пестрая среда и нравы университетов. Здесь имели вес и преподаватели из нищенствующих монашеских орденов, и прославленные профессора. Студентами становились лица самых разных сословий, в том числе бродячие школяры. Университетская корпорация состояла из множеств федераций: факультетов, наций, колледжей, общежитий, пансионов, торговцев и т.д. Заправлял жизнью университета выборное лицо - ректор. Университет вмешивался в интеллектуальные и политические коллизии и конфликты эпохи. Университеты стали значимой частью городской жизни и интеллектуальной жизни Европы.