Проблема Юлийской Крайны в советской международной политике 1918-1945 гг.

В ходе визита делегации НКОЮ в СССР ее глава А. Хебранг (был известен тем, что не только выступал за расширение югославских границ, но и выказывал недовольство граница ми, предоставленными его родной республике -- Хорватии) на встрече со Сталиным 9 января 1945 г. заявил о необходимости присоединения Истрии с портами Триест, Пула и Риека. Это было аргументировано тем, что «Истрия населена хорватами и словенцами, и лишь в портовых городах имеется известный процент итальянцев», в подтверждение чего была показана этнографическая карта края с предполагаемой границей. Реакция Сталина была осторожной: «необходимо, чтобы сами эти области требовали своего присоединения к Югославии».

Члены югославской делегации, среди которых был и начальник Генерального штаба НОАЮ А. Йованович, заверили, что «эти области полностью находятся в югославских руках», а антифашистские веча Хорватии и Словении уже приняли решения об их присоединении к Югославии. В Триесте же и Риеке (Фиуме) имеются лишь малочисленные группы, которые требуют «автономии для этого района под протекторатом Англии». На это Сталин и Молотов как-то некстати вспомнили о неофициальном разговоре с Черчиллем, который предлагал выделить Истрию в автономную область, что позволило бы будущей Австрии получить выход к Адриатическому морю. Тем самым советское руководство, не отвергая югославских претензий к Италии, склонялось к их решению дипломатическим («на будущей мирной конференции»), а не военным или иным явочным путем [66, док. 37, с. 126--127]. После встречи Хебранг телеграфировал Тито 11 января 1945 г.: «По многим политическим вопросам их мнение отличается от нашего… Нужно быть осмотрительными во внешнеполитических вопросах. Надо избегать больших требований к соседним странам, чтобы не вызвать их негативно го отношения или столкновения с нами» [33, док. 517, с. 398].

На Крымской конференции (4--11 февраля 1945 г.) проблему итало-югославской границы поднял А. Иден 8 февраля на заседании трех министров иностранных дел, пока не ставя «вопроса о том, какой должна быть эта граница». 10 февраля он вручил В. М. Молотову и госсекретарю США Э. Стеттиниусу британские «Заметки для министров иностранных дел относительно Венеции-Джулии», воспроизводившие позицию Черчилля о границе в районе Истрии -- Триеста, занятую им еще в августе 1944 г. на встрече с Тито. В «Заметках» Иден справедливо отмечал, что «провинция Венеция-Джулия на северо-востоке Италии представляет собой потенциальный пороховой погреб». Первоначально Лондон предполагал установить союзную (британскую) военную администрацию во всей провинции в ее довоенных границах, когда она входила в состав Италии. Однако столкнулся с явным несогласием Тито, поняв, что он, «несомненно, намерен сам управлять значительными территориями, которые, по его мнению, должны принадлежать Югославии и часть которых уже контролируется его партизанами». Имея в виду угрозу военных столкновений как между английскими частями и армией Тито, так и между югославскими и итальянскими партизанами, Иден предложил выработать временную демаркационную линию в Венеции-Джулии. После этого дипломатической задачей официального Лондона было бы получить согласие Тито на данную линию. Однако проблема не была рассмотрена на Крымской конференции, так как инициативы Идена из-за советского противодействия не имели шансов быть принятыми. В письме Молотову он предложил снять их с обсуждения, продолжив переговоры по дипломатическим каналам [67, док. 11, с. 134; док. 17 и прилож. 4, с. 196, 201--202; док. 22, с. 255; док. 28, с. 281]. Даже будучи благовидно отклоненной, эта инициатива отразила стремление Лондона воспрепятствовать возможному установлению югославского контроля над сопредельными территориями Италии со словенским и хорватским населением. Новая же Югославия провозгласила своей задачей присоединение этих земель.

9 марта 1945 г. была обнародована программная Декларация единого югославского правительства. В жестком письме Молотова, адресованном 15 марта Тито, Э. Карделю и А. Хебрангу, она подвергалась критике и характеризовалась «не вполне удовлетворительной и, пожалуй, даже бледной». В Декларации, наряду с прочим, выдвигалась задача, чтобы «наши национальные территории, оставшиеся после Первой мировой войны вне границ нашего государства, были присоединены, тем более что общим народно-освободительным восстанием… они фактически уже присоединились и определились за демократическую федеративную Югославию». Причем аргументировалась эта задача не только принципом самоопределения и этническим большинством, но и тем, что именно на этих территориях славянские народы своей вооруженной борьбой «оказали большие услуги общему делу объединенных наций» [33, док. 555, с. 422; примеч. 1081, с. 605].

Интересно, что Советский Союз все еще не отказался от идеи получить с помощью Павелича возможность продвинуться к побережью Адриатики через территорию НГХ. В марте 1945 г. поглавник получил письмо советского посла во Франции А.Е. Богомолова, в котором говорилось о готовности СССР признать НГХ при соблюдении уже более жестких условий: НГХ пропускает советские части к своему Адриатическому побережью; обязывается не вступать ни в какие антисоветские альянсы; разрешает свободное функционирование Компартии Хорватии. Однако и эта попытка советско-хорватского контакта не дала конкретных результатов [44, str. 235]. Примечательно, что Компартия Хорватии, созданная группировкой Тито в ЦК КПЮ в августе 1937 г., вызывала острое раздражение в Коминтерне еще летом 1941 г. В указаниях Г. Димитрова руководителю пункта связи Коминтерна в Югославии И. Копиничу от 4 июля содержалась крайне резкая оценка: «Позиция хорватского ЦК трусливая и предательская». В новом предписании от 9 июля 1941 г. Димитров даже предлагал Копиничу создать другой центр, проводящий линию Москвы [68, док 14 и примеч. 3, с. 113].

5--20 апреля 1945 г. проходил официальный визит югославской правительственной делегации в СССР. Территориальные претензии Демократической федеративной Югославии (ДФЮ) изложил бывший премьер эмигрантского, министр иностранных дел единого югославского правительства И. Шубашич на встрече с Молотовым 6 апреля. Они «исчерпывались» Истрией и граничащими с Югославией районами Австрии и Венгрии. Черчилль, по словам Шубашича, «очень неопределенно» высказывался об этих претензиях и рекомендовал вообще не упоминать об Истрии. Шубашич обратил внимание на то, что «Ватикан ведет большую работу против передачи Истрии Югославии, создавая различные проекты вроде проекта образования самостоятельного государства Истрии, которое, по замыслам Ватикана, осуществляло бы свое влияние среди католиков Словении». Тем не менее, Шубашич полагал, что если «в ходе нынешней войны югославские войска займут Истрию, то в этом случае для Югославии будет легче разрешить вопрос об исправлении своих границ с Италией». Предвидя разногласия, он поручил югославским историкам разработать «самую строгую и объективную аргументацию югославских территориальных претензий», считая, что границы должны исправляться «при строгом соблюдении национальных, этнографических принципов». Шубашич пообещал прислать Молотову меморандум с подробной характеристикой югославских территориальных претензий и с географической картой [33, док. 564, с. 429--430].

Примечательно, что взгляды, вполне схожие с упомянутыми мнениями и Тито, и Шубашича, изложил Сталин за ужином на даче в Кунцево после подписания 11 апреля Договора о дружбе между СССР и ДФЮ. Эти взгляды касались особого характера текущей войны и сводились, по воспоминаниям М. Джиласа, к следующему: «Кто оккупирует территорию, тот навязывает ей свою собственную социальную систему. Каждый навязывает свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может» [69, с. 131--132]. Не случайно в последние дни войны в Европе возникли два крупных политических кризиса, связанных с югославским военным присутствием в двух сопредельных регионах -- австрийской провинции Каринтия (ее южные районы со словенским населением югославы называли Корушкой) и в Триесте, став тревожными предвестниками холодной войны.

Касательно Корушки следует отметить, что территориальные притязания Югославии были тесно связаны с возможностью ее участия в оккупации Австрии. Соответствующая нота была направлена в начале апреля 1945 г. правительствам СССР, Великобритании, США и Франции. В ней ставился вопрос о получении Югославией на территории Австрии особой зоны, где проживало славянское население, для осуществления от имени союзников военной оккупации и административных функций. СССР 19 апреля согласился с участием Югославии в оккупации части австрийской территории в рамках советской оккупационной зоны. Это обусловило уверенность Тито, как следует из протокола заседания политбюро ЦК КПЮ от 23 апреля, что «наши части оккупируют часть Австрии». Проблема, в свойственной для югославов манере, трактовалась в более широком формате. Поэтому речь на заседании зашла даже о необходимости предусмотреть в «новоосвобожденных районах» кандидатуры комендантов районов, городов, командные должности в тылу «для Истрии, Триеста, Корушки и австрийских районов» [33, док. 579, с. 442; док. 582, с. 443--444; примеч. 1112, с. 611--612]. В середине мая -- начале июля части 3-ей югославской армии уже дислоцировались в этой зоне, но под напором союзников вынуждены были покинуть австрийскую территорию [подробней см. 70].

Триестинский кризис (май -- июнь 1945 г.). Что касалось Триеста, то англичане больше всего опасались сценария событий с захватом югославами Триеста военным путем [подробней см. 71]. Еще 21 февраля 1945 г. на переговорах в Белграде главнокомандующий западными силами на Средиземноморье фельдмаршал Г. Александер предложил маршалу Тито, что бы на всей спорной территории Истрии было установлено военное управление западных союзников. Отклонив это предложение, югославский лидер, тем не менее, заключил «соглашение Тито -- Александер». Его смысл сводился к тому, что одна часть спорной территории переходила под югославское как военное, так и гражданское управление. Другая часть, включая Триест, Монфальконе, Горицу и Пулу, -- под западное военное управление с югославской гражданской властью. Как объяснял позже Тито, причиной его уступчивости была уверенность, что югославские войска не смогут достигнуть Триеста раньше союзных [57, с. 46--59]. К апрелю 1945 г. условная линия разграничения, оговоренная в «соглашении» нарушалась и той, и другой стороной из-за отсутствия письменного документа и точной демаркации. 28 апреля Александер получил указание командования оккупировать всю Истрию, Риеку и острова Кварнера. Черчилль взывал к Г. Трумэну: «Жизненно важно взять Триест раньше партизан Тито. Это политико-военная операция. Нельзя ждать ни минуты». 30 апреля -- 3 мая союзные войска заняли большую часть Юлийской Крайны [43, с. 204].

Однако в результате отчаянного броска 1--2 мая 1945 г. югославские части, опередив союзников на несколько часов, заняли Триест, Тржич, Горицу и большую часть Словенского Приморья, выйдя на линию р. Соча. Западные союзники, срочно брошенные к Триесту, заняли его пригороды и порт [72, str. 142--144]. 5 мая Тито резко высказался о «“нахальном поступке” англичан [на деле это была новозеландская дивизия -- А.С.], вошедших в Триест после его освобождения Югославской армией, да еще заявивших о взятии пленных». Он обозначил свою позицию: «Англичане хотят иметь Триест, но мы его не отдадим, мы не можем его отдать… Триест мы ни в коем случае им не можем уступить -- англичане пользуются портом и этого для них достаточно» [58, разд. «Югославия», док. 106, с. 280--281].

На протяжении первой половины мая союзники требовали выполнения февральского соглашения, а югославы всячески стремились сохранить Триест и всю область под своим военным и административным контролем, пожертвовав лишь портом. 15 мая к урегулированию углублявшегося кризиса подключились правительства Великобритании и США. В своих нотах Белграду они потребовали немедленного согласия на военное управление союзников в Триесте. При этом речь шла не об эвакуации югославских войск из города и западной зоны, а лишь об их сотрудничестве в деле организации управления союзников в Триесте и в этой зоне. В тот же день Черчилль направил специальное послание Сталину, что выводило Москву из позиции формального невмешательства в конфликт и требовало занять определенную позицию. 18 мая она была сформулирована (на совещании Сталина с югославским послом В. Поповичем с участием Молотова и Вышинского) и заключалась в следующем. Сталин прагматично расценил сохранение югославского военного и административного присутствия в Триесте как уступку. По его мнению, она давала шанс (даже при установлении там контроля Запада) для последующей дипломатической борьбы за судьбу края с получением в итоге хотя бы части той зоны, где должен установиться контроль Александера. Подобная позиция расходилась с устремлениями Тито, который еще 17 мая спешно ответил на ноты союзников, настаивая на сохранении своего военного контроля над всей занятой территорией. В обстановке глубоких терзаний Белград не решается отвергнуть рекомендации Москвы, но выдвигает условия равного статуса своих войск с западными, полного сохранения своей гражданской власти, увеличения своей -- восточной зоны Венеции-Джулии (она охватывала в основном Истрию). 21 мая в Москве было получено послание президента США Г. Трумэна, в котором он прямо обращался к Сталину за содействием в урегулировании проблемы на базе западных требований, изложенных 15 мая. В тот же день -- 21 мая -- Белград в своей ноте и сам соглашается с платформой 15 мая. После затянувшейся дипломатической паузы Запад дает ответ (в Москве он получен 31 мая, а в Белграде -- 2 июня) на югославскую ноту от 21 мая, к которому был приложен проект соглашения. Югославское военное присутствие сводилось к символическому двухтысячному контингенту, что означало фактическое отстранение Белграда от реального участия в управлении зоной, которая отходила под западный контроль. В югославской историографии существует версия (не подтвержденная документально) о том, что в секретном приказе Тито от 6 июня цитировалась телеграмма Сталина, потребовавшего в течение 48 часов вывести югославские войска под командованием генерала П. Дапчевича из Триеста, мотивируя это тем, что СССР не хочет из-за триестинского вопроса быть втянутым в третью мировую войну. 8 июня Сталин ответил на послание Трумэна, лишь скромно упомянув о «югославских интересах». Таким образом, и Москва, и надеявшийся на ее поддержку Белград вынуждены были отступить. Триестинский кризис обратился крупным политико-дипломатическим поражением Югославии. По оценке наиболее глубокого знатока проблемы Л.Я. Гибианского, возможности СССР были «лимитированы практическим соотношением сил на мировой арене и тем реальным местом, какое триестинский вопрос занимал в иерархии приоритетов тогдашней советской внешней политики». Однако если попытка югославского военного присутствия в Словенской Корушке закончилась полной неудачей, то в случае с Триестом налицо был явный компромисс [57, с. 48--59].

Белградское соглашение ДФЮ с Англией и США от 9 июня 1945 г. закрепило положение, которое предусматривалось еще «соглашением Тито -- Александер» (февраль 1945 г.). Отдельным соглашением от 20 июля между начальником штаба союзных войск в Италии генерал лейтенантом У. Морганом и начальником штаба НОАЮ генерал-лейтенантом А. Йованови чем была определена линия демаркации (так наз. линия Моргана). Она делила Венецию-Джулию на зону «А» (северо-западная часть края с Триестом и анклав Пулы на южной оконечности Истрии), оккупированную англо-американскими войсками и зону «Б» -- (остальная, большая часть края), контролируемую вооруженными силами Югославии [73, str. 368--371].

Спор о Триесте имел многомерный формат. Он затронул и отношения между ВКП (б) и Итальянской компартией (ИКП). Ее лидер П. Тольятти в феврале и апреле 1945 г. направил в Москву два обращения по триестинскому вопросу. В них, как отметил в своем дневнике Г. Димитров, Тольятти считал Триест итальянским городом, опасаясь, что спор за него «внесет раскол в итальянском народе и между итальянским и югославским народами» [74, с. 241-- 242]. Третье, самое резкое послание, было направлено в середине мая. Димитров, получив телеграмму Эрколи (то есть П. Тольятти), 18 мая письмом сообщил об этом Сталину, а копию этого письма направил Молотову [75, л. 45--48]. В нем говорилось, что югославская позиция в вопросе о Триесте затрудняет положение ИКП и «создает англо-американцам ненужную популярность». Однако 28 мая Димитров с санкции Сталина направил ответ, в котором говорилось о целесообразности передачи Триеста Югославии и рекомендовалось Тольятти публично занять именно такую позицию [76, с. 194], что руководством ИКП фактически исполнено не было.

Кроме геостратегического значения Триеста, большую роль для Запада играл и гуманитарный фактор. Наихудшее впечатление на западных союзников произвело жестокое поведение югославских войск в Триесте, что замалчивалось в советской и югославской историографии. По ряду данных югославы устроили в городе резню пленных немцев, итальянских полицейских, и даже итальянских антифашистов, считавших, что Триест должен оставаться в составе Италии. Количество расстрелянных определяется разными авторами от 2 до 3,5 тыс. человек [77, c. 240; 77, p. 86].

40-дневный «триестинский кризис» поставил мир на грань новой войны. Советский посол в Лондоне Ф.Т. Гусев в своей телеграмме в Москву рассказал о завтраке у Черчилля 18 мая, где тот на повышенных тонах изложил пять конфликтных проблем в отношениях Запада с СССР. Открывал этот перечень Триест. Позиция британского премьера в изложении Гусева была следующей: «Тито подкрался к Триесту и хочет завладеть им. Черчилль показал руками на столе, как Тито подкрадывается к Триесту. Мы не позволим, -- прорычал Черчилль, -- чтобы территориальные вопросы решались путем захвата, а не на мирной конференции… Тито не желает отводить свои войска из Триеста… Триест входит в нашу зону оккупации и, как порт, он должен стать международным под итальянским флагом». Характеризуя серьезность общего положения, Черчилль, не слушая возражений Гусева, заявил: «Ваш фронт проходит от Любека до Триеста. Вы держите в своих руках столицы и никого туда не пускаете [в апреле -- мае 1945 г. Вена, Берлин и Прага были вне досягаемости войск западных союзников. -- А.С.], положение в Триесте угрожающее… общая атмосфера накалена…». В дополнительной телеграмме в тот же день Гусев сообщал, что Черчилль «говорил о Триесте и Польше с большим раздражением и нескрываемой злобой. По его поведению видно было, что он с трудом сдерживает себя». В рассекреченном в 1998 г. личном досье У. Черчилля был обнаружен план экстренной операции «Немыслимое» по военному вытеснению Красной армии из Центральной Европы (начал разрабатываться не позднее апреля, а датирован 22 мая 1945 г.). План содержал вывод: «Для надежного и прочного достижения нашей политической цели необходим разгром России в тотальной войне» [62, док. 185, с. 520--521; док. 186 и комментарий, с. 524--527]. Таким образом, спешное урегулирование за счет (гипертрофированных на тот момент) интересов Югославии триестинского кризиса не решило триестинскую проблему.

Выводы. Хорвато и словенско-итальянский национально-территориальный конфликт в Юлийской Крайне (Венеции-Джулии), имевший глубокие исторические корни, после Первой мировой войны вступил в свою новую, еще более острую фазу. Этому способствовали решения Парижской мирной конференции 1919 г. и аннексионистские условия Рапалльского соглашения 12 ноября 1920 г. между Италией и Королевством СХС. Первоначально Советская Россия, отстраненная от Версальского урегулирования и питавшая неприязненные чувства к Белграду, реагировала лишь на отдельные события масштабного конфликта вокруг Юлийской Крайны. В первую очередь это касалось захвата итальянскими фашистами Риеки (Фиуме), «фиумский вопрос» отслеживался советской дипломатией. Однако после итало-югославских решений в январе и марте 1924 г. о разделе «свободного государства Фиуме» и советско-итальянского сближения на базе признания де-юре СССР Римом (7 февраля 1924 г.) этот вопрос утратил актуальность. Германо-итальянская агрессия против Югославии в апреле 1941 г. и ее разгром обусловили территориальный раздел на Адриатическом побережье Балкан в пользу Италии. Рим создал здесь свою провинцию -- Люблянскую Покраину, минимально учитывая фактор и интересы НГХ. Выход Италии из войны в 1943 г. привел к новому территориальному переделу, когда вся итальянская зона оккупации перешла под контроль Германии.

С началом советско-германской войны в Москве началась выработка собственной позиции о будущем Европы, в том числе и переустройстве в районе Юлийской Крайны. Первые представления, сформулированные в декабре 1941 г., исходили из целей простого ослабления Италии. Ситуация кардинально поменялась в 1943 г., когда СССР, исходя из своих национально-государственных интересов, стал настойчиво моделировать послевоенное устройство Европы. В сентябре органы власти новой Югославии приняли решения об объединении Приморья со Словенией, а Истрии с Хорватией. Именно в это время начинает свою деятельность Комиссия Литвинова, разработавшая и концептуальную справку «Об обращении с Италией», которая содержала рекомендации по решению регионального конфликта, в том числе оставление Триеста за Италией. Вскоре становится очевидным, что югославское коммунистическое руководство выдвигает территориальные претензии ко всем соседним странам, но наибольшие -- к Италии. Последнее противоречило позиции Великобритании и США (о чем свидетельствовала дискуссия на Крымской конференции) и частично расходилось с интересами СССР (что отразилось в ходе визитов югославских руководителей в Москву в январе и апреле 1945 г.). Триестинский кризис (май -- июнь 1945 г.) был вызван занятием югославской армией Триеста, города с преимущественным итальянским населением. Москва первоначально благосклонно отнеслась к этому событию, но развитие кризиса, ставшего первым предвестником начинающейся «холодной войны», заставило советское руководство оказать нажим на И. Броз Тито и вынудить его оставить город. Урегулирование триестинского кризиса не решило триестинскую проблему, интернационализированную в последующие годы.

Проблема Триеста горячо, напряженно и драматично обсуждалась на трех сессиях Совета министров иностранных дел в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в 1945--1946 гг., а также на Парижской мирной конференции 1946 г. Неразрешимая ситуация потребовала создания особого государственного образования -- Свободной территории Триест (СТТ), которое стало важным фактором в развитии советско-югославского конфликта и складывавшегося неблагоприятного положения в международном коммунистическом движении. В октябре 1954 г. (уже без участия СССР) в Лондоне был заключен договор о разделе территории СТТ, по которому узкая полоса вдоль Триестинского залива с Триестом и мелкими городками была все же присоединена к Италии, а остальная часть СТТ отошла Югославии. Окончательно югославско-итальянская граница была подтверждена только соглашениями 10 ноября 1975 г. в итальянском городе Осимо.

В 1975 г. Институт истории хорватского рабочего движения в Загребе, ввиду исключительной важности для хорватской историографии адриатической проблемы, истории Истрии и Словенского Приморья, вопросов югославско-итальянских отношений, издал 17-й номер «Журнала новейшей истории», своего печатного органа с тематической подборкой статей и материалов, посвященных указанным проблемам. -- См.: Иasopis za suvremenu povijest (Zagreb). 1975. Broj 1 (17)).