Исторические события 1944-1993 годов в Румынии

Нарушения выявлялись созданной с этой целью "экономической полицией" и карались штрафами, а затем и отключением газа и электроэнергии. Горячая вода в квартиры практически не подавалась, а телевидение работало 23 часа в сутки. Потребление электроэнергии на душу населения в Румынии было тогда самым низким в Европе. Страна была вынуждена сесть на голодный паек. Вновь были введены продовольственные карточки, отмененные в 1954 г., и разработана "программа научного питания". Потребление мяса сократилось с 45 кг на душу в 1980 г. до 37, 2 в 1988 году. Сначала 80х годов в Бухаресте стали все чаще появляться истощенные и босые крестьяне, а крестьянские дети, выбегая к проходящим поездам, просили хлеба. На внутренний рынок поступало всего около 14, 6% готовых текстильных изделий, 11, 6% обуви, 6, 3% бензина, производившихся в стране. В последние годы правления Николае Чаушеску каждодневную пищу людей в основном составляли хлеб, сладкий перец и брынза. Кусок мяса тогда был роскошью, а лучшим подарком считался маленький кулечек с натуральными кофейными зернами. Особенно тяжелыми были зимы, когда людям приходилось жить в домах при температуре в 1012 градусов. Конечно, первыми не выдерживали старики. В некоторых особо неблагополучных уездах страны новорожденных младенцев регистрировали лишь в возрасте шести месяцев, тем самым скрывая от мировой общественности истинные цифры детской смертности, вызванной недоеданием и отсутствием лекарств. Румыния не брезговала ничем. Она была единственной страной восточного блока, которая превратила эмиграцию в доходное дело. Чаушеску рассуждал просто и ясно: тот, кто родился, вырос, получил бесплатное образование и медицинское обслуживание в одной стране, не может просто так поменять ее на другую, не расплатившись по всем счетам. За каждого немца, покидающего Румынию, ФРГ вносила на румынские внешние счета по 5 тысяч западногерманских марок, а еврейские общины Запада были вынуждены платить адекватную сумму в американских долларах за каждую "голову". При этом отъезжающий обязывался по румынским законам сдать свое имущество ценности, машину, дом специальной государственной оценочной комиссии. Такая "работорговля", вызывавшая крайнее раздражение в цивилизованном мире, давала в казну государства определенный стабильный приход в СКВ, который также шел в уплату западного долга. Мы можем самыми мрачными красками живописать "золотую эпоху" Чаушеску, ненавидеть и презирать этого человека, сравнивать его с Гитлером, Сталиным, с кем угодно, но мы не можем не признать исторический факт: страна стала единственным в мире государством, выплатившим долги. И соответственно получившим возможность свободно распоряжаться всей поступающей от внешней торговли валютой. 12 апреля 1989 года на Пленуме ЦК РКП Николае Чаушеску торжественно заявил всему миру о полной выплате Румынией внешней задолженности. Не могло руководство СРР открыть ворота западному капиталу для внедрения в ключевые отрасли румынской экономики. По мнению кондукэтора, учитывавшего опыт многих африканских стран, "пассивный" путь возвращения задолженности и долевое участие в прибылях собственной экономики вели в тупик затягивающихся финансовых трудностей. Сам факт того, что Румыния избавилась от внешнего долга, остался почти незамеченным в глазах мирового общественного мнения. Почему? Было на практике доказано, что внушительный валютный долг можно вернуть, и делать сие нужно быстро, так как любое затягивание этого болезненного процесса приводит к быстрому разрушению национальной экономики. 3 млрд. долларов такую сумму должна была выплачивать Румыния по процентам своих долгов приблизительно каждый год. Десять, двадцать, тридцать, сорок лет. До бесконечности такие долги не отдают, подобного случая не было в мировой практике. Чаушеску же долг вернул.

ГЛАВА 5. СЕКУРИТАТЕ

Нигде, даже, пожалуй, и в СССР при Сталине не было такого всемогущего сыскного аппарата, как в Румынии при Чаушеску. Румынская секретная полиция проникла во все сферы румынской жизни, ее боялись больше самого Чаушеску, и она пользовалась еще более мрачной славой, чем советский КГБ. Причина заключалась не только в том, что Секуритате теснейшим образом сотрудничала с РКП на всех ее уровнях, но и в том, что тайная полиция (более гибкая и многофункциональная организация, нежели КГБ) пронизала все уровни государственной деятельности. Румынское министерство торговли было не просто рассадником агентов Секуритате, но, по существу, ее собственным ведомством. Секуритате обладала также самостоятельной сетью торговых компаний с дочерними филиалами за рубежом и даже банками. Она к тому же в большой степени опиралась на информационную агентурную сеть, действующую внутри РКП. Румынская тайная полиция была настолько вездесущей, что в итоге превратилась в своего рода пугало; ее и без того достаточно большая власть многократно увеличилась в воображении румын. Как-то раз в середине 80х годов Мариану Челак (известную диссидентку и архитектора) привезли на большой завод, чтобы наглядно продемонстрировать сыскные способности охранки. Все телефонные разговоры записывались на пленку, и в качестве доказательства ей представили кассету под номером 6432. "Главный абсурд состоял в том, рассказывала она, что, хотя они действительно записывали все разговоры, никто очевидным образом этими разговорами больше не интересовался и не анализировал их содержания. Одного сознания, что все записывается и прослушивается, оказалось достаточным, чтобы превратить людей в трусов. Инструментом Секуритате было обычно человеческое чувство страха".

Вот что сказал Ливиу Турку, бывший сотрудник тайной полиции, в 1987 г. эмигрировавший в США: "Представьте себе огромный аппарат, распускающий слухи и наводящий страх и ужас, и созданную им атмосферу, в которой люди панически боятся, что, если они допустят хоть малейшую оплошность, квалифицированную как акт неповиновения Чаушеску, они бесследно исчезнут. Именно страх парализовал румынское население; самым выдающимся образцом дезинформации был слух, специально распускаемый Секуритате, что каждый четвертый румын является ее осведомителем. " Начиная с 1978 года, Румыния все больше попадала в тиски тяжелого экономического кризиса. Первая забастовка шахтеров (после долгих и жарких дебатов по поводу рабочего графика и урезанных пенсий) произошла в сентябре 1972 года в долине Жиу. Еще более мощная забастовка вспыхнула в августе 1977 года и охватила 35 тысяч человек; в ходе репрессий, устроенных Секуритате, два инженера, выступивших на стороне рабочих, погибли в "автомобильной катастрофе". Попытка создать "независимый" профсоюз закончилась отправкой зачинщиков в психиатрические больницы, а остальных под суд за "преступления против социализма".

Однако в октябре 1981 г. горняки вновь забастовали. На этот раз Секуритате не ограничилось карательными отрядами и отдельными расправами; она депортировала в другие районы страны такое количество шахтеров и членов их семей, что состав населения в долине Жиу коренным образом изменился. Секуритате перевела в этот район часть бывших военнослужащих, а также своих собственных агентов, срок контракта с которыми в скором времени истекал, и произвела их в шахтеры. Это отчасти объясняет поведение шахтеров в последующем. Репрессивные меры Секуритате, направленные против отдельных интеллектуалов, были куда слабее, нежели против любых форм организованной оппозиции. Истязания одиночек носили скорее психологический, чем физический характер. Например, несколько раз Челак извещали, что ей следует прибыть по такому-то адресу для допроса; ее заставляли долго ждать, а затем несколько часов подряд допрашивали, но неизменно отпускали домой. С Даном Петреску (одним из двух известных диссидентов города Яссы) обращались подобным же образом, но после допросов, рассказывал он, чиновники Секуритате затевали "нормальный разговор", шутили и даже выражали некоторое подобие раскаяния за издевательства "по долгу службы". По мере того как государственный штурвал ускользал из рук Чаушеску, Секуритате во все возрастающей степени из сугубо репрессивного аппарата превращалась в систему управления. Если она не могла вылечить экономику, то по крайней мере была способна обеспечить послушание. Кроме того, она была готова в случае нужды предупредить Чаушеску о готовящемся против него заговоре, ибо Кондукэтор хорошо знал по опыту прошлого, что в смутные времена пост генерального секретаря становился весьма и весьма опасным. Постепенно сыскная деятельность Секуритате распространилась и за рубеж; началась слежка за дипломатами, подозреваемыми в излишнем "либерализме". Корнелиу Мэнеску, один из самых талантливых румынских дипломатов, представитель Румынии в ООН и позднее министр иностранных дел, сообщил в теле-интервью (в январе 1990 года), что "в конце концов наши посольства почти повсеместно превратились в вотчины Секуритате".

Хотя между министерствами иностранных и внутренних дел как будто бы существовала договоренность о пропорциональном соотношении в посольствах настоящих дипломатов и агентов Секуритате, к середине 70х годов процент сотрудников тайной полиции резко и необоснованно возрос. Они весьма преуспели в слежке за коллегами, но сами как дипломаты были абсолютно беспомощны. Секуритате тратила на свои нужды поистине бесчисленные средства, и, вероятно, Чаушеску иногда сам поражался, куда уходят деньги. "Я подсчитал, сказал диссидент Силвиу Брукан, для того чтобы просто держать под наблюдением и меня и мой дом, то есть задействовать персонал, машину и т. д., они расходовали в среднем 200 тысяч лей в месяц. В число любимых проделок Секуритате входила расправа с эмигрировавшими диссидентами, причем руками наемных убийц нерумынского происхождения. Однако налаженная система иногда давала осечку. Так произошло, когда тайная полиция в 1981 году попыталась уничтожить двух самых известных румынских изгнанников Вирджила Тэнасе и Пауля Гому. Агент по имени Хайдуку, направленный во Францию для того, чтобы нанять убийц, немедленно предложил свои услуги французской службе безопасности. Писателей диссидентов сразу законспирировали, а Кондукэтора дезинформировали сообщением о том, что покушение якобы состоялось. Через длительный промежуток времени перевербованный агент Хайдуку все же раскрыл карты, поставив Чаушеску в крайне щекотливое положение. Этим инцидентом поспешил воспользоваться президент Франсуа Миттеран, давно искавший предлог, чтобы отменить намеченный на 1982 год официальный визит в Румынию. Любимейшим чтением супругов Чаушеску были секретные документы, собранные Секуритате, особенно те, что касались интимных сторон жизни их ближайших коллег и сподвижников по РКП. Когда после смерти Елены Чаушеску в Весеннем дворце вскрыли ее личный сейф, то наряду с драгоценностями в нем обнаружили большое количество запечатанных конвертов, содержащих в себе свежие развернутые донесения Секуритате о высокопоставленных румынских сановниках, приближенных к Елене. Одной из первоочередных задач Секуритате считалось наблюдение за детьми Чаушеску. Силвиу Брукан имел возможность собственными глазами убедиться в том, с какой тщательностью работала Секуритате. После революции ему удалось раздобыть досье на самого себя, причем это был экземпляр, сделанный тайной полицией для личного пользования Чаушеску. Досье было красиво оформлено, толщиной и форматом напоминало сброшюрованный киносценарий. В правом верхнем углу переплета было начертано "совершенно секретно" и "водном экземпляре"; о том, что это копия лично для Чаушеску, свидетельствовал неестественно крупный шрифт донесений. (Николае был близорук, но терпеть не мог очки, которыми не пользовался даже дома. Поэтому все доклады печатались для него особым шрифтом, по размеру почти в три раза превышавшим обычные типографские стандарты). Досье на Брукана, случайно сохраненное румынским рабочим, посланным в числе многих других после смерти Чаушеску на уничтожение архивов Секуритате, было столь подробным, что содержало некоторые детали о его прошлой жизни, о которых он сам давным-давно забыл. Этот 100страничный документ показывал, что в течение нескольких десятилетий он находился под неусыпным наблюдением Секуритате и что некоторые из его ближайших друзей регулярно поставляли о нем информацию, ибо ряд фактов нельзя было добыть из других источников. Брукану также попал еще один, правда, более короткий, "компромат" на самого себя. Когда происходили события, способные особенно заинтриговать Чаушеску, Секуритате изготавливала для него особые переплетенные буклеты. Буклет о Брукане докладывал о его телефонном разговоре с журналистом из Бибиси, произошедшем в 1989 году; между прочим, буклет был не напечатан, а написан от руки профессиональным каллиграфом, работавшим в штате тайной полиции, причем сделано это было с невероятным мастерством.

Лишь едва заметные следы чернил на оборотной стороне листа указывали на ручную работу. Наряду с такого рода документами, контейнерами свозившимися в кучу и сжигавшимися в марте 1990 года, существовали также сотни доносов на представителей высшего партийного эшелона, поскольку Чаушеску шпионил не только за врагами или мнимыми оппонентами, но также, и в первую очередь, за собственными подчиненными. Электронный шпионаж за министрами, областными партсекретарями, высшим командным составом и правительством был делом обычного рода. В гостиницах целые этажи отдавались под установку подслушивающих устройств, а все туристические бюро были общеизвестными вотчинами Секуритате. Говорили, что каждый десятый, а может быть, и каждый четвертый румын служил штатным или внештатным осведомителем Секуритате. Тайная полиция распространяла слух о том, что все телефоны в Румынии оснащены "жучком", благодаря чему Секуритате имеет возможность прослушивать свыше 10 миллионов телефонных разговоров. Несомненным остается лишь факт, что в тот или иной период своей жизни каждый румын независимо от социального статуса неизбежно сталкивался с неким образованным и очаровательным незнакомцем, досконально все о нем знавшим и усиленно предлагавшему наладить необременительное, но постоянное сотрудничество с Секуритате; причем очень часто объекты внимания тщетно напрягали свое воображение, силясь понять, какая может быть логическая связь между ним и проблемами безопасности. Когда один ведущий архитектор-проектировщик спросил своего собеседника, какую пользу он может принести своими донесениями, ему был дан ответ: "Вы работаете в той области, о которой нам мало что известно". Очевидно, смысл тотального дознания заключался в устройстве такого государственного порядка, при котором Секуритате в любой сфере в больницах, школах, университетах, типографиях, банках, театрах в любой момент могла проверить степень благонадежности подданных. В книге "Красные горизонты" Пачепа приводит множество свидетельств маниакальной одержимости Чаушеску электронными подслушивающими устройствами, и, вне всякого сомнения, дай ему волю, с течением времени он нашпиговал бы "жучками" всю страну. В действительности в этом не было особой нужды, ибо румыны итак были убеждены, что их телефоны и спальни прослушиваются, что никто не может избежать слежки. Что больше всего отличало Секуритате от тайной полиции других тоталитарных стран, так это культурный и социальный уровень ее осведомителей. Разумеется, всегда существовали вульгарные стукачи, работавшие на Секуритате по приказу партии. Однако в связях с охранкой подозревались и многие видные врачи, писатели и кинорежиссеры. Осведомителями становились даже ведущие интеллектуалы, например, известный переводчик французского поэта Анри Мишо и писатель-диссидент Саша Ивасюк. Контингент тайной полиции представлял собой довольно мощную силу, ибо Секуритате в течение многих лет вербовала как самых блестящих, так и самых беспринципных государственных служащих, для многих из которых попасть туда означало получить хорошее университетское образование.

Хотя в Секуритате имелся необходимый "джентльменский набор" головорезов и заплечных дел мастеров, в целом это была очень профессиональная организация. По возможности Чаушеску следил за тем, чтобы убийства и самые грубые формы устрашения проводились не румынами, а заезжими "гастролерами" (обычно палестинцами). Это обстоятельство, очевидно, и породило совершенно безосновательный слух о том, что вовремя событий 2225 декабря 1989 года стрелковые отряды и снайперы, орудовавшие на улицах Бухареста, были подразделениями "арабских боевиков". К середине 80х годов высший командный состав Секуритате со всей очевидностью осознал, что Николае и Елена Чаушеску становятся тормозом общественного развития. К 1989 году, когда перестройка в советском союзе шла полным ходом, уже многие понимали, что Чаушеску обречен. Секуритате к этому времени совершенно прекратила информировать супругов об истинном отношении к ним румынского народа. Пресмыкательство и естественное желание избежать неприятностей и личных унижений постепенно привели к тому, что Секуритате ограничивалась поставкой только такой информации, которая была угодна обоим Чаушеску, к тому же в последние годы их правления личные помощники Елены просматривали всю корреспонденцию, ложившуюся на президентский "поднос", и отбрасывали все "неподходящее", что могло бы задеть достоинство президента. В конце концов этот уникальный инструмент наблюдения, усмирения и подавления совершенно утратил свою важнейшую функцию барометра общественного мнения. Секуритате пережила революцию без какого-либо существенного ущерба; она была переименована в Румынскую разведывательную службу (SIR).

ГЛАВА 6. РУМЫНСКИЙ ДИКТАТОР

Экономические шаги Н. Чаушеску можно в какой-то мере оправдать. Но нельзя забывать о многих его делах и поступках, которыми он охарактеризовал себя как тоталитарный вождь. Эти поступки жестоко отразились на судьбах румынских граждан. В годы "золотой эпохи" ощутимо проявилась пропасть между кондукэтором и 3, 8миллионной массой членов Румынской компартии. Власть клана Чаушеску покоилась не только на моральной и физической эксплуатации подавляющего большинства рядовых партийцев, но и на неустойчивом, "подвешенном" положении среднего, а подчас и руководящего звена партии. Для упрочения своего положения "вождя партии и нации" и обеспечения лояльности Чаушеску завел на каждого из видных партийных и государственных функционеров компрометирующее "досье". Он, например, угрожал одному из старейших членов руководства партии и главных участников свержения диктатуры Антонеску в августе 1944 г., Э. Боднэрашу, бывшему министру обороны, обнародованием данных о прежних связях его с ведомством Берии. Для поддержания неуверенности в высшем и среднем руководящем звене Чаушеску систематически проводил кадровые перестановки "ротации", порождавшие неуверенность в будущем и боязнь высказывать свое мнение. Показателем кризисного состояния румынского общества явилось и то, что между ХIII (1984 г.) и ХIV (1989год) съездами РКП "ротация" затронула почти половину партийной номенклатуры (более 10 тыс. человек), в том числе 8 секретарей ЦК РКП, 40 из 41 первых секретарей уездов, большинство заместителей премьер-министра и министров. С другой стороны, в стране не создавались концлагеря для политических заключенных, как это было при Сталине, отдельные неугодные люди сидели в обычных тюрьмах, для многих административным наказанием становился домашний арест. Оппоненты Чаушеску Трофин, Никулеску, Мизил, Илиеску хотя и теряли позиции в партийной иерархии, но никогда не арестовывались, не допрашивались, не подвергались репрессиям. Чаушеску практически никогда не прибегал к насилию, если мог достигнуть цели иным путем запугиванием, обманом, коррупцией. Он придерживался мудрого правила: не создавать мучеников. С другой стороны и бывшие соратники чувствовали себя как бы "в резерве", были заложниками собственных надежд на возвращение, а значит оставались сообщниками диктатора. Такая форма контроля над обществом оказалась довольно эффективной. Согласно существовавшим инструкциям, общение любого из румынских граждан с иностранцами могло проходить лишь в присутствии свидетелей, а о содержании разговора необходимо было на следующий же день сообщить в письменной форме "куда следует". Обладателям пишущих машинок было вменено в обязанность регистрировать их в милиции, а администраторам ресторанов снять с окон шторы.

И, тем не менее, за пределы страны проникали сообщения о многих вопиющих фактах румынской действительности, в том числе о том, что, согласно изданному в середине 80х годов распоряжению, новорожденные подлежали регистрации лишь в двухмесячном возрасте. Делалось это для того, чтобы "испортить" статистические показатели детской смертности, поскольку многие появившиеся на свет сразу же погибали, так как в родильных домах температура зимой не превышала 79 градусов тепла. На этом фоне все более невероятными выглядели данные официальной статистики, согласно которым объем промышленного производства увеличился за годы правления Чаушеску в 128 раз (об этом было объявлено в ноябре 1989 г. ), а урожай зерновых якобы составил в том году 60 млн. тонн. Газета "Romania libera" писала 28 декабря 1989 г. , что на деле он не достиг 20 млн. т. Особенно подкосила сельское хозяйство кампания по так называемой "систематизации" ликвидации нескольких тысяч "неперспективных" сел и созданию "социалистических агро-городов", а наделе строительству в целях "социалистического переустройства села" скороспелых и плохо оборудованных многоэтажных бараков, куда принудительно переселяли крестьян. Политика "систематизации" была частью "великих преобразований эпохи Чаушеску". Увековечить ее были призваны престижные сооружения, дворцы и каналы, создававшиеся, по существу, рабским трудом армии и заключенных. "Венцом" всех этих сооружений должны были стать помпезный "Проспект победы социализма" и"Дворец весны" в Бухаресте, при строительстве которых уничтожили многие исторические памятники румынской столицы. Все стройки "золотой эпохи" требовали гигантских по масштабам страны расходов. Внутри страны Чаушеску прибег в те годы к разжиганию национализма, поиску "внутреннего врага", стравливанию людей разных национальностей. Провозгласив курс на ускоренную ассимиляцию нерумынских групп населения, оформленный как задача создания "единой румынской социалистической нации", включающей в себя венгров, немцев, югославян, болгар, режим Чаушеску усилил дискриминационные меры, прежде всего, в отношении почти двухмиллионного венгерского населения. В 80е годы по инициативе Венгрии на международных форумах неоднократно поднимался вопрос о бедственном положении венгров в Трансильвании, которое послужило причиной роста беженцев из Румынии в Венгрию (в 1989 г. 22 тыс. человек). Проблема "беженцев", покинувших родные места, была прямым следствием "систематизации", охватившей в первую очередь деревни, в которых жили венгры, немцы, сербы и греки. В принятом в 1989 г. венгерским парламентом документе отмечалось: "Осуществление проекта ("систематизации") означало бы для национальных меньшинств Румынии разрушение их материальных и духовных корней, рассеивание их общин, человеческие трагедии, в конечном счете их насильственную, ускоренную ассимиляцию". Нет ничего удивительного в нарастании протеста против режима Чаушеску. Начиная со второй половины 70х годов в Румынии неоднократно возникали стихийные забастовки. Подавляли их с неизменной жестокостью, как это произошло в Брашове 15 ноября 87года. События, произошедшие в этом городе, были первым открытым политическим выступлением против тоталитарного режима. По воспоминаниям очевидцев, в тот день около 7 тыс. рабочих собрались у здания мэрии (она же уездный комитет РКП) с требованием хлеба, который стало невозможно купить даже по талонам, прекращения систематических перебоев в водоснабжении и уменьшения вычетов, достигавших 40% зарплаты. Мэр (он же секретарь уездного комитета РКП) угрожал рабочим, что через месяц они и их дети рады будут, есть солому.

Когда рабочие штурмом взяли мэрию, они обнаружили там банкетные столы, ломившиеся от всякой снеди по случаю избрания "первого уездного лица" в Великое национальное собрание. Возмущенные рабочие сорвали со стен кабинетов портреты Чаушеску и сожгли их на площади перед мэрией. Выступление рабочих Брашова было потоплено в крови. Против диктатуры протестовали и старые коммунисты, и представители интеллигенции. Мужественную акцию предпринял член РКП с 1944 г. К. Пырвулеску, выступив в 1979 г. на X|| съезде партии с резкой критикой Чаушеску. Сегодня известно и о предпринятой в середине 80х годов попытке устранения Чаушеску путем заговора высших военных чинов. Акция была задумана генералом армии И. Ионицей, являвшимся в 19661976 гг. министром обороны и устраненным с этого поста по настоянию Е. Чаушеску за отказ повысить в должность генерала тогда еще никому не известного майора И. Чаушеску.

Вступив в 19831984 гг. в более тесный контакт с генералмайором Шт. Костялом, вместе с которым в 50е годы учился в военной академии в Москве, а также с близким ему генералом Н. Милитару, Ионица разработал несколько вариантов плана свержения Чаушеску, одним из которых предусматривался военный переворот в момент зарубежного визита диктаторской четы. При этом предполагалось арестовать наиболее близких к Чаушеску лиц, а затем силами войск бухарестского гарнизона овладеть радио и телевидением, чтобы обратиться с воззванием к народу и получить его поддержку. Была намечена и дата переворота: 1517 октября1984 г., когда должен был состояться визит Чаушеску в ФРГ. Но еще в сентябре воинская часть, которая должна была осуществить эту акцию, была отправлена на уборку кукурузы, а ее командир уволен в отставку. Вскоре после этого Ионицу и Милитару вызвали "наверх", где им было предложено прекратить всякие контакты с Костялом, который был вскоре арестован. В 1987 году Ионица скончался, а Милитару продолжил конспиративную деятельность в армейской среде, получил доступ к подразделениям, охранявшим ЦК и президентский дворец, что сыграло большую роль в ходе событий 22 декабря 1989 г. В апреле 1989 г. в адрес Чаушеску было направлено открытое "Обращение шестерых", подписанное старыми членами партии и его бывшими соратниками А. Бырлэдяну, К. Мэнэску, К. Пырвулеску, Т. Рэчану, С. Бруканом и Г. Апостолом. Они призывали "к изменению политического курса, пока это еще не поздно", приводя конкретные факты нарушения диктаторским режимом румынской конституции и Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975 г. , Хельсинки). Все они оказались под домашним арестом. Чаушеску не терпел возражений, высказанных даже в самой корректной форме.

Это привело к тому, что члены партийного руководства и правительства не сообщали ему фактов, которые, по словам одного из них, "могли бы вызвать президентскую истерику". В результате Чаушеску "умудрялся руководить страной не на основе информации, даже и извращенной, а исходя из "собственных измышлений, не имевших ничего общего с действительностью "Возомнив себя "сверхчеловеком", он не удостаивал нормальным обращением даже лиц высокого ранга. Во время визита в США он прилюдно орал на министра иностранных дел, посла и главу постпредства Румынии в Нью-Йорке, которые не смогли выполнить его приказ немедленно установить связь с государственным секретарем США С. Вэнсом. Поднявшийся на вершины власти, Чаушеску был логическим воплощением созданной в Румынии системы. Она характеризовалась разорением большинства и беспрецедентным обогащением верхушки. "Дворец весны", где проживало семейство Чаушеску, отличался роскошью, нагромождением самых дорогих предметов (даже краны в ванной у Николае были золотыми, а у Елены серебряными). Диктаторская чета питала пристрастие к бриллиантам. Начальник охраны (он же шеф разведывательной службы) М. Пачепа, сопровождавший Чаушеску в зарубежных поездках, свидетельствовал, что, закупая драгоценности (конечно же, за государственный счет), Еле на заставляла сопровождающих ее лиц торговаться, фарисейски приговаривая, что "не следует обогащать капиталистов коммунистическими деньгами".

Опасаясь медленно действующих ядов, которыми враги могли пропитать его одежду, Чаушеску ежедневно менял свой гардероб, включая верхнее платье и обувь. Приготовленные для одноразового использования в течение года 365 костюмов, пар обуви и т. д. содержались в особом помещении при определенной температуре, под усиленной охраной и надзором инженера-химика и после употребления уничтожались. В зарубежные поездки диктаторская чета брала с собою постельное белье и собственную кухню. На стенах приходской церкви на родине Чаушеску в селе Скорничешти появились стилизованные изображения его родителей и деда с бабкой, которым художник придал портретное сходство с диктаторской четой. Чаушеску считал себя великим историком, о чем неоднократно заявлял публично. В 1974 г. в Программу РКП был включен лично им отредактированный раздел, где была "нарисована" схема исторического развития Румынии с древнейших времен до наших дней. Задача официальной историографии свелась после этого к комментированию этой схемы, созданию угодных диктатору исторических мифов и утверждению национализма. В период "золотой эпохи" Николае Чаушеску был полновластным хозяином страны.

ГЛАВА 7. ПАДЕНИЕ ДИКТАТОРА

Ухудшение внутреннего положения сопровождалось усилением внешних проявлений культа личности Чаушеску. Всего за месяц до декабрьских событий, в ноябре 1989 г., заседания ХIV съезда РКП сопровождались скандированием лозунгов: "Чаушеску РКП!", "Чаушеску и народ!". В июне 1989 г. политический еженедельник "Lumea" отмечал: "С чувством глубокого удовлетворения и патриотической гордости коммунисты, все граждане социалистической Румынии всецело одобрили решение пленума предложить ХV съезду переизбрать товарища Николае Чаушеску героя среди героев, выдающегося руководителя нации, гениального зодчего социалистической Румынии, выдающуюся личность современности на высшую должность Генерального секретаря РКП. " Вопреки панегирикам внутреннее недовольство в стране неуклонно возрастало. Не сулили ничего хорошего срывы в экономике, нараставшая нехватка продовольствия, жесткий режим экономии электроэнергии и газоснабжения, приводившие в зимнюю пору к массовым заболеваниям и смертям; поборы и штрафы, тяжелый принудительный труд. Но еще в середине декабря 1989 г. ничто, казалось, не предвещало перемен. Газета "Scantea", орган ЦК РКП, за20 декабря пестрела фотоснимками, запечатлевшими визит президента Социалистической республики Румынии в Иран. Однако бросалось в глаза, что на этот раз Чаушеску совершил этот ставший последним в его политической карьере официальный государственный визит без жены. На следующий день, 21 декабря, фотография Елены Чаушеску также в последний раз в ее жизни появилась на первой полосе последнего в истории номера "Scantea".

На той же газетной полосе публиковался президентский указ о введении чрезвычайного положения на территории уезда Тимиш, а также текст выступления Чаушеску по радио и телевидению, из которого следовало, что 16 и 17 декабря "группы хулиганов" спровоцировали в Тимишоаре серию инцидентов "под предлогом противодействия законному судебному решению" (речь шла о попытке насильственной депортации венгерского реформаторского пастора Л. Текеша, взятого под защиту местным населением). За спиной этих групп, как следовало из выступления президента, действовали "реваншистские, ревизионистские и империалистические круги различных стран", цель которых "подорвать независимость, целостность и суверенитет Румынии", вернуть страну "ко временам чужеземного господства", ликвидировать "социалистические завоевания". Диктатор еще до отбытия в Иран предпринял попытки подавить "мятеж". 17 декабря под его председательством состоялось последнее заседание Политисполкома ЦК РКП, где, угрожая снять с постов министра обороны, командующего силами госбезопасности и внутренних войск, он приказал стрелять по "мятежникам". Приказав открыть огонь по демонстрантам, Чаушеску впервые натолкнулся на возражения министров обороны, внутренних дел и госбезопасности. Как явствует из стенограммы заседания и свидетельства одного из его участников, диктатор после этого заорал: "Тогда выбирайте себе другого Генерального секретаря!" и направился к выходу из зала заседаний. По всей вероятности, это было предусмотрено заранее разработанным сценарием. Кто-то побежал за Чаушеску, умоляя вернуться, женщины зарыдали, а Елена заявила: "Оставьте в покое товарища Чаушеску, я попытаюсь убедить его не подавать в отставку". Через несколько минут он вернулся, и заседание продолжилось. В тот же день он провел засекреченную "телеконференцию" военного руководства всех уездов, объявив боевую тревогу и приказав привести вооруженные силы в состояние повышенной боевой готовности, а по "мятежникам открывать огонь без предупреждения".

По мере того как волнения стали охватывать другие уезды Румынии, в борьбу против "мятежников" вступали родственники отбывшего в Иран Чаушеску. Елена вызывала к себе то одного, то другого генерала, которым, однако, удалось, в конечном счете, избежать массового кровопролития. А сын Чаушеску Нику, занимавший пост первого секретаря РКП в уезде Сибиу, отдал приказ стрелять в демонстрантов. Возвратившись в страну, диктатор решился на публичное выступление. Несколько тысяч "проверенных" рабочих были свезены на автобусах в Бухарест, где и провели ночь в заводских общежитиях и гостиницах под неусыпным надзором партии. Утром 21 декабря, пока толпа прибывала, партийные руководители, в чью обязанность входило воодушевлять собравшихся, привычно заклеймили "контрреволюционных подстрекателей", ответственных за все беды Румынии, и вновь подтвердили свою несокрушимую верность Кондукэтору. Стоя на балконе здания ЦК, расположенного в центре Бухареста, Чаушеску начал свою речь. Она лилась под привычный аккомпанемент "стихийного" волнения масс верно подданических лозунгов "застрельщиков" и послушных, заученных аплодисментов, завершавших банальные, набившие за последние годы оскомину фразы о торжестве "научного социализма" и блестящих достижениях Румынии во всех мыслимых областях. Так продолжалось минут восемь, и вдруг где-то в глубине 100тысячной толпы началось волнение совсем иного рода: послышались святотатственные свист и шиканье, а затем скандирование"Тимишоара".

Румынское телевидение, благодаря неподвижно установленным в нескольких точках площади камерам, продолжало трансляцию митинга. Взорвалось несколько гранат со слезоточивым газом, и гневный ропот толпы неудержимо нарастал: раздались крики "Чаушеску, народ это мы!", "Долой убийц!", "Румыния, проснись!" и воодушевленное пение запрещенных довоенных патриотических песен. Все это телекамеры передали в эфир, они же зафиксировали замешательство на балконе: запинающегося, сбитого с толку Чаушескуи его жену Елену, прошептавшую: "Пообещай им чего-нибудь". Явно обеспокоенный, Чаушеску прервал брань в адрес хулиганов и всенародно возвестил о повышении заработной платы, пенсий и денежных пособий малоимущим семьям, а также об увеличении студенческих стипендий на 10 лей (что по рыночному валютному курсу составляло тогда 23 американских цента). Шум и свист усилились, и Чаушеску, абсолютно не готовый к подобному поведению толпы, вообще замолчал. В телекамерах отразился его озадаченный, затравленный взгляд. Телезрители увидели, как человек в военной форме подошел к Чаушеску, взял его под руку и увел с балкона. Непостижимым образом, именно в этот самый момент экраны погасли, когда же, три минуты спустя, они заработали снова, перед зданием ЦК уже бушевал кромешный ад. Новости о случившемся мгновенно разлетелись по всему Бухаресту, и тысячи людей высыпали на улицы города. Манифестации продолжались всю ночь, и тогда же снайперы из Секуритате принялись стрелять в людей без разбору. В ту ночь в бухарестские больницы поступило 85 человек с огнестрельными ранениями, убитых было еще больше. Как и в Тимишоаре, молва преувеличила количество жертв в десять, в двадцать, в сотню раз. Невзирая на стрельбу, людские толпы скопились вокруг партийных зданий, на Университетской площади и перед румынским телецентром. Стрельба продолжалась всю ночь, но определить, кто виновник убийцы из Секуритате или им вторят также и армейские подразделения, было совершенно невозможно.

Царила полнейшая неразбериха, усугубляемая еще и тем, что некоторые части тайной полиции носили военную форму. Ходили упорные слухи, что Чаушеску бросил в бой десантно-диверсионный отряд, укомплектованный арабами, проходившими под руководством Секуритате "военно-террористическую"подготовку в Румынии. Слух этот так и не подтвердился. Тогда еще мало кто знал, что основная масса и без того колеблющихся румынских вооруженных сил (за исключением лишь некоторых подразделений Секуритате) перешла в ту ночь на сторону демонстрантов. Этому предшествовали следующие события: 16 декабря, после нескольких недель крайней напряженности, в Тимишоаре вспыхнули яростные антиправительственные демонстрации. Наследующий день (17 декабря) Чаушеску обвинил министра обороны Василе Милю в неповиновении и пригрозил ему отставкой в случае, если он не отдаст румынским войскам приказ стрелять в народ. Генерал вроде бы подчинился, но, как оказалось, только в присутствии Чаушеску. Он не издал приказа и к вечеру 21 декабря был обнаружен мертвым; официальная версия назвала это "самоубийством", неофициальная расправой, санкционированной Чаушеску. Даже спустя месяцы подлинные обстоятельства его смерти остались невыясненными. Несомненно, было только одно смерть Мили заставила высший командный состав всех трех родов войск осознать (если они еще не сделали этого), что отныне Чаушеску битая карта. Глава Секуритате, генерал Юлиан Влад, по-видимому, уже пришел к подобному заключению. Утром 22 декабря, то есть на следующий день после злополучного выступления Чаушеску, солдат, взобравшись на танк, стоящий на Университетской площади, демонстративно отстегнул магазин от автомата и помахал ими толпе. С этого момента 3по всей Румынии пронесся новый клич: "Армия с нами".

В то утро людская толпа все еще заполняла площадь у здания ЦК, и, что уже совершенно непостижимо, муж и жена Чаушеску все еще находились внутри здания. Они провели здесь ночь, обсуждая ситуацию со своим штабом. Дворня оставалась здесь же. Как рассказывал позднее один из членов свиты, каждый следил за каждым; если бы кто-нибудь ушел, его бы сразу записали в предатели. Ни генерал Влад, ни другие ренегаты ни малейшим намеком не выдали, что уже списали Чаушеску со счетов. Давно поднаторевшему в искусстве подхалимажа Владу не стоило большого труда скрывать свои подлинные чувства. По правде говоря, "засветиться" на том, что он считает положение Чаушеску безнадежным, действительно было слишком рискованным, поскольку многие из приближенных Кондукэтора все еще не осознавали масштабов происходящего. Во всяком случае, им были хорошо известны маниакальная забота вождя о личной безопасности и колоссальные меры предосторожности, принятые для того, чтобы ничто не могло застать его врасплох. Для защиты Чаушеску были созданы подразделение войск специального назначения ("команда Альфа") и отборные части из сверхсрочников. Как вскоре стало известно мировой общественности, разветвленная сеть подземных туннелей (некоторые из них представляли собой модифицированную канализационную систему) соединяла резиденцию Чаушеску с партийными канцеляриями, оснащенными пультами связи, спальнями и бункерами. Супруги вполне могли воспользоваться этой подземной системой кроличьих ходов и благополучно покинуть Бухарест.

Почему они так долго оставались в здании ЦК, не предпринимая попыток к бегству, и почему они в итоге предпочли бежать вертолетом и практически без охраны, хотя 80 отборных солдат, спрятанных в подвалах их постоянной бухарестской резиденции Весеннего дворца были приведены в состояние боевой готовности, остается загадкой, объяснить которую могли бы только сами Николае и Елена. Возвратившись в страну, диктатор попытался выступить перед многолюдной манифестацией на Дворцовой площади. Встреченный свистом и градом камней, он велел открыть огонь по собравшимся. Расстрелом руководил его брат, Николае Андруцэ, генерал-лейтенант, лично стрелявший в толпу. Диктаторская чета 22 декабря через подземный переход перешла из президентского (бывшего королевского) дворца в здание ЦК и бежала на вертолете, дежурившем на крыше. После этого находившийся среди демонстрантов профессор П. Роман провозгласил с балкона того же здания: "Сегодня, 22 декабря, диктатура Чаушеску пала. Провозглашаем власть народа. " В тот же день был сформирован Фронт национального спасения как орган всех здоровых сил нации, выступивших против диктатуры. ФНС возглавили Петре Роман и Ион Илиеску. Победа революции была обеспечена и закреплена переходом армии на сторону восставшего народа. Важнейшую роль сыграл при этом министр обороны генерал-полковник В. Миля, который отказался передать армейским подразделениям приказ Чаушеску о расстреле демонстрантов Тимошиары, а затем расстрелять манифестантов на Дворцовой площади в Бухаресте, мотивируя это тем, что" в воинском уставе он не нашел статьи, где бы говорилось, что народная армия может воевать против собственного народа". По приказу Чаушеску Миля был тут же убит. В ходе декабрьских событий выяснилось, что армия находилась в значительно худшем положении, чем силы госбезопасности (зарплата и довольствие офицера "секуритате", например, в несколько раз превышали жалованье армейского офицера, армейские части использовали на стройках), и, может быть, поэтому в решающий момент поддержала народ.

Бежавшая из столицы чета Чаушеску сделала первую остановку в Снагове вблизи своей летней резиденции в 40 км к северу от Бухареста. Чаушеску позвонил в "секуритате", в какие-то воинские подразделения и в Сибиу сыну Нику. Согласно одной из версий, когда стало ясно, что побег из страны невозможен, вертолет был брошен в сельской местности, вблизи города Тырговиште. Бывший диктатор и его жена в сопровождении двух охранников захватили машину с водителем и, угрожая ему оружием, приказали ему ехать вперед. Водитель некто Петришор рассказывал, что Елена предлагала спрятаться и переждать в лесу, а Николае считал, что они должны прибегнуть к помощи рабочих. Однако во время остановки у первого же предприятия рабочие забросали машину камнями, выкрикивая: "Смерть преступникам!" Это страшно расстроило Чаушеску. В Тырговиште они пытались найти убежище в здании местного комитета РКП, но их туда не пустили. После бесполезных поисков пристанища они остановились у Центра по охране предприятий, где люди, смотревшие телевизор, сначала не поверили, что перед ними Чаушеску, а затем вызвали военных. 25 декабря Чаушеску были подвергнуты суду военного трибунала. Прокурор Джику Попа судил Чаушеску по обвинению в "геноциде, повлекшем 60 тысяч человеческих жертв; подрыве государственной власти путем организации вооруженных акций против народа; нанесении ущерба государственному имуществу разрушением и повреждением зданий; организации взрывов в городах; подрыве национальной экономики; попытке бегства из страны с использованием средств, хранящихся в иностранных банках, на общую сумму более 1 млрд. долларов". Отвечавший за организацию процесса В. Войкулеску (тогдашний заместитель премьер-министра) позднее рассказал, что Елена и Николае не признавали себя пленниками, считали, что их укрывают в этой войсковой части в Тырговиште, меры предосторожности (на ночь их запирали в бронетранспортер) казались им необходимыми из-за постоянной опасности нападения. Находясь под стражей, бывший диктатор большую часть времени молчал, а его жена вела себя вызывающе. Начало судебного процесса и появление прокурора было для четы совершенно неожиданным. За годы своего правления они потеряли ощущение действительности. Членов судебной коллегии раздражало поведение обвиняемых, которые отрицали все обвинения. Несмотря на спешку, судебный процесс был законным, подчеркнул Войкулеску. Например, чтобы отложить исполнение приговора, Чаушеску могли опротестовать обвинение. По свидетельству защищавшего Чаушеску адвоката, заслушав смертный приговор, Чаушеску, будучи убежден в несерьезности всего происходящего, заявил прокурору: "То, что вы говорите, клевета. Когда все это закончится, я отдам вас под суд. " Чета Чаушеску не была казнена назначенными для этого исполнителями. Ненависть к ней была настолько велика, что, как только их вывели во двор, находившиеся там военные открыли по ним беспорядочный огонь, что говорит о настроениях в армии.

Существует и такая версия был расстрелян двойник Чаушеску. Ложному расстрелу румынского диктатора посвятил свой крупный материал журналист Л. Сучевеану в номере бухарестского еженедельника "Кувинтул". Заголовок такой: "Чаушеску спасен от смерти?" Анализируя фотографии расстрелянного диктатора за несколько минут до смерти и при захоронении, автор утверждает, что речь идет о двух различных людях. На первом снимке следы многочисленных кровоподтеков, на втором их вообще нет. На первом виден некий старик около 80 лет (Чаушеску было 72 года), на втором человек между 5560 годами. На первом снимке он в белой рубашке, как и на скором процессе, на втором он одет совершенно по-другому. Но главным доказательством для журнала служат слова врача, который после расстрела констатировал смерть. Он заявил после осмотра расстрелянного, что "убитый страдал катарактой". Между тем известно, что у Чаушеску этой болезни глаз не было. Автор сенсационной публикации приводит еще несколько примеров, доказывающих, по его мнению, замену Чаушеску двойником. Хотя, констатирует журнал, телевизионные снимки нескольких минут перед казнью обошли весь мир, момент самого расстрела на пленке не зафиксирован. Наивно утверждение оператора о том, что у него случились непорядки с видеокассетой и он не успел поставить новую. Обо всем этом было рассказано в номере белградской газеты "Вечерне новины" за 10 ноября 1992 г. под заголовком "Румынский журналист утверждает: вместо Чаушеску убит кто-то другой! "Газета в конце материала своего корреспондента из Бухареста сообщает, что румынский автор не первый, кто заявляет, что в расстреле Чаушеску кроется какая-то тайна. Суд над Чаушеску стал прологом развала и гибели правящего клана (по некоторым данным, численность его родственников и свояков в различных звеньях секретариата РКП достигала 300400человек. Среди прямых родственников диктатора выделялся его сын Нику (39 лет).

Следствием установлено, что в результате его приказа открыть огонь по участникам мирной демонстрации в Сибиу 2122 декабря было убито 89 и ранено 219 человек. Кроме Нику, перед судом предстали двое других детей Чаушеску Валентин и Зоя, которые обвинялись в использовании в личных целях государственного имущества. При ЦК РКП было создано "Бюро по обслуживанию и снабжению" высших функционеров партии и членов их семей. Оно бесплатно предоставляло им квартиры, мебель, одежду, продукты питания. В 1989 г. бюджет этого бюро составил 70млн. лей (10 млн. долларов). Уже упоминавшийся выше брат диктатора Николае Андруцэ был обвинен в совершении убийств при отягчающих обстоятельствах и в подстрекательстве к геноциду. А другой его брат, Марин, находившийся на посту главы торгпредства в Австрии, сразу же покончил жизнь самоубийством. Еще один брат Чаушеску, Илие, генерал-лейтенант, занимал пост заместителя министра обороны, а сестра диктатора Елена Бэрбулеску, имея четырехклассное образование, получила степень доктора истории и должность главы школьного инспектората в родном уезде Олт, где прославилась травлей честных людей, коррупцией и хищениями. При аресте у нее были конфискованы банковские чеки на сумму около полумиллиона лей (50 тысяч долларов). Брат Чаушеску Ион был заместителем министра сельского хозяйства.

ГЛАВА 8. ПЕРВЫЕ ШАГИ НОВОЙ ВЛАСТИ

В результате декабрьского переворота в Румынии носитель тоталитарного контроля Румынская коммунистическая партия в одночасье оказалась на обочине общественного развития. Это позволило очень быстро организоваться общественным силам различных направлений и начать заполнять возникший политический вакуум. После нескольких десятков лет безраздельного господства коммунистической номенклатуры было положено начало формированию многопартийной политической системы, основанной на политико-идеологическом плюрализме. Когда в Восточной Европе появилась возможность демонтажа бюрократического социализма, в Румынии в отличие от ряда соседних стран, где господство тоталитаризма не было столь подавляющим, не оказалось организованной силы, способной квалифицированно решить эту задачу. В таких условиях более дальновидная часть коммунистической номенклатуры взяла на себя дело ликвидации деспотического режима Чаушеску. И как бы это ни обставлялось в момент событий или ни интерпретировалось позднее, целью ее было, разумеется, остаться у власти. Достаточно очевидно, что развитие постдиктаторской Румынии рисовалось номенклатурным реформаторам по типу советской перестройки. Однако политическая смерть и развал РКП, и особенно ярко выраженная антикоммунистическая (а не только антидиктаторская направленность выступлений населения, смешали все расчеты. Новая власть в лице фронта национального спасения не решалась включить в свои программные заявления и нормативные акты какие-либо упоминания о социализме, пусть даже в варианте "обновленном", "демократическом", с "человеческим лицом", или хотя бы о "социалистическом выборе".

Оплошность с заявлением о том, что ФНС рассматривает себя как временную власть, ориентированную главным образом на подготовку свободных демократических выборов в стране, породила затяжные общественные конфликты после того, как руководство ФНС изменило свое решение. Решившим участвовать в парламентских и президентских выборах новым лидерам понадобилась политическая организация, на которую можно было бы опереться при подготовке и проведении выборов. Возглавив ФНС (теперь уже как политическое движение), руководство, состоящее из номенклатурных реформаторов, создало себе удобный политический плацдарм, ставший для бывших коммунистов и удобным убежищем. Растерянность и неуверенность руководства ФНС прошли только после преодоления колебаний относительно того, обнаруживать ли свою приверженность "неокоммунизму" (о чем, кстати, лидеры оппозиции заговорили практически сразу же после переворота). Действительно, ФНС пришел к власти с помощью испытанных коммунистических методов. Правда, нельзя забывать, что в условиях Румынии другого пути просто не было. Куда важнее оказалось и для Совета ФНС, и для оппозиции то обстоятельство, что коммунистическая номенклатура, формально отождествив себя с целями ФНС (а в силу присущего ей оппортунизма это оказалось совсем не трудно), "перетекла" в его территориальные советы местные органы новой власти. Тем самым она создала себе удобные позиции для блокирования и саботажа любых прогрессивных, но неугодных ей решений, принимаемых центральной властью, и для оказания давления на эту власть. В немалой степени именно с данным обстоятельством были связаны маневры руководства ФНС по вопросу о судьбе коммунистической партии как организации, породившей диктатуру, а затем ставшей покорным орудием в ее руках, попытки перенести всю тяжесть ответственности перед народом на поверженного диктатора, членов его семьи и ряд его ближайших приспешников, а саму РКП объявить просто более несуществующей. Принятие же под давлением оппозиционных сил декрета об объявлении РКП вне закона и последующее его аннулирование показали оппозиции, что лидеры ФНС отнюдь не независимы и не могут пренебрегать интересами тех реальных сил, которые все еще повсеместно остались у власти, даже если эти интересы не вполне совпадали с их личными интересами, убеждениями и истинными намерениями. В известном смысле руководство оказалось поставленным в ситуацию выбора между двумя силами: с одной стороны, это бывшие коммунисты, обладающие реальной силой на местах, с другой нетерпеливая, а в силу слабости и агрессивная оппозиция, лидеры которой шли на крайние требования не в последнюю очередь ради самоутверждения и приобретения престижа среди своих сторонников, хотя, в принципе, им нельзя было отказать в правоте.