Польско-советская война 1919-1920 годов и судьба военнопленных, интернированных, заложников и беженцев

К концу войны общее число пленных красноармейцев и командиров в лагерях Польши насчитывалось свыше 150 тыс. По этому вопросу имеются различные оценки как в польской, так и российской исторической литературе и периодической печати. Так польский историк Збигнев Карпус оценивает общее количество российско-украинских военнопленных в 110 тыс. чел. Что касается российских историков, то у них существуют различные точки зрения на количество попавших в плен красноармейцев. Опираясь на архивные материалы АВП РФ, РГВА, ЦХИДК и польские архивы, к наиболее реальной оценке в этом вопросе подходит И.В.Михутина, определяя общее число российско-украинских военнопленных в 165550 чел.

Имеются и иные оценки общего количества военнопленных в Польше в результате польско-советской войны, опубликованные в периодической печати в последние годы. Так, П. Аптекарь в статье «Ненужная Контркатынь», помещенной в «Независимой газете», также как и польский историк Збигнев Карпус, говорит о 110 тыс. попавших в плен. В этой же газете Ю.Иванов в статье «Трагедия польского плена» дает цифру «свыше 100 тыс.», но здесь же приводит ноту Г.В.Чичерина поверенному в делах Польши в РСФСР Т. Филиповичу, в которой говорится о 130 тыс. пленных.

Наряду с военнопленными польское командование пополняло контингент так называемых гражданских пленных. 21 августа командование Северного фронта польской армии издало приказ об аресте и предании суду лиц, сотрудничавших с советскими властями. Всем начальникам гарнизонов предписывалось выявлять «всех жителей, которые во время большевистского нашествия действовали во вред польской армии и государства, поддерживая активную связь с неприятелем, развертывали агитацию в его пользу, создавая большевистские комитеты и т.д.». Арестовывались также лица, в отношении которых имелись «основательные подозрения», но не было достаточно улик. Все они, наряду с арестованными ранее в 1919 г. и первой половине 1920 г. составили огромную массу гражданских пленных.

Учитывая благоприятное развитие военных действий на фронтах, Польское правительство согласилось на начало переговоров о перемирии и мире, и послало в Минск представительную делегацию в количестве 30 членов во главе с Я. Домбским. Советскую делегацию возглавил член коллегии НКИД РСФСР К.Х.Данишевский. Первые пять заседаний прошли в Минске. Но поскольку военные действия существенно затрудняли связь с правительствами обеих сторон, 2 сентября было принято обоюдное решение о переносе конференции на нейтральную территорию в столицу Латвии Ригу. Советскую делегацию возглавил опытный дипломат А.А.Иоффе. Ему был выдан мандат «на ведение переговоров и подписание договора о перемирии и прелиминарных условиях мира с Польшей».

На переговорах в Минске предметом обсуждения была советская декларация об основных условиях советско-польского мирного договора. Главными из 15 требований, предъявленными советской делегацией в декларации было ограничение польских вооруженных сил до 50 тыс. чел., граница по так называемой линии Керзона, и ряд других различных ограничений. Польская делегация категорически выступила против этих требований, считая их неприемлемыми, заявляя, что «отстаивание этих основ русской делегацией сделает дальнейший обмен мнениями бесцельным». И когда польские войска достигли линии Керзона, Совет Обороны государства 27 августа высказался за нарушение этой линии. На заседании Совета Ю.Пилсудский заявил, что «мир является бессмыслицей».

Российская делегация в составе 30 чел., в том числе представители Украины, прибыла в Ригу 12 сентября. Польская делегация, в количестве 80 членов, прибыла в латвийскую столицу 16 сентября. 23 сентября ВЦИК РСФСР опубликовал заявление по вопросу об основах соглашения между РСФСР и Польшей, в котором Советское правительство отказывалось от выставленных ранее условий и выразило готовность немедленно подписать перемирие и прелиминарные условия мира на основе признания границы, проходящей значительно восточнее границы, установленной Верховным Союзным Советом 3 декабря 1919 г. Отказ Польши от данного предложения, говорилось в заявлении, «означал бы, что Польша решилась, вероятно, под давлением империалистов Франции и других стран Антанты на зимнюю кампанию».

Среди широкого круга вопросов конференции, основными из которых были прекращение военных действий и договор о мире, в повестке дня был также вопрос об обмене военнопленными, заложниками, интернированными и о реэвакуации населения, оказавшегося на территории противника. Для их обсуждения и выработки по ним согласованных решений была создана Специальная двусторонняя Комиссия, советскую делегацию в которой, возглавил сотрудник НКИД РСФСР И.И.Лоренц, польскую -Э.Залесский. В состав советской делегации входили также и представители Украины, поэтому делегация как и делегация на мирной конференции в целом именовалась Российско-Украинской. В связи с этим решения по обмену военнопленными, заложниками, гражданскими пленными и интернированными касались как России, так и Украины.

Проблема обмена заложниками и в некоторой степени военнопленными уже обсуждалась ранее в Микашевичах и как свидетельствовал глава польской делегации на этих переговорах М.Ст.Коссаковский Начальник Польского государства Ю.Пилсудский тогда «в знак презрения охотно отдал бы всех пленных». И тогда же Пилсудский дал делегации директиву о паритетном обмене «голова за голову». Однако реализовать этот принцип полностью не удалось. Дальнейшие события на польско-советском фронте резко нарушили паритет, и на мирной конференции в Риге в основу был положен принцип «всех на всех».

Большое значение при обсуждении в Специальной Комиссии вопросов о военнопленных, гражданских пленных и заложников имели материалы, представленные уполномоченным РОКК в Польше Ст. Семполовской. Опираясь на эти данные, глава советской делегации в Риге А. Иоффе телеграфировал в Москву 5 декабря 1920 г. о том, что положение пленных, интернированных, политических заключенных и беженцев в Польше крайне тяжело. Трудно провести грань в положении различных групп. Более того, согласно официальным инструкциям польских властей все военнопленные в лагерях были подразделены на 4 категории. Первая - «категория русские» - это та часть пленных, которая поддавалась белогвардейской агитации и являлась переходной ступенью на пути в их формирования. Пленные этой категории жили в относительно сносных условиях. На их территории имелись школы, библиотеки, а в бараках имелись кровати. Вторая категория - «поляки» -это бывшие красноармейцы польской национальности, попавшие в плен. Из этой категории по мере возможности пополнялись польские воинские части действующей армии. Условия их жизни были несколько лучше, чем у военнопленных остальных двух категорий. Третья категория - «большевики» - это самая многочисленная часть красноармейцев, попавших в плен во время боевых действий. Жила эта категория в тяжелейших условиях, в постоянном холоде, голоде и бесправии. И, наконец, четвертая категория - «красноармейцы-коммунисты». Она находилась в самых жутких условиях, в бараках, окруженных колючей проволокой, без права общения между бараками. Режим был тюремный. Пленные были одеты хуже всех и почти все без обуви. Администрация лагеря объясняла это тем, что коммунисты, мол, не ходят на работу. Некоторые бараки были переполнены настолько, что пленные «не могли лежать, а принуждены были стоять, облокотившись один на другого».

В таком же режиме, как и пленные коммунисты, находились и пленные красноармейцы-евреи. Их положение усугублялось еще и тем, что в то время в Польше резко поднялась волна антисемитизма.

Не лучшими были условия в тюрьмах, где содержались политические заключенные. По свидетельству советского писателя, сотрудника ЧК в 20-е годы Н. Равича, арестованного поляками в 1919 г. и побывавшего в тюрьмах Минска, Гродно, Повонзках и лагере Домбю в камерах было так тесно, что только счастливчики спали на нарах. В минской тюрьме в камере повсюду были вши, особенно ощущался холод, поскольку верхняя одежда была отобрана. «Кроме осьмушки хлеба (50 граммов), утром и вечером полагалась горячая вода, в 12 часов та же вода, приправленная мукой и солью». Пересыльный пункт в Повонзках «был забит русскими военнопленными, большинство из которых были калеки с искусственными руками и ногами». Германская революция, пишет Н.Равич, освободила их из лагерей и они стихийно пошли через Польшу к себе на родину. Но в Польше они были задержаны специальными заслонами и загнаны в лагеря, а некоторые на принудительные работы». Лагерь в Домбю представлял собой целый город, окруженный колючей проволокой, с многочисленными домами, улицами, площадями. Контингент разнообразный и в зависимости от положения, значения и ряда других условий заключенные жили в бараках или в специальных домах.

Располагая фактическими сведениями о положении российских военнопленных, глава российско-украинской делегации на Рижской конференции обратил внимание председателя польской делегации Я. Домбского на то, что подобное отношение, в частности к военнопленным-коммунистам, рассматривается советской стороной «как акт крайнего недружелюбия», так как именно пленные этой категории, представлявшие для советской стороны наибольшую ценность, ставились в условия, вызывающие их гибель.

Нарком Иностранных Дел РСФСР Г.В.Чичерин 17 декабря в депеше советской делегации в Ригу отмечал, что материалы Семполовской должны быть учтены при рассмотрении соответствующих статей Мирного договора с Польшей, а именно следует внести положения о недопустимости деления военнопленных на различные категории и применения к ним разных режимов. Представленные материалы еще более убеждали советскую сторону в необходимости произвести обмен в первую очередь тех пленных, которые находились в худших условиях.

В процессе переговоров в Риге 12 октября 1920 г. был подготовлен и подписан Договор о перемирии, о прелиминарных условиях мира между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей - с другой. Договор был ратифицирован ВЦИК 23 октября, Всеукраинским ЦИК 21 октября и польским Сеймом 22 октября 1920 г. Обмен ратификационными грамотами состоялся в Либаве 2 ноября 1920 г.

В соответствии со ст. VI Договора стороны обязались «включить в Мирный договор положения, касающиеся обмена военнопленными и возмещения действительных расходов по их содержанию». Статья VII предписывала образовать смешанные комиссии в целях безотлагательной выдачи заложников и незамедлительного обмена гражданских пленных, лиц интернированных, а по мере возможности и военнопленных и организации возвращения беженцев и эмигрантов. Ст. VIII обязывала стороны «издать соответствующие распоряжения о приостановлении судебных, административных, дисциплинарных и всяких других преследований против гражданских пленных, лиц интернированных, заложников, беженцев, эмигрантов и военнопленных».

В соответствии со статьями Договора военный министр Польской Республики генерал К. Соснковский издал 28 октября 1920 г. особый приказ, доведенный до руководства лагерей, а также «отделов и учреждений, в которых находятся лица, указанные в ст. VII Договора». В приказе предписывалось до 15 ноября представить во II отдел Генерального штаба польской армии списки гражданских пленных, лиц интернированных, беженцев, эмигрантов граждан Советской России и Украины. Наряду с этим следовало немедленно отправить «в лагерь № 10 в Калише тех лиц, кои на основании ст.ст. VII и VIII подлежат немедленной выдаче властям их государств». Этот лагерь предназначался для сосредоточения партий указанных категорий пленных, в том числе пленных и интернированных в период Первой мировой войны. В дальнейшем, согласно приказа, военнопленные после санитарной обработки и возврата тщательно проверенных личных вещей и после урегулирования всех вопросов, связанных с обменом, должны были отправляться на родину. Документ, которым следовало руководствоваться при обмене пленными, должна была выработать образованная согласно ст. VII соглашения Смешанная Комиссия. Этой же комиссии предоставлялось право защиты интересов и оказания помощи всем категориям пленных.

Вопрос о создании двусторонних смешанных комиссий, одна из которых должна была работать в Польше, а другая в России, решался в Риге на образованной в начале ноября Специальной Комиссии по возвращению заложников, пленных, интернированных, беженцев и эмигрантов. В состав советской делегации в данной комиссии входили кроме ее председателя И.И.Лоренца представители НКИД, РОКК и Цетропленбежа: Сонье, Рожен, Ю.Лещинский, Панский, Ястребов, Розенблат и Арский. В состав польской делегации вошли: Э. Залесский - председатель и члены делегации: Ст. Кузак, Л. Альтберг, Рундштейн и К. Познанский.

С первых же заседаний в Комиссии возникли расхождения во взглядах на проблему обмена военнопленными и другими категориями лиц, оказавшимися по разные стороны линии фронта. Различные точки зрения обнаружились по двум основным вопросам, а именно по очередности обмена и по составу смешанных комиссий и их полномочий. Польская сторона предлагала приступить к немедленному обмену хотя бы части лиц из общей массы пленных. Э.Залесский на одном из заседаний заявил, что «для Польши важно быстро произвести обмен 30-40 чел., которые во имя гуманности, должны были быть выданы немедленно». Лоренц возражал, мотивируя тем, что «соображения гуманности должны были бы заставить польскую сторону подумать в первую очередь о массе подлежащей обмену». Заседания комиссии не оставляли сомнения в том, подчеркивал И. И. Лоренц, что поляки, опираясь на Берлинское соглашение, стремились добиться от советской стороны «своих нескольких важных интернированных, чтобы потом опять развязать руки и не быть заинтересованными в дальнейшем соглашении, по которому к ним могли бы возвращаться массы беженцев».

Против немедленного обмена не возражала и советско-украинская делегация в Комиссии, но как указывал Г.В.Чичерин в своей депеше в Ригу, следовало бы учесть, «чтобы обмен польских белогвардейцев произошел значительно позже под самый конец». Кроме того необходимо было, чтобы Польша предоставила транзит для перевозки пленных и интернированных из Германии. Далее Чичерин рекомендовал советской делегации «отнестись чрезвычайно осторожно к громадной беженской массе, соблюдая строгую планомерность и не давая возможности полякам выбирать из нее лишь полезные им элементы, фактически оставляя других надолго в России».

Это была дальновидная рекомендация, поскольку в дальнейшем так и происходило на практике при составлении списков и их визировании польской делегацией в Смешанной Комиссии в Москве и при непосредственном обмене.

На первый взгляд было бы правильным произвести обмен всеми категориями пленных и как можно скорее. Но дело в том, что в Договоре о перемирии и прелиминарных условиях мира стороны располагали правом предупредить за 14 дней о возобновлении военных действий. И как указывает председатель российско-украинской делегации в Специальной комиссии И. Лоренц «польская сторона считает прелиминарии еще не мир». И эта точка зрения еще резче выразилась в настойчивом требовании Польши располагать правом предупреждения в определенный срок прервать перемирие и восстановить военные действия. Российско-украинская делегация, подчеркивал он, считала бы «нецелесообразным отказаться от общепринятого модуса, закрепленного в Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, что отсылка военнопленных на родину производится по заключении мира». Тем более, что эта позиция нашла свое выражение в ст. VI Договора о перемирии, где обе стороны обязались включить в мирный договор положения, касающиеся обмена военнопленными.

Учитывая эти обстоятельства российская делегация не могла согласиться на то, чтобы несмотря на возможность возобновления в любой момент военных действий, происходила бы выдача военнопленных, т.е. солдат, которые завтра могли бы быть использованы против государства, которое их выдало. Поэтому российско-украинская делегация, говорилось на третьем заседании Комиссии 15 ноября 1920 г., «к сожалению должна констатировать, что, хотя она принципиально стоит на точке зрения желательности по возможности немедленного налаживания добрососедских отношений, она все-таки при создавшихся условиях не может согласиться на немедленный обмен здоровых военнопленных».

Каждый день пребывания российских военнопленных в польских лагерях уносил все новые и новые жизни. И, указывая в каких ужасных условиях, находились в то время в них военнопленные красноармейцы, председатель Российско-украинской мирной делегации 9 января 1921 г. направил пространное письмо председателю польской делегации. В нем были приведены примеры нечеловеческого отношения к российским военнопленным в различных лагерях и тюрьмах Польши. Обращалось внимание на то, что «неоднократные обещания предпринять меры к улучшению условий российско-украинских пленных в положении их никаких существенных перемен не произошло». В лагерных лазаретах и больницах по-прежнему не было матрацев, одеял, а часто и кроватей, не хватало врачей и другого медицинского персонала, а имевшихся специалистов и медсестер из военнопленных ставили в такие условия, которые не давали им возможности исполнять свои профессиональные обязанности.

Нечеловеческие условия содержания пленных имели самые жуткие последствия и приводили к быстрому их вымиранию. В лагере Домбе зафиксированы случаи избиения пленных офицерами польской армии. В Злочеве пленных били плетьми, изготовленными из железной проволоки от электропроводов. В лагере Тухоли избит комиссар 12 полка Кузьмин. В Бобруйской тюрьме военнопленному перебили руки только за то, что он не выполнил приказания выгрести нечистоты голыми руками. Инструктор Мышкина, взятая в плен под Варшавой, была изнасилована двумя офицерами и без одежды брошена в тюрьму на Дзелитной улице в Варшаве. Артистка полевого театра Красной Армии Топольницкая, также взятая в плен под Варшавой, была избита на допросе резиновым жгутом, подвешивалась за ноги к потолку, а затем отправлена в лагерь в Домбе.

Эти и подобные им случаи издевательств над российскими военнопленными стали известны польской прессе и вызвали определенные голоса протеста.

Правительства России и Украины, указывалось далее в письме руководителя российской делегации А. Иоффе, «категорически настаивают на немедленном изменении условий содержания российско-украинских военнопленных, в частности на немедленном отстранении от занимаемых должностей тех лиц администрации лагерей, которые виновны в вышеуказанных злодеяниях. Не допуская мысли о возможности подобных условий существования для польских военнопленных в России и Украине, - подчеркивалось далее в письме, - даже на основе взаимности Российское и Украинское правительства все же, в случае непринятия польским правительством мер, вынуждены будут применить репрессии к польским военнопленным в России и на Украине».

Следует подчеркнуть, что количество подлежащих обмену лиц в целом с обеих сторон было далеко не равнозначным. По определению И.И.Лоренца количество лиц, подлежащих репатриации, включая беженцев, с территории России и Украины было в 15-20 раз больше, чем с территории Польши. Польская сторона учитывала это обстоятельство и при формировании состава смешанных комиссий предлагала включить в них больше своих представителей. При этом поляки пытались наделить создаваемые комиссии широким кругом полномочий, вплоть до предоставления им права давать указания и распоряжения различным государственным учреждениям и ведомствам. В представленном ими проекте предлагалось, чтобы все государственные и общественные органы «равно как и органы самоуправления обязаны незамедлительно исполнять все поручения, действующей на территории государства Смешанной комиссии по делам, касающимся исполнения настоящего соглашения».

Такая трактовка полномочий и состава комиссий не устраивала советскую сторону и была ею отвергнута, поскольку российско-украинская делегация считала, что создаваемая комиссия не может подменять органы государственной власти, тем более, что на территории РСФСР и Украины уже имелся специальный орган Центроэвак, который в области репатриации накопил определенный опыт и на его организацию были затрачены большие денежные суммы.

Что касается обмена непосредственно военнопленными, то здесь пропорция наблюдалась совершенно обратная. Если в Польше российско-украинских военнопленных было более 150 тыс., то польских военнопленных в России насчитывалось почти в пять раз меньше. По имеющимся у Польской секции при Политуправлении Реввоенсовета Республики (РВСР) сведениям, которая проводила большую работу среди польских военнопленных, все они были размещены в 33 лагерях России и Украины. На 11 сентября 1920 г. по данным, полученным Польсекцией от 25 лагерей в них содержалось 13 тыс. чел. Однако, по мнению руководства Секции эти сведения были далеко не полными и оно считало, что общее число польских военнопленных и интернированных на тот момент достигало 30 тыс.

Согласно сводке Организационного Управления РККА о потерях и трофеях за 1920 год, количество пленных поляков по Западному Фронту по состоянию на 14 ноября 1920 г. составило 177 офицеров и 11840 солдат, т.е. всего 12017 чел. К этому количеству следует добавить попавших в плен поляков на Юго-Западном Фронте, где только во время прорыва Первой Конной Армии в начале июля под Ровно было взято в плен свыше тысячи поляков, а по данным оперативной сводки фронта от 27 июля только в районе Дубно-Бродского было захвачено 2 тыс. пленных. Кроме того, если сюда приплюсовать интернированные части полковника В. Чумы, воевавшие на стороне армии Колчака в Сибири (свыше 10 тыс.) то общее количество польских военнопленных и интернированных в 30 тыс. вполне реальная цифра.

Положение польских военнопленных в России было гораздо сноснее нежели российско-украинских в Польше. Гуманное к ним отношение, как отмечалось выше, в значительной степени регламентировалось постановлениями и распоряжениями государственных органов и приказами командования Красной Армии. В Главном Управлении общественных работ и повинностей НКВД на 1 декабря 1920 г. имелся план распределения работ на 62 тыс. пленных. В это число входили не только польские пленные, но и пленные гражданской войны, а также 1200 балаховичевцев, которые находились в Смоленском лагере. Согласно справке Главного Военно-хозяйственного Управления НКВД (Главвоенхозупра) от 8 декабря 1920 г. в распоряжение Мурманского Подотдела

Главвоенхозупра были отправлены шинели, мундиры старого образца, шаровары, валенки, шапки и другое имущество на 2 тыс. пленных поляков; 10 декабря Ярославскому Подотделу было отправлено такое же имущество на 1500 чел.; Иваново-Вознесенскому -на 500 чел.; 11 декабря в Москву было распределено подобное обмундирование на 1266 чел.; в Харьков в адрес Принудительных работ Украины - на 2000 чел. Кроме того губернские военкоматы только в Нижнем Новгороде и Мурманске должны были отпустить вещевое довольствие на 6 тыс. военнопленных польской армии.

Лагеря в России, подчиненные образованному в декабре 1918 г. Центропленбежу, как правило располагались в дореволюционных воинских казармах и были более приспособлены к содержанию такой категории лиц. Емкость их была значительной. Только в одной Симбирской губернии в лагерях можно было разместить 135400 чел. (В том числе в Симбирске - 45 тыс., Сызрани - 40 тыс., Корсуне - 8,2 тыс., Алатыре - 19,5 тыс. и т.д.). Территориально лагеря располагались по военным округам. Так, в Московском военном округе было 7 лагерей на 18300 чел., Петроградском - 2 лагеря на 3,5 тыс., в Уральском - на 14,5 тыс. и т.д.

Польская Секция при ПУРе, начиная с 23 августа 1920 г. проводила среди военнопленных поляков просветительскую работу. Издавался двухнедельный журнал «Голос пленного», в лагерях проводились собеседования, чтение книг, образованы школы, в которых для неграмотных проводились обязательные занятия, работали библиотеки, читальни. Из военнопленных выбирались комиссии, которые занимались вопросами улучшения быта. В 16 лагерях имелись специальные инструкторы, а также 3 объездных инструктора-контролера. Их количество увеличивалось по мере мобилизации для этой работы гражданских лиц польской национальности. Согласно сводке Польсекции при ПУРе с 24 по 31 августа в лагеря, где содержались польские военнопленные (Вятку, Красноярск, Ярославль, Иваново-Вознесенск, Орел, Звенигород, Кожухов, Кострому, Нижний Новгород) были направлены 10 представителей Секции с соответствующей литературой.

Периодические проверки советскими официальными лицами совместно с представителями Польсекции лагерей, где находились польские военнопленные, давали положительные результаты в плане улучшения условий их содержания. Так, при осмотре лагерей в г. Мценске было зафиксировано, что стены с тройной засыпкой, в каждом бараке имелось 6 печей голландского типа, на 15 бараков имелся барак-кухня с 6 котлами и печами, способными обслужить не менее 15 тыс. чел. А в д. Сергеево Орловской губернии лагерь был мало приспособлен к приему военнопленных: двойные нары, столовой не было, только остронуждающиеся получали белье, один рукомойник на шесть сосков, туалеты переполнены, кругом грязь. Пища малопитательна, пленные ели из бачков. Правда, на 15 декабря в этом лагере находилось всего 60 заключенных и 20 военнопленных.

Польские военнопленные находились не только в концентрационных лагерях, но многие из них находились в тюрьмах. Так, например, в Минской тюрьме находилось около 500 польских легионеров, которые в основном отбывали наказание за совершенные ими уголовные преступления.

В целом условия содержания польских пленных в России были намного лучше, чем условия, в которых находились российские и украинские пленные в Польше. Определенная заслуга в этом принадлежала Польской Секции при ПУРе РККА, работа которой расширялась и предполагалось открыть ее отделение при Политуправлении Западного фронта.

2 февраля 1921 г. Малый Совнарком РСФСР принял Постановление о военнопленных польской армии, по которому при НКВД учреждалась должность уполномоченного по данному вопросу. По этому постановлению Главному Управлению общественных работ и повинностей НКВД предписывалось в двухнедельный срок разработать план размещения всех военнопленных польской армии на оставшийся срок в отдельных лагерях и других местах по возможности ближе к крупным центрам, сосредотачивая их большими группами. Следовало составить план маршрутов и расчет необходимого числа вагонов для осуществления их передвижения, а также выявить для этого точное число пленных. Предписывалось также немедленно вернуть всех польских военнопленных с работ на Мурманской железной дороге. Наряду с этим Центральному управлению по снабжению Красной Армии надлежало снабдить пленных поляков вещевым довольствием в количестве 4 тыс. комплектов.

Работа образованной на мирной конференции в Риге Специальной комиссии по репатриации продвигалась с трудом. После 4-го заседания была создана специальная Подкомиссия для согласования текста договора по репатриации. В состав Подкомиссии входили по два представителя от каждой из сторон. От советской стороны в нее вошли зав. отделом Центроэвака Ястребов и от НКИД Ж. Сонье. От польской стороны - Э.Залесский и К. Познанский. В течение 10-ти заседаний Подкомиссия согласовала 19 из 36 основных статей Договора, причем 15 из них были приняты в советской редакции. 6 января 1921 г. глава Российско-Украинской Мирной делегации сообщал в Москву, что Договор о репатриации был готов и осталось лишь согласовать вопрос об обмене военнопленными. Его решение ставилось советской делегацией в прямую зависимость от продления срока, в течение которого стороны не могли бы возобновить военные действия. Это условие, на чем настаивал глава Российского НКИД Г.В.Чичерин, получило поддержку в Реввоенсовете Республики и у Начальника Полевого Штаба РККА П.П.Лебедева. Кроме этого, глава советской делегации А.А.Иоффе в письме Чичерину, предлагал включить в соглашение о репатриации декларацию Советской России о предоставлении амнистии петлюровцам, балаховичевцам, савинковцам и другим представителям белой военной эмиграции, поскольку репатриация, отмечал Иоффе, дело добровольное и «все эти господа без декларации не рискнут вернуться, а они для нас, в преддверии всяких новых интервенций, гораздо опаснее в Польше, нежели в России».

24 февраля 1921 г. Соглашение о репатриации между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей - с другой было подписано. Оно было заключено во исполнение статьи VII Договора о прелиминарных условиях мира от 12 октября 1920 г., вступало в силу с момента подписания и не подлежало ратификации. Соглашение состояло из 38 статей, разбитых на 4 раздела. Согласно статьи 1-й обе договаривающиеся стороны обязались немедленно «приступить к возможно скорейшей репатриации всех находящихся в пределах их территорий заложников, гражданских пленных, интернированных, военнопленных, беженцев и эмигрантов». Ст. 2-я разъясняла понятие «гражданский пленный», «интернированный», «военнопленный», «беженец» и «эмигрант». Гражданскими пленными и интернированными считались все находившиеся на территории одной из договаривающихся сторон граждане другой стороны, содержащиеся или содержавшиеся в заключении, под арестом или под административным надзором. В эту категорию входили также граждане, подвергающиеся или подвергавшиеся судебным или административным репрессиям за политические или государственные преступления или преступления в пользу другой стороны. Под военнопленными понимались военнослужащие (комбатанты) договаривающихся сторон, «взятые в плен армиями другой стороны на российско-украинско-польском фронте, равно как и некомбатанты, входившие в состав действующих вооруженных сил и захваченные в плен армиями другой стороны, а также лица, входившие в состав польских отдельных войсковых частей и отрядов, взятые в плен российско-украинскими армиями и на других фронтах и разоруженные и интернированные российскими и украинскими властями».

Формулировка «и на других фронтах» явилась следствием компромисса между делегациями. Дело в том, что в ходе обсуждения текста соглашения польская сторона считала необходимым «дать возможность всем желающим вернуться на родину». В число желающих, по мнению польской стороны должны были входить не только военнопленные польско-украинско-русской войны, но и взятые «в плен с оружием в руках и разоруженные в военных формациях, сражавшиеся на внутренних фронтах России». Однако советская делегация, учитывая, что под эту формулировку подошли бы все пленные поляки, взятые не только на Архангельском, Колчаковском фронтах, но и члены всякого рода преступных военных контрреволюционных организаций. Поэтому российская делегация не согласилась на такое обобщенное определение термина «военнопленный», в результате чего и была принята фраза «и на других фронтах», включавшая в это понятие взятых в плен и воевавших поляков на Восточном фронте в Сибири в частях под командованием полковника Чумы.

Репатриация по принятому соглашению являлась добровольной, и принуждение не могло быть применено «ни прямо, ни косвенно». Лица, предназначенные к отправке, по сдаче занимаемой ими должности должны быть освобождены от службы с предупреждением об этом по месту работы за месяц до дня отправки; при этом освобождение от должности должно произойти не позднее, чем за неделю до дня отправки. В соглашении подробно определялся перечень вещей и предметов, разрешенных или запрещенных к вывозу из страны пребывания.

Для реализации данного Соглашения учреждались, как уже отмечалось выше, две Смешанные Комиссии - одна в Москве, другая - в Варшаве. Каждая из комиссий состояла из двух делегаций: председателя, двух заместителей и трех членов делегаций. Вспомогательный персонал каждой из делегаций не должен был превышать 30 чел. Смешанные комиссии должны были быть образованы не позднее месяца со дня подписания Соглашения о репатриации.

В введение Смешанных комиссий входил широкий круг вопросов, в том числе составление списков репатриируемых, выяснение их количества, посещение лагерей, тюрем, госпиталей и других мест, в которых могли находиться перечисленные в Соглашении категории лиц. Комиссии наделялись правом рассматривать, разрешать или направлять по принадлежности заявления и предложения, вносимые каждой из делегаций, а также правом непосредственного обращения к правительству и центральным органам страны пребывания. В Соглашении было записано также пожелание издавать официальные сообщения по вопросам репатриации за подписью председателей обеих делегаций. Однако, как показала дальнейшая работа комиссий это пожелание, за небольшим исключением, так и осталось на бумаге.

Репатриация должна была осуществляться строго по утвержденным комиссиями спискам, включавшими в себя сведениями из 10-ти пунктов по каждому лицу. В числе первых транспортов должны были быть отправлены гражданские пленные, интернированные и заложники. Что касается военнопленных, то было условлено, что их отправка может начаться и до образования Смешанных Комиссий и, как говорилось в Соглашении, во всяком случае, не позднее 10 дней со дня подписания Соглашения. Принцип обмена военнопленных, как рядовых, так и командиров, комиссаров и офицеров определялся как «всех на всех».

Количество возвращаемых военнопленных не должно было составлять менее 1500 чел. в неделю, причем общая цифра репатриируемых всех категорий определялась в 4 тыс. чел. в неделю, при этом она ни в коем случае не могла быть уменьшена, вплоть до исчерпания всех категорий репатриируемых. Однако в процессе реализации Соглашения о репатриации придерживаться строго определенного количества было довольно сложно по разным и часто объективным причинам. В связи с большой протяженностью российской территории создавались трудности с перевозками военнопленных и репатриируемых из сибирских регионов. Предвидя это обстоятельство уже 14 декабря 1920 г. Высший Совет Республики по перевозкам принял Постановление, в одном из пунктов которого предлагалось НКИД и Центроэваку «выяснить возможность направления эвакуируемых военнопленных из Сибири за границу через Владивосток, ввиду невозможности вывозить их через Европейскую Россию». Однако положительного решения по этому вопросу не последовало и пришлось вывозить военнопленных поляков в западном направлении и частые задержки в пути вызывали недовольство польской стороны, требовавшей ускорения отправки. Принятое Постановление Малого Совнаркома РСФСР 2 февраля 1921 г. также давало слабые результаты в этом направлении.

Передаточными пунктами в Соглашении определялись станции Койданово и Столбцы на линии железной дороги Минск-Барановичи и ст. Здолбуново для обеих сторон на линии железной дороги Щепетовка-Ровно. Пункты приема и отправки с каждой стороны должны были быть оборудованы специальными бараками и санитарно-питательными помещениями за счет соответствующих сторон.

К подписанному соглашению был приложен Дополнительный Протокол, в котором стороны признавали целесообразным и соглашались «производить, помимо массовой репатриации, также и персональный обмен лиц, которые выразят на это согласие и о выдаче которых стороны особо заинтересованы».

Персональный обмен, также как и массовая репатриация, имел свои специфические сложности. Уже согласованные ранее списки персонального обмена часто уточнялись, а уточненные доходили до другой стороны не вовремя, что вызывало дополнительные согласования. В списки персонального обмена, как правило, включались политические деятели обеих стран, находившиеся как в качестве заложников, так и осужденные за антигосударственную деятельность. Следует подчеркнуть, что списки с российской стороны согласовывались с польскими коммунистическими деятелями, в том числе и находившимися в Польше. Так, ЦК КРПП 12 января 1921 г. из Варшавы обращалось с письмом к А.Иоффе (копия В.И.Ленину) с просьбой «оказать давление на поляков, предлагая им, даже без объявления формальной амнистии, освободить заключенных взамен на благожелательное отношение Советского правительства при выдаче польских заложников». Польские коммунисты просили считаться только со списками ЦК. Ст. Семполовская, указывалось в письме, обо всем осведомлена и других списков польских товарищей представлять не будет, при этом в списки для обмена «будут включаться помимо членов ПКП и товарищи из оккупированных территорий, содержащиеся в Польше».

Соглашение о репатриации от 24 февраля 1921 г. давало правовую основу для осуществления накопившихся проблем по данному вопросу и в определенной степени закрепляло уже начавшийся к тому времени процесс обмена как военнопленными, так и заложниками и гражданскими пленными. Ст. 28-я Соглашения обязывала стороны в первую очередь отправить военнопленных больных и инвалидов, а также те группы и категории военнопленных, которые находились в стране пленения в наихудших условиях содержания. Эта статья явилась развитием ст. VII Договора о перемирии и прелиминарных условиях мира от 12 октября 1920 г. Поэтому, основываясь на этой статье договора, а также на переписке в процессе выработки статей Соглашения о репатриации, уже в ноябре 1920 г. между российской и польской делегациями в Польско-Русско-Украинской Военной Согласительной Комиссии (ПРУВСК), созданной согласно параграфа 8 Договора, велась оживленная переписка по поводу обмена больных польских военнопленных, находившихся в Минске на российских военнопленных в Польше. При этом советская делегация и ее председатель в ПРУВСК сначала К.И. Шутко, а затем сменивший его 22 ноября И. Иорданский, с согласия вышестоящих органов при обмене настаивали на двойном числе советских военнопленных, учитывая огромное их количество в Польше. Такая ситуация в основном сохранялась до подписания Соглашения о репатриации, где в отношении военнопленных был принят принцип «всех на всех».

20 ноября 1920 г. К.И. Шутко сообщил Польделегации в ПРУВСК (председатель полковник Я. Гемпель), что со стороны Реввоенсовета Республики нет возражений против выдачи тяжело больных и раненных военнопленных поляков в Минске «при непременном одном условии получения эквивалента, каковым следует считать получение двойного

₁₂₂

числа русских военнопленных разных категорий».

Обмен начался с составления списков подлежащих обмену 20 поляков и 40 российских военнопленных. 4 декабря они были доставлены на ст. Столбцы. Обмен произошел 10 декабря 18-ти фактически прибывших польских военнопленных на 36 красноармейцев. При этом представитель Белкомэвака С.Каган составил протокол о действительном состоянии российских военнопленных. «Красноармейцы, - отмечалось в протоколе, -прибыли чрезвычайно изнуренные и истощенные, в лохмотьях и один даже без всякой обуви. Жаловались на дурное питание и обращение. Вагон был совершенно не приспособлен к перевозке и даже не был очищен от свежего конского навоза, который лежал слоем в 1/4 аршина». Всем прибывшим красноармейцам на месте были розданы табак, спички, хлеб, сахар, теплое обмундирование. В Минске они были осмотрены врачами и 30 из них были отправлены в изолятор Белкомэвака, а остальные в общежитие.

На официальный протест со стороны Председателя Российско-Украинской делегации И. Иорданского по поводу безобразного отношения к российским военнопленным шеф польской делегации обещал, что «виновные будут преданы военно-полевому суду».

Таким образом, ПРУВСК по согласованию с вышестоящими органами занималась не свойственными ей функциями, а именно осуществляла персональный обмен по запросу обеих сторон. Списки для обмена были небольшими и часто включали отдельных лиц вместе с их семьями. Процесс персонального обмена занимал длительное согласование и несмотря на это, списки не выдерживались и в результате почти всегда стороны получали лиц, в них не включенных. Это происходило из-за того, что информация и учет военнопленных, заложников, гражданских пленных у обеих сторон был поставлен не на должном уровне, а иногда отдельные лица сознательно скрывались от противной стороны. Так, например, в ноябре 1920 г. глава российской мирной делегации в Риге А. Иоффе, выполняя просьбу председателя польской делегации, запросил Москву выяснить судьбу без вести пропавшего на полях сражений в районе Чернобыля подхорунжего Ст.Грабского - сына известного польского профессора Грабского. Выяснение этого вопроса затянулось до мая следующего года и в имеющихся в то время сведениях о военнопленных и погибших поляков с фамилией Грабский сына профессора не оказалось.

Советская сторона наряду с другими интересующими ее лицами, запрашивала, например, сведения о судьбе Н. Вальковича, арестованного за хранение оружия и высланного для отбытия наказания в Познань. На данный вопрос шеф польской делегации в ПРУВСК полковник Гемпель 6 апреля 1921 г. сообщил, что он обратился по данному вопросу к надлежащим польским властям. Но далее в письме он подчеркнул интересную для нас деталь с точки зрения общего количества военнопленных в Польше. Он указывал на то, что «ввиду наличности нескольких сотен тысяч российско-украинских пленных, разыскивание отдельных людей встречает большие препятствия и, следовательно, этим объясняется промедление ответа с польской стороны, тем более, что обмен пленных и заложников уже начался, а поэтому вопрос об отыскании Вальковича потерял остроту».

Ответ шефа Польделегации ПРУВСК важен тем, что в нем говорится о «нескольких сотнях тысяч российско-украинских военнопленных» на территории Польши. Это, конечно, преувеличенная оценка, но с учетом интернированных к тому времени частей Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина, Бредова, Савинкова она близка к действительности.

Еще до подписания Соглашения о репатриации польская и российская делегации в ПРУВСК запрашивали соответствующие инстанции о пунктах, количестве и времени начала массового обмена военнопленными, а также о том, кто будет осуществлять обмен, и как технически он будет происходить. Получаемые ответы содержали уже согласованные решения, которые в дальнейшем были включены в соответствующие статьи подписанного 24 февраля Соглашения. На этом основании стороны готовились к приему большого количества военнопленных, заложников, интернированных, а также беженцев. 26 января 1921 г. на совещании органов здравоохранения и эвакуации Западного фронта были выработаны меры по организации специального санитарного поезда, а также по развертываю в Минске добавочных 800 коек и устройству ночлежного помещения. В ряде российских лагерей были проведены проверки условий содержания польских военнопленных.

В Польше тоже велась подготовка российско-украинских пленных к отправке. Большую работу при этом проводили не столько государственные органы сколько ПОКК, в частности уполномоченная РОКК Ст. Семполовская. Она активно занималась работой по приобретению одежды, питания и по получению подарков для пленных из России и по отправке таковых в Россию для польских военнопленных.

В ноябре-декабре 1920 г. в ряде воинских частей Красной Армии были собраны пожертвования деньгами, вещами и продуктами для российских военнопленных. Продукты и вещи были размещены в двух вагонах. В Польше также были подготовлены 2 вагона подарков, которые 7 января были отправлены в Москву в распоряжение Е. П. Пешковой. Российские же два вагона были отправлены в Польшу 14 января, а когда прибыли в пункт назначения, то оказалось, что продукты в них были почти все непригодны к употреблению из-за плохой упаковки и неудовлетворительного хранения в зимнее время. Сопровождавший этот груз рабочий, сотрудник ЧК Белоруссии Бахтин написал в соответствующий орган доклад, в котором отметил, что «препровождать в таком виде подарки есть явная насмешка над РСФСР, т.к. польские офицеры, безусловно скажут рабочим, разгружавшим подарки и видевшим эту картину польским солдатам о хозяйственности, распорядительности и хранении большевиками, как они выражаются (слово Россия и русский у них отсутствует)».

Однако такой частный случай безответственности к вопросу помощи военнопленным не может идти, ни в какое сравнение с тем материалом, который был опубликован 22 декабря в львовской газете «Вперед». В газете сообщалось, что 9 числа в польском лагере Тухоль в один день умерло 45 российских военнопленных. Причиной этому послужило то, что в морозный и ветреный день «полуголых и босых» пленных «водили в баню» с бетонным полом, а затем перевели в грязные землянки без деревянного пола. «В результате, - сообщалось в газете, - беспрерывно выносили мертвецов или тяжелобольных».

На официальные, основанные на материалах газеты, протесты со стороны российских делегаций в Риге и в ПРУВСК на бесчеловечное отношение к военнопленным польские военные власти провели расследование. Его результаты, естественно, опровергли сообщения в газете. «9 декабря 1920 г., - извещала польская делегация в ПРУВСК российскую делегацию, - установила в этот день смерть 10 пленных, умерших от сыпного тифа... Баня была нагрета... и здоровые пленные после купания помещались в бараках, предварительно продезинфицированных, больные же помещались прямо в госпиталь». Газета «Вперед» по результатам расследования была закрыта на неопределенный срок «за помещение преувеличенных и тенденциозных сведений».

Польские власти, чтобы отвлечь внимание от нечеловеческих условий содержания российско-украинских военнопленных, пытались предъявить претензии к советским властям в отношении условий содержания польских пленных в России и на Украине. В частности с польской стороны было выражено недовольство по содержанию 3 тыс. военнопленных в Харькове, которые, якобы, живут в вагонах без довольствия, вследствие чего, мол, ежедневно от голода и холода умирает несколько человек. На это заявление 20 февраля 1921 г. поступил ответ НКИД Украины, в котором решительно опровергались доводы польской стороны. В опубликованном заявлении сообщалось, что все польские пленные уже давно были сведены в особые трудовые части, из которых образованы одна бригада, три полка и отдельный батальон. В Харькове расквартирован по казармам 3-й полк и отдельный батальон, всего около 1,5 тыс. чел. Помещения чистые, хорошо отапливаются. Люди спят на топчанах или нарах. На работу на фабрики, железную дорогу и другие места пленные ходят только исключительно здоровые и имеющие теплую одежду. Каждая рота имеет свой командный состав из самих пленных. За январь месяц, сообщалось далее в заявлении, в среднем в лечебные учреждения обращалось 14 чел. в день, в амбулаторию 46 чел. Смертность составила всего один человек в отдельном батальоне. Сообщалось также, что ожидается получение дополнительных комплектов теплой одежды. Ответственность за польских военнопленных, говорилось в заявлении, возложена на командование войсками Украины, Штаб трудовой армии, Укрэвак и НКИД Украины. Всем военным властям и гражданским учреждениям предписано отправлять пленных поляков в трудовые бригады впредь до эвакуации на родину.

В соответствии со ст.10 Соглашения о репатриации не позднее месяца со дня его подписания следовало образовать Смешанные Комиссии для выполнения этого соглашения. Такие комиссии были созданы, и советская делегация во главе с Е. Н. Игнатовым выехала в Польшу 11 апреля 1921 г. Отъезд польской делегации в Москву задерживался, и поэтому российская делегация прибыла в Варшаву лишь в 14 часов 24 апреля. Она была встречена членами польской делегации, секретарем вице-премьера С. Домбровским и уполномоченным РОКК в Польше Ст. Семполовской. 26 апреля произошла встреча председателей делегаций Е.Н.Игнатова и Ст.Корсака, на которой было принято решение провести первое заседание Комиссии 28 апреля.

Российско-Украинская Делегация (РУД) в Смешанной Комиссии по репатриации была первым учреждением, представлявшим Советское правительство на польской территории. Она была встречена откровенно враждебно со стороны органов печати большинства политических партий в Польше. Польская и белогвардейская русская пресса соперничала в своих грубых и лживых высказываниях и разразилась самой недостойной и недопустимой травлей членов делегации. Еще за несколько дней до приезда в Варшаву в прессе появились сообщения о том, что «едущая в Варшаву большевистская делегация, проезжая по территории Польской Республики, разбрасывала из окон вагонов воззвания к польской армии и населению».

Особое рвение в создании атмосферы травли и измышлений по отношению к делегации проявляла варшавская «Газета Поранна», поместившая в 112 и 113 номерах от 25 и 27 апреля статьи совершенно недопустимого характера непосредственно против главы делегации Е.Н.Игнатова. Другая газета «Курьер Польски» повествовала о том, что «каждая миссия из Советской России является ударной группой, задачей которой является уничтожить изнутри строй государства и подготовить почву для господства третьего Интернационала».

В Смешанной Комиссии в процессе реализации Соглашения по репатриации РУД встречала препятствия со стороны Польской делегации (Польделегации), не говоря уже о выполнении элементарных требований по устройству быта делегации. Одним из шагов, направленным на ослабление влияния Российско-Украинской Делегации в Польше, было решение польской стороны о прекращении полномочий представителя РОКК в Польше Ст.Семполовской. Более того, председатель Польделегации Ст.Корсак утверждал, что ее деятельность «не была лишена черт отчетливо политического характера, отнюдь не всегда шедшего по линии интересов Польского государства».

Еще на конференции в Риге был согласован список из 300 фамилий персонального обмена согласно Дополнительного протокола к Соглашению о репатриации. Данный список (а их в дальнейшем было несколько с различным количеством фамилий) был составлен без учета фактического наличия лиц в Польше. При попытке его реализовать оказалось, что многие из указанных в нем лиц или выехали, или умерли, или неизвестно где находились. Тем более, что польская сторона своего встречного списка 300 не предоставила и предлагала реализовать его по частям. При этом польские власти разрешали членам РУД посещать лишь тех лиц, которые указаны в списке с точным указанием мест, где они находятся. В связи с этим членам РУД приходилось изыскивать различные способы и пути поиска лиц, в возврате которых была заинтересована российская сторона.

По так называемому «списку 300» согласование продолжалось более года. А заявлений с просьбой выехать из Польши, помимо включенных в списки, было огромное количество. «Пленные красноармейцы, - телеграфировал в Москву 12 мая 1921 г. Е.Игнатов, -стремятся всей душой в Красную Республику труда, шлют свой братский привет Московскому Пролеткульту и просят передать поздравления с 1 мая и благодарят за подарки». 23 мая РУД получила рукописный текст письма от 80 чел. с просьбой скорее вывезти их из Польши. «Многие умерли, - говорилось в этом письме, - не дождавшись освобождения, а другие, заболев, потеряли надежду увидеть свободу. Число больных с каждым днем увеличивается, в случае не скорого освобождения не многим придется вернуться».