Итоги Второй Мировой Войны и трансформация внешнеполитического статуса Великобритании

Фитцджеральд, который, в отличие от Хоги, восхищался Тэтчер, был рассержен и в замешательстве. Он охарактеризовал ее заявление как «беспричинно агрессивное» и отправился домой. Но он не сдался. Вместо этого он пошел на прагматический риск: ради того, чтобы возобновить диалог, отложил на время вековое требование Ирландии о восстановлении единства страны. Фитцджеральд знал, что к середине 1980-х годов воссоединение страны не было тем главным требованием, удовлетворения которого добивалась бы вся республика. Если оставить в стороне соображения идеалистического порядка, то большинство южан не хотели иметь никаких связей с Севером. Они знали, что им не по средствам ни содержать Север, ни даже поддерживать там порядок. Британия затрачивала ежегодно на Северную Ирландию около четырех миллиардов долларов. Для Ирландии, одной из беднейших стран Европы, это была непомерная сумма. Но успех, одержанный на выборах политическим крылом ИРА -- партией «Шинн фейн», и в том числе избрание в парламент ее лидера Джерри Эдамса, убедил Фитцджеральда, что нужно что-то делать, пока сторонники силовой политики не добились больших успехов. В Лондоне наиболее преданные Тэтчер коллеги также убеждали премьер-министра, что необходимо возобновить диалог с Фитцджеральдом.

Тэтчер согласилась -- отчасти потому, что надеялась доказать этим Рональду Рейгану, что она действительно пытается достичь согласия с Дублином. Она знала, что если не добьется такого впечатления, то не получит никакой помощи в том, чтобы остановить идущий из Северной Америки к ИРА поток оружия и денег или же обеспечить выдворение из США лиц, подозреваемых в принадлежности к ИРА. За решением сотрудничать с Фитцджеральдом последовали интенсивные, продолжавшиеся целый год переговоры, кульминацией которых стало подписание в ноябре 1985 года в замке Хиллсборо, недалеко от Белфаста, англо - ирландского соглашения. Оно включало три важных элемента:

-- подтверждало принцип, что большинство должно согласиться с любыми переменами в статусе Северной Ирландии и что нынешнее большинство не желает тут никаких перемен; но в будущем, если бы большинство выступило в поддержку объединения Ирландии, то правительства двух государств бе рут на себя обязательство содействовать такому объединению;

-- включало принцип перехода применительно к политическому решению, что означало постепенную передачу власти от Великобритании местным орга нам управления;

-- для практического решения таких вопросов, как безопасность на границе и правосудие, образовывался британо - ирландский орган, получивший название «Межправительственного совещания». Тем самым Ирландия получала ограниченный, очень ограниченный, консультативный, но все же голос в решении внутренних вопросов Северной Ирландии. Бюрократия обеих стран отметила особо, что впервые обе стороны систематически встречались, и хотя в осуществлении соглашения порой возникала напряженность и трудности, оно все же обеспечивало и продвигало вперед сотрудничество.

Достижение компромисса приветствовалось повсеместно. Исключением стали лишь юнионисты Северной Ирландии. В США, где примерно тридцать миллионов граждан ведут свое происхождение от выходцев из Ирландии -- что почти вдесятеро больше нынешнего населения Ирландской Республики, -- самые известные ирландцы страны были в восторге. Президент Рейган назвал достижение этого соглашения «великим прорывом». Спикер палаты представителей конгресса США Томас О'Нейл похвалил Лондон и Дублин за проявленное ими «большое мужество». В конгрессе США под влиянием факта заключения этого соглашения был образован Международный фонд для Ирландии. К 1990 году США внесли в него 150 миллионов долларов на цели создания дополнительных рабочих мест, поощрения капиталовложений и защиту гражданских прав. Другие страны -- еще 30 миллионов долларов.

Лоялисты - протестанты в Северной Ирландии утверждали, что соглашение в Хиллсборо их предало. Консультативная роль Ирландии, заявляли такие лидеры, как преподобный Ян Пейсли, была началом полной эрозии британского суверенитета над Ольстером. «Тэтчер лжет, когда утверждает, что консультативная роль Ирландии не затронет суверенитета, -- обвинял Питер Робинсон из Демократической юнионистской партии. -- Нас просто отодвинули в сторону, и мы чувствуем себя преданными»9. Другие североирландские лидеры назвали соглашение «чудовищным заговором», имеющим целью продать Ольстер Ирландской Республике.

В течение последующих двух лет юнионисты предпринимали все, что только могли, дабы вынудить Тэтчер отступить и дезавуировать соглашение. Но она не поддалась. Она полагала и надеялась, что коль скоро соглашение заключено, то оно принесет какую-то пользу делу нормализации жизни в Ольстере. А потом, когда Ирландия перенесет центр своего внимания на борьбу с экономическими неурядицами, Тэтчер восстановит обычную английскую позицию в отношении Ирландии -- игнорировать ее насколько возможно.

Однако новые вспышки насилия игнорировать было невозможно. Политическая напряженность между Лондоном и Дублином ослабла, а в результате кровопролитие усилилось. ИРА была взбешена тем, что шансы на скорое прекращение английской «оккупации» уменьшились. С 1987 по 1989 год прокатилась новая волна убийств. Специалисты по вопросам безопасности видели причины этого в новом политическом положении и в том, что ИРА удалось накопить огромные запасы оружия. Ее арсенал включал более десяти тонн «симтекса» -- мощной, трудной для обнаружения пластиковой взрывчатки чехословацкого производства; более дюжины советских ракет СА-7 класса «земля -- воздух»; целые ящики гранатометов и гранат к ним; и по меньшей мере, пятьдесят тяжелых пулеметов. Оружие было получено тремя морскими доставками из Ливии между 1984 и 1986 годами и спрятано в Ирландской Республике и в Ольстере. Четвертая партия, находившаяся на борту зарегистрированного в Панаме торгового судна «Экзунд», была перехвачена в 1987 году французскими агентами. Таким образом, этот канал поступления вооружений оказался разорван.

Перехват этой партии обнаружил всю глубину проблемы и привел к цепи взаимных убийств. В мае 1987 года Специальная военно - воздушная служба (САС) -- антитеррористический полк английской армии -- выследила и уничтожила группу боевиков ИРА в составе восьми человек, попытавшуюся взорвать полицейский участок в Логхолле. ИРА в ответ в ноябре организовала взрыв бомбы во время торжественного богослужения в Эннискиллене, в результате чего было убито 11 и ранено 64 человека, в основном женщины и дети. Англия ответила в марте 1988 года в Гибралтаре, на британской части его территории, где взвод САС расстрелял трех боевиков ИРА, которые, как полагали, пытались установить мину с дистанционным подрывом.

Поскольку в тот момент, когда они были убиты, двое мужчин и женщина были невооружены и шли пешком, операция в Гибралтаре сконцентрировала внимание общественности на том, что Англия якобы проводит против ИРА политику физического уничтожения ее членов. Подобные обвинения уже расследовались ранее, когда в 1982 году шесть невооруженных лиц, подозревавшихся в принадлежности к ИРА, были убиты работниками Королевской полиции Ольстера. Расследование проводил тогда хорошо известный и уважаемый офицер полиции, некто Джон Сталкер. В представленном им секретном отчете делался вывод, что несколько старших офицеров Королевской полиции Ольстера должны быть привлечены к суду. Однако отчет, насчитывавший семь томов, был положен под сукно. Когда Джон Сталкер попытался проводить дальше свое расследование самостоятельно, он сам угодил под служебное разбирательство на основе явно сомнительных обвинений: утверждения, что он-де причастен к клевете на кого-то и в попытках скрыть нечто, рассыпались за бездоказательностью. Его временно отстранили от должности заместителя главного констебля Манчестера, потом восстановили в ней. Но власти нервничали и, не желая непрерывных стычек с ними. Сталкер в 1987 году ушел в отставку. Публичный спор о том, ведется или нет против ИРА война на ее уничтожение, вспыхнул вновь уже в связи с инцидентом в Гибралтаре. На этот раз общественность впервые осознала значение того факта, что не было известно ни одного случая, когда бы член ИРА попал живым в руки САС. Как бы ни обстояло дело на практике, Тэтчер упорно продолжала отрицать, что политика физического уничтожения членов ИРА существует.

Мало кто мог бы -- или должен бы был -- испытывать хоть какие-то симпатии к ИРА. Через несколько дней после убийства в Гибралтаре два капрала английской армии, находившиеся не при исполнении служебных обязанностей, случайно врезались в проходившую в Белфасте похоронную процессию. Хоронили троих католиков. Капралов вытащили из машины и растерзали на месте. В июне 1988 года ИРА взорвала армейский грузовик в Лисбэрне, погибли шесть солдат. В августе того же года в районе Омагха мина взорвалась под армейским автобусом. Погибли восемь военнослужащих. Убийства продолжались на протяжении всего 1989 года, и никто не мог сказать, наступит ли этому конец и когда. Не было ни малейших шансов на то, что пропасть, разделявшая правительство Тэтчер и ИРА, когда-либо сможет быть преодолена. Их взаимная ненависть шла из самой глубины и чувств и сознания обеих сторон. Один из ближайших помощников премьер-министра, пытаясь объяснить эту взаимную враждебность, сказал как-то: «Они не понимают англичан. Чем сильнее нас задирают, тем тверже мы держимся. И ни подобное отношение, ни очевидное неравенство сил не сдерживали ИРА.

К началу третьего десятилетия Смуты соотношение военных сил было четко односторонним. В начале 1990 года в Северной Ирландии находились примерно 30 тысяч солдат британских войск безопасности. По оценкам специалистов, им противостояло не более 150 постоянных боевиков ИРА, составляющих ее силовой, ударный стержень, и еще примерно 800 ее сторонников, обеспечивающих явки и разведывательную информацию. Чисто количественное превосходство никогда не было особенно значимым фактором. Англия оказалась неспособной справиться с ИРА именно потому, что боевые группы последней были очень малочисленны и проникнуть в них было крайне трудно. Состоящие из трех - четырех добровольцев каждая, эти группы действуют независимо друг от друга в соответствии с общими политическими указаниями, которые передаются им с соблюдением всех правил конспирации через испытанных, работающих уже в течение длительного времени доверенных лиц. Такие структуры поразительно гибки и жизнестойки.

Тем не менее, политически ИРА понесла ущерб и от возобновления насилия, и от своих ортодоксально социалистических взглядов. На проходивших в Ирландской Республике в июне 1989 года выборах партия «Шинн фейн» получила только 1,2 процента голосов (в 1987 году -- 1,9 процента) и не смогла завоевать место в парламенте. На общебританских выборах 1987 года Джерри Адаме добился переизбрания в Вестминстер, но меньшим числом голосов. На всех выборах, проходивших в Северной Ирландии, партия «Шинн фейн» получила в общей сложности менее 12 процентов голосов. Но сочетание отвернувшегося от партии политического везения и значительных запасов оружия оказалось опаснейшей смесью. По словам Джона Хермона, бывшего руководителя Королевской полиции Ольстера, «для них крайне важно держаться на плаву и ради этого поддерживать уровень насилия»1^. Без постоянного насилия и ИРА, и «Шинн фейн» давно потеряли бы даже то небольшое влияние, которое имели.

Растущее число невинных гражданских жертв привело к TOMV. ЧТО от этой ГОУППИООВКИ стало отворачиваться даже католическое население.

Но если ИРА теряла базу поддержки, а отношения между Лондоном и Дублином улучшились в результате англо - ирландского соглашения, то почему же и в начале 1990 года.не было видно даже признаков конца этому потоку ненависти и насилия? Ненависть, накопившаяся исторически, продолжала существовать. Ее подпитывали и разжигали два десятилетия покушений и убийств. Но свою роль играли и экономические причины.

В период правления Тэтчер Англия добилась значительного прогресса в улучшении жизненного уровня католического меньшинства в Ольстере. Многие из проблем, которые первоначально стимулировали движение протеста и борьбу за права человека, были разрешены. На различные должности в общественном секторе было принято значительное число католиков, хотя их доля в частном секторе остается еше невелика.

В 1989 году, однако, английское правительство ввело в действие новое, более жесткое антидискриминационное законодательство, потребность в котором ощущалась уже давно. Его применение с течением времени должно привести к выравниванию возможностей в сфере занятости. Давление со стороны Соединенных Штатов в пользу принятия принципов Мак - Брайда -- жесткого кодекса позитивного поведения, чему Англия сопротивлялась, -- способствовало тому, что правительство Тэтчер пошло на введение новых законов в силу.

Но даже несмотря на новое законодательство, экономическое положение в Северной Ирландии в конце 1980 - х годов продолжало оставаться худшим по сравнению с любой другой частью Великобритании. Уровень безработицы в Ольстере в целом составлял, по официальным данным, 15 процентов. Но в некоторых католических районах он доходил до 70 процентов, более чем вдвое превышая худшие показатели в протестантских районах. Это неравенство порождало социальное недовольство и прямо вело к насилию. На резко возросшее в это время количество убийств Тэтчер откликнулась тем, что наложила запрет на передачу по радио и телевидению интервью с деятелями партии «Шинн фейн» и с членами ИРА, попытавшись тем самым лишить их «кислорода известности». Это решение вызвало возмущение католической общины, и без того высказывавшей недовольство в адрес английской печати, -- стиснутой правительственными ограничениями, -- и, по крайней мере в краткосрочном плане, способствовало делу ИРА.

Но в целом подход Англии к проблеме Северной Ирландии за годы правления Тэтчер заметно улучшился. Он начинался с очень низкой стартовой точки. Отягощенная историческим наследием самонадеянности и авторитаризма по отношению к ирландским католикам, Англия, как правило, действовала либо слишком медленно, либо слишком жестко и неразборчиво всякий раз, когда пыталась утвердить справедливость в Северной Ирландии. Тэтчер как премьер-министр имела все личные и официальные основания для того, чтобы занять жесткую позицию по отношению к ИРА. Но в то же время она продвинула процесс урегулирования положения там в гораздо большей мере, чем правительства Вильсона, Хита или Каллагана.

Лондон оказался в состоянии выделять больше средств на улучшение положения в Северной Ирландии. Это означало, что, несмотря на все еше остающиеся напряженности и экономические трудности, повседневная жизнь североирландских католиков все же стала лучше"

Маргарет Тэтчер умеет настоять на своем. Но и ей случалось попадать в острейшие критические ситуации, каждая из которых любому премьер-министру могла бы стоить его поста. Наиболее ярким примером такого положения была война на Фолклендах. Другим -- хотя и совершенно иного рода -- был эпизод со взрывом бомбы в Брайтоне. Но был и еще один случай, когда судьба Тэтчер висела буквально на волоске. Самое удивительное, что за пределами Англии этот политический кризис остался почти незамеченным. «Дело Уэстленд» поначалу казалось не более чем легкой тучкой на горизонте. Под конец же оно разрослось до катастрофических размеров, привело к расколу внутри кабинета, до основания потрясло все правительство.

История эта начиналась настолько просто, что не удивительно было не разглядеть с первых шагов ее потенциального значения. Она казалась вначале несложным финансовым вопросом, касавшимся одной-единственной фирмы -- «Уэстленд корпорейшн», единственной в Англии, которая производила вертолеты. В отличие от настоящего Уотергейта, в «деле Уэстленд» не было ничего противозаконного.

В центре него оказалась, прежде всего, проблема стиля работы Тэтчер и ее методов управления: того, как она использовала данную ей власть или злоупотребляла ею; как строила отношения с кабинетом, ведомствами, личными помощниками; того, не превращаются ли ее слишком тесные союзнические связи с Соединенными Штатами иногда в причину затруднений для самой Англии.

Все началось в конце 1985 года. Расположенная в Сомерсете фирма «Уэстленд» принесла в тот год 140 миллионов долларов убытков и была на грани полного финансового краха. Ее руководство занялось поисками возможных партнеров с тугим кошельком. Находящаяся в штате Коннектикут, США, корпорация «Юнайтэд текнолоджиз» (ЮТ), у которой были давние связи с «Уэстленд», предложила купить часть акций последней. Цель этого предложения состояла в том, чтобы дочернее вертолетное предприятие ЮТ фирма «Сикорский» получила бы плацдарм для операций в Западной Европе.

Ранее английская сторона предлагала купить акции «Уэстленд» нескольким западноевропейским фирмам, но ни одна из них не проявила заинтересованности. Тем не менее министр обороны Англии Майкл Хизлтайн отрицательно отнесся к предложению ЮТ. Он полагал, что если американская компания поставит под свой контроль исследования и разработки, ведущиеся в лабораториях «Уэстленд», то Англия останется без собственных технологических позиций в этой отрасли промышленности. По его мнению, намечавшаяся сделка грозила стать еще одним звеном в более широком процессе, который в конце концов приводил бы к глубоким переменам в соотношении сил внутри НАТО. Хизлтайн вел в это время переговоры со своим американским коллегой Уайнбергером относительно размещения в Великобритании американских крылатых ракет и распределения контрактов под планы «звездных воин». Его все более волновало, что отношения в сфере обороны между США и Западной Европой были далеко не равными. У Соединенных Штатов были средства, они нанимали лучшие умы, и складывалась опасность того, что в недалекой перспективе Соединенные Штаты станут полностью доминировать в Североатлантическом союзе.

Хизлтайн призывал к более тесному сотрудничеству стран Западной Европы с тем, чтобы противостоять технологическому превосходству Соединенных Штатов. Кое - какого успеха в этом направлении он добился. В начале 1985 года он сыграл ключевую роль в достижении соглашения между пятью западноевропейскими странами в производстве истребителя. Теперь, на фоне предложения ЮТ, Хизлтайн занимался организацией консорциума западноевропейских фирм оборонной промышленности, который мог бы выкупить «Уэстленд». В него входили бы две английские фирмы -- «Бритиш аэроспейс» и «Дженерал электрик оф Бритэн», а также западногерманская «Мессершмидт - Бельков-Блом», итальянская «Аугуста» и французская «Аэроспасьяль».

Но в этой деятельности Хизлтайн сталкивался с трудностью особого рода: Тэтчер не интересовалась перспективами западноевропейского консорциума. Она отдавала предпочтение американцам. Причиной, как и следовало ожидать, было ее непреходящее недоверие к европейцам. Тэтчер никогда не заявляла публично, что предпочла бы американский вариант сделки. Формально она сохраняла нейтралитет, подчеркивая, что решение касается частной компании и должно быть принято правлением самой «Уэстленд». Но ей доставляло удовлетворение, что фирма склоняется к предложению ЮТ.

Будущее Англии на откуп заокеанской державе, не заботится «о будущем Англии как технологически развитой страны». Откровенное предпочтение ею особых отношений с Соединенными Штатами «мешает достойному управлению страной»^

Хизлтайн обвинил министра торговли и промышленности Леона Бриттена в том, что тот нажимает на «Бритиш аэроспейс», заставляя ее выйти из западноевропейского консорциума. По версии Хизлтайна, Бриттен якобы предупредил эту фирму, что ее поставки военной продукции в США, составлявшие почти полмиллиарда долларов в год, могут оказаться под угрозой. Сбивчивые объяснения самого Бриттена на этот счет и его попытки поддержать версию о нейтралитете премьер-министра не внушали доверия.

Хотя Тэтчер и избежала серьезных неприятностей, «дело Уэстленд» сильно повредило ее образу бескомпромиссно честного лидера. Она предстала таким же неискренним и изворотливым политиком, как и все другие. Опрос общественного мнения, проведенный сразу же после завершения дебатов по этому вопросу в парламенте, показал, что 55 процентов англичан не доверяли ее объяснениям, а более половины населения страны полагало, что она должна была уйти в отставку. Даже 20 процентов из числа тех, кто называл себя консерватором, требовали ее отставки. Но Тэтчер не желала прислушиваться к подобным требованиям. Тем не менее, ей был нанесен политический ущерб, и она была напугана.

К началу 1986 года ее положение оказалось уязвимым. Причиной стал ее стиль руководства: обнаружилось, что методы работы премьер-министра оставляли желать много лучшего. «Дело Уэстленд» заметно политизировало немалую часть правительственного чиновничества, традиционно аполитичного. Что. же касается самой Тэтчер, то на этот раз непреклонная решимость и целеустремленность, обеспечившие ей всеобщее восхищение во время фолклендской войны. На всем протяжении «дела Уэстленд» ее решимость оборачивалась обычным упрямством, а целеустремленность -- нетерпимостью к проявлениям несогласия.

«Дело Уэстленд» продолжало напоминать о себе непрекращающимися протестами и обвинениями Тэтчер в проамериканизме. К тому же оно было не единственным примером того, что ее критики клеймили как распродажу страны Соединенным штатам.

2.2. М.Тэтчер и Великобритания: итоги и будущее

В предназначенном только для членов парламента фойе палаты общин стоят скульптурные портреты крупнейших британских политических деятелей XX века: Уинстона Черчилля, Ллойд-Джорджа и Клемента Эттли. Два постамента пока свободны, и можно не сомневаться, что на одном из них когда-нибудь появится мраморный бюст «железной леди». Как и ее уважаемые предшественники, она по праву может считаться одним из крупнейших национальных политиков. Тэтчер изменила Великобританию, заставив саму страну напряженно работать, а внешний мир -- снова считаться с ней. Она сломала длившуюся сорок пять лет, на протяжении всего времени после второй мировой войны, приверженность к государству всеобщей социальной защищенности. Она изменила правила политической игры, добилась усиления роли Великобритании в мире и направила страну на иной путь развития, поставив перед ней новые цели и задачи. После десяти с лишним лет правления она, создала то, что можно назвать «Великобританией образца Маргарет Тэтчер».

Не испытывая сомнений ни в себе, ни в своих убеждениях, Тэтчер осуществила революцию, опираясь на одну только силу воли. Она появилась на политическом горизонте как атакующая кавалерия и в самый нужный момент, чтобы спасти страну от экономической катастрофы и политического забвения. Какой была бы сейчас Великобритания, если бы десять лет тому назад она не встретилась бы с Тэтчер, -- невозможно представить.

Со времен Суэца значение Великобритании в международных делах не было столь большим, как в 80 - е годы. Действия Тэтчер, направленные на то, чтобы способствовать прекращению гражданской войны в Зимбабве, укрепили доверие к Англии в Африке. На Ближнем Востоке лидеры арабских государств, разочарованные отсутствием у администрации Рейгана интереса к поискам мирного урегулирования, обратились за поддержкой к Тэтчер. Кампания на Фолклендах предупредила весь мир: Англию рано списывать со счетов в военном отношении. Если потребуется, она вполне в состоянии организовать успешную операцию.

У Соединенных Штатов не было в 80 - е годы более преданного друга, чем тэтчеровская Великобритания. Мэгги, не раздумывая, в первые же минуты поддержала в декабре 1989 года начатое по приказу президента Джорджа Буша вторжение войск США в Панаму. Антисоветизм Тэтчер был хорошо известен и не вызывал сомнений. Поэтому Запад относился к ее политике на советском направлении с таким же доверием, каким пользовался Ричард Никсон при нормализации американо-китайских связей. Именно Тэтчер в 1984 году «открыла» Михаила Горбачева, назвав его человеком, с которым Запад может иметь дело, и он постоянно помнил о том значении, какое имели эти слова Тэтчер. Повышение роли Англии в отношениях между Востоком и Западом на протяжении этого десятилетия стало прямым следствием неуступчивости и жесткости Тэтчер и ее особых отношений с Рейганом и Горбачевым.

При всех успехах, какие ей удалось одержать во внутренней и внешней политике, естественно, она не смогла решить всех проблем и даже создала некоторые новые. 90 - е годы ставят перед ней как премьер - министром новые трудные задачи. Окончание холодной войны требовало от одного из ее рыцарей -- Тэтчер, -- чтобы она сумела приспособиться к новым временам. Иначе -- в обстановке, когда разваливающийся советский блок прощался с коммунизмом, -- она бы просто осталась позади. Нелегко ей было бы преодолеть и свое глубокое нежелание идти на интеграцию с Европой.

Во внутренней политике тоже предстояло еще много работы, и она бы не переделала ее всю, даже если бы оставалась у руководства до бесконечности. Она бы не возражала проработать и до конца тысячелетия. Это означало бы, что она стала бы премьер-министром, дольше всех пробывшим на своем посту и перекрывшим даже таких, ныне уже легендарных деятелей XVIII века, как Роберт Уолпоул и Уильям Питт - младший. К тому времени ей бы исполнилось 74 -- на три года меньше, чем было Рональду Рейгану, когда он уходил со своего поста. Но даже если бы она не победила в четвертый раз и даже если бы завтра же ее переехал один из знаменитых английских двухэтажных автобусов -- по мнению многих британцев, единственный реально возможный сценарий ее ухода с поста премьер-министра, -- все равно Тэтчер оставляла бы после себя немалое наследство. Самым значительным из ее достижений было то, что ей удалось до основания потрясти удовлетворенное самолюбование, парализовывавшее страну. Тэтчер сумела предложить Великобритании выбор в то самое время, когда многим казалось, что никакого выбора уже не остается.

Тэтчер сломала ограничения, наложенные на себя самими британцами. Во время Великой депрессии Алф научил ее работать, несмотря ни на что и не надеясь на помощь со стороны правительства или кого-либо еще. Она усвоила этот урок и собственной целеустремленностью доказала, чего может добиться человек. Взрослея в предвоенные годы, наблюдая распространение нацизма, испытав все тяготы послевоенного возрождения и пережив наступление коммунизма, Тэтчер поняла, что выжить в этом мире непросто. Необходима, прежде всего, сила: страна и ее народ должны быть внутренне крепки, просто чтобы выжить, не говоря уж о том, чтобы процветать. Усталая и сломленная послевоенная Англия не обладала такой силой. Вчерашний Джон Буль начал жить по принципу: «Ничего, сойдет». Тэтчер повидала немало бездельников, да и просто уставших от жизни людей, которые считали, что стремиться к самосовершенствованию, к росту, к богатству пошло и банально. Презирала она и тех самонадеянных представителей «высшего света», что смотрели свысока на усердно работающих, вылезающих вон из кожи предпринимателей. Тэтчер понимала взаимосвязи между словом и делом и умела добиваться результата в том и другом.

Придя к власти, Тэтчер решила круто изменить все. Тем, кто готов был за ней следовать, она предлагала новые возможности и оптимизм,.

Если бы не война на Фолклендах -- «двое лысых дерутся из-за фасона прически», как выразился писатель Йорге Луис Боргес, -- и не слабая и расколотая оппозиция, у Тэтчер никогда не было бы даже шанса сдвинуть с места осуществление своих замыслов. К 1984 году ее почти наверняка бы сменили на выборах. Но обстоятельства сложились так, что длительное пребывание у власти позволило ей начать и осуществить радикальные реформы, закрепить их результаты.

Многое из предпринятого Тэтчер начинали и раньше. Она не первая пыталась провести приватизацию, перейти на монетаристскую финансовую политику, загнать профсоюзы в оборону, уменьшить меру социалистичности в экономике и социальной сфере. Но другие, когда события оборачивались круто, пятились назад. Тэтчер же целеустремленно шла вперед, верная духу фразы, придуманной ею когда - то в детстве: «Начать легко, сумей завершить». Ее предшественников в целом устраивал статус - кво, и потому под их руководством страна шла к упадку. Крестовый поход Тэтчер был направлен именно против статус-кво. Она доказала, что та фактически двухпартийная политика, которая проводилась на протяжении послевоенного периода, была причиной, а не следствием переживаемых Великобританией трудностей1.

Лорд Д' Абернон как-то сказал: «Ум англичанина работает лучше всего, когда уже почти поздно»2. Тэтчер поняла, что было уже почти поздно. Она увидела, что нельзя долее размениваться на мелочи; что если Великобритания не хочет скатиться прями-

ком в «третий мир», то необходимы общенациональные усилия, по масштабам и напряжению сродни усилиям в годы войны. По сравнению с тем, чем была Англия в прошлом, и чем она могла бы быть, страна находилась в состоянии развала и унижения. Тэтчер взялась за дело отнюдь не в мягкой форме и не коллегиально. Но ни то, ни другое ей просто не было нужно. Ее преимуществом оказалось то, что она не принадлежала ни к какому установившемуся мужскому кругу. Тэтчер быстро просчитала, что большинство англичан не будут знать, как вести себя с решительной, требующей своего женщиной. И эту-то линию поведения и избрала к собственному преимуществу, сумев вначале выиграть борьбу за руководство в консервативной партии, а потом удерживать на отдалении и в неуверенности потенциальных соперников как в партии, так и за ее пределами. Нейл Киннок признавал: «Мне гораздо труднее быть в оппозиции госпоже Тэтчер, поскольку она женщина. И как бы я ни пытался освободиться от этого качества, но во мне заложено какое-то внутреннее благоговение перед женщиной, которого просто не существует по отношению к мужчинам»3.

Ее линия поведения казалась жесткой еще и потому, что столь слаба была оппозиция ей. Тэтчер знает, что такое настоящая жесткость и какова ее цена. Она читала Макиавелли, в том числе и то место, где князь спрашивает: «Что лучше: чтобы тебя больше любили, чем боялись, или наоборот? ...Хотелось бы, чтобы одновременно и любили, и боялись. Но поскольку сочетать эти чувства трудно, то, если не можешь добиться того и другого вместе, гораздо лучше, чтобы тебя боялись, а не любили»4. С самого детства Тэтчер мало кому нравилась, еще меньше ее любили; но уважали ее всегда. Она не имеет ничего против, если с ней соглашаются только из чувства страха.

Даже когда она имеет дело с относительно краткосрочными задачами, Тэтчер избегает принятия каких-либо пожарных мер и предпочитает руководствоваться долговременными соображениями. «Я не хочу растрачивать себя на преходящие дела, -- говорила она. -- Я пришла к власти с целью дать стране правильную долгосрочную перспективу, поставить ее на верный путь к процветанию в будущем»5. И она добилась этой цели. Во многих крайне важных отношениях Великобритания заметно изменилась. Но останется ли страна на этом пути, переживет ли тэтчеризм саму Тэтчер?

В каких-то своих аспектах -- безусловно. У революции Тэтчер глубокие корни, они-то и позволяют ей рассчитывать на будущую отдачу. Частная собственность, теперь широко распространившаяся в Англии, придает гражданам страны заинтересованность в успехах всего государства. Миллион новых владельцев муниципальных домов и квартир заинтересованы в приватизированном обществе и не откажутся от этой своей заинтересованности, как бы ни повышались учетные ставки. Сокращение налогов помогло двум категориям британцев: тем, кто на социально-экономической шкале располагается в самом низу и самом верху. Конечно, предстоит совершенствовать и такую налоговую политику. Но никто не хочет возврата назад к тем налоговым ставкам, которые довели почти до нуля и капиталовложения, и темпы экономического роста. Тэтчер разрушила догматический социализм как приемлемую философию, на базе которой могут создаваться и работать правительства, желающие чего-то добиться в этой стране. Ренационализация большинства отраслей -- за исключением тех, функционирование которых жизненно важно для всей страны, -- уже немыслима. Даже лейбористская партия приняла ключевые элементы тэтчеризма. Страну отличают меньшая жесткость, меньшая сухость и меньший консерватизм, чем те, что присущи лично Тэтчер. Кроме того, есть потребность в Великобритании, чувствующей большую внутреннюю общность и больше заботящейся о каждом из своих граждан. Но движения к тому облику страны, что был слеплен лейбористской партией в 80 - е годы, быть не может.

Эти реалии отражают те перемены, которые вошли уже в жизнь. Но и сама Тэтчер -- важный фактор в определении того, в какой мере тэтчеризм переживет своего творца. Отражает ли личность Тэтчер типические черты и свойства британского национального характера или же она -- отклонение от его нормы, и, когда она перестанет понукать, подгонять, подбадривать и понуждать, страна скатится к прежнему образу жизни? «Было бы трагично, если бы феномен Тэтчер оказался лишь изолированным явлением и после ее ухода Британия снова поплыла бы по течению под влиянием стремления к спокойной жизни и к тому, чтобы не спорить друг с другом», -- говорит бывший председатель консервативной партии Норман Тоббит6.

Иными словами, является ли Мэгги настоящим британцем, как называл ее Рональд Рейган, идущим во главе упирающейся, но все же готовой следовать за ним «армии» англичан? Или же она изо всех сил плывет против течения, борясь с ним лишь силой своих убеждений, а за ней следует только небольшая стайка единомышленников, которых смоет течением, как только их лидера не станет?

Тэтчер совершенно не соответствует традиционному образу британца послевоенного периода. Ее ценности, типичные для провинциальной Англии, и готовность бороться до конца за свободу предпринимательства больше напоминают о характерах политиков и промышленников Великобритании XIX века, когда страна вела борьбу за мировое господство. В этом смысле Тэтчер -- настоящая британка. Но нельзя путать этот типаж британского прошлого с современностью. Тэтчер очень хотела бы верить, что современные британцы походят на нее, что их можно побудить напряженно работать, соревноваться между собой и стремиться к успеху. Это возможно, но маловероятно.

Тэтчер нарушает многие традиционно британские стандарты. Одна из причин того, что ее столь уважают в Соединенных Штатах, состоит как раз в том, что в ее характере больше воплощены американские, нежели британские черты. Американские ценности очень серьезно повлияли на ее становление как личности. Она способна действовать в автократической манере, но объективно ее действия ведут всегда к демократизации. Энергия, индивидуализм, предприимчивость, готовность идти на риск, прямота, провинциализм, антиэлитизм и антиинтеллектуализм -- все эти ее качества больше присущи американцам, нежели ее соотечественникам британцам. (Ошибаются, однако, те, кто считает, что из нее вышел бы неплохой президент США. Она способна подчинить своей воле консервативную партию. Но глава государства -- каковым она не является -- должен обладать внутренним чувством и способностью к консенсусу, чего Тэтчер не переносит. По ее характеру в США она бы постоянно воевала с конгрессом, с правительствами штатов и местными властями.)

Предприниматель в политике, она пошла на риск для того, чтобы двинуть Великобританию вперед. Англия, однако, до сих пор получает наибольшее удовольствие, когда оглядывается в свое прошлое. Тэтчер соскребла с этого прошлого слои растрескавшейся краски и штукатурки, чтобы обнажить стальной каркас нации. Процесс оказался весьма болезненным, и к тому же англичане не хотели бы докапываться до скелета: они предпочитают костюмы и косметику. Не случайно в Англии всегда было так много талантливых актеров. Британцам нет равных, когда надо создать искусственный характер. И многие из таких персонажей, особенно из числа сильных и власть имущих, внутренне сложны и неоднозначны. Тэтчер прямолинейна и проста. Британцы всегда высказываются двусмысленно; Тэтчер не делает этого никогда.

Тэтчер постоянно стремится что-то сломать, разнести. «Когда она видит нечто установившееся, ей хочется ударить по нему своей сумочкой», -- как сказал один из консерваторов. И более всего восстает она против консенсуса -- особенно ценимого в Англии качества, сформированного всей историей страны. В общественных местах англичане понижают голос и аккуратно выстраиваются в очередь. Это неотъемлемая часть того типа поведения, что направлен на сглаживание острых углов, на достижение совместимости людей на острове, территория которого меньше, чем штат Орегон, а население -- почти 60 миллионов человек.

«Нет ничего более несвободного и неблаговоспитанного, чем громкий смех», -- писал лорд Честер - филд7. Британский разговор может сверкать легким остроумием и чувствительной проницательностью, иногда не вполне приятной для собеседника. Но чаще всего его основа -- осторожность. Большинство британцев не любит говорить о самих себе, своих детях и семье, своей работе, вероисповедании и политических взглядах. Все это скорее типично для американцев. Англичане предпочитают безопасные темы разговоров, особенно погоду. Иное дело Тэтчер: она терпеть не может пустые, бессодержательные разговоры. И если настроение ее к этому располагает, она не смущается громко рассмеяться.

Своим сторонникам Тэтчер представляется кем-то вроде Геркулеса: огромным политическим колоссом, который отбросил социализм, лишавший страну жизненных сил, и поставил на его место полные энергии свободу предпринимательства и открытые возможности. Она подорвала силу и влияние профсоюзов, устранила ограничения, накладываемые всепроникающим и всепарализующим правительственным контролем, добилась оживления экономики и восстановила уважение к Великобритании в мире.

Противникам Тэтчер представляется автократом, жестким и безразличным к людям, возрождающим этику стяжательства, раскалывающим страну, разрушающим ее промышленную мощь, отказывающимся признавать общность судеб Англии и Европы и вместо этого распродающим страну Соединенным Штатам.

Тэтчер уже преуспела в разрушении государства всеобщего благоденствия, созданного Эттли. Излечена «британская болезнь» -- сила и влияние профсоюзов сошли почти на нет. Больше нет неконтролируемых стихийных забастовок, как нет и безвольной, трусливой администрации предприятий, не способной принимать решения, диктуемые конкуренцией. Все это в совокупности -- самое большое достижение Тэтчер. Некоторые реформы в профсоюзах -- например, введение правила об обязательном тайном голосовании перед объявлением забастовки -- заслужили одобрение и признание со стороны самих же рабочих. Как следствие, уровень забастовок находится сейчас на минимальной за последние пятьдесят лет отметке. В 1979 году британская промышленность потеряла из-за забастовок 30 миллионов рабочих дней. В 1989 году -- менее двух миллионов. По мере того как падало влияние профсоюзов, росла производительность труда. В обрабатывающих отраслях она выросла на 3,5 процента и по темпам роста опередила все страны, даже Японию. Выработка на одного рабочего выросла с 1980 года на 5 процентов -- больше, чем в Японии, Германии или в Соединенных Штатах.

Для лиц наемного труда условия жизни в тэтче-ровской Англии были неплохи. По сравнению со странами континентальной Европы реальная зарплата была невысока, но она стабильно повышалась после 1979 года. Богатые стали еще богаче. Британские налоговые списки включают сейчас 20 тысяч чистых миллионеров -- это в четыре раза больше, чем было пять лет назад. Число людей, владеющих собственными домами, тоже на рекордной отметке. К началу 1989 года 68 процентов британцев имели собственные дома, по сравнению с 53 в 1979 году. Великобритания стоит на втором месте в мире после Японии как страна-кредитор: за рубежом вложено 160 миллиардов долларов.

В вопросах налоговой политики тэтчеризм -- это рейганизм, но без дефицитов государственного бюджета. На протяжении ряда лет многие из корпораций и частных лиц, получавших значительные доходы, стремились уехать из Великобритании. В своем самом первом бюджете Тэтчер снизила максимальные налоговые ставки в 83 процента на заработанный доход и 98 процентов на незаработанный доход до единого уровня в 60 процентов. Тем самым начала выправляться проблема налоговой эмиграции. К концу десятилетия прежние эмигранты уже толпой валили назад. К концу 1989 года высшая налоговая ставка была уже 40 процентов, близко к уровню, установленному администрацией Рейгана, -- 33 процента, включая местные налоги и налоги штатов. Реформа налогообложения корпораций снизила ставки с 52 до 35 процентов и тем увеличила доходы корпораций от этого снижения с 7 миллиардов долларов в 1979 году до почти 30 миллиардов в 1989 году. Изменилась и корпоративная этика. Еще в середине 80-х-годов британские менеджеры приходили на работу попозже, тратили по три часа в день на обеденные перерывы с выпивкой и уходили с работы пораньше. В начале 90-х годов подобное было уже редкостью. Обычным явлением в Англии стали плотный завтрак, который делает необязательным перерыв на обед, но хорошо заряжает энергией на весь день, обед продолжительностью не более часа и без алкогольных напитков, а также бег трусцой.

Появился и дух предпринимательства. «История воздаст должное госпоже Тэтчер хотя бы за то, что она стимулировала развитие культуры предпринимательства», -- говорит Джон Фолдс, исполнительный директор крупнейшей британской венчурной фирмы «Три - айс» . С 1979 по 1990 год в Великобритании был создан миллион новых рабочих мест -- больше, чем во всех странах Европейского экономического сообщества, вместе взятых. На протяжении 1987 и 1988 годов каждую неделю открывалось 500 новых предприятий. Вошли в норму график гибкого рабочего времени и предоставление управленческих услуг в аренду. Энергично развиваются корпорации: «Бритиш стил», принесшая 4 миллиарда долларов убытков в 1979 году, в 1988-м заработала 265 миллионов. «Империал кемикл индастриз» имела 2-миллиардную прибыль три года подряд -- в 1987, 1988 и в 1989 годах.

За годы правления Тэтчер поднялась и заработная плата высшего управленческого звена, на протяжении многих десятилетий остававшаяся на самом низком среди промышленно развитых стран уровне. Исследование, проведенное лейбористской партией в 1989 году, показало, что число директоров компаний, получающих в год 782 тысячи долларов и больше, увеличилось за 1988 год на 40 процентов. Но эта цифра создает неверное представление. По стандартам оплаты этой категории руководителей, принятым в мире в целом, Великобритания все еще стоит невысоко и особенно отстает от Соединенных Штатов, где помимо собственно оплаты приняты еще различные формы крупных компенсаций и премий. Не исключение и сама Тэтчер. Она получает 82 300 долларов в год, столько же, как и все ее коллеги по кабинету. На протяжении всех этих лет она отказывается получать дополнительные 19 тысяч долларов, положенные ей как премьер - министру.

«Пришло новое поколение», -- говорит Джон Бэнхэм, генеральный директор Конфедерации британской промышленности. В 1986 и 1987 годах Великобритания потратила более 40 миллиардов долларов на приобретение предприятий за границей. В ответ она принимала у себя иностранных вкладчиков: с 1979 года иностранные капиталовложения в стране выросли более чем вдвое. Приток фирм, производящих компьютеры, в район Силикон Глен, недалеко от Эдинбурга, привел к тому, что в вывозе из Шотландии компьютеры опередили сейчас шотландское виски, став ее главным экспортным продуктом.

На юге страны, где процветают обслуживающие отрасли, миллиарды долларов были вложены в До - клэнд -- старый, пришедший в упадок район доков и складов, тянущийся вдоль Темзы. Был преображен лондонский район Ист - энд, в котором появился новый аэропорт, расположенный в черте города. Расцвел Сити, лондонский эквивалент Уолл - стрита. Точнее, вначале распустился пышным цветом, потом сбросил лепестки и перешел к более уравновешенному существованию. В переполненных залах шла популярная пьеса «Серьезные деньги». Написанная левым драматургом Кэрил Черчилль, она высмеивала те успехи и провалы, которыми сопровождалось оживление делового мира.

Падала популярность таких традиционных мест проведения отпуска в Англии, как Блэкпул и Брайтон: все больше состоятельных британцев отправлялись отдохнуть в Италию, Грецию и в Соединенные Штаты. Похоже, что за 80 - е годы половина Англии побывала в Орландо и Дисней - уорлде. Нейл Киннок признал эти достижения. В 1987 году он заявил, что одной из причин, вынудивших лейбористскую партию пересмотреть ее стратегическую линию, было то, что многие из ее членов имели по два дома и проводили отпуск в Испании.

Большая часть этого процветания приходилась на южные районы страны, хотя и не исключительно на них. Значительно улучшилось положение на северо - западе Англии, в части Шотландии и в Северной Ирландии. «На большей части северо-запада страны сейчас видны признаки возвратившегося и растущего процветания», -- писала «Файнэншл тайме» в начале третьего срока полномочий Тэтчер9. Оно пришло также в Манчестер. Был обновлен центр Глазго. Миллиарды фунтов стерлингов были израсходованы в Белфасте и Лондондерри на новое муниципальное жилищное строительство, на сооружение дорог, на проекты создания новых рабочих мест.

У тэтчеровской Великобритании есть и темная сторона. Число бездомных британцев выросло с 1984 по 1989 год на 38 процентов, тогда как общие ассигнования на общественное жилищное строительство, по данным лейбористской партии, сократились на 60 процентов. На переживающем упадок индустриальном севере страны почти два миллиона британцев за это десятилетие перешли на пособие по безработице, тогда как большая часть новых рабочих мест создавалась на юге. Безработица достигла пика в 3,2 миллиона человек в 1986 году, снизилась к 1990 году до 1,6 миллиона; но это было все же больше, чем 1,3 миллиона, унаследованные правитепьством Тэтчер в момент прихода к власти. За уровень безработицы и порождаемые ею проблемы консерваторам пришлось в Средней Англии и на севере страны заплатить политическую цену. В Шотландии, одной из беднейших частей Великобритании, тори удерживают сейчас только 10 из 72 мест в парламенте. В Уэльсе, другом экономически бедствующем районе, консерваторы после выборов 1987 года имеют только 8 из 38 мест. Больше британцев, чем когда-либо, причисляют себя сейчас к среднему классу: их доля поднялась с 33 до 40 процентов. Роберт Уорчестер, директор МОРИ -- одного из авторитетных центров опросов общественного мнения, -- назвал этот процесс «самым значительным за всю историю страны изменением социальной структуры на протяжении одного лишь десятилетия». Но и число людей, живущих ниже черты бедности, возросло до 9 миллионов, из чего бывший лидер либеральной партий Дэвид Стил сделал вывод, что «наша страна становится социально все более разделенной» . Гарольд Макмиллан, ставший лордом Стоктоном, ответил ему так: «Мое сердце разрывается при виде того, что происходит сейчас в стране. Нельзя допускать долее растущего разрыва между югом и севером». Слова эти были произнесены примерно в самой середине шахтерской забастовки 1984 -- 1985 годов.

Бенджамин Дизраэли, любимый премьер - министр королевы Виктории, полтора столетия назад так определил, что такое разрыв: «Две страны, между которыми нет никакой взаимной симпатии и взаимодействия; которые настолько не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как если бы они были ...обитателями разных планет; формируемые разными системами воспитания, питающиеся разной пищей, управляемые в разном стиле и по разным законам»11. Общие страдания и частичные победы, вызванные двумя мировыми войнами, породили несколько большее национальное согласие, но полностью разрыв не исчез. Те, кто ставит это в вину Тэтчер, ошибаются: ее целью не было ремонтировать разрыв.

Некоторых беспокоит склонность Тэтчер посягать на определенные основополагающие права -- в особенности на право выражать свое несогласие -- для того, чтобы избежать ситуаций, способных поставить правительство в неудобное положение. Такая озабоченность откровенно выражалась в 1989 году, когда правительство проталкивало новый закон о секретности, который должен был осовременить положения закона 1911 года, касающегося предоставления информации, -- гораздо более жесткого, чем правила на этот счет, действующие в Соединенных Штатах. Тэтчер нетерпима в вопросах того, что должно быть отнесено к разряду национальной безопасности. Ее нетерпимость лучше всего проиллюстрирована ее же гневными нападками на Би - би - си за интервью, взятые у вдов аргентинских солдат во время фолклендской войны и ее отношением к тому, чтобы позволить Соединенным Штатам бомбить Ливию с баз на британской территории. В ответ на эти политические проколы премьер-министр перетрясла все руководство Би-би-си. Когда через два года после окончания фолклендской войны один из старших чиновников министерства обороны допустил утечку в печать сведений, которые породили сомнения в официальной версии потопления «Белграно», он был отдан под суд -- правда, оправдавший его, -- в соответствии с Законом о государственных секретах.

Наиболее ярким примером решимости Тэтчер не допустить опубликования информации, потенциально нежелательной для правительства, была знаменитая история с книгой «Охотник за шпионами». На протяжении более чем двух лет правительство пыталось в 1985 -- 1987 годах не допустить публикации мемуаров бывшего работника контрразведки Питера Райта. Тэтчер настаивала на своем, несмотря на то, что все, о чем писал в своей книге Райт -- включая обвинение, что Роджер Холлис, бывший руководитель британской контрразведки, был советским агентом, -- было опубликовано ранее с разрешения правительства. Благодаря начатой Тэтчер кампании против книги она быстро стала бестселлером во всем мире. Но в Англии она оставалась под запретом до тех пор, пока, наконец, Закон Лордов -- британский верховный суд -- не отменил запрет, постановив, что правительство не имеет права запереть конюшню после того, как из нее ушла лошадь. Тэтчер была взбешена всей этой историей и утверждала, что ее противодействие никак не связано со свободой слова: ее цель в том, чтобы секреты государственного ведомства оставались бы секретами. Наученная исходом этого дела и стремясь не допустить повторения чего-либо подобного, она провела через парламент новое законодательство, которое расширяет определенные права правительства в отношении некоторых конкретных видов информации. Полную меру значения этого законодательства еще предстоит выявить.