Зарубежный опыт реализации идей эстетического воспитания

Японцам удалось создать одну из лучших в мире систем образования, лучших по охвату ею всех слоев населения, которым гарантируется необходимый для конца XX века объем знаний. Но они готовы усовершенствовать эту препятствующую выявлению индивидуальности, мешающую развитию самостоятельности систему в более творческую, отказываясь от самого понятия “репрессивное воспитание" во имя формирования всесторонне развитой личности. Как ни высоко ценится в Японии гармония, но допустимо и её нарушение -- если это делается ради либо чувств более высокого порядка (чувства долга, например, любви к родине), либо гармонии более высокого уровня. И именно ради достижения гармонии более высокого уровня современные японцы вносят существенные изменения в свою достаточно гармонично построенную политику воспитания. Оказавшиеся перед необходимостью переосмыслить представления о самих себе, критически переоценить свои ценности, они не только сделали правильные выводы, но и стараются найти гармонические пути и гибкие соотношения усилий для их практического воплощения. Вводя новое, ассимилируя чужое, они органично превращают его в своё, а не перекраивают своё на чужой и чуждый им лад.

Япония всегда отличалась своим умением сочетать традиционные ценности с требованиями современного развития, умением бережно хранить традиции, естественно вписывая их в современный социокультурный контекст. Одна из главных ценностей японского национального сознания -- верность традициям, но она не оказывается в антагонистическом противоречии с необходимостью принять новые идеи и ценности. Как говорят японцы, можно пожертвовать самурайской прической ради сохранения сути самого духа, т.е. принимая новое, вводя сколь угодно радикальные внешние изменения, японцы сохраняют незыблемость своих внутренних устоев. В частности, при всех трансформациях и модификациях, приспосабливающих древние искусства к новым условиям, новым материалам -- к примеру, так называемый “европейский вариант” сокращенной чайной церемонии (разработанный для обычного стола и стульев), включение авангардистских и абстракционистских элементов выражения в традиционную икебану и т.д. -- сохраняется высокий статус красоты, пребывание её в сознании как неизменной ценности, как ипостаси самой сущности жизни. Изменения касаются лица красоты, но не затрагивают ее душу. Красота претворяется в изделиях промышленности, в эстетике технического дизайна, ибо техника составляет новую среду человека, которая сохраняет свойство активного воздействия на человека, образуя его неотступное окружение. Так, 1989 год был провозглашен в Японии национальным годом дизайна. Целью организации мероприятий года явилась не реклама и пропаганда, а глубокий пересмотр социальных функций дизайна, который, как предполагается, должен стать инструментом масштабных преобразований в обществе.

Стремлением сохранять красоту, пусть в новых, непривычных формах, объясняется обеспокоенность японцев явлениями, которые составляют суть общих для всех современных развитых обществ проблем, в частности распространением массовой культуры, которая в действительности несёт в себе скрытые тенденции дегуманизации. Отчётливо проявляется в Японии характерная для капиталистических обществ тенденция -- превратить культуру в одну из отраслей бизнеса, воспитать потребительское отношение к ней в массах, организовав, тем самым, перспективный спрос на нее. Навязывая стандарты вместо идеалов, массовая культура находит в известном смысле благодатную почву в особенностях японского национального характера, достаточно сильной психологической основой которого является стремление к подражанию, к зависимости от других (их мнений, оценок и т.п.), ориентация на унификацию чувств и поступков. Таким образом, действуя вроде бы в русле ценностей традиционной психологии, массовая культура (как и всюду) объективно затрудняет усилия по формированию требуемой творческой индивидуальности, нацеливая массы на привычные стереотипы восприятия.

Детей и юношество, сетует современный японский автор Сиромару Акио, заставляют жить в захлестывающем их половодье антигуманных жизненных ценностей, таких как преклонение перед деньгами, культ развлечений, культ силы, насаждаемый милитаристской идеологией. Дети и юношество, в которых формируется неспособность наслаждаться универсальностью человеческого богатства, отчуждаются от подлинного развития[7].

В частности беспокойство японских педагогов вызывает замена читательской культуры -- экранной, где преобладает не только плоскостное изображение, но и плоскостное восприятие: не идущее вглубь, не разворачивающееся ни в “объемное” представление в сфере мыслительной, ни в соответствующее переживание в сфере чувственной, ибо безостановочная смена кадров ведёт за собой внимание, не оставляя времени для размышления, для формирования полноценной глубокой эмоции. Этот экранный тип восприятия формируется не только кино и телевидением, но и комиксами, дисплеем компьютера, который вошел в быт японцев, заменив детям прежние, обычные игры.

Распространение в Японии комиксов (манга), на которые приходится более четверти всей печатной продукции страны, отрицательной своей стороной имеет формирование самого плоскостного мышления, ибо художественный образ в манга заменяется лишь условной его проекцией, стереотипным обозначением того или иного персонажа. Сама объёмность мыслительного процесса сводится к оперированию картинками. “Комиксы могут погубить нацию”, -- предостерегает японский педагог М.Мацудзава, утверждающий, что школьники, отдающие свободное время разглядыванию картинок в комиксах, не только теряют навык настоящего чтения, но и разучиваются сами свободно изъяснять свои мысли и чувства, а затем и в какой-то степени теряют саму способность глубоко, развёрнуто мыслить и переживать.

Поток часто даже не фиксируемых сознанием сигналов информации, создающих постоянный информационный фон, приучает внимание как бы скользить по поверхности мелькающих раздражителей, не пропуская их до осознания. Постепенно такая привычка (или такая установка) может разрушить саму способность к концентрации как умению сосредотачивать и удерживать внимание на том или ином предмете.

Если учесть, что именно способность к концентрации лежит в основе развития умственных способностей человека, развития его мышления и чувств, то можно понять ту обеспокоенность, с которой современный японский философ Ямасина Сабуро пишет о ненаблюдаемой ранее и усиливающейся деградации человеческой природы. Саморазвитие личности, пишет С.Ямасина, находится перед лицом кризиса, приобретая извращенные формы, извращенный характер[8]. Многие произведения массовой культуры, зрелища принципиально не рассчитаны на активность внутренней работы сознания. А чисто психологическая невозможность адаптации наших механизмов восприятия к быстро сменяющимся раздражителям имеет следствием притупленность ощущений, усталость, потребность в легком развлекательном искусстве. Кроме того, неумение испытывать чувства как комплексные состояния, характерные определённой глубиной их переживания, порождает и неспособность сочувствовать, эмоционально сопереживать. (Но если мы в этом случае говорим обычно об эмоциональной глухоте, то применительно к художественно воспитанным и эстетически развитым японцам это можно было бы назвать, как выразился кинорежиссёр Хироака Ёсида, обеспокоенный тем, что Япония делается “нацией бездушных торгашей”, -- “ожирением души”).

Это одна из причин, психологического порядка, распространенности жестокости и насилия -- насилия на улице, дома, в школе, поразившего Японию, Другой причиной является общая стрессовость жизни, включая "технострессы", воздействие которой вызывает, может быть, не адекватные, но бурные агрессивные реакции. Кроме того, усилению агрессивности, а главное -- её "оправданию" способствует культ силы, проповедуемый искусством, воспевающим дух бусидо (кодекс морали и поведения самураев), этику самурайства, намеренно культивируемые правыми политическими кругами, стремящимися воспитать молодежь в националистическом и шовинистическом духе. Пропаганде насилия отдает дань и телевидение, в программах которого поэтизируются самурайские доблести: презрение к смерти, жестокость, убийства.

Что касается телевидения, то японцы оказались самой телесмотрящей нацией: японское телевидение ведет свои передачи по 10 каналам, имеет 228 часов вещания в сутки. Японские дети, по данным статистики, проводят у телевизора от 5 до 8 часов в сутки Не редкость, когда в одной квартире имеется четыре телевизора. Учитывая место и влияние телевидения, организаторы его программ отвели значительное место системе специальных образовательных передач, при построении которой учитывали возрастную дифференциацию своих зрителей. Организованы также специализированные передачи для тех, кто имеет те или иные увлечения в сфере художественной культуры и хотел бы развивать свои творческие способности. Даже мюзикл построен с сопровождением его преподаванием азов ритмики, пения, танца.

Проблема эстетического воспитания осложняется в современной Японии и тем, что характерный для нее рост интенсификации труда буквально выжимает человека. Ему становится совершенно необходимо получить какую-то разрядку, снять постоянное перенапряжение -- не только физическое, но и нервно-эмоциональное. Можно найти выход в потреблении облегчённого, развлекательного искусства, тем более что число разнообразных "отраслей развлечения" неуклонно возрастает. Однако традиционное японское искусство предлагает альтернативу. Известен, например, обычай японских рабочих проводить часть своего обеденного перерыва в созерцании сада камней, наслаждаясь красотой природы, как это, в частности, делают тысячи рабочих в Кобэ, приходящие в здешний знаменитый сад прежде чем вернуться на свои рабочие места. Текучесть, движение впечатлений благодаря смене и чередованию соотношений элементов композиции при обзоре её с разных точек дают чувство отвлечения, успокоения, расслабления; внешняя замкнутость сада означает в то же время разомкнутость внутреннего переживания вплоть до ощущения слияния с космосом. Полное переключение восприятий за короткое время позволяет отдохнуть, восстановить силы.

Таким образом, в результате действия всех существующих неоднородных и неоднозначных факторов складывается определенная среда, которая сама, всем своим наличным бытием воспитывает человека через комплексное воздействие на него, будучи и фоном, и контекстом формирования эстетического сознания. В целом формирование эстетического сознания -- это формирование культуры отношения к миру, его человеческого восприятия. Японская культурная традиция уделяет большое внимание воспитанию культуры чувств, культуры чувственности как их переживания и выражения в человечески значимых формах. Основой для этого являются как принципы совершенствования человеческой природы (окультуривание природы человека) в конфуцианстве (влияние которого преобладает в этике, в построении теоретических концепций воспитания, направленных на достижение заданного идеала), так и внутренняя работа с сознанием, характерная для дзэн (возврат к единству человека и мира), разработавшего сложную, специальную систему психотехники, одной из главных составных частей которой является практика медитации (влияние дзэн преобладает в искусстве, в эстетической теории и практике). Распространённость практики медитации, образующей и условие полноценного восприятия искусства (вхождения в его особую реальность), и предпосылку развития умственных и творческих способностей (управление своими психическими процессами), означает наличие определённого уровня культуры всей психической деятельности.

В целом именно эта внутренняя работа, формирующая весь строй мышления и чувств и предшествующая выражению или проявлению их в тех или иных, так или иначе воплощенных формах, организует сознание до такого уровня и порядка, когда возможно последующее его спонтанное, естественное проявление, которое будет иметь объективную художественно-эстетическую значимость. И всё предшествующее, широко поставленное эстетическое образование позволяет понимать специальный условный язык культуры, искусства, где за каждым жестом, движением, мазком стоит определенное, символизированное в нем содержание. Философичное искусство Востока часто и строится в расчёте на достаточный уровень способности воспринимающего к соответствующей внутренней работе сознания, на достаточную культурно-художественную подготовку. Так, восприятие традиционного сада камней требует и знания языка этого искусства, и умения достигать состояния медитации, в котором и может открыться все действительное богатство смысла композиции.

Таким образом, говоря об опыте Японии, следует ещё раз подчеркнуть, что он особо поучителен тем, что японцы всем строем своего жизненного уклада показывают, что при правильном понимании научно-технический прогресс не столь уж неизбежно враждебен человеку и что возможно противостоять его тенденции отдалить человека от самого себя и от природы. Опыт Японии показателен в плане умения гибко сочетать новое и старое как в содержании, так и в форме, вдумчиво вписывать традиции в современность, не изменяя первым и не игнорируя последней. В то же время именно опыт Японии убедительно доказывает: достижения в производстве и накоплении материальных ценностей не означают, что возможно заменить ими ценности духовные или восполнить утрату гармоничных человеческих отношений чрезмерным потреблением избыточно производимых товаров. Одно материальное благополучие ещё не решит всех проблем общества, ибо, как пишет Накамура Юдзиро, “как бы ни были внешне обеспечены материальные условия жизни, полнота и свобода самой жизни не станут возможными до тех пор, пока пространство жизни не будет вмещать истинного смысла человеческого существования и сознания человеческой универсальности”[9].

В то же время Япония являет интересную культурную модель, где типично восточная практика постоянного обращения к традиции, постоянного возврата к исходным для нее ценностям соединена с восточной же гибкостью, пластичностью в подходе к пониманию развивающегося мира. Мир находится в постоянном движении, он текуч и изменчив; человек, должный жить в единстве и в согласии с миром, соразмерен и соподвижен с ним, но эта изменчивость естественна и не рождает ощущения нестабильности. В то же время Япония органично вписывает в эту модель и свойственные западному типу отношений с миром активизм и прагматизм, находящие основания в национальном японском характере.

При этом усилия развивающегося и совершенствующегося человека направлены не столько на преобразование мира, природы, сколько на работу с внутренним миром самого человека. Лаконичность японского искусства, недосказанность, невыразимость как показательные эстетические категории означают установку на значительную работу души самого воспринимающего, для которого искусство -- и его создание, и его восприятие -- есть не только познание мира, но и постижение самого себя, путь к самому себе, культура внутреннего самораскрытия. Даже боевые искусства, где казалось бы человек работает с противником, -- это прежде всего искусство работы с собой, формирование в себе нужных качеств и характеристик, и главная победа не победа над противником, а преодоление самого себя. Человек стремится к гармонии внутри себя и гармонии себя с миром, однако не навязывает ему своих “мерок” и характеристик, но на равных взаимодействует с ним, учась у природы, живя в её ритмах, И высшее искусство -- это способность внутреннего творчества, построение себя, своей личности, это гармонизация всех своих сил и всех своих отношений.

Помещаемая на вершине иерархии ценностей красота, захватывающая всего человека, есть сила, гармонизирующая совокупность всех его человеческих проявлений. Последовательное проведение красоты в жизнь, эстетизация среды, практический характер художественных циклов в системе образования, институт традиционных искусств (от изящных до боевых), обеспечивающих охват всех сфер бытия как сфер проявления тех или иных форм красоты, проникновение ее в быт, осмысляемый с позиций красоты, -- все это и есть самый надежный путь эстетического воспитания. Воздействие красотой, растворенной в мире, пронизывающей жизнь, выраженной в искусстве, является единственным по-настоящему действенным средством эстетического формирования человека. Никакая теоретическая система, если она оторвана от реалий жизни, никакая специально создаваемая система воспитания, если она находится в противоречии с окружением, не подкреплена им, не обеспечена содержанием и организацией самой жизни, не способна дать нужного эффекта.

Безусловно, всё выше сказанное не означает, что в Японии все проблемы в области эстетического воспитания решены. И здесь разрушительные тенденции современной массовой культуры смогли в какой-то мере затронуть сами внутренние основы культурно-эстетической традиции: детективы, многосерийные мультипликации о космических роботах-самураях, самурайские боевики, характерный для современной Японии жанр так называемой романтической порнографии, эксплуатируя привычные персонажи и реалии вступили в противоречие с уровнем традиционной японской культуры, с традиционными требованиями к культуре эстетической чувственности. Однако само существование этой мощной традиционной культуры, не только не разрушаемой, но бережно охраняемой и, несмотря ни на что, развиваемой, выступает действенным противовесом наступлению художественной безликости маскульта.

Традиции как устойчивая форма существования и проявления сознания, охватывая всю сферу обычаев, представлений, верований, выступают активным фактором формирования социокультурного контекста, осуществляют духовную связь поколений, обеспечивая непрерывность культурного развития. Именно традиции, неизменно определяемые как безусловная, несомненная ценность, и сохраняют культурный контекст, и препятствуют его деформации. Следует добавить, что в самой Конституции Японии записано право человека на “достойные условия жизни”, что подразумевает и сохранение достойного человека культурного уровня и качества ее.

Размещено на Allbest.ru