Ритуалы в состоянии перемен: сватовство и брак у бухарских евреев

Еда была подана, музыка играла, и женщины танцевали. Отец Ирины говорил в микрофон: «Мы празднуем создание новой семьи. Мы желаем невесте и жениху много счастья и долгой совместной жизни». В этот момент между всеми гостями стали передаваться подносы с маленькими стаканами сладкого чая. «Это чтобы их совместная жизнь была сладкой», -- сказал Альберт, передавая мне один стаканчик.

После пары часов праздника Ирина покинула внутренний двор и пошла домой. Там она сменила свое белое платье и вышла в блестящем шелковом платье из цветного национального узбекского текстиля. Поскольку среди узбекских и таджикских женщин распространено регулярное ношение таких платьев, еврейки не надевают подобное одеяние вне ритуального контекста, а надевают тогда, когда принимают участие в обычаях, общих с народами этого региона.

Музыка стала громче, и одна из родственниц Ирины проводила ее к месту посреди внутреннего двора. Косметолог подошла к ней, и женщины собрались вокруг. Присутствовавшие мужчины разошлись по периметру двора, мало обращая внимание на действия женщин.

Косметолог обмотала шарф вокруг головы Ирины, припудрила ее лицо, достала нить и приступила к работе. Она двигалась из стороны в сторону, к Ирине и затем от нее, поворачивая нить и затягивая ее, удаляя волосы между ее бровями, над верхней губой и по боковым сторонам лица. Пока косметолог работала, родственницы Ирины поворачивались, стоя позади нее. По очереди они держали ее голову, молились за нее и затем помещали несколько купюр в ее шарф, которые позже достанут для косметолога как плату за ее услуги. Несколько мужчин, включая Исраэля и отца Ирины, также поворачивались, держа Ирине голову. Когда процесс был окончен, Ирина -- бледная и дрожащая -- пошла в дом переодеться в другое свадебное платье, символизирующее перемену в ее статусе, а затем вернулась к гостям, где празднование продолжилось.

По окончании праздника Исраэль вернулся в дом своих родителей, Ирина осталась в своем. Хотя ранее в тот день пара заключила брак по закону государства, религиозная церемония еще не состоялась. В то время как празднование кошчинон, наполненное угощениями, питьем, танцами и тостами за новую пару, было продолжением церемонии в ЗАГСе, родственники и друзья пары все еще не считали свадьбу завершенной.

На следующий день празднования в доме Ирины продолжились. Я зашла днем и побеседовала с матерью и родственницами Ирины, которые провели весь день в приготовлениях к празднику. Как и кош-чинон, он должен был состояться во внутреннем дворе их дома. Вместо того чтобы использовать еврейские термины, говоря о событии, -- такие, как кудо-бини (встреча родственников супруга) или домот-дророн (вход жениха), -- они описывали это просто как свадьбу. Я часто слышала это русское слово, которое используется бухарскими евреями главным образом для описания одной из разнообразных частей свадебного цикла.

Столы, расставленные по периметру внутреннего двора и балкона, окружавшего внутренний двор, были уставлены легкими напитками, большими пирогами и плоским хлебом, разнообразными салатами и сладостями. Длинные скамейки для сидения были укрыты яркими подбитыми покрывалами, а во главе двора был установлен стол, подготовленный для невесты, жениха и родителей жениха, которые должны сидеть лицом ко всем гостям. Будучи хозяевами, отец и мать Ирины должны были не сидеть, а встречать гостей, говорить речи, приносить еду и танцевать. За почетным столом повесили толстый красный ковер -- украшение, призванное усилить праздничную атмосферу. Неподалеку несколько мужчин стояли на стремянках, устанавливая электрический мигающий знак с сияющим изображением бутылки шампанского и словами на русском: «Поздравляем Ирину и Исраэля».

Гости начали собираться во внутренний двор к 7:30 вечера, и родители невесты приветствовали их, когда те заходили. В это время Ирина сидела в доме, ожидая торжественного выхода вместе с Исраэлем и его родителями. К 8:30 пришли около 140 человек. Они стояли во дворе, разговаривая и угощаясь едой с расставленных столиков.

Это общение внезапно прервалось громкими звуками труб и барабанов, которые послышались со стороны улицы. Гости высыпали с внутреннего двора на улицу, чтобы понаблюдать за прибытием жениха и его семьи. Трое или четверо музыкантов -- все молодые юноши-мусульмане в ярких красных костюмах и на ходулях -- развлекали зрителей, пока мать Исраэля ходила в дом за Ириной. Выйдя, они пересекли внутренний двор и направились к приготовленным для костра дровам, сложенным прямо за воротами. Костер разожгли, и Ирина вместе с Исраэлем и его родителями танцевали вокруг огня, в то время как музыканты окружили их, а гости наблюдали со стороны. Затем группа из четырех человек -- Исраэль, его родители и Ирина -- зашла во двор и заняла свои места за главным столом в качестве почетных гостей.

Такой хореографический вход означал, что невеста теперь присоединилась к семье жениха. Согласно принятым в Средней Азии патрилокальным моделям поселения, многие женщины фактически переезжают в дом семьи мужа после того, как выходят замуж. Этот переезд был символизирован тем, что мать Исраэля забрала Ирину из дома, где она выросла, и вывела наружу. На улице, за пределами родительского двора, Ирина теперь присоединяется к новой семье. Затем они заходят все вместе и садятся за главный стол как почетные гости, что означает, что Ирина больше не принадлежит к родительскому дому, но находится в нем как гостья.

В своей книге Фузаилов описывает празднование кудо-бини, которое проводится в доме невесты. Когда прибывает семья жениха, объясняет Фузаилов, зажигается костер, возвещая встречу двух родительских пар. В его описании домот-дророн этот праздник также проводится в доме невесты и означает приветствие самого жениха в доме семьи невесты. Отдельные мероприятия, которые я посетила, -- те, что проходили в доме Ирины, -- во многом соответствовали этим описаниям, но для их обозначения не был использован ни один из указанных терминов.

Быть может, эти два празднества, которые раньше проходили как два отдельных небольших события, были соединены в одно с целью сэкономить деньги и громадное количество сил и времени, затрачиваемых на подготовку подобного мероприятия. А может быть, кудо-бини и домот-дророн у Фузаилова -- не два отдельных события, а два типа переходов, которые бухарские евреи считают центральными в свадебном процессе. Они понимают, что соединение невесты и жениха может состояться только после того, как родители официально встретятся и договорятся о союзе. Точно так же родители невесты согласны отдать свою дочь жениху только после того, как встретятся с ним и радушно примут как гостя, давая понять, что она уходит к нему с честью. Таким образом, необязательно проводить два отдельных празднования, чтобы отметить эти два события. Вместо этого бухарско-еврейские семьи могут -- и всегда могли -- сделать выбор из широкого спектра символических элементов, чтобы осмыслить и выразить каждый из этих решающих переходов.

Наконец, сравнивая этнографическое описание, представленное здесь, с описаниями у Жоры Фузаилова и Ривки Ицхаковой, важно различать советское, среднеазиатское и зороастрийское влияния. Фузаилов и Ицхакова не обращают внимания на эти факторы, преподнося различные свадебные обычаи не как бухарские или еврейские, а просто как «бухарско-еврейские». Фактически свадебные практики бухарских евреев сформированы как еврейскостью, так и более широким бухарским культурным контекстом, в котором они находятся и который сегодня состоит из смеси (помимо прочих ингредиентов) мусульманского, зоро-астрийского, персидского, советского и еврейского влияний.

В случае двух событий, описанных здесь, советское влияние особенно ощутимо. Несмотря на это, бухарские евреи не восприняли полностью советскую культуру, отказавшись от своей собственной. В рамках масштабной инициативы по модернизации среднеазиатских народов Советы создали праздничную церемонию заключения брака в ЗАГСе, которая должна была заменить многие местные ритуалы. Однако местные традиции оказались столь жизнеспособными, что отказа от обрядов, распространенных в досоветскую эпоху, не произошло: празднование в ЗАГСе было просто интегрировано, как одно из длинного ряда мероприятий, в бухарско-еврейскую свадьбу.

Кидуш Лето 1994

После того как я посетила два празднества свадьбы Ирины и Ис- раэля, я надеялась присутствовать и на кидуш -- религиозной церемонии, которую должен был провести раввин. Однако я знала, что мои шансы были невелики. Я спрашивала Альберта и некоторых других родственников, когда должна состояться церемония кидуша, но, казалось, что никто из них этого не знал. Один день проходил за другим. Я расспрашивала в округе, но не получала ответа. На третий день, когда я снова увидела Альберта, он сказал мне, что кидуш состоялся прошлой ночью. Я не удивилась, хотя и расстроилась из-за того, что пропустила обряд. Несколькими годами раньше я присутствовала на церемонии кидуш, где узнала, что мне будет трудно, если не вовсе невозможно, посетить эту церемонию снова.

Мне это удалось единственный раз -- в 1994 году во время моей поездки в Узбекистан с двумя кинематографистами, которые собирали материал для документального фильма. В Самарканде мы услышали о свадьбе, которая должна была вскоре состояться, и получили разрешение на съемку.

Празднование было назначено на семь вечера во внутреннем дворе дома семьи жениха. Мы прибыли рано, в то время, когда жених общался с близкими родственниками. Несколько других сидели за столами, протягивали освещение и настраивали музыкальную аппаратуру.

Спустя некоторое время жених отправился в дом невесты, находящийся неподалеку, и гости начали прибывать. Когда музыка, которую играла группа, внезапно пошла крещендо, болтовня гостей стихла, и было объявлено, что невеста и жених едут. Я выбежала наружу вместе с толпой и смотрела, как их машина остановилась напротив дома. Небольшой костер был разведен напротив входной двери в дом. Жених помог невесте выйти из машины, подхватил ее на руки и пронес вокруг костра, в то время как члены его семьи танцевали в кольце вокруг них и огня.

Пару встретили во внутреннем дворе и проводили к столу. Еда была подана, водка разлита, музыка играла, и гости танцевали.

Время от времени кто-то выкрикивал «горько», и, следуя советской традиции, невеста и жених целовались под радостные возгласы толпы.

Часы еды, танцев и питья были позади. Церемония кидуша до сих пор не состоялась, и раввина не было видно. Я спрашивала нескольких людей, когда он должен прийти, и мне сказали, что к 11 вечера. Однако одиннадцать часов наступили и прошли, а раввин не появился. Гости начали прощаться и постепенно расходиться. Музыканты собрались и ушли, и вскоре остались только близкие члены семьи и мы -- русские фотографы и американский антрополог. Со столов убрали, сняли скатерти и яркие покрывала со скамей. Собрали оставшуюся еду, и женщины принялись мыть посуду.

Ожидая в тихом внутреннем дворе, я разговаривала с Сашей, нашим посредником, благодаря которому мы смогли посетить это мероприятие. Он объяснил, что жених развелся со своей первой женой только несколько месяцев назад, и его невеста была русской, а не еврейкой. Саша не знал ни одного из них хорошо, но, по его мнению, молодожены вряд ли были парой. Межнациональные браки были большой редкостью в Средней Азии, и он подозревал, что это не был союз по любви. Скорее, предполагал он, невеста как-то использовала жениха (который вскоре планировал эмигрировать), чтобы уехать в Америку. Далее Саша объяснил мне, почему мы были единственными гостями, оставшимися во внутреннем дворе. Как сказал мне друг Анны на ее свадебной церемонии, которую я посетила год назад в Нью-Йорке, те, кто не был ближайшими членами семьи, крайне редко присутствовали на церемонии кидуша. Однако родители жены, которые не были евреями, не знали об этом. Так мы получили возможность посетить еврейскую -- в какой-то степени еврейскую -- свадебную церемонию.

В час ночи, когда раввин наконец приехал, он прошел через внутренний двор к дому, и небольшая свадебная церемония состоялась. Он сел с невестой и женихом и обсудил религиозный брачный договор, который принес с собой. Когда он был подписан, жених расстегнул пуговицы на своих рубашке и брюках и молнию в ширинке, в то время как мать жены расстегнула молнию на спине свадебного платья дочери. Саша -- который наверняка увидел мои приподнятые брови -- наклонился и зашептал: «Не должно быть узлов, ничего закрытого, все должно быть открыто». Расстегнувшись, пара поднялась, прошла в центр комнаты на стеганое покрывало, где должна была пройти оставшаяся часть церемонии кидуша. Несколько родственников окружили жениха и невесту и придерживали молитвенную шаль, которая служила свадебным шатром. Я, вместе с несколькими остальными, кто не держал молитвенную шаль, была проинструктирована держать свои руки вытянутыми высоко над головой, так чтобы каждый мог видеть, что я не скрещиваю пальцы, показывая -- снова -- что все должно быть открыто.

Во время церемонии мать невесты стояла позади нее, и мать жениха стояла позади него с иголкой и ниткой. На обеих нитках не было узлов, так что, когда они прошили иголкой ткань одежды своих детей, та прошла прямо насквозь без затяжек. Снова «не должно быть никаких узлов и все должно быть открыто». Церемония закончилась, жених разбил тарелку, и один из членов семьи запел еврейскую народную песню.

Пока мы собирали наши сумки, Саша объяснил мне, что церемония кидуша обычно проводится тихо и поздно ночью из-за риска, связанного с проведением ее открыто и публично. Во-первых, в советскую эпоху это было опасно, так как подобные религиозные церемонии были запрещены. Во-вторых, боялись зависти, гостей-недоброжелателей, которые могли наложить сглаз. Можно было доверять только близким членам семьи, объяснил Саша, предполагалось, что они будут желать паре только здоровья и счастья. И даже тогда все гости церемонии должны держать руки над головой, и их пальцы должны быть широко расставлены, чтобы показывать, что они не затаили зла.

В советский период в Средней Азии низкий уровень мобильности в сочетании с малым количеством межнациональных браков привели к большому числу браков между бухарскими евреями, живущими в одном городе Основано на исследовании 113 пар. См. Cooper, A. (2000) Negotiating Identity in the Context of Diaspora, Dispersion and Reunion: The Bukharan Jews and Jewish Peoplehood, pp. 247-248. Boston University (PhD paper).. В результате такая брачная модель создала тесно спаянные еврейские сообщества, обладающие слабыми социальными связями за пределами соответствующего города. Более того, поскольку еврейское население в каждом городе никогда не превышало нескольких тысяч человек, по прошествии нескольких десятилетий соседские и дружеские связи тесно переплелись с родственными. Каждый приходился родственником кому-то другому и был так или иначе вовлечен в его дела. В таком социальном контексте не существовало анонимности и нельзя было скрыться от пристального взора сообщества и семьи, от сплетен и вражды, риск коих был высок, а последствия тяжки. Поэтому неудивительно, что атмосфера опасений и угроз окружала церемонию, соединявшую невесту и жениха, а также их семьи.

Возвращаясь к мыслям о многолюдной, шумной свадьбе Анны, на которой я побывала в Нью-Йорке, я постепенно понимала, насколько сильно социальные обстоятельства влияют на подход к ки-душу. В то время как в Средней Азии кидуш проводится тихо, только в присутствии горстки самых близких членов семьи, в новых домах бухарско-еврейских иммигрантов -- другие заботы. В Соединенных Штатах и в Израиле, где старые общинные узы были разорваны под воздействием раскалывающей модели переселения, сеть социальных связей была протянута через обширные пространства и натянута до предела Cooper, A. (2000) Negotiating Identity in the Context of Diaspora, Dispersion and Reunion: The Bukharan Jews and Jewish Peoplehood, pp. 277-290.. В таком контексте люди не заботятся о последствиях тесного общения, при котором родственники часто могут ссориться между собой. Наоборот, опасаются утратить связи, которые служат мощной социальной гарантией и которые были у этих людей перед иммиграцией. Таким образом, свадьбы становятся предлогом, чтобы снова собрать родственников, которые лишены возможности тесно общаться. Более того, свадьба позволяет представить друг другу семьи жениха и невесты, которые могли вовсе не знать друг друга. Церемония в стиле телевикторины, когда ведущий представляет каждого члена семьи, имеет целью познакомить гостей с новой сетью родственников, частью которой они теперь являются.

Жора Фузаилов

В этой статье я рассмотрела шесть празднеств из серии бухарско-еврейских свадебных практик: ширинхори -- поедание сладостей, олицетворяющее помолвку; утвержденную советской властью гражданскую свадебную церемонию в ЗАГСе; кош-чинон -- празднество, когда родственники невесты принимают участие в приведении в порядок волосков на ее лице; праздники кудо-бини и домот-дророн, которые проводятся во внутреннем дворе родительского дома невесты и означают приветствие жениха и его семьи в доме невесты; и кидуш -- религиозную свадебную церемонию.

Каждое из этих событий описано Жорой Фузаиловым в его книге Yahadut Bukhara. Эта работа, опубликованная в 1993 году Министерством культуры и образования Израиля, делится на две части. В первой части содержатся библиографические очерки о некоторых бухарско-еврейских религиозных лидерах, во второй -- сведения о бухарско-еврейских традициях, связанных с молитвой, праздниками и ритуалами перехода из одного социального статуса в другой. Во многих аспектах эта вторая часть книги схожа с каталогом традиций, который, как надеялся Марк -- директор Самаркандского бухарско-еврейского культурного центра, я собираюсь издать. Здесь дается систематическое этнографическое описание бухарско-еврейской культуры.

Хотя моей задачей не было рассмотрение книги Фузаилова, я во многом использовала ее как одну из немногих публикаций, посвященных бухарско-еврейским свадебным ритуалам. Я сравнивала его общие описания с отдельными событиями, которые наблюдала. Однако книга Фузаилова -- не единственная работа, каталогизирующая бухарско-еврейскую ритуальную практику. В действительности его взгляд на сватовство и свадьбы во многом пересекается с разделами, посвященными той же теме в неопубликованной докторской диссертации Баруха Мошави «Обычаи и фольклор бухарских евреев в XIX в.» Moshavi, B. (1974) Customs and Folklore of Nineteenth Century Bukharan Jews in Central Asia: Birth, Engagement, Marriage, Mourning and Others. Yeshiva University (PhD paper)..

В работе Мошави, написанной в 1974 году, подробно описываются элементы различных обрядов жизненного цикла, включая те, что связаны с рождением, помолвкой и трауром. Он начинает с обсуждения своей исследовательской методологии, объясняя, что собрал данные из книг о путешествиях и из таканот (общинных статутов), которые были написаны в конце XIX -- начале XX в. Кроме того, он опрашивал пожилых бухарско-еврейских иммигрантов в Нью-Йорке и Израиле, которые могли пролить свет на проведение ритуалов смены социального статуса в досоветской Средней Азии. бухарский еврей помолвка свадьба

Хотя по содержанию диссертация Мошави и книга Фузаилова во многом совпадают, эти две работы различаются тем, что Фузаилов не контекстуализирует свою информацию. Мошави объясняет, что он пишет об определенном регионе (Средней Азии) и определенном историческом периоде (XIX в.). Фузаилов, напротив, пишет в настоящем времени и не дает географических координат, оставляя у широкой аудитории (на которую была рассчитана эта книга) ощущение, будто существует некая «бухарско-еврейская свадьба» вне времени и без изменений.

Тем не менее, несмотря на отсутствие географического и исторического контекста, критически настроенный и компетентный читатель способен определить, что изображение Фузаиловым бухарско-еврейской культуры, как и у Мошави, соответствует Средней Азии конца XIX в. Правомерно ли в таком случае использовать описания Мошави, позднее представленные Фузаиловым как вневременные, в качестве мерила бухарско-еврейской культуры? Другими словами, является ли советское влияние, которое ощущалось в свадьбе Ирины и Исраэля, и американская адаптация, которую я наблюдала на свадьбе Анны, искажениями некой чистой, истинной формы?

Мне хотелось бы закончить эту статью утверждением, что на самом деле не существует статичной базовой формы бухарско-еврейской культуры, отклонения от которой или изменения внутри которой могут быть опознаны. Хотя бухарских евреев (как и другие группы, обычно именуемые эдот га-Мизрах -- «евреи восточных земель») часто изображают как имеющих долгое, статичное прошлое в изоляции и стабильности, на самом деле они, подобно всем прочим, никогда не оставались в стороне от динамичных сил истории. Как и другие евреи, они всегда жили в условиях политических, социальных и экономических изменений, всегда взаимодействовали со своими нееврейскими соседями и никогда не были полностью изолированы от евреев или еврейского влияния в других частях света.

Краткое рассмотрение событий, произошедших в конце прошлого века, проливает свет на то, сколь динамичной была ситуация среднеазиатских евреев в то время. Когда российские войска вторглись в тот регион, Средняя Азия превратилась в важный источник сырья и обширный рынок промышленных товаров. В этом регионе евреи, которые давно были умелыми ремесленниками и торговцами с хорошо развитыми бизнес-связями, быстро нашли свое место в новой экономике. Воспользовавшись улучшением коммуникаций и условий для путешествий, а также торговыми правами, предоставленными российским правительством, они сформировали класс состоятельных, много путешествующих и космополитичных евреев. Среди них были и те, кто создал для себя жилой квартал в Иерусалиме. Некоторые покинули свои дома в Средней Азии, чтобы жить в Иерусалиме постоянно. Другие продолжали жить на два дома, путешествуя туда и обратно большую часть жизни.

Детальное рассмотрение таканот, на которые опирается Мошави, свидетельствует о том формирующем воздействии, которое этот динамичный исторический контекст оказывал на ритуальные практики. В таканот 1911 года лидеры бухарско-еврейской общины создали текст на иврите, взывающий к переменам, в котором они обратились, среди прочего, к вопросу о свадьбах. Они пишут:

Празднества, называемые кудо-бини, и все другие связанные с ними [мероприятия] должны прекратиться. Торжества должны начинаться только через неделю после хупы [религиозной церемонии], и следует приглашать только самых близких.

Праздник, называемый пойтах, который празднуется в шабат, не должен проводиться, и приданое не следует показывать ни мужчинам, ни женщинам, чтобы [бедные и] неимущие не чувствовали смущения Воспроизведено в: Fuzailov. Yahadut Bukhara, p. 239..

Эти наставления читаются как ясный ответ на изменяющуюся модель потребления среди недавно возникшего класса nouveau riche. Лидеры общины понимали, что проводится слишком много празднеств, тратится слишком много денег, и списки приглашенных становятся слишком большими, что приводит к явному и болезненному разрыву между богатыми и бедными. Вместо того чтобы просто следовать общим традициям, принятым от предков, недавно разбогатевшие бухарские евреи создавали новый, чрезмерный формат празднования. Поэтому свадьбы конца XIX в. вряд ли были образцом аутентичной, статичной бухарско-еврейской свадьбы.

Однако Фузаилов вырывает этот культурный срез из ситуации драматичных перемен и подает как устойчивый и вневременной. Это статичное изображение вновь появляется в другой книге Фузаилова, изданной Министерством образования Израиля: «Собрание обычаев: из обычаев колен Израилевых» Asher Varstil. (1996) Yalqut Minhagim: Mi Minhagyehem shel Shivety Yisra'el [Собрание обычаев: из обычаев колен Израилевых]. Ierusalem, Ministry of Education.. Эта книга была написана как справочник, призванный помочь преподавателям религии научить своих студентов огромному многообразию еврейских обычаев. Помимо описаний, книга также содержит предписания. Это кодификация практики, написанная с целью побудить все девятнадцать эдот (еврейских этнических групп) к сохранению мингагим (обычаев) предков, которые рискуют быть утраченными в результате массовой миграции в Израиль. В своем нынешнем состоянии рассеяния и разлада, подчеркивают авторы, обычаи каждой эды не могут более передаваться устно или через примеры для подражания. Чтобы их сохранить, нужно зафиксировать их письменно.

Проект Фузаилова, как в его собственной книге Yahadut Bukhara, так и в тексте «Собрания обычаев», посвящен каталогизации культуры бухарских евреев. Этот проект служит двум целям: он представляет бухарских евреев как небольшую, четко очерченную группу (эда), которая может занять место рядом с другими еврейскими этническими группами в Израиле. Кроме того, он дает перечень традиций, на которые бухарские евреи, пережившие грандиозный подъем и изменения в прошлом веке, могут опираться в попытке восстановить и хранить свою коренную культуру, идентичность и прошлое.

И здесь мы возвращаемся к трудному разговору, который состоялся у меня с Мариком в вечер моего отъезда из Самарканда в 1994 году. Наблюдая, как окружающее его сообщество распадается по мере того, как еврейское население его родного города эмигрирует en masse, Марик страстно желал найти ученого, который зафиксирует бухарско-еврейскую культуру, прежде чем она исчезнет. Это желание заморозить культуру, стоящую на пороге изменения столь радикального, что следующее поколение может и не узнать ее, выражено и в словах Ривки Ицхаковой. Оставшись только с воспоминанием о воспоминаниях ее родителей, она воображает себе, подобно Марику, некую статичную базовую форму, в которой остро нуждается. Поэтому ее описания, как и описания Жоры Фузаилова, можно рассматривать как изображения овеществленной, статичной культуры, хотя на деле они тоже являются продуктами человеческой изобретательности, которые создавались и сопрягались воедино постепенно, в ходе перемен.

Библиография / References

1. Abu-Lughod, L. (1991) “Writing Against Culture”, in Richrd G. Fox (ed.) Recupturing Anthropology, pp. 137-162. Santa Fe: School of American Research Press: Distributed by the University of Washington Press.

2. Asher Varstil. (1996) YalqutMinhagim: MiMinhagyehem shel Shivety Yisra'el [Собрание обычаев: из обычаев колен Израилевых]. Ierusalem, Ministry of Education.

3. Barth, F. (1969) Ethnic Groups and Boundaries. Boston: Little, Brown.

4. Baruch, M. (1974) Customs and Folklore of Nineteenth Century Bukharan Jews in Central Asia: Birth, Engagement, Marriage, Mourning and Others. Yeshiva University (PhD paper).

5. Brightman, R. (1995) “Forget Culture”, Cultural Anthropology 10(4): 509-546.

6. Cooper, A. (2000) Negotiating Identity in the Context of Diaspora, Dispersion and Reunion: The Bukharan Jews and Jewish Peoplehood. Boston University (PhD paper).

7. Evans-Pitchard, E. (1940) The Nuer: A Description of the Modes of Livelihood and Political Institutions of a Nilotic People. Oxford: Clarendon Press.

8. Fuzailov, G. (1993) Yahadut Bukhara: Gdoleha uMinhageha [Бухарские евреи: лидеры и обычаи]. Jerusalem: Ministry of Education and Culture.

9. Gupta, A.and Ferguson, J. (1992) “Beyond `Culture': Space, Identity and the Politics of Difference”, Cultural Anthropology 7(1): 6-23.

10. Kluckhohn, C. (1946) The Navaho. Cambridge: Harvard University Press.

11. Malinowski, B. (1929) The Sexual Life of Savages in North-Western Melanesia: An Ethnographic Account of Courtship, Marriage and Family Life Among the Natives of the Trobriand Islands, British New Guinea. New York: H. Liverlight.

12. Marcus, G.E. and Fischer, M.M.J. (1986) Anthropology as a Cultural Critique: An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago: University of Chicago Press.

13. Ro'i, Y. (2008) “The Religious Life of the Bukharan Jewish Community in Soviet Central Asia after World War II”, in Baldauf, I., Gammer, M., Loy, Th. (eds.) Bukharan Jews in the 20th Century. History, Experience and Narration, pp. 57-76. Wiesbaden: Reichert-Verlag.

14. Rosaldo, R. (1989) Culture and Truth: The Remaking of Social Analysis. Boston: Beacon Press.

Размещено на Allbest.ru