Актуализация постмодернистской парадигмы в культуре конца ХХ века (на примере немецкоязычной литературы)

В параграфе 2.6 «Рецепция постмодернизма в немецкой гуманитарной науке» подчеркивается наличие постмодернистского дискурса в самой немецкой гуманитарной науке: налицо плюрализм, многообразие, смешение элементов, обретение критиком творческого статуса и т.д. Анализируется рецепция постмодернизма; дается обзор критической литературы по проблеме, уделяется внимание откликам критиков и писателей, теоретиков и исследователей, прямо или косвенно отреагировавших на новый феномен. Представлена концепция Р. Реннера и его метод постструктуралистского анализа.

Большинство немецких исследователей были далеки от того, чтобы пропагандировать постмодернизм и толковать его постулаты. Однако невозможно отвергать постмодернизм как факт современной художественной жизни, как эстетический феномен и как философию, занявшую место в ряду философских направлений ХХ века, научную систему, которой посвятили себя многие выдающиеся исследователи. В современной культуре господствует плюрализм нормы. Он вызывал раздражение степенных немецких исследователей. Среди тех, кто прямо или косвенно отреагировал на новый феномен - Ганс-Йозеф Ортайль, Х. Хайссенбюттель, Уве Виттшток. Вольфганг Вельш, наряду с С.Х. Кюнгом и Р. Реннером, является одним из крупнейших теоретиков-исследователей аспектов постмодернизма в искусстве, эстетике, философии, культуре и литературе. В сборнике «Роман или жизнь. Постмодернизм в немецкой литературе» (1994 г.) собраны статьи как теоретиков и критиков (таких как Райнхард Баумгарт, Геральд Хартунг, Петер Слотердайк) так и тех, кто сам занимается литературной деятельностью (Хайнер Мюллер, Кристоф Рансмайр, Стен Надольный и др.). В книге нет общей тенденции, в ней теоретические изыскания не подкреплены практическими примерами. Тем не менее, в ней представлена попытка диалога немецкоязычных авторов и критиков по поводу постмодернизма, в ней нет абсолютного отвержения нового понятия, которое имело место в литературной дискуссии. Таким образом, несмотря на современное неприятие понятия, как бы назло политической сдержанности немцев, постмодернизм пустил корни в Германии. Это подтверждает уже тот факт, что немецкоязычные авторы в поэтологических эссе и комментариях, будучи критически или положительно настроены, так или иначе затрагивают понятие постмодернизма.

Р. Реннер, практически единственный, через постмодернистскую ось координат в архитектуре, живописи, через позицию постмодернизма в философии спроецировал выведенные им теоретические положения непосредственно на немецкоязычную литературу 1930 - конца 1970 гг.

Однако в целом многие немецкие исследователи стоят на позициях описательного метода, отвергающего «абстрактный» и «философско-теоретический» подход к литературе; они выступают против междисциплинарного обмена. Но в современной постнеклассической науке появился интерес к междисциплинарным исследованиям (философии, культурологии, лингвистики, истории и др.). Ученые пришли к пониманию того, что самое интересное в культуре происходит в пограничных областях.

Параграф 2.7 «Литературные дороги России и Германии. Влияние зарубежных образцов постмодернизма». Так же как в Германию, постмодернизм пришел в русскую жизнь с опозданием, что во многом сделало его вторичным, симулякром. И как в немецком обществе, в русском отнеслись к нему с большим недоверием: говорили, что это калька с западного, что не приживется на отечественной почве, или, что его вообще нет.

Говорится о соприкосновении немецкой культуры с постмодернистскими течениями американской культуры. Раннее влияние, в основном, проявилось в подражании и даже в попытках непосредственного копирования, когда американские парадигмы стремились спроецировать на европейские. Более поздние контакты происходили иначе: и в той и в другой стране тенденции стали все больше определяться внутренним развитием, но, в конце концов, при различных предпосылках они свелись к похожим результатам, обусловленным эстетической эволюцией.

Немецкоязычными писателями было многое позаимствовано у зарубежных, последние оказали большое влияние на произведения немецкоязычных авторов и завоевали авторитет в особом «недоверчивом» гипертексте немецкоязычных стран.

В параграфе 2.8 «Кризис литературы в эпоху СМИ» констатируется, что средства массовой информации во многом способствовали восприятию времени как катастрофы, что обусловило как ощущение бытового существования, так и литературное повествование, пытающееся прочувствовать состояние повседневной жизни, которой грозит угасание. Так называемая рыночная экономика, сопровождающаяся катастрофами, которые она сама же и производит, выказывает свою безальтернативность. Логика капитала определяет действительность, и эта логика сообразуется с максимальной прибылью, то есть определяется выгодой. Литературу же интересует смысл моральный и эстетический. Она призвана описать атмосферу разорванности индивидуального и общественного сознания, болезненность западной цивилизации и культуры в целом. Сегодня отличительной чертой литературы стало то, что она больше не особо нужна. С этим живут многие писатели, критики, исследователи в Германии. Общество перенасытилось литературой, и поэтому она потеряла свою привлекательность (тем более, что есть Интернет как коммуникативная сеть). Главенство масс-медиа привело к тому, что общественная жизнь стала приобретать маскарадный, карнавальный характер. Давление масс-медиа на слабое, фрагментарное сознание постмодерного человека оказалось непосильным. Налицо кризис сознания личности, а отсюда в литературе - смерть героя и автора. Но конец истории, воспринимаемый как катастрофа, дает начало новому развитию. В 1990 годы писатели переносят свое внимание на опыты не с действительностью, а с виртуальной реальностью. Отсюда создание гиперреальности в постмодернизме. Писатели производят реальность заново, с помощью компьютеров и СМИ.

В параграфе 2.9 «Плюрализм в немецкой литературной практике: интерес к микрогруппам» рассуждается о причинах возникновения в немецкоязычной литературной практике плюрализма. Изменения в ценностной иерархии, мировоззрении и менталитете населения не могли не отразиться во всей полноте на статусе и функции литературы. Литературное пространство современности заполнили специфические общественно-литературные объединения по интересам (мнимые или явные), в которых, в определенном контексте, то или иное произведение либо автор в том случае имеют право быть принятыми «кружком», если они репрезентируют стиль жизни его «членов». При этом неназойливо, не вдаваясь в глубину общественных определений, публике представляются основные поведенческие стереотипы и стратегии. Референтные группы с восторгом воспринимают всякое новаторство. Писатель выбирает себе «целевую группу» реципиентов и уже в процессе письма предугадывает возможные реакции.

Современные авторы в особом ракурсе видят свое литературное предназначение и не считают себя конъюнктурщиками. Им необходимо обладать большим мастерством, чтобы писать для определенной прослойки общества, так как ее стиль жизни, особенно если он представлен иронически- дистанцированно, интересен для других реципиентов другой референтной группы в качестве «этнографии повседневности» (К.-М. Богдаль).

В параграфе 2.10 «Концепция личности в постмодернизме» пунктиром обрисовывается траектория тех процессов, которые произошли за последнее время с современным героем, намечены, в какой степени это представляется возможным, его контуры, характеристики его сущности.

В современной немецкоязычной литературе, сопровождаемая социальной окраской, все чаще возникает тема самонаблюдения. Герой - замкнуто-углубленный тип личности, интроверт - обладает аутистическим мышлением. Причем аутистическое мышление свойственно не только отдельным личностям, но и целым направлениям. Описание исследования и поиска собственного «я» все чаще базируется на основе достоверных, реальных биографических переживаний. И здесь вопрос сочетания изображения действительной жизни с манерой повествования погружается, обусловленное исторической необходимостью, в постмодерное русло.

В ХХ веке движения человеческой души становятся непостижимы: человек сложен; но постижимы его поступки. К концу столетия снимается пафос жизнестроительства, поэтому в литературе доминирует рефлексия. Герой становится экзистенциальным, у него нет определенной цели, это герой новый, непредсказуемый, он формируется не как герой объектный, он недетерминирован, невыводим. Но в этой «неопределимости» и состоит его ценность, чем он неопределимее - тем интереснее.

Герой также сложно ориентирован. Композиционная функция его усложняется. Он перестает быть однозначно положительным или отрицательным.

Третья глава посвящена реакции немецкоязычной литературы конца ХХ века на изменение культурной парадигмы.

Параграф 3.1 Немецкоязычная проза конца ХХ века в новой культурной парадигме. Ситуация постмодерности».

Подпараграф 3.1.1 «Начало постмодерна». Социокультурные изменения в странах немецкоязычного региона позволяют прийти к выводу, что истоки развития современной литературы коренятся не в событиях 1989 года, а в 1970-х годах, когда писатели постепенно начали отходить в своих книгах от военной тематики (К.-М. Богдаль).

Творчество Петера Хандке, так же как и Бото Штрауса, является движущей силой на литературной авансцене 1980-1990-х годов в том плане, что обе фигуры пограничны: их литературные сочинения находятся между модернизмом и постмодернизмом. Они являются представителями этих направлений и одновременно прокладывают новые пути развития немецкоязычной литературы. Бото Штраус - автор, сохраняющий постмодернистское ощущение жизни, и многие характеристики его творчества совпадают с постулатами постмодернистской парадигмы. Творчество Петера Хандке уже потому заслуживает внимания, что символизирует переход от модерна к постмодерну.

Во многих произведениях упомянутых авторов, произведениях, которые символизируют своего рода начало постмодерна, герои, как правило, аутсайдеры, вписывающиеся в постмодернистское въдение новой концепции личности.

Подпараграф 3.1.2 «Литературный герой конца ХХ столетия и “проблема человека”». Термин Мартина Бубера «проблема человека», приобретший в конце ХХ века новые коннотации и ставший более объемным, в литературе предполагает обсуждение таких вопросов, как одиночество индивидуума, распад личности и изменение ценностной ориентации в условиях преобразившегося мегаполиса, формирование нового сознания под влиянием прессинга СМИ, противостояние техногенному миру и прогрессу (отсюда экоцентрированное сознание в постмодернизме, стремящееся приблизиться к природе), трансформирование функции женского начала в сторону активности, доминирования. В данной части работы представлены романы и рассказы, исследующие траекторию движения человеческой души в современной жизни: это произведения Мартина Вальзера («Прибой»), Даниэля Кельмана («Магия Берхольма»), Юрека Беккера («Бессердечная Аманда»), Петера Штамма («Агнес») и других. Человек и, соответственно, герой становятся все более проблемными и все безнадежнее их поиск собственного «я» в лабиринте страстей и загадок. С другой стороны, одиночество, разлад с действительностью ведут к постижению бытия и себя в бытии. Немецкоязычные авторы все энергичнее направляют свои усилия на то, чтобы противоречия, возникающие в результате обитания в новой реальности, сделать продуктивными, способными продуцировать новые идеи. Часто, поданные в постмодернистском преломлении, они обретают новый ракурс, проблемную направленность. При этом нередко используются элементы постмодернистской поэтики.

В подпараграфе 3.1.3 «Журналистская литература» представлен популярный в последние десятилетия жанр, вобравший в себя черты классического фельетона и эссе. Авторы, занимающиеся одновременно журналистикой и литературой, стоят в немецкоязычном литературном производстве особняком. Порой газетные статьи характеризуются высоколитературной ценностью, а беллетристические романы имеют много общего с газетными колонками (можно назвать репортажи Габриэлы Гёттле и эссе Дурса Грюнбайна).

Данная часть работы посвящена романам Инго Шульце «33 мгновенья счастья» (в котором отображен быт сегодняшних россиян глазами иностранца), “Simple Storys” (описывающем жизнь в современной Германии) и Кристиана Крахта «Faserland» и «1979». Обсуждается связь романа «Faserland» с «Гелиополем» Эрнста Юнгера, а также глобальный кризис и проблема распада личности в «1979». Акцентируется актуализация эстетики компьютерной культуры в этих произведениях, смешение высокого стиля и элементов поп-культуры, реализма и фантастики. Обращаясь к компьютерной поэтике, Крахт способствует тому, чтобы новая литература начала что-то значить и наконец-то заняла определенное место в современном пространстве. А для этого, в первую очередь, она должна вступить в отношения с масс-медиа.

В подпараграфе 3.1.4 «Изменение функции женского начала в “женской” литературе» представлена панорама развития «женской литературы» 1980-1990-х годов (утверждение в художественной системе 1970-1980-х годов и продолжение тенденций в 1990-е). Обсуждаются вопросы экспансии постмодернизма в такую нетрадиционную сферу, как феминизм, проявляющий себя и в культурологии, и в литературоведении, и в самой литературе. Затрагивается проблема разрушения стереотипов. В исследовании представлены основные тенденции развития данного явления в современной немецкоязычной литературе.

Автономному «мужскому» субъекту авторы 1990-х противопоставляют женственный субъект постмодернизма, отличающийся активным взаимодействием с внешним миром, интенсивностью чувств, креативностью и интерсубъективностью (Н. Маньковская).

В диссертации представлены произведения, которые позволяют охарактеризовать панораму последних десятилетий и основные тенденции развития женской литературы. Изменения, произошедшие в женской литературе, оказались продуктивными. Постмодернизм во многом трансформировал ее ранние функции, разрушил традиционную оппозицию «мужчина-женщина», высветив в новом свете.

В подпараграфе 3.1.5 «Город как литературная площадка» обсуждаются статус города в постмодернистской литературе, его эклектика и метафизика, отображение города, его деструктуризация и интеграция в его рамки современного героя.

Изображение города в немецкоязычной литературе имеет не только свои традиции, но и отличается многообразием. Авторы так или иначе всегда обобщают созданный образ, «подводят черту» под своими рассуждениями или косвенно подталкивают к этому читателя. В литературе дается портрет города будущего, показывается, к чему могут привести те стратегии развития поведенческих стереотипов, архитектурного оформления, развлечений, которые реализуются в его параметрах. И конечно, это не сугубо национальный город, не город воспоминаний и ностальгии, это, прежде всего, город современности.

Мотив поиска идеального города подразумевает и поиск собственного «я». Как правило, в произведениях, в которых образу города уделяется сколь-либо существенное внимание, описывается стремление человека непременно измениться, прийти к самому себе.

В немецкой литературе образ столицы Германии, привлекавший наибольший интерес авторов, по понятным причинам интерпретировался неоднозначно: до 1989 года и после. Он разнился с традиционным описанием в зависимости от периода.

До момента падения Берлинской стены в немецкой литературе город описывался как в статике, так и в развитии. Тематика объединенного города, вновь обретшего свою целостность, события, переработанные средствами массовой информации, привлекают новое поколение западно-германских писателей своей динамикой, возможностью созидания вопреки всем противоречиям. Восточно-германская их часть имеет другое восприятие своей старой столицы. Определенно одно: Берлин после падения Стены, так же как когда-то послевоенный, реконструируемый в воспоминаниях множества писателей, пробуждает к себе живой интерес в качестве объекта изображения.

Город - конгломерат происходящих событий, он соответствует внутренней структуре «я» героя. Только в нем оно может реализоваться или, по крайней мере, понять себя, приблизиться к самому себе, визуально и через слово получая впечатления от окружающего мира. При этом герой примеряет на себя роль самоуверенного горожанина, человека города, носителя городских знаков. Однако крупные мегаполисы способны на угнетение человеческого сознания до степени озлобленности и болезненности. Традиция отношений человека с городом продолжается в литературе конца ХХ века на новом витке спирали, еще более отягощенная грузом цивилизации, прогресса и знания.

В подпараграфе 3.1.6 «Исторические ракурсы в немецкоязычной литературе конца ХХ века» представлена немецкоязычная литература 1980 -1990-х годов, посвященная истории ХХ века. Историческая тематика в постмодернистском преломлении - это новый этап развития немецкоязычной литературы, когда, во-первых, излюбленная тема минувшего поколения - война - прочитывалась писателями сквозь новые парадигмы, в постмодернистском ракурсе, во-вторых, сам факт падения Берлинской стены в конце 1980-х стал поводом для описания и повлек за собой всплеск постмодернистских произведений.

С позиции современности рассматриваются различные трактовки исторического прошлого, вопросы интерпретации прошлой и настоящей истории. Представленная панорама позволяет создать полную картину тематического развития в произведениях 1980-1990-х годов, посвященных войне, послевоенному времени и недавним историческим событиям (падению Берлинской стены, объединению Германии, глобализации и т.д.). Большое внимание уделяется художественным средствам, с помощью которых каждый из авторов конструирует свою эстетическую модель истории. Отмечается, что в литературе конца ХХ века писатели вновь и вновь обращаются к теме фашизма, которая во многом стала интернациональной. Речь идет о взгляде на войну поколения внуков тех, кто воевал: в центре повествования, как правило, - деконструкция истории, предстающая как переписывание, пересказ и разложение на составляющие. Таким образом актуализирующийся исторический опыт холокоста, фашистской диктатуры, вины и ответственности немецкой интеллигенции за то, что фашизм пришел к власти, предстает обусловленным игровой свободой нового поколения авторов.

В подпараграфе 3.1.7 «Биографическое начало и диалектика воспоминаний в постмодернистском преломлении. Традиция сквозь призму романа о художнике» исследуются тенденции развития автобиографического письма и момента философской рефлексии, присутствующих почти в каждом романе данного периода. Обращение к биографической форме наблюдается у многих писателей.

В центре произведений, посвященных образу литературной личности или художника и субъективированному оформлению ее биографии, - вариации одной идеи: искусство вообще - это не что иное, как искусство жить, ars vivendi.

Роман - как нельзя более подходящая форма для реализации в его рамках постмодернистского повествования о художнике, творце, герое, вымышленном или реально существовавшем. Этот модернизированный род произведений предоставляет писателю невиданные возможности для игры фантазии, разрешения оппозиции «прошлое-настоящее», деструктурирования фактического материала, использования традиции… - в общем, всего того, что составляет специфику и прелесть постмодернистского повествования. Постмодернистский роман о художнике, пожалуй, один из самых распространенных именно у немецкоязычных авторов, что неудивительно, так как вереница «кюнстлер-романов» продолжается в немецкоязычной литературе с незапамятных времен.

Кульминацией развития жанра постмодернистского романа о художнике, безусловно, считается роман Патрика Зюскинда «Парфюмер». В данной части работы исследуется история рецепции этого романа, интертекстуальная насыщенность, актуализация политической параболы массы и власти, вскрываются смысловые пласты, скрытые в ткани повествования, проблемная направленность произведения и его основные мотивы. Обсуждаются авторские интенции. Также представлен роман австрийского писателя Роберта Шнайдера «Сестра сна», концептуализирующий тему становления художника: в ткани повествования актуализируется оппозиция гениальности и сумасшествия. Рассматриваются вопросы среды, формирующей художника, эволюции и деградации его личности, интертекстуальные параллели, стилистика и интонация романа, скрытый смысл названия.

Роман Шнайдера - произведение, в котором реализуются многие постмодернистские постулаты. Сквозь незатейливую подачу материала просвечивают в постмодернистском преломлении традиция и развенчание культа героя. Высокая интеллектуальность романа уживается с «легкостью» прочтения, которой способствует почти традиционно-классическая форма изложения. Тем заманчивее предстает интрига и игра «шифрами» мировой литературы и искусства.

Подпараграф 3.1.8 «Интеграция в гипертекст культуры» посвящен культовому роману молодого австрийского автора Кристофа Рансмайра «Последний мир». Роман заключает в себе глубокий философский смысл. Для него характерна многосложность и многоуровневость. Сама поэтика «Последнего мира» корреспондируется с нашими днями, она «нацелена» на современность, на сегодняшнее сознание. В данной части работы рассказывается об истории возникновения романа и его рецепции. Исследуется вопрос, что же привело Рансмайра к коллизии вокруг манускрипта «Метаморфозы» античного поэта Овидия, который в интерпретации Кристофа Рансмайра приобретает черты человека ХХ века - проблемного человека. Подробно рассматриваются фигурирующие в романе исторические реалии. Представлены некоторые аспекты произведения: проблематика, использование символов и «шифров», интертекстуальность. Прослеживается связь с постструктуралистской философией. Вскрываются многочисленные скрытые смыслы романа-утопии, сообразующиеся с постмодернистскими понятиями плюрализма и множественности трактовок. Деструкция времени, пространства, действия и смысла понимаются как особенности, характерные для постмодернистского восприятия реальности.

Миропонимание писателя, представленное в романе, вписывается в рамки постмодернистского въдения жизни: Рансмайр придерживается стратегии запутывания читателя, концептуальной игры с реципиентом, стирает грань между фантазией и реальностью. В романе дан альтернативный вариант развития литературы: содержание строится на детективной истории судьбы исчезнувшего поэта и его пропавшей книги. Роман-утопия Рансмайра не только тематически связан с постмодернистской философией. Он содержит такое количество особенностей, характерных для постмодернистского восприятия реальности, что в этой связи по праву следует говорить о полноценном постмодернистском романе.

Параграф 3.2 «Немецкоязычная драматургия конца ХХ века в новой культурной парадигме. Постдраматургия» начинается с обзора немецкой драматургии со времени её зарождения и до конца ХХ века. Представлены основные этапы развития немецкоязычной драматургии конца ХХ века в лице наиболее значительных ее представителей - Хайнера Мюллера, Бото Штрауса, Томаса Бернхарда, Петера Хакса, Танкреда Дорста, Кристофа Хайна и других. В конце ХХ века в практике мирового театра все чаще актуализируются постструктуралистские философские и лингвистические теории. В этой связи в работе концептуализируются проблемы, интересующие драматургов «новой волны», также обсуждаются вопросы художественных средств и методов, взаимодействие с традицией, модные веяния в Новой драме. Рассматриваются поворотные моменты в развитии новой немецкоязычной драмы, а также исторические, проблемные и художественные аспекты современной драматургии, «постдраматического» (Ханс Тис Леман) театра.

Постдраматургия - это драматургия, актуализирующая в своей эстетике параметры постмодернистского театра и имеющая все признаки постмодернистской парадигмы. На смену стационарному театру пришел новый, его назвали «постдраматический». Он более не концептуализирует сюжет и действие как таковое, не несет некий «посыл» зрителю. Это не театр переживания, не театр представления, не театр жеста, не театр жестокости, не эпический театр и т.д. «Стена» между сценой и залом не просто исчезает. Актер может обратиться к зрителю, которого не только побуждают к активному осмыслению или к действию, покушаясь на его свободу и независимость, но и делают участником театрально-производственного процесса. Новый языковой и стилистический опыт реализуется в голосовых эффектах, разложении роли на ряды букв и звуков, каскады слов. Такой децентрации соответствует и музыкально-шумовое оформление и игра света, и построение и смена декораций, что предполагает изменение функции и повышение статуса театральных средств для более точного и непосредственного воздействия на нервную систему реципиента, как это способны делать кино или мюзиклы.

А в остальном постдраматическому театру свойственны все те же признаки художественного института, что и постмодернистскому дискурсу: деконструкция, «смерть героя» (здесь «смерть действующего лица»), «смерть автора», распад сюжета и формы без последующей реконструкции, смысловая и стилистическая «неграмматикабельность» и т.д.

В данном параграфе делается вывод о том, что немецкоязычная драматургия развивалась неоднородно, а постмодернистские тенденции, появившиеся в пьесах авторов «новой волны», полностью перестроили немецкоязычный театр. Констатируется переход в девяностые годы от театра драматургии, державшегося, во многом, на старых традициях, к постдраматическому театру.

Анализируется знаковое для дальнейшего развития немецкоязычной драмы постмодерна произведение - пьеса Хайнера Мюллера «Гамлет-машина». На примере пьесы драматурга представлен анализ постулатов новой театральной теории и некоторые из основополагающих особенностей стилистики современной немецкой драматургии. Рассматриваются основные составляющие сегодняшнего так называемого «театра без текста», такие как смерть героя и автора, смешение аллегории и образа, фрагментарность, «взрыв» исторического континуума, деструкция смысла и т.д. Исследуются вопросы истории и мифа, деконструкции и традиции (так игра аллюзиями и реминисценциями предстает как ироническое переосмысление традиции). Прослеживается связь пьесы Х. Мюллера с трагедией «Гамлет» У. Шекспира. Изменение образов героев и их речи представлено сквозь призму автоматизации образов.

Много внимания уделяется стилистике произведения, используются элементы компаративного анализа. Обсуждаются проблемы отсутствия семантического единства и семиотических игровых конфигураций. Трансформация языка в духе постмодернизма связывается с появлением механизма языковой символизации.

Раскрываются основные тенденции постмодернистского письма, отмечаются такие его черты, как деконструкция, отсутствие реконструкции, демонтирование традиции и т.д. Подчеркивается, что нынешний статус реципиента требует нового обращения с текстом, в частности, ПРЕДпонимания, ПРЕДугадывания, способности расшифровывать интертекстуально насыщенные пассажи произведения и т.д. Говорится о близости позиции Хайнера Мюллера постулатам теорий М. Фуко, Р. Барта, Ж. Дерриды. Констатируется, что пьеса Х. Мюллера «Гамлет-машина» открыла новую страницу в летописи драматургии последней трети ХХ века и стала символом начала постмодернистской драмы.

Представлено драматургическое творчество Бото Штрауса, являющегося одним из ведущих немецких драматургов. Обсуждается следование постструктуралистским моделям в таких его пьесах, как «Знакомые лица, смешанные чувства», «Такая большая - и такая маленькая», «Парк», «Зрители», «Время и комната», «Финальный хор», «Равновесие», «Итака», «Прохожие», «Поцелуй забвения». Интеллектуал, «поэт постмодернистской комедии дель арте», как его называли, ироничный эстет Бото Штраус в своих пьесах перетасовывает логически выстроенные элементы человеческого сознания, использует элементы как постмодернистской поэтики, так и техники, наполняет один из основополагающих концептов постмодернизма - игру - особым смыслом. Драматург создает особую картину постиндустриального общества, обуреваемого скепсисом и разочарованием в прогрессе и человеческом развитии как таковом. Бото Штраус зарекомендовал себя как автор, воспевающий тщетность бытия. Язык его героев - это шизоидная речь постмодернизма. Отношения автора с мифом также приобретают постмодерное звучание. Все это и составляет неповторимую специфику его пьес.

Рассматриваются пьесы Томаса Бернхарда «Площадь героев», «На покой», «Лицедей», «Просто сложно», «Место героя», «Спаситель человечества» и «Видимость обманчива». Из человеческих типов современности он моделирует особый мир действующих лиц своего театра, - у них особая манера говорить и жестикулировать, соотносимая с концепцией искусственного мира автора. Техника «шокотерапии», деструкция смысла пьесы и отсутствие его реконструкции к ее концу, обманутое читательское ожидание и ориентация на пустое пространство зрительного зала во многом связывают его творчество с постмодернистской эстетикой.

В параграфе 3.3 «Немецкоязычная поэзия конца ХХ века в новой культурной парадигме. Постмодернистские тенденции» раскрываются особенности стихосложения и смысловой наполненности в произведениях таких авторов, как Дурс Грюнбайн, Эрнст Яндль, Ильма Ракуза, Ганс Магнус Энценсбергер, Фолькер Браун, Ульрика Дреснер и многих других. Проводятся параллели с лирикой Готфрида Бенна и Гёльдерлина. Языковые средства предстают как инструмент для выражения идейной направленности стихотворений. Подчеркивается тенденция к экспериментаторству как одному из основополагающих явлений немецкоязычной лирики конца ХХ века. Формы «фрагментарного дискурса» предстают как элементы «конкретной поэзии». Говорится о так называемой визуальной поэзии, представленной творчеством Фридриха В. Блока, Петера Хукауфа, Хайнца Гаппмайра и Франца Мона. Дается экскурс в историю развития конкретной поэзии. «Новый реализм» в лирике понимается как своего рода продолжение конкретной поэзии. Деконструкция «образа автора» и отрицание смысловых тенденций трактуются как реализация основных принципов литературного постмодернизма в лирике.

В стихах постмодернистской поры мы вынуждены констатировать отказ от связности и завершенности, фрагментарность. В плане идейной насыщенности эту поэзию определяют «переживание мира как хаоса», ощущение распада и бессмысленности. Хаос и энтропия способствуют тому, что акцент с содержания переносится на форму, которая, собственно, сама распадается, будто символизируя весь ужас, переживаемый современником, и «взрывоопасность» нынешнего положения общества. Но напряжение снимает ирония. Авторы охотно пользуются этим приемом. В плане художественных средств в постмодернистской поэзии доминируют пародия и стилизация. Налицо отказ от грамматической упорядоченности: часто игнорируются знаки препинания, элементарные языковые нормы, слова пишутся строчными буквами (это при том, что в немецком языке все существительные пишутся с прописной). И конечно же имеют место разнообразные манипуляции с традицией: поэты обыгрывают в своих стихах ранее написанное другими авторами, используют приемы «скрытого цитирования»; интертекстуальность здесь принимает черты нового - поэтического - воплощения.

В Заключении подводятся итоги проделанной работы, анализа общекультурной обстановки в целом, обобщается концепция нашего «прочтения» выбранного периода и уточняются выводы, к которым мы пришли в процессе разрешения проблемы постмодернистского дискурса как основной предпосылки трансформаций литературной и культурной парадигм в конце ХХ века.

Итак, процесс взаимообогащения, взаимопроникновения и взаимовлияния различных парадигм привел к глобальному изменению культурного пространства. На последнее также повлияли и трансформации, произошедшие в конце ХХ века в отношении индивидуума и общества. Во всеобъемлющем гипертексте синтез искусств приобрел новый потенциал. Проекты литературы в сети предоставили интерактивные возможности написания текстов. Традиционный мотив мира как текста стал решаться в «электронном виде». Изменился и статус читателя.

В постмодернизме один за другим все быстрее следуют, наслаиваясь друг на друга, новые ценностные ориентации, стили жизни. В конце концов их появление становится одновременным, тем самым, они начинают создавать друг другу жесткую конкуренцию. Наслоение этих инстанций, «сжатие» хронотопа является одной из причин изменений в современной цивилизации, частью которой являются культура и литература.

Постмодернистский дискурс представляет не только симуляцию текстовых стратегий, но и самой общественной жизни. Он создает альтернативную реальность, которая является отражением капиталистической системы. С точки зрения критики им идеологии, постмодернистский дискурс ставит под вопрос существующую парадигму западного индустриального общества.

Постмодернистские стратегии находятся в поиске альтернативной культуры в тот период, когда культура и капитал вступают в эпоху кардинально новых отношений: культура становится зависимой от экономики и больше не в состоянии отделиться от нее. Меняется культурное пространство - меняется литература. В условиях преимущественного развития масс-медиа кардинально изменяется авторская позиция и роль писателя в новой ситуации. Художник из направляющей силы и конструктивного принципа искусства превратился в продукт игры эстетических стратегий и практик. В рамках альтернативной культуры синтез искусств становится все более хаотизированным. Различные виды искусств переплетаются между собой, чтобы создать противоположность эмпирической реальности. При этом немалую роль сыграл постмодернистский дискурс. Плюрализм дискурсов, широта постмодернистского дискурса, включающего в себя и поле политического дискурса демократического общества, общественный дискурс о морали, университетский дискурс и т.д., предполагают дальнейшее развитие деконструктивистских и постмодернистских перспектив.

Культурология - порождение начала века глобализации - все больше вовлекает в свою орбиту литературоведение. А немецкая литература становится объектом изучения в культурологии.

Доказательством того, что постмодернистский дискурс частично интегрировался в немецкую гуманитарную науку, может служить многообразие методов, смешение элементов анализа, обретение критиком творческого статуса, плюрализм, синкретизм, междисциплинарный подход и т.д.

Немецкоязычная литература во второй половине ХХ века развивалась неоднородно. С одной стороны, писатели, как ни хотелось начать с нуля, многое восприняли от литературы послевоенного периода; с другой - налицо процесс если не отторжения, то переработки традиции, «перемалывания» ее в русле новых веяний. Истоки немецкого литературного постмодернизма коренятся в 1970-х годах: в произведениях Петера Хандке, Бото Штрауса, Хайнера Мюллера и других авторов произошло зарождение тех постмодернистских тенденций, которые отчетливо проявились в литературе более позднего времени.

1989 год, ознаменованный падением Берлинской стены, стал годом зарождения новых тенденций. Официальное объединение культуры ФРГ и ГДР не сразу привело к их фактическому слиянию: слишком отличались прежние идеологии и тенденции развития, стартовые ситуации. Тем не менее, литературе бывшей ГДР было необходимо интегрироваться в новые условия рынка, дабы приобрести соответствующий статус. Измученная бесконечными дискуссиями, литература объединенной Германии все же обрела свое место в немецкоязычном культурном пространстве.

В немецкоязычной культурной практике конца ХХ века имеет место развитие эстетики плюрализма, повышающей интерес к так называемым микрогруппам.

Место литературной общественности в 1980-1990 гг. в Германии и других немецкоязычных странах занимают разнообразные движения с различной эстетической направленностью. В результате появляются произведения, в которых репрезентируются различные жизненные стили, бытовые ситуации. При таком развитии плюрализма жизнь больше не рисуется в ее крайних проявлениях.

Внедрение компьютерной культуры и эстетики СМИ в литературу наиболее ясно ощущается в практике так называемой журналистской литературы, представители которой, как например, Инго Шульце и Кристиан Крахт, реализуют в своем литературном творчестве многочисленные стратегии масс-медиа. Налицо экспансия постмодернизма в такую нетрадиционную сферу, как феминизм, проявивший себя и в культурологии, и в литературоведении, и в самой литературе. Женская литература, концептуально обозначившаяся в виде отдельного направления в 1970-1980 годы, продолжает утверждаться в 1990-е.

Постмодерное состояние самой литературы, проблемный характер идентификации литературного героя связаны с давлением диктата города, с самоотчуждением индивидуума в мегаполисе. Статус последнего существенно изменился в современной литературе: кроме интеграции в пространство города героя, ищущего свое «я» и стремящегося реализоваться в его рамках, имеет место его деструктуризация. В произведениях, посвященных прошлой и современной истории, по-новому актуализируется постисторический опыт: наряду с традиционными ракурсами имеет место деконструкция истории, ее постмодернистское преломление.

В автобиографической прозе восьмидесятых-девяностых годов ХХ в. и в романе о художнике также прочитываются постмодернистские стратегии: писатели разрушают стереотипы либо посредством их начинают с читателем игру, при этом они до конца не отбрасывают традицию, а стремятся трансформировать ее и представить «на новом витке спирали» обновленной и усложненной. Полноценным постмодернистским романом можно считать тот, в котором на всех уровнях последовательно реализуются элементы постмодернистской парадигмы. Эталонами таких романов в немецкоязычной литературе являются произведения Кристофа Рансмайра («Последний мир»), Патрика Зюскинда («Парфюмер»), Роберта Шнайдера («Сестра сна») и др.

Немецкоязычный театр полностью перестроился под давлением постмодернистских тенденций, появившихся в пьесах авторов «новой волны» уже в 1970 годы. Постмодернистская эстетика и следование постструктуралистским моделям прочитываются в пьесах Хайнера Мюллера, Бото Штрауса, Томаса Бернхарда, Петера Хакса. Переход от театра драматургии, державшегося на старых традициях, к так называемому постдраматическому театру совершился также творческими стараниями Танкреда Дорста, Кристофа Хайна, Петера Хандке, Эльфриды Елинек и других. Во многом новый театр - это театр иллюстрации, театр, в котором на первом месте форма, и через нее до зрителя доносится содержание.

В немецкоязычной лирике конца ХХ столетия доминирует тенденция к экспериментаторству, берущему свое начало от «конкретной поэзии» 1950-х. Постмодернизм в поэзии оформился в относительно концептуальное явление на исходе 1970-х и проявил себя в полной мере в 1980-1990 годы в творчестве Эрнста Яндля, Ганса Магнуса Энценсбергера, Фолькера Брауна, Ильмы Ракузы, Дурса Грюнбайна и многих других.

Литература приспособилась к современным условиям, поменяв масштабы, уровень смысловой насыщенности, конгломерат художественных средств и методы преображения действительности. Постмодернистский дискурс и постмодернистская парадигма вобрали в себя черты политической, социальной и идеологической реальности конца ХХ века. При всех трансформациях немецкоязычная литература не потеряла своеобразия, по-прежнему помогает ориентироваться в ситуации и готовится вступить в следующую фазу своего развития.

Тяжелый путь внедрения постмодернизма в немецкоязычную литературу и долгожданное обретение культурного статуса призваны сделать процесс его развития продуктивным с точки зрения философско-литературной и с позиций общественно-политических.

Таким образом, в нашей работе мы выполнили задачи исследования изменения культурной парадигмы как предпосылки трансформаций в немецкоязычной литературе конца ХХ века и актуализации постмодернистского дискурса.

Учитывая нашу позицию нахождения в начале XXI века, «объективировав» предшествующее столетие и дистанцировавшись от него, мы определили место немецкоязычной литературы 1980-1990-х годов и творчества немецкоязычных авторов как в контексте культуры XX века, так и в контексте мировой культуры вообще, обосновали наличие постмодернизма и постмодернистских тенденций в немецкоязычной литературе как новое въдение мира. А наши выводы как момент исследования в культурологии, благодаря исторической и культурной позиции трансгредиентности, вследствие которой мы смогли оценить невидимое современниками конца XX века, могут быть положены в основу последующих научных изысканий.

Публикации, отражающие основное содержание диссертации

Публикации в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендуемых Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки Российской Федерации для публикации основных научных результатов диссертации на соискание ученой степени доктора наук:

1. Традиция немецкого романа о художнике в постмодернистском преломлении // Вестник Московского университета. Вып. 3. М.: Издательство Московского университета, 2007. С. 75-82 (0,5 а.л.).

2. Особенности интеграции постмодернизма в немецкоязычном культурном пространстве: эпохальные трансформации и литературная дискуссия // Известия международной академии наук высшей школы. Научный и общественно-информационный журнал. №4 (38) / 2006. С. 193-203 (0,5 а.л.).

3. Немецкая литература: прошлое и настоящее // Современная Европа. №1 (29) январь-март. М.: Институт Европы Российской Академии наук, 2007. С. 87-101 (0,9 а.л.) (Принято к печати до 31.12.2006).

4. «Равновесие» и «восстание» Бото Штрауса // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 525. М.: МГЛУ, 2006. С. 157-164 (0,36 а.л.).

5. «Faserland» Кристиана Крахта и «Гелиополь» Эрнста Юнгера. Глобальный кризис и проблема распада личности в романе К. Крахта «1979» // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 547. Калуга: ИП Кошелев А. Б. (Издательство «Эйдос»), 2007. С. 141-152 (0,74 а.л.).

6. Стилистика постмодернистского повествования: деконструкция в пьесе Хайнера Мюллера «Гамлет-машина» // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 521. М.: Рема, 2007. С. 171-179 (0,5 а.л.).

7. «Бархатная революция» в немецкой литературе конца ХХ века // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 548. Калуга: ИП Кошелев А. Б. (Издательство «Эйдос»), 2007. С. 196-206 (0,7 а.л.).

8. Немецкая лирика конца ХХ века // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 537. М.: Рема, 2007. С. 139-159 (1 а.л.).

9. Интертекстуальность и лексические особенности постмодернистского повествования в пьесе Хайнера Мюллера «Гамлет-машина»: внутри- и внетекстовые составляющие // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 532. М.: Рема, 2007. С. 190-208 (1 а.л.).

10. Биографическое начало и диалектика воспоминаний в постмодернистском изложении немецких авторов 80-90-х гг. ХХ века. История и традиция сквозь призму романа о художнике // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Вып. 547. 2007. С. 124-140 (1,13 а.л.).

11. Женщина-ночь. Уте Лемпер. Lady in the dark // Обсерватория культуры. 2007. № 6. С. 84-85.

Монографии и прочие публикации, отражающие основное содержание диссертации:

12. Постмодернизм в гипертексте немецкой культуры. Монография. М.: Спутник+, 2010. 95 с. (4,7 а.л.).

13. Немецкая литература конца ХХ века и актуализация постмодернистской парадигмы. Монография. М.: Рудомино, 2007. 416 с. (22 а.л.).

14. Исторические ракурсы в немецкоязычной литературе конца ХХ века. М.: «Глобус», 2007. 100 с. (5,8 п.л.).

15. Новая реальность в постмодернизме: роман Кристофа Рансмайра «Последний мир». М.: «Глобус», 2007. 100 с. (5,8 п.л.).

16. Немецкая драматургия конца ХХ века. М.: ИПЦ «Глобус», 2007. 88 с. (3,8 п.л.).

17. Проблемно-художественный аспект романа Вольфганга Кёппена «Теплица» // Стилистическая категоризация и текст. Сб. науч. трудов. Вып. 433. М.: МГЛУ, 1996. С. 184-207 (1 а.л.).

18. Переход к новым формам в творчестве Вольфганга Кёппена: записки о путешествиях // Всемирная литература в контексте культуры. Х Пуришевские чтения. Сб. статей и материалов. М.: МПГУ, 1998. С. 187-189 (0,12 а.л.).

19. Стилистические особенности романа Вольфганга Кёппена «Голуби в траве» // Стилистика: семантика, прагматика. Сб. науч. трудов. Вып. 442. М.: МГЛУ, 1998. С. 89-96 (0,3 а.л.).

20. Позиция «синтеза» в творчестве В. Кёппена как способ разрешения проблемности понятия «творческий метод» // Проблемы истории литературы. Сб. статей. Вып. 9. М.: МГОПУ, 1999. С. 115-130 (0,74 а.л.).

21. Пространственные и временные характеристики героя как продукт взаимодействия стилистических и жанровых начал в романе М. Селимовича «Дервиш и смерть» // Проблемы истории литературы. Сб. статей. Вып. 13. М.: МГОПУ, 2001. С. 160-162 (0,24 а.л.).

22. «33 мгновенья счастья» Инго Шульце // Литературная учеба. Литературно-философский журнал. Кн. 4 (июль-авг.) - 2002. С. 55-60 (0,37 а.л.).

23. Инновационный подход к преподаванию литературы // Международная научно-практическая конференция «Технологии и инновации в педагогике, психологии и лингвистике». Тезисы докладов. М.: МЭЛИ, 2006. С. 12 (0,03 а.л.)

24. История мировой литературы и искусства. Программа учебной дисциплины. М.: МГЛУ, 2006. 31 с. (1,4 п.л.).

25. История литературы стран первого иностранного языка (Германии, Австрии, Швейцарии). Программа учебной дисциплины. М.: МГЛУ, 2006. 54 с. (2,5 п.л.).

26. Постмодернизм: кризис литературы в эпоху СМИ // Бремя развлечений: Otium в Европе. XVIII-XX вв. Российская Академия наук. Государственный институт искусствознания. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2006. С. 231-243 (0,76 а.л.).

27. Немецкая драматургия 80-90-х годов ХХ века // Литература конца ХХ - начала XXI века в межкультурной коммуникации. XVIII Пуришевские чтения. Сб. материалов международной конференции. М.: МПГУ, 2006. С. 107-108 (0,06 а.л.).

28. Мифы повседневности, жизнь документа и его трансформация в сценариях Ральфа Кёнига, Александра Клуге и Ганса-Магнуса Энценсбергера // Наука телевидения. Научный альманах. Вып. 3. М.: ГИТР, 2006. С. 92-97 (0,34 а.л.).

29. «Новые страдания молодого В.» Ульриха Пленцдорфа: интер- и интратекстуальное преломление традиции // ИСТФИЛ: Исследования в гуманитарных науках. Вып. V. М.: Лабиринт, 2006. С. 37-41 (0,3 а.л.).

30. «Женская» литература в современном немецкоязычном пространстве // Вестник Литературного института им. А. М. Горького. №2. М.: Издательство Литературного института им. А. М. Горького, 2006. С. 164-175 (0,7 а.л.).

31. Постструктуралистский подход в преподавании литературы // Научные труды. Сб. №7. М.: МЭЛИ, 2006. С. 120-127 (0,36 а.л.).

32. Немецкая драматургия 80-х годов ХХ века: Танкред Дорст и Кристоф Хайн. «Постдраматургия» // Современные гуманитарные исследования. №3 (16). 2007. С. 91-93 (0,1 а.л.).

33. Литературные дороги России и Германии. Влияние зарубежных образцов постмодернизма, плюрализм и концепция личности // Вопросы филологических наук. №3 (26). 2007. С. 61-70 (0,86 а.л.).

34. Постмодернистский театр. Новая немецкая драматургия: Х. Мюллер «Гамлет-машина» // Актуальные проблемы современной науки. №4 (37). 2007. С. 39-40 (0,15 а.л.).

35. «Простые истории» Инго Шульце // Вопросы гуманитарных наук. №4 (31). 2007. С. 79 (0,09 а.л.).

36. Дискуссия со временем в прозе Бото Штрауса 80-90-х годов // Вопросы филологических наук. №4 (27). 2007. С. 23-25 (0,3 а.л.).

37. Традиция в «немецком преломлении»: Петер Хакс // Методические и лингвистические аспекты изучения языков и культур. Межвузовский сб. М.: Прометей, 2007. С. 73-77 (0,2 а.л.).

38. Оппозиции в романе Кристофа Рансмайра «Последний мир» // Переходные периоды в мировой культуре и литературе. XIX Пуришевские чтения. Сб. статей и материалов международной конференции. М.: МПГУ, 2007. С. 189-190 (0,05 а.л.).

39. Город как литературная площадка в творчестве немецких писателей конца ХХ века // Российская Академия Наук. Государственный институт искусствознания. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. С. 310-318 (0,5 а.л.).

40. Литература и масс-медиа: взаимодействие в рамках межкультурной коммуникации // Наука телевидения. Научный альманах. Вып. 4. М.: ГИТР, 2007. С. 102-108 (0,26 а.л.).

41. Литературный герой конца ХХ столетия и «проблема человека» // Вестник Литературного института им. А. М. Горького. №2. М.: Издательство Литературного института им. А. М. Горького, 2007. С. 240-246 (0,5 а.л.).

42. Современная история в произведениях Гюнтера Грасса 1980-90-х гг. // Вопросы гуманитарных наук. №6 (33). 2007. С. 90 (0,06 а.л.).

43. Австрийский постмодернизм: «Болезнь Китахары» Кристофа Рансмайра // Вопросы филологических наук. №6 (29). 2007. С. 44 (0,15 а.л.).

44. Петер Хакс о русской истории // Современные гуманитарные исследования. №6 (19). 2007. С. 110 (0,08 а.л.).

45. Историческое прошлое в романах Петера Вайса, Уве Йонсона, Марианны Фриц и Аготы Кристоф // Вопросы гуманитарных наук. №6 (33). 2007. С. 88-89 (0,1 а.л.).

46. Падение Берлинской стены: вектор литературного развития Востока и Запада // Германия. ХХ век. Модернизм, авангард, постмодернизм. Литература, живопись, архитектура, музыка, кино, театр. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). Российская Академия Наук. Государственный институт искусствознания. Российское общество по изучению современного немецкого искусства. 2008. С. 304-316 (0,8 а.л.).

47. История прошлого в прозе современных немецких авторов. Эдгар Хильзенрат, Урс Видмер, Вальтер Кемповский и др. // Актуальные проблемы современной науки. №1 (40). 2008. С. 73-74 (0,08 а.л.).

48. Русская история в драматургии Петера Хакса // Россия в культурном сознании Запада. ХХ Пуришевские чтения. Сб. статей и материалов всероссийской конференции. М.: МПГУ, 2008. С. 122-123 (0,04 а.л.).

49. Рецепция постмодернизма в немецком литературоведении // Альманах «Дискурс». Коммуникативные стратегии культуры и образования. 14/15 2007. М.: Издательский центр РГГУ, 2008. С. 85-93 (0,85 а.л.).

50. Постдраматический театр // Материалы международной конференции Российской Академии Наук «Немецкая литература ХХ век: новый взгляд». Интернет: http://www.imli.ru/nauka/conference/2008/novy.php.

51. Судьба музыканта в романе П. Шнайдера «Сестра сна» // Взаимодействие литературы с другими видами искусства. XXI Пуришевские чтения. Сб. статей и материалов международной конференции. М.: МПГУ, 2009. С. 177-178 (0,4 а. л.).