Образы российских регионов в культурном пространстве России второй половины XIX – начала ХХ века

Исследуются особенности использования иллюстративного материала в путеводителе. Они выполняли не только традиционную для справочника вспомогательно-информационную задачу, но и задачу формирования визуального имиджа региона.

В разделе «Трансляция научного знания на уровень обыденного сознания» анализируется текст путеводителя как научно-популярного издания.

Каждый этап постоянно возраставшей дифференциации человеческой деятельности сопровождался попытками преодолеть увеличивавшуюся пропасть между специализированным знанием и обыденными представлениями. Со второй половины XIX в. выполнение данной функции берет на себя массовая культура. С одной стороны, научно-технический переворот привел к резкому увеличению разрыва между специализированным и обыденным знанием. С другой - размывание сословных барьеров в буржуазную эпоху увеличило спрос на популяризаторскую деятельность. В результате заказчиком выступали не представители отдельных сословий или социальных групп, а общность, стоявшая вне сословных границ - масса.

В этих условиях выполнение означенной функции приобрело форму индустрии, имевшей штат профессионалов, которые целенаправленно продумывали и реализовывали наиболее эффективные пути и методы достижения цели. Одним из таких путей стало развитие и массовое распространение научно-популярной литературы. Обращенная к резко увеличившемуся кругу читателей, литература данного жанра особое внимание уделяла доступности и простоте изложения.

Путеводитель можно рассматривать как текст, соединяющий научно-справочный и научно-популярный подстили, то есть как «синкретичное образование, находящееся на пересечении нескольких стилей, соответственно - вмещающие в себе их черты» Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М., 2003. .

Будучи текстом, созданным для «культурной рекреации», бедекер, по сравнению с другими разновидностями научно-популярного жанра, значительно упрощал, редуцировал, унифицировал и эмоционально окрашивал сообщаемую читателю информацию.

В наибольшей степени это проявлялось в характере введения в текст специальных терминов, в особенностях цитирования, в расширенном использовании эпитетов, гипербол и метафор.

Можно сказать, что путеводитель участвовал в формировании новой, характерной для наступившей эпохи формы культурной компетентности, когда недостаточно было выступать профессионалом в своей специальности. Появилось внесословное понятие того, что «стыдно не знать», и того, что «необходимо знать» «любому образованному человеку». Путеводитель участвовал в формировании этого списка. Он не предполагал глубоких познаний, но требовал демонстрации приобщенности к общекультурной сфере. Он способствовал распространению поверхностного, «быстрого знания».

В итоге можно утверждать, что путеводитель участвовал в формировании той картины мира, которую А. Моль называл «мозаичной» Моль А. Социодинамика культуры. М., 2008..

В разделе «Путеводитель как руководство по формированию новых поведенческих стереотипов» показывается, что в самом жанре путеводителя, рожденного культурой как ответ на массовый запрос в руководстве, априорно заложена функция воздействия на читателя.

Классифицируются сферы, в которых данные функции реализуются, а также приемы руководства (от демонстрации престижности тех или иных действий до советов, подбадриваний, понуждений и императивов). Характер применения таких приемов, как указание на престижность поведения и понуждение, зависит от уровня развития туристской индустрии в регионе: чем этот уровень выше, тем чаще используются подобные способы воздействия, то есть развитое туристское пространство практически не оставляет путешествующему по нему индивидууму свободы действий, предопределяя и прописывая его поведение.

Путеводитель контролирует также визуальное восприятие: не только отбирая объекты или степень детализации при осмотре, но и предписывая «соответствующие» реакции и впечатления. Текст диктует распределение времени, характер, скорость, ритм передвижения человека в туристском пространстве.

Делается вывод о том, что путеводитель выступил текстом, в котором постулировались новые культурные образцы, прописывались «ролевые действия». Причем уже на первых этапах развития российского туризма существовали вполне определенные «ролевые ожидания»: любые отступления от «нормы» высмеивались в текстах массовой информации. Хотя высмеивания самой роли туриста, или чрезмерно старательного ее выполнения, которое можно встретить, например, в знаменитом произведении М. Твена «Простаки за границей», в российской провинции изучаемого периода не встречалось.

В разделе «Рекламно-имиджевые функции бедекеров второй половины XIX - начала ХХ в.» путеводитель рассматривается как форма имиджирования территории. В туристском пространстве регион выступает своеобразным «товаром» и задача путеводителя - привлечь к нему внимание. Основные приемы, используемые для реализации данной функции: позиционирование, персонификация имиджа, визуализация, преувеличение, сопоставление с всемирно-известными достопримечательностями и т.д. - вполне вписываются в арсенал классических рекламных средств.

Само информирование о достоинствах региона в пространстве массовой культуры неизбежно оборачивалось рекламированием. Бедекер призывал читателя посетить регион, что автоматически является призывом стать потребителем, «покупателем региона». Он рекомендовал участвовать в туристских практиках, что автоматически обозначает призыв передвигаться по региону, приобретать сувениры, участвовать в праздниках, фестивалях, то есть самым различным образом вкладывать деньги в регион. Особенностью путеводителей изучаемой эпохи было сочетание прямой рекламы инфраструктуры, достопримечательностей, событий с жесткой критикой существовавших в регионе проблем и недостатков, что изначально противоречит канонам жанра самопрезентации. Подобный симбиоз нигде больше не будет иметь места. В данной конкретно-исторической ситуации он объясняется особым пониманием долга, патриотизма, служения отечеству, характерным для «эпохи критического реализма», а также тем, что диктат массовой культуры, которая делала свои первые шаги в российском культурном пространстве, еще не носил тотального характера.

В разделе «Путеводитель как инструмент конструирования достопримечательностей» исследуется природа туристских достопримечательностей, способы их восприятия и роль путеводителя в формировании регионального списка данных феноменов. Под достопримечательностью понимается не просто памятник истории или искусства, но объект массового потребления, своеобразный конструкт, товар, созданный массовой культурой для удовлетворения запросов нового типа потребителя. Конструирование достопримечательностей включает ряд операций: переведение памятника из поля функционирования искусства в поле функционирования массовой культуры; упрощение, а порой и искажение смыслов, ценностей, значений; тиражирование и организация массового потребления; переведение из сферы незаинтересованного эстетического восприятия в сферу престижного потребления. Путеводитель (как и массовую культуру в целом) можно представить в виде некоего феномена, переводящего предметы истории, культуры, элитарного искусства в объекты масскульта.

В работе дается классификация историко-культурных достопримечательностей, анализируются особенности их «визуального потребления», диктуемые текстом бедекера. Исходя из тезиса о том, что восприятие не является процессом пассивным и исключительно эмпирическим, но активным, творческим, интеллектуальным и, следовательно, культурно и исторически предопределенным, рассматриваются три детерминанты зрительного восприятия достопримечательностей: система установок, ожиданий человека; система предметных значений, которыми человек владеет; и «визуальная задача», которую человек должен решить. В ситуации туристской поездки путеводитель оказывал непосредственное влияние на данную систему детерминант. Он отбирал достопримечательности (то, чего нет в путеводителе, для большинства туристов просто не существует). Он наполнял их смыслами и значениями, которые турист должен усвоить. Он определял визуальные задачи, причем, как это ни кажется парадоксальным (ведь турист едет, чтобы собственными глазами увидеть то, о чем знает, что видел в копиях и репродукциях), зачастую путеводитель подменял процесс внимательного рассматривания памятника процессом «пребывания в пространстве достопримечательности», соединенным с усвоением информации. Слово заменяло действительность, «вторая сигнальная система» (И. Павлов) предопределяла характер визуального восприятия.

Путеводитель стимулировал престижное потребление: турист, привлеченный растиражированной ипостасью объекта, тем не менее, хотел прикоснуться (чаще всего достаточно формально, знаково) ко второй ипостаси - к его жизни в качестве памятника искусства, культуры, истории. Здесь путеводитель был незаменим. Его эклектичная сущность (между справочником и рекламно-имиджевым текстом) выступала наиболее адекватной формой удовлетворения социального запроса: путеводитель вплетал свой голос в рекламирование известного миллионам объекта, но не вырывал его из контекста высокой культуры; он акцентировал внимание на самых модных, престижных достопримечательностях, но не забывал о памятниках менее растиражированных, значимых для восприятия региона.

Внося объекты в текст бедекеров, их авторы чаще всего не знали, задержатся ли они или станут мимолетной данью моде, увлечениям. Эти объекты проходили отбор на социокультурную значимость, и путеводитель (точнее, весь корпус путеводителей, посвященных определенному региону) отражает сам процесс культурной селекции. Если единичный путеводитель можно рассматривать как отражение авторского видения, итог субъективных оценок, то взятые в совокупности путеводители определенной эпохи представляют уже объективную картину культурных норм, ценностей, традиций, представлений, стереотипов, увлечений данной социокультурной общности. Издаваемые и переиздаваемые из года в год, из десятилетия в десятилетие многочисленные бедекеры выступают инструментом своеобразного мониторинга, отслеживая соотношение устойчивого, базового, значимого в культурном поле эпохи и сиюминутного, модного, проходного.

Третья глава диссертации «Репрезентация регионального пространства в текстах российских путеводителей» состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе «Образы территории» сопоставлены способы репрезентации российских макрорегионов по трем параметрам: ментальные границы региона, логика перемещений по территории, масштабы восприятия объектов.

Путеводители, посвященные описаниям не административных единиц, а историко-культурных регионов, неизбежно сталкивались с проблемой определения их границ. На карте России такие образования, как «Крым», «Сибирь», «Урал», «Русский Север», «Поволжье» не существовали. (Крым, например, был частью Таврической губернии, которая включала в себя, помимо полуострова, три уезда на материке; Сибирь в административном отношении делилась на несколько частей: Западно-Сибирское, Восточно-Сибирское и Приамурское генерал-губернаторства; словосочетание «Русский Север» вообще не фигурировало на картах.) Предложенные авторами провинциальных бедекеров трактовки того, где начинается и заканчивается регион, выступали отражением представлений, бытующих в местном социуме.

Подробный анализ текстов региональных путеводителей позволяет утверждать, что границы регионов определялись чрезвычайно приблизительно, данный показатель не входил в число значимых; разной была степень целенаправленного «перекраивания» границ и очертаний региона (так, крымские путеводители описывали границы как природную данность, а уральские серьезно раздвигали их по лини запад-восток, «присваивая» себе территорию соседних регионов). Кроме того, зачастую ментальные границы определялись не в виде линий, а точечно (граница Крыма - Перекопский перешеек, вычленяемые рубежи Поволжья - исток Волги в Волгинском лесу и г. Астрахань, граница Севера фиксировалась только в одном пункте - в г. Вологда, а Сибири - в городах Тюмень и Курган).

Границы отдельных территориальных единиц принято представлять в виде условных линий. Ментальные границы подчиняются другой логике. Если российское пространство, по определению Г. Гачева, представляет собой «рассеянное бытие-небытие, разреженное пространство с островками жизни.... Точка жизни -- тире пустоты. Пунктир, а не сплошняк цивилизации» Гачев Г. Космос, эрос и логос России // Отечественные записки. №3, 2002. URL:http://magazines.russ.ru/oz/2002/3/2002_03_32.html., то у такого пространства границы также не могут быть представлены в виде сплошной линии, имеют вид «точка жизни - тире пустоты».

Говоря о том, что в российском пространстве границы актуализировались только «на путях цивилизации», по линиям дорог, необходимо отметить еще один факт. Эти точечные границы служили воротами в регион, единственными местами, через которые можно было попасть на его территорию. Парадокс заключался в том, что границы объединяли российские пространства, а их отсутствие, напротив, подчеркивало закрытость, эзотеричность, недоступность регионов.

Маршруты передвижения по регионам, предлагаемые текстами провинциальных путеводителей, были прописаны по одному общему правилу: они выстраивались, хоть и с разным рисунком, в разных пространственно-временных сочетаниях, но по направлению из центра к периферии, независимо от того, была ли эта периферия на востоке, севере или на юге. За этим единодушием взгляда на логику разворачивания пространства стояли исторические традиции, сложившиеся маршруты освоения территории, опорный каркас региона, а в конечном счете - центрированность российского пространства, все посылаемые импульсы по территории которого идут только по центробежным линиям.

Соотношение дальнего, среднего и крупного планов при описании территории и быстрота их чередований; степень «втягивания» туриста в пространство регионов и отдельных населенных пунктов; соотношение экстерьерных и интерьерных видов - эти характеристики достаточно сильно отличались от региона к региону. Однако в этих различиях прослеживается общая зависимость: чем более освоен регион туристскими практиками, тем больше использовалось крупных планов при описании объектов, тем динамичнее переходы от одного масштаба описания к другому, тем больше внимания уделено описанию структуры и логики пространства.

В параграфе «Десакрализация провинциального пространства в процессе формирования туристских практик» прослеживаются процессы тотального наделения окружающего пространства профанными смыслами, когда перестают фиксироваться, выделяться (а следовательно, существовать в качестве значимых) территории, обладающие «качественно отличными свойствами». Обыденное, повседневное остается единственной реальностью. Место святынь занимают достопримечательности, монастыри как места молитвенного уединения замещаются монастырями - успешными «хозяйствующими объектами» или местами исторических событий. Уходят ассоциативные связи, апелляции к другому, сакральному опыту. Место мифа занимают легенды и анекдоты.

В работе показано, как путеводитель задавал новые стереотипы поведения в переосмысленном пространстве. Отмечается, что они формировались двумя путями: рационализацией опыта (вместо молитвы и поклонения - «знакомство», получение информации) и заменой духовного постижения чувственным (вместо медитации - «осмотр», визуальное восприятие).

Третий параграф посвящен изучению этнических стереотипов в российских регионах второй половины XIX - начала ХХ в.

В условиях многонационального государства русские всегда жили в непосредственном соседстве с «инородцами». Взаимодействие разных культур являлось существенным фактором жизни российских регионов. Поэтому с первых лет существования массового регионального бедекера данная тема в той или иной степени освещалась на его страницах. При этом авторами и читателями путеводителей изучаемого периода выступали в основном представители «титульной нации»: рассказ о народах, живущих на территории региона, был рассказом о «других». Сообщая о коренных народах и народностях, проживающих на территории региона, бедекеры, с одной стороны, предоставляли справки вполне отстраненного, статистического свойства, а с другой стороны, репрезентировали представителей других культур в качестве своеобразных местных достопримечательностей и, следовательно, в описаниях акцентировали внимание на элементе экзотичности воспринимаемого объекта.

Самыми распространенными характеристиками национальных культур выступали эпитеты «азиатский» и «отсталый», которые трактовались как синонимы. Поэтому путеводители были переполнены всевозможными предостережениями туристу, настраивая его на то, что любое взаимодействие с «инородцами» на их территории несет дискомфорт: в этом пространстве грязно, бедно, опасно.

Если отбросить конкретное историческое и географическое содержание сделанных предостережений, отчетливо заметна общая матрица, лежащая в основе любого описания «варварских» народов, выполненного представителем народа «цивилизованного»: фиксация форм «варварских» проявлений, «отклонений от цивилизованной нормы», осознание собственного превосходства, советы по соответствующему поведению. Однако, в отличие от путешественника, для которого взаимодействие с местными населением было неизбежным, турист мог получить не непосредственное общение-познание, а его суррогат: блюда национальной кухни пробовать в «цивилизованных» ресторанах, сувениры с национальной окраской покупать в «цивилизованных» магазинах и т.д. Туристское пространство российских регионов с первых лет своего существования создавало возможность для таких форм взаимодействия, а путеводители настойчиво рекомендовали ею воспользоваться. Тем самым задавались отчетливые границы того, где можно выйти «из-под стеклянного колпака», а где необходимо оставаться в пределах «стерильного» туристского пространства, сведя взаимодействие с местным населением к набору туристских ритуалов в специально отведенных местах.

Региональные отличия в характере презентации памятников национальных культур были достаточно сильными. Так, в Поволжье упоминания о них были сведены к минимуму (исключение составлял только один центр - Астрахань), регион позиционировал себя в качестве «исконно русского». Авторы не допускали национальные объекты на страницы путеводителей, лишая туристов возможности увидеть объективную картину, искажали облик региона. В Крыму, напротив, памятники национальных культур были главными достопримечательностями, отношение к ним было заинтересованным и даже пиететным. Следовательно, путеводитель не обречен на трансляцию стереотипов в их максимально упрощенных, раз и навсегда заданных формах. Даже в рамках массового, общедоступного жанра всегда существовала возможность выбора, вариативность подходов при описании разных этносов и народов.

С первых шагов развития массового туризма в России зарождавшийся интерес к самобытным культурам ее народов существовал в двух формах. С одной стороны, начинал складываться интерес к подлинным реалиям этих культур, что заставляло авторов региональных путеводителей подробнее писать об отдельных чертах быта, повседневной жизни, верованиях коренных народов края. С другой стороны, проявлялось и тотчас подхватывалось путеводителями желание видеть некий адаптированный, придуманный, стаффажный образ национальной культуры. Идя навстречу упрощенным желаниям, массовая культура превращала национальное своеобразие в китч, в лубочную картинку.

В четвертом параграфе рассматривается эволюция и основные формы персонификации пространства российских провинциальных городов.

Во второй половине XIX в., когда нарастал процесс развития массового туризма, начинал закрепляться «региональный пантеон» - тот набор известных личностей, который территория презентует как свою визитную карточку. Увековечивание памяти о выдающихся людях страны или региона может проходить в самых разных формах, в том числе в таких, которые не закреплены в материальных объектах (фестиваль, конференция и т.д.). Однако в туристском пространстве особое значение имеет мемориализация - сохранение памяти в мемориальных объектах: памятных досках, монументах, музейных экспозициях и т.д.

Ценность мемориальных вещей, принадлежащих светским персонажам, осознается в новое время достаточно рано благодаря их особой, переходной форме. На протяжении Средних веков сложились устойчивые традиции хранения и почитания реликвий, связанных с жизнью святых. Местом хранения реликвий служили, как правило, храмы, выполнявшие функцию протомузеев. Эти традиции не прерывались во второй половине XIX в., но подвергались серьезным трансформациям. Эволюция данной формы хранения мемориальных объектов проходила в несколько этапов:

- хранение мемориальных вещей, принадлежавших не религиозным деятелям, а историческим персонажам или царским особам, но выступающих знаками божественной защиты или свидетелями судьбоносных событий (знамена, оружие, знаки царской власти и т.д.);

- хранение мемориальных вещей, принадлежавших историческим персонажам или царским особам, но являющихся бытовыми, профанными (кресло, преподнесенное Екатерине II, чайная ложка Петра I и т.д.);

- хранение мемориальных вещей, принадлежавших известным людям региона - деятелям культуры, купцам, меценатам, представителям местной власти и т.д.

Во второй половине XIX в. во многих губернских городах открываются музеи. Музейно-экспозиционная форма репрезентации мемориальных объектов постепенно становится основной. Мемориальных музеев в России второй половины XIX - начала ХХ в. еще не существовало, но возникали своеобразные «мемориальные уголки» - прообразы мемориальных экспозиций (например, экспозиция с мемориальными вещами И.С. Тургенева в Радищевском музее г. Саратова).

Фиксация мемориального пространства - явление в изучаемый период редкое и также, как правило, связанное с царскими персонами (дом в Угличе, в котором жил царевич Дмитрий; комнаты Михаила Федоровича в Ипатьевском монастыре под Костромой; место заключения дяди первого русского царя из рода Романовых Михаила - Михаила Никитича в селе Нароба на Урале).

Персонификация провинциального пространства, установление его связи с выдающимися деятелями региона только начинали формироваться во второй половине XIX в. Регионом, где пространство было в наибольшей степени наполнено артефактами, несущими информацию об исторических персонах, являлся Крым.

Четвертая глава «Презентация регионального времени» состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе «Социальное настоящее в региональном путеводителе второй половины XIX - ХХ в.» исследуются способы описания и формы восприятия социального времени в российских регионах. «Актуализированное настоящее» время в бедекере - это время профанное, повседневное, заполненное исключительно цивилизационными достижениями. Все без исключения бедекеры отмечали начавшийся процесс его ускорения. При этом росло и ощущение его неоднородности, усложненности. Бедекеры буквально наполнены сопоставлениями ритмов жизни и темпов развития разных городов, районов, социальных и этнических групп.

В данный период пересекались и накладывались две формы восприятия времени - циклическая и линейная, однако преодоление циклического времени рассматривалось как важное цивилизационное достижение. В массовом сознании эпохи актуализированы призывы к волевым усилиям отдельных индивидуумов, социальных групп и регионального сообщества в целом, направленные на подчинение и ускорение, «выпрямление» времени.

Вера в прогресс, представление о всеобщности истории, ставшие важнейшими элементами европейской картины мира Нового времени, в полной мере были усвоены российским обществом исследуемой эпохи. Путеводители свидетельствовали об этом чрезвычайно ярко. Историософские концепции славянофилов, а позже евразийцев, представления об особом историческом пути России ни в малейшей степени не отразились в текстах массовых провинциальных путеводителей на протяжении более чем полувека их существования. Россия, с точки зрения бедекеров, шла по европейскому пути развития, только отставала и запаздывала.

Именно в это время формулируются в качестве оценочной шкалы три формы протекания времени: темпы «американские», «европейские», «азиатские».

Второй параграф посвящен изучению форм презентации исторической памяти. На протяжении длительного времени основную роль в процессе конструирования истории, в том числе регионального масштаба, играло дворянство. Начавшаяся со второй половины XIX в. демократизация разных сфер жизни социума выразилась также в притязаниях новой социальной группы (буржуазии) на создание своей версии общенациональной и региональной истории.

С заменой «монополиста» связано изменение каналов трансляции представлений о прошлом. Популярные исторические романы, кинофильмы, научно-популярная литература, книжная иллюстрация, справочные издания отныне активно участвовали в формировании исторических образов.

Бросается в глаза общая особенность новых источников обыденных представлений - обилие вторичных текстов. Всевозможные компиляции, научно-популярные и «художественные» изложения исторических сюжетов серьезно потеснили характерную для предшествовавшего этапа практику обращения к мемуарам, перепискам, путевым заметкам, то есть к первоисточникам.

Вторичные массовые тексты упрощали и редуцировали исходный материал, стремились сделать его легким и занимательным. В результате складывались весьма своеобразные, но легко запоминавшиеся «схемы» описания, которые проявляли удивительную устойчивость к временным трансформациям.

К числу таких вторичных текстов относится и путеводитель. Он соединял научные данные и устные предания, расставлял свои акценты в ходе изложения исторических фактов. Бедекер мог изменить характер восприятия памятников истории, предав забвению их первоначальное назначение, сделав свидетелем занимательной истории или сценой для для частной жизни известных персонажей. Региональная история в таком изложении наполнялась профанными событиями и популярными преданиями.

Параграф «От монумента - к памятнику: реинтерпретация произведений искусства во второй половине XIX в.» посвящен рассмотрению эволюции восприятия тех произведений искусства, которые встроены в городской, шире - региональный ландшафт: к городским монументам. Пластическое искусство, пришедшее в русскую культуру в качестве полноправного участника художественной жизни только в эпоху Петра Великого, не имело длительной традиции восприятия в нашей стране. Те памятники, которые рассматриваются в работе, были созданы только в начале XIX в., и поэтому не имели за собой длинного шлейфа интерпретации и дополнительных смысловых коннотаций.

Для анализа были взяты три памятника выдающимся деятелям русской культуры - Г.Р. Державину, Н.М. Карамзину и М.В. Ломоносову. Этими тремя произведениями исчерпывается список монументов в честь деятелей культуры, сооруженных в российской провинции. Восторженно принятые современниками в момент их создания, спустя полвека они были подвергнуты жесткой критике и предельно иронично описаны в текстах массовой культуры.

В работе анализируются «претензии» к памятникам, демонстрируется, что причиной их отторжения стала не просто смена художественных стилей, но изменение адресата. На смену дворянскому зрителю с классическим гуманитарным образованием пришел зритель буржуазный. Памятник, который является своеобразным закодированным посланием, уже не мог быть адекватно прочитанным, так как кардинально изменилась система культурных кодов. По-прежнему признавалась важность самого послания, однако заложенные в нем смыслы и акценты вызывали отторжение и были непонятны новому зрителю.

Раздел «Путеводитель как «инструмент забвения»» посвящен сопоставлению состава и способов описания «мест памяти» в путеводителях двух эпох: второй половины XIX-XX вв. и 1920-х гг. Официальная идеология и массовая культура за полуторавековую историю своего сосуществования никогда не выступали антагонистами. Масскульт всегда осваивал предоставляемое пространство, максимально к нему приспосабливаясь, максимально в нем обживаясь и продолжая в любых рамках «дозволенного» и «возможного» обслуживать интересы и запросы своей аудитории. Этот факт делает его одним из наиболее эффективных проводников официальных мировоззренческих установок и ценностей, несмотря на программные заявления его создателей о своей индифферентности по отношению к вопросам политики и идеологии.

Со всей наглядностью подобное сотрудничество проявляется в процессе «конструирования» прошлого.

Если сравнивать образы регионов, которые создавали бедекеры XIX - начала ХХ в. и советские путеводители 1930-х гг., в них обнаруживается чрезвычайно мало точек соприкосновения. Расставляемые акценты, список достопримечательностей, трактовки событий прошлого отличались радикально.

Путеводители 1920-х гг. дают представление о том, как протекал данный процесс.

Пространство российских регионов в 1920-х гг. еще сохраняло многие объекты предшествующей эпохи: стояли не разрушенными храмы (их массовое уничтожение начнется в 1930-х гг.), не все монументы были снесены, не все здания изменили свою функцию. Однако путеводитель проходил мимо них. Бедекеры 1920-х гг., опустошали пространство регионов, вычеркивая из него многие объекты как несуществующие или несущественные. Разница между реальным пространством регионов и пространством текста в 1920-е гг. была максимальной. В 1930-е гг. она сократится за счет «подгонки» реального пространства под уже заданный образ - путем физического уничтожения «мест памяти» предшествовавшей эпохи. Таким образом, заново осуществлявшееся ментальное освоение пространства опережало освоение физическое: сначала убирали из поля внимания, из памяти, из сознания, а только потом - из реальности.

Кроме того, расширение исторической памяти за счет целенаправленного создания новых «символов идентичности» будет осуществляться начиная с 1930-х гг. Для того чтобы они появились в текстах бедекеров, напротив, потребуется их первоначальное конструирование в реальности.

Вычеркнув реально существующее, бедекеры не могли его заменить новым, пока оно не возникло в пространстве. В результате историческая память 1920-х гг. в ее официальном изводе, который транслировали путеводители, была наименее объемной.

Заключение

Подводятся итоги диссертационной работы, формулируются выводы, определяются основные направления для дальнейшей разработки проблемы.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях

Монографии

1. Руцинская И.И. Репрезентация российских регионов в пространстве массовой культуры. М.: Издательство «Спутник плюс», 2011. 14 п.л.

2. Руцинская И.И. Историко-культурные достопримечательности как «места памяти» в России второй половины XIX - начала ХХ в.: региональный масштаб // Руцинская И.И., Смирнова Л.В., Султанова Н.Д. [и др.]. Социально-гуманитарные проблемы современности: человек, общество и культура. Монография. Кн. 4. Красноярск: Научно-инновационный центр, 2011. 1 п.л.

Статьи в сборниках научных трудов и журналах:

1. Руцинская И.И. Региональный путеводитель в России: формирование жанра (на примере путеводителей по Поволжью) // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Выпуск 2. М., 2008. 0,6 п.л.

2. Руцинская И.И. Регионоведение и краеведение: масштабы различий и формы взаимодействий // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Выпуск 3. М., 2008. 0,3 п.л.

3. Руцинская И.И. Путеводитель как историческая форма презентации регионов // Россия и Запад: диалог культур. Сборник статей XII Международной конференции. Выпуск 14. Часть 1. М.: Центр по изучению взаимодействия культур, 2008. 0,5 п.л.

4. Руцинская И.И. Великий Новгород среди исторических городов России //Региональные записки. Выпуск 5. М.: Центр по изучению взаимодействия культур, 2008. 0,3 п.л.

5. Руцинская И.И. Презентация многонациональных регионов в российских путеводителях второй половины XIX - начала ХХв.// «Язык и культура». Научное издание. Выпуск 12. Т. IV. Киев: Издательский Дом Дмитрия Бураго, 2009. 0,5 п.л.

6. Руцинская И.И. Мемориализация пространства провинциальных городов России во второй половине XIX - начале ХХ в.// Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения. Материалы III Международной конференции. 24-25 октября 2008г. М.: Типография МГУ, 2009. 0,6 п.л.

7. Руцинская И.И. Автор путеводителя: между просвещением и массовой культурой// Россия и Запад: диалог культур. Сборник статей XIII Международной конференции. Выпуск 15. Часть 1. М.: Центр по изучению взаимодействия культур, 2010. 0,7 п.л.

8. Руцинская И.И. Путеводитель как форма самопрезентации провинциального города // Провинциальный мегаполис в современном информационном обществе. Материалы Международной научной конференции (Челябинск, 24-26 марта 2010г.). Челябинск: Энциклопедия, 2010. 0,4 п.л.

9. Руцинская И.И. Путеводитель как инструмент конструирования региональных достопримечательностей (вторая половина XIX - начало ХХ в.) // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Выпуск 1. М., 2011. 0,6 п.л.

10. Руцинская И.И. Путеводитель как инструмент конструирования региональных достопримечательностей (вторая половина XIX - начало ХХ в.). Визуальные задачи восприятия // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Выпуск 2. М.: Издательство Московского университета, 2011. 0,5 п.л.

11. Руцинская И.И. Эволюция восприятия городских монументов в российской провинции второй половины XIX - начала ХХ в. // Теория и практика общественного развития [Электронный ресурс]. 2011. №8. Шифр Информрегистра: 0421100093\0609. Режим доступа: http://www.teoria-practica.ru/8-2011/culture/ rutsinskaya.pdf.

12. Руцинская И.И. От путешественника к туристу: трансформации социокультурных практик // Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения. Материалы III Международной конференции. 24-25 октября 2008г. М.: Типография МГУ, 2011. 0,5 п.л.

13. Руцинская И.И. Путеводитель как инструмент забвения // В мире научных открытий. Выпуск 11.3. Красноярск: Издательство «Научно-инновационный центр», 2011. 0,4 п.л.

14. Руцинская И.И. Популяризация региональных музеев в текстах массовой культуры (вторая половина XIX - начало XX в.)// Актуальные проблемы науки в современном мире. Материалы Международной научно-практической конференции. 27 сентября 2011, Тамбов: Издательство ТРОО «Бизнес-Наука-Общество», 2011. 0,25 п.л.

15. Руцинская И.И. Путеводитель как вид справочного издания: специфика жанра и формы «взаимодействия» с читателем // Язык и культура. Научное издание. Выпуск 12. Т. IV. Киев: Издательский Дом Дмитрия Бураго, 2011. 0,5 п.л.

16. Руцинская И.И. Этнические стереотипы в русской провинции второй половины XIX - начала ХХ в. // Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Выпуск 1. М., 2012. 0,4 п.л.

Работы под № 1, 2, 9, 10, 11, 13, 16 опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК.

Размещено на Allbest.ru